Нам предложили организовать охрану привезенного имущества. От кого охранять? Ведь территория завода закрытая, вход по пропускам. Охранять от некоторых "любопытных" строителей, сказали нам. И пояснили: огромная стройка в разгаре, на ней работают тысячи строителей. В их числе трудились и лица, для которых стройка была местом исправительно-трудовых работ. С учетом этого обстоятельства не лишне было принять некоторые профилактические меры...
      Еще одна ночь проведена в вагонах, а на утро команда: одиночки выгружайтесь, селитесь в бараках около завода. Семейные поедут дальше, отвезут семьи по ближайшим деревням и возвратятся на завод.
      Поезд тронулся. До станции назначения оказалось километров пятьдесят белой до горизонта ровной заснеженной степи. Вот тебе и близкие деревни!
      Станция порядочная, с вокзалом. Привокзальная площадь и значительная часть улицы станционного поселка заставлены санями. Лошади не выпряжены. Видно, ожидают нас. По-военному прозвучала команда:
      - Выгружа-айся!
      А кто куда, с кем, в какие деревни поедет - предстояло решить самим: договориться с приехавшими за нами колхозниками. Точнее - колхозницами.
      Женщины из нашего вагона быстро нашли общий язык с группой крестьянок из недальней деревни. Погрузили мы свой нехитрый скарб на розвальни и снова в путь. Конечно, больше всех были довольны ребята. Многие из них, в том числе и наш сынишка, впервые ехали на лошади, да еще и в "заправдышних" санях-розвальнях по сверкающему белизной насту. Веселая перекличка, детский смех, словно бы и нет никакой войны, а мы просто едем в гости... Но скорбные лица женщин-крестьянок, их однотипные рассказы - "наш там", "от нашего не слыхать" - ежеминутно напоминали о жестокой действительности.
      Следующий день ушел на устройство быта, заготовку топлива. Маленькая деревенька, в крайней избе которой разместилась наша семья, стояла на высоком бугре, километрах в трех от железной дороги. С противоположной от станции стороны этот бугор полого спускался к небольшой речке, густо поросшей кустарником и редкими старыми деревьями. Здесь шла заготовка топлива.
      Просторная комната нашей избы. Большая русская печь, стол с двумя лавками, сходившимися в красном углу под образами да деревянная кровать вот и вся обстановка. У хозяйки, средних лет женщины, которую я на станции принял за старушку, оказалось двое детей, сверстников нашего сына. Муж на фронте, вот уже третий месяц кончается как уехал, а письмо только одно и было. Да и то с пути...
      Остаток дня затратили на сооружение спального места для нашей семьи. Это я пытался сделать из одной лавки и наших двух ящиков. Хозяйка, наблюдавшая за моей работой, вдруг решительно заявила: "Брось ты эту городьбу, вот вам моя кровать, а мы будем спать на печке. Там даже теплее...".
      А на третий день мы снова шагали по знакомому шоссе к своему месту работы - разгрузочной эстакаде, куда уже прибыл следующий эшелон из Воронежа.
      Поселили нас, теперь тоже одиночек, в бараке, который назывался перевалочным. В нем недавно жили строители. Нары в два этажа, в окнах решетки, стекла кое-где выбиты, темно, грязно. Порядок наводить бесполезно, да и невмоготу. Улеглись на нарах в пальто, обуви - не раздеваясь. Усталые, голодные пытались заснуть, забыться до утра. Натянули на руки рукавицы и перчатки, замотали шеи шарфами и полотенцами, постарались закрыть лица и так, упаковав себя до предела, забылись тяжелым сном.
      На следующий день нас перевели в другой барак, почище, снабдили матрацами, одеялами. Быт постепенно налаживался.
      Из сказанного видно, что наше положение на новом месте начало немного проясняться. Но, как оказалось, о нем весьма смутное представление имелось у руководства завода, оставшегося в Воронеже.
      - В конце октября, после отправки первых эшелонов с основным оборудованием и людьми,- рассказывал впоследствии мне А. Белянский,вызывает нас с Шашенковым к себе директор. Сказав, что с новой площадкой очень плохая связь, не ясно, как там развертываются дела, он заявил нам, что, наверное, мы оба там сейчас нужнее, чем тут, и предложил нам побыстрее собраться и вылететь на новое место. Повез нас летчик Рыков на самолете Ли-2.
      - Помнится, выдали мне целый чемодан денег, около миллиона рублей,продолжает Белянский.- Многие работники завода уехали с эшелонами, не успев получить подъемных денег, многим уже полагалась очередная зарплата, а завод еще обеспечивался Воронежским банком, вот эти деньги и поручили мне доставить в кассу завода на новом месте. Рыков ранее летал по этому маршруту, поэтому благополучно доставил нас и посадил самолет на поле будущего аэродрома завода, хотя было довольно темно.
      - Можно было бы рассказать тебе,- улыбается Белянский,- о моих приключениях с миллионным чемоданом, как он потерялся и заставил меня порядочно переволноваться. Но это оказалось недоразумением, и все обошлось благополучно.
      На следующее по прибытии утро собрались мы на заводской площадке. Ранее прошедший здесь обильный снегопад сменился оттепелью, все растаяло, образовалась непролазная грязь... Незаконченные строительством корпуса цехов, которые я вчера в темноте не успел разглядеть. Наше оборудование, лежащее в грязи в разных местах заводского двора, больше всего в районе разгрузочной эстакады. Примитивная транспортировка вручную на катках... Все это резало свежий глаз,- говорит Александр Александрович.- А, главное, что меня поразило, это сравнительно небольшое количество людей, работавших на перетаскивании станков и другого оборудования.
      - Где же, спрашиваю, люди, ведь их уже порядочно должно сюда прибыть?
      - Многие повезли семьи по деревням, устраивают их там...
      Это меня еще больше поразило. В то время, когда у нас каждая пара рук на счету, когда важнее всего выигранные не только дни, но и часы, наш завод рассыпан по двору и недостроенным корпусам - наши люди разъезжают по деревням!.. При этом ведь потерей времени на перевозку семьи в деревню дело не ограничивается. Вернулся человек из этой поездки, приступил к работе, приходит после полуторасменной работы домой, а дома-то и нет. Кто и как устроит его быт, если семья далеко и не она о нем, а он о ней должен заботиться. Какой он работник в такой обстановке...
      Обо всем этом с жаром говорилось на первой летучке, которую я собрал в то пасмурное утро в недостроенном корпусе агрегатных цехов,- продолжает рассказывать Белянский.- Ну, а станки почему так робко расставляете,спрашиваю.
      - Потому, что нет еще общей планировки от проектировщиков, да и Востров заболел...
      - Почему же сами не сделали планировку? Нам здесь жить и работать, мы здесь хозяева, с нас спрос, значит нужно быть хозяевами во всем. Давайте все цеховые планировки и наброски сюда! И тут же на одной из стен этого корпуса мелом начали рисовать эскиз генеральной планировки завода. Проработали несколько часов, но зато всем руководителям стало ясно, кто где располагается, кто где хозяин, кто его сосед, куда каждому тащить свое имущество. Посадили специалистов, чтобы они перенесли эту планировку на бумагу, оформили и направили на утверждение. А самим - действовать!
      Но легко сказать - действовать. Для этого прежде всего нужны люди, наши работники, а они, видите ли, по деревням разъезжают. Едем и мы, но не в деревни, а к местным властям, как привыкли в Воронеже, в обком.
      - Даже теперь,- взволнованно продолжает рассказ Александр Александрович,- когда знание ряда обстоятельств позволяет переосмыслить многое происшедшее в те жестокие годы, я не могу спокойно вспоминать о глубоком разочаровании, которое постигло меня при этом обращении к местным властям. Местных ресурсов для помощи нам не оказалось. Пришлось писать срочную докладную записку в ЦК Г. М. Маленкову с изложением наших предложений по размещению работников завода в городских домах и по ускорению строительства завода. Возможно, что наша докладная была не первая, но очень скоро городские власти получили указание о немедленном расселении заводчан в городских домах.
      А эшелоны из Воронежа прибывали регулярно. С каждым составом, привозившим оборудование цехов, материалы и детали самолетов, приезжали и работники завода с семьями. Они тут же включались в работу по разгрузке транспортов и размещению оборудования в новых корпусах.
      Безусловно, прибывающих интересовало новое место, и они забрасывали нас вопросами. Нас же продолжала волновать обстановка в Воронеже, дела на заводе. Для нас по-прежнему родным домом оставался Воронежский завод.
      Первая весточка оттуда, с родины, была трагична. Оказалось, что на второй день после нашего отъезда - 12 октября - произошел очередной налет немецкого самолета на завод. Крупная бомба попала в крыльевой цех, были жертвы... Но завод работает, "илы" взлетают с нашего аэродрома и уходят на фронт. Основная идея плана эвакуации завода - не прекращать выпуск самолетов при перебазировке - успешно реализуется, и это очень здорово!
      Наша ответная информация прибывающим товарищам была не столь утешительна. Огромный корпус агрегатных цехов и такой же корпус главной сборки самолетов еще не имеют крыш. Правда, расположенные в три этажа вдоль этих корпусов бытовки почти готовы, в них разместились технические отделы, администрация и цеховые службы. В корпусах для заготовительных цехов не закончено возведение стен. Для кузницы, компрессорной, кислородного завода еще только закладываются фундаменты. Отсутствуют складские помещения. На аэродроме не закончено строительство летного поля, нет хранилищ для бензина и масла. В корпусах нет воды, отсутствует канализация, не закончена электропроводка... Нет жилья для работников завода и так далее...
      Словом, мало чем мы могли порадовать товарищей на новом месте. А тут зима начала все более активизироваться. При этом оказалось, что для здешних мест характерным является ветерок, усиливающийся по мере того, как крепчает мороз.
      Казалось, было от чего прийти в уныние, повесить нос. И что греха таить, некоторые из нас не выдержали натиска невзгод, захандрили. Были заболевания физические, большей частью желудочно-кишечные или простудные. Здесь дело было ясно - человек получал отпуск на несколько дней, ехал к семье в деревню, лечился, отдыхал и возвращался здоровым. Труднее было с теми, кого невзгоды надломили морально, кто потерял веру в свои силы. К счастью, таких среди нас было немного, буквально единицы и с помощью товарищей они постепенно преодолели свою духовную слабость, взяли себя в руки.
      Итак, "конвейер" эшелонов, перевозивших оборудование и людей из Воронежа, действовал непрерывно. И для коллектива заводчан, собравшегося на новой площадке, главной задачей стала: привезенное оборудование принять, расставить по цехам в новых корпусах и оживить. Все начиналось с разгрузки.
      Так же, как и в первый день, грузы катились по заводскому двору на обрезках труб и бревнышках. Правда, появился еще один вид транспортного средства, это металлический лист с привязанным к нему тросом или веревкой. Станок устанавливался на лист, несколько человек впрягалось в тросовую петлю, один-два помогали сзади - и станок ехал по подмерзшей, к тому времени покрытой снежком дороге.
      Работа изматывала нас до изнеможения. Вечером к себе в барак мы возвращались вдрызг измотанные, грязные и голодные. Не было слышно обычных шуток и "розыгрышей". Даже неутомимый Лева Соколов и тот стремился забраться к себе на нары побыстрее.
      Как-то в один из вечеров у нас в бараке произошел примерно следующий разговор:
      - А что, Анатолий Николаевич, народ интересуется, сколько времени мы будем работать грузчиками? - нарочито громко спросил Лева, привлекая внимание соседей.
      - И народ этот - я,- пробовал отшутиться Соболев.
      - Ну и я тоже, конечно, ведь я же предцехкома, если ты не забыл. Давай все же посмотрим, что получается: вот прибыли мы сюда, разгрузили свой эшелон, растаскали привезенное добро по местам - это хорошо, порядок.
      - Верно,- подтвердил Соболев.
      - Теперь прибывает второй эшелон, разгружать его опять нам. Третий снова нам работа. А там и четвертый поспешает...
      - Постой, Лев, погоди, хватит трех, четвертый еще будет только завтра,- пробовал остановить Соколова Анатолий.
      - Нет, не хватит,- не успокаивался Лева.- Ты посмотри кругом, секретарь, три эшелона мы разгрузили, а одежда уже вся изорвалась. Ведь спецовки-то никакой нет. Зима началась, а у меня пальто кругом порвано. И у многих так. Это тебе раз.
      Лева сел на нарах, свесив ноги и под одобрительные реплики соседей занялся скручиванием огромной козьей ножоки.
      - Безусловно, без спецовки плохо, я тоже пальто порвал,- согласился Анатолий Николаевич.- Но завтра твердо обещали выдать нам рукавицы и брезентовые фартуки, будет меньше потерь на одежном фронте. Но ведь главное все-таки не в экипировке, а в том, чтобы быстрее пустить в ход производство, приступить к выполнению основного задания. Дать фронту "илы". И черт с ним, с пальто и костюмом в придачу ради такого случая, верно ведь?
      Дальнейшее обсуждение этого вопроса было прервано приходом в барак нашего начальника Н. П. Назаренко. Появление его в поздний час, наверное, было не случайным, и все обитатели "халупы" быстро сгрудились вокруг гостя.
      - Вот что, братцы,- начал Николай Петрович,- новости следующие: власти приняли решение расселить нас с семьями в городе, что находится отсюда километрах в пятнадцати. Расселять будут по уплотнению в квартирах горожан. Сейчас работают комиссии горсовета с активом и нашими представителями ходят по домам и определяют фактическое положение с жильем и жильцами в каждом доме, в каждой квартире. Здесь много частных домов, очевидно, и нам придется пожить в этих домиках. Конечно, это не то, что воронежские квартиры, но лучше, чем ваше положение сейчас. По мере выявления квартир каждому будет сообщено, когда и куда он может перевозить семью. Тогда этот товарищ получит трехдневный отпуск и осуществит переезд. Из дальних деревень лучше собираться группами, удобнее организовать транспорт. Учтите, что на заводе машин нет для этих целей и просить бесполезно. Надо устраиваться самим.
      - А когда начнется это "переселение народов", Николай Петрович?
      - Думаю, что уже теперь, в ноябре, но процесс этот длительный и продлится не менее месяца. Скажу вам еще, что сегодня я ездил на строительство заводского поселка. Впечатление осталось хорошее. Домов заложено много, строителей работает масса. Несколько двухэтажных домов уже почти готовы, вполне приличные дома с квартирами из двух и трех комнат. Так что не волнуйтесь, работайте, все устроится. Еще заживем!
      - Мы-то здесь как-нибудь обойдемся. А вот как дела на фронте? Ни газет, ни радио,- недовольно буркнул кто-то.
      - Действительно, Николай Петрович, даже радиоточки не имеем. Да и газету купить негде. Отстаем от жизни. Расскажите, что там на фронтах делается.
      - Этот вопрос я предусмотрел,- Назаренко извлек из внутреннего кармана пальто большую пачку газет,- вот, читайте.
      Соболев принял сверток, быстро разобрал газеты по датам и, оставив себе одну, передал газеты в протянутые руки. Через несколько минут под тремя электролампочками, развешанными прямо на проводах под потолком барака, образовались группы людей с газетами в руках. Слышались возгласы одобрения или досады от прочитанного. Конечно, основное внимание было приковано к сводкам Совжнформбюро.
      - Слушай, Соболев,- раздался чей-то голос из дальнего угла барака, прерывая читающих.- Давайте все-таки закончим разговор, начатый Соколовым, но только в ином плане. Все мы работаем, вроде бы стараемся, а коллектива нашего не видно, не чувствуется. Мы предлагаем, чтобы ты организовал из нас одну бригаду СКО и командовал ею. Думаем, что и делу польза будет и нам.
      Предложение приняли единодушно. Впредь на разгрузке работала единая монолитная бригада Соболева. Она была признана одной из лучших и отмечена в приказе Наркомата.
      Справедливости ради следует сказать, что на разгрузке заводского оборудования работали не только мужчины, но и женщины. Например, отлично трудилась дружная бригада под командованием технолога ОГТ молодой, задорной Татьяны Сергеевны Кривченко. Эта бригада не только не отставала от многих мужских бригад, но и порой задавала им тон.
      Следующим утром на разгрузочной площадке в сопровождении Белянского, Вострова и другого заводского начальства появился директор. Обошли весь участок. Вызвали бригадиров.
      Импровизированное совещание директор начал с претензий:
      - Товарищ Иванов, что же это за беспорядок у вас здесь творится - вот брошенный станок, его уже почти засыпало снегом, а тот кто-то на самой дороге оставил, разве это дело?
      - Товарищ директор, там не мой участок. Моя бригада занимается разгрузкой оборудования, я отвечаю за порядок на эстакаде. А кто куда станок не довез, не знаю и знать не могу...
      - Так, так... Николай Дмитриевич, Александр Александрович, все цехи имеют планировки, кто персонально этим занимается?
      - Планировки всеми цехами получены. Заведует этим участком начальник бюро механизации Агальцев.
      - Очень хорошо... Теперь скажите, как мы узнаем, куда нужно везти этот брошенный на дороге станок?
      - Очень просто, это станок цеха No 8 - на нем написано. Теперь возьмем планировку цеха No 8, это корпус No 3, вот она. Станок имеет номер 34, находим его место в цехе. Оно вот здесь, во втором пролете от входа...
      - Товарищ Чесноков, вы подготовили предложения, как мы вчера говорили?
      - Да, подготовил.
      - Докладывайте, пожалуйста.
      Чесноков развернул свою папку и, придерживая бумаги, начал:
      - Здесь, на площадке, будут выдаваться рабочие наряды на доставку оборудования от эстакады по цехам. Оплата этой работы устанавливается в зависимости от вида груза, а также от расстояния до места доставки. За получение наряда расписывается ответственный, бригадир. За получение груза в цехе - начальник. После этого наряд может предъявляться к оплате.
      Чесноков замолчал.
      - Так кто же получает оплату по наряду,- задал вопрос Бе-лянский,бригадир за всех?
      - Нет, Александр Александрович, я забыл сказать, что в наряде должны быть записаны фамилии всех работавших на данной операции людей и проставлена сумма заработка каждого, вот здесь,- показал Чесноков.- При оплате наряда каждый будет расписываться за получение своих денег, а бригадир - своих.
      - Всем понятна система? - Директор оглядел собравшихся.-Есть возражения? - И после небольшой паузы заключил: - Раз нет возражений, так и будем делать. Ответственным за выдачу нарядов будете вы, товарищ Чесноков. И прошу вас людей не обижать, пусть зарабатывают. Главное для завода сейчас, чтобы станки быстрее завертелись на своих местах. Время нам дороже всего, время. Действуйте!
      Начальство ушло, а бригадиры окружили Чеснокова. Каждому хотелось побыстрее получить наряд, чтобы "станки быстрее завертелись"... Надо ли говорить, что после введения такой ответственности и хорошей оплаты, работы по разгрузке оборудования и расстановке его по цехам стали выполняться еще более интенсивно, чем в предыдущее время.
      Приезжавший в те дни к нам на завод С. В. Ильюшин вспоминает: "...Останавливались составы, и тяжелейшее, сложнейшее оборудование словно ветром сдувало с платформ..."
      И не случайно произошло так, что при эвакуации из Москвы ОКБ Ильюшина было направлено именно в тот город, в районе которого разместилась новая площадка нашего завода. Конструкторский коллектив, автор штурмовика Ил-2, должен находиться поблизости от ведущего завода, выпускающего эту машину, чтобы помогать заводу в трудное время.
      Под ОКБ отвели небольшой двухэтажный особняк с зеркальными окнами бывший книжный магазин. Прежде чем начать перетаскивать в этот домик имущество с вокзала, где стояли товарные вагоны, конструкторам пришлось основательно потрудиться над уборкой помещения - скрести, мыть, утеплять окна. В большой комнате на втором этаже установили печку-буржуйку, затопили ее обрывками бумаг, помещение стало прогреваться, повеяло жильем...
      Совсем немного вещей захватили они с собой из Москвы, только чертежи, необходимые справочные материалы да несколько шкафов, столов и стульев. Но когда все это немудреное хозяйство затащили в свои новые "аппартаменты", то повернуться там стало почти невозможно. Началось освоение стен, но и их площадь имела предел...
      В разгар этой "битвы" в конструкторском доме появился Сергей Владимирович Ильюшин. Он, как всегда, принял самое деятельное участие в общих хлопотах по устройству рабочих мест в новом помещении, напомнив при этом народную мудрость, что не место красит человека, а наоборот. Поздно вечером первого дня пребывания на новом месте конструкторы расстелили на полу комнат нового ОКБ матрацы и, не раздеваясь, вповалку улеглись спать. Сергей Владимирович был здесь же, спал рядом со всеми, укрывшись своей видавшей виды меховой кожанкой.
      - В течение нескольких дней, пока конструкторов расселяли по уплотнению в городских домах, мы так и жили в своем ОКБ,- рассказывает автору Г. Л. Марков.- Но вот вскоре все были размещены. Одиночек сгруппировали. Так в небольшой комнатке одного из соседних домов поселились М. Овчинников, А. Македонский, Н. Максимов, В. Иванов, Г. Марков. Начались рабочие будни. Каждый имел задание. Некоторые трудились непосредственно в бюро - Сергей Владимирович торопил с проработкой различных вариантов конструкций. Но многие сотрудники направлялись на заводскую площадку и включались в работу по разгрузке и транспортировке заводского оборудования. Это была работа для всех. Здесь "аэродинамик" не отличался от "прочниста", а конструктор шасси от электрика. Впрочем, инженер-конструктор, если и отличался от слесаря, то только тем, что последний увереннее орудовал вагой при транспортировке станков от эстакады в цех.
      - Конечно, не легко давалась нам непривычная работа грузчиков-такелажников,- вспоминает Михаил Гаврилович Овчинников.- Но из всех трудностей того времени мне наиболее всего запомнились тяжелые поездки в неотапливаемых дачных поездах из города на завод и обратно... Совершенно измотанные добирались мы до своих коек, порой думая, что уж завтра не будет сил выйти на работу. А наступал рассвет, и мы снова спешили на заводскую площадку, где с каждым днем становилось все более и более оживленно.
      Да, с раннего утра каждого дня территория завода превращалась в огромный человеческий муравейник, где каждый был предельно занят. Люди работали самоотверженно. Торопила и начавшаяся зима. Также всех нас подгоняло и страстное желание поскорее включиться в основную работу, желание побыстрее навести порядок на новом месте, покончить с ненавистным состоянием вынужденного простоя, сделать завод снова полнокровно действующим, выпускающим "илы".
      Собравшийся на новой площадке в полном составе партийный комитет возглавил организацию всех работ по разгрузке эшелонов и расстановке оборудования.
      Но во всей этой обстановке, на мой взгляд, главным стимулом, заставлявшим людей самоотверженно трудиться, было стремление походить на тех, кто был на фронте. Как бы ни было трудно нам здесь, в любой тяжелейшей ситуации помогала одна мысль: "А им там каково?" Она сразу уменьшала и как-то принижала значимость наших трудностей.
      Эвакуация завода совпала с периодом ожесточенных сражений на подступах к Москве. Как ни скупы были сводки Совинформбюро, но и по ним, а также по рассказам встречавшихся нам людей с предприятий, эвакуированных из Москвы, мы могли составить себе хотя бы самое общее представление о серьезности и напряженности положения на фронтах перед столицей. Представление достаточное, чтобы понять: там решается, если не все, то очень и очень многое...
      Более полная картина военной обстановки близ Москвы всем нам станет известной значительно позднее. Тогда мы не знали, что по плану "Тайфун" против столицы Советского Союза было сосредоточено огромное количество немецких войск, значительная часть всех фашистских танков, самолетов, орудий и пулеметов, действовавших на фронтах. Только много времени спустя после окончания войны миру станет известно чудовищное заявление маньяка Гитлера: "Там, где стоит сегодня Москва, будет создано огромное море, которое навсегда скроет от цивилизованного мира столицу русского народа".
      Фронт работ на новой площадке непрерывно расширялся. Прибывшие из Воронежа и развезенные по цехам станки и другое оборудование необходимо было скорее пустить в дело. Для этого предстояло выполнить, как минимум, два условия: закрепить станки на фундаменте и подать к ним электроэнергию. Трудно сказать, какое из этих требований осуществить было сложнее. Уже говорилось, что капитальная электропроводка к заводским корпусам еще не была закончена. Значит, необходимо прокладывать временные линии. Определились бригады электриков. Их всюду можно было различить по моткам и катушкам электропроводов, которые они за собой перемещали.
      Едва станок втаскивали в тот или иной корпус и ставили на место по планировке, как к нему направлялись электрики. И пока несколько работниц цеха снимали со станка упаковочную бумагу и обтирали консервационную смазку, монтеры подключали к нему временную электропроводку, "лапшой" свисавшую со стен и потолочных перекрытий.
      А как же закрепление станка? Фундамент обязательно будет, ведь без него станок потеряет точность. Но земляной пол в цехе так промерз, что его нужно долбить пневмомолотками, которых еще слишком мало. Да и бетон фундамента, чтобы не замерз, необходимо прогревать. А как и чем?
      Морозец между тем крепчал, станки покрылись инеем. Голой рукой за рукоятки не берись - прилипнет. Что же делать? Думаю, что никто из высокого начальства не давал команды разводить костры в цехах. Правилами противопожарной охраны это безусловно запрещено. Но они загорелись, эти костры. Вначале робкие, случайные, а затем "организованные", в железных бочках на листовом железе. Конечно, дымные, но вселявшие жизнь в промерзшие заводские корпуса, в заснеженные цехи.
      Отогрелись руки у огня и вроде бы теплее стало в цехе, меньше обжигает металл станка, даже можно попробовать его запустить... Щелчок выключателя и загорелась лампочка освещения. Хорошо... Нажата кнопка "пуск" - ожил станок, завертелся патрон, пошел суппорт. Ура-а-а, работает! Радостью светятся лица. А как же, ведь это означает, что оживает завод, кончается период становления. Растет и крепнет вера в себя, в свой коллектив, в то, что мы все можем!
      Но перевозкой и установкой по цехам массы станков далеко не исчерпывались трудности становления производства на новом месте. Прежние тяжести нам показались игрушечными по сравнению с вновь прибывшим кузнечно-прессовым оборудованием. И главным среди "мостодонтов" был огромный пресс "Бердсборо", развивавший усилие прессования, равное весу сотни груженых вагонов - пять тысяч тонн! За один рабочий ход этот гигант выдавал десятки различных деталей самолета и работал отлично. Но это было там, в Воронеже. А сейчас он лежал на разгрузочной эстакаде, разобранный на части, и свежий ветерок, посвистывая, засыпал его безжизненные детали холодным сыпучим снегом...
      Собрались тогда на эстакаде заводские специалисты решить, как организовать транспортировку пресса в цех. Правда, самого цеха тогда еще не было, только фундаменты под прессы и молоты успели положить, стены начали выкладывать. Впрочем, последнее обстоятельство пошло на пользу - проще было затаскивать громоздкое оборудование. Ведь вес отдельных деталей пресса-гиганта достигал семидесяти тонн. Соответственны были и размеры.
      Пришел на эстакаду директор, выслушал соображения заместителя главного механика Б. М. Данилова, дал команду закрепить за бригадой такелажников второй гусеничный трактор, чтобы тащить детали пресса, а потом задал Данилову вопрос:
      - За сколько времени, Борис Матвеевич, собираетесь смонтировать "Бердсборо"?
      - Обсуждали мы этот вопрос, Матвей Борисович,- отвечает Данилов.- И вот что получается по нашим прикидкам. В Воронеже монтаж и наладка этого пресса в свое время заняли полгода при благоприятных условиях работы. Теперь, при нужде, думаем сделать вдвое быстрее, месяца за три, хотя опыта работы в мороз на открытом воздухе у нас нет.
      Зашумели помощники Данилова, когда услышали такое заявление. Еще накануне у них было много споров по этому поводу.
      Некоторые доказывали, что промерзшие детали пресса вообще нельзя монтировать, что потом, разогревшись, они могут разрушиться от внутренних напряжений. Ну, а чтобы зимой на открытом воздухе смонтировать пресс за три месяца? Да об этом и разговора быть не может!..
      Долго молча слушал директор споры специалистов, не ввязывался в них, а когда те угомонились, сказал. Сказал тихо, как бы с трудом выжимая из себя слова:
      - Я знаю, товарищи, что требую от вас невозможного, но пресс через месяц должен работать. Понимаете - должен!
      Повернулся и ушел, прихрамывая, опираясь на свою палку. А механики стояли, глядя ему вслед, постепенно осваиваясь с мыслью: "Месяц, только один месяц..."
      С того часа работы по перевозке и монтажу пресса производились круглосуточно, не прекращаясь ни на минуту. Бригаду монтажников возглавил лично главный механик завода Леонид Николаевич Ефремов, к тому времени приехавший из Воронежа.
      Партийный комитет, придавая чрезвычайно важное значение этому участку, рассмотрел на своем заседании график работ по монтажу пресса. Приглашенные на заседание специалисты всех заводских служб помогли сократить некоторые сроки графика. Член парткома К. Ф. Александров был закреплен за столь важным объектом до окончания всех работ. Для коммунистов Ефремова и Александрова, по решению парткома, срочный монтаж пресса стал не только производственной задачей, но и ответственным партийным поручением.
      Александров, сам по профессии монтажник, начальник участка цеха главной сборки самолетов, от имени парткома осуществлял ежедневный строгий контроль хода выполнения работ по графику. Но он не только контролировал, а и помогал. Он сумел так организовать соревнование монтажников, что ежедневно на участке знали, как выполняется график, и видели своих лучших товарищей. Ежедневно выходивший боевой листок помогал монтажникам и такелажникам непрерывно поддерживать взятый ими невиданно высокий темп, сплачивал их, что было чрезвычайно важно в тех отчаянно трудных условиях.
      На монтаже гигантского пресса зимой при сильных морозах и вьюгах особенно отчетливо проявилась организующая роль партийного звена в группе монтажников.