Глава 1.

БЕСПОКОЙНЫЙ НАРЯД.

Ночь прошла. Над серой гладью Ладожского озера забрезжила розовая полоса рассвета. Вечером прошла гроза, и утренний воздух пронизывала бодрящая свежесть. Дежурный по КПП сержант Казаков зябко поежился и затянулся едким дымом. «Курево кончается, надо будет дневального послать в киоск на станцию». День обещал быть хорошим. Сержант прислонился к двери. Суббота. С утра пораньше все начальство разъедется: кто в город за продуктами на неделю, кто — к родственникам. Наряд с пятницы на субботу — самая халява. С субботы на воскресенье тоже ничего, только пропадает один выходной. По сути службу тянешь оба дня, а отгул дают только за один. А самая погань — наряд с воскресенья на понедельник: половина воскресенья до наряда — ни себе ни людям, считай, пропал выходной, а в понедельник с утра у начальства заряд служебной бодрости на всю неделю. Готовы цепляться к чему угодно, от телефона покурить не отойдешь. Лучше попробовать урвать отгул в пятницу, тогда можно смотаться во Всеволожск к своей девчонке на целых три дня. Только за отгул в пятницу начальство готово зубами в глотку вцепиться. Как же человек аж целых три дня будет отдыхать! Жаба их, что ли, душит? Мысли об отдыхе прервал усиливающийся гул моторов. На шум из, каптерки выбрался заспанный дневальный — худой солдат-первогодок.

— Похоже, колонна идет. Интересно — к нам? Товарищ сержант, оставьте докурить.

— В обед с тебя пачка, с вечера мои смолишь. К нам никто не собирался. Если б кого ждали, дежурный бы на инструктаже сказал. Держи… Казаков протянул дневальному сигарету. Но покурить ему не пришлось, у ворот КПП остановился «уазик», и с этого момента началась кутерьма. Застегнувшись на все пуговицы, дежурный направился к машине.

Протянул руку за документами и остолбенел, заметив золотое шитье на погонах. Все пассажиры легковушки имели чины не ниже генерал-майора. Из-за поворота выползали тяжелые трейлеры.

— Что, сержант, от страха дар речи потерял? — насмешливо спросил пассажир с переднего сиденья, опустив стекло.

Казаков с удивлением узнал в нем начальника полигона.

— Товарищ генерал-майор, за время моего дежурства… — заученно начал дежурный формулу уставного доклада.

— Ясно, ясно. Звони дежурному по части, пусть объявляет сбор офицерского состава.

Дневальный бодренько открыл ворота и встал сбоку, удерживая тяжелую створку. «Уазик» рванул по лесной дороге, за ним потянулись и остальные машины. Казаков крутанул ручку полевого телефона:

— Товарищ капитан, прибыл начальник полигона и еще генералы, все незнакомые. С ними тут целая колонна техники. Они к штабу поехали.

— Давно? — Дежурный по части быстро надел китель, затянул ремень с кобурой, толкнул дремлющего помощника: — Давай вставай, похоже, к нам начальство пожаловало. Принесло же их на выходные. — И бросил в трубку: — У тебя все? Что еще за колонна?

— Большая. Начальник дал команду объявлять «сбор офицерам». А вы говорили, сегодня стрелять не будут.

— Ладно, принял. Сейчас разберемся, с чем они явились. — Дежурный посмотрел на часы: от ворот до штаба минут семь езды, подумал: «Время есть, успею позвонить командиру». И поторопил помощника, тот все никак не мог проснуться:

— Звони офицерам, объявляй сбор.

— Случилось чего?

— Дементьев приехал с толпой народа, давай скорее…

Дежурный снял трубку с пульта внутренней связи и утопил кнопку с лаконичной надписью «Командир».

Командир войсковой части 97619 подполковник Соколов не относился к числу начальников, о которых в известном фильме говорилось: «Сатрап, он и есть сатрап…» На свою должность попал как хороший хозяйственник. Большего на этом посту от него и не требовалось. Полигон это не полк и не аэродром — всего-навсего приличный кусок огороженной территории на берегу озера и несколько единиц техники. Задача у его части простая: принять прибывших, разместить, обеспечить условия для проведения стрельб и проводить восвояси. Прежде Соколов служил командиром отдельного батальона аэродромного обслуживания, вот там работы было порядочно, а тут почти синекура. Правда, у него была еще одна задачка, не оговоренная в документах, регламентирующих боевое предназначение части: периодически организовывать бани, охоту и рыбалку шишкам из округа. Тут важно не ударить лицом в грязь, не оплошать, знать начальственные вкусы и пристрастия: кто чего любит есть, что пить. Так что надо вертеться. Та еще работенка, поди всем угоди. Но это опять же как посмотреть, в неофициальной обстановке с начальством и общаться проще. Глядишь, и для себя чего выбьешь, а уж для части — проще простого.

Выслушав доклад дежурного, Соколов стал собираться.

— Чего там у вас? — недовольно пробурчала разбуженная сборами жена.

— Спи, начальство приехало.

— Опять выходные пропали, достали уже эти гулянки. А собирались к матери, картошку сажать. Вторую неделю не можем выбраться. Надо тебе было в эту глушь с батальона уходить. Жили как люди в городе…

Соколов уже давно не обращал внимания на подобные нападки. К тому же сейчас его больше заботила причина непланового визита. Прибудь начальство на пикник, известили бы заранее. Ведь баню-то еще растопить надо и стол накрыть…

У штаба стояла колонна военной техники. Начальство неторопливо дефилировало по обсаженной декоративным кустарником тропинке от дороги к крыльцу. Среди приезжих подполковник насчитал пять генералов, причем некоторые из них в летной форме. «Чего их столько понаехало? Плановую проверку сдали. Какая-нибудь московская комиссия? Местные хороши — не предупредили, начальнички хреновы. Еще снимут, чего доброго». В курилке собирались вызванные из дому офицеры. Соколов заметил начальника полигона. Генерал-майор Дементьев его тоже увидел.

Командир вскинул руку к фуражке и начал обычный рапорт. Дементьев прервал:

— Успокойся, Василий Владимирович. Здравствуй.

— Здравия желаю, товарищ генерал…

— Мы тут к тебе в гости наведались, примешь? — Дементьев прищурился.

— Как не принять, сейчас распоряжусь, вот сбор закончим и…

— Не суетись, насчет сбора это я распорядился. Как все соберутся, поставим задачу. По поводу остального не беспокойся. У нас все с собой.

— Обижаете, товарищ генерал, мы сейчас…

— Некогда, некогда. Через четыре часа прибудет иностранная военная делегация. Да не волнуйся ты. — Начальник заметил, как побледнел подчиненный.

— Так нас же не предупредили, мы б заранее…

— Вот как раз заранее и не нужно. Все планируется провести без помпы. С минимальной оглаской. Поэтому ваш полигон и выбрали. Сейчас отрядишь своих начальников площадок, пусть они покажут приезжим свое хозяйство. Делегация прибудет в десять, в двенадцать у них банкет в округе, так что мы ненадолго. Пойдем, я тебя гостям представлю.

Дементьев и Соколов направились к приезжим генералам.

— Вот, товарищи, командир части. Прошу любить и жаловать. С ним мы и будем работать.

— Подполковник Соколов, — представился «директор заимки».

— Нам потребуются площадки для стрельбы по наземным, воздушным и морским целям, — заговорил незнакомый командиру генерал-лейтенант. — Пребывание ваших людей в зоне стрельбы необходимо ограничить, оцепление мы обеспечим своими силами. Вопросы?

— У меня только один вопрос: вы стрельбы планируете, а у нас ничего такого на сегодня не забито. Мы заявок не подавали, местных не оповещали и мишени не готовили.

Приезжий кивнул:

— Местных оповестила служба РАВ округа, насчет остального не беспокойтесь — у нас все с собой. От кухни до мишеней. — Он махнул рукой в сторону колонны. — От вас требуется только территория.

Под чехлами на платформах смутно угадывались очертания какой-то техники. Соколов готов был биться об заклад, что гости привезли с собой вертолет, что-то из бронетехники — виднелись гусеницы — и большую лодку. Солидная, видать, фирма пожаловала. Обычно мишени приходилось заказывать в округе, летающие — у авиаторов, наземные — у инженеров. Но стрелять по настоящим гусеничным машинам и лодкам у них на полигоне? Это что-то новое.

— Задача ясна?

Подполковник кивнул.

— Вот и прекрасно, зовите начальников площадок.

Соколов подозвал несколько человек. Те представились и встали полукругом возле командира и прибывших генералов.

До сих пор на полигоне отрабатывали приемы стрельбы расчеты средств войсковой противовоздушной обороны. «Шилки» и «Тунгуски» лупили по воздушным целям и лишь несколько упражнений отрабатывались по наземным мишеням. Для выполнения каждого упражнения существовала своя площадка. Сегодня, говорят, стрельбы будут комплексными, так что понадобятся все площадки.

— Необходимо ознакомить прибывших специалистов с особенностями местности, — давал наставления представитель приезжих. — Персонал полигона особо загружать не планируется. Просьба не афишировать это дело и по максимуму исключить присутствие личного состава в районе стрельбы. Остальное — ваше дело.

После инструктажа все двинулись к технике. В утреннем воздухе гулко раздавались команды. Захлопали дверцы и люки. Взревев моторами, тяжелые МАЗы потащили прицепы в глубь леса.

Мечтам сержанта Казакова о спокойном дежурстве определенно не суждено было сбыться. После завтрака он собирался урвать свои законные четыре часа на «отдых лежа», но не тут-то было. Не успел сержант заснуть, как был разбужен дневальным. Перепуганный солдат тряс его за плечо:

— Товарищ сержант, вставайте, там у ворот полный автобус с черными.

Казаков рывком сел:

— Что еще за черные? Кавказцы? — Мелькнула шальная мысль: «А ведь ходили слухи, что на гарнизоны нападают, неужто и сюда забрались?» — Дежурному звонил?

— Не-а, не кавказцы, вообще не наши — негры. Звонить?

— Ты что, травки накурился? — Сержант втянул носом воздух.

— Правда, негры, ну сами гляньте.

Казаков глянул. На пятачке перед КПП стояли два автобуса «интуристовского» типа. Перед ними черная «Волга» с «мигалкой». За стеклами виднелись люди в иностранной военной форме. Некоторые и правда — негры. Водитель «Волги» высунулся в окно:

— Эй, военный, и долго нам тут куковать?

Казаков поспешил к телефону. Выслушав доклад, дежурный по части рассмеялся:

— Всех впускать, никого не выпускать. У нас сегодня день открытых дверей. Все по плану, не дрейфь.

Глава 2.

КОМПЛЕКС «АКИНАК».

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО.

— Вашему вниманию предлагается многоцелевой разведывательно-ударный комплекс «Акинак».

Майор ракетных войск и артиллерии делал длинные паузы между фразами. Три лейтенанта быстро переводили: на греческий, английский и сербский. Гости разбились на три группы и встали на возвышенности радом с составляющими нового комплекса. С пригорка открывался вид на полигон и акваторию маленькой бухты. Там было пусто. Немного в стороне замерла пусковая установка с воздушной мишенью. Ярко окрашенный снаряд застыл, задрав к небу острый нос.

— Дальность поражения при стрельбе по наземным целям достигает пятнадцати километров, по воздушным целям — до двадцати километров. Разведка целей ведется в широком диапазоне частот электромагнитного спектра и инфракрасных волн. Эта задача решается станцией пеленгации, обеспечивающей обнаружение наземной техники и летательных аппаратов в пассивном режиме. — Докладчик приблизился к стойке с шаром на крыше и постучал по нему указкой. — Отсутствие каких-либо излучений от станции исключает обнаружение комплекса средствами радиотехнической разведки противника. Поражение целей обеспечивается ракетой, специально разработанной нашим НПО для этого комплекса. — Докладчик подошел к ребристым коробкам: невысокие прямоугольные ящики, метров двух высотой, опирались на металлические сошки. — Каждый контейнер — это герметичный пенал, в котором находится готовая к действию ракета, — продолжил майор. — Двигатель твердотопливный, поэтому ракеты всегда готовы к применению. Головная часть — сменная. Комплекс имеет ГЧ трех типов: с кумулятивным зарядом, с осколочно-фугасным зарядом и специальную для уничтожения воздушных целей. Наведение на цель может осуществляться по инфракрасному излучению, по лазерному лучу и по радиокомандам. Управление огнем осуществляется с контрольного центра, основу которого составляет специализированный вычислительный комплекс «Сармат». Прошу следовать за мной.

Иностранцы потянулись за лектором. Вычислительный комплекс обслуживался двумя операторами. Небольшая стойка с блоками в защитных кожухах соединялась кабелем с пультом управления. Докладчик подождал, пока все подойдут, и продолжил.

— Данные разведки выводятся на экран монитора. — Указка коснулась прибора, с виду напоминающего переносной компьютер. — Сразу же производится расчет данных для стрельбы и распределение целей между ракетами. В памяти этого блока хранится информация о том, в каком состоянии находятся ракеты в подключенных пеналах. Связь контрольного центра со станцией пеленгации и пеналами осуществляется по волоконно-оптической линии или по радио. Дальность выноса контрольного центра достигает пятисот метров при управлении по кабелю и пяти километров при управлении по радио. Работа по радио ведется широкополосными сигналами с псевдослучайной перестройкой рабочей частоты, что исключает возможность обнаружения и подавления линии управления средствами радиоэлектронной борьбы. — Докладчик достал из кармана портативную радиостанцию, скомандовал: — Давайте мишень номер один, — и повернулся к зрителям: — Попрошу посмотреть в ту сторону.

На одной из площадок появился танк. Бронированная машина выплыла из-за песчаной дюны и, повинуясь радиокомандам, двинулась вдоль берега. Для имитации реального боя танк маневрировал, то и дело скрываясь за холмами. Вынырнув из-за укрытия, он двинулся к возвышенности, на которой разместился комплекс. Башня танка начала вращаться, нащупывая стволом пушки мишень, и наконец раздался выстрел. Язык пламени лизнул песок дюны. И звенящий гул пронесся над озером. Танк тут же сменил позицию. Зрители возбужденно загалдели. Они узнали «Т-80». Машина легко двигалась по пересеченной местности, исчезала и появлялась вновь. Казалось, многотонная махина порхает, как бабочка. Танк маневрировал на удивление легко, с изяществом. Движение сопровождал негромкий гул турбин. «Т-80» имитировал типичные действия танка в бою. Каждый маневр сопровождался выстрелом.

Гости притихли. Оператор нажал несколько клавиш. С негромким хлопком слетела крышка одного из контейнеров. И ракета рванулась вверх. Дыма при старте почти не было, небольшое облачко пороховых газов сразу рассеялось. Начертив высокую дугу, ракета нашла танк. Молния с небес ударила точно в броню над отсеком двигателя. В первое мгновение показалось, что больше ничего не произойдет. Гости разочарованно выдохнули, но тут «Т-80» окутало облако белого пламени. Сияние длилось несколько секунд, потом в танке рванул боекомплект. Грозное оружие было уничтожено. Иностранцы оживились.

— Давайте вертолет, — скомандовал майор.

Из-за верхушек деревьев появилась винтокрылая мишень. Гости сразу угадали — переделка из «Ми-2». Машина зависла у самой земли, повернулась вокруг оси и ударила неуправляемыми снарядами по догорающему остову танка. Затем мишень двинулась по кругу: она то скрывалась за соснами, то пряталась за прибрежным обрывом. По характеру полета — ударный вертолет во время атаки. Повинуясь командам оператора, из контейнера выскочила еще одна ракета. Змейкой скользнув над землей, она ударила точно в выхлопную трубу двигателя вертушки. Мишень окутали клубы дыма, и еще в воздухе она развалилась на куски. Наблюдатели заметили, что на этот раз звук взрыва был другим.

— «Акинак» в состоянии поражать цели навысотах от нескольких метров до десяти километров.

Следующей целью оказалась ракета. Команда — и мишень с ревом пошла вверх. За красным снарядом с короткими прямоугольными крыльями тянулся дымный след. Развернувшись в полете на сто восемьдесят градусов, мишень выключила двигатель и стала планировать над озером, приближаясь к труппе наблюдателей. Послышались нервные смешки. А ну как долетит?

Сопровождающий группу генерал с опаской спросил:

— Она у вас хоть без заряда?

Майор кивнул и повернулся к зрителям:

— Эта мишень — аналог планирующей бомбы. Эфир забит помехами. Можете убедиться: у нас работает станция постановки помех, аналогичная используемым в странах НАТО. Она многим из вас знакома. — Майор ткнул указкой в индикаторные приборы станции.

Обслуживающий станцию оператор снял головные телефоны и повернул их гостям:

— Шумим по-честному. Без обмана.

Гости рассмеялись.

Навстречу «планирующей бомбе» ушел очередной гостинец. Оператор комплекса специально выждал: дал мишени приблизиться, чтобы перехват был хорошо виден зрителям. Эта ракета сработала не так, как остальные. Когда до цели осталось несколько десятков метров, раздался хлопок, напоминающий треск рвущейся материи. От ракеты к цели понеслось облачко осколков.

Обломки мишени долго кружились над водой. Восхищенные зрители захлопали в ладоши.

— Ну и на десерт… — Докладчик снова потребовал внимания. — Возможно и иное управление ракетами комплекса. На каждую группу контейнеров выделяется прибор управления автономной стрельбой. Наведение осуществляется теми же способами, но при радиокомандном необходимо удерживать цель в перекрестье прицела. Для демонстрации мне нужен один желающий.

Пока переводчики сообщали подопечным смысл новой фразы, от группы сербов отделился один офицер.

— Если не возражаете, я бы попробовал, — сказал он на отличном русском языке.

— Пожалуйста. — Майор поманил его к себе.

Оператор помог сербу пристроить прибор на плече, закрепил ремни и объяснил, как он работает. Это устройство напоминало профессиональную видеокамеру. Выбрав радиокомандный способ наведения и включив прибор в автономном режиме, серб повернулся к майору:

— Капитан Бражич к стрельбе готов.

Оператор поправил прибор на его плече и напомнил:

— После выстрела необходимо все время удерживать мишень в прицельной рамке.

Серб кивнул.

Новой целью оказался катер. Выскочив из-за мыса, он по широкой дуге летел вдоль берега. На корме дымила шашка, и бухта сразу скрылась за маскировочной завесой. Бражич включил тумблер инфракрасного обнаружения. Экран заволокла зеленоватая мгла, но силуэт катера был виден отчетливо. Теперь дымовая завеса ничуть не мешала наведению. Напротив, шашка на корме катера светилась яркой точкой. Серб зафиксировал мишень в перекрестье прицела и нажал кнопку «Пуск». Отстреливая тепловые ловушки, катер мчался к выходу из бухты. Но ловушки не помогли. Ракета настигла катер.

— Закрой глаза, — прозвучал над ухом серба голос оператора. Капитан подчинился. Услышав грохот взрыва, он отвел видоискатель устройства в сторону и глянул на мишень. Над водой плыли клубы черного дыма — пылали пятна топлива.

Зрители восторженно аплодировали.

Высвободив руку и плечо от ремней «камеры», Бражич медленно направился к своим. Это было совершенное оружие, думал серб. Ничего подобного он не видел. Вот что нужно его народу. Нужно именно сейчас. Сегодня, потому что у них может не наступить завтра.

Лектор продолжал распинаться о достоинствах комплекса, но гости уже не слушали его. Одни обступили операторов, засыпав их вопросами. Другие разбрелись вдоль контейнеров и стоек. Махнув рукой, майор доложил на стол громкоговоритель и пошел к начальству.

— Ну как, довольны? — поинтересовался Дементьев у москвича.

— Здесь все прошло гладко, а дальше время покажет. Будут заказы — будем радоваться. А пока рано, — ответил тот.

Сербы толпились у аппаратуры контрольного центра. Оператор складывал свой ноутбук. Один из гостей — высокий худощавый подполковник в форме сербской армии — поинтересовался:

— Нам что же, нельзя смотреть?

— Понимаете… — замялся оператор.

— Разве это не экспортный образец? Какие могут быть секреты?

Оператор оглянулся на генерала из оборонки, тот разрешающе кивнул.

Гость усмехнулся. Пока прятать нечего. В комплексе есть система определения принадлежности целей, вот это — секрет. А здесь — так, образец для продажи. Никаких военных тайн. Хотя и этот образец, надо признать, исключительный. Серб задумался.

Такой комплекс ему нужен позарез. Нужно покупать. Но официально его не продадут. А тем, для кого он старается, и подавно.

Гости направились к автобусам. Их ждал банкет. Подполковник шел в толпе сербов и, мысленно прокручивая увиденное, выдвигал все «за» и «против». И если бы эти мысли услышали его сослуживцы, они бы изрядно удивились: подполковник думал не на сербском, а на албанском.

Глава 3.

ПОЗДНИЙ ГОСТЬ.

Подполковник Владимир Павлович Мошаров был тщеславен, любил комфорт и панически боялся начальства. Перечисленный набор «достоинств» не вызывал бы антипатии у его сослуживцев и подчиненных — в конце концов, в той или иной степени этим грешит более трети человечества, — не сочетайся эти качества Мошарова с патологической жадностью и неумением принимать решения и отстаивать их. А подобные черты характера крайне нежелательны для офицера. В общении с вышестоящими должностными лицами Мошаров был угодлив и предупредителен и в целом был на хорошем счету. А подчиненные подполковника отдувались за его слабохарактерность. Из-за нежелания и неспособности отстаивать интересы «вверенного ему личного состава» упомянутый личный состав бодро нес наряды и караулы в праздничные дни, а управление местной комендатуры всегда знало, где можно быстро найти замену, если, офицеры других частей не желали идти в наряд. По большому счету особого героизма от начальника базы хранения военной техники не требовалось, но все же даже на таком «мирном» посту приятнее видеть человека решительного. С лейтенантской юности к подполковнику прилипло прозвище, придуманное его первым командиром. Познакомившись с морально-деловыми качествами прибывшего к нему в часть лейтенанта Вовочки Мошарова, ротный — молодой капитан — в сердцах бросил: «Не командир, а иже херувимы». С той поры «херувимы» добросовестно сопровождали Владимира Павловича на всех ступеньках служебной лестницы.

По гарнизону ходила байка о том, как, уже будучи начальником базы, Мошаров загорелся желанием отделать свой кабинет под дерево. Идея эта была бы воплощена сразу, но Владимир Павлович опасался действовать прямолинейно. Как же — у начальника гарнизона, у генерала, стены кабинета отделаны дешевым пластиком, а у него — дерево! Не дай Бог, шеф подумает, что новый начальник базы зазнался и старших не уважает. Мошаров предложил начальнику свой вариант дизайна кабинета, выделил материалы и толкового прапорщика. И лишь после того как генеральский кабинет принял вид, соответствующий положению хозяина, начал ремонт у себя.

За годы «правления» Владимир Павлович завоевал у начальства репутацию хорошего хозяйственника и умелого доставалы. Командиры соседних частей откровенно недолюбливали его за неприкрытый подхалимаж, но терпели. Все-таки руководитель довольствия.

Освоившись на посту начальника базы, Владимир Павлович развернулся во всю ивановскую. Завел нужные знакомства, наладил связи с местными руководителями предприятий, районным начальством и снабженцами всех мастей. Результатом этих достижений стал рост личного благосостояния. В лесочке возле части вырос небольшой двухэтажный коттедж с гаражом на две машины: черную «Волгу» и симпатичную «ауди». Последняя предназначалась для разъездов супруги Владимира Павловича. Сам подполковник на службу и совещания в гарнизоне предпочитал являться на служебном «уазике». К чему рекламировать достаток в неблагополучной стране? С началом «реформ в армии» начальник базы ударился в «бизнес». Рекой потек налево бензин, следом за ним отправились и стройматериалы. Не забывая важнейшую заповедь: «Надо делиться», Мошаров исправно отстегивал кому надо положенный процент. А посему не опасался внезапных ревизий и инспекторских проверок. На всех уровнях — свои люди, все схвачено.

Перспективы на будущее вырисовывались самые радужные.

Чувство эйфории исчезло в один прекрасный вечер. Подполковник вернулся со служебного совещания, на котором узнал о том, что в ближайшие дни через его базу пройдет новая система вооружения. В перерыве, прихватив Владимира Павловича под локоток, начальник штаба отвел его в сторонку и предупредил о строжайшей секретности.

— Вообще это дело не по вашей линии, но поэтому его через вас и пропускают. Эту штуку отправляют за рубеж. А насчет продажи таких систем… Есть кой-какие ограничения. Нужно, чтоб об этом знало как можно меньше народа. Обеспечите надежную охрану. Для получения и передачи отрядишь кого-нибудь не из болтливых.

— Все исполним в лучшем виде, не в первый раз…

— Смотри, не подкачай, дело государственное. Большая политика. К вам груз поступит в опечатанном виде. Так же строго по описи и передашь флотским. Через ведомости наряд проводиться не будет. Бумаги передаст представитель предприятия. Хотя и бумаг-то: наряд и опись по количеству ящиков. Отвезете все на аэродром. Там погрузите — и все дела. В конечном пункте моряки встретят. Вопросы?

— А когда борт и куда пойдет?

— Насчет времени еще уточним, это и от погоды зависит. Твой представитель будет сопровождать груз до Североморска. Но до момента отправки ты ему ни-ни. Выбери какого-нибудь лейтенанта. Из холостых. Который семьей не связан. Чтоб в любой день был готов убыть.

— Все понял.

— Ну давай работай.

Совещание закончилось. О предстоящей операции не было произнесено ни слова. Вернувшись на базу, Мошаров засобирался было домой, но чуть задержался, ожидая звонка. Договорился с директором железобетонного завода насчет арочных перекрытий, послал туда майора и ждал результата переговоров.

Мошаров курил, развалившись в мягком кресле, когда в дверь постучала секретарша. Вообще-то по штату такая должностная единица на базе отсутствовала, но для создания должного имиджа Владимир Павлович усадил в оборудованной перед кабинетом приемной делопроизводителя — прапорщика Любу Перцеву. Люба слыла гарнизонной красавицей и имела титул «Мисс хозбазы». По части женского пола Владимир Павлович большими достижениями похвастаться не мог, а все из-за неказистой внешности и сварливой супруги. Но Перцеву при себе держал. Чтобы выдержать стиль «офиса», чтоб не хуже чем у других.

Секретарша с капризной гримаской доложила, что к нему рвется посетитель.

— Из штатских, — презрительно поджала губы Люба и как бы между прочим поинтересовалась: — Пускать или как?

Покосившись на часы, Мошаров смилостивился:

— Ладно уж, все равно сидеть, проси, чего уж…

В Дверях появился ладный молодой человек в строгом костюме. В руке он держал дорогой кейс. Мошаров поглядел на ноги гостя. Где-то читал, что мафиози вычисляют денежных клиентов по качеству обуви. Обувь соответствовала. Может, и не «Саламандра», но не из дешевых. Подполковник был заинтригован: не иначе кто-то из деловых пожаловал. Предложил садиться. Выждав, пока секретарша скроется за дверью, гость сразу же взял быка за рога. Для начала он предъявил служебное удостоверение. Не просто махнул «корочками», как это делают обычные, замотанные повседневной суетой служители различных ведомств, а дал в руки посмотреть и тщательно изучить. Мошаров внимательно прочитал удостоверение, бдительно рассмотрел реквизиты и печать. Подполковник ФСБ из первопрестольной Михаил Петрович Слугарев, начальник некоего управления, безликий номер которого не говорил ни о чем.

— Ну и с чем пожаловали в наши палестины? Выкладывайте, чем могу быть полезен, а то уж, извините, рабочий день закончился. Шпионов у нас пока не выявлено, распространителей государственной тайны тоже, — пытался шутить начальник базы, чувствуя неприятный холодок, пробежавший по спине. Ощущение вызвали глаза гостя. Глаза опасного матерого хищника.

— Не торопитесь, Владимир Павлович, разговор у нас с вами будет достаточно долгий. Так что секретаршу, я думаю, следует отпустить. — Тон представителя органов не оставлял никаких сомнений в серьезности предстоящей беседы.

Мошаров вызвал Любу и отправил ее, донельзя заинтригованную, домой.

— Ну, я слушаю?

Гость раскрыл кейс, достал пачку бумаг и веером разложил их на столе перед начальником базы. Подполковник нацепил очки и несколько минут изучал акты, накладные, доверенности. Мошаров с первого взгляда понял, что документы подобраны самым тщательным образом. Все они говорили лишь о том, какую бурную деятельность развел начальник базы ради личного обогащения.

— Ну как, я вас заинтересовал? — Не спрашивая разрешения, гость достал портсигар и закурил.

Случившееся казалось Мошарову нереальным. Все произошло как-то слишком буднично. Ни ревизий, ни анонимок. Просто пришел человек из органов и сказал: «Все браток, суши весла». Судорожно сглотнув, Владимир Павлович обратил взор на гостя. В голове пронеслось: «Не местный, из столицы, значит, гарнизонное начальство отмазывать не станет. Даже пытаться не будет. Сдадут со всеми потрохами». Судя по поведению гостя, визит не относился к категории официальных. «Надо денег дать. Если б хотел посадить, уже бы давно ордер в морду ткнул». Мошаров решил рискнуть:

— Сколько?

— Лет десять, я думаю. С конфискацией, — ответил Слугарев, выпустив в его сторону струйку дыма.

— Что же теперь? — растерянно спросил начальник базы. Прямота гостя обескураживала.

— А теперь перейдем к делу. — Гость потушил окурок. — Как вы могли убедиться, представленных материалов достаточно, чтобы упечь вас и ваших помощников далеко и надолго. Но это не в моих интересах. Нам потребуется ваше содействие.

— Все, чем смогу, — пролепетал Владимир Павлович.

— Разумеется, и чем не сможете тоже. Иначе я дам бумагам ход.

Мошаров кивнул. Похоже, перспектива судебного разбирательства отодвигалась на неопределенный срок.

— К нам поступила информация, что скоро через вашу базу пройдет комплекс «Акинак».

Начальник базы вытаращил глаза.

— Позвольте, а откуда?.. Ну да, конечно, понимаю, в вашем ведомстве…

— Вот-вот, в нашем ведомстве известно все… Итак, комплекс предназначен для одной ближневосточной страны. Так вот, интересы государства требуют, чтобы «Акинак» доставили совсем в другое место. Туда, куда он официальным путем доставлен быть не может. Ваша задача и будет заключаться в том, чтобы переадресовать груз. Он должен исчезнуть по пути и появиться в другом месте. Причем эта процедура должна пройти совершенно незаметно для вашего ведомства.

— Но это же не автомат и не пистолет. Все будет сразу обнаружено. Этим делом округ занимается.

— Вот о том, как это выполнить, мы с вами и поговорим… — Подполковник ФСБ извлек из кейса брошюру. — Вот комплектация комплекса, который придет к вам через два дня. В первую поставку будет входить десять ракет, остальные пойдут отдельно. От вас потребуется следующее…

Инструктаж занял полтора часа. Потом гость потребовал повторить задание и на прощание пообещал позвонить через три дня. Компромат оставил Мошарову:

— Вы догадываетесь, что это не единственные документы, изобличающие вашу деятельность?

Начальник базы кивнул.

— Вот и прекрасно. У вас будет стимул для успешного завершения нашего дела.

— Я хотел бы знать, у меня есть гарантии? Ну, что потом вы не дадите этому ход?

— Наше мероприятие и послужит такой гарантией, — ответил москвич. — Ну и сами понимаете — никому ни слова.

Гость давно растаял в сумерках майского вечера, а начальник базы все сидел за своим столом. Счастливая и спокойная жизнь кончилась. Выполни он все, что ему приказали, и в случае огласки… Уж больно гарантии хлипкие, это даже круговой, порукой не назовешь. Если что, светит вышка, в чистом виде. А не выполни, ребята из ФСБ передадут компромат в военную прокуратуру. Тогда тюрьма, и все, что нажил, — псу под хвост. Куда ни кинь — а всюду клин… Владимир Павлович сидел в своем кабинете, не отвечал на звонки встревоженной супруги и делал то, чего раньше себе никогда не позволял: пил в одиночку…

Глава 4.

«ПУТЕВКА».

Как обычно, место для вечеринки было выбрано за антенным полем. Повод был самый подходящий — обмывали звездочки начальника приемного радиоцентра. По такому случаю на поляне присутствовал весь офицерский состав узла связи учебной бригады ПВО. Место было обжитое, подготовленное для такого рода мероприятий. На посыпанном песком пятачке дышал жаром мангал. Под раскидистой елкой были вкопаны сваренные местными умельцами из отходов металла стол и скамейки. Пейзаж дополняла лежащая на земле ракета от снятого с вооружения комплекса С-75. Трофей появился на поляне утром. Ракету выменяли на полканистры спирта в соседнем дивизионе. Там она числилась как учебная. Вернее, когда-то давно ее переделали в учебную из стандартной, выслужившей свой срок и снятой с боевого дежурства. При переделке ракета лишилась начинки приборного отсека и пороховых шашек твердотопливного ускорителя. Все это было заменено балластом. Потом ракета лет десять служила для тренировок в заправке топливом и заряжании и водружении на направляющую рампу пусковой установки. Когда она отслужила и все сроки, отведенные для учебного пособия, пришло время утилизации — разборки. Вот тут-то ее и выменяли. По замыслу капитана Давыдова, топливный бак должен был пойти на сооружение летнего душа. Конечно, можно было обойтись и обычной бочкой, но бочки имеют обыкновение ржаветь. Топливному баку коррозия не грозила. Он был рассчитан на общение с куда более агрессивными жидкостями, нежели обычная Н2 О. В этом отношении емкость была практически вечной. Узловики обустраивали себе уголок отдыха на лоне природы. Сo временем «культурный центр» предполагалось оснастить волейбольной площадкой.

С ракетой возились весь день, но разобрать се никак не получалось. Требовался набор специальных ключей.

— Может, автогеном попробовать? — переворачивая шампуры, поинтересовался виновник торжества новоиспеченный капитан Оладьин. — Слышь, Анатолий? Нам же только бак нужен, остальное можно резать.

В ответ Давыдов утвердительно чихнул. Чихал он всю последнюю неделю. Начальника узла атаковала аллергия. Патентованный кларитин давал лишь временную передышку. Насморк побеждал. Сопли и слезы текли одновременно. Начмед давно прекратил попытки установить аллерген, виновный в мучениях Давыдова, и предоставил капитану возможность бороться с недугом, руководствуясь великим лозунгом: «Само пройдет».

За эту неделю Давыдов научился чихать утвердительно и отрицательно, а подчиненные — различать разницу.

— Чтоб ты сдох, собака бешеный, — дружелюбно отреагировал инженер Сашка Мурко.

— Не дождешься, — просипел в ответ Давыдов. — На мое место собрался?

— А то. Твое место от меня и так не уйдет. Вся часть в курсе, что ты в академию лыжи навострил. Так что будет и у нас праздник. — Давыдов чихнул. На этот раз неопределенно. Мурко продолжил: — Достал уже. Водки выпей, может, полегчает. На, держи. Осторожно, расплещешь.

Давыдов уже пробовал, не легчало. Чихнув еще раз, он полез за очередным носовым платком.

— Ты лучше скажи, можно ее автогеном?

— Можно, можно. Вон, ясно написано — «учебная». — Мурко показал на ярко-красную надпись на обшарпанном корпусе. — Да и кто б тебе боевую отдал?

Подошел Оладьин с шампурами:

— Разбирай, мужики, готово.

Запах шашлыка разил наповал. Изображая всем надоевшую рекламу, Мурко протянул:

— А запах… — — И в восхищении покачал головой. — Понюхай, шеф… — Он повел шампуром, унизанным сочащимся мясом и румяным луком, перед носом Давыдова.

— Дразнишься? Ну-ну…

— Да я шучу.

— А то я не знаю.

Все выпили и несколько минут сосредоточенно жевали.

— Жалко, разъезжается народ, — вздохнул Сашка. — Сейчас Давыдов в свою бурсу свалит. Потом еще кто-нибудь уйдет, Хорошая была компания. Компания действительно была хорошая. Вместе им служилось легко. При мысли о расставании стало немного грустно. Посидели молча. Оладьин задумчиво постучал лезвием ножа по корпусу ракеты. Она отозвалась печальным гулом. Давыдов попытался разрядить обстановку.

— Академия рядом, буду к вам в гости ездить.

— Все равно, уже не то. Ну, давайте еще рачок за Вовку, чтоб ему новые погоны не жали.

Опрокинули еще. Если в мужской компании начинают грустить, значит, малость поднабрались. Мурко, исполнявший обязанности тамады, предложил спеть что-нибудь коллективное. Сошлись на «По Дону гуляет». Бодро проорали несколько куплетов. Но, забыв слова, сбились. Наладили вторую партию шашлыков. Настроение поднялось. Сашка травил очередную байку.

— Мужики, к нам начштаба прет вместе с чампотехом, — доложил отлучившийся на предмет отлить старший лейтенант Великанов.

— Доорались, — констатировал Сашка. — Потери в горючем и провианте неизбежны, как крах империализма в необозримом будущем…

Сквозь низкорослые елки продирались начальник штаба части подполковник Баянов и заместитель командира, тоже подполковник, с очень военной фамилией Солдатов.

— Здравствуйте, товарищи алкоголики, — приветствовал Баянов присутствующих. — Мы к вам на огонек! Поздравить новорожденного! Хорошо гуляете, аж возле КПП слышно.

Офицеры подвинулись, освобождая начальству место. «Старшие товарищи» провозгласили тост. Виновник торжества выступил с ответным…

В воздухе веяло прохладой, солнце садилось, но сумерки еще не наступили.

— Хорошо тут у вас. — Баянов окинул взглядом окрестности. — А это вам зачем? — начальственный перст указал на серебристую сигару — ракету.

— Душ будем делать, бак достаем, — пояснил Мурко. Небольшого роста крепыш с пышными усами напоминал добродушного работягу бобра из детского мультика.

— Ну и как, достается? — съехидничал Солдатов.

Давыдов отрицательно чихнул.

— Будь здоров.

Вместо «спасибо» Анатолий чихнул еще раз.

— Бесполезно, — прокомментировал Мурко. — Он на «будь здоров» не поддается уже, пошла вторая неделя этого безобразия. Аллергия.

— Ну-ну. Так что, разобрать не можете?

— Не-а.

— Конечно, специальные ключи нужны, приходите завтра на склад. Пороемся, хоть их давно уже сняли с вооружения. А вдруг комплект где завалялся.

— А мы ее сваркой, — не сдавался инженер узла связи. — Вжик, и готово.

Баянов подошел к ракете и стал ее внимательно разглядывать.

— Да, старушка, надписи еще с шестидесятых. Я на таких начинал… Ну-ка, постой. Ага… Это чья ж идея насчет сварки?

— Его, — Давыдов наконец обрел способность членораздельно объясняться. — Сашки Мурко. Он у нас срочную ракетчиком служил на стартовой площадке. Так что насчет этого он у нас специалист. Я больше по авиационной части.

Польщенный Сашка довольно осклабился.

— А что? Что-то не так?

Баянов оторвался от своего занятия.

— Жалко, не я у тебя был взводным. Уж тебе бы досталось за знание матчасти…

— А что такое?..

— А пироболты ты не видишь? Тоже мне — ракетчик хренов! Их-то не сняли. Только ткни в корпус электродом, и рванет. Ну вы, парни, даете… Это ж вам не радиостанция.

— А ну-ка, — вмешался Солдатов. — Точно, стоят. Ну, вам соседи удружили, вот что, завтра же оттащите ее к нам и вечером заберете свой бак. С вас простава! За спасение жизни и имущества, так сказать…

Давыдов угрюмо посмотрел на зама.

— Ну ты, Саня, молодец. А говорил, я все знаю, мы эти ракеты голой жопой давили…

— Виноват, исправлюсь, — бодро отреагировал Мурко. — Ничего же не случилось.

Баянов рассмеялся:

— Ну ты даешь. Если б случилось, вам бы мало не показалось. Ну да ладно. Мы к вам, собственно, чего зашли. Мне от вас доброволец нужен.

— В наряд, что ли? — скисли пирующие.

— В командировку. В Североморск нужно смотаться, помочь нашим. Сейчас учебная батарея новый комплекс будет принимать, там средств связи до черта. Нужен связист в приемную комиссию. Ракетчики еще неделю назад выехали.

— А чего нас-то посылать. Есть целый батальон связи. Можно любого взводного отрядить. У них все равно народ по частям разъехался, а нового набора пока нет, — вступился за своих Давыдов.

— Во-первых, ехать надо завтра. Во-вторых, командира сейчас нет, и решение принимать приходится мне. В-третьих, мне как начальнику штаба подчиняются подразделения управления и связи, то есть и вы тоже. Учебный батальон — не мой. Вывод: послать кого-нибудь другого я не могу.

Давыдов с тоской думал о том, что накануне субботы никого не выловить, а они тут как тут — все в сборе. Поэтому НШ проще приказать им; а не носиться по всей бригаде, окрестным гаражам и «фазендам», отлавливая кого-то еще. Но толку от этого понимания, ясное дело, было мало. Ехать все равно придется кому-то из своих. Мурко отправлять нельзя, ему должность начальника осваивать. Один слишком молодой, второй — по другой части. Выходило, что ехать нужно самому. Тем более перед академией был положен отпуск и через неделю Давыдов собирался на юга. Семейство туда он уже отправил. А по неписаному правилу, заведенному в части с подачи Баянова, в командировки ехали те, кто куковал без семей. Ехать предстояло на приемку техники, а это уж как фишка ляжет: можно провозиться и день, и неделю, смотря какая техника. Да и с денежными выплатами сейчас не здорово.

— Если в командировку загремишь, денег за билеты и гостиницу до конца года не получишь. Назначайте сами.

— Да ладно, не журись. — НШ не хотел накалять обстановку. Он уже понял, что поедет сам начальник узла. — До места можно лететь бортом командующего тамошним корпусом, он как раз сегодня здесь ночует. А обратно — эшелоном вместе с ракетчиками. У них на вторник платформы заказаны. В пятницу будешь дома. Не командировка, а туристический вояж. Тут сел, гам слез, и наоборот.

— Надо Давыдова послать. Он тут все чихает, так мы его эвакуируем из очага поражения, пока тут под его чутким руководством чего-нибудь не взорвали, — потянувшись к бутылке, вмешался Солдатов. — Ну что, давайте на посошок?

«Если хочешь спокойно что-нибудь отпраздновать, надо лучше прятаться, — грустно думал Давыдов. — А как здорово все начиналось…»

На обратном пути зашли в штаб. Начштаба был доволен, он свою проблему решил, теперь отдуваться предстояло Давыдову.

— Держи, — вручил он капитану серую бумажку с печатью и угловым штампом. — Не командировочное предписание, а прямо-таки путевка в санаторий. Весной на севере знаешь какая красота? Сопки цветут, природа оживает. Я бы сам поехал, вспомнил молодость. Северная весна — это песня.

— Не забыл еще. — Давыдов спрятал документ.

«Тоже мне, путевка в санаторий — тут сел, там слез… Что-то желающие в очередь не строятся», — подумал Давыдов и понуро поплелся домой. Он бы не стал возражать, чтобы северная природа просыпалась без него.

Под определением «домой» подразумевалась разгороженная под офицерское общежитие казарма. Местные острословы называли его четырехзвездочным отелем «Северный». Четырехзвездочный — потому что большинство обитателей общежития состояли в чинах капитанов и старших лейтенантов. А «Северный» — поскольку прибыли все в основном из-за Полярного круга. В виде компенсации за отсутствие удобств постояльцам отеля было позволено заниматься планировкой нарезанных из длинного спального помещения фанерных коробок — комнат. Все проблемы со звукоизоляцией целиком и полностью возлагались на плечи жильцов, вот они и действовали по принципу: «кто во что горазд». В ход шли пенопласт, картонки из-под яиц, плиты гипсокартона и тому подобное. Водоснабжение — два умывальника на этаж. Хочешь — вешай дома рукомойник и носись в свое удовольствие с ведрами: в хибару с чистой водой, на улицу — с помоями.

Сборы были недолгими. Бросив в кейс спортивный костюм, смену белья и бритву, Давыдов провел инспекцию холодильника. На полках сиротливо лежали высохший кусок сыра, пяток яиц и бульонные кубики. Зато в морозилке нашелся порядочный шмат сала. Размораживать холодильник было лень. Небось за неделю ничего не случится. На всякий случай Анатолий решил оставить соседям ключи — вдруг свет вырубят, последнее время такое бывало достаточно часто. Давыдов подошел к деревянной перегородке и заорал, прицелившись в щель между стеной и потолком:

— Саня, я в командировку еду. Утром ключ занесу. Ладно?

— Куда? — отозвался капитан Зайцев.

— На Пульман, на приемку. Я холодильник не буду выключать.

— С тебя пузырь. И пока тебя не будет, я компьютер гоняю сколько влезет. Идет?

— Гоняй, — согласился Давыдов, не отреагировав на первую просьбу.

— А пузырь?

— Крохобор.

— Зажал, так и, скажи. Ладно, заноси. Надолго едешь?

— На неделю.

— Всем привет на трех семерках.

— Яволь, герр гауптман.

Договорившись с соседом, Давыдов набрал номер дежурного телефониста и заказал межгород. Позвонил своим, сообщил о командировке, пообещал побыстрей управиться и присоединиться к ним, как и планировалось. После разговора с родней настало время позаботиться о том, как добраться на аэродром. К самолету Давыдов должен был поспеть к девяти, иначе придется пилить двое суток на поезде. Тратить столько времени даром капитан не собирался. Давыдов вспомнил о «дежурном звене». Прозвище «дежурное звено» с подачи Давыдова получил рядовой Алексеев, который отслужил на узле срочную водителем и остался служить по контракту. По случаю поступления внука на «сверхурочную» дед Алексеева подарил любимому чаду «Москвич-412»…

Однажды в конце рабочего дня, звеня многочисленными наградами, старый вояка появился в канцелярии узла в сопровождении батальонного замполита. Представившись, старик вызвал пред ясны очи внука и потребовал у него отчитаться о службе в присутствии отцов-командиров. Оставшись довольным подвигами внука, ветеран отправил недоросля служить, а сам выложил на стол гостинцы: копченую рыбу, помидоры, ароматнейшие груши, домашний сыр и прочие вкусности. Главную часть угощения составляла большая, оплетенная ивовыми прутьями бутыль домашней сливянки. Отведав этой божьей, слезы, Давыдов и Оладьин немедленно впали в прострацию и выбыли из игры, а Мурко, оставшись единственным участником застолья, способным составить старику компанию, начал с тоской вспоминать родную станицу. Дед гостил два дня. Более активного ветерана Давыдов не встречал. Алексеев-старший вникал во все тонкости службы внука. На ночлег он пожелал остановиться в казарме, наотрез отказавшись от комнаты в общежитии. Он даже выступил перед личным составом с рассказом о том, как в войну служил в полковой разведке. Перед отъездом дед вручил Алексееву ключи и доверенность на машину, велел начальству «доглядеть за оболтусом, а в случае чего потчевать его хворостиной».

Впоследствии Давыдов разрешил Алексееву использовать сэкономленный в подразделении бензин при условии, что в случае необходимости персонал узла связи сможет располагать его машиной. «Дежурное звено» стояло на площадке автотехники узла связи под охраной, патрульного, поэтому Алексееву не приходилось тратиться на гараж и опасаться набегов аборигенов-автолюбителей. Давыдов «завел будильник» — позвонил дежурному телефонисту и велел разбудить себя и водителя в шесть тридцать — и с чувством исполненного долга лег спать.

Утром телефонист позвонил капитану и сообщил, что до Алексеева дозвониться не может. Чертыхнувшись, Давыдов велел продолжать дозваниваться, умылся, позавтракал, занес ключи Зайцеву и отправился к соседней казарме.

На первом этаже размещались склады и помещения, оборудованные для жилья контрактников, Как водится, начальство набрало на службу людей, даже не удосужившись прикинуть, где их разместить. Расквартированием «военных профессионалов» занимались командиры подразделений, в которых им предстояло служить. Давыдов решил эту проблему, расселив своих подопечных в помещениях складов.

На втором этаже казармы расположилась канцелярия узла и кабинет его начальника. Когда Анатолий подошел к подъезду, оттуда выпорхнула очередная пассия Алексеева. Девица смущенно бросила: «Здрасьте» — и поспешно ретировалась. Следом за ней появился и сам Витек Алексеев.

— Ей сколько лет? — поинтересовался капитан.

— Через месяц восемнадцать, — ответил Виктор. — Я уже завожу, товарищ капитан, одна минута — и едем.

— Ты мне зубы не заговаривай. Смотри мне. Влетишь — убью. Мне только растлителя малолетних на узле не хватает.

— Не беспокойтесь, мы решили до свадьбы ждать.

— Уже поверил. Сейчас расплачусь от умления. Ты хоть ночью спал? А то довезешь меня до первой канавы.

— Обижаете, все будет о'кей. Подождите минуточку, я за машиной сбегаю.

Давыдов присел на свой чемоданчик. Утро было уж больно хорошим. Минут десять капитан наслаждался природой и покоем. Вскоре послышалось урчание мотора, и у крыльца тихо притормозил «Москвич». Давыдов плюхнулся на сиденье и, исповедуя армейский принцип «лучше переспать, чем недоесть», через пять минут уже добросовестно спал. Спустя полтора часа Алексеев тряс Давыдова за плечо:

— Товарищ капитан, приехали.

Давыдов продрал глаза. Машина стояла у ворот КПП. Влево и вправо тянулся дощатый забор. Окрестности оглашал рев самолетных двигателей. Анатолий направился к дневальному, подметавшему прилегающую к его будке территорию. Заметив офицера, тот оставил веник, довольно сносно отдал честь и представился.

— Земляк, у вас тут комкоровский борт не сидит? — спросил Давыдов.

— Откуда я знаю? — отреагировал сын Средней Азии. — Документы, пожалуйста. — Сличив фотографию в удостоверении с давыдовской физиономией, страж ворот смягчился: — Диспетчеру позвоните, у него все узнаете.

Бдительный цербер подвинул капитану полевой телефон. На том конце провода отозвались лишь после того, как Давыдов три раза покрутил ручку индуктора. Борт оказался на месте.

— Дуй на третью стоянку, там его и найдешь.

Узнав, в каком направлении дуть, Давыдов простился с Алексеевым, велев тому доложить Баянову, что шеф доставлен на аэродром, и исправился к калитке. Самолет капитан нашел без труда. Двухвинтовой транспортник был окрашен в цвета полярной авиации. Около машины сновали люди.

— Привет, мужики. Кто тут у вас левый летчик? — поинтересовался Давыдов.

— Я за него, — отозвался один. — Чего тебе?

— Да мне с вами в Североморск лететь.

— Не выйдет.

— Почему не выйдет, наши всё согласовали с вашим начальством.

Давыдов знал летные законы. Просто так брать кого-то на борт неинтересно, сначала надо повыпендриваться. Глядишь, чего с пассажира и обломится. «А вот фиг вам! — подумал капитан. — И так возьмете как миленькие».

— Поломались, не летим. Вишь — ковыряемся.

— Надолго?

— А хрен его знает. Будут запчасти — будет ремонт. Так что кукуем, брат.

Настроение у Давыдова начало портиться. По всему выходило, что влип он крепко. Перемена настроения, видимо, отразилась на лице, и летчик сочувствующе посоветовал:

— Да ты сходи на старт. Узнай, может, туда еще кто летит.

Диспетчер завтракал. Вникать в проблемы Давыдова он не торопился.

— Да, была от ваших заявочка на девять, только у них поломка вышла.

— Ну и что мне делать, поездом ехать? Как я от вас до вокзала доберусь? — Давыдов был в отчаянии. Алексеева отпустил — теперь до города фиг доедешь. Машину в чужой части никто не даст. А ловить попутку не улыбалось, с водилой же расплачиваться придется, причем исключительно за свой счет. И черта лысого потом эти расходы компенсируют. Это вам не север, где за компанию можно ехать хоть пятьсот километров.

— Можно, конечно, и поездом. — Диспетчер тщательно пережевывал бутерброд. — Но торопиться не надо… Нам что важно? Важно доставить хорошего человека по назначению. Погоди. Тут еще ВВС и флот сидят, позвоню, соседям, может, у них что есть.

Диспетчер минут десять говорил с каким-то Василием. От нечего делать Анатолий подошел к дальней стене комнаты и начал изучать схему эвакуации воздушных судов из-под удара противника. Сначала звонивший выяснял «насчет одолжить зарядку для аккумулятора», потом делился планами на субботу. Диспетчер все разговаривал и разговаривал, время шло, но под конец переговоров он все-таки начал выяснять о заявках на полеты от других ведомств. В конце концов Давыдову было сказано:

— Давай на седьмую стоянку, там у рулежки мурманский борт грузится, командир как раз погоду получает. Тебе с ними по пути. Согласились взять. Так что как раз успеешь.

— Ну спасибо, друг… Ты меня прям спас.

— Да ладно тебе, не велика помощь. Будь. — И диспетчер продолжил завтрак.

Погрузка шла полным ходом. Народ затаскивал выгруженные с трех машин тюки и ящики в чрево самолета. Пожилой техник поторапливал солдат. Давыдов дождался командира самолета и доложил о своем прибытии. Бодрый мужик в летной куртке и морской фуражке кивнул и протянул руку:

— Размещайся, где сможешь. Нас тут завалили под завязку, так что поедешь на ящиках.

Анатолий осторожно поднялся по рампе и нашел себе место ближе к хвосту самолета. Какие-то бойцы с артиллерийскими эмблемами носили зеленоватые ящики и продолговатые коробки. Бойцами командовали коротышка подполковник и майор, явно с хорошего перепоя. Майор поначалу пытался давать ценные указания, но потом сдался, уселся у штурманской кабины и задремал. Давыдов усмехнулся: «Клиент созрел». Кроме пушкарей грузился какой-то тыловик. Два матроса резво таскали тюки с зимним меховым имуществом и обувью. Тыловик недремлющим оком следил за своими орлами, чтобы ни один драгоценный тюк не пропал.

Погрузка шла к концу. Артиллерия закончила со своими ящиками, вылет задерживали только моряки. Тыловика Давыдов классифицировал как представителя обато[1] — авиации флота. К тому времени как подполковник оформил бумаги и вместе с борттехником проверял целостность пломб и количество ящиков, его горе-подчиненный все еще не мог справиться с похмельем. «Веселая, видно, у ребят служба», — подумал Давыдов. Устроившись поудобнее, он начал подумывать о втором завтраке — желудок напомнил о своем существовании. «После взлета треба буде пожевать». От приятных мечтаний Анатолия отвлек подполковник. Он без лишних церемоний тормошил спящего майора и совал ему в руки картонную коробку.

— Макаров, проснись! — Майор открыл

глаза, уставился на начальника и утробным мычанием дал понять, что владеет ситуацией. — Короче, я тут все за тебя оформил. Тебе только на месте все передать нужно будет. На вот! Тут тебе по моей команде на продскладе кое-чего собрали. Будешь передавать — поляну организуешь. И еще — вот. — Подполковник извлек из «дипломата» бутылку, по всей видимости, со спиртом. — Не вздумай сам выжрать. Как закончишь — позвони.

Майор вполне осмысленно кивнул, убрал спирт в коробку и более-менее членораздельно попрощался с командиром. Подполковник направился к выходу, приговаривая:

— Вот гад, ему утром в командировку, а он с вечера нажрался.

Наконец погрузился и тыловик. Запросив «добро», начали выруливать. Давыдов глянул в окно — подполковник провожал их взглядом.

— Заботливый у тебя шеф, — проорал тыловик майору, перекрывая шум двигателей.

— А все равно скот, — отмахнулся майор. — У жены юбилей, сороковник стукнул, так он все равно меня в командировку вытолкнул. А то больше никого не было… — Майор вытащил бутылку, помахал ею: — Ну что, давайте знакомиться?

Самолет начал разбег. За иллюминаторами понеслась серая полоса бетонки. Почти незаметно для пассажиров машина оторвалась от земли. Двигатели ревели оглушительно. Трясло так, что зубы выбивали дробь. Через несколько минут после взлета убрали шасси. Трясти стало меньше.

— Эй, капитан, давай сюда… Завтракать будем чем Бог послал в лице начальника продсклада, — прокричал майор и засмеялся собственной шутке.

Глава 5.

СОБЫТИЯ РАЗВИВАЮТСЯ.

Служебная «Волга» доставила подполковника Слугарева прямо к воротам предприятия с вывеской НПО «Прогресс», мало что говорившей постороннему человеку. Внимательно изучив удостоверение, вахтер нажал кнопку, приводящую в действие механизм ворот, и тяжелая створка медленно поползла в сторону. Приказав шоферу развернуться и ждать, Михаил Петрович быстро прошел к лифту и поднялся на седьмой этаж. Открыл обитую дерматином дверь, миновал вскочившую секретаршу, бросив ей: «Назначено!», и открыл следующую дверь, отделанную полировкой под мореный дуб.

— Здравствуйте, Андрей Юрьевич.

Хозяин кабинета поднялся навстречу:

— Здравствуй, Мишенька, здравствуй. С чем пожаловал? Чай, кофе?

— Я на минутку. Доложить результаты и — дальше на службу.

— Ну и чем обрадуешь?

— Все началось по плану, груз отправили. Полностью, как условились. На маршруте мои ребята его отслеживают, если что не заладится, они подстрахуют.

— Очень хорошо. Все же, может, кофейку? Мне тут друзья коньячку подкинули настоящего, от французов, так как?

— Искушаете вы меня, Андрей Юрьевич. Еще чуть-чуть — и поддамся. Поеду, пока не размяк, — отшутился Слугарев. — А как дела с дальнейшей отправкой?

— Все по графику, корабль уже вышел, в пятницу будет ждать погрузки, потом сразу отчалит. Так что не волнуйся. Расчет состоится сразу после доставки.

— Ну что ж, замечательно. Я вас буду держать в курсе. Если что…

— Нет, ты уж постарайся, чтобы обошлось без этих твоих если что. Если что — нам с тобой небо с овчинку покажется.

— Не тревожьтесь, все под контролем.

— Вот-вот, постарайся, чтобы и дальше все было под контролем. Так как насчет кофе?

— Да уж извините, спешу. Совещание через час, еще подготовиться надо.

— Ну ладно, держи меня в курсе.

Гость откланялся. Хозяин кабинета, директор НПО «Прогресс» Андрей Юрьевич Тучин, принялся в задумчивости прогуливаться по своему просторному кабинету. Остановился у макета комплекса «Акинак», тихонько погладил миниатюрные детали. Последняя разработка — гордость конструкторов и заводчан — просто шедевр. Армия о подобном и не мечтала. Десять лет прошло с момента рождения идеи до того дня, когда готовое изделие вышло из ворот сборочного цеха. Вышло и оказалось ненужным. Дожили! Собственное государство неспособно закупить новую систему для своей же армии. А ведь внедрение этого комплекса — переворот в военной тактике. Стоит «Акинаку» появиться на линии боевого соприкосновения, и перелом в сражении обеспечен. Он уничтожает любые цели. Ему не нужно прикрытие, он способен защитить себя сам и от наземного, и от воздушного противника. И этот шедевр они посмели отвергнуть! Денег у них нет. Зажрались подонки. На особняки и загранпоездки есть, а на это нет. Ну ничего, посмотрим еще, чья возьмет. Если комплекс покажет себя в настоящей войне…

Тучин постоял у макета, потом долго глядел в окно на опустевшие, словно мертвые, цеха и наконец снял трубку кремлевской вертушки.

Вторую неделю восьмой отряд возили на деревообработку. Наконец-то пошел лес, и все лагерное начальство стояло на ушах. Гнали план. Пока железнодорожники, избегая простоя, знай себе сгружали бревна, на лесопилке ввели трехсменку. Работа кипела и днем и ночью.

Заключенный восьмого отряда №6754, в местном обиходе Циркач, отгребал щепу и опилки. Работа чисто механическая, никакого творчества — бери побольше, тащи подальше. Циркач как заведенный наполнял корзины и носил их к отвалу. Монотонная работа успокаивала, позволяла думать. А думалось об одном и том же. Карман жгло письмо от матери. Все мысли вертелись вокруг него. Обычно мать писала обстоятельные бодрые письма, добросовестно перечисляла все, что происходило у родственников. Как правило, Циркач бегло просматривал информацию о том, что у тетки Фроси забили кабана, а Сережка, ирод, опять пьет и куролесит, и пускал бумагу на самокрутки. Мать писала много и часто. И в каждом послании: «Держись, сынок. Перетерпим и это». Получать письма Циркач не любил, приходилось отвечать, а он был не большой любитель эпистолярного жанра. Намного больше его радовали посылки с нехитрой домашней снедью. Но последнее письмо было совсем не похоже на остальные. Содержащиеся в нем известия произвели эффект удара обухом по голове. Мать жаловалась на его супругу. Светлана оформила развод и собралась замуж за Димку Третьякова. На дочку внимания не обращает, подбросила девчонку свекрови. Сама загуляла, хахаля домой водит. На июнь свадьбу назначили. Жить собираются в их квартире. Циркач был готов рвать волосы и кусать локти. Перед глазами вставали то жена, то дочка. Иногда появлялась вечно смеющаяся рожа Третьякова, всем известного пройдохи и балагура. Теперь многое стало ясно, в том числе и отсутствие писем от жены. Светлана приезжала на свидание лишь один раз, еще на первом году отсидки, писала редко, а последние полгода вообще ни строчки. Заключенный № 6754 швырнул корзину и начал наваливать щепу.

— Эй, артист, кончай жилы рвать. Все одно социализм на отдельно взятой зоне не построишь.

Назначенные вместе с Циркачом Седой и Шнорхель, опустошив свои корзины, вертели самокрутки.

— Ну вы тут не шибко расслабляйтесь, — прикрикнул конвоир, солдат вэвэшник.

— Не боись, начальник, мы на минутку. Сейчас передохнем и будем кидать дальше со страшной силой.

Охранник отошел глянуть на остальных подопечных Циркач уселся на бревно, достал письмо, собираясь оторвать клочок бумаги, но задумался.

Закончив институт, Игорь Иванович Колесников получил распределение в цирк. Сокурсники долго веселились по этому поводу.

— Ну ты, Колесо, и загремел. Будешь слонам домкраты прилаживать, а зебрам — электромоторы.

Все разъехались по заводам и серьезным КБ, а Колесников явился в назначенное время в отдел кадров Московского цирка. Пришел с твердым желанием написать заявление об уходе и устроиться на любой электромеханический завод. Заявление он так и не написал — ни сразу, ни после. Новая работа, вопреки ожиданиям, пришлась по душе. Новоиспеченный инженер оказался в группе, отвечающей за оборудование арены. Цирковые механизмы оказались ничуть не проще, чем на приличных заводах. Так что было где развернуться. А когда Игорь познакомился с молоденькой артисткой из группы воздушных гимнастов, он окончательно решил остаться в цирке. Пылкая любовь закончилась свадьбой. Начальство из каких-то фондов пробило для молодой семьи квартирку. Все шло просто замечательно.

Проблемы появились после рождения дочери. Жена постоянно пропадала на репетициях, заниматься ребенком ей было некогда. Пришлось выписать из деревни мать. До этого невестка и свекровь встречались только на свадьбе. Совместная жизнь не заладилась. Светлана рвалась к богемной жизни: днем — репетиции, вечерами — представления, капустники, посиделки. Пеленки и прочие заботы легли на плечи мужа. А Игорь как раз перешел в мастерские, занимающиеся разработкой оборудования для арены. Работы непочатый край, да и за работягами глаз да глаз нужен, тащат все подряд. Но работа спорилась. Руководители цирковых групп зачастили к Игорю с проектами новых номеров, для некоторых из них требовались довольно сложные устройства. Тут инженерный талант молодого специалиста и нашел себе применение. Об Игоре заговорили в цирковых кругах: мол, золотая голова, сделает все, что надо, и для иллюзиониста, и для гимнаста. Если что-то идет не так, сам додумает и внесет поправки в номер. Тем временем положение в семье ухудшалось. Игорь начал выпивать. Сперва в компаниях, когда артисты «рассчитывались» за «горячие» заказы, потом в одиночку. Дома сплошные скандалы. Жена превратилась в настоящую стерву. Колесников все чаще вспоминал удивительные ночи, когда они без сил лежали на смятых простынях. Теперь романтической любви как ни бывало.

Беда пришла внезапно. Погиб артист — воздушный акробат. Человека на глазах у зрителей размазало по арене. Что-то случилось с конструкцией. Комиссия установила причину происшедшего: преступная халатность. Использованный для соединения подвижных частей металл просто не мог выдержать такой нагрузки. Расчеты выполнял Игорь.

На суд пришла только мать. Жена уехала на гастроли. Подавленный случившимся, Игорь даже не пытался оправдываться. Учитывая полное раскаяние, ему дали всего четыре года. Позднее Игорь решил, что во всем виновата жена. Из-за нее, этой лярвы, пил по-черному, вот и облажался в расчетах. Поставил не ту марку металла…

— Циркач, ты чо? Курить будешь? — Колесников очнулся, посмотрел на напарника, и глаза его зло сверкнули. Шнорхель отодвинулся. — Ты чего, зема? Обкурился? Чего пялишься-то так? Я чо, я ничо…

— Ну-ка чего у тебя там? — вмешался Седой, протягивая руку к письму. Циркач хотел было запихнуть письмо в карман, но Седой настаивал: — Я сказал, дай сюда…

В зоновской иерархии Седой был неизмеримо выше Циркача и Шнорхеля. У него была уже не первая ходка. По милицейским меркам Седой подпадал под определение «рецидивист». На зоне он ходил в авторитете. Шнорхель, который на воле занимался браконьерством и в перестрелке ранил инспектора рыбнадзора, был у Седого на подхвате. Циркач принадлежал к касте мужиков — работяг.

Седой внимательно читал письмо, но, заметив приближающегося конвоира, бросил:

— После поговорим. Вертухай нарисовался.

Медведь вышел на берег реки и остановился, мотая тяжелой головой из стороны в сторону. Он только освободился от спячки и обходил свои старые владения, помечая границы. На отощавшем за зиму хищнике шерсть висела клочьями. Зверь был старый. Щуря подслеповатые глаза, он оглядел окрестности и затрусил к воде. Его терзал нестерпимый голод. Коснувшись воды, хищник фыркнул, с непривычки она показалась необычайно холодной. Зверь напился и заковылял вдоль кромки воды. Дошел до устья небольшого ручья. На отмелях было видно гладкое песчаное дно. Внимание матерого зверя привлек странный шум. Прислушавшись, медведь встал на задние лапы. Высоко в небе плыл серебристый крестик. Косолапый довольно часто видел и слышал такое прежде и знал, что это не опасно. Мишка плюхнулся на четыре лапы и наклонился к воде. Вода была прозрачной, чуть коричневой, и пахла болотом. Медведь встал против солнца, так чтобы тень не падала на воду. На мелководье, еле шевеля хвостами, замерли две рыбины. Хищник поерзал задом, готовясь к прыжку, на мгновение замер и ринулся в воду. Брызги полетели во все стороны, радугой вспыхивая на солнце. Медведь зацепил лапой рыбину и бросил ее на берег, выбрался из воды, встряхнулся, повел носом, почуял запах пищи и наклонился. На отмели бился здоровенный хариус. Добыча извивалась, пытаясь вернуться в родную стихию. Медведь придавил свой трофей лапой и захрустел рыбьей головой. Удовлетворенно сопя, зачавкал, щурясь на солнце.

Глава 6.

НА ЧЕСТНОМ СЛОВЕ И НА ОДНОМ КРЫЛЕ…

Все пассажиры собрались в носу самолета. Когда машина набрала высоту, стало холодно. Давыдов прямо-таки примерз к жесткому сиденью. Пока шли над Питером, все, не отрываясь от иллюминаторов, любовались открывшейся панорамой. Собираясь в командировку, Давыдов прихватил с собой фотоаппарат-«мыльницу» и пару пленок и теперь торопился сделать пару эффектных кадров. Над городом ему летать еще не приходилось. Внизу феерическая картина — Северная Пальмира в утренних лучах. Давыдов заметил, что почти все постройки старой части города подчиняются какому-то замыслу, здания выстроились в едином грандиозном архитектурном ансамбле. С земли это было незаметно. Потом с левого борта стало видно Ладожское озеро. Этот пейзаж был более привычным, напоминал годы службы на Севере.

Вскоре пассажиры перезнакомились. Спасение от холода нашлось у каждого. Тыловик расстелил газету, достал яйца, колбасу, курицу. Выпили за знакомство по первой. Немного потравили анекдоты. Пригласили летчиков, но из экипажа пропустить по глоточку согласился только техник. Мало-помалу согрелись, от холода разыгрался аппетит. Быстро подчистили весь провиант. Давыдов отправился в хвост — там он оставил свой «дипломат» — за салом. Майор начал потрошить свою коробку:

— Ну-ка, чего нам тут подкинули.

В проем двери выглянул командир:

— Эй, алкаши, сейчас на трассу выходить будем, готовьтесь к повороту, держи все, что не закреплено.

Машина начала правый поворот. Майор Макаров ловко поймал поехавшую по столику бутылку. Тыловик собрал объедки в газету. Нос самолета пошел вверх: на трассе должны были идти верхним эшелоном. Коробка с консервами запрыгала по салону и уткнулась в мешки с грузом. Слетели с сидений и покатились по полу фуражки.

Командир выровнял машину, проверил показания приборов. Теперь они шли по общей трассе на своей высоте. Включив нужный канал бортовой радиостанции, командир глянул радиоданные и приготовился вызвать диспетчера перелетов.

Макаров вертел в руках банку. Обычный металлический цилиндр, граммов на четыреста. На верхней крышке кольцо.

— Странная какая-то. Без этикетки.

— Ну-ка. — Тыловик взял банку у майора. — По-моему, из гуманитарной помощи. Нам тут просроченные натовские пайки раздавали, там были похожие банки. Не поймешь только — рыбные или мясные консервы, маркировка не наша.

— Сейчас разберемся, что тут за харчи. — Макаров отобрал банку и потянул за кольцо. Крышка легко снялась, будто и не была припаяна. Под ней оказались маленькие переключатели с микроскопическими рисками и цифрами. — Что еще за хреновина?!!

Командир нашел позывные диспетчера и нажал тангенту, включая станцию на передачу.

— Редут, я семьсот…

Дальнейшие слова утонули в грохоте взрыва.

Давыдов дождался, пока самолет выровняется, раскрыл «дипломат» и нашел пакет с замороженным салом. Задумался, взять бутылку «Зубровки» или нет. «С одной стороны, можно поддержать компанию, с другой — в Североморске неизвестно сколько сидеть. Можно будет и в гостинице со своими мужиками употребить. Особенно если у них все горючее вышло. Как-никак они там уже не одни сутки загорают». Вдруг раздался оглушительный грохот, сверху на Давыдова упало что-то мягкое и тяжелое. От чудовищного пинка капитан нырнул носом в раскрытый «дипломат», ударился головой о стену и отключился.

Сознание вернулось через мгновение. Давыдов вылез из-под тюка с меховым обмундированием. В том, что произошел взрыв, он не сомневался: салон заволокло дымом и в воздухе удушливо пахло сгоревшим тротилом. Давыдов сел, помотал головой. В ушах звенело. Ужасно болела голова. Анатолий потрогал лоб и нащупал здоровую шишку и ссадину. Коснувшись раны, ругнулся и посмотрел на руку. Ладонь окрасилась красным. Давыдов встал на четвереньки и стал пробираться в нос. Тянуло холодом. Давыдов встал и сквозь рассеивающийся дым увидел, что осколки взрывного устройства разбили стекла в иллюминаторах левого борта. В отверстия врывался обжигающе ледяной ветер, сгонял остатки дыма в хвост. Потолок и борта самолета были изрешечены множеством пробоин. На полу лежало три тела. Вернее, только то, что от них осталось. Прямо у ног Давыдова дрожала чья-то оторванная рука. Узнать убитых было невозможно. Давыдова стошнило. Капитан нащупал в кармане платок, вытер рот и, шатаясь, побрел в пилотскую кабину.

Пилот в левом кресле уткнулся лицом в штурвал. В затылке летчика сочилась кровью рваная рана, желтел мозг. Он был мертв. Но летчик справа был жив. Его куртка медленно пропитывалась кровью. Раненый был без сознания и слабо стонал. Давыдов ошеломленно переводил взгляд с одного пилота на другого. Рассудок отказывался верить в случившееся.

— Черт! Вот черт! Как же так, оба сразу…

Перспектива выглядела безрадостной: оказался на борту неуправляемого самолета, летящего неизвестно куда. Давыдов посмотрел на приборную доску, в глазах рябило от обилия циферблатов, указателей, индикаторов. Взгляд остановился на циферблате высотомера. Его маленькая стрелка медленно вращалась. Машина неумолимо теряла высоту. Судя по скорости движения стрелки, самолет медленно, но верно снижался. От этого открытия захватило дух. Нужно срочно что-нибудь делать. Давыдов высвободил из ремней мертвого пилота, вытащил тяжелое тело в салон, вернулся в кабину и стал тормошить раненого:

— Эй братан, очнись! Падаем!

Летчик не реагировал, от толчков его голова запрокинулась, сквозь приоткрытые веки виднелись белки закатившихся глаз.

— О Господи, да очнись же…

Раненый не отзывался. Давыдов уселся в освободившееся кресло и снова взглянул на показания высотомера. Стрелка прошла рубеж в две тысячи. Капитан потянул штурвал на себя.

— Давай же, ну давай… — просил он самолет. Медленно, словно нехотя, нос пошел вверх. Маленькая стрелка перестала вращаться, большая дрожала у прежней отметки. Давыдов перевел дух, посмотрел на приборы.

— Как много. Напихали же…

Опыта вождения самолетов у Давыдова не было. Вернее, был, но мизерный. Еще в училище он записался в аэроклуб. По чьей-то инициативе сверху командование училища дало всем желающим «добро» на посещение харьковского аэроклуба по воскресеньям. Большинство попросилось в секцию парашютного спорта. После трех прыжков давали значок и удостоверение парашютиста. Отпрыгавшие эту норму гордые собой курсанты прикручивали к парадным кителям синий значок с белым куполом и силуэтом болтающегося на стропах человечка — эмалевый символ воздушного волка. Давыдов записался в вертолетчики. Здесь тоже прыгали и тоже вручали значок, но по окончании курса выдавали еще и пилотское свидетельство. Продолжительность этого курса, правда, была побольше, да и сами занятия посложнее. Пилотское удостоверение Анатолий так и не получил. Перед сдачей зачетов и экзаменов в аэроклубе он сломал ногу на полосе препятствий. Преподаватель физической подготовки, исповедующий принцип «тяжело в учении — легко в походе», запустил учебную группу на восемь кругов. Норматива такого, конечно же, в природе не существовало, но училище готовилось к конкурсу, и новому начальнику кафедры были нужны высокие показатели. На седьмом круге Давыдов загремел с разрушенного моста. Из санчасти он вышел с предубеждением к беговым видам спорта и с легкой хромотой, от которой до окончания училища так и не избавился. Обиднее всего было то, что с аэроклубом ничего не вышло. Позднее Давыдов еще раз пытался освоить науку управления летательным аппаратом. Во время службы на Севере его учили знакомые ребята с местного аэродрома. Правда, до посадки «кукурузника» (других самолетов в местном авиаотряде не было) дело не дошло.

Пилотских навыков не хватало. Приборов было значительно больше, чем на стареньком «Ми-2» и на «Ан-2» пяозерского отряда гражданской авиации. Выровняв полет, Анатолий решил попытаться выйти на связь с землей. Натянул наушники, подобрал с пола блокнот, выпавший из рук командира. Несколько раз повторил вызов. Земля не отвечала: то ли вышли из зоны связи, то ли радиостанцию повредило взрывом. Давыдов знал, что воздушное судно может посылать сигнал бедствия автоматически, но вот где включается этот сигнал, он не знал. Покричав в микрофон для очистки совести: «Полюс, Полюс» — и не получив ответа, капитан оставил это занятие. Искать нужный переключатель на приборной панели было некогда. Задрав аэроплану нос, Анатолий добился лишь временного успеха. Теперь упала скорость, и самолет начал проваливаться вниз. Стрелка указателя высоты снова начала пугающий отсчет.

Чертыхаясь, Давыдов отжал штурвал и занялся поисками переключателей управления тягой. Нужные рычаги он нашел достаточно быстро. Такие же были в «Ан-2», хотя и выглядели иначе. Здесь их оказалось два, по числу движков. Для начала Давыдов перевел их вперед до упора и решил посмотреть, что будет. Однако ровным счетом ничего не произошло. Тогда он потянул рычаги назад — результат тот же. Двигатели тянули свою монотонную песню, значит, управлять моторами невозможно. Видимо, при взрыве что-то вышло из строя. Возможно, каким-то образом включалось резервное управление, но каким — для Давыдова было тайной за семью печатями.

— Вот влип!

В голову приходили всякие решения, но соответствующего случаю не появлялось. Всплывали какие-то обрывки из курса аэродинамики, что-то из рассказов знакомых летчиков. Давыдов сильнее подал штурвал вперед, самолет клюнул носом, заскользил вниз, скорость увеличилась. Дождавшись, когда скорость достигла пятисот километров в час, Давыдов потянул штурвал на себя. Машина поднялась чуть повыше, но лететь стала медленнее. Конечно, таким способом далеко не улетишь, но можно дрыгаться, пока есть запас высоты. А вот что будет потом?.. Про потом думать не хотелось. Еще одна проблема заключалась в том, что капитан понятия не имел, какая скорость для этого типа самолетов является критической, когда она достигнет своего предела и самолет начнет падать, как большой кусок металла. Извернувшись в кресле и не выпуская штурвала из потных ладоней, Давыдов вытянул ногу и попытался толкнуть раненого пилота. Со второй попытки он больно ударил его по лодыжке. Раненый застонал и открыл глаза.

— Падаем! — заорал Давыдов. — Скажи, что делать!

— Прибавь обороты, — ответил пилот и отключился.

— Да очнись же, не выходит у меня ни хрена! — кричал Давыдов. — Чего тут у вас нажимать надо?!

Пилот не отзывался.

Давыдов решил поискать подходящее поле и садиться. При мысли о посадке меж лопаток потек холодный пот. Как известно, эта процедура самое сложное в пилотировании. Большие самолеты сажает командир корабля, да еще при этом ему весь экипаж ассистирует. К тому же для посадки не помешало бы наличие аэродрома или ровной поверхности. Если садиться не выпуская шасси, желательно, чтобы запас топлива был минимальным. Лучше всего его вообще слить. Давыдов посмотрел на указатель уровня топлива — вроде бы около двух тонн. Если найти подходящее место, можно кружить над ним, пока не кончится топливо, и в крайнем случае сесть на брюхо. Давыдов осторожно нажал на педаль поворота. Стрелка указателя курса отклонилась, машина начала крениться вправо. «Черт, только бы не влезть в штопор. — Анатолий выровнял самолет. — Тогда точно свалюсь».

Запас высоты кончался. Пришло время искать место приземления. Впервые с момента взрыва Давыдов посмотрел вниз. От увиденного захватило дух. Внизу, куда ни кинь взгляд, была вода. Анатолий оцепенел. Вытянув шею, посмотрел вправо. Сердце зашлось от радости: там была суша. Осторожно-осторожно, медленно, не дыша, он начал разворачивать машину. Впереди показался песчаный, изрезанный бухтами и поросший густым лесом берег. Давыдов решил садиться на воду, как можно ближе к берегу. Так шансов уцелеть больше.

Снижаться начал издалека, тщательно выбирая направление. Понимал — второго захода не будет, вновь набрать высоту самолет не сможет. Давыдов выбрал для посадки бухту, окаймленную длинной песчаной косой. Сверху бухта казалась мелкой, даже дно видно. Капитан понятия не имел о том, что сверху можно обнаруживать подводные лодки на большой глубине. Он думал, раз дно видно — значит, мелко. Параллельно кромке берега тянулся перекат. На него он и решил садиться. Кое-как направив машину на нужный курс, капитан начал снижаться. Высота стремительно убывала. Время от времени Давыдов задирал нос машины, сбрасывая скорость. Как выпустить закрылки и поставить винты в режим фиксирования, он не знал, хотя и слышал, что это сделать необходимо.

Тяжелая машина неслась над подернутой легкой рябью гладью. Скорость упала до трехсот километров. В голову полезли мысли о камикадзе, они вот так же выходили на вражеский корабль. Самые подходящие мысли, как раз на злобу дня. Взгляд машинально фиксировал показания указателей высоты и скорости. Скорость триста, высота сто. Скорость двести девяносто, высота пятьдесят. Скорость двести семьдесят, высота — двадцать…

Давыдов потянул штурвал на себя, и в следующий момент машина ударилась о воду. Подпрыгнув, самолет заскользил по поверхности. Через мгновение брюхо заскребло по песку и нос опустился. Движение прекратилось. Давыдов сидел в кресле и орал благим матом.

— Так себе посадочка, на три с минусом, — отозвался очнувшийся от толчка пилот. — Но, думаю, тебя можно поздравить.

Двигатели замолчали, и наступила тишина. Немного успокоившись, Давыдов почувствовал, что в нем что-то изменилось. Он задумался, прислушиваясь к своим ощущениям. Вроде бы все в порядке, немного болит ссадина на лбу, вот, пожалуй, и все. Однако что-то было не так. Вернее, не так, как прежде. И тут Анатолий понял, в чем дело, и рассмеялся: он больше не чихал. От мучившей его аллергии не осталось и следа.

Глава 7.

КОНЦЫ В ВОДУ.

После первого выхода в эфир трассового самолета связь с ним была утеряна. Диспетчер несколько раз попытался вызвать борт. Ответа не было, но сквозь шумы эфира вдруг отчетливо пробилась фраза:

— …угроза… на борту взрыв… посторонний принужден…

И все. Больше ничего. Самолет некоторое время продолжал придерживаться заданной трассы, но неуклонно терял высоту. Объявили положенную «готовность» всем подразделениям ПВО вдоль трассы. Через несколько минут самолет исчез с экрана радара.

Еще через несколько минут из рощи, примыкающей к антенному полю, выехала белая «шестерка» с заляпанными грязью номерами. На заднем сиденье некто в штатском спешно паковал в «дипломат» какие-то приборы. Поверх них положил гарнитуру радиостанции. Машина миновала проселок, выбралась на шоссе и, взревев форсированным двигателем, понеслась в сторону города.

Подполковник Мошаров не находил себе места. Жена тщетно пыталась выяснить причину нервозности Владимира Павловича. «Иже херувимы» бросался к каждому телефонному звонку. Наорал на дочку, затеявшую переговоры со школьной подружкой. В ответ на расспросы Ларисы Максимовны муж сорвался и накричал что-то насчет работы и какого-то важного сообщения. Объявив молчаливый протест, домашние Владимира Павловича удалились в гостиную к телевизору, оставив главу семейства на кухне в компании добермана Гая и телефона. Сигнал поступил в полшестого вечера. Звонил дежурный по части:

— Товарищ командир базы, вас в округ вызывают. Говорят, что-то случилось с самолетом, на котором утром груз отправляли. Машину я к вам уже отправил. На аэродром я позвонил, в порядке личной инициативы. Говорят, упал самолет. Сейчас этим делом ФСБ занимается, вроде бы взрыв на борту, подозрение на террористов каких-то…

Мошаров облегченно вздохнул. Натянул китель, поправил перед зеркалом галстук. Уходя, зашел предупредить домочадцев. Перед ними вновь предстал обычный любящий папочка. Оставив семейство теряться в догадках о причинах столь разительной перемены, Владимир Павлович степенно вышел из дома. Поздоровался с сидящими на лавочке бабками. Минут пять посудачили о погоде. Вскоре взвизгнул тормозами командирский «уазик».

— Вот работа у человека, — посочувствовала дворничиха. — Все дома, а ему на службу. И положительный такой мужчина, не пьет. Всегда тверезый, здоровкается каждый раз…

Старушки согласно закивали головами.

Штаб округа стоял на ушах. Информация о том, что пропавший транспортник перевозил «Акинак», быстро распространилась по всем кабинетам. Снежный ком слухов разрастался с каждым часом. Версия о взрыве одной из ракет комплекса не обсуждалась, было якобы сообщение о захвате самолета какими-то террористами. Командующий ракетными войсками и артиллерией звонил командующему авиацией Северного флота, к которому был приписан пропавший самолет. Сумел найти только замов. Те сообщили, что шеф подойти к телефону не может — звонит какому-то диспетчеру. Неразберихи добавлял начальник особого отдела, шатающийся повсюду с самым загадочным видом. Наконец генерал обратил внимание на Мошарова:

— Упал наш «Боинг» с комплексом, Владимир Павлович.

— Да ну, где? — Брови подполковника взметнулись вверх.

— Где — пока не установили, но в последний раз его засекли в районе Онежского озера, налаживают поиски. Возможно, понадобится ваша помощь. Пока ни гу-гу. Ты все передал экипажу по описи? Оформил как надо?

— Конечно, со всеми подписями, экземпляры передаточной ведомости в положенном количестве.

— Ну-ка покажи.

Начальник базы достал папку.

— Все в порядке, вот, пожалуйста. — Владимир Павлович с готовностью протянул генералу бумаги.

Тот внимательно прочитал.

— Береги как зеницу ока, сам понимаешь, если что, прокурор прежде всего у тебя эти ведомости попросит.

Начальник базы кивнул: как же, понимаем. Душа подполковника ликовала. «Над Онежским озером? Это все! Кранты! Хрен там чего найдешь, как в присказке — концы в воду».

На аэродроме округа царила суматоха, все экипажи были вызваны по тревоге, готовилась спасательная операция, летчиков собрали в классе подготовки к полетам.

Управление ФСБ связалось с пограничниками и милицией, все силы переходили на усиленный режим службы.

Михаил Петрович расположился в уютном кресле. В бокале на столике благоухал коньяк. Ноги ласкал ворс ковра. Все на даче директора НПО «Прогресс» было отличное или самое лучшее. Тучин остановился у стеллажа с коллекцией старых орденов, на гранях драгоценных камней играли блики пламени из камина. При кажущейся непринужденности Слугарев все-таки чувствовал себя не в своей тарелке. На и без того взвинченные нервы давила разница в служебном положении гостя и хозяина, которую последний не считал нужным скрывать. Результат дела в равной мере зависел от успешных действий обеих сторон, и подполковник пытался строить деловые отношения на основе равноправного сотрудничества, но все попытки были тщетны. Тучин захватил инициативу — и подмял партнера под себя. Несмотря на уютную обстановку и демонстрируемое хозяином радушие, фактически приглашение в гости было вызовом для отчета, и Слугарев это понимал. Он чувствовал себя управляющим, вызванным к барину, и потому все в нем протестовало. О терзаниях партнера директор НПО «Прогресс» не задумывался. Тучин вообще мыслил другими категориями, общался с Михаилом Павловичем как с большинством своих подчиненных, ему и в голову не приходило, что такое отношение болезненно воспринимается его гостем.

— Последний раз отметка цели была получена над Онежским озером. Самолет отклонился от трассы и снижался. Вероятнее всего — падал, так как потом радары его не обнаружили. Сейчас все наши силы ведут поиск. ФСБ и контрразведка округа начали расследование.

— Вот что, Мишенька, организуйте поиск силами наших людей. Народ возьмете из группы, которую нам передали прошлым летом. Надо найти его первыми, убедиться, что самолет и груз больше не существуют или, допустим, что-то сохранилось, и тогда нужно обеспечить неопровержимые доказательства, что самолет вез именно то, что указано в полетной документации. Маловероятно, что кто-то из находившихся на борту уцелел, но и этот вариант нужно тщательно проработать. Этот вояка с базы, он не из болтливых?

— Не думаю, во всяком случае болтать не в его интересах.

— Его тоже держи под контролем.

— Сделаем, Андрей Юрьевич.

— Сделай, голубчик, сделай. Действия наших людей оформи через свою службу. Особо наше вмешательство не афишируйте. Это дело нужно представить как участие наших средств в поиске, и только. Там сейчас соберется столько народу, что затеряться, думаю, труда не составит. На каждом борту будет специальная команда. Если обломки лежат на берегу, все нужно будет представить как последствия сильного взрыва. По данным этого подполковника, на борту были ракеты. При ударе о землю они должны были сдетонировать.

— Так там и было несколько ракет. На случай, если какие-то обломки уцелеют, эксперты подтвердят, что все чисто.

— Насчет экспертов — это моя забота. Твоя задача — самолет. Начинайте действовать немедленно.

— Понятно, Андрей Юрьевич.

Слугарев встал, но замешкался в дверях.

— Тебя что-то беспокоит?

— А как дела в порту?

— Контейнер готов к погрузке. Охрана свое дело знает. Не беспокойся. Что, боишься, как бы тебя не обошли при расчете? Не волнуйся, мальчик мой, ты мне слишком нужен.

— Что вы, Андрей Юрьевич, я о деле пекусь…

— О деле, это правильно. Только ты на своем участке пекись. Тогда все будет хорошо. Счастливо. Держи меня в курсе.

— До свидания. — Подполковник вышел. То, что Тучин отстранил его от второй части операции, настораживало. Фактически вся выручка от операции должна была пройти через руки партнера, и уж потом Тучин должен был выделить Слугареву его долю. Этот расклад ему не нравился: в общении с таким серьезным человеком, как Тучин, всегда нужно держать ухо востро.

— Ладненько, Андрей Юрьевич, будет день — будет пища. Есть и у нас кое-какие козыри.

Упускать свое Слугарев не собирался.

Маляву с воли принес прибывший с последним этапом заключенный по кличке Ломбард. В криминальной иерархии Ломбард не поднялся выше бойца бригады, промышлявшей мелким рэкетом. На зону был отправлен исключительно в роли гонца. Суть послания была проста: всплыла новая информация, и это грозило Седому крупными неприятностями. И хотя разработка велась по делам, к которым Седой не имел отношения, следствие вышло на обстоятельства, непосредственно связанные с его «трудовой» деятельностью. Открылись новые улики, говорившие о его участии в ранее нераскрытых преступлениях. Раскололись сразу несколько свидетелей, прежде хранивших молчание. Для Седого нынешняя отсидка была, если можно так выразиться, плановой. После нее он должен был стать настоящим авторитетом. Из весточки следовало, что Седому нужно рвать когти. Иначе плановое «повышение квалификации» грозило состояться значительно позднее, чем рассчитывал Седой.

После отбоя Циркач с головой забрался под одеяло. В голове вертелись все те же мысли: о дочери, о матери, о неверной супруге. Но невеселым раздумьям помешали. Кто-то тяжело опустился на его койку и стал трясти за плечо. Циркач высунул голову. Рядом сидел Шнорхель.

— Пойди-ка погуляй. Постой на атасе, — скомандовал он соседу Циркача, тщедушному бухгалтеру, отбывавшему срок за растрату. Тот испуганно вскочил. На освободившуюся койку уселся Седой.

— Ну что, горюешь? Зря в одиночку себя травишь, в такой момент нужно к товарищам быть поближе.

Шнорхель закивал:

— С людьми всегда легче. Вот у меня был случай…

Седой осадил болтуна взглядом, Шнорхель заткнулся. Авторитет извлек из-за пазухи бутылку водки. Припечатал донышко к крышке тумбочки.

— В такой момент самое время выпить. Распорядись насчет посуды и прочего, — скомандовал он Шнорхелю, и тот метнулся выполнять. Седой продолжил: — Люди и здесь — люди. Ты бы обратился к тем, кто постарше. Чего горе в себе носить? Послушал бы умного совета. Мы ж тебе не чужие, чего ты от нас сторонишься?

Шнорхель вернулся со стаканами, банкой килек и буханкой. Расстелил на тумбочке газету.

В синем свете дежурной лампочки на белой стене барака разыгрывалось представление театра теней. Циркач пил и хмелел, но зато теперь он чувствовал, что не одинок. Все слова Седого казались истиной в первой инстанции. Все, что говорил пахан, казалось правильным.

— Мы тут прикинули — уходить тебе надо. Надо дома порядок навести, мать и дочку защитить. А лярву эту и ее хахаля проучить как следует.

Осоловевший Циркач согласно кивал. Седой предлагал единственно верное решение. «Вернуться и показать. Показать, что он не тюфяк, что с ним так нельзя…» Дальше мысли путались. Что он будет показывать бывшей супруге, Циркач пока еще плохо представлял. «Я же здесь из-за нее! Гуляла стерва, а я пил. Жалел ее, а надо было еще тогда…»

— Покажи, что ты мужик. Что просто так себя кинуть не позволишь. — Вкрадчивый голос Седого отдавался в голове колокольным звоном. — А мы бы тебе помогли, чем сумели. Один же ты не уйдешь, тут народ опытный нужен. Чтоб подстраховать, если что.

— Ты же циркач, вот и придумай фокус, чтобы мы: алле оп — и за колючкой, — поддакнул Шнорхель.

— Насчет фокуса, конечно, шутка, но ты подумай. Надо тебе домой наведаться, ой как надо. А то потом тебе дочка не простит, что в такой момент ты ее позабыл.

Язык Циркача заплетался, душу распирало от братской любви. Сейчас ради Седого он был готов пожертвовать чем угодно, а вечно издевавшийся над ним Шнорхель казался просто рубахой-парнем, готовым помочь в любую минуту.

— Да я с радостью. Но только с вами. Один не пойду. Я ее… — Циркач взмахнул рукой, подбирая жене подходящую кару.

— Ясное дело, с нами, один ты и не дойдешь, здесь не Невский проспект. Ты придумай, как нам отсюда сдернуть. Народ говорит, у тебя по технической части голова варит. Вот и придумай что-нибудь. Люди бакланят, зеки из бензопилы вертолет соорудили, вот и сочини такой способ, пока мы на лесопилке пашем. Там и конвой послабее, и техники разной полно.

Циркач кивал. Выпитое подействовало, возбуждение сменилось вялостью и оцепенением. В конце концов он обессиленно плюхнулся на подушку. Шнорхель поманил мерзнущего на страже бухгалтера:

— Ты, рогомет, убери тут все, чтоб к обходу и следов не осталось.

Глава 8.

СЛЕДСТВИЕ ВЕДЕТ «ЗООПАРК».

Совещание у начальника особого отдела шло обычным порядком. Присутствующие по очереди докладывали о состоянии дел, о ходе проводимых мероприятий. Докладчиков никто не перебивал. Начальник управления Иван Степанович Нефедов с самого первого дня на этой должности завел порядок: дай человеку высказаться, а потом уточняй детали. Все мы люди, все — человеки, оперативник постоянно думает о деле, которое ведет. Хороший специалист, даже когда докладывает, лишний раз прокручивает материал, ведет анализ, взвешивает аргументы. Сбить подчиненного с мысли легко, прервешь — и он, отвечая на твой вопрос, забудет выложить что-нибудь важное. Нефедов избегал обращаться к людям по званию, старался обращаться по имени и отчеству. Вместе с тем был нетерпим к панибратству, хамству и при необходимости жестко ставил забывшего о субординации на место. Больше всего Нефедов ценил время: как свое, так и чужое. Разработку происшествия с самолетом и отслеживание пути исчезнувшего вместе с ним комплекса он поручил нескольким офицерам. Самолетом занимался Борис Александрович Медведев, пожилой следователь в звании майора, комплексом — капитан Олег Владимирович Зубров. Майор докладывал первым.

— Особой информации добыть не удалось. Ничего чрезвычайного. Из хранилища НПО «Прогресс» комплекс поступил на склад военно-технической базы. Начальник склада толком ничего поведать не смог. Его к этому делу ввиду особой важности не допустили. Приемкой комплекса у представителей оборонки занимались лично начальник базы подполковник Мошаров и его помощник майор Макаров. После приемки склад был опечатан, и до отправки прапорщик доступа в хранилище не имел. Погрузкой и отправкой комплекса на аэродроме занимались те же: Мошаров и Макаров. Я поговорил с личным составом, задействованным на погрузке, — ничего особенного. Грузили опечатанные ящики, упаковки и контейнеры, по их словам, все сходится с документами. Мошаров сразу же выложил мне все бумаги. Все чин по чину. Он отправлял комплекс лично и сам же оформлял накладные. По словам одного из солдат, Макаров был подшофе, но его начальник этот факт отрицает. Говорит, супруга майора отмечала юбилей, но к утру Макаров был вполне в форме. Впрочем, скорее всего это отношения к делу не имеет. У меня все.

— А что у вас, Олег Владимирович?

— Картина та же. Согласно заявке на борту находились Макаров и один тыловик, везущий на Север вещевое имущество. Борт принадлежит транспортной авиации Северного флота. Постоянно сидит в районе города Кемь, там у них аэродром, общий с эскадрильей авиации ПВО. После взлета самолет шел по маршруту вне трассовых перелетов до точки выхода на Мурманскую трассу. По словам диспетчеров, при выходе на трассу пилот связался с землей. После этого связи с бортом не было. Самолет продолжал двигаться прежним курсом, но терял высоту. Через три минуты двадцать секунд после вызова диспетчер услышал обрывки фразы: «…угроза… на борту взрыв… посторонний принужден…» Из чего служба безопасности полетов делает вывод о возможности теракта или о присутствии лиц, пытавшихся захватить самолет. Записи переговоров с землей сохранились. Самолет продолжал снижаться, ушел с трассы, и радиолокационный контакт с ним был утерян. В настоящий момент ведутся поиски. Вот, собственно, и все.

— Понятно. Кто что думает по этому поводу?

Выслушав все точки зрения, Нефедов подытожил:

— Работать вам придется одной группой. Старшим назначаю Медведева. Вас я попрошу проверить все самым детальным образом. Начните с завода. Вам поможет представитель управления ФСБ, капитан Воробьев Дмитрий Ильич. Он тоже включается в вашу группу, но подчиняется, понятное дело, своему начальству. Дело серьезное, так что постарайтесь обойтись без межведомственных дрязг. Тщательно проверьте базу. Этот Мошаров был чересчур готов к событиям. Проверьте аэродром, короче говоря, все, что может дать хоть какую-то зацепку. Не мне вас учить. Если засветится что-то важное — выходите сразу на меня и на капитана Воробьева. Я нахожусь с ним в теснейшем контакте. Вот такие дела. Если ни у кого ничего больше нет, все свободны.

Во внутреннем обиходе среди сотрудников особого отдела новоиспеченная троица сразу же получила наименование «Зверской команды», или «Зоопарка». Медведев распределил функции: армейские особисты займутся самолетом и базой, представитель от управы — заводом. Назначил время обязательных ежедневных встреч для обмена информацией, на экстренный случай велел оставлять у дежурного по отделу свои координаты.

Глава 9.

ПОСЛЕ ПОСАДКИ.

Раны у летчика оказались болезненными и достаточно серьезными. Сквозное ранение груди, пробита рука. «Странные какие-то раны, словно картечью шарахнуло. Входные отверстия — аккуратные одинаковые дырочки», — думал Давыдов, распарывая куртку пилота. Даже беглого осмотра было достаточно, чтобы сообразить: если пилоту не будет оказана срочная медицинская помощь, неизбежно наступит ухудшение. Больше всего Давыдов опасался инфекции. Во время перевязки раненый не произнес ни звука, лишь крепко стискивал зубы да отворачивал побелевшее лицо. Давыдов испытывал настоящую боль при мысли о том, что своими неумелыми руками причиняет человеку излишние страдания. Пальцы отказывались слушаться, повязка все время норовила съехать в сторону.

— Туже бинтуй, — лишь один раз простонал летчик.

Заставив раненого проглотить несколько таблеток стрептоцида, что, по мнению Давыдова, способствовало предотвращению инфекции, капитан начал думать, что делать дальше.

Конечно, сначала нужно было идти в салон и осмотреть тела пассажиров и членов экипажа, но он никак не мог себя заставить выйти из кабины, а потому решил попытаться установить, куда же они упали.

— Слышь, командир, у вас какая-нибудь карта есть?

— В планшете у командира полетная карта. Посмотри у левого кресла.

Давыдов нашел планшет.

— И где мы, по-твоему, оказались?

— Ищи внетрассовый от Питера до выхода на Мурманскую. Нашел?

— Ну, нашел.

— В момент взрыва мы выходили на трассу, а потом Ты рулил. Тебе лучше знать, куда ты меня завез.

— Ладно уж, довез, и хорошо.

Давыдов прикинул: скорость была примерно одинаковая, направление он тоже не менял, только разок повернул влево на сорок градусов. Но потом он доворачивал вправо, примерно градусов на двадцать — двадцать пять. Давыдов взял карандаш и линейку. Линия предполагаемой траектории пересекла берег Онежского озера. Судя по пейзажу за стеклами кабины, Давыдов не сильно ошибался. Но точные кооринаты приземления оставались загадкой. Все-таки давыдовские расчеты были весьма приблизительны.

— Ну что, определился?

— Да так, очень приблизительно. От трассы километров пятьдесят, но, может быть, и восемьдесят.

— Спасибо, утешил. А что с остальными, почему их не слышно?

— Остальных нет, мы вдвоем.

— Еще лучше. Что это было?

— Пока не знаю, некогда было разбираться. У тебя какие-нибудь мысли есть?

— Вызывать помощь на канале ПСС. Нас должны искать.

— Сам сможешь? Я пока в салоне разберусь.

— Дело нехитрое. — Летчик нацепил головные телефоны, опустил к губам дужку микрофона. — Тебя как зовут?

— Давыдов, Анатолий.

— Меня Лехой, фамилия Лебедев. — Летчик протянул здоровую руку, Давыдов в ответ осторожно ее пожал.

— Ты как? Может, тебе чего надо? Так ты скажи.

— Все нормально, Толян.

— Ну, я пошел.

Как ни оттягивал Давыдов этот момент, а все же пришлось выйти в салон. Запах взрывчатки уже выветрился, уступив место солоноватому запаху крови. Борясь с тошнотой, капитан перешагнул лежащие на полу тела и прошел в хвост. Посмотрел в иллюминатор — песчаный берег метрах в трех.

— Слышь, Леха, как отсюда выйти?

В ответ послышался смех.

— Судя по погонам, ты вроде летчик.

— Я связист.

— Надо же, а так лихо управлялся…

— Да был кой-какой опыт, но летал только на «Шмеле» и «Ан-2».

— А-а-а, так ты — связь и ракетно-техническое обеспечение ВВС.

— Вот именно, только не ВВС, а ПВО.

— Все одно. Но вынужден тебя разочаровать, благодаря твоему способу приземляться выход теперь только через грузовой люк. Торжественный сход на берег не состоится.

— Открыть-то его как?

Пилот объяснил и повернулся к радиостанции. Давыдов откинул створки люка и опустил трап. Тот сразу почти весь ушел в воду. В открывшийся проем Давыдов увидел поросший соснами берег и склон холма, усеянный мелкими валунами.. Между берегом и самолетом плескалась вода. От берега до переката, на котором лежал самолет, тянулась коса, переходящая в каменистую отмель. Местами ее почти целиком скрывала вода, оставляя наверху только верхушки валунов. «Глубина метра полтора будет», — определил Давыдов, опустился на колени и, зачерпнув воды, умылся. Вода была чистой, но обжигающе холодной. Лезть в нее очень не хотелось. Давыдов решил сбросить в воду несколько ящиков. Получится мост, и можно будет сойти на берег, практически не замочив ног. Ящики было не жалко. Все равно их на берег вытаскивать, не в самолете же оставлять. Давыдов задумался над тем, как поступить с погибшими. Капитан не зная, нужно ли их оставлять на месте, до того как следователи установят причину взрыва. Решил, что если по-человечески, то бросать мужиков нельзя. Нужно перенести их на берег и устроить хотя бы временные могилы. В поисках материала для сооружения моста он принялся разглядывать ящики. Длинные жестяные коробки не подходили. Давыдов приподнял одну — слишком легкая, не утонет. Оставив продолговатые пеналы в покое, капитан принялся за стойки. Как и положено радиотехнику, Давыдов понимал, что бросать в воду электронику не стоит. Вода не способствует улучшению состояния радиоаппаратуры. Анатолий решил поискать какой-нибудь ящик с кабелем. На худой конец пожертвовать силовым щитом. У него изоляция хорошая, потом надо только просушить, и все — заработает как миленький. На секунду капитан призадумался, разглядывая печати и предохранительные пломбы. Сработал воспитанный у каждого советского военнослужащего инстинкт, чувство почтения к сохранности всего опечатанного и опломбированного. Раз есть печать, значит, есть и соответствующий гриф. А! Семь бед — один ответ! Все спишут! Сняв брезентовый чехол, Анатолий от удивления присвистнул. Обнажились панели с висящими на проводах индикаторными приборами с битыми стеклами, циферблатами без стрелок, вместо сигнальных лампочек торчали ощетинившиеся стеклянными осколками цоколи, цветные колпачки где расколоты, где их нет совсем. Не аппаратура — хлам. Следующая стойка оказалась в таком же плачевном состоянии. Работать это барахло явно не могло и годилось лишь на запчасти. Капитан решил осмотреть весь груз. Новыми ему показались только несколько продолговатых чехлов и какой-то ящик, сильно напоминающий «дипломат» или средних размеров чемодан.

— Алексей, вы давно металлолом возите, или как?

— Ты это о чем? — донеслось из кабины. — Теперь у нас ты главный спец по металлолому, после приземления здесь сплошной вторчермет. План по сдаче алюминия можно выполнить.

— Я о грузе.

— Эй, ты там не шибко лазь. Это знаешь что такое?

— Рухлядь.

— Какая еще рухлядь? Ты о чем?

— Да иди посмотри. Помочь?

— Сам справлюсь.

В пролете двери, пошатываясь, показался Лебедев. Окинув мрачным взглядом тела на полу, захромал к Давыдову.

— Ответил кто-нибудь?

— Никого не слышно. Что у тебя?

Давыдов похлопал ладонью стойку:

— Это годится только на свалку. Алексей, тяжело дыша, присел на откидывающееся сиденье.

— Не может быть, мы должны были новый комплекс доставить. Он ведь только с завода. Их еще и в армии-то нет. Это новье, последняя разработка…

— Не-а, не прокатывает. Я тебе как специалист говорю. Все это никогда работать не будет.

— Ну и дела.

— Слушай, давай-ка разберемся! Вы должны везти что-то новое и наверняка секретное. Вас попытались взорвать. Теперь выясняется, что нового здесь ничего нет. Вернее, скажем так: то, что находится на борту, неработоспособно. Но если бы мы упали, эта рухлядь вполне сошла бы за ваш ужасно секретный и ценный груз. Может быть, это и есть такая же аппаратура, как та, что значилась в документах. Завод обычно делает несколько опытных образцов. Вероятно, это более ранняя модель вашего комплекса. Так что налицо явная подстава.

— Значит, настоящий комплекс в другом месте. Поэтому нас и пытались уронить.

— Что будем делать?

— До прибытия спасателей нужно как-то это все зафиксировать.

— У меня идея. — Давыдов достал из «дипломата» фотоаппарат. — Нужно все это снять.

— Валяй, еще нужно будет все описать, с момента взлета до падения.

— С момента погрузки. Похоже, мы просто не должны были никуда долететь. Так что наезды на мой способ парковки вашего транспортного средства отклоняются. Кстати, что взорвалось? Если бы бомба лежала среди груза, эти ящики были бы повреждены. А они как раз и не пострадали.

— Значит, взрывное устройство было у кого-то с собой.

— Ну, это из области фантастики! Какой псих потащит взрывчатку на самолет, на котором собирается лететь? Не вяжется.

— Тут столько всего не вяжется, что голова кругом идет. Давай, что ли, начинай, а то я тебе плохой помощник.

Давыдов отснял все, на его взгляд, заслуживающее внимания. Заставил себя сфотографировать погибших. Наклонился над одним из них, но нога потеряла опору, подошва поехала по полу, и, чертыхнувшись, он неловко упал. Опершись на сиденье, капитан обернулся посмотреть, на чем поскользнулся. Залитый кровью пол был усеян шариками, как из подшипника, только темными, закопченными, опаленными взрывом. Подобрав несколько штук, он протянул их летчику.

— Похоже на начинку из бомбы.

Алексей подбросил находку на ладони.

— Пожалуй, раньше тут такого не было. Шариковая мина? Тогда это промышленный образец. Пойду еще поиздеваюсь над радио. Кто-то же должен ответить.

Это было нечто непонятное. От нового предмета пахло огнем, металлом, керосином, но все запахи заглушал запах крови. Медведь уже долго следил за упавшим с неба предметом. Потом в предмете появилась нора, в норе кто-то копошился. Прошло немного времени, и на берегу появился двуногий. Двуногий вел себя странно: он вытаскивал из своей жестяной норы тела других двуногих и прятал их на берегу. Косолапый никак не мог понять, зачем он это делает. Жизненный опыт подсказывал хищнику, что двуногие опасны и что от них нужно держаться подальше. Но любопытство пересиливало. Медведь не понимал: сам ли двуногий убил своих сородичей, или они погибли без его участия, но от тел на берегу сильно пахло кровью. Двуногий наваливал на них камни, несомненно — прятал добычу. Раньше медведь не видел, чтобы двуногие охотились друг на друга. Порыв ветра вновь принес запах еды. Хищник сглотнул слюну. Когда двуногий ляжет спать, он вернется и разгребет эти камни. Нужно только подождать до вечера. Столько еды, надолго хватит. Если повезет, он утащит часть добычи двуногого и сделает свой собственный запас.

Анатолий здорово промок и продрог, пока возился в салоне. Они с пилотом решили оставаться в самолете. Давыдов лишь сделал небольшой рейд по берегу, убедился, что карта не врет и места вокруг действительно дикие. А теперь у капитана прорезался зверский аппетит. Результаты инспекции продуктовых запасов Давыдова не обрадовали: кусок сала, половина батона, горсть конфет и бульонные кубики.

— Слышь, Леш, у вас тут по идее НЗ должен быть.

— Чего у нас должно быть? — Летчик смотрел на Давыдова с нескрываемой иронией. — Это тебе не космический корабль и даже не перехватчик. Ни хрена у нас нет.

— Но ведь должен быть запас…

— У нас в стране много где чего должно быть.

— Ладно, с продуктами ясно. Ну а оружие-то у вас есть?

— У командира в сейфе были ТТ и ракетница. Доволен?

— Еще как.

Давыдов собрал документы погибших, личные жетоны и все, что с его точки зрения следовало передать родственникам. Среди вещей командира нашел связку ключей.

— Какой ключ и где сейф?

— Вот этот. — Летчик выбрал нужный на связке. — Ты что, охотиться собираешься?

— Кто знает, во всяком случае так нам веселее будет. Если придется, будем и охотиться. Погоди-ка, должна быть коробка.

— Какая еще коробка?

— Ну точно. — Давыдов хлопнул себя по лбу. — У майора была коробка с харчами. Ему шеф дал, приемщиков подмазывать. Целый посылочный ящик с консервами. Должно быть, куда-нибудь за стойки завалился, я его, когда убирал, не видел.

Анатолий побежал в салон. Вечерело, но было еще достаточно светло. Наконец за длинными пеналами под крышкой откидного сиденья он увидел картонку.

— Нашел, — радостно завопил Давыдов. — Алексей, теперь живем. — И, схватив ящик в охапку, капитан поволок его в кабину.

— Во, тяжелая. Дней пять продержимся. Сейчас организуем маленький сабантуй.

Давыдов перегнулся через подлокотник кресла и извлек из своего «дипломата» бутылку «Зубровки».

— Настоящая, мне отец из Белоруссии прислал. Придется экономить, но сегодня можно.

Давыдов налил ароматную настойку в стопки, найденные в сейфе, в котором хранилось оружие.

— Ну, за спасение!

— Не говори гоп. Пока только за удачную посадку, — охладил его пыл летчик. — Надо еще со спасателями связаться.

Давыдов кивнул и опрокинул стопку, по телу разлилось волшебное тепло. С минуту поблаженствовав, Анатолий отрезал себе и летчику хлеба, отхватил по пластине розового сала.

— С чесноком солил? — поинтересовался Лебедев.

— Ну. А что, что-то не так? — спросил с набитым ртом Анатолий.

— Все так, я и сам так всегда делаю. Еще бы огурчиков солененьких…

— Ты себя как чувствуешь?

— Уже лучше, наливай еще.

Давыдов хмыкнул:

— Ну-ну, сейчас. Только консервы открою.

Давыдов вытащил из коробки продолговатую банку без этикетки, стал рассматривать маркировку. Потянул за кольцо. Пилот тоже запустил в ящик руку.

— Что за чушь. На кой черт ему понадобилось солдатское мыло?

Крышка с банки снялась легко, под ней были маленькие переключатели, цифры, риски, буквы. В памяти промелькнуло: «Перед взрывом майор собирался открыть консервы. Сейчас…» Откуда-то пришло: «Сколько до взрыва? Выкинуть в салон или не трясти? От чего эта штука срабатывает?» Мысли как не свои. Будто это все и не с ним случилось, а с кем-то другим. Секунды бежали, ничего не происходило.

— Слышь, Толян, чего говорю? Он что, собирался приемщиков мылом кормить? — донеслось как сквозь вату.

Давыдова прошиб холодный пот. Судорожно заглатывая воздух, он просипел:

— Леха, тихо. Это не мыло, — и протянул товарищу свою находку, — А это не тушенка. Держи осторожно.

Понимание того, что раз это не взорвалось раньше, то скорее всего и не бабахнет теперь, пришло несколько позже. Они тщательно изучили содержимое коробки. Дно было выложено тротиловыми шашками. Сверху стояли банки. Все, кроме вскрытой, по виду были обычными консервами, изготовленными на российских фабриках. Только та, что была миной, отличалась видом, маркировкой и наличием кольца на крышке, как на импортных консервах. Остальные — нормальная сгущенка и треска в масле. По такому случаю выпили по полной. Давыдов эвакуировал находку на берег. От пережитого по телу то и дело пробегали мурашки.

— Зато теперь ясно, чья была идея отправить нас к рыбам, — философски заметил Леха. — Босс майора знал, что грузит на борт хламье. Он его и бомбой снабдил.

Глава 10.

ЛЕВЫЙ ПАССАЖИР.

Труднее всего искать, когда не знаешь, что ищешь и где это находится. Следственная группа тщетно пыталась выудить хоть что-нибудь из кучи бесполезных сведений. Несколько суток питались всухомятку, спали урывками. Четыре часа забытья, и снова расспросы, проверка документов, встречи с десятками людей. Но упорство и настойчивость всегда дают результат. Первому удача улыбнулась Медведеву. Майор в очередной раз допрашивал солдат, грузивших комплекс, просил их вспомнить и описать всех, кто был у самолета. Один рядовой все-таки вспомнил о лишнем пассажире.

— Ой у входа сидел, в летной фуражке. Точно не помню, капитан или старший лейтенант. Мы с погрузкой спешили, я особенно не приглядывался. Не до того было.

— А он не из экипажа был?

— Не-е, те морские летчики, у них фуражки черные, а этот обычный, фуражка зеленая с голубым околышем,

— А он точно улетел этим рейсом? Может, он чего грузил, а потом вышел?

— Нет, мы до самого конца там оставались, не выходил он. Сначала его не было, он потом пришел, о чем-то с летчиками договаривался.

Неизвестного вспомнили еще несколько человек.

— Ребятишки, ну напрягите память, у него с собой что-нибудь было? Может, оружие или что-то в этом роде.

— Да «дипломат» у него был, больше ничего.

— А что еще грузили в самолет, кроме ваших ящиков?

— Мы больше ничего не грузили. Там, товарищ майор, еще тыловики грузились, они что-то мягкое носили, вроде куртки летные. Меховое, в общем, имущество.

— А остальные пассажиры с собой что брали, вы случаем не заметили?

— У тыловика, который с этим меховым летел, вроде бы портфель был. Ну, у майора Макарова сумка спортивная, с ручками. Про летчика с «дипломатом» мы уже говорили. Вроде бы все, больше ничего.

— Уверены, точно больше ничего?

Бойцы помотали головами.

— Мы же особо не присматривались. Спешили очень. Ну, еще подполковник Мошаров коробку с консервами Макарову отдал, и все. Так, чтоб на виду еще чего грузили, больше вроде ничего и не было.

— А в самолете ничего такого не видели?

— Нет, он сначала вообще пустой был. А что, товарищ майор, самолет еще не нашли?

— Пока нет. Вы вот что, если вдруг кто-нибудь что вспомнит, то, пожалуйста, мне скажите. Я тут еще задержусь, нужно с вашим командиром поговорить.

Начальник базы демонстрировал полную готовность к сотрудничеству.

— Вы, наверное, без обеда? Сейчас в столовую сходим. Мы гостей без угощения не отпускаем.

— Большое спасибо, Владимир Павлович, а то крутишься как белка в колесе, с такой работой только один путь: от гастрита к язве.

Столовая на базе могла служить образцом рачительного ведения хозяйства. Зал сверкай чистотой, на столах красовались скатерти. Но для начальства и гостя было накрыто в отдельной комнате. Медведев с блаженным видом вздохнул: ароматы явно не из солдатского котла. Впрочем, не время изображать моралиста. Хочешь изображать самого правильного — ходи голодным. А угощение за счет экономии на рационе местного воинства, похоже, не самое большое нарушение на этой базе. Что-то здесь неладно, он чувствовал это, как хорошая гончая чует след зверя.

— У вас, я смотрю, порядок во всем.

— Стараемся. Ну как, нашли что-нибудь?

— Кое-что есть. А скажите мне, Владимир Павлович, вы во время погрузки летчика не заметили?

— Летчика?

— Ну, офицера в авиационной форме?

— Кажется, да, точно, припоминаю, был один, у входа сидел.

— Простите, где сидел?

— В хвосте, у аппарели, по которой груз заносили. А что?

— А вы не заметили, с собой у него что-нибудь было?

— Не обратил внимания. А чем он вас так заинтересовал?

— Да не было его в списках.

— Ну и как, установили кто такой, откуда? — Мошаров оживился. Судьба делала ему подарок. На борту оказался неизвестный. А неизвестный — всегда первый подозреваемый. Фортуна улыбалась: если найдут самолет и установят причину его падения — есть и предполагаемый виновник торжества. Хотя вряд ли найдут, после такого взрыва фюзеляж должен был распасться на атомы.

— Обязательно установим. А что вы за коробку передавали с Макаровым?

«Господи, откуда вылезла эта коробка? Стоп, без паники. Собраться, не подавать виду».

— Обычная коробка. — Мошаров заставил себя улыбнуться. — В нашем деле знаете как: не подмажешь — не поедешь. Это я, для того чтобы легче проходила сдача комплекса, снабдил Макарова кое-какими продуктами. Сейчас на Севере снабжение не очень… Ну да что я вам рассказываю, вы по долгу службы руку, так сказать, на пульсе держите.

Медведев пропустил лесть мимо ушей.

— Так комплекс вроде новый, какие же могут быть проблемы?

Мошаров рассмеялся:

— Ну-у, знаете, я как-то два дня сидел, ждал платформы под погрузку, пока не догадался дать на лапу машинисту тепловоза. Балуем, понимаете ли, пролетариев, а они нам же на шею садятся. Сразу нашлись и платформы, и проволока для крепежа, и дерево на колодки под колеса. А вы говорите…

— Да я так. А как вел себя этот летчик?

Мошаров, разрезая отбивную, делал вид, что напряженно думает. Отрезал небольшой кусочек, положил в рот, тщательно прожевал.

— А никак, сидел и смотрел по сторонам.

Подполковник следил за реакцией следователя. «Тут важно не переиграть. Не сфальшивить. Скажешь: сидел считал ящики — не поверят. А так — был человечек. А что, как да откуда — ищите, ваша работа».

После обеда Медведев уехал. Нужно было проверить аэродром.

Туда Медведев отправился вместе с Зубровым. Но их ждала неудача, диспетчер, отправлявший борт, был в отгуле, а без него узнать хоть что-нибудь было практически невозможно. Авиационное начальство горой встало на защиту подчиненного: «Если кто и попал на борт, значит, имел соответствующие полномочия. Вы же не объявляли, что, кроме сопровождающих ваш комплекс, никто допущен быть не может. Вот тыловика с его барахлом и взяли. Может, еще кто подскочил. В общем, выйдет диспетчер на службу, тогда и разберемся».

— Ладно, пока хоть есть что Нефедову доложить. — Зубров поерзал на заднем сиденье. — Я вчера с дежурными общался, они этот самолет последними слышали. Так вот. Последний доклад странный какой-то. Как из другого места говорили.

— Попросим коллегу, чтоб устроил экспертизу, у них для этого аппаратура есть. Пока все странно, все неестественно, все не стыкуется, и что хуже всего — не могут найти этот чертов самолет.

Вертолеты взлетали каждые четыре часа. В районе, куда борт свернул с трассы, прочесали каждый километр: никаких обломков на суше, никаких признаков падения самолета на воде. Ни пятен топлива, ни плавающих обломков. Как сквозь землю провалился. Вызвали вертолет-охотник за подводными лодками с металлоискателем на борту. К вечеру погода ухудшилась. Небо затянуло низкими облаками, пошел мелкий дождь. Метеорологи улучшения не обещали, и руководитель поисков отменил полеты. Экипажи отправились в убогую гостиницу, у винтокрылых машин остались только техники — установится погода, и полеты продолжат немедленно. А до тех пор нужно все проверить, заправить и отрегулировать. Погода — погодой, работа — работой. Хмурые технари, вяло переругиваясь, работали под моросящим дождем. Не уходили, пока все машины не будут полностью готовы. Таков неписаный закон их братства. Потом так же вместе будут ждать возвращения своих командиров из полета.

К ночи на площадках остались только часовые. С утра машины взлетали при малейшем намеке на окно в облаках. От бетонки отрывался очередной вертолет и уходил в свой сектор поиска.

Не было бабе печали, купила баба порося. Давыдов пропал. Эту новость Баянову сообщил начальник группы приемки Кириллов.

— Вы, товарищ полковник, нам связиста пришлете, или мы принимаем это дело как есть, без проверки? — В подражание офицерам царской армии Кириллов опустил приставку «под» в звании начштаба.

— Ты что, шутишь, что ли? Имей в виду, хреновая эта шутка. К вам Давыдов еще позавчера вылетел. Так что принимай его как положено, все, что примешь неисправным, будешь сам восстанавливать. Какого тебе, на хрен, связиста, если я тебе самого начальника связи части отправил?

— Ни фига себе! Ну и где он?

— Что значит где? У вас что, его нет? Может, вы там пьете напропалую…

— У нас уже все кончилось. А он вообще знал, куда ему надо прибыть? Может, он в отдел связи поперся или еще куда? Мы тут на складах в бригаде, а он, может, в корпусе ищет. Он вообще в курсе чего и как?

Баянов положил трубку. Давыдов был в курсе и знал «чего и как», а насчет «где» — его сам же начштаба инструктировал. Для очистки совести подполковник позвонил в корпус. Командировочную Давыдов не сдавал. Его прибытие вообще никем не было зарегистрировано и зафиксировано. На всякий случай Баянов вызвал водителя Алексеева.

— Ты куда своего вождя дел, охламон?

— Отвез на самолет, как и просили.

— Точно на самолет, не поезд?

«Дежурное звено» сделал оскорбленную физиономию:

— Обижаете, товарищ подполковник, до самого КПП довез. Мне товарищ капитан разрешил уехать только после того, как диспетчеру позвонил.

В порядочности Давыдова Баянов не сомневался. О том, что капитан загулял и влетел в какую-нибудь историю, и речи не могло быть. Во-первых, попади он куда, уже давно пришла бы кляуза. Хоть милиции, хоть комендатуре, чем преступников ловить, куда сподручнее для плана задержать какого-нибудь нормального мужика, который им за это морду бить не будет и палить не начнет. Во-вторых, офицер, собравшийся в академию, не станет откалывать фортели в служебной командировке. Значит, с начальником узла что-то случилось. Прикинув примерный маршрут Давыдова до места назначения, Баянов начал звонить летчикам. Ему обещали найти командира борта, на котором связист должен был лететь на Север. Подполковник приготовился ждать: пока по дальней связи дозвонишься — рабочий день закончится. Мужики из «перелетов» держали линию занятой минут десять, пока HIII не услышал долгожданное «говорите». В трубке что-то клацнуло, и далекий голос возвестил:

— Что случилось, Шпрот?

— Кто шпрот, я? — опешил Баянов.

— Нет, я. Фамилия моя Шпрот.

— Мне нужен командир комкоровского борта.

— Ну, значит, попали по адресу, слушаю вас.

— Я начальник штаба учебного центра, с вами наш офицер летел в Североморск, я хотел…

— Не летел.

— Как не летел, но он же должен был лететь с вами. Мы с вашим начальством согласовывали.

— Должен был, но не полетел, мы поломались. Вы мне, между прочим, не в Североморск звоните.

— Как это…

— Да так. — На другом конце линии послышался смех. — Мы до сих пор у вас торчим. А вашего парня диспетчер отправил на другой борт. Им он и улетел. Спрашивайте у диспетчера, он как раз сегодня дежурит. Я сейчас скажу, чтобы вас соединили. Он должен быть в курсе.

На полковника Нефедова результаты работы следственной группы впечатления не произвели. Еще и нагорело Медведеву за то, что не додумались сразу отыскать дежурившего в день отправки борта диспетчера. Медведев и Зубров тосковали в ожидании Воробьева. Рабочий день закончился, а эфэсбэшник не появлялся и не звонил. В коридоре хлопали двери, народ расходился по домам.

— Ждем пятнадцать минут и уходим. Надо хотя бы выспаться, — заявил Борис Александрович. Капитан сонно кивнул. Дребезжание телефонного звонка нарушило тишину кабинета. Медведев снял трубку.

— Это зоопарк или пирс торпедных катеров? — По тону дежурного по управлению Мишки Хмылова чувствовалось, что он с трудом удерживается, чтобы не заржать в полный голос. Медведев устало выдавил:

— Издеваешься, ирод? Вот попрошу у Нефедова, чтобы он и тебя к нам пристегнул, тогда похихикаешь.

— Мне нельзя, я в вашу фирму не гожусь, фамилия не подойдет.

— Сам дурак.

— Ну вот, я к нему, понимаешь, с радостной вестью, а он мне угрожает. Не чуткий вы, Боря, человек. Вас послушаешь, так всякая охота помогать вам пропадает.

— Ладно, давай свою новость.

— Эдак дело не пойдет. С вашей зверской группы по паре пива.

— Это еще за что?

— Нашелся ваш лишний пассажир…

Глава 11.

ПОБЕГ.

Последние три дня Циркач не работал. Седой и Шнорхель, добросовестные, как пчелки, выполняли по три нормы. Бывший инженер думал. Протрезвев к утру после памятного вечера, Циркач с ужасом понял, во что ввязался. От одного слова «побег» рождался липкий противный страх. Отважившийся бежать добровольно обрекал себя на положение вне закона. Шагни за проволоку, и начнется игра, в которой ты становишься дичью, не вызывающей у охотников ни малейшего сочувствия. Солдат-срочник из поисковой группы с превеликим удовольствием влепит в тебя очередь для того, чтобы получить свои десять суток отпуска. Ему задержание со стрельбой предпочтительней и безопасней. А брать беглого зека живьем равносильно тому, что идти на медведя с рогатиной: может — ты его, а может — совсем наоборот.

Но страх перед Седым и Шнорхелем у Циркача был сильнее. Пахан еще утром подошел и, не отводя тигриных глаз, проронил:

— Смотри, инженер, обратного ходу у нас нет. Дал слово — держи ответ. А то, сам понимаешь, работа у нас тяжелая, можешь попортить показатели по травматизму.

Циркач решил придумать что-нибудь такое, чтобы и Седому угодить, и чтобы осуществить побег было невозможно. Проект должен был быть правдоподобным и с инженерной точки зрения якобы осуществимым, но на практике не реализуемым. Техническая задача заставила мозг работать. Вспоминать то, от чего уже изрядно отвык. Но разыгрался инженерный азарт, который приходил к нему всегда во время разработки оборудования для самых сложных номеров. Через день Циркач настолько заболел своим проектом, что забыл о главной части своего плана — как отвертеться от побега. Общая идея оформилась к вечеру вторых суток.

Без кульмана и калькулятора много не сочинишь, поэтому рассчитывать пришлось на глазок и с запасом. За забор их можно забросить с помощью устройства, напоминающего катапульту. Проблема только с приземлением. Зеки не воздушные гимнасты, которые в полете друг друга ловят и за перекладины хватаются без промаха. К тому же страховки при исполнении этого номера не будет. В качестве основы Циркач наметил использовать станину грузового тельфера. Нужный противовес тоже нашелся. После отбоя он посвятил в тайну своего проекта Седого. Из коробка спичек и катушки ниток Циркач соорудил действующую модель и пояснил, как она будет работать. Демонстрируя аппарат, волновался, как при защите проекта перед цирковым начальством:

— Только одна проблема, куда будем падать? Швырнет нас хорошо, упадем жестко — не встанем. И еще, нам, чтобы это дело собрать, минут пятнадцать надо. Вертухай сразу шухер поднимет, как только сообразит, чего это мы строим. Так что идея, наверное, не того, надо что-нибудь другое придумать.

Седой против ожидания остался доволен и, похлопав Циркача по плечу, проронил:

— Пока, паря, остановимся на этом варианте. Время поджимает. А насчет остального — подумаем.

Следующим утром Седой взобрался на штабель бревен и поманил к себе Циркача.

— Видишь? — Старый зек показал на синевшее за колючкой озеро.

Циркач сразу же понял.

— В воду падать будем? А глубина? Если там мелко, костей не соберем.

— Насчет глубины попробую узнать. И еще: вертухая придется валить.

Поглядев на побелевшее лицо подельника, пахан усмехнулся:

— Что? Очко играет?

Циркач чуть не загремел со штабеля вниз.

— Я на мокруху не подписывался.

— На этот случай у нас Шнорхель есть, так что не дрейфь. Твоя задача другая. После того как мы окажемся за забором, нужен запас времени. Придумай, как сделать, чтобы твоя система, как только сработает, развалилась.

Циркача трясло. Пахан обнял его за плечи:

— Ну что ты? Что ты? Успокойся. Конвойный же уйти не даст, его хоть так, хоть эдак, но валить надо. Или мы их, или они нас. Понял?

Циркач испуганно кивнул.

— Ну вот, молоток. И помни, если что, ты от меня никуда, милок, не денешься. Пойдем, а то Шнорхель один пупок надорвет, норму делаючи.

Баянов уже устал писать на Давыдова характеристики. Прибывший в его часть Зубров был пятым, кому он рассказывал, какой капитан хороший и как здорово он служит. До этого запросы о пропавшем связисте делали местный особист, особый отдел армии и собственное начальство. За последние несколько дней у НШ не было другой заботы, кроме как выступать в роли личного биографа капитана Давыдова А.В.

— Да не нервничайте вы, товарищ подполковник, мы ведь просто пытаемся установить, не мог ли ваш Давыдов…

— Что не мог? Бомбу на борт протащить? Нет, не мог, потому что ее у него не было. Ракету мог — зенитную, этого добра у нас хватает, а бомб нетути. Они нам по штату не положены.

Зубров миролюбиво улыбнулся.

— Вот вы лучше скажите: чего-либо подозрительного за ним не замечалось? Интереса к иностранцам или чего-нибудь в этом роде?

— Слушай, капитан, вы же сами две недели назад его проверяли! Когда «добро» на академию ему давали! Лучше бы искали этот ваш самолет, может, там людям помощь нужна, а вы мне тут мозги полощете! Что да как, насколько благонадежен.

— А вот если на борту действительно оказались посторонние, как бы ваш капитан повел себя, если бы они попытались самолет захватить?

Баянов взорвался:

— Вы хоть его личное дело читали? Или не глядя штамп шлепнули? Он уже был в такой ситуации!

— Что вы имеете в виду?

Начальник штаба всплеснул руками:

— Ну, блин, вы даете. На, смотри. — Достал из сейфа красную папку личного дела и сунул в руки гостю. — Вот, от сих до сих. Про события на Северном посту в восемьдесят девятом году в вашей конторе что-нибудь слышали? Лучше бы родным его сообщили, может, человек уже погиб…

— А вот с этим пока повременим. Будем думать, что жив. И вы не забывайте, что было на борту. Секретность должна соблюдаться на высшем уровне. Если что, мы сами оповестим родных и близких. — Следователь взял папку и начал листать документы. — Интересно! А можно у вас это взять?

— Личное дело? Нет, конечно, хотите, копию сделаю…

— Если вас не затруднит.

— Затруднит, только иным способом от вас не отвяжешься.

— 

Побег наметили на ночь, когда троице — Седому, Циркачу, Шнорхелю — выпало работать в третью смену. А пока собирали харч и шмотки. Под руководством Циркача нужным образом укладывали штабеля бревен. За старание в наведении порядка на рабочем месте даже заслужили поощрение. Последнее совещание авторитет провел перед выходом на работу. Заговорщики перешептывались, уединившись в курилке.

— Судя по карте, что на стене у начальника ИТУ висит, глубина метра четыре, — сказал Седой. — Я того кореша, что у начальника убирается, озадачил, он посмотрел. Но карта приблизительная, так что риск все же есть.

Циркач кивнул:

— Будем падать, старайтесь прийти на ноги. Ногами вперед то есть.

— Тьфу, — сплюнул Шнорхель. — Скажешь тоже, ногами вперед! Примета плохая! Мы что, как жмурики ехать будем?

— Скажу, так и голым задом на ежике поедешь, — просипел Седой. — За тобой вертухай. Ты готов?

Шнорхель резво выудил из-за голенища переделанный в заточку трехгранный напильник. Подкинул на ладони.

— Как в масло войдет.

Седой хмуро кивнул и повернулся к инженеру:

— Ты придумал, как потом все само собой развалится?

— Есть одна идейка, на месте покажу.

— 

Дальнейшие события остались в памяти Циркача, словно кадры хроники. Команда «Строиться», перекличка. Путь до ворот мастерских. Шнорхель безудержно хохмил, Седой, как обычно, был угрюм, а Циркача трясло. После того как всех развели по работам, троица направилась к своему обычному месту. Когда Шнорхель пырнул конвойного заточкой, Циркачу показалось, что на хрип несчастного сбежится охрана со всей зоны. Отвернувшись, он смотрел в другую сторону, пока солдат не перестал сучить ногами и ворочаться под телом бывшего браконьера.

Шнорхель с довольной ухмылкой встал и стряхнул стружки с одежды.

— Как кабана заколол.

— Ствол прихвати, — оборвал его Седой. — Герой тоже выискался. Поднимай и тащи его вон туда.

Со сборкой катапульты провозились вдвое дольше расчетного времени. Разделись, привязали одежду и сапоги к себе. Наконец, устроившись в люльке, замерли в ожидании. Повернувшись к компаньонам, Седой процедил:

— Значит, так, гаврики. Если кто покалечится, остальные его кончат, раненого с собой тянуть гиблое дело. Тело зароем. Иначе нас сразу же вычислят. Чтоб без обид, значит.

Скорчившийся на своем месте, Циркач слышал, как трясущийся от страха Шнорхель шепчет:

— Матерь Пресвятая Богородица, пронеси, избави меня грешного от смерти неминучей…

Кран, подхватив бревна из полувагона, повернул к вершине штабеля. Плавно опустил груз и освободил от захвата. Сосновые кругляки лавиной обрушились вниз и привели рычаг в действие. Плечо сооружения с люлькой, в которой замерли зеки, резко пошло вверх. Бревна рычага хлестко ударили о перекладину тельфера. Последнее, что заметил улетающий в темноту Циркач, была куча бревен и исчезающее под ними тело конвойного. Когда от удара катапульта развалилась, беглецы уже были в воздухе. Мелькнула вышка с прожектором. Рядом кувыркался орущий дуром Шнорхель с прижатым к груди автоматом. В полете они выпали из люльки, как летчики из кресла при катапультировании. Несколько мгновений, и, подняв фонтаны брызг, они очутились в воде. Люлька шлепнулась чуть дальше.

— Все целы? — отфыркиваясь, спросил Седой. — Циркач жив?

— Вроде.

— А ты, дурила?

Шнорхель, отплевываясь, барахтался метрах в пяти от них.

— Автомат, зараза, на дно тянет.

— Упустишь — я из тебя Ихтиандра сделаю. Будешь нырять, пока не достанешь.

— Тогда уж моржа, вода больно холодная, — заржал довольный Шнорхель. — Ну, Циркач, ты волшебник, в натуре, ну ты нам и аттракцион устроил. Американские горки — лажа!

— Заткнись, урод. Ползоны сбежится. Нож давай. — Отплевываясь, Седой подплыл к люльке и перерезал связывающие конструкцию веревки. На воде закачались освобожденные от крепежа жерди.

— Поплыли помалу, на подворье рыбколхоза лодки.

От пережитого у Шнорхеля начался словесный понос, он болтал без удержу.

— И откуда ты, Седой, все знаешь. И про лодки, и про колхоз этот. С тобой одно удовольствие работать.

— От верблюда. Землячок у меня из расконвоированных. Он у лодок нам кой-какие припасы оставил. Так что не пропадем. Будем валить на север. Там отсидимся, пока розыск и все такое. Летом — ягодный сезон. Под это дело и закосим. Только документами обзавестись, и вперед. Широка страна моя родная.

Циркач сразу понял, откуда возьмутся документы, но эмоций по этому поводу уже не испытывал. Напротив, в его душе царило ощущение эйфории и уверенности в будущем. Он наконец-то стал тем, кем мечтал быть всю жизнь, — настоящим мужиком, берущим от жизни то, что хочет, не спрашивая чьего-либо позволения.

Трясясь от холода и выбивая зубами дробь, беглецы выбрались на берег. Спотыкаясь о камни, побрели к темнеющим на фоне песчаного откоса сараям. Там лежали брошенные лодки. Но одна покачивалась на воде. Над ней мелькал светлячок папиросы. Компания рысцой направилась на огонек. Навстречу им шагнул высокий сутулый мужчина.

— С прибытием, Аркадий. Лодка готова. Мотор я достал, но мотор дрянь. Где ж я тут стоящий движок найду, сами понимаете. Бензина, правда, много. К утру километров за сорок уйдете. Карта и компас в пакете на носу. Шмотки кой-какие я собрал, в рундуке лежат. Палатка и консервы тоже уже погружены.

— Добро, Михалыч. Держи, как договаривались.

Седой подпорол подкладку бушлата и отсчитал требуемую сумму.

— С нами не хочешь?

— Стар я уже в эти игры играть.

— Ну, бывай. Тебя никто не засек?

— Тут сечь некому, с утра в сельмаг бухло завезли, уже половина деревни в умат, другая к ним скоро присоединится. Так что бывайте.

Сутулый растаял в сумерках. Беглецы для сугрева располовинили поллитру из припасенного предусмотрительным Михалычем ящика водки.

— С началом промыслового сезона, — буркнул Седой и отобрал у Шнорхеля бутылку. — Все, будя. Некогда, не в кабаке.

В лагере взвыла сирена. Разом смолк гул станков.

— Несчастный случай на производстве, — сделал вывод Циркач.

Седой неопределенно хмыкнул, прилаживая на баке мотор.

Глава 12.

СЮРПРИЗЫ.

К вечеру раненому стало хуже. Поднялась температура, и началась лихорадка. Давыдову пришлось осваивать профессию сиделки. Соорудив из тюков с вещевым имуществом нечто вроде ложа и уложив летчика поудобнее, Давыдов устроился рядом. Попытки найти на борту какое-нибудь чтиво не увенчались успехом. От нечего делать капитан сгреб в кучу всю полетную и навигационную документацию и занялся сортировкой: ненужное — на растопку, нужное — в сторону. Время от времени он поправлял ложе летчика, тот метался в бреду, и обтирал его тело тряпкой, смоченной в холодной воде. Иного средства для борьбы с температурой не было. Чтением служебной макулатуры Давыдов занимался при свете догорающего дневного света. Настоящие белые ночи еще не наступили, но в этот час было довольно светло. Разглядывая инструкции для связи с диспетчерами на маршруте, капитан вдруг обратил внимание на частоту для связи с диспетчером конечного пункта назначения, аэродрома, до которого должен был лететь злосчастный борт. Частота 127, 329 мегагерца была до странного знакомой. Анатолий был готов поручиться, что где-то уже видел эти цифры, и совсем недавно. Перебрав в памяти частоты каналов общего пользования, служб поиска и спасения и даже запрещенные для использования частоты, Давыдов пришел к выводу, что эта частота нигде не использовалась. И все же где-то она ему уже попадалась. Вот только где? Тем временем стемнело, над озером погасли последние отблески зари. Раненый наконец успокоился и заснул. Капитан, положив руку на лоб летчика, решил, что причин для беспокойства нет, температура вроде небольшая, и стал сооружать лежбище себе. От воды тянуло холодом, и он смело распотрошил тюк с зимними летными куртками. Устроившись, Давыдов собрался было спать, но подумал, что даже в таких условиях главное — не опускаться и соблюдать правила гигиены. Несколько минут он боролся с нежеланием подниматься, да и мысль о холодной воде бросала в дрожь. В конце концов победила воля, и Анатолий отправился умываться и чистить зубы. Вода оказалась совсем не такой холодной, как он ожидал. Раздевшись до пояса, капитан вымылся и растерся полотенцем. Завтра, пожалуй, можно отважиться и на кратковременное купание. По озеру полз туман. Из-за верхушек сосен выглянула луна. Налюбовавшись красотами природы, Давыдов загремел ботинками по металлу аппарели и нырнул внутрь фюзеляжа.

Сон не шел. Вроде бы после всего случившегося должен спать как убитый, ан нет. Мучили мысли все об одном и том же. Где спасатели? Почему не ищут? Где мы, черт побери, оказались? За плеском волн он не сразу услышал легкий хруст гальки. Шаги! По берегу кто-то ходит. Давыдов бросился к иллюминатору, но в сгустившихся сумерках никак не мог разобрать, что там происходит. Капитан рванул к грузовому, люку. «Может, нас нашли? Какие-нибудь охотники или рыбаки набрели? Скорей позвать, пока не ушли! Хотя не могут они пройти мимо самолета». На берегу кто-то сопел, словно занятый какой-то тяжелой работой. Из-за скрывших луну облаков стояла кромешная тьма.

— Эй, на берегу, — крикнул Давыдов. В ответ — тишина, кто-то затаился и не отвечал. — Эй, мы здесь, — повторил капитан.

На берегу кто-то был. Анатолий чувствовал его присутствие, как иногда чувствуешь присутствие кого-то в темной комнате, но сейчас этот кто-то молчал. Снова послышались сопение и шуршание гальки. Кто-то напряженно трудился. Потом что-то захрустело. Давыдов напряженно вглядывался во мглу, не решаясь что-либо предпринять. Вдруг в разрыве между облаками показалась луна.

В ее призрачном сиянии поверхность воды высветилась серебристой рябью, поперек озера побежала лунная дорожка. Предметы на берегу приняли отчетливые очертания. Стал виден каждый валун, каждый камешек. И наконец капитан разглядел ночного гостя. Волосы на голове Давыдова зашевелились.

— Ах ты гад, — только и успел выдавить он и метнулся за ракетницей.

Здоровенный медведь выкапывал тела погибших. Давыдов не стал возвращаться к люку. Заряженную ракетницу приготовили заранее — вдруг заявятся спасатели. Анатолий схватил рифленую рукоять и прильнул к выбитому иллюминатору, осторожно высунул в него руку с ракетницей и поймал в прицел косматую фигуру.

— Эй ты, урод!

Заслышав крик, медведь оторвался от своего занятия, встал на задние лапы, сторожко поводя ушами, и засопел, втягивая воздух, — попытался поймать запах того, кто осмелился ему мешать.

— Получи, — прошептал Давыдов и надавил на спуск. Ракетница дернулась, отдача оказалась достаточно сильной, побольше, чем у обычного пистолета. Вырвавшееся из ствола пламя на секунду ослепило капитана. Огненный сгусток сверкнул в сторону берега и ударил медведя в бок. Косолапый взревел от боли и бросился прочь. Треск ломающегося кустарника постепенно замер вдали.

— Ты чего палишь, люди? Нас нашли? — очнулся Леха.

— Хуже. Медведь. Хотел могилы разрыть.

Летчик тихо присвистнул и приподнялся на локте.

— Дела! Теперь не отвяжется. Надо что-то делать.

— Что тут сделаешь? Из ТТ его не убьешь.

— Может, ветошь на берегу набросать. Вдруг запах машинного масла его отпугнет? Или керосином плеснуть?

— Думаешь, от нас мало керосином воняет? Лежи, утром что-нибудь придумаем.

До утра Давыдов просидел, сжимая в одной руке ТТ, а в другой — ракетницу. К утру он чувствовал себя как выжатый лимон. Едва рассвело, Анатолий умылся, побрился и пошел на берег. Натаскал дров, зажег костер и разбудил Алексея. Завтракать решили на берегу. Угрюмо жевали, косясь в сторону братской могилы. Потом Леха отправился на место сражения. На камнях застыло несколько капель медвежьей крови, из-под груды валунов синел рукав летной куртки.

— Ты из ракетницы в него пальнул, что ли?

— Угу.

— Попал, значит, видел?

— Видел.

— Надо что-то делать. Не можем же мы круглые сутки бояться — вдруг придет.

— Ты иди с радио развлекись, а я что-нибудь придумаю. Наклевывается одна идея.

Давыдов допил чай и исчез в глубине фюзеляжа. Взгляд остановился на одном из металлических пеналов. «Как раз в рост человека, — прикинул капитан. — И ширина подходящая».

Придерживая раненую руку, в самолет поднялся летчик.

— А здорово ты придумал — в него стрелять, я бы вверх засандалил. А ты в него! Может, он теперь бояться будет?

— Геологи на Севере так белых мишек гоняют, а те понаглее будут. Этот, правда, тоже здоровый. Леш, я думаю, надо ребят в эти ящики положить. В них что?

— Не знаю, но они легкие. Когда грузились, их очень шустро таскали, не напрягаясь. Да какая разница, что в них? Вываливай к чертям, что бы ни было. Будем еще разбираться. Ну ладно, я пошел радистку Кэт изображать.

Капитан начал осматривать ящики. Простучал. Судя по звуку — жесть. У каждого на одном из торцов — круглое отверстие, закрытое аккуратно пригнанной крышкой. С противоположной стороны какие-то опоры, лапы, как у треноги буссоли, регулировочные винты, две стеклянные трубочки с пузырьками воздуха и подкрашенной жидкостью, как на станине теодолита. По всей видимости, при использовании ящик ставился строго вертикально. Давыдов приподнял один ящик — не тяжело. На крышке какие-то буквы. Маркировка капитану ничего не говорила. Створка держалась на защелках и откидывалась целиком. А, была не была! Анатолий сорвал печать и открыл крышку. В нос шибанул запах гари. Внутри россыпью были навалены части какой-то аппаратуры, радиоплаты, обломки дюраля. Внутренности ящика потемнели от копоти. Такое впечатление, будто внутри что-то горело. Во всю длину ящика какие-то полозья. «Мусор они в нем жгли, что ли? Только зачем понадобилось обратно крышку прилаживать? Крышка явно новая, изнутри пенопласт сверкает». Сбоку у ящика было отделение, в котором капитан нашел большую батарею с окислившимися позеленевшими контактами. Вытряхнув на пол весь этот хлам, Давыдов выволок ящик наружу. Кряхтя, перетащил его с аппарели на берег. Вернулся за вторым. С виду он ничем не отличался от первого, но был куда тяжелее. Капитан решил вытряхнуть содержимое пенала прямо в самолете — вдруг что полезное окажется? Крышка открывалась туго, пенопластовые прокладки противно скрипели. «Ну прям с завода», — подумал Давыдов, заглядывая внутрь. Запас сюрпризов не иссяк. Внутри пенала покоилась ракета.

Глава 13.

СЛЕДСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ.

Капитан Воробьев сразу понял, что штурмовать «Прогресс» в лоб — дело бесполезное. Скорее всего окажется, что все бумаги там в порядке, режим соблюдается строго, предписания — до буквы, инструкции — до запятой. И Дмитрий Ильич взялся за расследование с другого конца. Для начала он решил, что пока самолет и груз не объявятся, надо считать комплекс пропавшим. А раз комплекс исчез, то он мог исчезнуть и до полета непосредственно с завода. Нужно выяснить способ, с помощью которого злоумышленники могли провернуть подобное мероприятие. Вывезти комплекс с завода можно только официальным путем. Что ж, с этого и начнем.

Дмитрий Ильич прибыл в штаб округа и попросил документацию на «Акинак». Возможности комплекса его не интересовали, зато он очень внимательно изучал вес и размеры этого устройства. Получалось, что комплекс можно перевезти либо на машине с длинным прицепом, вроде трейлера, либо в контейнере такой же длины. Или несколькими автомобилями и контейнерами. Дело было не в весе, а в объеме. Сам по себе комплекс был достаточно легким. От варианта вывоза несколькими грузовиками Воробьев отказался. Вряд ли похитители захотят рисковать. Провести по городу колонну труднее, чем один автомобиль. Ненароком нарвешься на проверку. Объясняй потом — что везешь да куда. Скорее всего комплекс вывозили (если только вывозили!) сразу.

И Воробьев отправился проверять автохозяйство завода. Себе в помощники он попросил лейтенанта Драгунского, дескать, нужно учить молодежь на личном примере. Ему следователь поручил проверку транспортного отдела, а сам на следующий день появился на проходной завода в круглых очках и потертом пиджаке. Обычный работяга из транспортной инспекции, да и только. Капитан решил, что, если кража совершена, то произойти это могло только в интервале между вывозом комплекса для демонстрации иностранцам и взлетом самолета. С Драгунским они договорились, что встречаться будут во время обеда, а их временным оперативным штабом станет кафе напротив проходной завода. Из-за постоянной нехватки денег на оборонку с бензином дела обстояли туго и частенько на ходу были только машины начальства. Для них бензин находили всегда. В перечне наиболее часто используемых значились тяжелый автокран и панелевоз. То ли на этих машинах халтурили где-то на стороне, то ли строили кому-то из начальников дачу. Воробьева это не интересовало, хотя у соответствующих органов могли бы возникнуть вопросы. Играя свою роль, капитан с многозначительным видом записывал что-то в тетрадь. Однако ничего, за что можно было бы уцепиться, найти не удавалось. Весь день за следователем хвостом бродил начальник автомобильного хозяйства. Вечером он попытался всучить Дмитрию Ильичу увесистый пакет. Чтобы не разрушать имидж, пакет Воробьев взял. В нем обнаружились бутылка «Абсолюта» и кое-какой закусон. Водку они с Драгунским приговорили вечером в холостяцкой квартире лейтенанта. У того чего-то наклевывалось. Среди контейнеров, отправленных с завода за «отчетный период», числились три морских десятитонника, остальные — мелочь. Как выяснил лейтенант, случаев отправки нескольких контейнеров в одно место не выявилось. В больших «ящиках» с завода в какую-то безликую в/ч 96169 были отправлены: аппаратура из комплекта стационарной радиотехнической системы посадки, такой же комплекс для гражданского аэродрома и партия техники на разборку.

— Туда я запросы уже послал, а на разборку можно съездить — это место гут совсем рядом.

— Хочу завтра еще завод потрясти. Если ничего не выплывет, поедем смотреть твой металлолом.

— А у вас как дела?

Лейтенант благоговел перед шефом и считал, что оказаться в одной команде с Воробьевым — крупное везение.

— Самым страшным нарушением закона является ежедневное использование автокрана и панелевоза. Скорее всего, их эксплуатируют не для ремонта цехов. Но это, пожалуй, не по нашей части, а в компетенции соседнего ведомства. Так что пока ничего. Я сказал «пока», — Дмитрий Ильич сделал ударение на последнем слове, заметив постное выражение лица подчиненного. — И учтите, Саша, в нашей работе бесполезной информации не бывает, иногда отсутствие информации тоже оказывается полезным для дела фактом. Давай еще по одной, и я пошел. А то от супруги влетит. Завтра работаем в том же варианте, и постарайся не афишировать нашу деятельность. Это нам совсем ни к чему.

Утром Воробьев продолжил поиски. Назойливый транспортник отстал, сочтя, видимо, свою миссию по защите интересов предприятия выполненной. К обеду капитан установил, что за ворота выезжала только одна машина, способная вывезти пропавший груз. Самое обидное, это был тот самый «КамАЗ»-шаланда, что возила комплекс на полигон, а оттуда на аэродром. Для очистки совести Воробьев решил побеседовать с водителем. Тетенька-делопроизводитель назвала фамилию, имя и отчество шофера.

— В пятом боксе спросите Юру Павлова, это он на шаланде ездит.

Павлов ковырялся в дизеле своего железного коня. Воробьев представился: хочу, мол, сверить пробег с путевым листом. Водитель, солидный дяденька с брюшком, опустил кабину и распахнул дверцу. Проверяйте, всегда готовы. Записав пробег, капитан предложил шоферу сигарету. От предложения закурить тот не отказался, демонстрируя пренебрежение к предостерегающему плакату на стене. И отпираться не стал:

— Возил, а как же. Конечно, на базу к воякам. — Шофер затянулся и выпустил колечко голубого дыма.

— А что возили, помните?

Шоферюга криво усмехнулся:

— У нас, знаете ли, режимное предприятие, так что если по автомобильной части вопросов нет, то извиняйте.

Пришлось Воробьеву лезть за служебным удостоверением.

— Я так и думал. Случилось чего?

— Вы ж насчет режима грамотные, зачем вам лишние секреты, у вас на заводе своих хватает.

— Оно, конечно, так. Его и возил. Комплекс этот новый.

— А не ошибаетесь?

— Да нет, я же его и на полигон возил, так что имею представление. Хоть все и в чехлах было, а он.

— Простите, не понял. А на полигон его что же, без чехлов возили?

— Ну, на полигон его возили под тентом, у меня тент, как у дальнобойщиков. Он нам специально положен — по легенде. Как-то раз нас даже бомбить пробовали на трассе, какие-то крутые. Я вез кой-чего для ракетчиков. Ну да за нами машина с группой сопровождения шла, наши парни покруче оказались. У нас в кабинах радио, кнопка тревоги, все чин по чину. Не подумайте. Так вот, первый раз под этим тентом. А второй — под чехлами, упакованное.

— Юрий Сергеевич, на базе эти чехлы вскрывали?

— Ну не знаю, мы как разгрузились, так я сразу же и уехал. Там представитель оставался сдавать технику, вы его спросите.

— Спасибо, Юрий Сергеевич.

— Да было б за что. Вам спасибо за курево.

На выходе из проходной Воробьев заметил черную «Волгу». Лицо человека за стеклом показалось ему знакомым, но вспомнить, где и при каких обстоятельствах он видел пассажира, не получилось, отвлек сияющий Драгунский. Лейтенант прямо изнывал от нетерпения поделиться добытой информацией.

— Дмитрий Ильич, знаете, что я откопал?

— Ясное дело, не знаю, — снисходительно усмехнулся капитан. — Давай выкладывай.

— Угадайте, где оказался третий контейнер?

Глава 14.

ОПАСНАЯ НАХОДКА.

— Леш! Алексей! Тут ракета.

— Чего?

— Ракета, в ящике ракета.

Летчик выбрался из кресла.

— Ну вот, а ты говорил, один хлам возим. Обижаешь, начальничек.

Лебедев присел у открытого пенала, стал рассматривать маркировку на корпусе изделия.

— Интересная игрушка. Не авиационная, это точно. Может, чего по вашей линии?

— По связной? — усмехнулся Давыдов.

— По противовоздушной.

— Вряд ли, маловата. Такая далеко не улетит. Хотя кто его знает? Скорее всего, в этом вашем комплексе именно такие и должны быть. Год выпуска этот. Новенькая.

— Странно, зачем вместе с рухлядью класть вполне исправную ракету? Подстраховались? На всякий случай?

— Вот для чего! После падения самолета узнать, была ли аппаратура исправной, невозможно. Но показалось бы очень странным, если бы среди обломков не нашлось ни одного от ракеты. Положить использованную скорее всего было нельзя, ведь экспертиза могла установить, что ракета, мягко говоря, бэ-у. А так все — о'кей.

— Были и пустые ящики.

— Думаю, для счета. При приеме-передаче. Майор, который все это добро сопровождал, должен был сосчитать имущество, вот и сосчитал. Единственный риск был в том, что у ящиков разный вес. Но сам майор их не таскал, а солдатикам глубоко до лампочки, что один ящик тяжелее другого. Если бы взорвались тротиловые шашки, здесь все разнесло бы на части. Разбирайся потом, что везли. Обломки нашли — и ладно. Есть части от ракет, значит, были и сами ракеты.

— Ладно, ты тут развлекайся, а я пошел. Мы должны быть на связи по десять — двенадцать минут в начале каждого часа. Может, ответит кто.

Всего ракет было пять, остальные ящики пустые. Давыдов выволок их на берег. На крышках нацарапал фамилии и инициалы погибших и оттащил ящики на другой конец бухты. Намочил в озере тряпку, брызнул на нее одеколоном и соорудил себе «намордник-респиратор». На руки надел два полиэтиленовых пакета и приступил к самому неприятному. Медведь не успел тронуть погибших, только разворошил камни, наваленные на братскую могилу. Отворачивая в сторону лицо, Давыдов переложил тела в пеналы, перетащил их на вершину дюны и завалил камнями. Закончив работу, он тщательно вымылся. Время шло к полудню.

На обед они решили сообразить что-нибудь горячее. В ход пошло ведро, которое прежде техник использовал для уборки. Ведро отожгли на костре, а потом Давыдов долго драил его песком. Воду можно было кипятить на костре или соорудить что-то вроде очага. Давыдов выбрал второй вариант. Во-первых, уйдет меньше дров, во-вторых, не надо бегать вокруг костра, увертываясь от дыма. Он тут же соорудил подходящих размеров очаг, благо камней вокруг было больше чем достаточно. Набросав мелких веток, оглянулся — нет ли клочка бумаги. Лезть в самолет не хотелось, а на берегу бумаги не было, только злополучная мина в картонной коробке. Давыдов оторвал крышку и собрался было вернуться к очагу, но вдруг внезапная мысль заставила его остановиться. Схватив увесистый цилиндр, Анатолий сорвал с него заглушку. Мины он уже не боялся, так как был уверен, что точно знает, от чего она срабатывает. Верньеры остались в том положении, в каком их установил неизвестный злоумышленник. Визиры шаговых переключателей застыли напротив рисок и указывали знакомое уже число — 127 329.

Оставив банку в покое, Давыдов помчался к самолету. Скачками преодолев расстояние до аппарели, скользнул внутрь. Добравшись до кабины, он стащил с головы летчика наушники и выпалил:

— Леха, быстро вспомни, что было перед самым взрывом.

— Да ничего не было. Просто рвануло, и все.

Давыдов был уверен в том, что это не так, но не хотел подсказывать пилоту правильный ответ.

— Что вы делали? Ну, вспомни! Подумай хорошенько!

— Отстань, ничего мы не делали. Командир землю вызвал, и все.

— Вот, вот оно! Именно, вызвал землю!

— Ну вызвал, и что?

— А то, что теперь я знаю, почему сработала мина.

— Ну и? Не томи, — усмехнулся пилот.

— От сигнала нашей радиостанции.

— С чего ты взял?

— А с того, что на второй мине тоже набрана частота канала связи с аэродромом в Североморске. На случай если бы мы по какой-то причине не грохнулись. Ведь вы всегда связываетесь с диспетчером, в зоне которого летите?

— Разумеется.

— Вот. Мы бы включили излучение или на частоте настройки радиовзрывателя первой мины здесь, или на частоте второй на подлете к конечному пункту. Поэтому подполковник и хотел, чтобы майор не трогал эту коробку.

— Ну и что это дает?

— А то, что теперь я знаю точно: он знал о мине, а не был простой пешкой, которой было велено доставить коробку на борт. Для следствия это важно.

— Ты сначала выберись отсюда, а потом будешь устраивать следствие. Кстати, как, по-твоему, он мог узнать радиоданные для связи на маршруте? Он не связист, не штурман, не летчик. Откуда? Неувязочка, Холмс.

— Значит, был еще кто-то!

— Значит, был. Мы жрать будем или как?

— А что с радио?

— Ничего. Выключил, батарею берегу. Опять никого. Не отзываются. Куда ж ты нас завез, что никто найти не может?

— Не знаю, я дорогу не запоминал. А хоть бы и запомнил, толку-то от этого?

После обеда небо нахмурилось. На озере поднялась небольшая волна. Стали разбирать барахло на борту, похоже, куковать предстояло неизвестно сколько. Нужно было обзаводиться хозяйством. Давыдов выгребал все, что попадалось, а летчик помогал сортировать. В куче мелкого хлама Алексей нашел катушку лески и начатую сеть. Погибший техник явно был рыбаком.

— Слышь, Толян, ты по части рыбалки как?

— Никак.

— Вообще никак?

— Абсолютно, а что? Спиннинг нашелся?

— Нет — леска.

— А ну-ка.

Давыдов разглядывал находку.

— Можно удочку соорудить, только вот крючок… По этой части я ни бум-бум.

— Делай, может, чего и получится. Жратвы надолго не хватит, надо переходить на подножный корм.

Анатолий срубил длинную жердину, сделал из канцелярской скрепки крючок, раскалил его на костре и бросил в воду. Металл почернел, стал тверже. Привязав крючок к леске, а леску к палке, он вручил орудие лова товарищу. Алексей, пару раз взмахнув удилищем, удовлетворенно кивнул — сойдет. На крючок он нацепил кусочек сала.

— Пойду попробую с косы забросить, может, поймаю чего.

— Пистолет возьми. Вдруг наш гость объявится.

— Днем не объявится, да и ты рядом. Если что — окажешь огневую поддержку. Не боись, он теперь пуганый.

Насчет «пуганый» Давыдов был не уверен. В отличие от летчика, Анатолий без оружия самолет не покидал. Места глухие, мало ли. Да и за друга беспокоился, поэтому, вооружившись, обосновался у проема грузового люка. Алексей перебрался на груду валунов, образовавших островок на конце косы, и стал махать удочкой.

От нечего делать Давыдов заинтересовался ракетой. На боку ящика нашел какие-то переключатели. Часть их имела вполне понятное назначение. Относительно ВКЛ и ВЫКЛ сомнений не было. По поводу ПРОВОД/РАДИО капитан решил, что это выбор способа управления. Третий его несколько озадачил. На третьем значилось «НОМЕР В СИСТЕМЕ». Давыдов наугад поставил «1».

— А, была не была. — И он поставил тумблер в положение ВКЛ.

Ничего не произошло, и Давыдов закрыл ящик. Но внимание привлек металлический чемодан. Капитан подтащил его к люку и открыл крышку. На мгновение мелькнула мысль: «А если тут еще одна мина, на вскрытие? Вот дурень!» Мины не было. Внутренности ящика были выложены поролоном. В гнезде покоилось что-то вроде кинокамеры и каких-то принадлежностей к ней.

— Хоть бы инструкцию какую положили, — пробормотал Давыдов, извлекая находку из ящика.

С управлением и принадлежностями он разобрался достаточно быстро. Часть переключателей имела те же наименования, что и на пенале с ракетой. Добавился только переключатель РЕЖИМ и блок управления объективом, как на любительской видеокамере. В комплект входили батарея и коробка с коротеньким штырем-антенной — радиостанция. Из-за отсутствия панели управления на радиостанции Анатолий решил, что режим работы и частота у нее фиксированные или устанавливаются каким-то неизвестным способом. Радиостанция имела многоштырьковый разъем для крепления к корпусу камеры. Своей батареи у нее не было. Странная штука, то ли прибор ночного видения, то ли лазерный дальномер. Капитан слышал, что такие сейчас есть у разведчиков. Давыдов прикинул — килограммов пять потянет. Состыковав все, что можно, капитан включил прибор и прильнул к объективу видоискателя. Навел перекрестье на какое-то дерево. Изображение было черно-белым. По верху экрана располагалось своеобразное меню. Высветилась шкала расстояния, слово РАДИО и силуэт ракеты с номером «1». Давыдов играл с объективом, рассматривая далекие и близкие предметы, потом навел прибор на летчика. Алексей сидел на камне и курил. Анатолий поставил один из переключателей в положение ИК, решив, что этот режим для работы ночью. Снова поднял прибор и навел на рыбака. В окошке видоискателя все изменилось, силуэт человека слегка светился, а огонек сигареты сиял ослепительно белым. Изображение показалось Давыдову забавным. Летчик поднялся и перешел на другое место, и тут рядом с Анатолием что-то зажужжало. Он повернулся и увидел, что у ракеты отошли стабилизаторы. Головка наведения реагировала на движение источника тепла и подавала сигнал на привод стабилизаторов.

— Ого, что еще за новости?!

Давыдов наконец понял, что он держит в руках. Это была совсем не камера, не ТШВ[2] и не ЛПР[3]. Это был прибор управления ракетным огнем. Для проверки своей догадки капитан включил питание еще на одном пенале и поставил переключатель НОМЕР В СИСТЕМЕ на цифру «2». Прибор пискнул, на корпусе вспыхнул зеленый светодиод, а в меню видоискателя появилось еще одно изображение ракеты. Прибор пищал, пока Давыдов случайно не нажал кнопку ВЗЯТЬ УПРАВЛЕНИЕ.

— Ну и дела.

Анатолий подхватил находку и побежал хвастаться. Летчик, сгорбившись, сидел на камнях. Лицо бледное, глаза запали.

— Леха, гляди, что нашел!

— Не ори, рыбу распугаешь!

— Да ты только посмотри, что это такое.

— Камера? Будешь снимать хронику «Новые робинзоны»?

Давыдов рассказал, как работает устройство.

— Если открыть эту предохранительную крышку и нажать ПУСК, можно стрелять.

— Знаешь что? Выключай-ка ты его. Хватит с нас мин и взрывов, ты еще стрелять собрался. Вытаскивай лучше это дерьмо от греха подальше на берег. Черт его знает, как оно на самом деле работает. Ей-богу, нашел игрушки. Лучше вон ягод набери, тут на бугре брусника с прошлого лета. Из-за нее, наверное, косолапый тут и шастает. Только шуми сильнее, он тогда не подойдет.

— Успеется! Нет, ты видел, какая вещь? — Давыдов никак не хотел расставаться с трофеем.

— Убери ты ее, пока не поздно, а то взлетим к черту.

— Ладно. — Анатолий выключил питание. — Поймал что-нибудь?

Летчик кивнул на ведро, в нем металась пара крупных сигов.

— Можешь забирать, а я еще попробую. Завтра клева может не быть. Погода меняется.

Давыдов вернулся к самолету. Обесточил ракеты и выволок их на берег.

Глава 15.

ИЗ ЖИЗНИ ОСТРОВИТЯН.

Место для отсидки выбирал лично Седой. Надо признать, он знал толк в подобных делах. Небольшой, поросший густым лесом островок как нельзя лучше подходил для лагеря. Судя по карте, остров находился в стороне от туристических маршрутов и достаточно далеко до ближайших города или деревни.

— Самое то, — авторитетно изрек Седой, осмотрев островок. — Лес, скалы, тут нас ни одна зараза не найдет. Держи к берегу, паря. Тут и обоснуемся.

Первым делом поставили палатку, потом разгрузили лодку. Вечером вожак санкционировал праздничный ужин. После лагерных харчей обычные консервы пошли под водку как изысканный деликатес.

Утром первым вскочил Седой. Вручив Шнорхелю удочку и бинокль, Седой выставил его надзирать за окрестностями, а сам, перекинув через голову ремень автомата, отправился изучать окрестности, прихватив для компании Циркача. Островок представлял собой нагромождение валунов. То и дело приходилось продираться через валежник и прыгать через расщелины. Седой держал курс на самую высокую скалу. Изрядно вспотев и исцарапавшись, они наконец залезли на плоскую вершину. Циркач обомлел от открывшегося вида.

— Красота, — только и смог вымолвить он, любуясь панорамой.

— Симпатичное местечко, — согласился вожак. — Как бы еще каким любителям природы не приглянулось.

Сверху был хорошо виден весь остров и расстилающиеся вокруг водные дали. Остров был небольшой, полкилометра длиной и метров триста в ширину. Везде камни, сквозь которые пробивались крепкие северные сосны. На юге виднелась длинная узкая бухта, по сути небольшой фьорд. Берег у бухты был ровный и невысокий, удобный для стоянки.

— Пожалуй, лучше туда перебраться. — Седой ткнул пальцем в сторону бухточки. — Там ни лагерь, ни лодку с воды не увидеть. А здесь будет наш наблюдательный пост — лучше не сыскать. Так что будем перебазироваться.

К лодке вернулись той же дорогой. Наскоро перекусив, свернули лагерь. Вожак приказал тщательно уничтожить все следы их недолгой стоянки. К новому месту шли на веслах, экономили бензин. Циркач откровенно наслаждался новой жизнью. Всякое желание мстить жене и ее любовнику пропало. Было бы можно — он бы остался здесь навсегда. Ловил бы рыбу, охотился. Он с детства грезил дальними странами, морями, океанами, попутешествовать по миру, понятное дело, не получалось, и будущий Циркач строил модели парусников. Корветы, фрегаты, бриги. Он знал все детали оснастки, знал, что моряки парусного флота называли кораблем только четырехмачтовое судно с прямым парусным такелажем. Надо же, каким образом детской мечте о приключениях пришлось сбыться!

Они быстро обогнули каменистую косу и вошли в бухту. В длину она была метров сто. Доходила почти до середины островка. Днище зашуршало по гальке, и Седой первым спрыгнул на берег.

Оглядевшись, он понял, что не ошибся, новое место было куда более подходящим, чем прежнее. Следом за ним на берег выбрались Шнорхель и Циркач. Справа берег был просто нагромождением скат. Длинный каменный язык из огромных валунов образовывал косу, уходящую в озеро. Слева пологий склон вел к центру острова, поросшего густым лесом. Быстро поставили палатку, потом вытащили лодку на берег.

Лафа закончилась на второй день. Беззаботной жизни в этих райских кущах не получилось. Седой устроил им жизнь на манер пограничной заставы. С дежурством на наблюдательном посту и нарядом на кухню, разве что без физзарядки и вечерней поверки. Первым сдался Шнорхель. Как только закончились консервы и выпивка, он начал ныть. С каждым днем его нытье становилось все противней и назойливей. В конце недели он совсем запсиховал и напрочь отказался есть грибы и пойманную Циркачом рыбу. Седой терпел, терпел, но в конце концов залепил подельнику полновесную затрещину.

— Ты, падла, не у тещи на блинах. Будешь жрать, что дают, а тоя тебя самого на консервы пущу.

Шнорхель, затаив обиду, притих. Уйти без позволения Седого он не мог. Да и куда, а главное — как? По воде пешком? Куда подашься без денег и документов? Седой не торопился покидать временное пристанище.

— С голоду не пухнете, и ладно. Пока поиск не кончится, будем отсиживаться. Скоро тут полно будет всякого народа, рыбаков, грибников. Вот тогда и свалим.

Бритые головы постепенно обрастали, щетина на подбородках превращалась в бороды. У Седого — в старообрядческую, у Циркача — шкиперскую, у Шнорхеля — козлиную.

Бриться Седой не разрешал: так быстрее сойдешь за туристов или рыбаков.

— Когда разживемся документами, не надо будет фотографии переклеивать, хоть первое время.

Седой и Шнорхель сидели в лагере. Циркач наблюдал со скалы за окрестностями. Шнорхель дневалил и с отвращением скреб чешую крупной рыбины, а вожак внимательно изучал карту, развернув ее на ящике из-под консервов.

— Мы здесь. — Седой обвел островок карандашом. — Ближайшая деревня пятнадцать километров к югу. Когда весь харч выйдет, пожалуй, сходим на разведку. И горючкой надо будет затариться. Уходить, я думаю, будем через Кондопогу. Туда мы можем водой дойти, а дальше по железке. Как раз наплыв ягодников за морошкой будет.

Шнорхель не отвечал, житье на острове ему уже порядком обрыдло. Замучили комары, однообразный рацион и дежурства на скале.

— Может, хоть за хлебом смотаемся, меня уже тошнит от рыбы и макарон.

— Может, и смотаемся, но через неделю. — Седой решал навигационную задачу: считал, сколько бензина им потребуется до города, и на стенания подопечного внимания не обращал. От расчетов его оторвал запыхавшийся Циркач. Хрипя и задыхаясь, он продирался сквозь ельник и кричал:

— Братва, катер идет! Катер, в нашу сторону!..

Седой и Шнорхель вскочили. Циркач обессиленно плюхнулся у их ног на четвереньки:

— Моторка с юга в нашу сторону.

— Дай-ка. — Седой протянул руку.

Циркач сдернул с шеи ремешок и отдал бинокль вожаку. Седой приник к окулярам. Гладь Озера вспарывал быстроходный катер. Пассажиров трое. Курсом действительно на остров. Седой с минуту рассматривал приближающееся плавсредство.

— Ну, это не облава. На такую технику для ментов государство не раскошелится.

Катер шел прямо ко входу в бухточку. Седой размышлял недолго, потом кивнул, словно мысленно соглашаясь с единолично принятым решением.

— Вот что, вы встречайте гостей. Действуйте по обстоятельствам. Мы рыбаки-любители и все такое. А я на всякий случай вас из-за вон тех камешков подстрахую.

Седой с автоматом скрылся за нагромождением валунов, а оставшиеся принялись изображать туристов. Шнорхель взялся чистить рыбу, благо нож был под рукой, а Циркач улегся рядом на плаш-дождевик, засунув под полу топорик. Катер вошел в бухту.

Глава 16.

«АКЕЛА ПРОМАХНУЛСЯ…».

— Нашелся третий контейнер, и вовсе он ни на какой не на разборке.

— А где? — Воробьев решил дать Драгунскому возможность прочувствовать свой триумф.

— А он стоит на станции Ваганово Октябрьской железной дороги.

— Молодец! А как узнал, что он там?

— Я запросы разослал всем адресатам. Воинская часть и авиаторы свой груз получили, а завод, который занимается утилизацией радиоэлектроники, ни про какой контейнер от «Прогресса» и слыхом не слыхивал. Тогда я пошел к нашим ребятам из отдела, они меня свели с железнодорожниками, а у тех, оказывается, есть компьютеризированный учет. Вот они мне и сказали, где этот контейнер сейчас.

— Хорошо, потом разберемся, как он там оказался, а пока я поднимаю смежников и дуем на эту станцию.

Зубров и Медведев приехали сразу. Нефедовский «уазик», похоже, навечно прописался как транспортное средство «зверь-команды». По такому случаю подкрепление приехало даже с эскортом — отделением бойцов в касках и бронежилетах на «газике». Всю дорогу до станции Драгунский взахлеб повествовал о своих успехах. Остальные улыбались. Молодо-зелено, знакомое каждому сыскарю чувство погони, первого самостоятельно проведенного успешного дела. В облаках пыли колонна влетела на станцию. На одном из путей рядом с узкой платформой пригородной электрички стояли платформы какого-то товарного состава. На некоторых из них действительно стояли морские контейнеры. Парами, по два на вагон. По команде Медведева автоматчики оцепили платформы. Из станционной будки выскочила перепуганная тетка-железнодорожница.

— Сынки, случилось чего?

Зубров представился и показал удостоверение.

— Пройдемте, мамаша, будете понятой.

Остальные контрразведчики метались вдоль состава, выискивая контейнер с нужным номером. Первым, его заметил Воробьев и придержал Зуброва за локоть, пропустив вперед Драгунского.

— Пусть уж парень до конца своей победой натешится.

Лейтенант наконец заметил выцветший номер:

— Вот он! Он здесь! Сюда!!!

— Идем, идем, — пряча улыбку, семенил к контейнеру Воробьев.

Контейнер стоял на платформе у рампы. Вторым понятым назначили лейтенанта, командовавшего бойцами оцепления.

— Будем вскрывать? — Драгунский повернулся к начальству. Те согласно кивнули.

— Сынки, а можно ли? Он же опечатанный! — запротестовала вдруг тетка. — Если что пропадет? С меня же потом спросят.

— Можно, можно, — утешил Медведев. — Мы все проведем актом, к вам никаких претензий не будет.

— Может, начальника подождем, он сейчас с обеда придет.

— Это не обязательно. Давай! — распорядился Зубров, Солдат перекусил проволоку пломбы, ее тут же подхватил Медведев и бросил в полиэтиленовый пакет. Боец отбил молотком заржавевший засов и, засопев, потянул на себя створку двери. Драгунский кинулся ему помогать. Дверь со скрежетом отошла в сторону.

— Пустой, — ахнула тетка.

— Не может быть. — Драгунский заглянул внутрь.

Контейнер был абсолютно пуст. Внутри не было даже обычных обрывков упаковки.

— И правда пустой, можно снимать оцепление.

— А откуда он к вам на станцию прибыл?

— Сынки, разве я знаю. Состав вчера с Ириновки пригнали, а где он раньше был, про то начальство знает.

Местное начальство не знало. Прибывший с обеда «директор вокзала» оказался пожилым мужиком в поношенной железнодорожной фуражке с красным верхом и мятом, с пузырями на локтях и коленях костюме. Босс был изрядно «выпимши», но проявил полную готовность к сотрудничеству. Состав действительно пришел еще вчера, но интересно было не это. После того как к составу прицепят местные вагоны, он должен отправляться дальше. По документам выходило, что конечной точкой маршрута контейнера является станция Ленинград-товарная.

— А у вас тут никто не разгружался? Платформа-то у самой рампы стоит. Может быть, кто-нибудь интересовался этим контейнером?

— Нет, никого не было, я вчера сам тут дежурил.

Видимо, на лицах офицеров «директор вокзала» увидел нечто такое, что сразу затараторил:

— Да я на дежурстве ни-ни, у нас же тут электрички каждый час! Люди! Безопасность! Знаете, я думаю, вам нужно в управлении проверить, где и сколько он стоял. Там на станциях поспрашиваете и найдете, где его обчистили.

Идея эта уже пришла Медведеву в голову, и он распорядился снять оцепление и возвращаться в город. Злополучный контейнер опечатали и велели пока никуда не отправлять.

Всю дорогу назад Драгунский сокрушался, переживал и краснел. Надо ж такому случиться! Первое серьезное дело, и он вывел всю группу на ложный след. Так осрамиться в глазах начальства в самом начале карьеры. Воробьев дал ему вволю насладиться самобичеванием, а потом решил утешить лейтенанта.

— В нашем деле полезна любая информация. Раз контейнер пуст, значит, мы на верном пути. Кстати, номер пломбы совпадает с указанным в документах. Значит, либо контейнер разгрузил тот, кто его отправлял, либо с завода он ушел пустым.

— Зачем? — Драгунский уже успокоился.

Отозвался Медведев:

— Ни зачем, отправлять пустым его не было никакого проку. Просто ты как следователь обязан просчитать все варианты и отбросить бесполезные. Контейнер был груженый, и теперь наша задача выяснить: где и когда его разгрузили. И главное — кто?

Приехали в отдел. Медведев доложил результаты поездки Нефедову, а Воробьев отправился к экспертам. Предстояло снять с контейнера «пальчики» и попытаться установить По микрочастицам, что в нем перевозили.

— С вами без работы не останешься, — вздохнул начальник управления.

Глава 17.

ПРИШЛЫЕ НАЧИНАЮТ И ПРОИГРЫВАЮТ.

Белоснежный катер ворвался в бухточку. Взревев напоследок еще разок, двигатели умолкли. Задранный при движении нос судна опустился. Катер, покачиваясь, по инерции продолжал движение. Пассажиров было трое. У штурвала под козырьком небольшой рубки — типичный представитель организованной спортивности: бритый затылок, кабаньи глазки под массивными надбровными дугами, дорогой спортивный костюм. Шнорхель готов был поклясться, что на ногах бритоголового окажутся какие-нибудь навороченные кроссовки. Двое других выглядели поприличнее и были одеты, как импортные туристы на экскурсии в национальный парк. Пятнистые охотничьи куртки со множеством карманов, бейсболки, темные очки. Одежда — сразу видно — качественная, достаточно дорогая, да к тому же такую не во всяком магазине и купишь. Лица, как пишут в милицейских протоколах, без особых примет, абсолютно не запоминающиеся. Волосы чуть длиннее, чем у рулевого.

— Отморозки пожаловали, — исподлобья бросив взгляд на прибывших, констатировал Шнорхель. — Если что, падай на землю.

Катер мягко ткнулся носом в берег. С минуту прибывшие рассматривали лагерь, Циркача и Шнорхеля. Ни дать ни взять бомжеобразные мужички на рыбалке. Ни тот ни другой не выглядели опасными. От прибывших же исходила густая, тяжелая волна угрозы. Один из прилично одетых облокотился о борт и, не скрывая презрения, крикнул:

— Эй, мужики! Рыбнадзор! Здесь ловить нельзя! Так что собирайте манатки и освобождайте плацкарту.

Шнорхель лениво окинул катер и сидящих в нем безразличным взглядом и плюнул на песок:

— Если ты взаправду рыбнадзор, кажи ксиву. Найдешь запрещенную снасть — можешь конфисковать улов. — Он поднял за хвост рыбу, которую до этого так старательно скоблил. — А нет, так проваливайте. Недосуг с вами бакланить.

Пассажиров катера откровенно забавляла задиристость заросшего щетиной доходяги.

— Ладно, мужики, это наше место. Так что давайте линяйте отсюда, пока мы добрые.

— Что-то мы не видели тут вывески насчет частного владения, — внес свою лепту Циркач.

— Может, вам поискать другое место? Тут недалеко еще острова есть. Километров десять.

Один из туристов, вроде бы главный в этой компании, обернулся к стоящему у руля и проронил вполголоса несколько слов. Спортсмен на секунду исчез за высоким бортом, наклонившись за чем-то, скрытым от взглядов сидящих на берегу. Потом снова возник уже с помповым ружьем в руках. Передернув затвор, он взял Шнорхеля и Циркача на мушку. И двое туристов не спеша спрыгнули на берег. Они пошли к палатке, стараясь не пересекать линию прицела. В одинаковой одежде они выглядели как братья, один, правда, был чуть повыше. Шнорхель застыл как истукан, а Циркач почувствовал, как между лопаток побежала холодная липкая струйка.

— Ты, чернявый! Положи-ка ножик, а то еще порежешься ненароком, — скомандовал один из высадившихся Шнорхелю. Тот отбросил бесполезный нож в сторону. — Так-то лучше, — усмехнулся высокий и с показной брезгливостью стал рыться в куче вещей, лежащих у палатки, после беглого осмотра отбрасывая их носком высокого шнурованного ботинка.

Второй тем временем занялся изучением лодки. Циркач засунул руку под плащ, где лежал топорик. Шнорхель пристально поглядел на него и покачал головой. Низкорослый обернулся. Настороженно вскинул голову.

— А ну-ка ты, чего у тебя там? Оба медленно вон туда! — Он показал на поваленное дерево.

Циркач и Шнорхель уселись на толстенное бревно, выброшенное на берег свирепым осенним штормом. Низкорослый отшвырнул плащ в сторону и усмехнулся, обнаружив под ним топорик.

— Всего-то. — Обернувшись к катеру, скомандовал рулевому: — Выходи! Это просто лохи! Ничего серьезного.

Высокий тем временем внимательно рассматривал карту, забытую на ящике Седым.

— Просто лохи, говоришь? Не думаю. Глянь-ка, каким маршрутом они сюда пожаловали.

Высокий протянул карту товарищу. Брови того вскинулись над темными очками. Удивление вызвал исходный пункт маршрута. Сам остров был обведен простым карандашом, а возле его названия Седой намалевал жирный восклицательный знак.

— Там же крупная зона и вэвэшная часть стоит. Эй, вы кто такие?

Шнорхель с показным равнодушием сплюнул на песок.

— Или менты, или конкурирующая фирма, — с усмешкой подытожил низкорослый. — Вот только как они узнали?

Высокий обернулся к спортсмену, замершему с ружьем в руках, и кивнул в сторону сидящих на бревне.

— Витя, спроси у товарищей, откуда им стало известно об этом острове.

Спортсмен перехватил оружие поудобнее и двинулся к окаменевшим зекам. На его физиономии расцветала нехорошая улыбка. Похлопывая стволом по ладони, громила медленно приближался. Циркачу стало дурно: «Чего ж Седой медлит? А вдруг он уже свалил отсюда? Почувствовал, что запахло керосином, и бросил нас с Шнорхелем, подставил как приманку». Спортсмен подошел и теперь, широко расставив ноги, покачивался с носков на пятки. Его глазки перебегали с одного на другого. Он словно размышлял, кого сначала. Определившись, приложил приклад к плечу и прицелился Шнорхелю в голову.

Любой человек, отслуживший в армии, никогда не перепутает щелчок оттянутой и отпущенной затворной рамы АКМ с каким-либо другим звуком. Услышав его в боевой обстановке у себя за спиной, любой профессиональный военный немедленно бросается на землю в поисках укрытия. Привыкший качать права на «стрелках» и разборках спортсмен медленно обернулся, угрожающе выпятив нижнюю челюсть. Наморщив низкий лоб, он пытался определить источник угрозы. Двое в камуфляже тоже прекратили изучение карты и, удивленно прислушиваясь, оглядывали берег. Шнорхель вжал голову в плечи и, увлекая за собой Циркача, повалился за бревно. Седой срезал нежданных гостей одной длинной очередью. Не дожидаясь, пока в окрестных утесах умолкнет эхо выстрелов, Шнорхель, кошкой выпрыгнув из-за бревна, вытянул перед собой руку с заточкой. Высокий был мертв, его компаньон с простреленным плечом пытался ползти к катеру, спортсмен, стоя на четвереньках, тянулся за выбитым пулями оружием. Шнорхель перехватил заточку за лезвие и, взмахнув рукой, метнул оружие, целясь спортсмену в шею. Заточка, со свистом мелькнув в воздухе, с тупым шлепком поразила цель. Спортсмен схватился за рукоятку и выдернул оружие из раны. Из перебитой артерии фонтаном хлынула кровь. Названный Виктором захрипел и, сделав несколько шагов к Шнорхелю, зашатался и упал навзничь. На забрызганном кровью лице навсегда застыло удивление. Низкорослый, скрываясь за камнями, полз к катеру. Путаясь в одежде, он пытался вытащить левой рукой пистолет из плечевой кобуры. Обогнув валун, он укрылся за ним и наконец сумел достать оружие. Положив руку с «береттой» на вершину камня, он зажмурил правый глаз, ловя Шнорхеля на мушку. Резкая боль в шее заставила его вскрикнуть.

— Положи-ка свою машинку.

Позади, уткнув раскаленный от работы ствол чуть повыше воротника куртки неудачливого снайпера, стоял Седой. Раненый медленно разжал пальцы и положил оружие на камень.

— Поднимайся, — скомандовал ему вожак.

Подошел Шнорхель и взял пистолет. Из-за дерева появился Циркач.

— Власть переменилась — наши в городе, — ухмыльнулся Шнорхель.

— Обшмонай остальных и проверь, чтоб все были с гарантией, — бросил ему Седой.

Циркач увидел лицо спортсмена и согнулся в приступе рвоты. Шнорхель ободряюще похлопал его по плечу.

— Ну-ну, ты что! Это ж беспредельщики! Не мы их, так они нас. А ты молодец, хорошо держался.

Бывший зек склонился над телом в «адидасовском» костюме и похлопал по карманам. Извлек пачку сигарет, зажигалку. Больше в карманах ничего не было. Снял с руки убитого часы в золоченом корпусе, расстегнул «молнию» куртки. Заметил на груди окровавленный крестик. Потянул за цепочку в поисках застежки. Намотав находку на кулак и подобрав заточку, склонился над водой, смывая кровь. Увидев такое обращение с покойником, Циркач упал на колени и закашлялся, пытаясь выдавить что-нибудь еще из уже пустого желудка. Усмехнувшись, Шнорхель принялся за высокого. Седой проводил допрос.

— Ну, милок, выкладывай, с чем вы сюда пожаловали?

Пленник, морщась от боли, отвернулся.

— Я что, непонятно спрашиваю?

— Знаешь, что с вами будет? — с ненавистью прорычал низкорослый. — Пожалеете, что на свет родились.

— Значит, говорить не будем?

Пленник усмехнулся:

— А чего тебе сказать, дядя? Ты хоть знаешь, на кого вы дернули?

— А ты мне расскажи, — наклонился над раненым участливый Седой. — А то я не слишком догадливый.

— Скоро объяснят, — ответил пленник, демонстрируя нежелание говорить.

Седой кряхтя поднялся.

— Может, мне поспрашивать? — осклабился Шнорхель. — Мигом запоет, как соловушка.

— Не спеши. — Вожак подошел к деревьям и, наклонившись к земле, стал что-то высматривать между сосновыми стволами. Наконец, обнаружив искомое, позвал подельников. — Волоките-ка этого хрена сюда.

Циркач и Шнорхель подняли арестанта за руки, за ноги и доставили к Седому.

— Вот сюда его, голубчика, сажайте. — Главарь показал на гладкий сосновый ствол. Скользнув взглядом по стволу вниз, Циркач увидел разворошенный муравейник.

— Ну, самое оно! Ты, шеф, голова! — воскликнул Шнорхель, роняя ношу на кучу хвои со снующими между иголок насекомыми. Заложив руки раненого за деревом и связав их, Седой закурил. Наклонившись к самому лицу сидящего, дохнул дымом:

— Станет скучно, позови. Вдруг чего вспомнишь. — Воткнув в губы пленника сигарету, Седой кивнул своим: — Мы пойдем катер посмотрим, а ты пока кури, думай. На природе всегда хорошо думается.

На катере все сияло чистотой. Склонившись над приборной доской, Седой удивленно присвистнул.

— Дорогая игрушка, не на одну тысячу баксов. Не думаю я, что это беспредельщики. У такой цапки должны быть солидные владельцы, посерьезнее. Ну да ничего, скоро наш друг разговорится. Циркач, ты у нас ученый, ну-ка глянь, чего тут наворочено.

Циркач протиснулся в небольшую рубку на носу судна. Приборная доска пестрела от обилия панелей и циферблатов. Быстрее всего инженер разобрался с управлением двигателей. Большой зеленый индикатор — похоже, радар. Рация. Какие-то навигационные приборы. Восхищенно покачал головой:

— Не техника — мечта. А радиоэлектроника, как на военном корабле.

— Управлять сможешь? — практичного Седого интересовали более прозаические вопросы.

— Двигатели запустить смогу, а насчет остального… — Циркач пожал плечами. — Разбираться надо.

— По пути разберешься. Главное, заставить этот кораблик плыть, карта у нас есть. Где находимся, знаем. Это, слава Богу, не море, не заблудимся. Хватило бы горючки дойти куда надо, а потом с этой электроникой пусть рыбы разбираются.

— Ты что, шеф, это все потом бросить собираешься? — завопил Шнорхель.

— Ты что же, думаешь, тебе всем этим дадут спокойно пользоваться? Ты кто? Вор. Не депутат, не мэр, не новый русский. И жить должен, как вор. А на таких штуках наш брат только в Америке кайфует. Выкинь из головы!

— Жа-алко, — протянул Шнорхель.

— Жалко у пчелки, а у нас на хвосте менты, а теперь, возможно, еще и хозяева этой лодочки. Ну-ка, давай пошарим тут везде. Посмотрим, чего у них тут.

Пока Циркач изучал управление, Седой и Шнорхель рылись в рундуках и нишах. Седой нашел запас продовольствия.

— С питанием у них все о'кей. — Вожак удовлетворенно щелкнул ногтем по этикетке найденной бутылки виски. — Не туфта какая-нибудь. С комфортом ребята путешествуют.

Шнорхель вытащил из ящика штурманского столика пачку документации.

— Циркач, на-ка! Может, что нужное найдешь.

Седой потянулся к картам и судовым документам.

— Шеф, ты что, во всем этом петришь? Учился где, что ли?

— Мореходку когда-то закончил, — усмехнулся Седой. — По штурманской части.

— А как же на зоне оказался? У мореходов житуха вроде ничего.

— Много будешь знать, скоро зажмуришься, — огрызнулся вожак.

Шнорхель заржал и продолжил поиски. Он открывал все загашники подряд и вываливал их содержимое на палубу. Вскоре между креслами выросла приличная куча имущества. Под спасательными поясами нашел продолговатый металлический ящик. Водрузил его поверх всего барахла и отщелкнул замки. Внутри на черном поролоне матово поблескивала снайперская винтовка. Вытащив трофей на свет, Шнорхель восхищенно прищелкнул языком. Потянул на себя затвор, посмотрел на казенник, взвесил оружие на вытянутой руке и заглянул в окуляр прицела.

— Шеф, глянь, что нашел.

Седой оглянулся и протянул руку.

— Дай-ка сюда, пока ты никого не подстрелил.

Шнорхель с сожалением протянул винтовку вожаку прикладом вперед.

— Жалко, что патрон всего один, магазина нет. А так хорошая игрушка.

— Игрушка? — переспросил Седой, загадочно улыбаясь. — Этими игрушками профессионалы работают, поэтому и магазина нет. Им второй выстрел обычно не нужен.

Седой ласково провел рукой по ложу.

— Зато есть регулируемые противовесы установки баланса. Прицел — не просто оптика, вот разъем для провода. С электроникой!

Шнорхель заглянул в еще не проверенную нишу:

— Тут еще такой же ящик и «дипломат».

— Тащи все на свет Божий.

В ящике оказалась еще одна винтовка, а «дипломат» был заперт. Недолго думая, Шнорхель сломал замок заточкой. В «дипломате» лежали деньги и документы. Седой отложил винтовку. Шнорхель, глупо улыбаясь, пересчитывал пачки купюр, схваченные упаковочной лентой с банковскими штампами. Вожак взял чемоданчик, вырвал из рук подельника пачку и положил ее на место. Кроме денег в «дипломате» было два удостоверения, одно — старшего лейтенанта ФСБ Рыкова Сергея Павловича, второе — лейтенанта Останова Александра Николаевича. По фотографиям можно было легко узнать гостей: высокого и еще живого. К удостоверениям прилагались разрешения на ношение оружия, тут же лежал вскрытый пакет, на котором синел гриф «секретно». Шнорхель уставился на пакет как зачарованный. Седой хмыкнул и вытряхнул содержимое. Из пакета выпали стопка фотографий и несколько листков бумаги. На фотографиях были изображены одни и те же люди, но только в разных местах. На бумаге что-то вроде распорядка дня. Дни недели, время, и место проведения мероприятия. Больше ничего.

Циркач был восхищен — техника что надо, и управление довольно простое. С помощью инструкций он довольно быстро разобрался в рычагах и кнопках. Документация была на английском, а он когда-то занимался техническим переводом. Щелкнув тумблером бортсети, инженер нажал кнопку переносного телевизора, прикрепленного перед пассажирскими сиденьями. Экран засветился, и на нем появилась заставка карельского телевидения. Повернувшись к приятелям, Циркач провозгласил:

— Вашему вниманию предлагается программа новостей для жителей острова Мумбо-Юмбо.

Шнорхель бросил свои археологические раскопки и уставился на экран. Седой перебирал фотографии. После приветствия молодая дикторша прочувствованным голосом рассказала об основных новостях дня. Истосковавшиеся по цивилизации Циркач и Шнорхель прилипли к телевизору. Сначала было про очередной скандал в Госдуме — депутаты смешивали друг друга с грязью, потом про наводнение в Краснодарском крае, затем перешли к событиям республиканского масштаба. В Беломорске прошел слет туристов-байдарочников, в Пяозере открылась районная больница с новейшим медицинским оборудованием. Во время шторма в Белом море сел на камни и получил серьезные повреждения сухогруз, шедший курсом на Архангельск. Карелия жила своей жизнью, до событий на острове в Онежском озере ей, казалось, не было никакого дела.

— А нас, похоже, уже никто не ищет, — радовался Циркач. — А то были бы наши рожи во весь экран и особые приметы.

Шнорхель осклабился:

— Про нас уже забыли. Можно кончать игры в бедного-бедного Робинзона Крузо. — Он изобразил голос попугая. — Пиастры, пиастры, — косясь на пачки денег в открытом «дипломате», заверещал он, подражая птице уже из другого фильма.

Циркач и Шнорхель, оставив телевизор с его новостями, достижениями и успехами, принялись объяснять друг другу, как истратить найденные деньги. В «дипломате» было тысяч сто пятьдесят, и не рублей, а самых настоящих зеленых. Седой молчал, рассматривая вываленное на пол снаряжение, но вдруг очередная новость привлекла его внимание. Он велел всем замолкнуть и ткнул пальцем в экран. В столице республики очередное заказное убийство. На этот раз на глазах охраны был убит генеральный директор и фактический владелец банка Валериан Карлович Горевич. Почерк преступников тот же, что и у пяти убийств, совершенных в течение прошедшего месяца. Снайперский выстрел с большого расстояния. Все погибшие — на экране появились фотографии солидных мужчин — составляли группу, которая вела борьбу за контрольный пакет акций Кондопожского целлюлозно-бумажного комбината. Их главным соперником был финский полиграфический концерн «Суоранда». По мнению дикторши, после гибели Горевича у иностранцев практически не осталось конкурентов. Крупнейшее предприятие республики неминуемо попадет в руки заграничных предпринимателей. Скорее всего, комбинату грозит такое же будущее, что и петрозаводскому полиграфическому объединению «Онега», контрольный пакет акций которого уже приобрел тот же финский концерн. Год назад производство было остановлено, «Онега» закрылась на реконструкцию, а потом оборудование демонтировали, а помещения предприятия отдали под оптовые склады финским производителям и поставщикам в Россию продовольственных товаров. «Суоранда» является крупнейшим поставщиком полиграфических услуг в Скандинавии и теперь ведет активную борьбу за обладание рынком на Северо-Западе России, активно устраняя конкурентов. Седой поднялся и приложил фотографии из пакета рядом с экраном. С экрана и карточек на Циркача и Шнорхеля смотрели одни и те же лица. Ошеломленные подельники молча переглянулись.

— Дело серьезное. Пошли навестим нашего друга, пока от него одни кости не остались.

Глава 18.

ШТОРМ.

Сидение у воды не пошло летчику на пользу. Вечером у него снова поднялась температура, и опять он слег. Все заботы легли на плечи Давыдова. Лебедева приходилось кормить чуть ли не с ложечки. Они уже начали терять надежду, что их вообще когда-нибудь кто-нибудь найдет. Аккумуляторы садились, и станцию теперь включали всего на несколько минут, в полдень. Ни кораблей, ни лодок на горизонте не наблюдалось. Давыдов, предположив, что их самолет, должно быть, плохо заметен с воды на фоне берега, натаскал на ближайший утес кучу хвороста, чтобы быстро развести большой огонь. Теперь все свое свободное время он проводил на утесе, осматривая горизонт при помощи объектива прибора управления ракетами. Медведь их не беспокоил. То ли испугался выстрела, то ли решил заняться более безопасным промыслом. Во избежание внезапного нападения каждый раз перед выходом на берег Давыдов осматривал окрестности в инфракрасном режиме при помощи все того же прибора. Так в объективе были видны все живые существа, от чаек и синиц до зайцев и осторожных лис. Силуэты живности ярко выделялись на любом фоне. От инфракрасного глаза не спасали ни кусты, ни редкие елки.

Через несколько дней состояние Лебедева стало стабильным, ему не становилось лучше, но и не делалось хуже. Пилот уже мог понемногу дежурить у радио. Давыдов позволял себе небольшие экскурсии в окрестностях, но далеко не уходил, опасался за раненого. Обычно, отойдя на несколько километров, он забирался на какую-нибудь возвышенность и разглядывал все вокруг. Результаты рекогносцировок не радовали, места были дикие. Болотистая лесотундра, никаких следов пребывания человека. Везде скалы, песчаные дюны, на горизонте какие-то сопки. Ходьба по лесу и лазание по окрестным скалам изматывали. От всего этого впору было впасть в отчаяние. «Уныние — тяжкий грех», — упрямо твердил себе Давыдов, когда от усталости валился с ног. Вечерами капитан обычно запасал дрова и готовил еду впрок. Продукты были на исходе: последние три банки консервов и чуть больше половины бутылки спирта Давыдов берег как НЗ. Питаться приходилось рыбой. Давыдов терпеть ее не мог еще с училищных времен. Жареная или вареная, она составляла основную часть курсантского рациона, а теперь капитан просто возненавидел ее. Но голод не тетка. Все его попытки разнообразить меню обычно сводились лишь к новому способу приготовления очередного улова. Или варить, или печь. Со временем он наловчился готовить что-то вроде шашлыка, но все равно и это блюдо было из рыбы. Капитану начали сниться всякие ужасы. Например, он приходил в шикарный ресторан, его провожали к столику и подавали меню. Он делал заказ, терпеливо ждал, пока будет готово, наконец ему приносили накрытое крышкой блюдо. Давыдов снимал крышку, из-под нее нахально ухмылялась рыбья голова. Всякий раз рыба была разная, но объявляла она всегда одно и то же: «У нас сегодня рыбный день, товарищ». И начинала мерзко хихикать. Капитан запускал в рыбу чем придется и просыпался в поту.

Второй составляющей их рациона стали ягоды: уже потемневшая, осыпающаяся при малейшем прикосновении прошлогодняя брусника и голубика, которую не успели зимой объесть мыши и зайцы. Охотиться у Давыдова не получалось, зайцы на пистолетный выстрел не подпускали. А стрелять чаек он не хотел, хотя они и были легкой мишенью. Давыдов не был уверен в том, что их едят. Один раз им повезло: на воду опустилась стая уток, и одну Давыдов подстрелил. Стрелять еще он не отважился, до птиц было далеко, а патронов всего две обоймы. Раздевшись, он долго плескал на себя водой, пока не привык к ее холоду. В конце концов отважился залезть в воду и доплыть до подстреленной утки. Потом он долго бегал по берегу, пытаясь согреться. Еще дольше общипывал утку. К концу этого процесса Анатолий весь покрылся перьями, как пингвин. Кое-как опалив птицу на огне, выпотрошил ее и сварил. Той ночью рыба ему не снилась.

В этот день Давыдов решил остаться в лагере. Идти было некуда, он уже ходил в лес на север и вдоль берега на запад и восток, а на юге было озеро. Вооружившись пистолетом и ставшим незаменимым прибором, он отправился на утес. На обратном пути капитан надумал набрать голубики. У подножия утеса росла малина, ягод не было, но несколько раз у границ малинника Анатолий натыкался на медвежьи следы. Сегодня он снова увидел свежий след, значит, косолапый не ушел, просто обходил людей стороной. На утесе Давыдов сидел не дольше обычного. Горизонт был пуст. Над безбрежной водной равниной клубились облака. Он собрался было спускаться, но обратил внимание на одно из них. Странное облако черточкой тянулось вдоль горизонта. Давыдов не помнил, какие облака какую погоду предвещают. В голову не приходили даже основные типы в их классификации. Когда-то это старательно вдалбливали ему в голову, но человек имеет обыкновение забывать то, что не требуется в повседневной жизни. Облако перемещалось как-то уж слишком быстро. Капитан включил прибор и поднес видоискатель к глазам. Утопил кнопку максимального увеличения, и облако вытянулось через весь экран. Давыдов повел объектив по траектории движения облака и чуть не заорал от радости. Продолговатое облако наконец-то стало тем, чем являлось на самом деле. Это был размытый инверсионный след! А тянулся след за каким-то самолетом. Расстояние до него было весьма приличным, но Давыдов был готов побиться об заклад, что это «Ан-26». Капитан зажег припасенную бересту, ткнул ею в кучу дров, и сухой хворост весело затрещал. Убедившись, что пламя не погаснет, он рванул на берег. Австралийский кенгуру мог бы позавидовать прыжкам капитана. Оглашая окрестности радостными воплями, Давыдов влетел в салон самолета. Задыхаясь, плюхнулся на пол у ложа пилота.

— Леха, включайся, у горизонта какой-то борт идет! Курсом, скорее всего, на северо-запад, параллельно берегу.

Летчик не стал дожидаться вторичного приглашения и сразу поспешил в кабину. Он раз за разом повторял сигнал бедствия и свои позывные. В ответ — молчание. В окошко было видно, что самолет удаляется. Лебедев в отчаянии сорвал с головы наушники и швырнул их на пол.

— Не слышит, нас никто не слышит! Наверное, аккумуляторы совсем сели. У, чертово железо! — Алексей пнул рифленый кожух станции.

Давыдов задумался. Догадка молнией сверкнула в мозгу.

— Ты их на каком канале вызываешь?

— На каком, на каком? На том, на котором положено, на ПСС.

— Этот борт сейчас должен с диспетчером работать, с которым вы связывались перед взрывом, ведь так? Если он нас не ищет на канале ПСС, то он и не может услышать? Верно?

— Черт! Ну конечно же, — сразу догадался летчик. — Это же просто. Он повернул ручку переключателя каналов радиостанции. Зажужжал, защелкал привод настройки. В наушниках раздался голос. Сигнал был сильный, качество приема отменное. Трассовый борт запрашивал эшелон у диспетчера.

— Давай, давай же, — суетливо зашептал Давыдов, — а то уйдет.

— Погоди, — осадил его Лебедев. — Дай послушаю, какие у него позывные. — Наконец Алексей прижал ларингофоны к горлу. Давыдов вывернул один наушник телефоном наружу и прильнул к нему ухом.

— 23 678, я 74 211. Полюс. Повторяю, Полюс, — торопливо произнес Лебедев, еще боясь поверить в происходящее. Голос в наушниках замолчал.

— Слышит! Черт возьми, он нас слышит!

Пилот трассового ответил после секундного замешательства.

— Ребята, кончайте дурить, эта частота занята. Вы мне мешаете и угрожаете безопасности полетов.

— Он нас за хулиганов принимает! — Леха был готов зарыдать. — Неужто вот так просто уйдет?

— Повтори! Скажи, что нас ищут, про этот треклятый комплекс скажи! Скажи ему, если он сейчас же не доложит о нас диспетчеру, я его собью к чертовой матери! — взъярился Давыдов.

— Слышь, ты, на борту, нас уже неделю ищут, мы пропавший транспортный, у которого был взрыв на борту! Какие тут шутки! Имеем одного трехсотого и четырех двухсотых! Аккумуляторы садятся! С минуты на минуту останемся без связи. Прием!

Голос в наушниках попросил повторить. Лебедев повторил. Услышал, как пилот запрашивает землю о потерпевших аварию самолетах.

— Поверил, ей-богу, поверил, — напрягся летчик и заговорил, вновь прижав ларингофоны к шее: — Я 74 211, совершил вынужденную. На берег озера. Повторяю…

Ответы диспетчера Давыдов и Лебедев не слышали, в эфире была только станция трассового. Ничего не поделаешь, таковы условия распространения волн на УКВ. Давыдов метнулся к окну, раздуваемый поднявшимся ветром костер на утесе полыхал вовсю. Погода стремительно менялась.

— Про огонь, про огонь ему скажи!

Летчик кивнул.

— Обозначил свое местоположение костром.

— Скажи, сейчас из ракетницы стрельну! — крикнул Давыдов, бросаясь к выходу.

Ярко-красная звездочка вспыхнула высоко над головой.

— Он засек направление, просит дать еще ракету, когда будет поближе. Идет к нам.

Самолет рос в размерах, наконец его уже можно было различить невооруженным взглядом. Анатолий не ошибся, это действительно был «Ан-26». Машина снизилась и шла к ним. Давыдов высунул руку в выбитый иллюминатор и пальнул из ракетницы.

— Они нас видят, — крикнул Лебедев.

— Спроси их, где мы находимся, — попросил летчика Давыдов. — Интересно все-таки, куда нас занесло?

Лебедев спросил, выслушал ответ и крикнул капитану:

— Пятьдесят километров в сторону от восточного коридора к Мурманской трассе! Проведи перпендикуляр к маяку Тюлений, на пересечении с берегом мы и лежим.

Давыдов развернул карту и свистнул — они находились совсем не там, где он предполагал. По всему выходило, что он не просто уронил самолет, а пролетел намного дальше к востоку.

— Ну все, гуляем. — Алексей полез за бутылкой со спиртом. — Открывай последнюю банку консервов.

— А когда спасатели будут? — поинтересовался Давыдов.

— А я знаю? Со мной такое впервые, прежде мы всегда сами на базу прилетали.

По случаю спасения устроили пир. Давыдов открыл консервы, развел огонь и поставил греться чай. Спирт пили, как положено в авиации: каждый сам себе наливает и разводит, как сочтет нужным. Никаких упреков и наездов, вроде: «Ты меня уважаешь?» Это у летунов не принято, каждый сам знает свою норму и сам должен вовремя остановиться. На радостях обменялись адресами. Авиаполк, в котором служил Лебедев, стоял где-то в районе Кеми. Во время службы на Севере Давыдов был в тех местах проездом. Потом пели и снова пили. Закончили ужин травлей баек.

Оглушительный раскат грома внес элемент романтики. По дюралю фюзеляжа забарабанили капли дождя. Теперь налетевшая непогода была не страшна. О них знали, и к ним уже спешила помощь. Ветер стал задувать в выбитый иллюминатор, и Давыдов заткнул его летной курткой. Поднимался шторм. До сих пор стояла тихая погода, и они совсем забыли о том, что шторм на таком большом озере сродни морскому. Небо потемнело, низкие тучи то и дело освещали сполохи молний. Поначалу Давыдов засекал время от вспышки молнии до удара грома — определял расстояние до грозы. Буря шла прямо на них. Теперь сверкало и гремело почти одновременно. Beтер бросал пену в стекла иллюминаторов. Стало ясно, что в такую погоду никакие спасатели не прибудут. Оставалось только ложиться спать. Давыдов подошел к грузовому люку и выглянул наружу. Гигантские валы бились о берег. Анатолий порадовался своей предусмотрительности — не оставил пеналы с ракетами на берегу, а оттащил их повыше на площадку, примерно на середину склона. Буря усиливалась, волны гулко били по фюзеляжу, направление ветра изменилось, и вода стала заплескивать через открытый люк внутрь. Чертыхаясь, Давыдов стал строить у люка дамбу из мешков с вещевым имуществом.

Первое движение корпуса самолета они почувствовали поздним вечером. Должно быть, из-под фюзеляжа вымыло песок и самолет стал сползать с переката, на который Давыдов совершил посадку. Начался крен на нос. Волны все били и били по фюзеляжу. Самолет раскачивался, и под брюхом машины скрипел песок. С грохотом сорвало аппарель. Корпус вздрогнул и еще больше наклонился. Гроза и дождь закончились, но шторм не утих. Напротив, ветер завыл еще сильней и пронзительней. К полуночи самолет пополз. Нос машины развернуло к берегу и стащило с косы. Волны стали перехлестывать через крышу кабины, из щелей форточек начала сочиться вода. Оставаться на борту стало опасно. Пол накренился так, что передвигаться по салону можно было лишь, хватаясь руками за сиденья. Плотина из промокших мешков рухнула, и потоки воды хлынули в кабину. Быстро протрезвевшие Давыдов и Лебедев стали готовиться к эвакуации. Анатолий собрал все документы в «дипломат», туда же бросил уже безопасную мину и ТТ. Прибор для управления стрельбой комплекса он решил унести в его штатной упаковке. Футляр был герметичным. Изрезав сеть для крепления грузов, Давыдов, соорудил лямки к футляру, как у спасательного круга. «Дипломат» обернул куском полиэтилена и положил в брезентовый мешок. Затянув горловину мешка концом веревки, получил еще одно плавсредство. Второй коней веревки привязал у среза грузового люка. Первым в воду предстояло лезть Давыдову. Он решил плыть в одежде и обуви. Так меньше шансов быстро переохладиться, и ноги будут хоть как-то защищены от камней. Конечно, плыть таким образом тяжело, но капитан надеялся на плавучесть свертка с «дипломатом», да и расстояние до берега было плевым — метров тридцать. Главную угрозу представляли волны и прибрежные валуны.

— Я мигом! Закреплю на берегу веревку и вернусь за тобой. Ты пока к футляру привяжись.

Давыдов выглянул из люка. До воды было метра два. Отмели, на которой он сооружал мост из стоек, не осталось и в помине. Очертания всей бухты изменились. Ветер нагнал воды, и там, где еще вчера Давыдов собирал плавник для костра, хозяйничали волны. Вокруг валунов, где рыбачил летчик, кипел пенный водоворот. Над озером неслись тяжелые черные тучи, предвещая новый шквал.

Набрав полную грудь воздуха, Анатолий обхватил обеими руками «дипломат» и прыгнул. Его тут же подхватила волна. Следующая ударила в спину и швырнула к берегу. Поток закружил, завертел. Одежда мигом промокла, на пронизывающий удар холода тело немедленно отреагировало пронизывающей болью. За перекатом волнение было тише. Держа сверток перед собой, Давыдов заработал ногами.

В детстве и юности Анатолий часто бывал в Крыму. Мать была потомственной крымчанкой, поэтому обычно в каждый свой отпуск она отправлялась с сыном на Черное море. Он полюбил воду и научился плавать и нырять не хуже местных пацанов. Со временем стал неплохим пловцом. С передышками, отдыхая на воде, мог проплыть километра два. Одним из любимых развлечений Анатолия было купание в шторм. Ему нравилось резвиться в волнах, уклоняясь от их ударов, нырять под водяные горы и оседлывать их вершины. От всего этого он испытывал ощущение дикого восторга. Но сейчас все было иначе. От холода он не чувствовал рук. Ледяная вода плескала в лицо. Ветер хлестал тысячей пронизывающих иголок, сбивал дыхание. Из всех чувств осталось только ощущение холода. Из всех эмоций — жуткий, леденящий душу страх. Капитан приметил большой валун на берегу и плыл к нему. Лебедев с тревогой наблюдал за мелькающим в воде товарищем.

Давыдов ударился коленями о дно и не почувствовал боли. Дождавшись очередной волны, он бросился к берегу, моля Бога о том, чтобы ноги не попали между валунов. На берегу ветер пронизывал до костей. Давыдов, продолжая обнимать свой мешок, сделал несколько шагов и упал. Попытки отвязать тюк долго ни к чему не приводили. Пальцы не слушались, были как чужие. Наконец Давыдов управился с лямкой, поднял тюк и пошел к груде валунов. Тюк он перебросил за камни и пропустил веревку через расщелину. Для проверки прочности ее пришлось обмотать вокруг рук, пальцы отказывались удерживать что-либо. При мысли об обратном пути его охватил запредельный ужас. Но плыть назад необходимо, раненый не может добраться сюда без помощи. Давыдов принялся размахивать руками и бить ладонями по бедрам, пытаясь разогнать кровь. Постепенно к пальцам вернулась чувствительность, и Давыдов снова вошел в эту проклятую воду.

Перебирая веревку, он добрался до самолета. Самым сложным оказалось взобраться по склону и удержаться на перекате. Волны вымывали песок из-под ног, били по телу, стремясь сбросить в пенящуюся круговерть. Возникло новое препятствие: он никак не мог взобраться в самолет. После нескольких неудачных попыток Анатолий повис у люка, злясь на себя за собственное бессилие. Он понимал, что так, держась за веревку, ему не удастся ни отдохнуть для рывка вверх, ни продержаться сколь-нибудь продолжительное время. Лебедев попытался тянуть его одной рукой. Приподнял товарища над водой, но тут же упустил, и Давыдов плюхнулся обратно. С каждой секундой положение обострялось. У капитана снова начали неметь руки. Ног он уже давно не чувствовал. Решение нашел Лебедев. Обмотав веревку вокруг туловища, он съехал по наклонному полу вниз. Более легкий Давыдов, как вытянутая за леску рыба, взлетел вверх. Тяжело дыша и трясясь от холода, он перевалился внутрь и подполз к товарищу. В самолете ему показалось теплее. Сюда ветер добраться не мог. Лебедев помог капитану снять одежду и принялся растирать его мешковиной.

— Ты прям морж, — пошутил он невесело.

— Сейчас обратно дернем.

— Погоди-ка, — Лебедев протянул Анатолию бутылку, на дне еще оставалось на полпальца спирта. — На-ка глотни, согрейся.

— Сам грейся, тебе предстоит такое же.

— Пей ты, тебе меня тащить. Я сейчас далеко не уплыву.

Давыдов не стал спорить и проглотил жидкость, даже не почувствовав градусов. Самолет вздрогнул и накренился на левое крыло. Стихия стремилась довершить начатое. Давыдов пробрался по салону к мешкам. Кряхтя, напялил на себя сухой комплект формы. Привязал товарища к футляру и задумался.

— Ты чего, пошли, — торопил его Лебедев. — Пока эта подводная лодка совсем не затонула.

— Подождем, там на берегу еще хуже. Надо еще кое-чего взять.

Давыдов стал отбирать сухие вещи и увязывать их в новый тюк. Для герметичности он вложил несколько мешков один в другой. Набив мешок зимним и летним обмундированием, бросил туда же несколько пар обуви своего размера.

— У тебя какой номер?

— Сорок три.

Давыдов забросил в мешок еще несколько пар ботинок. Выловил из воды свою фуражку и, усмехнувшись, положил ее сверху. Потом отвязал веревку от люка и перетянул ею горловину мешка. Оглянувшись — не забыл ли чего — кивнул товарищу.

— Теперь пошли.

Мешок с барахлом они оставили у люка и прыгнули в воду. Плавучесть у футляра оказалась не хуже, чем у спасательного крута. Цепляясь за веревку, Давыдов погреб к берегу, буксируя летчика за собой. Второй заплыв показался легче. Добравшись до берега и вытащив товарища, он чувствовал себя совсем неплохо. Главным образом оттого, что оба были на берегу и оба были живы. Освободив Лебедева от лямок футляра, Анатолий потянул веревку. Тюк вывалился из отверстия люка, и волны понесли его к берегу. Вдвоем они выволокли мешок из воды и потащили вверх по склону. Там ветер был еще сильнее. Укрылись за дюной. Но ветер поднимал песок и больно хлестал им по лицу. Друзья стали стаскивать с себя мокрую одежду. Переодевшись во все сухое, Давыдов сходил за «дипломатом», соорудил из него и футляра подобие кресла и усадил на него Лебедева. Потом решил построить шалаш. Приволок пеналы с ракетами и четыре штуки поставил вертикально. Получилось четыре столба. Срубил несколько елочек. Из них сделал каркас крыши и накрыл это убогое строение мешковиной. Скат получился пологим, и он набросал поверх брезента еловых лап. Внутрь сооружения он втащил пятый пенал и, сложив на него оставшееся барахло, помог раненому перебраться на импровизированную кровать. Для себя Анатолий устроил сиденье из футляра и «дипломата». Щели в стенах завесил мокрой одеждой и отправился на берег.

Самолет совсем сполз с косы. Люк уже не был виден. Над водой торчали только хвост, крыша и лопасти одного из моторов. Волны вымывали из чрева машины оставшийся груз. На поверхности бухты там и сям виднелись коробки, банки и мешки.

По воде расплывалось масляно-радужное пятно керосина. Начался мелкий дождик. Пытаться разжечь костер нечего было и думать. На всем берегу ни одной сухой щепки. Давыдов застегнул «молнию» комбинезона, забрался в хижину и, навалив на себя сразу три меховые куртки, попытался заснуть.

Глава 19.

ДРАГУНСКИЙ ИДЕТ ПО СЛЕДУ.

Как только стало известно о том, что обнаружен пропавший самолет, «зверскую группу» в полном составе вызвали на службу. Сведения о нем были далеко не полными. Пилот «Ан-26» не знал, находится ли «Акинак» на борту. Говорил только, что есть жертвы среди экипажа и пассажиров. Нужно было срочно вылетать на место аварии вместе со спасателями. Несмотря на спешку, Воробьев все-таки успел предупредить Драгунского о своем отъезде и велел не проявлять излишней инициативы. Дежурная машина доставила следователей прямо на аэродром, где уже грел двигатели транспортник, выделенный окружным начальством. В салон набилась уйма народу: вооруженцы, врачи, офицеры службы безопасности полетов. Самолет пробежал по бетонке и тяжело прыгнул в темноту. Сразу началась болтанка. Надвигался грозовой фронт, и «добро» на полет начальство дало только ввиду исключительности ситуации. На полосу аэродрома в Лодейном Поле, где их ждали вертолеты, садились уже при первых каплях дождя. Когда самолет подрулил к диспетчерской, хлынул ливень. Люди бросились под крышу. Погода испортилась надолго, и все полеты строго-настрого были запрещены. Медведев с досады матерился.

— Теперь ни на место аварии, ни домой не добраться, — бурчал Зубров.

Поговорив с диспетчером, пришел Воробьев.

— И когда это светопреставление кончится?

— Грозят, что дня через три. Обещали вылет при первой возможности.

Через час прибывший на автобусе дежурный по части отвез всех гостей в гарнизонную гостиницу.

Лейтенант Драгунский впервые оказался предоставлен самому себе. До этого ему приходилось бегать по поручениям Воробьева, собирать интересующую начальника информацию и набираться опыта. Дмитрий Ильич спуску не давал, решив превратить Сашу Драгунского в трудоголика. За информацией нужно было мотаться по всей области. Порой для уточнения одного и того же фактика приходилось утром быть в Сестрорецке, а вечером заканчивать сбор данных в районе Ижорского завода.

Теперь Драгунский в полной мере ощутил прелесть свободы. Ночью Воробьев улетел по вызову. Остальное начальство считало Сашу пристегнутым к поискам «Акинака» и не трогало. Поручений от улетевшего шефа не было — сиди наслаждайся жизнью. Не надо никуда бежать, чего-то искать, кого-то ловить, чтобы подписать справку. Или уточнять, не видел ли кто чего-нибудь странного в позапрошлый вторник на территории автобусной остановки у станции метро «Площадь Мужества». Лейтенант сварил кофе и наслаждался покоем в опустевшем кабинете.

Приятное времяпрепровождение прервал, звонок внутреннего телефона. Начальник экспертного отдела простуженным голосом интересовался, кому нужны результаты экспертизы по контейнеру. Старик давно уже заработал пенсию, но начальство всякий раз, когда он начинал поговаривать об уходе на заслуженный отдых, просило поработать еще годик. Пенсионер терпеть не мог, когда оперативники не спешили забирать свои заказы.

— Вы, что ли, контейнером занимаетесь?

— Мы.

— Ну и что?

— Как что? — не понял лейтенант. — А что, уже готово?

— Уже готово, — передразнил его великий шаман от экспертизы и вдруг рявкнул прокуренным басом: — Что, обормоты, ждете, пока мы к вам на четвертый этаж прискачем с депешей в зубах? Позавчера запрягли, поставили лабораторию на уши, и что, теперь все это уже никому не надо? Люди двое суток не спали. В следующий раз ваши заявки в последнюю очередь запущу, даже не в последнюю, мать вашу, а…

— А-а-а мне можно? — Драгунский решил прервать шефа экспертов, пока тот не успел придумать какой-нибудь более страшной кары нерадивым работодателям.

— Можно, если сумеешь расписаться в получении.

— За шефа?

— За себя, — взревела трубка, готовая взорваться от лейтенантской бестолковости. — Какая, к чертям, разница, кто из вашей шайки отметку сделает? Давай-ка рысью сюда! Тебя Татьяна Владимировна ждет не дождется, домой уйти не может из-за вашего долбаного контейнера. В следующий раз, вместо того чтобы людей гонять хрен знает куда, сюда объект принесете, пусть хоть панамский танкер. Запряжетесь, как бурлаки на Волге, и попрете своим ходом.

Драгунский сгонял в лабораторию и вернулся с несколькими листиками текста. Воткнул в розетку штепсель электрочайника и занялся изучением анализов проб из пустого контейнера. Черным по белому было написано, что в контейнере возили все что угодно, но только не оружие. Мусор из контейнера состоял из микрочастиц сахара, порошка стирального, кондитерских изделий, чая, кофе, пиломатериалов и фанеры. В резюме твердым круглым женским почерком значилось издевательское: «Тов. Воробьев! Вероятнее всего, Ваш контейнер еще неделю назад эксплуатировался на одном из рынков города в качестве торговой точки. Оружия и наркотиков не выявлено. С чекистским приветом Т. В. Зорина». Александр долил себе в чашку кипятку, прибавил кофе и начал размышлять. В качестве оппонента своих гипотез представил себе Д. И. Воробьева. Шефа с его иезуитской ухмылочкой заменила его фуражка, пылившаяся на вешалке. Все следователи ходили в гражданке, надевая военное только на День Советской Армии или по случаю каких-нибудь других официальных торжеств. Изображая елейно-издевательский баритон начальника, Александр задал себе первый вопрос:

— Ну, юноша, и что же вы по поводу всего этого думаете?

Отхлебнул кофе и сам же ответил:

— Пустым контейнер с завода уйти не мог? Не мог.

— А почему? — съехидничал виртуальный Д. И. Воробьев.

— Потому, что его проверяла железная дорога. Значит, в нем что-то было. Вряд ли с военного завода отправляли товары народного потребления. Значит…

— И что же это значит? — Воображаемый шеф мог наслаждаться, лейтенант загнал себя в угол. — Пусть контейнер ушел не пустым и его где-то разгрузили; но по материалам экспертизы в нем вообще никогда не перевозили оружие. А зачем его отправлять под видом техники, если можно было отправить просто так? И где же тогда его разгрузили? Как и когда?

Драгунского осенило:

— А нигде! Рынок, вот именно, рынок. В этом контейнере действительно никогда не возили ничего подобного «Акинаку». На рынке постоянно продаются одна-две торговые точки. Контейнер купили, сменили номера и заменили. Это быстрее. Но для того чтобы провернуть такую замену, требуется специальная техника.

Лейтенант долго ходил по кабинету, вспомнив об остывшем кофе, долил кипятка. Получилась теплая дрянь, и он выплеснул ее в горшок с кактусом. Привлечь постороннюю технику отправители не могли, замена контейнера дело явно криминальное, для этого нужны свои исполнители. Драгунский уселся в любимое кресло Дмитрия Ильича и положил фуражку перед собой на стол. Попытался представить, что мог бы сказать по этому повода шеф. Ничего не представлялось. Он тупо глядел на крышку воробьевского стола. Решение было где-то рядом. Стол у Воробьева был самый обыкновенный, инвентарный номер такой-то, и все. Одна тумбочка, три ящика. Столешница накрыта листом оргстекла. Под ним несколько семейных фотографий, служебное расписание, расписание электричек и несколько исписанных листков. Драгунский вспомнил, что уже видел эти бумажки, и не где-нибудь, а у себя дома, когда они вместе с шефом за бутылкой «Абсолюта» говорили об автомашинах «Прогресса». Лейтенант хлопнул себя по лбу. Ну конечно, все сходилось! Воробьев говорил, что чаще всего с завода выезжали панелевоз и кран. Средства есть, мотив ясен, но нет места. Драгунский решил действовать. Отец недавно подарил ему новенькую «девятку», цвет — мокрый асфальт. Узнав о наличии автомобиля у подчиненного, Воробьев нещадно эксплуатировал это транспортное средство. И все исключительно в служебных целях. Александр не помнил ни одного случая, когда шеф попросил бы его подбросить куда-нибудь или что-нибудь отвезти не по работе. В виде компенсации Дмитрий Ильич умудрялся выбивать деньги на бензин. Но все же машина-то личная, хотя протестовать лейтенант не отваживался, терпеливо снося такую дедовщину «старших товарищей». А сейчас он решил проехать вдоль всей линии ветки, на которой был найден пустой контейнер. Драгунский был абсолютно уверен, что разгадка тайны где-то там. Сообщив дежурному, что поехал по делам, Александр покинул здание управления на Литейном. С собой прихватил карту области. Крупные станции с товарными конторами, терминалами и большим количеством людей он сразу же исключил из списка проверяемых. Отбросил и станции в пригороде. Платформы с одной железнодорожной колеей тоже не годились. Через каждые полчаса в ту и другую сторону сновали электрички. Грузовые вагоны и платформы могли быть оставлены на длительное время только на станциях Борисова Грива, Рахья и Ладожское Озеро.

На станции Рахья он ничего не нашел, да и станция, как выяснилось, не подходила для операции с подменой. Место, удобное для установки крана, находилось как раз напротив отделения железнодорожной милиции. Станция располагалась практически в центре поселка. Рядом магазины, кинотеатр; постоянно ходят люди. Начнешь работу, сразу найдутся любопытные. Зато на следующей станции его ждала удача. Платформа Борисова Грива подходила по всем статьям. Две колеи и запасные пути, несколько частных домишек, да и те довольно далеко от железки, и главное — несколько удобных для работы крана мест. Кругом лес, хоть ядерные испытания проводи, хрен кто чего узнает. Проехав вдоль путей, Драгунский нашел то, что искал. На травянистой поляне вдали от станционного домика глубокие квадратные вмятины от упоров платформы крана и следы протектора большегрузного автомобиля. Колея, оставленная уехавшим грузовиком, была явно глубже подъездной. Видно даже невооруженным глазом. В глаза бросался большой прямоугольник примятой травы, не иначе сюда ставили контейнер. Лейтенант осмотрелся. Ближайший домик от места погрузки метрах в ста. Драгунский пошел туда. Покосившийся пятистенок с подслеповатыми окнами. Видать, срублен сразу после войны, потом хозяин или умер, или у кого-то руки не доходили до ремонта. У калитки следователь остановился, поглядывая на отверстие конуры приличных размеров.

— Входите-входите, собаки нет.

Драгунский не сразу увидел, кто его зовет, но потом разглядел за шторами-задергайками сморщенное личико. Старушенция — хозяйка дома — открыла форточку и снова позвала его. Александр старательно вытер ноги о цветастый половик и вошел. В прихожей — обычные для деревенского дома веники, ведра, полка для обуви с обязательными калошами и резиновыми сапогами. Из комнаты выглянула бабушка и предложила тапочки.

— Проходите! Извините за беспорядок.

Насчет беспорядка хозяйка преувеличивала: в доме все сверкало чистотой, каждая вещь находилась на раз и навсегда отведенном для нее месте. Лейтенант представился и помахал «корочками». Старушка нацепила очки и попросила показать документы еще раз. Стараясь не улыбаться, Александр выполнил ее просьбу.

— А вы по какому делу? Ко мне или ищете кого? Или, может, из-за жалобы?

Хозяйка провела его в комнату. На стенах фотографии в рамочках, на телевизоре кружевная салфетка, герань в горшках и парадный чайный сервиз за стеклами древнего серванта.

— Да нет, я по другому вопросу. А вы что же, одна живете?

— Одна. А вот старик мой, — бабушка кивнула в сторону портрета. — Три года как умер, дети в городе, а я тут доживаю. Не хочу к ним, две хозяйки в одном доме — много, не уживемся мы с невесткой. Они, правда, не забывают, почитай, каждые выходные у меня.

Старушка явно истосковалась по общению и старалась успеть вволю наговориться.

— А не страшно вам? Тут лес кругом.

— Да нет, уж привыкла. Да и станция рядом. Мы со стариком, после того как он с фронта пришел, на железной дороге работали. А сейчас я уже никуда и не выезжаю. Чайку не желаете?

— Спасибо, не откажусь. — Драгунский уже понял, что здесь другого источника информации у него не будет. А старушенция с ее жаждой общения была просто кладезем полезных сведений.

Хозяйку звали Анастасия Алексеевна, родилась в семнадцатом году, в войну работала на Дороге жизни, потом осталась там же путевым надсмотрщиком. Вышла замуж, хозяин работал дежурным по станции. Дети, внуки. Торжественные проводы на пенсию. Хозяин умер, сказались ранения. Теперь вот одна.

— А скажите, здесь на днях кран не работал?

— Так вы по жалобе?

— По какой?

— Собаку они мне сгубили, работники эти. Шарик, он у меня, конечно, бестолковый был, но не злой. А они извели собаку-то. Те, что тут грузились.

— А что случилось?

— Да не было здесь никогда никаких работ. От станции слишком далеко, неудобно. А эти приехали перегружать тут что-то в стороне от людей, наверное, чтоб никто не видел, а собака у меня непривязанная. Тут же нет никого. Кобель-то уже старый был, лет пятнадцать. Ну он сдуру и побежал к ним. Он никого не кусал, на людей не бросался. Это они все врут. Лаять лаял, а чтобы кидаться — такого не было. Трусоват он был.

— И что?

— Отравили мне собаку, брызнули из баллончика. Он к вечеру и околел. Я участковому жаловалась, да он не хочет заниматься. Говорит: «Старый он был, вот и подох». Со стариками сейчас знаете как. Никому до нас дела нет. Я и номер записала машины этой. И той, на какую грузили. Все без толку. Они, наверное, воровали что-то. Кто ж в выходные работает. А участковому все трын-трава. Да сейчас милиция вся купленная, — прибавила она шепотом.

— Анастасия Алексеевна, а вы мне номера не подскажете?

— Так вы их, что ли, ловите? — обрадовалась старушка. — Вот. — Она вытащила обычную школьную тетрадку. — У меня тут все записано. И заявление, и номера.

Лейтенант положил поверх тетради листок с записями Воробьева. Номера были те же. Кран и панелевоз, и, судя по записям шефа, в этот день обе машины были на выезде. Все сходилось!

— Спасибо, вы даже не знаете, как нам помогли.

— Да, а что им будет?

— Да мало не покажется.

— Вот и хорошо! Может, вы на них управу найдете. Значит, и вправду воры, не похожи они на нормальных трудяг.

— Это почему? — спросил Александр. — Чем они вам так запомнились?

— Да на военных они очень похожи, и одежда у всех одинаковая: комбинезоны черные, как у танкистов в войну. И трезвые все, наши-то работяги без бутылки и гайки не завернут, а эти раз, два и готово. Всего минут сорок тут были.

— Интересно. А скажите, что же они тут делали?

— Так я ж и говорю, перегружали. Один контейнер сняли, другой поставили.

Переспрашивал он уже на всякий случай, сомнения в том, что он нашел виновников торжества, у лейтенанта исчезли, как только увидел номера машин. Распрощавшись с приветливой старушкой, Драгунский выехал к железнодорожному переезду, куда вела колея, остановил свою «девятку» и задумался.

«Куда они могли везти контейнер? От Борисовой Гривы можно ехать в четыре стороны. На севере не миновать пост ГАИ. Движение здесь редкое, милиция проверяет все машины, просто чтобы от тоски не свихнуться. Так что это направление отпадает. На западе — Всеволожск, та же милиция, КПП на въезде в Питер, пост на развилке у Янино. Нет, тоже не годится. Еще можно было поехать на берег Ладоги или в сторону Петрокрепости». Воробьев всегда учил: «Старайся думать как преступник, думай, как мог действовать он, а не ты. Помни, что всегда и во всем есть какая-то своя логика, даже в действиях сумасшедшего. Но только это логика психа, а не твоя логика. Побеждает тот, кто сумеет передумать противника. Решая проблему перевозки, ищи наиболее удобный и практичный способ, все измышления по поводу перехода из самолета в самолет на лету — из области фантастики. Обычно люди действуют просто и эффективно, особенно если преступление спланировано заранее. Основное — временной фактор и рациональность. Дороги, причалы, стоянки, склады — нужно учитывать все». Исходя из этих соображений берег Ладожского озера не сулил ничего интересного. Там, конечно же, можно было спрятать контейнер, ну а дальше что? Его меняли не для того, чтобы отвезти в лес и сгрузить на какой-нибудь живописной полянке. Комплекс должны каким-то образом транспортировать дальше. Оставалось последнее направление.

На карте эта дорога упиралась в скопление оранжевых прямоугольников, изображавших строения городского типа. На акватории прибрежной зоны чернел маленький якорь. Туда лейтенант и отправился. Дорога шла лесом, мимо торфоразработок, каких-то озер и болот. Весной здесь ездили совсем редко, это летом начнется нашествие грибников и ягодников. Добыча торфа происходит зимой, когда техника не увязнет в болотах. Как выяснилось, Александр угадал направление — следы знакомого протектора панелевоза еще не были затерты колесами легковушек местных жителей. Полчаса езды — и лес сменился домами поселка имени Морозова. Драгунский проехал к порту. Ряды десятитонных контейнеров за забором из колючки он увидел издалека. Мозаика сложилась, все встало на свои места. Это, конечно, не питерский торговый порт, но все же порт. Отправлять комплекс отсюда можно было куда угодно. Здесь грузятся суда, вполне способные спрятать в трюмах не один такой контейнер. А корабли типа река-море могут ходить хоть в Европу. Теперь можно было и возвращаться. Но Драгунскому хотелось преподнести начальнику комплекс на блюдечке с голубой каемочкой. Какой же настоящий сыскарь прекратит погоню за несколько шагов до цели? И лейтенант решил выяснить: здесь искомый груз или уже отправлен? У причала стояло под погрузкой какое-то судно. В судах и кораблях он не разбирался. Знал только, что военные плавсредства могут гордо именоваться кораблем, а у гражданских этой привилегии нет. Если комплекс уже на этом борту, нужно успеть сообщить начальству. Лезть на борт судна в одиночку было безрассудством, но Драгунский решил, что наведение справок ни у кого не вызовет подозрений. Оставив машину у ворот, он отправился в контору. Там оказался всего один служащий — парень в форме Речфлота. Александр решил закосить под делового.

— Слышь, земляк, мы тут контейнер отправляли. Вот приехал узнать, ушел он или нет?

— У вас документы на груз с собой?

— У меня номер записан, а все остальное в сейфе в городе. А что такое? Я ж не за чужое, а за свое интересуюсь.

— Ну, говорите номер, — кивнул покладистый служащий.

Драгунский вынул из органайзера, стоящего перед парнем, листик розовой бумаги и написал номер. Парень открыл толстую тетрадь. Положил лист с номером на страницу и повел его вдоль столбца с цифрами. Обнаружив искомое, удивленно вскинул на лейтенанта глаза:

— Так около него постоянно кто-то из ваших крутится! Чего ты мне голову морочишь? Ваши его день и ночь стерегут, завтра грузиться будете. Хочешь, я тебя проведу, с охраной поговоришь?

— Да не надо, я и так все узнал. За спиной Драгунского хлопнула дверь.

— Слышь, Серега, я от тебя в город звякну?

— Давай! Вот тут, кстати, еще один ваш приехал.

— Наш? Где?

— Да вот он, где ж еще. Все про ваш контейнер. Чего вы там везете? Золото, что ли? То звонят, то проверяют! Достали уже, ей-богу!

— Этот, что ли, наш?

Драгунский обернулся. Перед ним стоял рослый крепыш в черном комбезе.

Глава 20.

ПЛЕННИК.

Такого Циркач еще никогда не видел. Человек был полностью скрыт под толстым слоем насекомых. Больше всего их скопилось вокруг раны. Запах крови манил все новые и новые полчища людоедов. Безобидные букашки превратились в ужасных хищников. На кровавом пятне у входного отверстия ползучие твари висели шевелящимся клубком. Седой перерезал веревки и невозмутимо скомандовал:

— Раз, два, взяли.

Раскачав за руки и за ноги, полумертвого пленника бросили в воду. А потом зеки дружно замахали руками, стряхивая обнаглевших муравьев. Одуревшие от крови твари сразу норовили вцепиться в тело. Пленник очнулся только через полчаса. Раздувшееся от укусов лицо потемнело, веки распухли, кожа была изъедена почти полностью и сочилась кровью. Вытащив пленного на берег, Седой поднес к его распухшим губам бутылку со спиртным и дал сделать несколько глотков. Сел рядом и налил себе. Усмехнулся, разглядывая лицо раненого, и бросил ему пакет с фотографиями:

— Ну что, товарищ лейтенант, поговорим?

— Тамбовский волк тебе товарищ.

— Эта компания жмуриков — ваша работа?

— Ну и что?

— Да вот не пойму, вроде за вами государство, а ты по сути от нас ничем не отличаешься?

Пленный попытался пожать плечами и поморщился от боли.

— У меня предложение.

— Какое?

— Ты нам все расскажешь.

— Что говорить? И так все ясно.

— Зачем вам этот остров?

— Чтобы отсидеться. Пока шум не утихнет.

— Вот этого не надо, — нахмурился вожак.

— Чего не надо? — не понял пленный.

— Лапшу мне на уши вешать. Мы ваше барахло перетрясли, палатки нет, катер без крыши, так что на хазу не тянет. На острове лес один. До берега в любом направлении несколько дней хода.

— Здесь есть жилье. Нас должны потом забрать.

— Да заливает он! — вмешался Шнорхель. — Мы же с бугра весь остров осмотрели, нет тут ни хрена.

— Есть, — не сдавался пленный.

— Пойдем, покажешь.

— Сейчас туда не добраться, — посмотрев на темнеющее небо, заявил пленный. — Утром покажу.

— Утром так утром, — быстро согласился вожак. — Но если ты нас дурить вздумал, дорога тебе одна. — Он кивнул на муравьиную кучу.

Ужинали уже при свете костра. Впервые за несколько недель у них была нормальная еда. Седой даже санкционировал распитие еще одной бутылки. На ночь пленника связали. Отозвав в сторону своих, вожак устроил совещание. О чем-то пошушукавшись, беглые преступники стали готовиться ко сну. Сторожить первому выпало Шнорхелю. Как только Седой и Циркач скрылись в палатке, он подбросил в костер дровишек и устроился напротив раненого.

— Это что же выходит, государство само новых отстреливает?

— Выходит, что так, — ответил пленный, глядя в пламя костра.

— Что-то я не пойму, чего ж вы тогда нас шерстите почем свет стоит? Мы вам вроде как помогаем? — осклабился Шнорхель.

Пленный молчал. Сделав еще несколько попыток завязать светскую беседу, часовой оставил его в покое.

Лейтенант Остапов уже давно не понимал, что происходит вокруг. Начало службы было самым обычным. Когда пришло время, его призвали на срочную в погранвойска. На границу, правда, он не попал. Еще в учебке, как только узнали о наличии у новобранца первого юношеского по биатлону, его определили в спортивный взвод. Служба в этом подразделении сильно отличалась от службы погранцов. Тренировки, тренировки и соревнования, в которых они отстаивали честь пограничных войск. Никаких тебе тревог, боевой и политической, нарядов на кухне и службы в дозоре. Полгода пролетели незаметно. Александр никогда не собирался связывать свою жизнь с армией. Думал отслужить положенное, поступить в техникум и спокойно жить на гражданке. Все изменилось в один день. В бригаду приехал капитан, отбиравший людей в какое-то спецподразделение. Были ему нужны снайперы. Остапову оставалось служить чуть больше года. Капитан не стал ходить вокруг да около, а сразу предложил перейти служить к нему.

— Вашу синекуру все одно разгоняют. Сейчас в армии новые дела, и такой халтуры, как ваша служба здесь, новое начальство терпеть не собирается. Да и в конце концов — мужик ты или нет? Что дома скажешь? Что все два года в учебке дуриком проходил? А у нас настоящая работа. Мы террористами занимаемся. Служить будешь в Питере. Выбирай: или поедешь дослуживать на границу, а там таких, как ты, не очень жалуют, или к нам. Перспектива хорошая, льготы, можно потом и на контракт остаться. Думай, утром жду ответа.

Особо раздумывать Александр не стал, в учебке давно ходили слухи о порядках на заставах. Таких, как он, там и впрямь не жаловали, не спасли бы и лычки младшего сержанта. Утром он дал согласие, и с него сразу же взяли соответствующую подписку.

На новом месте служба оказалась далеко не такой, как расписывал капитан. Муштровали серьезно. Участились случаи угона самолетов, похищения заложников, и каждое силовое ведомство старалось заиметь свои антитеррористические подразделения. Тренировали как надо: бой с оружием и без, пользование средствами связи и наблюдения, тактика спецподразделений, прыжки с парашютом, освобождение заложников. Но основной специальностью для него стала профессия снайпера. Стрельба днем и ночью, по движущимся целям и неподвижным, стрельба по вспышкам, по появляющейся на секунды мишени, по фигуре террориста с заложником. Требования были куда строже, чем в биатлоне. Он наизусть зубрил таблицы поправок прицеливания на дальность и на ветер, на тип пули. Учился аутотренингу. Учился маскироваться и часами вести наблюдение, оставаясь неподвижным. И все же новая служба была интересной — настоящая мужская работа. Отслужив по призыву, Остапов остался на контракт. Зарплата была куда выше, чем у большинства сверстников на гражданке. После курсов начальник группы торжественно вручил ему офицерские погоны. Младший лейтенант, конечно, не самое высокое звание, но его одноклассникам, поступившим в военные училища, нужно было еще не один год учиться, а он уже сам себе голова. Его группа постоянно была наготове, но их почему-то не посылали ни на Кавказ, ни в Среднюю Азию, ни в Приднестровье. Во время путча они отказались выполнять приказы ГКЧП, и это выгодно сказалось на их будущем, когда этот режим рухнул, не продержавшись и недели. Но потом они, как «Альфа» и профессионалы из других ведомств, отказались идти на Белый дом, а вот этого им уже не простили. Вскоре после октябрьских событий пришел приказ о расформировании. В тот день всех сотрудников вызвали в здание тренировочного комплекса. Молодежь и тертые мужики угрюмо курили в спортзале, ожидая своей участи. Капитан Прокофьев — их командир — вернулся из управления в сопровождении незнакомца в гражданке и простуженным, севшим от волнения голосом зачитал приказ о расформировании группы и увольнении ее сотрудников. Формулировка была убийственной: «…за низкие морально-деловые качества, личную трусость, выразившиеся в отказе выступить на защиту конституционного порядка и демократии». Эта фраза лишала всего: выслуги, пенсии, просто перечеркивала всю жизнь. Под гул возмущенных голосов слово взял незнакомец. С трудом добившись тишины, он, как на партсобрании, объявил:

— Товарищи, вы должны войти в положение руководства. В настоящее время, учитывая реакцию на ваши действия в верхних эшелонах власти, оно не могло поступить иначе. Но в то же время, — он обвел взглядом присутствующих, — руководство не желает лишиться таких высококлассных специалистов. Сейчас происходят реорганизации, создаются новые структуры, не связанные с бывшим комитетом. Вам предлагается временно продолжить работу на несколько ином положении. До окончательного формирования нашей системы вы будете задействованы для работы на отдельных спецоперациях.

— А что нового-то? Мы всю жизнь на этом специализируемся!

— Вы выходите из ведения управления, в котором служили ранее. Связь с руководством будет осуществляться через меня. Официально вы будете числиться уволенными…

Народ возмущенно зашумел.

— Вы заключите контракты особого вида! Впрочем, тех, кто не желает, насильно тянуть никто не собирается. Зарплата будет куда выше нынешней…

Старослужащие негодовали в открытую, от этого предложения за версту несло гнилью. Государство в последнее время и так не очень-то вступалось за людей в погонах, а новая организация сильно смахивала на разбойничью банду. У всех на слуху была история, когда соседнее ведомство отказалось от своих, попавших в руки боевиков в Закавказье. Власти официально отказались от людей, выполнявших в горах задание по поддержке одного из полевых командиров. Мужиков показали по телевизору, и многие их узнали — вместе ездили на одно и то же стрельбище.

— Пошел ты знаешь куда! — не выдержал командир ударной группы Ильин. — Мы тебе что, наемники? Еще та история не утихла, а вам уже новое пушечное мясо подавай?

В итоге в новый отряд перешла только треть людей, в том числе и Александр. Большинство «стариков» ушли, их с радостью приняли многочисленные частные охранные фирмы. К удивлению многих, в числе перешедших оказался и капитан Прокофьев. Свое отношение к происходящему он выразил очень кратко:

— Лучше всего мы умеем делать то, что умеем. А раз пошла такая пьянка, мне плевать, кто будет заказывать музыку. Прежней конторы больше нет, начальники управлений грызутся между собой, каждый хочет иметь свою маленькую армию. А тот, который способен содержать команду вроде нашей, человек явно не последний. Тем более что контора хоть и переделана, но все же сохранилась, и из нее убегать пока рано. Может, еще все и утрясется. Не пропадем. Дальше видно будет.

И правда не пропали. Работы для них неожиданно оказалось очень много. Затишье кончилось. То и дело их привлекали помогать отрядам РУОПа и ОМОНа. То бандитов брать, то охранять депутатов или банкиров. Постепенно и незаметно их деятельность вошла в иное русло. Теперь они практически не контактировали с МВД или ФСБ напрямую, и хотя те по старой памяти считали их чем-то вроде своего спецподразделения, группа давно перепрофилировалась. Первое задание Александр получил через месяц. Это была акция устранения. Прокофьев вызвал его к себе и протянул тоненькую папку. В ней оказалось досье на некоего гражданина, выдвинувшего свою кандидатуру на выборы в мэрию. Прошлое и настоящее гражданина оказалось далеко не идеальным. Кандидата двигал криминал, документы не оставляли ни малейших сомнений относительно его личного участия в рэкете, похищениях и пытках предпринимателей. Бандгруппа, в которой он был предводителем, не останавливалась ни перед чем. Похитив сына директора рынка и получив за него выкуп, бандиты с особой жестокостью убили малолетнего свидетеля. Убийства, изнасилования, взрывы, поджоги, показательные расправы над не желавшими платить. Банда действовала нагло: похитила жену и дочь вице-директора одного банка и через него начала отмывать грязный нал. Когда банк прогорел, заложницы были убиты. Несколько раз члены банды оказывались за решеткой, но всегда выходили на свободу то за недоказанностью, то из-за отсутствия состава преступления. Свидетели меняли показания, потерпевшие забирали заявления, а группировка росла, подминая под себя более мелкие шайки. Один сыщик из РУОПа, пытавшийся довести расследование до конца, получил видеокассету с записью группового изнасилования и жестокой казни своей жены. Сыщики МВД и ФСБ всякий раз получали по рукам, как только подбирались к мало-мальски значительным фигурам в банде: группу поддерживал кто-то из членов правительства. Потом Остапов узнал, что руководителя банды им просто «заказали» уставшие бояться городские бизнесмены, которые поняли, что дорвавшийся до власти мафиози превратит город в свою безраздельную вотчину.

Одновременно с Александром аналогичные задания получили еще несколько снайперов. И в один вечер был выбит костяк банды. Криминал получил серьезное предупреждение — в городе есть сила, способная навести порядок. Она действует, не оглядываясь на закон, и готова бороться с беспределом любыми методами. На следующий день были уничтожены работники прокуратуры, позволившие бандитам безнаказанно хозяйничать в течение такого долгого времени. К концу недели от банды ничего не осталось.

Потом были и другие задания. Мишенями становились политики, бизнесмены, банкиры. Изменился и состав группы, пришли новички. Вместо обычного для спецслужб проверенного контингента новички больше походили на бойцов бандитских бригад или охранников из частных охранных агентств. У Александра уже не было никаких иллюзий относительно причастности группы к официальным госструктурам. Они превратились в полувоенную организацию, основным источником бюджета которой стала плата за ликвидации, за выполнение обязанностей «крыши» для нескольких региональных финансовых гигантов, за услуги по ведению слежки и сбору информации. Потеряв официальный статус подразделения силового ведомства, отряд невольно становился на одну ступень с теми, с кем вел борьбу, и теперь был вынужден играть по общим с ними правилам. Костяк группы по-прежнему составляли комитетские специалисты, но их стало гораздо меньше, чем несколько лет назад. И они сторонились новых легионеров. На нечастых вечеринках вспоминали прежнее время и старых товарищей. Заводилой обычно был Прокофьев. Как-то за очередной бутылкой он провозгласил:

— Я еще могу понять, когда мы избавляем общество от криминала, но мы часто убираем людей, которые ни в чем не виноваты. Перешли кому-то дорогу… а мы их…

— Кончай морализировать. У нас в стране любой, занятый более-менее крупным бизнесом, так или иначе связан с криминалом. Откуда у честного гражданина возьмутся большие деньги? Либо украл у государства еще при Горбачеве, либо чей-то общак, либо уже сейчас обдурил народ. Так что жалеть их нечего.

— Но эти люди все-таки чего-то делают. Какая-то польза от них есть!

— Кончай ты этот треп, — горько рассмеялся Прокофьев. — Производителя у нас угробили, а на тех, которые продают друг другу воздух, мне плевать. Хоть на своих, хоть на импортных. Людям от них ни холодно ни жарко.

— Но народу не все равно…

— Кому? Народу? Да нет у нас никакого народа. Что с ним власти сделали? Болото! Одних натравливают на других, и каждый ненавидит своего соседа. Все ему кажется, что сосед живет лучше. То деньги отдали учителям, отобрав у военных, то не платят пенсий, якобы все ушло на армию. Особняки растут, как грибы, детишки новых бонз учатся за границей, и начхать им на историческую родину. Да ну, противно уже. Даже спорить не хочу. Работяг превращают в быдло, а те, с кем мы должны были когда-то бороться, — хозяева жизни. Этот бардак закончится, когда люди перестреляют друг друга под руководством какого-нибудь Че Гейары либо к власти придет какой-нибудь русский Пиночет. Может, тогда они перестанут быть электоратом и станут народом. А так… — Бывший капитан махнул рукой и налил себе новую стопку.

— Так что по-твоему? Чем хуже — тем лучше?

— Вот именно, — подтвердил: Прокофьев. — Думаешь, мне не противно указики нашего шефа выполнять? Еще как противно! Я-то думал, мы останемся при конторе, а вон как все завернулось. Хрен поймешь, кто мы теперь.

— А шеф по-прежнему в рядах или как?

— А черт его знает, сам не пойму. Вроде мы все еще служим, удостоверения у всех остались, снабжение и обеспечение по тем же нормам, платят нам куда больше, чем мужикам в том же ФСБ. Я с ними на днях в баню ходил. Не знаю. Комитет был такой махиной! Айсберг! Тысячи отделов, групп, были подразделения при ЦК. Чего только не было!..

Воспоминания Остапова прервал мощный храп. Опершись на АКМ, Шнорхель мирно спал. Время действовать. Костер прогорел, в обступившей островитян темноте светились только тлеющие угли. Александр, стараясь действовать как можно тише, подполз к огню. При малейшем движении все тело начинало болеть, саднила кожа, покусанная муравьями, ныла простреленная рука. Ему с трудом удалось поддеть ногами дымящееся полено и вытащить его из костра. Остапов опустил ноги, стараясь угодить стягивающей голени веревкой на ярко светящийся конец головни. Веревка была из синтетики, и стоило капроновым волокнам коснуться огня, она тут же лопнула. Остапов пошевелил ступнями, восстанавливая кровообращение. Освободить руки было значительно труднее, но он справился и с этим, крадучись направился к катеру и вошел в воду. С одной здоровой рукой взобраться на высокий борт было трудно. Тяжело дыша, Остапов перевалился через поручни и упал на палубу. Затаился, вслушиваясь в ночную тишину. Было тихо, где-то вдалеке ухала сова, о борт плескалась вода. Сначала он решил послать сигнал тревоги. Все транспортные средства группы были снабжены специальными радиомаяками с автономными источниками питания. Нашарил под приборной панелью переключатель и включил маяк. Потом попытался запустить двигатели. Он был уверен, что даже в темноте сумеет выскользнуть из ровного, как стрела, канала фьорда. Двигатели не работали. Александр открыл крышку моторного отсека, в темноте приходилось действовать на ощупь, аварийного фонаря на месте не оказалось. Он пошарил в темном провале отсека, аккумулятора не было. Тогда Остапов пробрался в рубку и попробовал включить радиостанцию. У нее были свои батареи, которые лишь подзаряжались от бортсети во время движения. Вспыхнула лампа индикатора настройки и осветила шкалу с делениями и номерами волн. Стал искать микрофон — на магнитном держателе его не оказалось. Нащупал пустое гнездо. Внезапно рубку залил яркий свет. Через борт на катер запрыгнули Шнорхель и Седой с мощным галогенным фонарем из оборудования катера.

— Не это ищешь? — Главарь показал микрофон. — Й далеко собрался? По ночам спать надо.

Шнорхель заржал:

— А я сразу просек, что он слинять хочет. Хорошо, что мы аккумуляторы сняли.

— Ну пошли, что ли, лунатик.

Шнорхель отконвоировал пленника в лагерь и, старательно связав Остапову руки, примотал его к дереву.

— Спокойной ночи, — пожелал он Александру и пошел досыпать.

Снайпер тоже решил вздремнуть. Дело обстояло не так уж плохо, радиомаяк, по всей видимости, бандиты не обнаружили. Сейчас устройство работало и постоянно передавало в эфир сигнал бедствия. Стараясь забыть о боли, Александр попытался уснуть.

Седой проснулся чуть свет и поднял остальных. Пленному развязали руки и позволили поесть. Потом Шнорхель снова стянул ему руки за спиной, подергал узлы, хорошо ли наложены путы, и довольный похлопал Остапова по спине.

— У меня не забалуешь.

— Ну, парень, пошли к твоему убежищу, — скомандовал Седой.

Дорога оказалась не простой, группе пришлось вытянуться в цепочку: впереди пленник, за ним Шнорхель с помповым ружьем, потом Циркач. Замыкал шествие вооруженный автоматом Седой. Сначала пришлось продираться сквозь бурелом, потом ползти на четвереньках по узкому карнизу над скальной расщелиной. В конце концов они выбрались на противоположный берег острова. Минут сорок пришлось прыгать с валуна на валун, пробираясь вдоль берега. Еще через час они остановились.

— Долго еще? — прохрипел задыхающийся после крутого подъема вожак. Со Шнорхеля, которому приходилось поддерживать связанного пленника, градом лил пот.

— Почти пришли. — Остапов кивнул в сторону неглубокой расщелины.

Там был лаз, проделанный когда-то в скальной породе при помощи взрывчатки. Убежище было вырублено в склоне, и пробраться к нему можно было только тем путем, которым их вел пленный. Спустившись по узкому проходу, они остановились перед металлической дверью. Шнорхель потянулся к ручке запора.

— Погоди, — остановил его вожак. — Освободи-ка этого друга, пусть он откроет. Мало ли какие у них тут гостинцы приготовлены.

Пленный фыркнул, толкнул дверь и исчез в проеме. Хорошо смазанные петли даже не скрипнули, судя по всему, убежищем пользовались довольно часто. Зеки шагнули следом. Их взглядам открылось просторное помещение. В убежище было абсолютно сухо. Инженер, проектировавший это сооружение, несомненно, знал толк в таких делах. Окна, прорубленные в камне, позволяли вести наблюдение за озером. Сюда проникало достаточно света, чтобы днем обходиться без искусственного освещения. У входа стояла буржуйка, рядом поленница сухих дров, вдоль стен ящики с консервами. На столе у стены — переносная радиостанция с динамо-машиной. Полки с одноразовой посудой, импортный переносной телевизор. Облезлые солдатские кровати завершали скудный интерьер. У противоположной стены высился металлический шкаф, в котором Седой нашел сигнальные ракеты и фальшфейеры, там же были стойки для оружия. Рядом со шкафом — пластмассовая бочка с водой.

— Гляди, чего тут? — Шнорхель увидел на стене полинявший вымпел.

— Сорок седьмой дивизион. За успехи в социалистическом соревновании. 1944 год, — громко прочитал Седой. Обернувшись к пленному, спросил: — Это ж куда ты нас привел?

— В убежище, — недоуменно пожал плечами тот. — Куда ж еще?

— Это что же? С войны так и стоит?

— В войну здесь был наблюдательный пост. После войны его забросили, а мы нашли в архивах документы. Мол, на острове есть хорошо оборудованное убежище. С тех пор используем его по мере необходимости.

— Ясненько. То, что надо, — кивнул Седой. — Шнорхель! Остаешься стеречь этого голубчика. Мы сходим до лагеря, потом вернемся. Похоже, тут можно долго отсиживаться.

Когда Седой и Циркач выбрались из расщелины, вожак придержал спутника за локоть. С недавних пор он начал советоваться с Циркачом, признав его большим интеллектуалом, чем Шнорхель.

— Вот что, — начал Седой. — Отсиживаться здесь резона больше нет. Раз про этот островок органы знают, значит, сюда могут заявиться бравые хлопцы с пушками. Оно, конечно, после того, что эти стрелки провернули, им полагается дней семь-восемь на дне полежать. Раз сразу не сцапали, похоже, что у них все было вполне гладко, но шуметь в эфире они не станут. Даже, если они должны были доложиться сразу, прибыв сюда, их начальство светиться не станет, малость выждет. А вот потом… Рация есть и здесь, и на катере. Хрен их знает, когда они должны у начальства отметиться? Если останемся в этом убежище, нас тут обложат и сцапают, как курят. С недельку еще, я думаю, можно отсиживаться, а потом двинем. Здесь сидеть смысла нет. Затаримся харчами и обратно. У берега безопаснее.

Циркач согласился.

— А с этим что делать будем?

— Есть у меня одна идейка, — усмехнулся вожак. — Пошли заберем их, нужно вернуться в лагерь.

Шнорхель очень удивился столь скорому возвращению своих компаньонов. Обратную дорогу проделали тем же путем. На берегу Седой достал из лодки зековскую робу и бросил ее пленнику.

— А ну, соколик, переодевайся!

— Зачем? — удивился тот.

— Затем, что надо! Пошевеливайся.

Пленный нехотя натянул на себя тряпье, не понимая, зачем это понадобилось.

— Пошел в лодку! — скомандовал вожак. Александр побрел к катеру.

— В другую!

Пленный залез в лодку и уселся на скамью.

— Ну и что дальше?

— Есть у меня одна идея. — Седой подошел к нему и перегнулся через борт. — Вот ты мне скажи… — Вожак резко ткнул ему ствол автомата под подбородок и нажал спуск. Выстрелом пленному снесло полголовы. Ошметки мозга брызнули в воду. Чайки, поднятые в воздух выстрелом, начали хватать с воды кусочки плоти. Ошарашенно Шнорхель и Циркач смотрели на главаря.

— Одевайте жмуриков в робу, — скомандовал главарь. — Пошевеливайтесь!

Перепуганные подельники начали натягивать одежду на успевшие окоченеть тела.

— Скидывай их в лодку, — распорядился Седой.

Циркач и Шнорхель перевалили трупы через бортик. Тела со стуком падали на дно. Седой наклонился над только что убитым им человеком. Расшнуровал ботинки, натянул на одну ногу сапог, второй бросил в лодку. Потом приложил к обмякшему телу автомат, просунул большой палец босой ноги убитого в скобу спускового крючка. Довольный, обернувшись к компаньонам, спросил:

— Ну и что, по-вашему, тут произошло?

До тех наконец-то дошло. Улыбающийся Шнорхель понимающе кивнул:

— Зеки постреляли друг друга, а последний кончил себя.

— Типа того. Давай сюда заточку.

— Зачем?

— Один-то бугай ей порешенный! Надо, чтоб она в лодке была, когда их найдут.

Шнорхель согласился. Седой положил в лодку начатую бутылку, несколько пустых банок от консервов, отошел на несколько шагов и, прищурив один глаз, осмотрел картину инсценированного побоиша. Потом велел Шнорхелю передвинуть тела в более, как ему казалось, естественное положение. Удовлетворенный увиденным, Седой довольно причмокнул губами. Для полноты картины он бросил в лодку канистру с бензином.

— Думаю, сойдет. Пока найдут, тут еще птицы поработают, так что установить кто есть кто будет невозможно. Как номера на робах проверят, так и нас искать перестанут.

Запустив движок, Седой направил лодку с убитыми в сторону выхода из бухты. Провожая взглядом корабль мертвецов, Циркач вспомнил, что именно так викинги хоронили своих усопших.

— Ну и славно. Собираем манатки и наводим порядок. Теперь мы богатые туристы из деловых. Через неделю отсюда уйдем, пока еще кто не явился. Тут недалеко маяк есть. Там и остановимся. Я думаю, дня за четыре дойдем. А там, пока маяк исправен, никто и не сунется его проверять. Обычно народу там немного, с нашим арсеналом, что от этих вояк остался, вмиг управимся.

Глава 21.

УДАР «АКИНАКА».

Во сне Давыдов спал. Просыпаться совсем не хотелось. Но училищный капитан Жилинский настойчиво тряс его за плечо. Нужно было вставать и ехать разгребать занесенные снегом железнодорожные пути. В степи под Харьковом из-за снежных заносов остановились пассажирские поезда, и курсанты всех городских военных училищ были брошены на ликвидацию последствий стихийного бедствия. Давыдов отбрыкивался, пытаясь объяснить, что во-первых — он уже не курсант, а капитан, а во-вторых — сейчас весна и никакого снега в помине нет. Взводный не сдавался и принялся лупить его по щекам. Давыдов замотал головой и проснулся. С трудом продрал глаза. Все тело болело, будто накануне его здорово отколотили.

— Горазд ты дрыхнуть. Светает уже.

Анатолий откинул брезент и высунул голову наружу. Погода менялась, ветер разгонял рваные тучи. Над озером, обещая ветреный день, тянулась широкая багровая полоса. Давыдов выполз из шалаша и, охнув, выпрямился. Все тело ломило. Купание не прошло даром.

— Как ты думаешь, в такую погоду летают? — обратился он к Алексею.

— Если облака еще малость разгонит, можно лететь.

— Пойду на скалу огонь жечь.

— Сиди уж, и так найдут. Ты еле живой, еще свалишься по дороге.

— Пойду, — упрямо повторил Давыдов. — Самолет с переката сбросило, теперь им искать сложнее будет.

— Сверху его все равно видно. Лодку под водой находят, а тут такая куча железа у самого берега. А огонь можно и здесь развести.

— Ты здесь жги, а я выше поднимусь. Если что, щелкни питанием на любом из пеналов, я возьму с собой прибор, на нем сразу лампочка загорится и зуммер сработает, я сразу к тебе спущусь.

— Ладно, валяй, — согласился Лебедев. Давыдов побрел к утесу, по пути собирая обсушенные ветром ветки и хворост. Наклоняться было трудно. В голове шумело. Бросало то в жар, то в холод, по телу катились капли пота. Болело горло, кружилась голова. Через каждые двадцать метров Анатолий останавливался, чтобы отдышаться. «Не иначе простыл», — мелькнула мысль. Вдобавок ко всему начался сухой кашель. «Точно простыл. Не везет. Надо терпеть, скоро здесь будут спасатели, вот тогда можно болеть, а пока нужно держаться. Только бы не воспаление, будут пенициллин колоть, хрен в отпуск уедешь». Анатолий то и дело останавливался, чтобы передохнуть и откашляться. Охапка хвороста казалась непосильной ношей. Лямка прибора резала сбитое плечо. ТТ в кармане куртки казался пудовой гирей. Медленно переставляя ноги, Давыдов упрямо взбирался к вершине.

Двуногий был болен, от него пахло болезнью, он был слаб и еле двигался. Но нападать на него все же опасно, разумнее подождать, пока он умрет. Второй двуногий тоже был болен, но он все время сидел возле ящиков, которые пахли страшно. Косолапый потянул носом и припал к земле. Первый двуногий неуклюже взбирался на холм, зачем-то подбирая ветки. Наконец он поднялся на вершину и зажег там костер. Медведь подобрался поближе и затаился в невысоком кустарнике. Он решил ждать. Двуногий выдержит недолго, еще несколько дней, и у него совсем не останется сил. Тогда он перестанет быть опасным и превратится в легкую добычу. Медведь уложил лобастую голову на передние лапы. Человек оставался на холме весь день. Начало вечереть. Костер то затухал, то разгорался с новой силой. Временами двуногий сидел неподвижно, а то вдруг начинал ползать на четвереньках в поисках топлива.

У костра Давыдов почувствовал себя лучше, но тепло его совсем разморило. Пробовал бороться со сном, но с каждой минутой это давалось все тяжелее и тяжелее. Подбросив новую партию дров, он привалился спиной к стволу одинокой сосны и отключился. Сновидений не было, мелькал какой-то сумбур, а иногда он просто проваливался в пустую темноту. Временами капитан вздрагивал и от этого просыпался. Тогда он осматривал горизонт и, подбросив в огонь хвороста, снова забывался в тяжелой дреме. Очнулся от сильного шума. Помотав пудовой головой, вытер слезящиеся глаза. Низко, почти над самой водой шел вертолет. Ходовые огни отражались в озерной воде, рождая на ней дрожащие цветные пятна. Давыдов облегченно вздохнул и лицом вниз повалился в прошлогоднюю хвою.

Очнулся от писка зуммера, это Алексей звал его вниз. На корпусе прибора горели все пять светодиодов. Видимо, летчик включил питание на всех пеналах. Анатолий сел, с неимоверным усилием вытащил прибор из-за спины и нажал кнопку приема управления — зуммер смолк. Давыдов встал на четвереньки и подобрался к краю площадки. Судя по всему, он недолго был в забытьи. Лопасти вертолета, стоявшего у самой кромки воды, еще не успели остановиться. От машины вверх по косогору к их палатке поднимались люди. Несколько человек вытащили из машины резиновую лодку и стали торопливо накачивать ее. Давыдов никак не мог понять, зачем они это делают. Всем распоряжался человек, стоящий у вертолета. Этот начальник сильно размахивал руками, отдавая какие-то распоряжения. Давыдов устало подумал, что ему вроде бы надо спуститься вниз, но сил на это уже не было. Оставалось одно: сидеть на месте, пока не вспомнят о его существовании. Двое под руки вели к вертолету Лебедева, тот что-то объяснял прилетевшим. Потом летчик протянул руку в направлении утеса, на котором сидел. Давыдов. Анатолий решил ждать, пока кто-нибудь придет и поможет ему спуститься. Тем временем люди, возившиеся с лодкой, спустили ее на воду и погребли к торчавшему из воды хвосту самолета. Лодка прошла вдоль корпуса машины, люди что-то сбрасывали в воду. Давыдов тупо наблюдал за их занятием. «Датчики, что ли, устанавливают? — лениво подумал он. — Зачем? И так все ясно, все доказательства на берегу, в „дипломате"». Между тем двое отделились от группы у вертолета и направились в его сторону. Миновав прибрежную полосу песка, они вошли в лес, и Давыдов потерял их из виду. Тем временем лодка вернулась к берегу. До сих пор спокойно стоявший у вертолета Лебедев вдруг побежал к лесу. Два человека легко нагнали летчика, сбили с ног и поволокли к машине. Анатолий вглядывался в сумерки, отсветы костра мешали разглядеть, что у них там происходит внизу. Кто-то из стоявших наклонился над телом летчика, и в его руке сверкнула молния электрического разряда. Лебедев дернулся и затих. Его подняли, поволокли к озеру и бросили в воду. «Какого черта? Они там что, с ума посходили?» Давыдов с ужасом начал понимать (он еще отказывался в это верить): на вертолете прибыли совсем не спасатели. Это были чистильщики. Из компании подложивших мину в самолет. Они прилетели, чтобы окончательно замести следы. Анатолий встал, и его сразу заметили на фоне костра. Чистильщики побежали к нему, вспыхивали белые огоньки выстрелов. Звуков выстрелов Давыдов не слышал, похоже, что их оружие было снабжено глушителями. Пригнувшись, он бросился вниз по противоположному склону. Спотыкаясь о корни, Анатолий напролом летел сквозь редкий кустарник в лес. По лицу хлестали колючие еловые лапы. Он то и дело падал, но тотчас вскакивал, заставляя себя бежать. На вершине утеса, где все еще пылал сигнальный огонь, появились двое. Оглядев окрестности, они пустились за Анатолием.

За холмом взревели двигатели вертолета, машина поднялась и начала описывать круги над лесом, освещая землю прожектором. Сделав несколько кругов, вертолет начал ходить зигзагами, лучом прижимая беглеца к берегу. Пробежав метров сто, Давыдов остановился. Было ясно, что долго он не продержится. Мозг капитана захлестнула холодная ярость загнанного в угол Зверя. В таких случаях даже самое безобидное животное становится смертельно опасным. Давыдов вдруг вспомнил случай из курсантской жизни. Он с приятелем попал в наряд по столовой. Накрывали столы на свой курс. После ужина закончили уборку и уже собирались в казарму, как вдруг в зал забежала крыса. Приятель Анатолия стал гонять грызуна, стараясь отрезать ему путь к выходу. Крыса бегала, увертываясь от ударов, пока он не загнал ее в угол, и тогда зверек развернулся и, громко визжа, атаковал обидчика. Курсанту пришлось обратиться в позорное бегство. Маленький грызун превратился в свирепого хищника и преследовал беглеца, пока тот не убежал на мойку. Работавшие там женщины плеснули в крысу горячей водой, и та наконец оставила бедного вояку в покое. Раз нельзя убежать, придется драться, как та крыса. В конце концов у него есть пистолет. А для начата капитан включил прибор в режим инфракрасного наведения. Двоих чистильщиков он обнаружил достаточно быстро. Два ярких силуэта мелькали среди тускло светящихся древесных стволов. Слева Давыдов заметил еще один силуэт. Он был какой-то странный, и, добавив увеличение, Анатолий с удивлением узнал в световом пятне медведя. Косолапый бежал в его сторону. Преследователи, похоже, пользовались приборами ночного видения, уж очень уверенно они двигались по темному лесу, пожалуй, даже уверенней, чем косолапый. Присутствие медведя давало шанс, мизерный, но все-таки шанс. Капитан принял вправо, оставляя топтыгина между собой и противником. Если у них приборы не такие мощные, как у него, они не сразу поймут, кто перед ними. А тем временем можно попытаться уйти. Врагом номер один был вертолет. Рокот приближался. Машина медленно шла вдоль леса, высвечивая прожектором каждый камешек. И вот вертолет выскользнул прямо на него, все вокруг залило голубым сиянием. Вертушка зависла неподвижно, указывая лучом местонахождение мишени. За холмом вдруг оглушительно бабахнуло. Обернувшись на грохот, Давыдов увидел, как над утесом появился пенный столб. Белая шапка на миг застыла в воздухе, а потом рухнула в озеро с шумом, который не мог заглушить даже гул двигателей вертушки. «Самолет взорвали! Вот зачем они там на лодке катались!» — сообразил Давыдов. Он бросился в сторону и, споткнувшись о корягу, полетел кувырком. Прибор перелетел через его голову и шлепнулся перед самым носом. На корпусе ярко светились красные огоньки. Давыдов подумал, что они его демаскируют, и хотел было забросить прибор куда подальше, но вдруг вспомнил о его прямом предназначении. «Ну, гады, сейчас вам будет маленький Сталинград». Горящие светодиоды могли означать только одно. Он знал что. Встав, он поднес видоискатель к глазам. Казалось, вертолет находится совсем рядом, до него можно дотронуться рукой. Кожух двигателя был ярко-зеленым, сопло турбины пульсировало нестерпимо белым, режущим глаза светом. Давыдов навел на машину перекрестье прицела и отвел в сторону крышку с кнопки пуска. В меню видоискателя в окошке «ГОТОВА К СТРЕЛЬБЕ» мигала зеленая цифра «3». Давыдов плавно нажал пуск и зажмурился в ожидании вспышки. Третьей оказалась ракета с осколочной головной частью. Прибор автономной стрельбы идентифицировал цель как воздушную и выбрал нужную ракету, как только Анатолий навел перекрестье на цель. «Акинак» обработал параметры цели, получил команду на поражение и начал расчет оптимальной траектории. Ракета выпрыгнула из контейнера, начертила в темном небе огненную дугу и вышла на цель сверху. На расстоянии двадцати метров до цели сработал радиовзрыватель, и поток раскаленных осколков огненными брызгами прошил корпус вертолета. Лопасти мгновенно разлетелись на части, куски металла прошили двигатель и устремились в кабину, турбины взорвались, и окутанная огненным облаком машина рухнула в лес. Давыдов перестал быть дичью. Он превратился в охотника. Загнанная крыса бросилась в атаку. Теперь в видоискателе светилась цифра «2». «Акинак» был готов стрелять по наземной мишени. Уповая на то, что ему первому удастся обнаружить преследователей, капитан обвел лес инфракрасным оком.

Преследователи действительно пользовались ПНВ. Вспышка взорвавшегося вертолета, многократно усиленная оптикой ПНВ, ослепила их. Когда они снова обрели способность различать предметы, обломки вертолета весело пылали, освещая все вокруг. От сполохов пожара изображение в их видоискателях начало мерцать, но бойцы не стали снимать оптику, боясь упустить свою цель. То, что вертолет каким-то образом уничтожен, только разозлило преследователей. Теперь у них не было иного выхода. Беглеца необходимо найти и уничтожить. Он — свидетель убийства пилота и уничтожения останков самолета, ему никак нельзя позволить уйти. Эти двое работали слаженно, один прикрывал другого. Наконец в окулярах высветился белесый силуэт. Беглец мелькал среди деревьев, явно пытаясь оторваться. Потом повернулся к ним и остановился. Пара вышла прямо на него. Свою ошибку они поняли не сразу. Тот, кого они приняли за свою мишень, не был человеком. Перед опешившими коммандос раскачивался на задних лапах огромный медведь. Первый не растерялся и выпустил по зверю очередь из автомата. И тут устройство бесшумной и беспламенной стрельбы сыграло плохую шутку. Пули били по телу зверя, но тот не слышал сопровождающих стрельбу выстрелов и не видел яркого пламени, такого, как из ракетницы, огнем которой его отгонял Давыдов. Поэтому он не понимал, что двуногие вооружены, и не боялся. Перед ним стояли двуногие, зверь видел только тусклые вспышки, и они делали ему больно. Гневно взревев, медведь бросился в атаку. Первого, кто встал на его пути, он сбил одним ударом, второй, выпустив очередь, бросился наутек. Пули из малогабаритного автомата 9А-91 пробивают стальной лист толщиной восемь миллиметров с дистанции сто метров. Тело хищника было пробито во многих местах. Догоняя противника, зверь истекал кровью и слабел с каждым шагом.

В свете горящей машины Давыдов хорошо видел эту схватку. Спасаясь от медведя, человек сломя голову мчался прямо на него. Капитан сжал обеими руками рукоятку пистолета и прицелился. Нажимая на спуск, он абсолютно не испытывал жалости. Противник был без бронежилета. Они отправились на охоту за Давыдовым, не сомневаясь в своем превосходстве, и теперь чистильщик был обречен. На стрельбище Давыдов с полсотни метров сбивал из ТТ консервные банки, а уж с двадцати шагов он, не слишком стараясь, положил все пули в цель. ТТ не обладает останавливающим действием ПМ. Бегущий не был отброшен назад. Сломавшись в поясе, он рухнул ничком, лицом вперед. Выскочивший следом медведь зашатался и грузно осел на бок, уронив на землю свою лобастую башку.

Давыдов прислонился спиной к сосне и тяжело перевел дух. И сразу начался приступ неукротимого кашля. Капитан согнулся и упал на колени.

Очнулся Давыдов от холода. На месте аварии вертолета в предрассветной дымке мелькали отблески огня. Капитан поднялся и побрел туда. По пути наткнулся на скорченную фигуру чистильщика в темном комбинезоне. Давыдов сорвал с него ремень автомата и забросил оружие себе за спину. Обыскал карманы. При убитом оказались только запасные магазины, какой-то шприц в пластиковом прозрачном футлярчике, аптечка, на поясе нож. Ни документов, ни знаков различия. Перевернув тело, Анатолий заметил на шее убитого цепочку из шариков. На ней был жетон с личным номером. Давыдов посмотрел на буквы аббревиатуры личного номера и усмехнулся: погибший имел самое непосредственное отношение к бывшему КГБ. Рассовав находки по карманам, Анатолий двинулся дальше. Он опасливо обогнул тушу медведя и направился к телу второго преследователя. Взяв оружие на изготовку, он приблизился к лежащему. Судя по позе, человек был мертв. Он был смят страшным ударом когтистой лапы. Давыдов нагнулся, взял лежащего за руку и, потянув, перевернул на спину. Капитан собрался приступить к обыску, как вдруг лежащий слабо застонал.

Глава 22.

РОБИНЗОН И ПЯТНИЦА.

Давыдов моментально вскинул оружие. Он не знал, полностью ли противник потерял боеспособность. Врага нужно было добить. Лежащий молча смотрел на стоящего с автоматом капитана. Что-то во взгляде врага заставило Анатолия задержать палец на спусковом крючке.

— Встать, — скомандовал Анатолий.

Пленный не пошевелился. Давыдов нажал спуск. Пуля выбила фонтанчик опавшей хвои рядом с головой лежащего.

— Поднимайся, гад, — повторил капитан.

— Не могу, — ответил тот совершенно спокойно.

— Я не шучу, вставай, или прямо здесь и останешься.

— Я тоже не шучу. Не могу встать. Ног не чувствую.

Давыдов задумался. Подходить к поверженному противнику он боялся. Похоже, что по части рукопашной у того было неоспоримое преимущество. Окажись капитан в пределах досягаемости, еще неизвестно, чья возьмет. Чистильщик лежал, уставившись в небо. Решившись, капитан приблизился и сильно пнул пленного по голени. Нормальный человек должен был тут же взвыть от нестерпимой боли. Тело лежащего дернулось, но это было не реакцией на боль. Так отреагировала бы свиная туша в мясном отделе гастронома. Чистильщик слабо усмехнулся.

— Подними руки, — скомандовал Давыдов. Пленник подчинился. — Теперь перевернись на брюхо.

Лежащий попытался, но выполнить это требование не смог и уронил голову на землю, глядя на Давыдова с бессильной злобой. Закинув оружие за спину, капитан оттащил его к ближайшей сосне и прислонил к стволу. Осмотрел карманы. Тот же скудный набор. Подумав, Давыдов бросил поверженному противнику аптечку, а непонятный шприц забрал себе.

— Жди меня здесь. Будешь себя плохо вести, здесь и оставлю. Быстро кто-нибудь схавает.

Оставив покалеченного врага у дерева, Анатолий направился к берегу. Нужно было выяснить, не осталось ли еще кого-нибудь из вчерашней команды. Для начала, вооружившись успевшим полюбиться прибором, он оглядел окрестности. Никого и ничего подозрительного обнаружить не удалось. В менюшке прибора все еще пульсировали четыре силуэта ракеты. Выключив прибор, Анатолий взял автомат на изготовку и двинулся вперед. По пути завернул на пожарище. Осколки ракеты превратили вертолет в куски жести размером с крышку от консервов. Более-менее сохранился конец хвоста с обломками лопастей. От фюзеляжа практически ничего не осталось. Вылившееся на землю топливо выжгло широкое черное пятно, по краям которого еще тлели огоньки. Завязав рот и нос платком, Давыдов вооружился палкой и тщательно исследовал обломки машины. Тел погибших не нашел, на пепелище было лишь пять обугленных черепов с фрагментами туловища и несколько кусков обгоревшей плоти. У одного из погибших на шее осталась цепочка с жетоном. Подцепив его палкой, Давыдов, превозмогая брезгливость, сунул находку в карман. Больше здесь делать было нечего. Капитан направился к берегу. По пути наткнулся на кусок лицевой панели какого-то прибора. Подобрав пластину, он отряхнул ее от пепла — чудом уцелел шильдик с надписью: АРК-9 № 23 457 884. «Прекрасно, — подумал он. — Теперь можно будет установить, на какой вертолет он был установлен и кому он принадлежит». То и дело оглядываясь, капитан взобрался на вершину холма. Отсюда хорошо просматривалась вся бухта. На берегу никого не было, только повсюду валялись разбросанные взрывом обломки самолета. Из воды, как ребра кита, торчали шпангоуты фюзеляжа и по странной случайности уцелевший хвост. Похоже, вертолет подобрал всех, кроме двоих, гонявших Давыдова. На горизонте сгрудились темные облака: шторм возвращался. Тучи тяжело наползали друг на друга, время от времени мелькали разряды молний. Доносились чуть слышные раскаты грома. Ветер яростно рвал полотнище сооруженного Давыдовым шалаша. Оставалось только гадать, почему чистильщики не уничтожили ракеты. Может, не успели, или это должна была сделать преследовавшая Давыдова пара, а может, наоборот, оставили специально, в подтверждение того, что на борту действительно был комплекс. У валунов на берегу скопились чайки. Всмотревшись, капитан понял: взрывом туда отбросило тело Лебедева. Вести себя так нагло возле живого человека птицы не посмели бы. Анатолий начал спускаться. Птицы лениво взлетели и уселись неподалеку, выжидающе повернув в его сторону головы с крючковатыми клювами.

Капитан приблизился к мертвому товарищу и перевернул его тело лицом вверх. Давыдов направился к шалашу, подошел к опустевшему пеналу и пинком ноги опрокинул его на землю. Отвинтив опоры, поволок жестяную коробку к берегу. Лебедева он похоронил возле остальных членов экипажа злосчастного самолета. Насыпав на могилу груду камней, Анатолий свинтил у автомата глушитель и трижды пальнул вверх. Потом навинтил глушитель на место и принялся за работу. Сначала он поставил вертикально пенал, служивший кроватью. Он не знал, на сколько рассчитаны батареи в пеналах, и решил экономить. Два оставил включенными, остальные выключил. Немного подумав, отволок выключенные пеналы за камни и там устроил вторую батарею. Потеряв вертолет, начальство чистильщиков могло отправить еще один для выяснения обстоятельств. Поэтому надо было готовиться к бою. Капитан поднялся на холм и соорудил из камней несколько укрытий для стрельбы. Один из подобранных автоматов он обернул куском брезента и спрятал здесь же. Через два часа он был готов к торжественной встрече любых гостей. Теперь при появлении вертолета или судна он сначала узнает, кто пожаловал на остров, а уж затем решит, выходить к ним с распростертыми объятиями или открывать огонь на поражение. Давыдов ни на секунду не сомневался в правомочности и законности своих действий. Хотя чистильщики и смахивали на представителей госструктуры, но кое-чем они все же от них отличались. Давыдов знал чем. Если бы за спиной высадившихся с вертолета стояло государство, их с Лебедевым могли бы торжественно развезти по домам, наградить какими-нибудь часами, а расследование потом бы тихо угасло. Единственная улика — мина, указывающая на причастность подполковника, отправлявшего груз. И все. Кстати, где «дипломат»? Капитан бросился к шалашу. «Дипломат» был там, где он его и оставил. Только завалило ветками с крыши. Фух. Все на месте. Правда, от мины всегда можно отпереться: подложили, коробку подменили. От самой-то коробки ничего не осталось. Давыдов зарыл ее и тротиловые шашки на берегу, а теперь после шторма пойди найди то место. Еще снимки на пленке в фотоаппарате. Анатолий приобщил к вешдокам личные жетоны и кусок панели с шильдиком. Теперь предстояло оборудовать временное убежище. Качаясь от слабости, он приступил к работе. Новую берлогу он соорудил в небольшой дюне, использовав куски жести с крыши самолета. Берлога получилась так себе, но пока сойдет. Во всяком случае, достаточно просторная. Натаскав поближе ко входу сухих дров, Анатолий развел огонь. С неба упали первые капли дождя. Давыдов нарезал лапника и, устроив внутри шалаша подстилку, накрыл ее куском брезента. Настало время возвращаться за пленным. К появлению капитана тот отнесся абсолютно безразлично. Возле него валялась открытая индивидуальная аптечка и один использованный тюбик.

— Это что? — поинтересовался Анатолий, подобрав пустой пластиковый пузырек с торчащей из колпачка иглой.

— Болеутоляющее.

— Ясно. — Давыдов подобрал аптечку и спрятал в карман, где уже лежала одна такая же.

После инъекции пленным овладела апатия. Он медленно поднял руки и позволил себя связать. Давыдов знал, что людей с травмами позвоночника переносят на каких-нибудь твердых предметах. В инструкции по оказанию первой помощи в качестве самого подходящего предмета называли обычную дверь. Двери у него не было. Не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего плоскость.

— Сейчас я тебя переносить буду. Будет больно — ори погромче.

— Зачем?

Это был первый заданный пленником вопрос.

— А чего терпеть, кричи уж, легче будет…

— Переносить зачем?

Давыдов разозлился.

— Желаете прямо здесь подохнуть? Нет уж, дружок, придется тебе рассказать все дяде прокурору. Тоже мне самурай, ниндзя чертов! Язык себе, надеюсь, откусывать не будешь? Знал небось, во что ввязывался.

На физиономии пленника отразилась некоторая работа мысли. Он кивнул и замолчал. Давыдов взвалил застонавшего пленника себе на спину и потащил на берег. По пути пришлось устроить несколько привалов. Транспортировка облегчалась тем, что пленный от боли потерял сознание и обмяк, как тряпичная кукла. Давыдов мог обращаться с ним достаточно бесцеремонно. Уложив пленного на подстилке, Анатолий занялся изучением содержимого аптечки. Руководствуясь соображением — хуже не будет, проглотил пару таблеток антибиотиков. Сейчас, правда, уместнее было бы что-нибудь от температуры, но знакомых препаратов Давыдов в аптечке не нашел, а принимать что попало не решился. Теперь настало время позаботиться о пище. Анатолий отправился к туше медведя и, морщась от исходившей от нее вони, отрезал несколько пластов мяса. Потом он отнес мясо к воде и тщательно промыл. Из книжек он знал, что медвежатину рекомендуется варить во избежание заражения какими-нибудь паразитами. Анатолий долго искал на берегу что-нибудь, способное сойти за кастрюлю. При эвакуации с тонущего самолета им пришлось оставить на борту всю посуду. Побродив по берегу, он нашел какую-то вогнутую железку размером с небольшой тазик. Набрав воды, он водрузил жестянку на огонь и опустил в нее мясо. Накрыв «кастрюлю» куском жести, он устроился рядом. Пленный лежал без сознания, по крыше барабанил дождь, гроза была уже совсем близко. Вскоре дождь хлынул сплошными потоками. Давыдов прилег на подстилку. Пока пленник без сознания, можно отдохнуть. В такую погоду сюда никто не заявится, ни по воздуху ни по воде. В посудине начало булькать, вода закипала. Крышка надежно закрывала костер от дождя, а ветер только раздувал пламя. У Анатолия явно подскочила температура, его бил озноб. Подбросив в костер дров, Давыдов провалился в тяжелый сон.

Проснулся от ощущения того, что рядом что-то движется. Сквозь приоткрытые веки он заметил, что костер прогорел и погас. Лишь жаркие угли бросали на потолок берлоги багряные блики. Осторожно скосив глаза, Давыдов с трудом заставил себя не дергаться. В руках раненого был нож.

Глава 23.

ДВА ПРОИСШЕСТВИЯ НА ТРАНСПОРТЕ.

«Волгу» трясло на проселочной дороге. За стеклами темень, дождь и мерзость. Весна не заладилась, какой-то циклон, зацепившись за Северо-Запад России, дурил уже вторую неделю. Свет фар терялся в струях дождя. И как только водителю удается что-то разглядеть в этой мешанине? Лучи галогенок то прыгали к небесам, то выхватывали сосновые стволы на очередном повороте; «Хозяева жизни понастроили особняков, а на дорогу хрен раскошелятся. Ждут, пока соседу надоест по канавам ездить и он на асфальт разорится». Архитектура этих коттеджей сообщала о пожизненной готовности их обитателей отражать полчища конных варваров. Машина петляла по извилистой дороге, пробираясь к нужной крепости. Из-под колес вылетали комья грязи и барабанили по днищу. На душе тоже слякотно. В жизни Михаила Петровича Слугарева настали черные дни. Сначала пропал катер с группой, работавшей в Петрозаводске. Последний раз старший вышел на связь и доложил о выполнении контракта и получении денег перед тем, как катер отправился к островку, на котором располагалась перевалочная база. Группа должна была отсиживаться на острове неделю. По расчетам, они находились на острове уже второй день, но никаких донесений не поступало. Более того, вчера ночью на катере заработал аварийный радиомаяк. Случайно его кто-нибудь включил, или что-то случилось? Судя по местонахождению источника сигнала, катер все еще находился на острове. О задании волноваться не приходилось, достоверность доклада подтвердили репортажи СМИ. Но что с группой? Потом прибавилась еще одна неприятность, на сей раз более серьезная. Исчез вертолет, который занимался самолетом, перевозившим комплекс. С борта, правда, поступило сообщение: группа зачистки обнаружила на берегу двоих. Один был ликвидирован сразу же. Командир группы доложил, что им удалось уничтожить все улики на месте вынужденной посадки самолета. Последним поступило сообщение о том, что вертолет помогает двум охотникам ликвидировать единственного оставшегося в живых свидетеля катастрофы. После этого донесения вертолет как в воду канул. Послать туда людей для уточнения обстановки и выяснения всех обстоятельств было невозможно из-за разыгравшегося шторма. Ко всему прочему, сейчас к этому району приковано внимание армии и ФСБ. Вертолету пришлось идти над самой водой, чтобы не обнаружили радары. Один раз проскочили, на другой может повезти гораздо меньше. События на острове никак не связаны с акцией в столице Карелии, но уж слишком все складывается одно к другому. Не наследили ли где? Неужто прокололись? «Нет, все было сработано без ошибок», — успокаивал себя Михаил Петрович. В его организации работали профессионалы, они должны… нет, они просто не имели права на ошибку, не тому их учили. Совпадение, не более того. Но тревожные мысли не оставляли бывшего чекиста. Больше всего его беспокоил вертолет. То, что все улики уничтожены, — конечно, отрадно. Даже если последний свидетель и уцелеет — не страшно. Его нужно отогнать в лес и устроить облаву. Как только станет известно, кто именно уцелел, задача существенно упростится. Вот только чертов вертолет сам превращался в улику. Если упал в озеро — не страшно, можно будет имитировать все что угодно: от вылета на спасение унесенных штормом рыбаков до аварии в спасательной операции. А ежели проклятый вертолет свалился где-нибудь возле обломков самолета? Тогда не отвертеться, все выйдет наружу. Вертолет — не автомобиль, установить принадлежность проще пареной репы. Придется уходить. К уходу, впрочем, он был готов давно, и средства были, и домик в тихой Дании. Только идиоты рвутся в Америку да на Канары. Тут нужно другое — затаиться и ждать. Деньги в надежных акциях. Дети учатся за границей. Супруга проинструктирована, что и как делать в случае чего. Она опытная по этой части еще с комитетских времен, когда приходилось вместе за рубежом работать. Женушка, между прочим, тоже не из аппаратчиков, она была не самым последним оперативником. Главное — завершить дело с чертовым комплексом, и все — можно уходить. Бросать организацию было не жалко. Во-первых, невозможно до старости жить на полулегальном положении, во-вторых, сколько веревочке ни виться… когда-нибудь наступит провал. Настоящих специалистов становится все меньше, «трудовая дисциплина» падает, а чем больше в организации дилетантов… Удивительно, как на них до сих пор никто не вышел. К тому же настоящий хозяин организации не он. Настоящий босс в Москве, оттуда командуют, оттуда средства, экипировка и оружие. Их команда считается подразделением охраны при госконцерне, занятом поставками оружия, но для силовиков их вроде как бы и нет. Мало ли кто чего сейчас охраняет. Хозяин, насколько Слугарев разбирался в таких вещах (а ему хотелось надеяться, что он все еще разбирается), в свое время занимался финансовыми диверсиями за рубежом и имел в конторе немалый чин. Сколько денег прошло через его руки и сколько прилипло к ним — одному Богу известно. Комитета, понятное дело, больше нет, но остались связи, завязки, точки соприкосновения со многими влиятельными лицами. Тем более что их «фирма» всегда готова оказать нынешним вождям необходимые услуги, особенно когда законно у них не все получается. В оперативном отношении Слугарев, понятное дело, до каких-то пределов независим, но денежный поводок короток, и хозяин держит его крепко. Пока у Слугарева ни разу не возникало желания попробовать ослушаться распоряжений из первопрестольной. Мигом зачистят, и пикнуть не успеешь, как выйдешь в тираж. Повода для таких действий у хозяина, конечно, нет, так как особых проколов в работе не было. Слугарев терпеть не мог слово «бизнес». И все же при кажущейся незыблемости своего положения в последнее время Михаил Петрович все чаще задумывался о «выходе на пенсию». Приехали. Машина замерла перед воротами с узором из металлических прутьев. Подошел охранник в насквозь промокшем дождевике. В руке его вспыхнул фонарик, луч прыгнул в салон и погас. В такую погоду никакие камеры не справятся, понятное дело. Створки ворот плавно разошлись в стороны. Машина зашуршала шинами по каменным плитам дворика.

Этим вечером он спешил по срочному вызову. Ввиду срочности дела директор «Прогресса» пригласил его к себе прямо на дачу. Такое допускалось только в ситуациях особой сложности. Вокруг НПО сейчас вовсю рыли землю мамонты из контрразведки и областного ФСБ. С питерцами у московского хозяина отношения были натянутые, а с вояками и того хуже. Хозяин ждал Слугарева в каминном зале. Входя, Михаил Петрович щелкнул переключателем мощной глушилки. Начальник, конечно, записывать разговор не станет, но береженого Бог бережет. Сегодня Андрей Юрьевич был сама слащавость. Ни малейшего нажима. Слугарев сидел в удобном кресле, смакуя коньяк, и ждал, когда хозяин прольет свет на причину срочного приглашения.

— Вы уж извините за срочность. У нас проблемка возникла, Михаил Петрович. — Хозяин налил гостю кофе.

При наличии в доме довольно большого штата прислуги, с его стороны это было проявлением величайшей любезности. Обычно гости ранга приглашенного сегодня обслуживали себя сами. Слугарев пригубил горячий напиток и поинтересовался:

— Какая, если не секрет?

— Похоже, что один наш друг из ФСБ вышел-таки на контейнер.

Слугарев чуть не вылил кофе себе на брюки. Ни фига себе — проблемка. Считай, спалились все скопом.

— Не волнуйтесь, сейчас этот товарищ у нас. А контейнер уже на борту. Ваши мальчики, которых вы в охрану выделили, отлично сработали.

Михаил Петрович совсем позабыл, что группа в порту была временно передана в личное распоряжение Тучина, и поэтому докладывала лично начальнику НПО. «Значит, неплохо сработали… Ну а ваши, стало быть, где-то здорово обделались», — подумал Слугарев, но вслух произнес:

— А он успел сообщить о своей удаче начальству?

— Похоже, нет.

«Уже лучше. Может, и вывернемся. Если только ты еще где-нибудь не напортачил. Пока корыто с грузом в наших территориальных водах, все что угодно может случиться».

— Тогда это не проблема.

— Видите ли, Мишенька! Тут встает вопрос о ликвидации, а ваши мальчики говорят, что они простые охранники.

«Конечно. Эти, из последнего набора, ни в чем таком участия не принимали, поэтому на криминал не пойдут. Не стоило даже и предлагать. А все-таки все люди из одного теста. Как, припекло, так засуетился, только что ручку не целует».

— Я пришлю к вам специалистов. А как он смог на вас выйти?

— Ума не приложу, с нашей стороны все чисто, может быть, что-то вылезло по линии ФСБ?

— Подберем хвосты и там, этого местного царька все равно в живых нельзя оставлять. Ему известно о том, что груза на борту не было, да и мину он сам закладывал. Что-нибудь еще?

— Да пока все. Я подумал, что мне нужно сразу же вас известить. А теперь оставайтесь на ужин.

Слугареву не очень улыбалось тащиться по такой погоде на другой конец города. Но с оперативной точки зрения погода самая подходящая, чтобы избавиться от охотника за чужими секретами.

— Поеду я, с вашего позволения, работы много.

Как только машина миновала узорчатые ворота, Слугарев вынул телефон, набрал нужный номер и приказал дежурному вызвать первую и четвертую группы на работу. Все сотрудники подразделения в случае необходимости могли быть оповещены немедленно. Не зря же со счета безликой в/ч 4779 на счета фирмы «Гамма-Пейдж» ежемесячно поступали круглые суммы. Боевой готовности групп Слугарев уделял особое внимание и денег на организацию управления не жалел. У всех сотрудников были пейджеры, а у командиров групп — станции транкинговой связи, так что при необходимости они могли немедленно связаться с дежурным или шефом.

Двигатель натужно затарахтел, и электричка с нарастающим гулом двинулась в сторону города. Луч мощного прожектора далеко высвечивал две серебристые колеи. Мимо пронеслись светящиеся окна окраинных домов Борисовой Гривы. На станции пришлось долго ждать встречного эшелона из города, и теперь машинист нагонял потерянные минуты. Обернувшись к помощнику, крикнул:

— Что-то Кузьмич сегодня долго!

— Опять во Всеволожске за пивом бегал! Им с Серегой теперь до пяти на Ладоге куковать. Вернутся первым рейсом. Хорошо, хоть мы нынче дома ночуем. Совсем затрахали с этим графиком.

— Посокращали народ, теперь вкалывай, как ишак, — согласился старший. Справа мелькнул зеленый огонь выходного светофора.

— Зеленый.

— Зеленый, — отозвался напарник. — Твоя Людка что, колледж бросила?

— Колледж! Обзовут тоже! ПТУ — оно и есть ПТУ. Бросила, как же! Погнали…

— А-а-а, — с пониманием протянул напарник. — И чего?

— В секретарши она хочет.

— А что, берут?

— Ну ты, Павел, ей-богу, простой. Кто ее возьмет, дуру? Это ей Ленка мозги компостирует.

— А-а-а.

— Вот тебе и а-а-а. Без образования в секретаршах только одна работа — ноги раздвигать пошире. Я ей пытался объяснить, да толку… Они ж теперь все умные! Что им родители? Своим умом живут.

Поезд прогремел колесами по мостику через небольшой ручей, рука старшего машинально перевела рычаг хода на малый, сейчас будет поворот. За долгие годы он уже знал каждый столб на этом маршруте. Помощник высунулся в дверь, глянул вдоль состава. Вроде все в норме. Хвост электрички, светя окнами, выгнулся дугой. Мало ли? Сейчас народ пошел бешеный: стекла побьют и вагон могут запалить, уж не говоря о том, что людей нещадно лупят и грабят. А чего бы и не лупить? Страна под откос летит, родителям в погоне за каждой копейкой не до детей стало, вот те и шастают по электричкам, дурят народ кто во что горазд. Не, вроде все спокойно. Помощник закурил. Выкинул спичку за окно, и она погасла, мелькнув улетающей искрой. Машинист добавил ход. Ровно в ноль часов пятнадцать минут их поезд прибудет на Финляндский вокзал. Встречных уже не будет. Знай себе пили по графику.

— Твою мать! Павел, смотри. Вот гад-ство…

Помощник вернулся в кабину. Старший, не отрываясь, глядел вперед. Павел тоже посмотрел. За поворотом был переезд. Дрожащий луч выхватил пустующую будку сокращенного из соображений экономии смотрителя, столбы с мигающими фонарями и застывшую на рельсах машину.

Дальше они действовали строго по инструкции, времени на размышления не было. Ночь разорвали протяжный гудок и скрежет тормозов. Остановить поезд сразу было невозможно. Визжа тормозами, нещадно выжигая колодки, поезд продолжал двигаться. Застывшие на своих местах машинист и помощник больше ничего не могли сделать. Им оставалось сидеть и смотреть. Машина с каждым мигом приближалась. Ослепительный белый свет залил «жигулевскую» «девятку». В салоне двое. Водитель спал, уткнувшись лицом в рулевое колесо. Рядом, откинувшись на подголовник, спала его подруга. Электричка вздрогнула от удара, но не остановилась. Продолжая тащить перед собой смятый кузов, она с блокированными колесами прошла еще метров пятьдесят, прежде чем замерла на месте, громыхнув сцепками и буферами. Салон смятого «жигуленка» охватило пламя.

— Сообщай диспетчеру. — Машинист рывком распахнул дверь и, сорвав с креплений огнетушитель, прыгнул на насыпь.

Павел скороговоркой сообщил о происшествии, попросил вызвать милицию и «скорую». Старший бросился к тому, что раньше было автомобилем, и, направив струю углекислоты на машину, начал сбивать огонь. Вскоре к нему присоединился помощник со вторым огнетушителем. Из первых вагонов выпрыгивали пассажиры…

Два замызганных воина, увешанные проводами и трубками, возились у линейного ящика на командирском доме и ни у кого не вызвали интереса. Связисты постоянно то подключают, то отключают свои линии. С таким финансированием, как сейчас, телефонная сеть военного городка не просто сыпалась, а уже агонизировала. Начштаба, постоянно ругаясь с начальниками служб и командирами подразделений, ежегодно урезал количество абонентов. Каждые день-два в каком-нибудь замокшем кабеле сдыхала очередная пара, и связисты вычеркивали из телефонного списка фамилию новой жертвы. Обещанная начальством квазиэлектронная АТС «Квант» и кабель под ее установку застряли где-то на складах связи округа и, похоже, осели там навечно. Бойцы ковырялись в своем ящике, не обращая внимания на косой дождик. Светя фонариками, знай себе вычисляли нужную линию. В их городке — несколько частей, поди разберись. Наконец нашли то, что искали, и чумазый солдатик с нашивками ефрейтора выдернул из бокса соединительную перемычку, именуемую в среде связистов «бананом», и повесил на клеммы провода с зажимами типа «крокодил». Оба провода тянулись в сумку с инструментами. Потом ефрейтор, оглядевшись по сторонам, выудил из кармана портативную радиостанцию и что-то пробормотал в трубку. Второй выдвинул из сумки маленькую антенну, как на обычном транзисторном приемнике.

Телефонный звонок застал подполковника Мошарова дома. Владимир Павлович только что прибыли со службы и собирались выгуливать пса. Дежурный по отделу оповещал о немедленном вызове пред очи грозного начальства. До совещания оставалось чуть больше часа. То, что команда поступила через дежурного, а не лично от ясновельможного начальника отдела, Владимир Павлович расшифровал, как нежелание начальства выслушивать отговорки, ссылки на ужасную занятость и просьбы опоздать на чуть-чуть. Перепоручив Гая домочадцам, «Иже херувимы» вызвал машину.

Из-за стоявшей почти всю неделю пасмурной погоды темнело раньше. В подъезде опять кто-то переколотил все лампочки, должно быть, сын прапорщика Громова из пятьдесят первой квартиры. Спускаться пришлось впотьмах. Водитель ожидал у двери с раскрытым зонтиком — сверху лило как из ведра. Погрузив заплывшие жиром чресла на сиденье казенного автомобиля, «директор» базы начальственным тоном потребовал от водителя немедленно перевезти его в город, что тот и начал выполнять с должным рвением. Терзаясь в догадках о причинах совещания, Мошаров ерзал на сиденье. По всему округу расползались слухи о том, что самолет с комплексом наконец-то обнаружен и что спасатели ждут не дождутся возможности вылететь на место аварии. Эти слухи вызывали у него тревогу и душевные терзания. А вдруг? Про «вдруг» думать не хотелось, тем более что Слугарев его успокоил и обещал, что первыми на берегу окажутся именно его, Слугарева, люди. Раздолбанная бетонка наконец кончилась. «Уазик» вырвался на шоссе и весело помчался к городу.

Двое в черной коже возились с мотоциклом, явной переделкой отечественной модели в навороченный байк. Компания обосновалась как раз под плакатом, оповещавшим окрестное население о том, что работы по строительству дорожной развязки ведет ДРСУ-3, участок носит наименование двенадцатого, а рулит всем творящимся вдоль обочины строительным безобразием прораб Чернов Д. Ф. В подтверждение грандиозных намерений ДРСУ по обе стороны дороги в живописном беспорядке были свалены плиты, фермы будущей развязки и разнообразная строительная техника. «Уазик» преодолел затяжной подъем и бодро покатился вниз. Когда до поворота ему оставалось метров сорок, один из мотоциклистов выпрямился, и в его руках вспыхнул мощный фонарь. Ослепленный солдатик инстинктивно нажал на педаль тормоза, автомобиль пробил хлипкое временное ограждение из гнилых досок и нырнул в сложенные друг на друга плиты. Водитель и пассажир вылетели через лобовое стекло — головой вперед в бетонную стену. Шансов выжить у них не было никаких. Один из мотоциклистов подошел и сверкнул вспышкой фотоаппарата, регистрируя результаты проведенной акции. Потом оба плюхнулись на сиденье мотоцикла, и, взревев движком без глушителя, железный конь понесся в сторону города. Эти байкеры могли вызвать нездоровый интерес только у работников ГИБДД, но никак не у следователей военной контрразведки.

Глава 24.

«КОРАБЛЬ МЕРТВЕЦОВ».

Давыдов уже с минуту наблюдал за действиями пленного. Он давно нащупал рукоятку ТТ и был готов немедленно пустить оружие в ход. Человек с ножом не обращал на капитана ни малейшего внимания. Что-то со щелчком передвинув на ручке, он задумчиво вертел оружие в руках. Давыдов перестал таиться и сел. Пленный отреагировал на это самым странным образом — поднес нож к голове, торцом рукоятки к виску, лезвием — от себя. «Черт, нож разведчика», — догадался Анатолий, он слышал о таком оружии, но видел его впервые.

— А ну кончай дурить, положь игрушку. — Капитан протянул руку к пленному. — Отдай ножик.

— Все равно не успеешь, — усмехнулся тот и отрицательно покачал головой.

До пленника было метра два, дотянуться Анатолий действительно не успевал, но он этого делать и не собирался. Выхватив пистолет, он нажал спуск, целясь в руку, сжимающую оружие. Два выстрела грохнули одновременно. Давыдов все-таки успел. Пуля из ножа ушла в сторону.

— Ишь урод, стреляться вздумал! Гляди, какие мы герои! Фиг тебе.

Пленный с укором взглянул Давыдову в глаза:

— Ну и зачем? Какая это жизнь? Ты думаешь, что мне благодеяние оказываешь? Гуманист сраный. Надо было стрелять тогда, в лесу. Все равно мне конец. Или свои добьют, или в лазарете сдохну. Ты, может, думаешь, что на этом все кончилось? Жди, еще группа явится. Пока дело до конца не доведут, от тебя не отстанут.

Анатолий встал и подобрал оружие, выпавшее из простреленной руки. Распорол рукав у раны и молча начал накладывать повязку. Закончив, с удовлетворением оглядел содеянное. Уход за Лебедевым его все же кое-чему научил.

— Ну вот что. Сдохнуть всегда успеешь. Давай заключим соглашение. Ты кончаешь дурить, а я тебя доставляю к людям.

— На себе, что ли, попрешь?

— Что-нибудь придумаю. Относительно того, что твои дружки еще явятся, я не сомневаюсь. Пусть приходят. Не знаю только, кто вы такие.

— А ты просто спроси, может, я и отвечу. Знаешь, из-за чего мы здесь?

— Ну, из-за чего, я уже догадался, из-за комплекса. А вот кто вы такие?

— Мы из бывших, — усмехнулся пленный. — Раньше я мог бы тебе отрекомендоваться как капитан Прокофьев.

— А теперь?

— А теперь хрен его знает.

Подумав, что пленный будет отмалчиваться, Давыдов решил пообедать… Или позавтракать.

Знаки отличия противника в данный момент его не слишком интересовали, больше заботили его намерения, а они явно сводились к простой формуле: найти и уничтожить. Анатолий придвинулся к костру и снял крышку. Мясо, похоже, достаточно проварилось. Во всяком случае, приобрело серый цвет. Подцепив кусок ножом, он поднес его ко рту и тут же швырнул обратно. Есть это варево было невозможно, от него исходила такая гнусная вонь, что, будь у Давыдова в желудке хоть что-нибудь, оно тут же вылетело бы наружу. Поддав кастрюлю ногой, Анатолий разразился руганью.

— Слышь, летчик, а что это было? — Впервые со времени их знакомства пленный рассмеялся.

— Медведь. — Давыдов успокоился. — Наверное, слишком старый.

— Понятно. Завтрак отменяется.

— Завтрак?

— Ну да, ты часов шесть спал.

— А чего ж ты тем временем не облегчил жизнь своим работодателям?

— А смысл?

— Пожалуй, никакого, — согласился капитан. — У вас с собой жратвы никакой не было?

— Мы планировали вернуться тем же вечером.

— Ясненько, звиняйтэ, хлопци, за задержку.

Давыдов выглянул наружу. Над озером светало. Зацепив ногой кучу конфискованного у пленного и его напарника снаряжения, Анатолий выбрался из берлоги и потянулся. Его внимание привлек вывалившийся из кучи предмет. Протянув руку, он поднял ребристый шарик с кольцом и скобой вдоль корпуса. Граната, чуть меньше, чем Ф-1, но очень похожа. Подкинув «лимонку» на ладони, Анатолий обратился к Прокофьеву:

— Слышь, ликвидатор, эта ваша бомба, она… как обычная фаната или еще чего?

— Обычная, а что?

— Есть идея насчет завтрака.

— Будешь зайцев бомбить или на лося растяжку ставить?

— На более мелкую дичь.

Анатолий направился к озеру. Глушить рыбу ему никогда не приходилось. И рыбак из него был аховый. Где рыба должна, что называется, стоять, он понятия не имел. Осмотрев поверхность бухты, он заметил, что чайки кучкуются у оконечности косы. «Где птицы, там и рыбы. Иначе чего они там собрались?» — задав себе этот риторический вопрос, Давыдов направился на косу. Осторожно отогнул усики, выдернул чеку и аккуратно бросил гранату в стаю птиц. Те тут же ретировались, оглашая окрестности истошными воплями. Взрыв, как и положено, грянул с задержкой в несколько секунд. Через минуту стали всплывать серебристо-белые тушки, а капитан начал сбрасывать одежду. Быстро сообразив, что к чему, чайки принялись хватать оглушенную рыбу. Пока Давыдов раздевался и плыл, собирать уже было нечего. Чертыхаясь и матерясь, он припустил к убежищу за новой гранатой. Появление дрожащего от холода Давыдова в мокрых трусах очень озадачило пленного.

— Случилось чего?

Давыдов рассказал и выдал резюме:

— Чайки-сволочи всю рыбу слопали. Еще граната нужна.

Пленный рассмеялся.

— Слышь, летун, ты в следующий раз кидай с задержкой. Скобу отпусти, а потом бросай. Тогда и рыбам и чайкам общий каюк. Только сам за камни спрячься, а то осколками посечет.

— Я не летчик.

— Какая разница? Надо же тебя как-то называть.

— Зови по имени, Анатолий.

— Петр. Хреновое у нас вышло знакомство, Анатолий.

— Эт точно. Но менять уже поздно. Жди меня, и я вернусь, — пообещал Давыдов и, хлюпая мокрыми трусами, зарысил к берегу.

На этот раз результат бомбардировки превзошел все ожидания. Через полчаса на импровизированном противне жарилась рыба.

Следующие сутки прошли без приключений. Давыдов совершил еще один поход к обломкам вертолета, но ничего стоящего найти не удалось. Возле туши медведя и тел погибших он заметил ворон. Птицы были сыты и ленивы. Подумав, стоит ли хоронить чистильщиков, Давыдов решил не делать этого. Погода обещала улучшиться, и он надеялся, что скоро здесь будут спасатели. Пусть они всем этим и занимаются. Проблема продовольствия временно решена, правда, гранат осталось немного, Их было по две у каждого из его преследователей. Но при наличии четырех ракет беречь две оставшиеся гранаты было ни к чему. Утром он снова отправился за рыбой. Какой-то темный предмет на воде привлек его внимание. Находись Анатолий чуточку дальше, он бы его просто не заметил. У горизонта клубились тучи, на темном фоне которых лодка была почти неразличима. Но она подплыла уже достаточно близко, и фоном ей служила свинцовая поверхность озера. На сером черные борта были видны хорошо.

— Готовность один, — скомандовав сам себе Давыдов и помчался занимать оборону. Добежав до убежища, он заставил пленника лечь лицом вниз и принялся его связывать. Тот безропотно подчинился.

— Сюда кто-то плывет?

— Как это ты догадался?

— Вертолет я бы услышал.

— Плывет. Кто — я не знаю. Лежи смирно и не обольщайся, моя филантропия не простирается так далеко, чтобы позволить тебе подавать сообщникам ваши секретные сигналы.

— Какие сигналы? Ты ж меня связал.

— Вот и лежи.

Давыдов помчался на утес. Приготовив обе «ракетные позиции» к бою, он навел прибор на лодку. То, что она дрейфовала, ничего не значило. Люди, пославшие на охоту вертолет, знали толк в военных хитростях и были подготовлены куда лучше Давыдова. На этот счет он не обольщался. Снова приходится воевать за пехоту. Правда, сильно подкрепленную артиллерией. На всякий случай он осмотрел тылы. Может, лодка — только отвлекающий маневр, а сзади уже резвые мальчики с автоматами бегут. Оказалось — чисто. Усилив приближение, капитан разглядывал лодку. Посудина достаточно приличных размеров. На таких в одиночку не рыбачат. Обычно на подобных баркасах работают бригадами человек из пяти. Отрегулировав резкость, Анатолий увидел, что в лодке всего один человек. Он сидел у кормы в какой-то нелепой позе. Лодка медленно дрейфовала к берегу. Прошло полчаса с тех пор, как капитан начал свое наблюдение, а человек в лодке так ни разу и не пошевелился. Давыдова сильно подмывало выйти на берег, но он решил ждать, сам не зная чего. Скорее всего, человек в лодке не представлял опасности, но и на долгожданную подмогу это совсем не походило. Складывалось впечатление, что сидящему в лодке и самому нужна помощь. Наконец баркас подогнало к косе и, ткнувшись носом в прибой, он развернулся. Теперь Давыдову стало видно, что в лодке находятся еще двое. Они лежали на полу, не делая никаких попыток встать. Этот экипаж не пытался ни сойти на берег, ни продолжить свое путешествие. Несколько чаек уселись на борт баркаса и нагло разглядывали странных рыбаков. Теперь Давыдов не сомневался в том, что живых людей в лодке не было. Выключив прибор и питание на двух пеналах, он направился к воде. Из-за сильного волнения косу местами захлестывало водой, и капитан сразу промочил ноги. Передвинув автомат на живот, он двинулся к баркасу. Случай предоставил в распоряжение Давыдова плавсредство, и он не собирался упускать его. Чайки снялись и перелетели на прибрежный валун. Сидящий на корме опасности не представлял. У него почти полностью был снесен череп. Подняв оружие, Анатолий осторожно заглянул через борт. Оружие здесь не требовалось, люди были мертвы уже давно. Отворачивая нос в сторону, он осмотрел трупы. Было похоже, что сидящий на корме прикончил своих соседей, а затем покончил с собой. Правда, причин для этого капитан не видел. В лодке не было ни сундука с драгоценностями из пиратских романов, ни «дипломата» с героином из современных боевиков. На дне лодки валялись какие-то объедки и початая бутылка водки с импортной этикеткой, из скамейки торчал не то нож, не то большое шило. Еще в ногах у человека на корме лежал автомат. Самый обыкновенный АКМ, калибра 7, 62, из которого тот, похоже, и застрелился. У двигателя валялась канистра. Давыдов взялся за веревку, привязанную к кольцу на носу лодки, и потащил баркас вдоль косы. Труднее всего было заставить лодку обогнуть оконечность косы. Пришлось лезть в воду, впрочем, за последние дни капитан уже привык к незапланированным купаниям. Доставив судно в бухту, Давыдов приступил к детальному осмотру. Мертвецы были одеты в черные робы с вытравленными хлоркой номерами на нагрудных карманах. На всякий случай Анатолий номера переписал. По одежде погибшие сильно смахивали на лиц из мест заключения. В последнее время их частенько демонстрировали по телевизору. Давыдов взял автомат и тоже записал его номер. В магазине обнаружилось десять патронов. Пристегнув магазин на место, он швырнул оружие на берег. Как ни хотелось, а предстояло лезть в лодку. Стараясь не дышать, Анатолий перелез через борт. Задел канистру, по звуку — полная. Анатолий открутил крышку и осторожно понюхал. «Горючка, ей-ей горючка». Он постучал по баку двигателя, тот оказался пустым. У капитана появилась идея. Он наклонил над горловиной бака канистру — жидкость весело забулькала. Залив пару литров, Давыдов сильно дернул за шнур. Движок чихнул и завелся. Баркас тут же ткнулся носом в берег. Лодка была на ходу. Теперь у него была возможность добраться к людям, не дожидаясь помощи. Брезгливо морщась, он вывалил тела на берег. В последнее время ему слишком часто приходилось выполнять эту работу. Нашел на дне лодки черпак и приступил к мытью посудины.

Анатолий помнил, что, если верить карте, совсем недалеко отсюда маяк. К нему-то он и решил добираться. А там… там видно будет. К берлоге он вернулся абсолютно мокрым. Повернув к Давыдову побагровевшее лицо, пленный процедил:

— В следующий раз, когда соберешься принимать душ, потрудись меня развязать.

— А что случилось? — Давыдов начал сбрасывать с себя одежду, потом полез за сухой в тюк, предусмотрительно захваченный с самолета.

— А то, что теперь мне купаться пора.

— Не беда, мы это сейчас быстренько организуем.

Капитан взвалил Прокофьева на спину и поволок на берег. Помог ему освободиться от обуви и брюк и затащил в воду.

— Лодка, — лаконично прокомментировал тот появление баркаса.

— Ага, на ней и поплывем, так что тащить тебя на себе мне не придется.

— А это кто такие?

— Зеки, постреляли друг дружку, только не пойму из-за чего. В лодке ничего ценного нет.

Оставив пленного обсыхать, Давыдов сходил к берлоге и принес новый комплект летного обмундирования.

— В этом пока походишь.

Опираясь на локоть, Петр кое-как стащил одежду через голову. Взгляд Давыдова упал на спину коммандос. И от удивления он присвистнул. Вдоль одной лопатки протянулись багровые полосы, оставленные когтями медведя, и через всю спину чернел огромный синяк, но позвоночник у пленника был, кажется, цел.

— Чего там? — Петр еле-еле смог повернуть голову.

— Надевай куртку и — руки за спину!

— В чем дело?

— Потом скажу. — После купания и долгого мучительного одевания капитан стянул локти пленного веревкой и присел перед ним на корточки.

— Значит, так, хребет у тебя цел. Там только офигенная гематома. Так что есть у тебя стимул к жизни. А теперь слушай: если мне что-то в вашем поведении, сэр, покажется подозрительным, предупреждать не буду. Понятно?

— Куда уж понятней.

— Вот и ладно. А теперь будем собираться.

Давыдов усадил арестанта на носу и для пущей надежности привязал к буксирному кольцу. Не обращая внимания на обиженную мину пленника и полностью игнорируя протест по поводу недоверия, он приступил к сборам. Уж если кому и следовало обижаться, так это Давыдову. Собирать особо было нечего. Анатолий уложил на дно баркаса три пенала с ракетами, а четвертый установил вертикально. Капитана мучили приступы кашля, но он упрямо таскал в лодку все, что не хотел оставлять на берегу. Пленный, молча, но с интересом наблюдавший за этими манипуляциями, наконец не выдержал:

— Если ты из этой штуки стрельнешь, то мы потонем к чертям собачьим.

— Ничего, я плаваю хорошо, зато твои дружки не помешают мне принимать водные процедуры.

Поверх вещей Давыдов бережно уложил футляр с прибором и «дипломат» с вешдоками. Все оружие перетащил на корму. Пленный, комментировавший действия Анатолия, вдруг замолчал. Давыдов заправил бак двигателя и присел на корме, прикидывая предстоящий маршрут.

— Слышь, Анатолий, — сказал Петр внезапно осипшим голосом.

— Весь внимание, — отозвался Давыдов, не отрываясь от карты.

Но пленный умолк. Давыдов поднял глаза.

— Переверни, пожалуйста, вон того, справа, лицом вверх.

— Делать мне больше нечего. — Давыдов заподозрил, что Прокофьев что-то замышляет и ему нужно, чтобы капитан оказался на берегу.

— Мне кажется, я его узнал.

— Я уже поверил, ага! Это ж как в ряды спецслужб заключенные попали? Или ты меня будешь уверять, что это такая маскировка? Я на берег, а ты…

— Я же связан, ну автомат возьми! Куда я денусь? Переверни, а?

— Перебьешься.

— Переверни, а то я никуда не поеду.

— Это ж каким образом?! На ходу спрыгнешь? — развеселился Давыдов.

— Я тебя прошу.

В лице пленного было что-то странное. Хмыкнув, Давыдов полез через борт, но автомат все-таки прихватил с собой. Нашел на берегу подходящую корягу, зацепил труп за ворот куртки и приволок его поближе к пленному.

— Ну и?

— Это не преступники.

— Это уж как сказать. — Анатолий радовался скорому отъезду и был не прочь поиронизировать.

— Я не в том смысле, — мотнул головой Прокофьев. — Они не из заключения.

— Расконвоированные? — предположил Давыдов. — Их, должно быть, к рыбакам назначили бурлаками. Умаялись бедные, вот и померли с натуги. Хватит мне лапшу вешать…

— Это наши люди.

Давыдов заржал. Стоял, согнувшись от хохота, и сам себе удивлялся. На берегу и в лесу с десяток трупов, а ему ничего, очень даже весело. Верно говорил дед, дошедший до Берлина: на войне сначала меняется психика, а уж потом сознание. Отсмеявшись, Анатолий спросил:

— Вы что? Налет на колонию собрались устраивать?

— Я серьезно, это наши.

— Да?

— Я серьезно, это парни из соседней группы. Я не знаю, чем они тут занимались, но здесь они точно не могли оказаться. Происходит что-то серьезное.

— Знаешь, я это понял, как только оказался в падающем аэроплане, — вновь рассмеялся Давыдов.

— Ты не понял, вокруг этого места…

— Не понял.

— Не могу объяснить, но что-то не так. Вмешался кто-то посторонний.

— Кто вмешался, во что? Кто вы такие, в конце концов? Хватит, отчаливаем.

— Похорони их.

— Чего-о-о?!! — взревел Давыдов. — Мой друг, ты, по-моему, забываешься…

— Хоть этих двоих. — Пленник кивками показал, кого именно он имеет в виду. — Третьего можешь бросить, он из новых.

— Не понял.

— Обещаю, если ты этих двоих… я все расскажу.

Давыдов, чертыхаясь, забросал тела покойников кусками дюраля и засыпал их камнями.

— Того в лесу тоже прикажете? С воинскими почестями? Салют давать?

— Он тоже из новых.

Давыдов взобрался в лодку, запустил мотор и направил лодку к выходу из бухты. Вдоль левого борта медленно проплыл остов самолета. Лодка тяжело резала носом встречные волны. Против ожидания, управлять ею было совсем не сложно. Обернувшись к фигуре на передней скамье, капитан, он же штурман, Анатолий Давыдов рявкнул:

— Давай, начинай.

— С чего бы начать?..

— А я откуда знаю?

— Да это я так, себе. Риторический вопрос. История-то длинная.

— У нас достаточно времени. — Давыдов поднял воротник, спасаясь от начинающегося дождика. Его снова зазнобило, голова болела. — Валяй по порядку, что ли…

— Ну, начинал я свою службу после училища в комитете. Получил назначение…

Лодка медленно уходила от берега. Могучие сосны качали ей вслед своими лапами.

На западе посветлело. Казалось, солнце где-то рядом. Но у него еще не хватает сил, чтобы пробиться сквозь непогоду.

Глава 25.

И «БЕРЕГ СКЕЛЕТОВ».

Вылетели они действительно первым бортом. Как только появилось мало-мальски пригодное для полетов окно, им тут же дали «добро» на взлет. Из следственной группы отправились Медведев и Зубров. Воробьева срочно вызвало начальство. Что-то у них там случилось. В салоне свободных мест не было, вместе с ними летели доктора. Медики отряда спасателей были готовы оказывать помощь в любых условиях, даже если для этого необходимо спускаться к пострадавшему на парашюте. Следом поднялась в небо еще одна машина, в ней, как сардинки в банке, томились вооруженцы и спецы по безопасности полетов. Перелет занял чуть больше часа. В районе посадки погода вовсю разгулялась. Похоже, природа наконец-то вспомнила о предстоящем лете. Белеющий остов самолета нашли быстро. Летчики виртуозно совершили посадку на берег между урезом воды и низкими дюнами. Странно, но никто их не встречал.

Больше всего работы оказалось у медиков. Пока не прибыла команда судмедэкспертов, следователям пришлось пользоваться их услугами. Место аварии таило массу загадок и неожиданностей. То, что комплекса на борту нет, стало ясно практически сразу, как и то, что самолет уже после посадки кем-то взорван. Но все остальное было сумбурным калейдоскопом тайн. Сказать по совести, непонятным было абсолютно все. Медведев взял блокнот и принялся черкать кружки и прямоугольники с вопросами и пометками.

Самым главным был вопрос: куда делись люди, передавшие сигнал о помощи? Ведь похоронил же кто-то экипаж и пассажиров в коробках от ракет? Офицеры из службы РАВ назвали их пеналами. «Хорошо, пусть будут пеналы». Кто-то похоронил тела двух, судя по всему, сбежавших заключенных. Зубров сейчас пытался связаться по радио с начальством и по номерам установить личность зеков. «Как они сюда попали? Почему труп одного из членов экипажа совсем свежий? Почему двое зеков похоронены, а третий нет?» Работу облегчало то, что на крышках «гробов» кто-то нацарапал имена и фамилии погибших, их должности и номера воинских частей. На крышке пенала с телом «свежего», по утверждению медиков, покойника, в отличие от остальных, у которых значилось «Погиб при взрыве мины на борту», было нацарапано: «Убит чистильщиками-ликвидаторами». Значит, взрыв все же был, но что за ликвидаторы? Те, что потом взорвали самолет? Один из вертолетов подняли для облета местности. Вернувшись, он прибавил вопросов. Совсем рядом с местом аварии транспортника, буквально за соседним бугром, летчик обнаружил обломки неизвестного вертолета. Медведев с Зубровым пошли туда. Первыми поляну обследовали вооруженцы — нет ли взрывоопасных предметов. Затем местом крушения занялись следователи. Было похоже, что до них тут уже кто-то побывал.

Двое офицеров отдела РАВ пошептались в стороне, потом один из них подошел к Медведеву:

— Знаете, похоже, это «Акинак».

— Уверены? — встрепенулся майор.

— На девяносто процентов.

— А остальные десять?

— Страховка. И пенал с одним летуном свежий.

— То есть?

— Из него недавно стреляли. Сгоревшим топливом пахнет, и вот, — офицер показал выпачканную в саже ладонь — я по крышке провел — сажа свежая.

— Тогда вся наша версия летит к черту. Мы думали, что комплекса тут нет.

— Тут, видите ли, в чем дело. Комплекса может и не быть. Для стрельбы этими ракетами совсем не обязательно развертывать «Акинак» целиком. Да и на месте развертывания должны остаться следы, а здесь — ничего подобного. Я все кругом осмотрел.

— Вы мне можете объяснить, как же тогда из него стреляли?

— Существует устройство автономного пуска. Тогда весь комплекс не нужен.

— Зачем же отправлять разукомплектованный комплекс?

— Трудно сказать. Подождем, пока бригада аквалангистов обследует самолет и дно. Может, там что есть? Но эта машина сбита из комплекса, мне часто приходилось расстрелянные мишени на стрельбище видеть, именно так и выглядят обломки того, по чему стрелял «Акинак». Его недавно демонстрировали одним… покупателям. Почерк специфический, только он мог дать такой поток осколков, что от вертушки практически ничего не осталось. В конусе разлета осколков температура почти как у плазмы, несколько тысяч градусов не хватает, но это уже пустяки.

Сквозь толпу протолкался один доктор из ПСС[4]:

— Эй, мужики, там еще один жмурик и медведь. Дохлый.

Тело застреленного лежало возле туши здоровенного медведя. Карманы убитого кто-то старательно выпотрошил. Медведев наклонился над погибшим, рассматривая экипировку. Спецназ. Вот только чей? Рядом присел на корточки Зубров.

— Вот вам и ликвидатор, — кивнул на труп Борис Александрович. — А остальные — среди обломков сбитого вертолета.

— Ты по списку проверил, кого из экипажа не хватает? — спросил капитан.

— Из экипажа все. А из пассажиров нет этого, левого. — Он открыл блокнот. — Нашел. Давыдова.

— Думаешь, это он побоище устроил?

— Если Давыдов, то парень он крутой.

— ТТ? — спросил Олег Владимирович, разглядывая пулевые отверстия в трупе спецназовца.

— Похоже. Почти в упор били.

— Мужики! Да не топчитесь вы тут. И так ни хрена не ясно, так вы еще, как стадо слонов, бродите. Лучше посмотрите, гильз нигде нет?

Народ разбрелся по поляне.

Гильзы от «Тульского Токарева» нашлись сразу, потом принесли другие гильзы, эти были от странного патрона калибра 9 мм. Вооруженцы с удивлением признали в них гильзы патрона СП-6 от автомата 9А-91. Подполковник с артиллерийскими эмблемами, покачав головой, объяснил причину всеобщего удивления:

— Совсем новое оружие! Такое к нам еще и не поступало. Я на курсах «Выстрел» был в прошлом году, нам такие показывали. Они пока даже не у всякого спецназа есть. Сюда-то это как попало?

Сыщики из «зоопарка» отошли в сторону посовещаться.

Жуя травинку, Медведев задумчиво проронил:

— Похоже, комплекс действительно увели, и здесь была зачистка. Только вот куда делся этот парень? Вряд ли он был на стороне тех, кто похитил «Акинак».

— А на чьей он стороне?

— Трудно сказать. Знать бы, где он и что с ним? Сейчас только он может объяснить что к чему. Что до того, на чьей он стороне… Сначала его взорвали, потом пытались добить. Сейчас он будет воевать со всеми подряд.

— Думаешь, они оставят его в покое?

— Не думаю. Оставить его в покое — значит оставить его нам. Мы должны найти его первыми.

К вечеру пришел катер с водолазами. Стемнело, и работу пришлось отложить до утра. С рассветом начались погружения. Медики улетели, их сменили эксперты. Работы им хватало. Все измерить, заснять, запротоколировать. Катер был снабжен небольшим подъемным краном со стрелой. Через несколько часов моряки подняли на борт блоки, сброшенные Давыдовым в воду, и выволокли на косу остатки фюзеляжа. Лучше всего сохранилась пилотская кабина. Крылья были напрочь снесены последним взрывом. За работу принялись безопасники. В эту службу обычно шли списанные летчики, штурманы, авиационные инженеры — народ, отлетавший свое и повидавший виды. Лучше них авиацию не знает никто. Против ожидания, они возились не слишком долго. Насквозь вымокший представитель этой достойной службы притопал к следователям и в обмен на сигарету поделился своими соображениями. Офицер был в синей куртке, и потому его звание следователям определить не удалось.

— Короче, это целиком по вашей линии. Сюда машина не упала, а села. Взрыв на борту все же был. Что-то, начиненное шариками.

— С чего это вы решили?

— Насчет шариков? — подошедший глубоко затянулся сигаретным дымом. — Там все — как шрапнелью…

— Насчет посадки.

Безопасник понимающе кивнул:

— Доказательства нужны?

— Да хотелось бы, — почесал затылок Медведев.

— Тебя как зовут?

Следователь представился, но, уловив недовольство в глазах собеседника, добавил:

— Можно Борей.

Собеседник оказался подполковником Иноковым Игорем Владимировичем. Медведев решил обращаться к нему по имени-отчеству. Правда, экипаж доставившего их сюда вертолета подполковнику беззастенчиво тыкал. Позже Медведев узнал, что у летчиков так принято, но пока обращался к подполковнику с должным уважением.

— Ну так вот, Борис Александрович. — Иноков показал на обломки фюзеляжа. — Нос у машины цел и даже почти не помят. Брюхо местами продрано насквозь, но не пробито, а именно поцарапано, это потому что на него садились. И еще, пойдем в кабину, там увидишь.

В кабине Иноков ткнул пальцем в приборы. На одном не было стекла.

— Смотрите. — Иноков стал крутить стрелки — те легко вращались. — При жесткой посадке все механизмы приборов заклинило бы. При падении стрелки, бывает, даже прилипают, впечатываются в циферблат. Здесь ничего подобного. Самолет сел. И для аварийной посадки сел достаточно нежно.

В кабину заглянул еще один в синей куртке.

— Мужики? Вы следователи?

— Да а что? — Медведев и Зубров обернулись.

— Тут с вами мент хочет пообщаться.

— Кто?

— Ну, милиционер. Они на катере приехали на зеков посмотреть.

Мент оказался достаточно молодым мужиком в гражданке. Поэтому вчера они и не поняли, кто он такой. Контрразведчики спали в вертолете, мент на катере, встретились только теперь, утром. После обмена рукопожатиями и прочими формальностями милиционер сразу же огорошил следователей:

— Клиенты не наши. Роба от наших, а одеты в нее — не знаю кто. Мы, конечно, начнем расследование по своей линии. Но предварительно, — он достал из папки обычные милицейские фотографии — фас, профиль, — вот полюбуйтесь, даже пальцы можно не снимать. Не они. Ну что, будем сотрудничать или дурить каждый по своей линии?

— Медведев Борис, — протянул руку для пожатия майор. — Особый отдел округа.

— Кучеров Федор, — отозвался милиционер. — Капитан, УВД, Петрозаводск.

— Олег Зубров. Будем.

— Ладненько, скопом даже батьку бить легче. Тогда вводите меня в курс дел, что тут у вас происходит. Насчет тайны — понятное дело, обязуюсь…

— 

В местный отдел милиции Дмитрий Ильич добирался на электричке. Его вызвали с аэродрома в Бесовце, когда милицейские эксперты здесь уже отработали. Машину, послужившую причиной аварии, оттащили с рельсов, тела увезли. Движение поездов восстановилось. Оставалось только сокрушаться по поводу нерасторопности собственного начальства, недопетрившего послать спецов. Из рассказа дежурного по управлению шеф сделал выводы, что их погибший сотрудник предстает в неприглядном виде, поэтому и направил его непосредственного начальника разбираться.

— Замять это дело, похоже, не удастся, так хоть подретушируй что можно, — напутствовал шеф Воробьева.

Хорошо, хоть молоденький лейтенант из всеволожской милиции, которому поручили вести это дело, оказался на месте. Он охотно делился всем, что ему удалось накопать. За рулем автомобиля находился лейтенант Драгунский, что следовало из найденного у него удостоверения. Второй жертвой оказалась нигде не работавшая Буланова Маргарита Васильевна, 1973 года рождения, жительница города Кировска Ленинградской области. По словам машиниста и его помощника, автомобиль стоял на переезде с выключенными огнями, водитель и пассажирка на сигналы не реагировали. Оба погибли в результате столкновения. В машине следы употребления спиртных напитков и доза наркотиков.

— Но наркоту нашли у девицы, а не у вашего офицера, — сообщил лейтенант, полагавший, что тем самым снимает с души капитана огромный камень. — Вот, собственно, и все. Остальное у экспертов нужно спрашивать, я к ним сейчас собираюсь. Поедете? У меня машина с собой.

Невыспавшийся капитан покорно поплелся следом. «Надо будет хоть кофе где-нибудь перехватить, — устало думал он. — А то с аэродрома прямо сюда. Да и поесть не мешало бы».

В морг Воробьев вошел, испытывая странное чувство. Вот уж не думал, оставляя вчера своего жизнерадостного подчиненного в отделе, увидеть его сегодня в дрожащем свете здешних ламп. Экспертом оказалась вполне симпатичная интеллигентная тетка. Она как раз заканчивала свою работу в компании патологоанатома.

— Вы ему кто будете?

Воробьев представился.

— Непосредственный начальник, значит, — усмехнулась тетка. — Верхи небось уже волну гонят? Офицер ФСБ связался с проституткой-наркоманкой и погиб при неясных обстоятельствах. Так, что ли? Давят?

— Да пока еще нет. А есть повод?

— Мне кажется, нет. Что-то здесь не вяжется. А вообще, это на него похоже?

Воробьев сразу встрепенулся и стал протестовать так горячо, будто это могло хоть что-нибудь исправить.

— Да нет, что вы! Он очень хороший парень.

В разговор вмешался патологоанатом — бородатый мужик в роговых очках и клеенчатом фартуке.

— Вот мы вдвоем и думаем. Мальчишечка у вас больно ухоженный был. По одежде видно. А девка эта… таких среди бомжей полно. Вот смотрите.

Бородатый откинул с тела покрывало. Воробьев, смущенный наготой мертвой девицы, отвел глаза и вопросительно глянул на эксперта. Та усмехнулась.

— Руки. На венах живого места нет. На что, спрашивается, такое чудо нормальному парню? Даже если просто захочет кого-нибудь трахнуть, найдет себе поприличнее. У вас он что, чем-то серьезным занимался?

Воробьев кивнул.

— Вот от этого и пляши. Очень смахивает на убийство, с девкой они явно перестарались. Перегнули палку, улавливаешь идею?

Милиционер понуро стоял рядом, его дело явно обрастало лишними сложностями.

— И еще одна странность. У вашего парня полные карманы песку.

— Сахара?

— Обычного.

— Может, он с кем-то боролся?

— Не похоже. А похоже на то, что ваш парень догадывался, что ему уготовано, и хотел о чем-то предупредить.

— Анализ можно сделать? — Воробьев потер глаза. — Здесь, у вас. Пока это дело по инстанциям к нам перейдет, море воды утечет.

— Думаешь, ты один по ночам не спишь? Что? Очень серьезно?

— Очень.

Женщина устало вздохнула. Воробьев робко сказал:

— С меня конфеты и шампанское.

— Уж тогда чего покрепче. Куришь?

Воробьев протянул раскрытую пачку.

— Пошли, посидишь у нас в лаборатории, кофе угостим.

— Вас как зовут?

— Екатериной, можно на «ты».

Кивнув бородачу, они вышли на воздух. Дневной свет больно стегнул по глазам.

Коллектив лаборатории оказался преимущественно женским, мужская половина была представлена лишь седеньким дяденькой, которого окружающие почтительно именовали Юрием Павловичем. Девчата напоили Дмитрия Ильича кофе, и он отправился бродить по городу, пока анализы для экспертизы были в работе. Всеволожск — маленький городок. Воробьев знал, что его основал кто-то из князей, то ли наследников, то ли родственников Александра Невского. По имени князя-основателя Всеволода получил свое название и город. Только что это был за князь и когда город был основан, он уже не помнил. Центр города сохранил провинциальный дореволюционный вид, а центральная площадь у вокзала была превращена местными торговцами в китайско-турецкий базар. Видимо, нынешнее руководство страны ратовало именно за такой рынок. В первом же попавшемся на глаза киоске Воробьев купил бутылку «Мартини», коробку конфет и направился обратно. К его возвращению все еще были заняты. Усевшись в углу на колченогий стул, Воробьев задремал, опершись затылком о стену. Проснулся оттого, что кто-то тряс его довольно бесцеремонным образом. Екатерина протягивала ему листик голубоватого бланка с несколькими строчками текста.

— Обычный речной песок. Примеси машинного масла — смазки, применяющейся при обслуживании кранового оборудования. По содержанию соли — это не залив. По всякой дряни — не Ладога. Скорее всего, Нева. И еще, на подошве туфли у него шариковой ручкой нарисован якорь. Помогла?

— Очень даже может быть. Держи. — Он протянул пакет.

Заглянув внутрь, экспертша восхищенно ахнула:

— Ну ты мужчина! Девчонки! У нас сегодня праздник. Слушай, а ты не холостой часом?

— Нет, — покачал головой Воробьев, изображая искреннее раскаяние сим прискорбным фактом своей биографии.

— Везет некоторым. Ну, остальные материалы мы вам обычным порядком передадим, так что — чист ваш лейтенант.

В управление он возвращался все той же электричкой. Докладывая начальству, подчеркнул важность информации, ради которой погиб Драгунский.

— Все вместе указывает на то, что контейнер в порту.

— Знаешь, сколько их в городе и области?!

— Знаю, но на Неве их не так много. И потом, думаю, что убийцы лейтенанта не располагали временем. Значит, порт недалеко от места гибели лейтенанта. Иначе не сработали бы так грязно, с этой девицей. Попробую установить, где ее видели в последний раз и что именно нашел Александр Драгунский.

На столе в кабинете Воробьева ждали результаты анализа проб из контейнера и листки, на которых он выписывал «прогрессовские» машины. В этом перечне две из них были подчеркнуты красным. Воробьев начал понимать ход мысли лейтенанта. Зазвенел телефон. На проводе оказался шеф, от которого он только что ушел.

— Дмитрий Ильич, я, конечно, знаю, что ты с ног валишься, но тут поступила сводка от соседей. Думаю, тебя заинтересует информация о том, что в автокатастрофе погиб Мошаров. Начальник БХВТ.

— Я помню. Когда?

— Вчера. Очень похоже на деятельность той же компании, но на месте аварии никаких следов. Домочадцы Мошарова утверждают, что был какой-то вызов по телефону, якобы на совещание в отдел РАВ округа. Но на самом деле ему никто не звонил. Половина отдела сейчас ваш самолет из воды вылавливает, а остальные на учениях. Вот такие дела. Твои компаньоны из армейцев возвращаются сегодня вечером, просили тебя быть на месте. Похоже, вы к кому-то подобрались достаточно близко. Думайте, и держи меня в курсе. — Шеф положил трубку.

Глава 26.

НА МАЯКЕ.

— Эй, шкипер, кончай ночевать! Берег близко, и утренний променад пора совершать, сил больше нет терпеть.

Давыдов открыл глаза. Лодка по-прежнему резала стеклянную гладь, и солнце уже встало. Голова прямо раскалывалась.

— И горазд же ты дрыхнуть! Ну что? Развязываешь или будешь штаны менять, как в прошлый раз?

— Развязываю! Нашел няньку пеленки менять. Памперсов и сникерсов у меня нету, — прохрипел Давыдов и не узнал собственный голос.

— Зато барахла выше крыши. Это откуда у вас столько новых летных шмоток?

— Все оттуда же, с самолета. — Давыдов согнулся в долгом приступе кашля, пришлось даже вцепиться в борт, чтобы не свалиться.

— Ты смотри не помри ненароком, сначала меня развяжи.

— Не дождетесь, как говорит в таких случаях пресловутый Рабинович.

Анатолий перебрался на нос баркаса и освободил пленника от веревок. Тот уже приноровился к своим трудностям и дальше вполне управился сам. Давыдов старался меньше двигаться — голова кружилась. Все антибиотики кончились, и болезнь наступала.

После умывания и завтрака остатками вчерашнего улова пленный снова был переведен на положение арестанта. Давыдов направил лодку вдоль берега.

Красно-белая башня маяка была хорошо видна с воды. Вышли они, как Давыдов и надеялся, правильно. Понадобилось лишь чуток довернуть к северу. Маяк стоял на выдающемся в озеро мысе. Видимо, место для строительства выбирали с таким расчетом, чтобы огонь был виден со всех сторон. Башня была сложена из валунов, а потом оштукатурена и покрашена. У подножия маяка капитан заметил причал и взял курс на него.

Встречающих было трое. Старик со шкиперской бородкой, мальчишка лет десяти и девушка. Одежда встречающих, как пишут в журналах о моде, была выдержана в морском стиле. На головах деда и пацана красовались морские фуражки, что несомненно указывало на былую принадлежность старика к ВМФ. Фуражка у мальца была повседневная, с «дубами» на козырьке, из чего Давыдов сделал вывод, что дед некогда имел отношение к плавсоставу и занимал на корабле явно не последнее место. Фуражка у старика была просто загляденье. Такие шьют себе на заказ катерники и подводники с дизелюх, те, кому приходится нести вахту на открытом мостике, причем отнюдь не под звездами южных морей. Фуражка была из черной лайковой кожи с высокой тульей типа аэродром и шитым золотом крабом. Одет старик был во флотскую куртку-полярку, а в руках, очевидно для пущей солидности, держал двустволку. Ввиду официальности момента Давыдов подобрал с пола свою фуражку, тоже некогда шитую на заказ и служившую предметом его гордости, а теперь, после всех передряг, сильно смахивающую на блин, и напялил на темя. А для демонстрации готовности вести переговоры на равных Анатолий взял автомат и стволом вверх водрузил на скамью. К причалу они подходили торжественно, медленно, как ладья гордых викингов. Действия Давыдова, кажется, оказали требуемый эффект. Встречающие поймали брошенную им веревку и подтянули лодку к причалу, после чего вопросительно уставились на капитана и его спутника.

— Капитан Давыдов, противовоздушная оборона, — представился Анатолий и протянул деду свое удостоверение.

Тот не стал изучать его анкетные данные, а сразу отыскал запись о должности и месте службы. Кивнув, вернул удостоверение.

— Журавлев Яков Степанович — смотритель маяка, Алена — моя племянница, Женька — племянник.

Давыдов протянул деду автомат — в знак доверия прикладом вперед — и полез на причал. Дед с интересом рассматривал прибывшую компанию, не подавая виду, что удивлен тем, что один из прибывших основательно связан. Взобравшись на настил, Анатолий выпрямился. Все вокруг вздрогнуло, потом картинка поехала справа в левый нижний угол, и, потеряв равновесие, капитан рухнул на доски.

Очнулся Анатолий на кровати от нестерпимого жжения в горле — кто-то старательно вливал ему в рот неразведенный спирт. Капитан рывком сел. Он был в незнакомом доме, в чьей-то чужой спальне.

— Где я?

— Успокойся, вояка. Куда это вы следовали с таким арсеналом?

— К людям.

— Ну, значит, к людям и пришли.

— А где Прокофьев?

— А это кто?

— Второй, тот, что со мной был.

— В другой комнате, за ним Алена присматривает.

— Где мой пистолет?

— А он твой? У тебя вообще не ТТ записан.

— Командира экипажа! Так где?

— Вон на столе все твои железки. Может, расскажешь, в чем дело-то?

Сначала Давыдов вооружился. Выщелкнув обойму, проверил патроны, вставил обойму на место и прошлепал босиком в соседнюю комнату. Распахнул дверь. Пленный без всяких веревок лежал в постели, рядом на стуле сидела девушка Алена. Они о чем-то дружелюбно беседовали. Девушка громко и заразительно смеялась. На стене висело ружье.

— Почему он не связан?

Девушка обернулась.

— Потому что он болен, над ранеными только фашисты издевались.

Прокофьев показал Давыдову язык. Анатолий аж опешил и вернулся в свою комнату.

— У вас какое звание было?

— А что? — В глазах деда зажглись веселые искорки. — Уж не меньше, чем у вас.

— Почему вы его развязали?

— Он не опасен.

— Это почему же вы так решили? Да вы знаете, кто он вообще…

— Не знаю.

— Так чего же…

— Ну вот что, голубчик, я в свое время лодкой командовал, звезд у меня было побольше, чем у тебя. Так что рявкать тут нечего. Лучше расскажи, что у вас случилось.

Давыдов вернулся на кровать и залез под одеяло.

— Вы «дипломат» мой принесли?

Моряк кивнул:

— И портфель, и чемодан с твоей астролябией.

— В «дипломате» вы найдете кое-что в подтверждение моих слов. — Давыдов облизал засохшие губы, раздумывая, с чего начать. Решил начать с погрузки в аэропорту.

Давыдов внимательно следил за выражением лица бывшего подводника, дед лишь один раз его перебил: уточнил подробности насчет лодки с мертвецами. Слушал он очень внимательно, только однажды попросил подождать, сходил за чайником, чашками и банкой меда. Налил Давыдову какого-то густого варева и бухнул в него две столовые ложки меда.

— И мина, и документы в «дипломате», — обжигаясь горячим напитком, закончил свою повесть капитан.

Старик, крякнув, поднялся, вытащил из кармана старый прокуренный мундштук, достал из портсигара «Кэмел», отломал у сигареты фильтр и воткнул ее в мундштук.

— Да, положение у тебя хуже губернаторского. Знаешь, а я тебе верю.

— Верите? Ну ничего себе! После…

— Тише, тише, — успокоил его старик. — Я же сказал, что верю. Доказывать прокурору будешь. С тебя особисты после всего, что случилось, наверное, месяц не слезут. Знаем, сами бывали в таких передрягах. Значит, НКВД игру какую-то затеяло.

— Не знаю я, кто они, но, судя по жетону, из бывшего комитета, да и этот говорит, что они оттуда.

— НКВД, КГБ — все одна лавочка. Это они потом разделились на милицию и комитет, а сначала вместе были. Говоришь, теперь не знают, кому служат, так?

— Ну, это он так сказал. Мог и соврать.

— Мог, конечно, а зачем? Какой резон? Ты его пристрелить мог, бросить. Потом, ты, говоришь, он сам стреляться пытался? Ему в твоем благорасположении — никакого смысла.

— Ну, не знаю. Может, он до сих пор надеется, ждет своих.

Вошла Алена.

— Заснул ваш товарищ.

— Какой он мне товарищ? Его товарищи в овраге сивку-бурку доедают. Вы его что? С ружьем одного оставили? — Давыдов вскочил. — Думаете, я тут вас байками развлекаю?! Они уже угробили пять человек.

Девушка вынула руку из кармана — на ее ладони тускло блеснули две ружейные гильзы.

— Я оружие как попало не бросаю, — она насмешливо глядела на Давыдова. Капитан машинально отметил, что Алена довольно красива. Но — не его тип, брюнетки Давыдову не нравились, точнее, он был к ним равнодушен. Девушка заговорила снова: — А ваши ящики с ракетами, пока вы тут дядю сказками развлекали, мы с Женькой в сарай перетащили, чтоб они случайно не запропастились. Так что не волнуйтесь. — Девушка состроила ехидную гримасу.

Старый моряк усмехнулся: вот так, палец в рот не клади. В комнату вошел мальчишка.

— Дядь Яша, готово все. Вытопил.

Старик направился к выходу.

— Пошли, капитан. Сейчас мы тебе баньку устроим, а там подумаем, что дальше делать.

Давыдов прошлепал к столу, где лежал «дипломат», взял его и пистолет с собой.

— А это-то тебе в бане зачем? — растерялся дед. — Не бойся, ничего не пропадет.

— Вы еще дружков этого типа не видели, а я уже пообщался. Мне что-то не улыбается драпать в кальсонах, как Чапаев в одноименном фильме. В этом «дипломате» и мое оправдание, и их обвинение.

Дед махнул рукой — как знаешь. Девушка, не скрывая иронии, фыркнула:

— Ракеты с собой прихватите! Или нам доверите постеречь? Ими отбиваться сподручнее будет, если беляки нагрянут.

— Доверяю, — огрызнулся Анатолий. «Вот чертова девка! И чем я ей не угодил?»

Очень похоже на то, что отношения с ней у Давыдова отчего-то сразу не заладились.

Баня стояла у самого причала, чтобы при желании из парилки можно было сигать прямо в озеро. Уже в предбаннике Анатолий почувствовал запахи нагретых досок и дыма березовых дров. Яков Степанович протянул Давыдову старую фетровую шляпу с обвисшими полями.

— Это зачем?

— Чтоб уши не сварились. Я сейчас тебя лечить буду. Лезь на полок.

Давыдов нежился в волнах сухого жара. Дед зачерпнул в плошку воды, плеснул на каменную стену и взмахнул дубовым веником.

— Нос береги!

Спал Анатолий в эту ночь как убитый, а утром почувствовал себя вполне здоровым человеком. Завтракали на просторной кухне втроем: Давыдов, Яков Степанович и Женька. Еду для пленника Алена отнесла ему в комнату и оставалась там, пока Петр не поел. Она демонстративно избегала общества Давыдова, отдавая предпочтение раненому. Похоже капитан казался ей членом союза ирокезов, испытывающих садистский экстаз от страданий, причиняемых пленным. А Давыдов нажимал на хлеб и картошку, почти не притрагиваясь к успевшей осточертеть рыбе.

— Что, весело пришлось? — с пониманием заметил старый моряк. — Для пирогов оставь место. Племянница весь вечер старалась.

— Что-то она меня не шибко жалует.

— Заметил. А тебя это задевает?

— Да нет, просто я ей ничего плохого не сделал.

— Пойди пойми их дамскую логику. Скорее всего, ей просто твоего арестанта жалко. Ну да ладно, ты что собираешься дальше делать?

— Со своими нужно связаться. Хорошо бы успеть добраться до какой-нибудь воинской части, пока меня дружки Прокофьева не нашли.

— А с ним что делать будешь? С собой его тащить нет никакого смысла. Он тебя по рукам и ногам свяжет. Опять же твои ящики — их в карман не спрячешь. А эти парни обыщут все окрестности. Им и ты нужен, и это барахло. И еще, пока ты спал, я побеседовал с этим воякой. Он полагает, что в таком виде он своему начальству не нужен.

— Если вы разрешите… я бы его у вас оставил. Чтобы оторваться, мне нужен хоть день.

— Милиции ты, как я понимаю, не доверяешь.

Давыдов покачал головой.

— Ни милиции, ни ФСБ. Я теперь только своим доверяю, армейским. Если бы вы согласились оставить этого… — он замялся, — пострадавшего у себя. Я как только до своих доберусь, сразу организую его доставку в госпиталь или куда следует. Не знаю, кто будет это дело разбирать. А иначе… не понесу же я его на себе!

— С ним ничего страшного, я могу его поставить на ноги. У него просто ушиб.

Давыдов оглянулся, за разговором они и не заметили возвращения Алены. Прислонившись к притолоке, она стояла за спиной у Давыдова.

— Она у нас врач и колдунья, — заявил Женька. — Кого хочешь биополем вылечит.

— Отвези нас, дядя Яша, туда…

— Куда? — не понял Давыдов.

— Есть одно место. Целебное.

Давыдов в байки про аномальные зоны не верил. Всему, происходящему с ним и его знакомыми, можно было дать вполне рациональное объяснение. А при разговорах о всяких там полях, кроме, понятное дело, электромагнитных, он начинал откровенно издеваться над рассказчиком. Заметив скептическое выражение на физиономии гостя, смотритель улыбнулся.

— Правда целебное. Я тебе еще не рассказывал. Так слушай. Служить я начал сразу после войны, сначала на дизельных, а потом и на первых атомных. В то время назначение на новые лодки мы как высочайшее доверие расценивали. Ну а обстановочка тогда была еще та. Мы свою лодку как раз перед Карибским кризисом приняли. На ходовых все шло как по маслу, реактор и основные механизмы работали как часы. В первую автономку пошли точно по графику. Район патрулирования у нас был как раз возле Флориды. Лодки тогда еще ракетными не были. На случай крупной заварухи у нас имелись две торпеды со спецзарядом, а остальное вооружение ничем не отличалось от обычной дизелюхи. С началом кризиса мы получили команду занять место в позиционном районе напротив цели и ждать в готовности пальнуть своим ядерным гостинцем. До района-то мы дошли, а вот дальше все злоключения и начались. Авария реактора, угроза заражения. Несколько человек, обслуживающих реактор, пошли устранять аварию. Поломку они устранили, но сами уже на второй день… Мы даже похоронить их не могли: всплывать было нельзя, и из аппарата не выстрелить. У американцев — гидроакустическая цепочка. Шумни как следует — и тебя сразу же обнаружат. Уйти тоже нельзя, того и гляди третья мировая начнется. Снялись мы оттуда только через две недели. Народ от лучевой болезни просто падал. Мы матросов в зараженные отсеки старались гонять поменьше, так что больше всего досталось офицерам. Потом госпиталь. Кто выжил, кто нет. Я особо не надеялся, да повезло. Вышел из госпиталя, как из Бухенвальда. Кожа да кости, череп лысый, как колено. Комиссовали подчистую. Медики думали — долго не протяну, выпустили, чтобы показатели им не портил. Для начала меня в санаторий отправили, в Карелию, под Петрозаводск. Там я с одним дедом познакомился — лесником, он меня на этот остров и отвез. Веришь не веришь, а помогло. Я там почти полгода прокантовался. Вернулся — врачи глазам своим не верили. Даже волосы по новой отросли, только отчего-то черные, а раньше я шатеном был. Вот такие дела. А Ленка у нас и вправду врач. Насчет биополя не знаю, а рука у нее легкая, по себе знаю, от радикулита лечила. Так что приглашаю на экскурсию. Тебе все равно путешествовать пока рановато. Окрепнуть надо.

— Это вы ему руку прострелили? — Девушка с вызовом уставилась на капитана.

Ну это уже был явный наезд. Только потому, что настроение у Давыдова было получше вчерашнего, он не стал материться, а пролепетал елейным голоском:

— Что вы, что вы? Это Петенька с ножом разведчика баловался! Вы его спросите, он вам все подробненько расскажет. Если, конечно, не запамятовал.

Девушка бросила на Анатолия такой выразительный взгляд, что, будь ее воля, он бы тут же испарился.

— Между прочим, Петр почему-то о вас очень хорошо отзывается…

Давыдов только руками всплеснул: скажи на милость!

На тот чудной остров Давыдов не поехал. Остался дома. Отсыпался, отъедался и думал. Правильно ли он сделал, покинув место аварии? Может быть, не стоило уходить оттуда? Вероятность появления второй группы чистильщиков, конечно, существовала, но вполне возможно, что, получив такой сокрушительный отпор, они не рискнут совершить еще одну попытку.

Прокофьева на остров возили три дня подряд. Девушка высчитывала длительность сеансов своей замысловатой терапии. Женька к Давыдову отнесся не в пример лучше сестры, особенно после того как капитан пожертвовал в его коллекцию свою фуражку. Мальчишка и составлял Давыдову компанию во время отлучек Алены, Петра и деда на «волшебный остров». К ночи все возвращались домой, старик не мог оставить маяк без присмотра. Как-то раз Анатолий забрался на эту высокую башню. Вид с нее был просто роскошный, капитан даже отщелкал несколько кадров на свою драгоценную пленку со снимками аварии. На четвертый день старик предложил Давыдову съездить вместе с ними.

— Поехали! Алена обещала, что твой спутник сегодня на ноги встанет, неужто тебе не интересно на экстрасенса в работе посмотреть? Никуда твои железки не денутся. Хочешь, вон в лес их оттащи и спрячь.

Анатолию было интересно. Он оттащил пеналы в лес и спрятал их в яме, забросав павшими сучьями и ветками. Футляр с прибором он спрятал там же. АКМ и гранаты дед унес на чердак, но заставить Давыдова расстаться с «дипломатом», 9А-91 и ТТ было выше чьих-либо сил.

Старый моряк относился к своей посудине, как к боевому кораблю. Сразу было видно, что этот катер холят и лелеют. Заметив взгляды старика, Анатолий тщательно постучал подошвами о причал, сбивая несуществующую грязь.

До нужного места было час ходу. Лодка с двумя «Вихрями» летела как стрела, и вскоре впереди показался маленький плоский островок. Вряд ли он был нанесен на карты. Разве только на лоции Онежского озера. Во всяком случае, на полетной карте Давыдова его не было. Яков Степанович заблаговременно выключил моторы, и катер, едва коснувшись носом берегового песка, закачался на поднятой им же волне. Швартовка настоящего морского волка.

— Приехали! — провозгласил старый моряк. — Милости просим.

Прокофьева вытащили из лодки. К месту исцеления вела каменистая тропинка, удивленный Давыдов увидел под ногами каменные плиты. Пройдя по тропке, они оказались на идеально круглой поляне, по краям которой стояли каменные столбы, а в центре — широкий плоский камень. Больного уложили на плиту. Коснувшись ее рукой, Давыдов ощутил, что камень очень теплый, почти горячий. Солнца не было, согревать его было нечем. Капитан с удивлением взглянул на Журавлева. Хитро улыбаясь, старик поманил его за собой. Остановились у одного из столбов. Женька остался ассистировать сестре у горячего камня. Положив ладонь на столб, Анатолий почувствовал, что поверхность у него не гладкая. Приглядевшись, он увидел, что сквозь трещины и неровности камня отчетливо проглядывали какие-то неведомые символы: не то скандинавские руны, не то пиктограммы. Чудные звери, человеческие фигурки, лодки, рыбы…

— Интересно? — прищурился старик. — То-то. Древнее место. Ты что сейчас чувствуешь?

Давыдов пожал плечами:

— Не знаю.

— А ты слушай, себя слушай, место это слушай, внутрь себя смотри. Это не сразу проявляется, медленно…

Уложив Петра спиной вверх, Алена и Женька что-то делали, заслонив раненого от капитана и старика. Девушка что-то говорила, но слова до них не доносились. Давыдов замер. Минут через пятнадцать он почувствовал. С ним вроде бы ничего не происходило, но что-то изменилось: обострились слух, зрение. Давыдову казалось, он чувствует, как где-то в чаще крадется неведомый зверь, а в озере плывет рыба. Мысли стали ясными, на душе посветлело, что ли. Теперь он понял, зачем на это место приходили древние охотники. Уйдя отсюда, нельзя, просто невозможно было вернуться без добычи. Анатолий обернулся к Журавлеву и кивнул. Понял.

А у камня готовилось чудо. Прокофьев лежал уже на спине. Девушка и мальчик взяли его за руки и принудили сесть. Потом, подставив свои плечи для опоры, — встать. Петр шатался, но стоял. Девушка отошла. Теперь больной стоял самостоятельно, лишь слегка опираясь о плечо мальчишки. Алена, вытянув руки, поманила Петра к себе, тот качнулся, но, удержавшись на ногах, сделал первый шаг. За ним второй. Девушка пятилась, а Прокофьев все увереннее шагал к ней. К катеру он добрался сам. На обратном пути всеобщей эйфории не разделял только Давыдов. Прокофьев снова становился опасен. Нужно было уходить. И чем скорее — тем лучше. Анатолий угрюмо смотрел на спутников: Прокофьев был счастлив, а девушка гордо улыбалась. Пока все восхищались ее талантами, Анатолий отмалчивался на корме.

— Чего грустишь? — поинтересовался старик.

— Как от вас к железной дороге пробраться?

— К своим? Тропа с заднего двора — как раз на станцию. Куда хочешь направиться?

Давыдов неопределенно хмыкнул.

— Чего молчишь?

— Это он меня опасается, — встрял Петр. — Не беспокойся, я вроде бы твой должник.

— Это ты у нее должник, — Анатолий кивнул в сторону девушки.

— Между прочим, настоящие джентльмены о присутствующей даме в третьем лице не говорят, — огрызнулась Алена. Продолжать пикировку у Давыдова настроения не было.

— У нас с тобой теперь руки развязаны… — начал Петр, весело улыбаясь.

— Не у нас, а у меня. Я ухожу завтра. Один. Если ты считаешь себя моим должником, то спокойно подождешь до вечера. А там — как угодно, конвоировать тебя куда бы то ни было я не собираюсь. А в таких компаньонах, сам понимаешь…

Давыдов молчал, пока они не причалили к пристани у маяка. За ужином старик пытался было его разговорить, но тщетно. Общения не получалось. Давыдов ушел в глухую оппозицию. Спать он улегся с пистолетом под подушкой. Не успел заснуть, как в комнату, притворив за собой дверь, вошел старик.

— Может, не стоит тебе с ним так? Он сейчас к тебе совсем не плохо относится.

— Давно ли? Давно ли он за мной по лесу с автоматом гонялся? Какого рожна ему теперь воевать против своих? Он элементарно может меня прикончить и вернуться домой с честью. Ради чего ему превращаться в загнанного зайца? Дальше-то что? Куда ему со мной идти? Ему, после всего, что они навертели, одна дорожка — к стенке.

Старик тяжело вздохнул.

— Ты еще молодой и не знаешь, какие государство умеет игры устраивать. Главное — выжить. Выжить и не замараться в этом дерьме. В такое время для семьи, для детей себя сберечь надо. Я не знаю, что тебе посоветовать. Он вроде — тоже на службе. Пока паны дерутся…

— Теперь это называется: пока паны страну продают.

— Ну, эти ваши железки, слава Богу, еще не вся страна. Да и вдвоем вам легче было бы пройти. Если вас где пасут его знакомые, он-то их во всяком случае узнает, в отличие от тебя.

— Знаете, я, конечно, молодой, многого не знаю и всю жизнь над замполитовскими байками про героизм на рабочем месте хихикал, всерьез не принимал, пока в упор не столкнулся. Был у нас случай, когда только одной исправной локационной станции удалось пресечь довольно крупную авантюру. Так что сегодня здесь — завтра там… Чиновное быдло рвется к власти и хмелеет от безнаказанности. И потом, я не люблю, когда людей списывают в утиль, как некий безликий человеческий материал. А дружки этого бывшего комитетчика отправили на тот свет ни в чем не повинный экипаж и еще двух человек. А у каждого из них дети. Я документы смотрел. И меня бы, не задумываясь, туда же отправили. Так что такой компаньон мне не нужен!

Моряк понял, что разговор закончен, и, вздохнув, встал.

— Тебе куда нужно? На юг или на север?

— На юг, в свою часть.

— Тогда твой поезд в десять. Тебя во сколько разбудить?

— Сам встану…

Давыдов встал в шесть, позавтракал в компании Женьки остатками ужина и в семь уже шел по лесной тропинке. До станции было километров восемь, и он наслаждался прогулкой по лесу. Попрощался он лишь со стариком и мальчиком. Взял с собой только «дипломат» и ушел.

Глава 27.

НИТЬ АРИАДНЫ.

Первыми на совете старейшин «Зоопарка» докладывались Медведев и Зубров. Они спешили ввести Воробьева в курс того, что удалось узнать на месте аварии. Их доклад кроме достоверных фактов изобиловал допущениями и предположениями. Главное, что они выяснили: комплекса на борту не было. Специалисты из службы вооружения сделали анализ поднятых из воды стоек аппаратуры и в один голос утверждали: техника неисправна и находилась на борту самолета для того, чтобы ввести спецслужбы в заблуждение. Из числа людей, присутствовавших на борту, один, вероятно, все еще жив. Кто предпринял попытку уничтожить улики, было по-прежнему не ясно. Этот кто-то располагал в своем арсенале достаточно широким набором средств. Хватало и других загадок. Например, кто сбил вертолет? Когда произошла подмена комплекса и откуда взялась троица в тюремной робе? Куда ни сунься — одни вопросы, а ответов нет. — Пока мы не можем утверждать с полной определенностью, кто главный виновник торжества. Если комплекс увел Мошаров, то куда он его дел? Кому его могла продать такая мелкая сошка? — Зубров воткнул в розетку вилку электрочайника. — Кофе будем?

Воробьев и Медведев кивнули.

— Возможно, он украл комплекс для кого-то. Но тут начинаются неувязки, — продолжил Медведев. — Во-первых, то, что мы выловили из воды, — допотопный вариант «Акинака», его первоначальная идея. Но даже эта аппаратура попасть к начальнику базы не могла. Так что начинаем с завода. Несколько пеналов с исправными ракетами и прибор автономного пуска на борт все же попадают. Я изучил историю создания комплекса. Дело в том, что у этой древней версии ракет не было, так что для полного антуража пришлось грузить вполне исправные. Но несколько пеналов грузят без ракет. Должно быть, для количества туда какой-то груз все-таки положили, но какой — сейчас неизвестно. В пустых пеналах тот самый единственный уцелевший похоронил своих товарищей. Число пеналов соответствует указанному в сопроводительных документах. Но на базе пустым пеналам тоже взяться неоткуда. Без заводчан опять не обошлось. Дальше — взрыв на борту. Кто подложил мину? Скорее всего, кто-то из отправляющих груз. Солдаты вспомнили, что Мошаров передавал какую-то коробку своему подчиненному, майору Макарову. Его тело, кстати, пострадало больше остальных. А где он взял мину? Чей вертолет, откуда? Мы послали запросы относительно личности спецназовца-ликвидатора, тело которого нашли на острове. Пока ждем результаты. На некоторых частях сбитого вертолета стояли заводские номера, сейчас мы пытаемся установить, какому ведомству принадлежала сбитая машина. Данных пока нет. Трое на берегу — новая загадка! Кто такие, как там оказались? Среди пассажиров транспортника их не значилось. И погибли они явно где-то в другом месте — застрелены из АКМ, этого оружия на борту опять-таки не было. Может, они как-то связаны с вертолетом? А может, и нет. Мы подключили парня из петрозаводской милиции, он тоже наводит справки, а пока… — Майор развел руки.

Зубров встал, расстелил газету и организовал на ней фуршет: налил всем кофе, заперев дверь кабинета на ключ, вытащил из сейфа бутылку коньяку и рюмки. На закусь открыл банку шпрот, высыпал на стол вареные яйца. Настрогал толстыми ломтями сыр и копченую колбасу, разломал плитку шоколада. Воробьев довольно крякнул.

— Хорошо гостей встречаете!

— Стараемся. Ну, за успех нашего безуспешного расследования.

Зажевав коньяк сухарем, Медведев продолжал:

— И самое неприятное. Где-то гуляют четыре ракеты и прибор автономной стрельбы, и кто-то в любой момент может пустить их в ход.

Настал черед Воробьева делиться информацией. О гибели Драгунского все уже знали.

— Мои данные во всем пересекаются с вашими. Подсказка Драгунского, что контейнер в порту, вполне подтверждается отсутствием комплекса на месте аварии. Наши люди прошли вдоль железнодорожной линии, на которой был обнаружен пустой контейнер, в котором якобы на разборку была отправлена партия старой аппаратуры. Думаю, это как раз то, что и оказалось на борту. Так вот, они нашли место перегрузки. В одном из домов близ станции живет пенсионерка, к которой заходил Драгунский. Она говорит, что перегрузкой контейнеров занимались люди, прибывшие на машинах, номера которых совпадают с номерами автокрана и панелевоза автохозяйства НПО «Прогресс». Настоящий номер пустого контейнера экспертам тоже удалось установить. Проверка рынка, к сожалению, многого не дала. Прежние хозяева — торговцы из Армении — уехали домой, и теперь их не найти. А продавцы из соседних ларьков не помнят, кто именно увозил контейнер. Сами понимаете, этот контингент не шибко мечтает сотрудничать с нами, но в записях охраны указано, что именно в тот день на рынке были те самые кран и платформа. Я прикинул — скорее всего, вместо рухляди с завода отправили «Акинак», иначе они бы просто не успели все это организовать. Далее, Драгунский явно пытался указать на то, что контейнер в порту. Результаты экспертизы тоже говорят о каком-то порте на Неве, именно на реке, а не на заливе или Ладоге.

Зубров соорудил из сухарей и шпротин бутерброды, налил еще по одной. Это у немцев бутерброд — хлеб с маслом, в России это хлеб с чем угодно, хоть с тем же хлебом. После второй все несколько минут, сосредоточенно размышляя, жевали.

— Я навел справки, какие порты, пирсы и прочее на реке оборудованы для погрузки контейнеров. Оказалось, не так много, а в интересующем нас районе всего один.

Воробьев подошел к карте и, близоруко щурясь, ткнул сложенными очками куда-то в район Кировска.

— Есть предложение туда наведаться, только придется взять подкрепление. Ордер я уже выбил, а с вас — группа вооруженных товарищей.

Медведев кивнул.

— Давайте с утра. А то этот вопрос еще согласовать надо…

— Давайте помянем твоего лейтенанта. — Зубров, а следом и все остальные встали. Третью выпили не чокаясь.

Зазвонил телефон. Увидев, где мигает лампочка вызова, Медведев выбрал из нескольких аппаратов нужный и снял трубку. Слышимость была так себе.

— Приветствую! Это Кучеров Федор из Петрозаводска! Вы меня еще помните?

— Мы вроде уже на «ты».

— Ну ладно, значит, помнишь, — Кучеров рассмеялся. — Материалы про жмуриков в черном интересуют?

— Очень, — оживился Медведев, делая знак сотрапезникам, чтобы не шумели.

— Ситуация нарисовалась такая: эти друзья у нас нигде не проходят, но как только я направил запрос в Москву, мне сразу дали по лапам.

— Кто, соседи?

— Нет, кто-то нажал на мое начальство по линии правительства. Странно, да? Если игры устраивает соседнее ведомство, оно обычно признается или предупреждает. Слава Богу, что при нынешнем беспределе хотя бы ставит в известность. А здесь — черная дыра. Ладно, если что узнаете — держите меня в курсе.

— Добро, не теряйся…

«Группу товарищей» взяли в Каменке. На этот раз Медведев задействовал целый взвод. Время поджимало. Упрямый Медведев надеялся, что пропавший комплекс найдется прямо сегодня. Впереди колонны, пробивая себе дорогу в потоке машин «мигалкой» и сиреной, шел нефедовский «уазик» со следователями. Бритые мальчики в иномарках окидывали пассажиров «уазика» колючими взглядами, пытаясь навскидку определить их социальный статус и возможную огневую мощь. «Хозяева жизни», — сплюнул в форточку Зубров. Понятное дело, сейчас «мигалки» и сирены только дети на самокаты не ставят. Правда, от морд зеленых армейских грузовиков бритые отскакивали, как горох от стенки. С солдата-водителя в случае аварии взять нечего, армия давно уже снова стала рабоче-крестьянской. Поток машин выпустил частников из своих оков только возле Ржевки, и колонна сразу набрала скорость под восемьдесят. Воробьев оглянулся — грузовики не отставали. Врубив фары, они уверенно перли вперед, заставляя встречный транспорт прижиматься к обочине.

Подъезжая к месту, «мигалку» выключили. Колонна, завизжав тормозами и подняв клубы пыли, замерла у ограды контейнерного терминала. Бойцы горохом посыпались из машин. По команде одна группа мгновенно оцепила периметр склада, а вторая устроила полномасштабный штурм. Когда пригласили следователей, весь персонал уже лежал рядком на полу конторы в положении руки за голову, ноги на ширине плеч. Больше всего досталось вздумавшему возмущаться сторожу в воротах. Размахивая газовым пистолетом, мальчик в камуфляже попытался изобразить подъем своих напарников по тревоге, но его инициатива была пресечена быстро и жестко — прикладом в лоб. Капитана штурмовой группы претензии сторожа позабавили:

— Знаешь, дружок, мы не милиция, а армия, это они с ордерами и резиновыми палками ходят, мы свои действия обычно не объясняем.

Прибежавшие на шум остальные охранники незамедлительно побросали свои игрушки, в том числе и два «ремингтона», на землю.

Следователям был нужен конторщик или лицо, ведущее учет. Солдаты быстренько вытащили из общей кучи перепуганного юношу в песочного цвета хлопчатобумажной форме и бейсболке с надписью «Речфлот».

— Нас интересует ваш учет.

— По какой линии, у нас он разный, вас что интересует? — Юноша демонстрировал готовность предоставить столь серьезным гостям всю интересующую их информацию.

— Контейнеры, конкретно десятитонник № 23 498 765.

Воробьев протянул парню листок с номером. Тот взял бумажку и начал быстро листать свои гроссбухи. Когда парень нашел нужную запись, на его лице отразилось искреннее недоумение.

— Извините, а чего в нем такое? Тут столько народу им интересуется. Сначала его какой-то парень искал, он с отправителями уехал. Потом…

— Боюсь, вам придется очень подробно рассказать, каким образом он уехал с этими отправителями, — заорал Воробьев. — Ну так что? Может, сразу поделитесь?

— А мы-то чего? — вступился за своих один из лежащих на полу охранников. — Контейнер-то ваши же и грузили, и парня этого они задержали, а не мы.

— Наши? — в один голос спросили Воробьев и Медведев.

— А то, — подтвердил конторщик. — Вы посмотрите, кто отправитель. В/ч 4779. У нас все бумаги, все накладные, в чем дело-то? Мы и документы у них смотрели. Все нормально. А контейнер ваш, будь он неладен, еще вчера погрузили. Пожалуйста — судно «Ариадна». Карго принял груз, все отметки у нас есть, пожалуйста! Да вы возьмите, смотрите сами.

Следователи переглянулись, первым нашеся Медведев.

— Где она, «Ариадна» эта?

— Не знаю, в смысле, ушла вниз по реке, а конечный пункт нам неизвестен.

— Олег Владимирович, выходи на оперативного! Немедленно! — скомандовал Медведев. — В «уазике» радио, пусть ищут это судно, пока оно совсем не пропало! Вы уверены, что не знаете, куда ушел корабль?

— Дело в том, что у нас нет необходимости отслеживать контейнер. Его же военные сами до отправки стерегли. Мы только погрузкой занимались, а они его сами сдавали и все такое. А больше ничего на это судно не грузили, так что наше дело маленькое. Я для порядка отметки попросил поставить — он здесь все же стоял, контейнер этот. Если какая проверка, таможня там или еще кто, чтоб все без нарушений. А что не так? Мы к нему даже не подходили. Военные сказали, что груз секретный, и близко никого не подпускали. Они и парня того увели, он заявил, что это его контейнер, а они его задержали и увезли… Мы сначала думали — он с ними.

— Вы говорите, у них документы видели.

Парень кивнул.

— А какие?

— Их старшой мне удостоверение показывал.

— Фамилию вы, конечно, не помните.

— Да я и не запоминал, зачем? Нам больше накладные нужны.

— А какое было удостоверение? — вдруг спросил Воробьев. Он почувствовал, что где-то совсем рядом находится что-то хорошо знакомое. Но что — он пока никак не мог вспомнить, поэтому старался собрать максимум сведений и получить их хотел сейчас, немедленно. — Вот такое? — Он достал свои эфэсбэшные «корочки». — Или… — обернулся к командиру автоматчиков: — Покажите, пожалуйста, ваше… Или как это?

— Как у вас.

— Точно?

— Разве их спутаешь, — удивился парень.

— Готово! Оповестили мореманов, они это корыто быстренько отыщут! — вернулся в контору капитан Зубров. — А у вас как дела?

— Да не особо, — подвел итоги Медведев. — Ловить здесь больше нечего, забираем все документы и двигаем в город. Олег Владимирович, оставайся тут, сейчас бригада подъедет, оформляйте все как положено. А там, я думаю, охрану можно будет и снять.

Следователи вышли на крыльцо.

— Кто что думает? — на правах старшего начал Борис Александрович. — Комплекс на борту, причастность завода практически доказана. Главное — не дать им вывезти «Акинак» за границу. Только бы моряки не оплошали.

— Ну, ты оставайся, а мы поехали. — Зубров кивнул, и майор направился к машине. — Дмитрий Ильич, ты едешь или остаешься?

— М-м-м?! Да, да, конечно, еду. — Воробьев поднял глаза на следователя, он разглядывал песок под ногами. Им здесь были посыпаны все дорожки. Наверное, тот самый речной песок, с помощью которого им подал знак лейтенант Александр Драгунский.

Воробьев пошел к машине, чувствуя, что все-таки он что-то проглядел, прошел совсем рядом и не заметил.

Медведев в машине изучал конфискованные документы.

— Ну, теперь не уйдут. Маскировка под военных, конечно, липа, но печать они себе соорудили как настоящую. С этим, пожалуй, переборщили…

Вот оно! В мозгу Воробьева будто вспыхнули цифры номера части. Теперь он вспомнил, где видел тот номер раньше.

— Дуй на КП к пограничникам! Их моряки должны брать эту «Ариадну», — пояснил Медведев, обернувшись с переднего сиденья к Воробьеву.

— Борис Александрович! Вы меня где-нибудь в районе Литейного можете выбросить?

— А что стряслось?

— Насчет части, боюсь, она настоящая.

Медведев впился глазами в эфэсбэшника.

— Это что? Ваши игры? Судя по номеру, часть или ваша, или МВД. Так что происходит, компаньон? Или ты нас все это время за нос водишь? Или твое начальство туману напускает?

— Пока не знаю. — Воробьев, не пряча глаз, взглянул на контрразведчика. — Узнаю — сообщу. Но не думаю, что все это устроено нашим ведомством, во всяком случае не здешним ее отделением.

До Литейного ехали молча. Высадив Воробьева, машина резво рванула по Шпалерной. Не заходя к себе, Дмитрий Ильич направился к начальству.

— Ну, чем порадуешь? Вид у тебя такой, будто ты вцепился зубами в хвост жертвы и теперь не отпустишь.

— Роман Валерьевич, мне нужна информация о войсковой части 4779.

Шеф удивленно поднял брови.

— Что за часть?

— Вот и я хочу узнать, что это за часть.

— Добро. Сейчас затребуем справку. — Шеф потянулся к селектору. — 4779, что-то знакомое…

Ответа пришлось ждать полчаса. Все это время Воробьев нервно барабанил пальцами по столу и невпопад отвечал на вопросы начальника.

— Да не волнуйся ты так, Дмитрий Ильич! Отыщется твоя часть, если только она существует.

— Я, Роман Валерьевич, по другому поводу волнуюсь. Вы мне можете прямо сказать, это наша акция? Я не под себя копаю?

Шеф пристально глядел на следователя из-под выцветших кустистых бровей.

— Нет. Заявляю четко и вполне официально. Во всяком случае, меня ни о чем подобном не информировали.

Вошла девушка с компьютерной распечаткой.

— Роман Валерьевич, тут с этой частью странное что-то творится. Файлы о ней закрыты. У нас нет доступа к этой информации. С 1993 года эта часть как бы не существует. Я тут из наших архивов кое-что смогла выудить. — Она протянула лист с несколькими абзацами текста. — А больше у нас ничего нет.

Дальнозоркий шеф отодвинул от себя распечатку и, нахмурившись, прочитал текст.

— Ну конечно! Как же я забыл? Антитеррористическая группа, по типу и подобию московской «Альфы» и украинского «Беркута». Ее после путча вроде бы разогнали. Еще при прежнем начальстве. Ей Слугарев из первопрестольной занимался, да ты его должен знать, вы вместе академию заканчивали. Вроде бы он на год раньше. Он последний, кто ими заведовал.

Воробьев вспомнил лицо человека в служебной «Волге», въезжающей в ворота КПП «Прогресса». Все плитки мозаики встали на свои места.

— Роман Валерьевич, я вас прошу, наведите справки по своим каналам, что сейчас с этим подразделением.

Шеф хмыкнул.

— Ну ладно, так и быть.

Он придвинул к себе телефон правительственной связи и набрал номер. После обмена приветствиями попросил собеседника навести нужные справки. Тот обещал перезвонить через несколько минут. Положив трубку, шеф с самым серьезным видом уставился на Дмитрия Ильича.

— Уверен, что правильный след взял? Я самому звонил, улавливаешь?

Воробьев улавливал. Ни для кого в управлении не было секретом, что шеф сел в свое кресло благодаря капитальной московской протекции. Хотя было бы неправдой сказать, что он не соответствовал своей должности. При нем управление развернулось в полную силу, но слушок о волосатой лапе все же остался. Наконец раздался долгожданный звонок. Шеф взял трубку, с минуту слушал собеседника, потом удивленно воззрился на подчиненного.

— Понял, товарищ генерал, возьму на личный контроль. Будем действовать с максимально возможной быстротой. Понял вас, буду докладывать…

Роман Валерьевич аккуратно положил трубку.

— Ну и каша заваривается. Что же вы все-таки такое откопали?

— Судно «Ариадна», зафрахтовано фирмой «Балттранс-Нева», конечный пункт назначения Дуррес[5]. Оно уже двенадцать часов назад прошло дамбу, сейчас на выходе из наших территориальных вод, — доложил капитан второго ранга — оперативный дежурный штаба морских сил Северо-Западного округа.

— Что ж вы так поздно спохватились? Надо было в порту брать.

— Как только смогли, так и спохватились, — ответил Медведев. — Задержат?

— Катер вышел на перехват, вообще поздновато. А там — как фишка ляжет. — Капитан пожал плечами. — Должны поймать, — добавил он, заметив страдальческий взгляд майора.

— А если уйдет?

— Не уйдет.

— Ну а все-таки, чисто гипотетически? Его в открытом море можно задержать?

Оперативный хмыкнул.

— Смотря под чьим флагом идет. Сейчас проверим.

Кавторанг подъехал на катающемся кресле к столу с компьютером. Минуту он щелкал клавишами, прогоняя строки и столбцы какой-то базы данных.

— Принадлежность наша. Так что не дрейфь, майор, прорвемся. Если что — флот поможет.

Глава 28.

ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ.

Давыдов не успел углубиться в лес и на пару километров, как сзади прогремели выстрелы. Сначала бабахнула дуплетом двустволка, потом заухали гулкие выстрелы из незнакомого Анатолию оружия. Затем выстрелы слились в сплошную канонаду. К охотничьему дробовику присоединились АКМ и еще какой-то ствол. Анатолий быстро открыл «дипломат» и достал из него автомат. Рассовав по карманам запасные магазины, проверил ТТ. К сожалению, у этого, уже ставшего привычным, оружия заканчивались патроны, оставались всего обойма и патрон в стволе. Анатолий перехватил ручку «дипломата» ремнем и приладил его на спине на манер ранца.

Теперь нужно было решать, куда двигаться. Похоже, на маяк явились дружки поправившегося ликвидатора, но с кем они там воюют? Давыдов задумался: вернуться и выяснить, что там происходит, или идти на станцию. Уверенности в том, что на станции его не ждет торжественная встреча, у капитана не было. Пальба прекратилась так же внезапно, как и началась. Давыдов все еще колебался. С одной стороны, надо бы поддержать Журавлева, с другой — Анатолий ведь предупреждал его насчет Прокофьева. Ситуация была неопределенная, и возвращаться, и идти на станцию — одинаково опасно. Где-то позади испуганно затрещала сорока. Затем Давыдов услышал шаги, кто-то, не разбирая дороги, несся по тропинке в его сторону, только треск стоял. Капитан спрятался за сосновый ствол и взял тропинку на прицел. Из-за поворота вылетел взъерошенный Женька, мальчишка задыхался. Давыдов вышел на дорогу и опустил оружие. Женька с разбега уткнулся ему в живот головой. По лицу пацаненка тек пот, глаза были по пять копеек.

— Дядя Толя, там бандиты приплыли! Деда и Петра ранили, Ленку схватили! Бежим скорее.

— Сколько?

— Трое, у них ружья и пистолеты.

— Кто такие? — спросил Давыдов и зарысил в обратную сторону.

— Не знаю, бандиты! Они сразу, как вылезли, стали оружием угрожать. Петр вмешался, они его ударили, один стал к Ленке приставать. Дядя Яков в них выстрелил, они в него. Петр за автоматом побежал, а я в лес.

Давыдов перешел на резвый галоп.

— Не отставай. Они тебя заметили?

— Нет, не думаю, я в доме был, когда все началось. Наверное, они меня не видели, а то погнались бы.

Метров за сто до маяка Давыдов остановился отдышаться. Воздух с хрипом вылетал из его простуженных легких. После болезни бежать долго он не мог.

— Спасите их, дядь Толь! Вы на Ленку не обижайтесь. Она летчиков не любит, у нее жених был летчик. Бросил! Вот она их с тех пор терпеть не может… — запричитал Женька.

— Сиди здесь. Вот тебе пистолет, увидишь кого из этих, подпусти поближе и лупи в упор. Все к стрельбе готово, знай жми на спуск. Пока я не вернусь, к дому не подходи. — Давыдов сбросил под ноги мальчишке «дипломат». — Стереги мой чемодан и не шуми.

Капитан тихонько скользнул в заросли кустарника. Лес подходил к маяку почти вплотную. Метрах в пяти от забора начинался молодой ельник. Благодаря этому. Женьке и удалось уйти незамеченным. Давыдов двинулся вдоль ограды, не забывая время от времени оборачиваться на сто восемьдесят градусов. В окнах дома он не заметил никакого движения и решил направиться к пристани. Там, похоже, все и произошло. Метров за тридцать он услышал голоса и, согнувшись, стал красться, ставя ноги с пятки на носок. Не шел — протекал вперед, тихонько раздвигая стволом ветки. Он забирал чуть влево, чтобы иметь под наблюдением пристань и двор. Людей он увидел возле бани. У пирса на волнах покачивался незнакомый катер.

На досках настила лежал смотритель со стянутыми за спиной руками. Правый рукав его черной куртки заметно набух, из-под него натекла лужица крови. Чуть поодаль капитан увидел недвижного Прокофьева. Над ними стояли двое, один держал в левой руке помповое ружье, у другого сбоку на ремне болтался АКМ, похоже, подобранный Анатолием в баркасе. Спецназовец был ранен в живот, и, видимо, тяжело — напавшие даже не посчитали необходимым его связывать. Вокруг Петра все было забрызгано красным. Старик о чем-то просил. Капитан прислушался, но слова старика заглушали звуки борьбы и визг, доносящиеся из открытой двери.

Борьба стихла, визг сменили протяжные стоны.

— Что вам нужно? Денег? Отведите в дом, я покажу! Девчонку отпустите! — наконец расслышал Давыдов.

— Нужна нам твоя капуста, — криво усмехнулся один из бандитов. — Нам нужно, чтоб никого из вас здесь не было. А по бабам мы стосковались, так что, дед, не бойся, вашу кралю мы в последнюю очередь кончим. — Он обернулся к товарищу: — Смотри, артист. Чудеса! К нам снова этот ствол пришел. — Он похлопал рукой по автомату, потом наклонился над стариком и ткнул его стволом под ребра. — Колись, дядя! Как к вам эта пушка попала? Откуда?

Из бани донесся взрыв трехэтажного мата и женский визг, потом звуки ударов.

— Я тебя, сука, научу, будешь у меня дергаться. Кусаться вздумала…

Давыдов тихонько отодвинул стволом еловую лапу и взял одного из бандитов на мушку. Напавшие стояли к Анатолию спиной и не могли его увидеть, старик с перекошенным от бессильной ярости лицом смотрел в сторону бани. Заметил капитана только Петр. Приподнявшись на локтях, он, не отрываясь, следил за его действиями. Давыдов встретился с Прокофьевым глазами, тот едва заметно кивнул, скосил глаза в сторону своей руки, сжал ладонь в кулак, отогнул три пальца и кивнул в сторону бани.

Один из бандитов заметил эти знаки и, обернувшись к напарнику, рявкнул:

— Циркач, тут еще кто-то! Этот гад кому-то знаки подает.

Человек с автоматом умер первым — Давыдов нажал на спусковой крючок, едва тот собрался повернуться в его сторону. Стрелял, слыша лишь звяканье затвора, звон падающих на землю гильз и хлопки пуль, входящих в тело мишени. В голове было абсолютно пусто, как при выполнении упражнения № 1 на стрельбище. Первый еще только начал заваливаться на бок, а капитан уже взял на мушку второго. Второй неловко переложил оружие в другую руку и лихорадочно задергал затвором. Давыдов случайно наткнулся на его взгляд. В глазах противника была только растерянность и ничего больше. Расширенные глаза, впалые щеки с застарелой щетиной и венчик коротких рыжих волос намертво въелись в память Давыдова. Капитан взял прицел чуть выше и всадил пулю точно между этих удивленных карих глаз. Голова небритого лопнула, как брошенный оземь перезревший арбуз. Давыдов мягко выпрыгнул из ельника, держа на прицеле дверь бани.

— Не стреляй, — просипел Прокофьев. — Там девушка.

Анатолий еще не успел решить, вломиться ему в баню или ждать появления противника здесь, как вдруг дверь распахнулась и на пороге появился третий. Поддергивая штаны и глядя через плечо назад, он сказал:

— Давай, Шнорхель, твоя очередь. Только осторожно, эта сучка кусается.

Потом третий посмотрел вперед и замер, как на стенку налетел, — увидел Давыдова:

— Ты еще кто такой? — В его глазах мутно плеснулась ненависть и наглое чувство превосходства. — Шнорхель, что это за лох?

Мужик уверенно попер вперед, но, заметив трупы сообщников, остановился. За спиной насильника Давыдов увидел съежившуюся на полу девушку: юбка порвана, губы разбиты в кровь. Ленка отползала в угол, пытаясь запахнуть на груди остатки блузки. Капитан молча поднял автомат. Рука мужика, застывшего в дверях, скользнула за спину под куртку.

Откуда-то сбоку донесся шепот Прокофьева:

— Слишком легко для этой мрази.

Давыдов кивнул и, подняв ствол, всадил пулю в плечо насильника. Рука, которой тот тянулся за оружием, дернулась, из-за спины бандита выпал пистолет. А сам он, отброшенный ударом пули, рухнул на порог предбанника.

— Выходи, — бесстрастно приказал Давыдов. — Марш наружу.

Подстреленный заскулил, пытаясь заползти внутрь бани.

— Ты что, начальник, за что мне вышку подписываешь. Она ж сама, сама! Я только предложил, она и согласилась. А корешей твоих не я, это они положили.

Давыдов поймал на прицел локоть его второй руки и нажал спуск. Бандит снова дернулся и завыл. Давыдов с каким-то странным интересом смотрел ему в лицо. Теперь в глазах бандита был только страх, вид незнакомца с автоматом вселял в него прямо-таки животный ужас.

— Ты что ж, без суда, без приговора? Не дури, начальник! Ты за это сам сядешь…

— Вылезай, — яростно прошипел Давыдов.

Бандит, видимо, увидел в его глазах нечто, заставившее подчиняться, и, неуклюже перебирая ногами, пополз к выходу. Скатившись на настил причала, он встал на колени и снова залепетал:

— Ты что, без приговора? Я сдаюсь, все, амба, вяжи меня, начальник.

Давыдов взглянул на девушку. Теперь у него совсем не осталось тормозов. Не случись с ним вся эта эпопея со взрывами и попытками его убить, он, как и положено нормальному гражданину, доставил бы умоляющего о пощаде врага куда следует. Но психика его уже изменилась, он был на войне и думал и принимал решения по меркам войны. Не выпуская врага из виду, Анатолий подошел к старику и разрезал связывающие его веревки. Яков Степанович поднялся и, шатаясь, пошел в баню. Давыдов оглянулся на Прокофьева.

— Кончай гада, я тебя прошу. Это моя последняя просьба. Хочу увидеть перед смертью, как он сдохнет.

Давыдов направился к бандиту. Тот таращил и без того расширенные глаза и ерзал на месте, безуспешно пытаясь пятиться. Давыдов поймал на прицел его правое колено и нажал на спуск. Бандит дернулся от боли, но уже не кричал, только жалобно всхлипывал.

— Пощади, начальник! Так даже прокурор не наказывает! Я всю жизнь за тебя Богу молиться буду. Не стреляй! Без приговора? Без суда? Нельзя же без приговора… — лепетал корчащийся подонок. — Ты кто, прокурор? Что ты мне лоб зеленкой намазал… Нет у тебя такого права…

Давыдов подобрал с пола пистолет и передвинул затвор.

— Ползи к нему, — скомандовал он бандиту, кивком указав в сторону Прокофьева. — Ну!

Насильник затряс головой.

— Не над-а-а.

— Как хочешь, — сказал Давыдов, подошел к бандиту, взял его за воротник, поволок и бросил в ногах у Петра. Из дверей вышли старик и девушка. Алена куталась в куртку Якова. С рукава рубашки морского волка скатывались ярко-красные шарики, разбивались о настил и смешивались с кровяными полосами, оставленными Седым.

— Ребята, не надо! Вас же посадят, — просила девушка. — Прекратите.

Собравшись с силами, Петр сел и протянул руку за оружием:

— Меня уже никто не посадит, давай, — прохрипел он.

Давыдов протянул ему оружие. Седой молчал, его полные ужаса глаза бегали по лицам стоящих. Надежду на спасение он прочитал лишь на лице девушки.

— Сядете за самосуд, все сядете, — бормотал он и переводил молящие взгляды с одного на другого. — Она правду говорит, не отмоетесь. Без приговора…

— Приговор, — провозгласил Давыдов. — Высшая мера…

— Нет такого наказания за эту статью! Смертную казнь отменили… — заверещал Седой.

Давыдов усмехнулся.

— Тогда пусть будет высшая мера не наказания, а социальной защиты. Мы просто защищаемся. Перевоспитывать и наказывать тебя нам некогда.

Старик мрачно кивнул.

— Утверждается, — прохрипел Петр и поднял «беретту». — Привести в исполнение.

Серия выстрелов оборвала визг приговоренного.

Давыдов испытующе посмотрел на девушку. Та спокойно, не отводя глаз, выдержала его взгляд.

— Неси бинты, — скомандовал Яков Степанович. — Надо Петра в дом…

— Не надо, — прохрипел раненый. — Мне все равно каюк. По цвету крови видно. Нас же этому учили…

— Неси бинт! — рявкнул дед. — А ты погоди сдаваться, на тот свет всегда успеешь.

Моряк наклонился над раненым и осторожно стал расстегивать его рубашку. Она насквозь промокла от крови. Увидев рану, Давыдов отвернулся. В Петра выстрелили в упор из помпового ружья. Весь заряд картечи пришелся ему в живот. Шансов не было. Анатолий отошел в сторону и, чтобы как-то отвлечься, стал обшаривать карманы бандитов. У главаря нашел удостоверение.

— Старший лейтенант ФСБ Рыков Сергей Павлович. Ваш? — Давыдов поднес «корочки» к лицу Прокофьева.

— Нет. Какой там наш? Ты им на руки глянь, сплошные татуировки. Рыков — один из тех, кого ты на берегу хоронил.

— Значит, это они ваших положили?

— Похоже на то. Теперь хоть как-то концы с концами сходятся, становится понятно, откуда взялась роба с номерами. И катер у них наш. Посмотри, у них еще должны быть документы…

Давыдов нашел удостоверение на имя лейтенанта Остапова и снова показал раненому. Тот кивнул.

— Теперь точно все сходится. Они. Шестая группа.

Давыдов подошел к катеру и стал его рассматривать.

— Анатолий, подойди, — попросил спецназовец слабеющим голосом.

Давыдов склонился над Прокофьевым.

— Тебе отсюда нужно уходить.

— Доставим тебя в госпиталь…

— Слушай внимательно, — перебил его умирающий. — Там знают, кто ты.

— Где?

— Мое начальство, они знают, кто ты и откуда. Тебя будут пасти… На юг тебе нельзя, возле твоей части тебя ждут. Там ты не прорвешься, ищи другой путь. И еще, на катере был радиомаяк. Если наши успели его включить перед смертью, сейчас сюда… приедут контролеры. И если они узнают, что ты здесь был… Тебя легко выследят. Пойди посмотри под приборной доской…

Давыдов бросился в катер. Расшвыривая наваленное на палубе барахло, пробрался в рубку и встал на колени, пытаясь заглянуть под приборную доску. Рядом с каким-то переключателем горел оранжевый светодиод. Давыдов щелкнул тумблером. Огонек погас.

— Ну что? — прохрипел Петр, когда капитан вернулся.

— Они знают, — процедил Давыдов.

— Ты его выключил?

Анатолий кивнул.

— Включи и отправь катер отсюда к чертовой матери! Вместе с этими. Быстро!

Прокофьев сказал это таким голосом, что Давыдов и старик бегом бросились выполнять распоряжение. Перетащив тела на катер, посадили их на скамейки у бортов. Убитого выстрелом в голову пришлось затолкать в рубку. Оружие преступников тоже отнесли на катер. Яков Степанович сгонял в дом, вернулся и легко, будто не чувствовал боли в простреленной руке, спрыгнул в катер.

— Теперь не мешай, — заявил он Давыдову. — Тут работа для моряка, а не для летчика.

— Я не летчик.

— Все одно, лезь на причал! Без тебя управлюсь. Возьми в бане ведро, замой тут все. — Старик отвязал швартовы своей лодки и прицепил ее к катеру. — Ждите меня, скоро вернусь. Не паникуйте и Петра берегите. Алена — врач, знает, что делать. Я скоро.

И катер с лодкой на буксире отошел от причала, оставляя за собой широкую вспененную дугу. Журавлев держал курс на юг. Укрепив штурвал в нужном положении, он пробрался на корму и откинул крышку двигательного отсека. С конструкцией двигателя и системой подачи топлива бывший моряк освоился минут через десять…

Давыдов сидел у постели умирающего. Лицо Прокофьева покрылось крупными каплями пота. От ужасной боли он кусал губы, но еще пытался шутить. Женьку в комнату не пускали. Дождавшись, пока девушка выйдет, чтобы привести себя в порядок, спецназовец поманил Анатолия. Капитан, ловя звуки слабеющего голоса, склонился над ним.

— Те шприцы, что ты у нас отобрал, где?

— Какие?

— С черными колпачками.

— У меня в «дипломате», а что?

— Принеси.

Давыдов принес.

— Дай мне, — потребовал раненый.

Что-то в его взгляде заставило Давыдова насторожиться.

— А что это?

— Сладкий сон. Слышал?

Давыдов понял. В шприцах-тюбиках был какой-то наркотик, наверное, для самоликвидации.

— Не дам.

— Не дури, капитан! Будь мужиком. Мне теперь уже ничто не поможет, даже если бы хоть один шанс был, как жить дальше? А у меня этого шанса нет. Так ради чего ты хочешь заставить меня мучаться? Дай! После всего, что ты для меня сделал, это моя последняя просьба. Знаешь, как больно? Горит все внутри. Хоть бы сознание потерять.

Давыдов снял со шприца полиэтиленовую пленку и протянул его умирающему. Тот попытался нацелиться иглой в вену, но не смог — и выронил шприц из ослабевших рук.

— Пальцы не слушаются, — Петр облизал сухие губы. — Анатолий…

— Ну нет… — отшатнулся Давыдов.

— Я тебя прошу… Будь до конца…

— Нет! — закричал капитан. — Нет! Я не могу! Этого я не могу, не проси, не буду…

— Пожалуйста…

— Нет…

На шум прибежала девушка. Посмотрела на них и догадалась, о чем идет речь. Все молчали.

— Ребята, я вас прошу! Один укол! Пожалуйста… Где вы? Я вас уже не вижу…

По щекам умирающего катились слезы.

— Если б вы только знали… Умирать в сознании…

— Я не могу, — прошептал Давыдов.

— Не надо, не плачь, — сказала Алена и подошла к раненому. — Я здесь, рядом. Я сделаю все, о чем ты просишь. — Давыдов отвернулся к стене. — Слизняк! — бросила девушка. — Все вы, мужики, такие, как прижмет, раскисаете…

Девушка закатала Петру рукав, выдавила из шприца воздух и ввела спецназовцу наркотик. Через минуту тот почти спокойно сказал:

— Давайте прощаться…

Давыдов подошел и осторожно взял его руку.

— Были бы мы на одной стороне, — прохрипел раненый. — Ты хорошо воюешь… Алена! Жалко… Все случилось так поздно… Слишком поздно… В сон клонит…

Девушка стояла рядом.

— Спи. Не бойся, я рядом.

Прокофьев улыбнулся. Он так и умер, улыбаясь…

Старик вернулся в четыре. Увидев лица встречающих, сразу понял, что случилось. Давыдов помог привязать лодку. Потом все молча пошли в дом. Не проронив ни слова, девушка накрыла на стол. Пустой шприц Давыдов выбросил. По молчаливому соглашению с Аленой они не стали объяснять Якову, как умер Прокофьев. Молча стучали ложками. Говорить было не о чем, да и не хотелось.

— Нужно его похоронить, — наконец выдавил Давыдов.

— Прямо здесь? — Девушка в упор посмотрела на Анатолия. — Это называется просто зарыть. Или у вас как-то иначе?

— Называйте как угодно, иного выхода нет.

— Даже родным не сообщив?

— Мне он о своих родных ничего не говорил. Его начальство, конечно, будет вам очень благодарно за предоставленную информацию. И от этой великой благодарности похоронит вас где-нибудь рядом! — взорвался Давыдов. — Ты что, не понимаешь, что происходит? Единственное, что вы можете сделать, это сделать вид, что ни меня, ни его здесь не было. Не было нас здесь! Никогда!

— А этих троих я тоже должна забыть?

— Этого я не говорил, — осекся Давыдов. — Да и… К нам, ко мне… — Он беспомощно развел руки и взглянул на моряка.

— Он прав. — Дед хлопнул ладонью по столу.

Девушка вскочила и, подавив рыдания, выскочила из комнаты.

— Не ко времени это, — сокрушенно покачал головой Яков Степанович.

— Что «это»? — переспросил Давыдов.

— Да влюбилась она в него! Неужто не видно?

Место для могилы выбрали на поляне недалеко от маяка. Закончили уже затемно.

— Даже креста или памятника не поставишь. Как и не жил человек, — вздохнул старый подводник. — Пойдем помянем…

После ужина он отозвал капитана в сторону.

— Что дальше решил? Алена слышала, что тебя у части ждут, что думаешь?

У Давыдова были кое-какие мысли.

— Мне теперь поверят только в авиаполку, на самолете которого я летел. Я думаю, те, кто все это устроил, попытались представить дело как авиакатастрофу, а полковому начальству это совсем ни к чему, и я со своим портфелем буду им весьма ко двору. Им же отмываться надо! Зачем полку лишнее происшествие? Еще один плюс моего плана в том, что я служил в тех местах, смогу сориентироваться, если что. Да и эти, наверное, будут меня ждать на юге. Если меня и пасут на севере, то не так сильно. Они же пока не знают, что я здесь.

— В целом план ничего, вот только…

— Только что?

— Ты на себя в зеркало посмотри! Вылитый партизан или сбитый летчик.

— А что делать, в гражданку я переодеться не смогу. Моя форма утонула, эта порвалась, а…

— А… — Старик поднял кверху палец. — Насчет «а» есть у меня кой-какие мысли. Мы с тобой примерно одного роста. Так?

— Вроде того.

— Иди-ка сюда. — Старик поманил его к шкафу. — Сейчас мы тебя переоденем.

Старый подводник распахнул дверцы. На плечиках висела форма. Парадная и повседневная, черная, белая. Синяя тужурка для нарядов и вахты. Шинели, пальто, мундир. Шапки, фуражки. Ремни. В общем — полный комплект формы морского офицера.

— Ну как? — гордо воскликнул дед. — Прямо военное ателье. Командировка до Североморска у тебя есть. Ну, на случай проверки нормальным патрулем, а не этими супостатами. Фотография в удостоверении у тебя еще лейтенантская, вид вооруженных сил ты мог сменить. Кажется, после твоей бурсы на флот тоже отправляют, так что все в ажуре.

— Погоны, — с досадой сказал Давыдов.

— Что погоны?

— Капитан второго ранга. Мне до майора еще два года, а тут сразу почитай подполковник, я по возрасту не тяну.

— Да, это я упустил. — Старик задумался.

— Нужны погоны с одним просветом. И в удостоверении я капитан.

— Погоди-ка. — Дед похлопал капитана по плечу. — Есть одна идейка.

Старик вернулся с увесистым фотоальбомом.

— Память об училище, — пояснил он Давыдову. Тот все еще не мог понять, что придумал моряк.

Старый подводник открыл альбом на последней странице. Групповая фотография.

— Все наше отделение. — Старик постучал по снимку ногтем. — Сразу после выпуска. Трое, между прочим, в полные адмиралы вышли. — Он повернул альбом так, чтобы Давыдов увидел обложку. К ней были намертво приклеены новые погоны с одним просветом и двумя звездочками. — А это мои первые лейтенантские погоны.

Недостающие звезды они экспроприировали из Женькиной коллекции значков. Остановились на синей тужурке. Больше всего волновались за рукава и брюки, но все оказалось впору, и фуражка подошла. Она вообще сидела как влитая. Капитан Давыдов А. В. перепрофилировался в моряки и стал капитан-лейтенантом. Для пущей конспирации старик выделил ему вместо «дипломата» небольшой чемодан. Получился типичный командировочный офицер, добирающийся к месту назначения.

— Ну, пожалуй, готов. В час двадцать… Один час двадцать минут, — поправился моряк, — идет поезд.

Еще два часа ушло на согласование показаний соответствующим органам. Сговорились на том, что Давыдов один на лодке прибыл на маяк. Самолет, на котором он летел, потерпел аварию. Отлеживался и отъедался несколько дней, а потом ушел в сторону станции.

— Думаю, после моего отъезда вы можете смело говорить, что я подался на север. Это придаст убедительности, да и в кассе легко будет установить, куда я поехал.

— Кстати, о кассе. У тебя деньги хоть есть?

— Добраться хватит. Если расспросы начнутся про переодевание, можно сказать, но дня через два. Хотелось бы иметь минимальную фору. Автомат этот выкиньте…

— Уже на дне.

— Ну тогда, пожалуй, все…

Прощались на крыльце. Луна ярко освещала башню маяка и притихшее озеро. Давыдов пожал старику руку.

— Спасибо, я на обратном пути форму верну.

— Оставь на память, — улыбнулся тот. — Как все кончится, черкни пару строк. Ну а будешь в этих местах… — Он обнял Давыдова. — Постарайся прорваться, обидно будет, если попадешься. Насчет катера не волнуйся, я там кой-какой сюрприз устроил из твоих гранат.

— А они не мои. Ну, счастливо вам, и еще раз за все спасибо.

Давыдов натянул Женьке на нос фуражку, козырнул хозяину и пошел к лесу. В воротах его догнала девушка и сунула в руки авоську с продуктами.

— Вы на меня не обижайтесь, не со зла я…

— Ну что вы. Спасибо.

Луна ярко освещала лес, и тропинка была хорошо видна. Давыдов быстро шагал к станции. Отойдя от дома метров на пятьсот, он остановился, достал из чемодана ТТ и, заткнув его за пояс, продолжал путь. Теперь он был готов к неожиданностям.

Глава 29.

ОХОТА ЗА «АКИНАКОМ».

Капитан третьего ранга Артем Викторович Лузин нервничал. Сторожевик потерял цель. «Ариадна» уходила. Капитан судна-нарушителя умело использовал ситуацию. Закончилась парусная регата, и целый флот покидал гостеприимный питерский берег. Весьма кстати пришелся и опустившийся на залив туман. Нарушитель затерялся в скоплении парусников. Хуже всего было то, что суда не стояли на месте. Из-за штиля корабли использовали двигательные установки и теперь медленно широким веером расходились в море, оставляя за кормой территориальные воды. Около двух десятков судов гили практически в одном направлении, и которое из них «нарушитель», приходилось только гадать. Нервозность командира передавалась и вахте. Оператор не мог разобраться в скоплении отметок на экране радара, а один матрос пытался угадать в наползающих серых клочьях силуэт «Ариадны». Вот из тумана вырос огромный корпус парусника с тремя мачтами, разноцветными пятнами вспыхнули ходовые огни, и на паруснике, предупреждая столкновение, взвыл ревун. Лузин дал команду на смену курса, и сторожевик направился в сторону очередной отметки на радаре. Второй сторожевик обследовал залив с севера.

Михаил Петрович Слугарев ночевал на работе. Только что вернулась машина, отвозившая его супругу в Пулково-2. Ситуация практически полностью вышла из-под контроля, и подполковник начал готовиться к отходу. В этой стране его удерживала лишь надежда получить свою долю от продажи «Акинака» и необходимость замести следы. Сигналы тревоги звучали отовсюду. Стало известно, что вертолет сбит, московский босс предупредил о запросе из питерского ФСБ о в/ч 4779. Хозяин обещал как можно скорее перевести «часть» в подчинение одной из вновь формируемых структур — федеральной службы охраны. Новый статус организации отбил бы у следователей всякую охоту с ней связываться. Во всяком случае, появлялась возможность прикрыться государственными интересами и апеллировать к достаточно влиятельным лицам в окружении самого президента. Но до выхода соответствующего указа нужно было удержаться на плаву. Тучин сообщил об установлении наружного наблюдения за его домом и заводом и просил временно прервать с ним всякие контакты. Михаил Петрович все же приказал одной из оставшихся в его распоряжении групп, выяснить, что произошло с катером. Другая группа пыталась поймать уцелевшего при взрыве офицера, перекрыв ему все возможные пути возвращения в родную часть. Счет времени пошел на часы. Если смогут перехватить этого счастливчика, многое удастся изменить. О вертолете волноваться не приходилось, машина была куплена у «Аэрофлота» для несуществующей фирмы, якобы занимающейся организацией воздушных экскурсий по заповедным местам для состоятельных клиентов. Появление его людей у контейнера тоже напрямую не указывало на причастность к похищению комплекса — оказывали госпредприятию охранные услуги, и только-то, а что охраняли, это, простите, не наше дело. Причастность его людей к ликвидации сыщика еще нужно доказать. Да, был такой, крутился, что-то выяснял. Задержали, проверили документы, узнали, кто такой, и отпустили. С этой стороны угроза минимальна, хуже дело с катером. Во-первых, там были достаточно ценные специалисты. Если их разговорят, последствия непредсказуемы. Они слишком много знали, и, если выявят их участие в акции, молчать им нет никакого резону. Во-вторых, вместе с ними исчезла достаточно крупная сумма денег, которая в данной ситуации оказалась бы весьма не лишней…

Цель они обнаружили, когда уже почти утратили последнюю надежду. «Ариадна» быстро уходила на юго-запад. В отсеках и боевых постах сторожевика загремел колокол боевой тревоги.

Лузин любил такие моменты. Только во время преследования цели можно ощутить теряемое в рутине служебных будней ощущение настоящей мужской работы. Только в такие моменты, когда от командира и экипажа требуются максимальное напряжение и собранность, они становятся единым организмом со своим кораблем, функционирующим отлаженно и тонко, как корабельный хронометр. Кап-три украдкой взглянул на матросов: «Забегали ребятишки, и подгонять никого не надо. На учениях или в тренажерных классах такого не увидишь. Не зря гоняли народ на тренировках».

— Обе машины полный!

— Сигнальщик, команду «Заглушить машину. Лечь в дрейф».

Матрос защелкал заслонкой светового телеграфа.

«Ариадна» уходила, не отвечая и не реагируя на сигналы. Лузин связался со штабом…

С начала поисков «Ариадны» Медведев не покидал зала управления. Он уже больше не мог пить кофе, щедро подливаемый дежурным, во рту стоял мерзкий привкус от бесчисленного количества выкуренных сигарет, противно ныло под ложечкой. «Только бы не ушли!»

— Я ж тебе говорил, майор, никуда не денется твоя посудина. А что ловите, если не секрет? Наркоту или контрабанду?

— Хуже, оружие! Вы им там скажите: если что, пусть не слишком церемонятся.

— На этот счет не извольте беспокоиться. Всегда готовы и рады пострелять, — ответил веселый оперативный.

Моряк придвинулся к пульту связи и нажал мигающую кнопку. Поднес к уху трубку и принял доклад от командира сторожевика.

— Подтверждаю, сначала предупредительный по курсу, — буркнул он.

— Не слушается твоя «Ариадна», капризная оказалась дамочка…

Медведев почувствовал, как взмокли ладони.

— И что?

— Сейчас их пугнут. Обычно после этого все становятся сговорчивыми. До сих пор случаев неподчинения не было. У нас все же Европа, а не Камчатка. Я раньше там кантовался. Вот китайцы и джапы могут не подчиниться, пока по надстройкам очередью не пройдешься. Здесь народ более тонкой конституции. До смертоубийства обычно не доходит…

Нарушитель остановился только тогда, когда заговорила корабельная артустановка и по курсу «Ариадны» вздыбились пенные фонтаны разрывов.

— Малый вперед! — скомандовал Лузин. — Досмотровая партия на бак! Приготовить к спуску шлюпки. — Командир улыбнулся, оборачиваясь к своим подчиненным офицерам.

— Ну, кто сегодня желает приз брать?

— Разрешите мне, — вызвался лейтенант Семенов, выпускник прошлого года.

На лице лейтенанта читалось нетерпение молодого волчонка, стремяшегося принять участие в большой охоте.

— Разрешаю, — пряча улыбку, санкционировал операцию командир.

Группа матросов в оранжевых жилетах уже возилась с талями шлюпки. Через три минуты шлюпка с досмотровой командой двинулась к покачивающейся на крупной зыби «Ариадне». На палубе нарушителя поднялась суматоха. «Забегали тараканы», — подумал Лузин.

— Сигнальщик, командуй «Принять досмотровую группу».

На мостике сторожевика замигали вспышки фонаря. Остановившийся было нарушитель вдруг двинулся снова. Подрабатывая обеими машинами на малом ходу, «Ариадна» развернулась к сторожевику носом. Люди на палубе судна с чего-то стаскивали чехлы. Командир сторожевика поднял к глазам бинокль и повертел колесиком, регулируя резкость. Трое в черном расчехлили треногу станкового пулемета на носу судна, а еще несколько возились с какими-то ящиками. Первая очередь ударила как раз в середину шлюпки досмотровой команды. Пули калибра 12, 7 в щепки крошили дерево лодки, в куски рвали тела людей в оранжевом.

— Носовая! Огонь на поражение! — рявкнул командир. — Обе машины полный вперед!

Следующая очередь полностью выкосила людей в шлюпке. От стволов орудия сторожевика к корпусу нарушителя потянулись линии трассеров, нащупывая пулемет на носу. Серия разрывов прошлась по надстройкам…

— Ого! — Оперативный принял очередной доклад и принялся звонить командующему. — Там самый настоящий бой идет. Да что же вы такое ловите, хлопцы?..

Медведев почему-то чувствовал, что это еще не все. Что-то еще должно было случиться.

— Так точно, товарищ капитан первого ранга! Нарушитель открыл огонь, командир принял решение на уничтожение. Так точно, есть потери! Есть докладывать каждые пять минут, — бубнил в микрофон кавторанг.

Тем временем помощник оперативного дал команду второму сторожевику двигаться к месту сражения.

На палубе нарушителя все затянуло дымом, в надстройках полыхнуло пламя. Оставляя за собой дымную полосу, судно двигалось вперед. Рассекая форштевнем серые волны, сторожевик несся к «Ариадне». Расстояние между кораблями стремительно сокращалось. Выстрелы носового орудия не смолкали, но командир с нетерпением ждал, когда цель окажется в зоне огня кормовой пушки. В этом случае огневая мощь катера сразу удваивалась. Оставалось совсем чуть-чуть, и «Ариадна» подставит себя под огонь. Вдруг на борту нарушителя возникло странное белое облачко дыма, и его тут же снесло за корму…

Ракета летела медленно. Она была видна с момента старта с палубы нарушителя до набора высоты в максимальной точке дуги траектории ее полета. Лузину показалось, что крылатый снаряд замер наверху, застыл, как хищник, подстерегающий жертву. Потом, мотнув огненным хвостом, ракета метнулась к катеру…

Оперативный не успевал поднимать трубки и отвечать на звонки. Спокойная размеренная атмосфера, обычная на дежурствах, неузнаваемо переменилась. Понаехало срочно вызванное начальство. Каждый лез докладывать шефам по своей линии, звенели раскалившиеся телефоны, запрашивали сведения о происходящем моряки и округ. Безобразие прекратилось с прибытием командующего, который сразу выгнал из помещения всех лишних.

— Заварил ты кашу, — сказал недовольно капитан первого ранта Медведеву. — Теперь не расхлебаем. Сразу надо было сказать, что у них на борту. Вечно ваш брат со своими секретами носится.

— Уходит в эстонские территориальные воды, — докладывал оперативный, — оба наших корабля имеют повреждения, исключающие возможность преследования. Тридцать второй потерял ход, просит помощи…

Медведев взмок. Главный вышел на связь с командующим округом и оперативным дежурным флота и о чем-то с ними договаривался, сердито косясь то в сторону следователя, то на планшет с обстановкой.

— Что теперь? — осторожно спросил Медведев.

— Хрен его знает, влепить бы по нему с воздуха! Да пока с прибалтами договоришься… Проще было бы это дело с натовцами решить. Да еще комплекс этот ваш…

Командующий наконец сменил гнев на милость.

— Сейчас Москва с соседями будет договариваться о продолжении войны в их водах. Надо ж было тебе свалиться на нашу голову, майор… Ты хоть теперь расскажешь, в чем дело?

Флот истребовал координаты и характеристики цели. По докладам с постов слежения «Ариадна» шла через эстонские воды на юго-запад. Штабы принялись за разработку плана уничтожения судна. Атака с воздуха не годилась. Комплекс на этом борту превращал летчиков в камикадзе. Крылатая ракета тоже была бы сбита. Надводному судну грозила участь, постигшая оба сторожевика. Не поднимать же стратегическую авиацию? Пока оперативные отделы занимались планированием, Борис Александрович связался с управлением и попросил Зуброва, чтобы тот через Воробьева оформил ордер на арест директора НПО «Прогресс» Тучина Андрея Юрьевича. Прибалты наконец дали добро. Их береговая охрана, считающая своим долгом портить жизнь российским рыбакам, как только узнала, что нарушитель вооружен, сидела, поджав хвост, и не рыпалась. Одно дело грозить пушками сейнеру, совсем другое — нарваться на ракету класса «корабль-корабль». Кое-какая информация просочилась в прессу, и штабы начали осаждать обвешанные камерами и магнитофонами назойливые молодчики с творческой небритостью и нестриженностью. Вслед за Эстонией «добро» на действия в своих водах дала и Латвия. Руки у флотского начальства были развязаны.

Глава 30.

КАПИТАН-ЛЕЙТЕНАНТ ДАВЫДОВ СЛЕДУЕТ НА СЕВЕР.

Давыдов купил билет до конечной станции, хотя собирался сойти на промежуточной. До поезда ему пришлось полчаса торчать в зале ожидания под обстрелом подозрительных взглядов бабки-кассирши, сидевшей за амбразурой застекленного окошечка. В вагоне было почти пусто. Пожилая проводница, проверяя билет, посоветовала:

— Можете внизу устраиваться, или где хотите. Все равно в Сегеже все выйдут. До самого Мурманска вагон пустой будет. Ложитесь отдыхать.

Давыдов прошел в середину вагона, засунул свой драгоценный чемодан под лавку и отправился за бельем. В первом купе, или как там называется отсек плацкартного вагона, ехала пара пенсионеров. Во втором, заняв и боковушки, расположилась компания курсантов школы прапорщиков с вэвэшными околышами: три разбитных парня и две размалеванные девицы — их приятельницы. Парни скрипели новенькими портупеями и сапогами. Недавно выданная форма, еще не утратившая насыщенного зеленого цвета, была до одури ушита. «Отпуск у них, что ли, или увольнение?» — безразлично подумал капитан, пробираясь к купе проводницы. Давыдов взял постель и отправился на свое место. Один из будущих прапорщиков сидел, загородив проход своими оглоблеобразными ногами. Он не счел нужным их подбирать, и Анатолий, перешагнув несуразно длинные конечности, пошел к своему купе. Похоже, хлопчики нарывались на скандал. За окнами мелькали огни далеких бакенов на Онеге, потом дорогу обступил густой лес. Застелив драный матрас серыми влажными простынями, Давыдов надел на каменную подушку наволочку, не раздеваясь лег и натянул на себя шерстяное одеяло — в вагоне было прохладно. Как только голова коснулась подушки, он сразу же погрузился в сон. Первый раз его разбудили через час. Будущие представители «золотого фонда внутренних войск» устроили гулянку. Звякало стекло о стекло, орал кассетник, хихикали пьяные девицы. Мимо Давыдовской лежанки, громко топоча заглаженными гармошкой хромачами, в место общего пользования прошествовали двое хлопчиков. Физиономии у ребят уже приобрели багровый оттенок. Давыдов угрюмо проводил их взглядом.

— Потише нельзя?

— Нет проблем, братан, — отозвался один из молодцов. — А то присоединяйся, у нас весело!

Второй уставился тяжелым вызывающим взглядом. Он вцепился в поручень и, пьяно раскачиваясь в такт движению поезда, еле-еле смог выговорить:

— А мы что, мешаем? — Он икнул. — Это кому? Тебе, что ли?

— Пойдем, Коляныч! Мужик отдыхает, не лезь. — Второй с трудом оторвал руку собутыльника от поручня и увлек его в проход,

Давыдов решил не связываться, не то у него сейчас положение, чтобы светиться. Отвернувшись к стенке, он снова попытался уснуть. Тот, кого назвали Колянычем, норовил вырваться и разобраться со спящим офицером.

— Ты чего, Серега? Они нам два года жизнь отравляли, я что, и теперь им позволю мне указывать? А вот хренушки он мне указывать будет! Я ему убеждальник сразу запечатаю…

Серега, матерясь, уволок товарища в свой конец вагона. Стараясь не обращать внимания на шум, Анатолий задремал. Ехать оставалось не больше пяти часов. Второй раз он проснулся на остановке. Поезд прибыл в Сегежу, его вагон остановился под самым фонарем, и в лицо Давыдову ударил сноп мощного света. Все купе залило яркое белое сияние. Ругнувшись, капитан приподнялся на локте и уставился на часы. Пьяная компания выбралась на перрон покурить и теперь шумела там. Приличия ради повизгивали хватаемые за деликатные места девицы, о чем-то своем бубнили мужики. Чета пенсионеров покинула вагон и вежливо прощалась с проводницей: благодарила за поездку. Вместо них в вагон ввалилась веселая компания байдарочников. Два худосочных парня хиппового вида и две девушки. Бросив небрежное «здрасьте», барышни в брезентовых штормовках заволокли в купе Давыдова огромный рюкзак с каркасом из алюминиевых трубок и ретировались за новой партией клади. Любители путешествий по рекам и озерам загромоздили своим барахлом все свободные купе от начала вагона до того, в котором обосновался Анатолий. Поезд тронулся, а они все еще раскладывали свои тюки. Давыдов снова попытался уснуть. Уверенности в том, что в ближайшие дни получится выспаться, у Анатолия не было, и он не хотел упускать возможность вздремнуть хоть несколько часов. Звякая и скрипя на стрелках, поезд вышел со станции, и за окнами снова потянулась размытая темная полоса леса. Анатолий дремал, сквозь стук и погромыхивание сцепок в его сознание проникали голоса и обрывки музыки. Туристы решили внести свою лепту в вагонную какофонию — бородатый парень в широкополой фетровой шляпе начал петь про горницу, в которой светло, аккомпанируя себе на расстроенной гитаре. Девушки дружным хором подхватили. Второй юноша решил поддержать гитариста губной гармошкой. Тогда пьяная компашка из первого купе вывернула магнитофон на всю катушку.

«Чтоб вас», — угасающей искрой промелькнуло в сознании засыпающего капитана. Поезд набрал полный ход, вагон сильно трясло из стороны в сторону. Перестук колес слился в сплошную дробь, то и дело заглушаемую взрывами девичьего смеха. «Вояки прибыли знакомиться с новыми пассажирами», — последнее, что ухватило сознание, летящее в темную пропасть…

Бригаду подводных лодок Калининградской военно-морской базы подняли по тревоге. Командование экипажей вызвали в штаб. Явившиеся по вызову офицеры напрасно пытались выяснить у дежурного по части причины объявленного сбора. Пожилой капитан третьего ранга в синей тужурке с серебристой лодкой и колодкой орденских планок на груди только беспомощно разводил руки.

— Не знаю. Звонок из штаба флота был. Вы все на раздаче указивок еще раньше меня узнаете.

Офицеры, оживленно переговариваясь хриплыми со сна голосами, рассаживались за столы в классе оперативной подготовки. Помощник начальника штаба, поглядывая в свой блокнот, синим маркером помечал на карте Балтийского моря маршрут движения, какого-то судна. В обведенном красным кружком районе к синей линии приближались две красные с условными обозначениями малых кораблей класса сторожевых катеров. Один из красных треугольников был перечеркнут крест-накрест, второй — зачеркнут синей линией. Над изображениями катеров синели стрелки, обозначающие нанесенный ракетный удар. Командир Б-457 толкнул локтем сидящего рядом штурмана:

— Учения?

— Слишком странная обстановка для учений. Смотри время на карте! Судя по отметкам, побоище случилось только вчера.

Командир бригады, рявкнувший «Товарищи офицеры», заставил разговоры стихнуть. Командир базы в сопровождении начальника штаба, главного штурмана и начальника оперативного отдела прошел к столу возле карты. Все, кроме начопера, сели. Адмирал кивнул. Начопер, взяв в руку тонкую длинную указку, сразу огорошил сидящих:

— Довожу боевой приказ. — По залу прошел негромкий ропот. Довольный произведенным эффектом лектор окинул сидящих взглядом поверх очков и продолжил: — Вчера два сторожевых катера морских частей пограничных войск предприняли попытку перехватить судно «Ариадна», следующее из Петербурга в албанский порт Дуррес под российским флагом. В ходе задержания с судна по катерам был нанесен удар ракетами класса «корабль-корабль», в результате которого катера получили серьезные повреждения и прекратили преследование. По последним данным, судно «Ариадна» миновало остров Сааремаа. Приказываю: экипажам лодок Б-457 и Б-578 произвести поиск и потопить судно-нарушитель. Подписано командиром базы. Число сегодняшнее. — Помедлив, он зачем-то добавил: — Это не учения…

Две черные стальные сигары под рев дизелей покинули места стоянок, миновали входные боны и разошлись в стороны, начиная классический прием поиска цели: взять, нарушителя в клещи. К району предполагаемой встречи лодки шли надводным ходом, ежеминутно получая данные радиолокационной разведки от наземных постов слежения. На расстоянии, превышающем радиус поражения находящегося на «Ариадне» «Акинака» на три мили, субмарины плавно скользнули в стылую балтийскую воду.

Давыдов проснулся оттого, что его безжалостно трясли за плечо.

— В чем дело? — зевая, пробормотал он.

Над ним склонилась проводница. В тусклом свете вагонных лампочек ее лицо казалось серым.

— Да проснитесь же вы! — плачущим голосом причитала женщина. — Тут эти военные драку устроили! Может, хоть вы их успокоите?

Давыдов сунул ноги в холодные туфли. Повезло еще, что у них со стариком размер совпал. Хорош бы он был в брюках при меховых летных ботинках с высокой шнуровкой. Из коридора доносились шум драки и ругань. Давыдов выглянул в проход. К этому моменту скандал уже перерос в сражение. Один из хиппи был повержен, с залитым кровью лицом он полз по проходу, а вэвэшник с непропорционально длинными конечностями метелил его ногами, норовя угодить носком сапога в печень. Второго туриста, ухватив сзади, удерживал Серега, а мордоворот Коляныч с хаканьем работал кулаками. Звуки ударов вызывали ассоциации с замесом большого количества теста. Две раскрашенные, как вышедшие на тропу войны воины племени сиу, приятельницы вояк тоже не сидели без дела. Вцепившись в штормовку одной из байдарочниц, они волоком тащили ее по проходу, сопровождая движение пинками. Вторая девушка, зажав порез на руке, забилась в угол и, забравшись с ногами на сиденье, таращилась на происходящее расширенными от ужаса глазами. По полу каталась пустая бутылка, хрустело стеклянное крошево.

Надежды Давыдова на сохранение инкогнито в одночасье рухнули. Теперь от него уже ничего не зависело. После такой драки без милиции не обойдется, его неизбежно пристегнут как свидетеля, и он засветится, как сигнальный фонарь. Да еще, не дай Бог, окажется в сводках, подаваемых милицейскими чинами по команде…

— Мы тебя, лярва, научим вежливости, будешь в следующий раз вежливой, когда приглашают…

«Индианка» с фиолетовой прической неуклюже ткнула байдарочнице кулаком в лицо, та взвизгнула и замолотила ногами, стараясь достать своих врагинь кроссовками.

— Сделайте же что-нибудь! — толкала Анатолия в спину проводница.

«Сама же небось этим уродам водку продавала», — с тоской подумал Давыдов. Жизненный опыт подсказывал: нет ничего хуже, чем принимать участие в чужой драке, а уж лезть в сражение, в котором участвуют представительницы противоположного пола, — Боже упаси! Давыдов остановился, соображая, как прекратить побоище.

— Коляныч, поднимай этого хмыря! — заорал вэвэшник, пнув лежащего туриста. — Они уже приехали, сейчас выходят.

Но Коляныч был занят, он с размаху дал бородатому в подбородок, после чего тот безжизненно повис, уронив на грудь голову с нечесаными космами. Вояки поволокли парней в тамбур, явно собираясь устроить незапланированное десантирование.

— Да они ж поубиваются! — заверещала проводница, еще усерднее подталкивая Анатолия в спину. — Ну что же вы стоите? Они ведь и правда ребят на ходу выкинут…

— Войска! Кончай кипеж! — заорал Давыдов. — Прекращай войну!

Ввязываться в драку можно, только если чувствуешь свое превосходство, не важно какое, моральное, физическое, численное или служебное. Это Давыдов хорошо усвоил, еще будучи молодым лейтенантом. Не все его подчиненные сразу понимали необходимость служебной субординации и безоговорочное лидерство начальника, регламентированное уставом и законами. Некоторым воинам приходилось разъяснять прописные истины методами, к которым они привыкли на гражданке. Еще лучше, если при вступлении в бой противник чувствует твое превосходство. Сейчас обе воюющие стороны этого превосходства, похоже, не чувствовали. Недоделанные военные специалисты прекратили буксировать несостоявшихся десантников и бросили их на пол. Бородатый живо очнулся и на четвереньках направился в свое купе.

— А, проснулся, гад! — взревел Коляныч. — Счас ты у меня свои погоны хавать будешь, сука! — И мордоворот двинулся навстречу капитану. Остальные двое пристроились сзади, образовав прочный тыл. Девицы прекратили свою возню на полу и с интересом следили за новым действующим лицом.

Давыдов внимательно наблюдал за приближением построившейся «свиньей» группы дебоширов. Скосив глаза, он заметил, что туристы, судя по всему, даже не думают хоть чем-то помочь ему. Бородатый прижался к своей приятельнице, а второй остался в глубоком тылу. Проводница, испуганно умолкнув, юркнула в какое-то купе. Коляныч на ходу подобрал с полу горлышко разбитой бутылки. Дело принимало серьезный оборот.

«Еще порежут, подонки. Надо же, как повезло с попутчиками!» Давыдов засунул руку под тужурку и осторожно пятился, поглядывая назад. В такой ситуации выход был один — быстрые и очень решительные действия. Противника нужно ошеломить любым способом. Удар следует наносить по инициатору безобразия как можно более устрашающим способом, чтобы остальные сразу прониклись и осознали.

Противник вытянулся в колонну, мордоворот с расколотой бутылкой по-прежнему возглавлял боевой порядок атакующих.

— Страшно, сука?! У-у, мореман долбаный. — Он устрашающе взял свое оружие «на изготовку».

Давыдов созрел. Свирепо оскалившись, он рывком вытащил из-за пазухи пистолет.

— Стоять, гаврики! Ты, недоносок, быстренько уронил стеклышко, а то порежешься!

Атакующие на секунду замерли, пытаясь оценить изменения в соотношении сил.

— Я тебе твою зажигалку в жопу затолкаю! — заверещал долговязый.

Коляныч, оскалившись, бросился вперед и, выставив руку с розочкой, завопил:

— Нарисую!

При стрельбе без самовзвода есть одна особенность: давление на спуск должно быть большим, нежели обычно. На стрельбище это может вызвать отклонение пули от цели. Но в тесном коридоре с трех метров промахнуться невозможно. Соблюдая предписанную законом формальность, Давыдов, ловя цель на мушку, крикнул уставное и уже абсолютно бесполезное в данном случае: «Стрелять буду». В последний момент он перевел точку прицеливания с колена на голень. «Не оставлять же ублюдка калекой на всю жизнь». Грохот выстрела подействовал отрезвляюще. Коляныч уронил свое оружие, обеими руками схватился за простреленную ногу и с воем стал кататься по полу. Второй двинулся было вперед, но теперь в атаку ринулся Давыдов и с размаху врезал рукояткой пистолета в лоб замешкавшемуся противнику. Перепуганный долговязый поднял руки вверх и замер. Не останавливаясь и стараясь удержать захваченное превосходство, Анатолий въехал ему ногой в неудобосказуемое место. Длинный согнулся и получил рукояткой ТТ по затылку. Давыдов обернулся к ошеломленным «индианкам» и рявкнул:

— Упали! Ты тоже! — скомандовал он байдарочнице с подбитым глазом. — Запереть двери в соседние вагоны, — приказал Анатолий проводнице…

Глава 31.

КРУГИ НА ВОДЕ.

На работе директора НПО «Прогресс» Тучина А. Ю. не оказалось. Растерянная секретарша сообщила, что директор с утра не появлялся. Группе сотрудников ФСБ, возглавляемой капитаном Воробьевым, пришлось ехать к Тучину на дачу. От армейских контрразведчиков в эту группу вошел капитал Зубров. Медведев потерялся где-то в морских штабах, занятых перехватом судна с комплексом на борту. Убив больше часа на дорогу, видавшая виды «Волга» подъехала к воротам так называемого садоводства. В обе стороны от ворот по всему периметру кооперативного товарищества тянулся глухой железобетонный забор. Из дверей КПП нарисовался камуфлированный шкаф. Выпятив перетянутое ремнем с кобурой впечатляющего вида брюхо, он наглым тоном протявкал сидящим в машине:

— Кто такие, приглашение есть? Частное владение, — добавил он на случай, если прибывшие не поняли, куда явились.

Водитель опустил стекло и высунул руку с раскрытым удостоверением.

— Не велено. Без пропуска не пропущу. — Детина развернулся и направился в свою берлогу.

Воробьев обернулся к сидящим сзади оперативникам и кивнул. Те разом открыли задние дверцы… Хамье надо учить. Быдло должно находиться в стойле.

Мгновенное появление увешанных оружием ребят сразу повергло бритоголового в состояние легкого ступора. Эфэсбэшникам даже не пришлось применять методы физического воздействия, дабы втолковать охраннику, что он не прав. Угодливо, по-холуйски улыбаясь, туша в камуфляже, обильно потея с испуга, поведала, как проехать к нужному коттеджу.

— Попробуешь предупредить хозяина — ты у меня этот аппарат скушаешь. И водички не дам на запивку, — ткнув пальцем в телефон, пообещал Воробьев посеревшему церберу. — Я достаточно ясно излагаю?

Секьюрити истово закивал головой.

Дорога к особняку пролегала лесом: сосны, песочек, все как на Рижском взморье, только море отсутствует. Под «садоводство» пригодилась территория, некогда принадлежавшая пионерскому лагерю завода «Сталь-трубмаш».

— Хорошо живут. Природа, чистый воздух. Посторонние не мешают. Дома вон какие! Метров по сто жилплощади, — позавидовал один из оперативников в звании старшего лейтенанта. — А ты хоть всю жизнь лямку тащи — на конуру в «хрущевке» не заработаешь.

«Волга» остановилась у распахнутых ворот тучинского коттеджа. Прибывших встречал тоскливый собачий вой.

— В доме собачка воет. — Старший лейтенант передвинул автомат поудобнее. — Что-то хозяев не видно.

— Давайте! Ты — к заднему ходу, — распорядился Воробьев. — А мы отсюда попробуем.

Он подошел к двери и позвонил. Вой сменился захлебывающимся лаем.

— Если пес кинется — вали, — скомандовал Дмитрий Ильич.

Зубров осторожно потянул ручку входной двери.

— Тут не заперто. — Он широко распахнул дверь.

Из темного коридора навстречу следователям выскочила собака. Оперативник поднял автомат, но стрелять не пришлось. Пес жалобно заскулил и, колотя хвостом по земле, стал жаться к ногам вошедших.

— Пошли наверх. Похоже, опоздали.

В комнатах первого этажа никого не было, вслед за оперативником с автоматом оба капитана поднялись на второй этаж. Заглядывая в комнаты, они обошли весь этаж, пока не уперлись в дверь хозяйского кабинета. Увязавшаяся за ними собака снова завыла и, прижав хвост, стала пятиться. Оперативник легонько толкнул дверь, но она оказалась заперта изнутри. Офицер сдвинул автомат за спину и вопросительно посмотрел на Воробьева.

— Давай, — кивнул тот.

Старший лейтенант отошел в глубь коридора и с разбегу ударил в дверь плечом. Та с треском распахнулась. Хозяин особняка сидел в кресле возле камина. Огонь уже давно погас, за каминной решеткой чернел ворох сгоревшей бумаги, несколько листов валялись на ковре перед нею. В помещении стоял тухловатый запах сгоревшего пороха. Охотничье ружье с инкрустированным ложем лежало на полу возле тела. Стена за креслом была забрызгана красным и желтым. Взглянув на тело самоубийцы, оперативник согнулся пополам и рванул из кабинета.

— Твою мать, — выдавил из себя Зубров. — Пошли отсюда, тут работа только для экспертов.

Воробьев кивнул.

Они вышли на улицу. Старший лейтенант сидел на крыльце и утирался носовым платком. Рядом вертелась потерявшая хозяина собака.

В районе поиска «Ариадна» была одна, другие суда шарахнулись от опасного корабля, как от зачумленного. Первой на цель вышла Б-457. Акустик лодки услышал шум винтов на пеленге в пять градусов. Лодка смело могла использовать свой гидролокатор, не опасаясь угрозы быть обнаруженной. Будь на месте «Ариадны» вражеский эсминец, исход такого противостояния было бы трудно предсказать. Но у обычного грузового судна не было никакой надежды выйти из этой схватки победителем. Находящийся на борту комплекс был бесполезен в борьбе с субмариной и ее торпедами.

— Боцман, рули на всплытие. Поднять перископ.

Это, несомненно, была «Ариадна». Командир недолго разглядывал в мощную оптику перископа силуэт цели, белые надстройки в подпалинах, пробоины, оставленные снарядами сторожевика, и сбитую набок мачту. В свете зарождающегося утра «Ариадна», тяжело переваливаясь с волны на волну, двигалась прямо на подлодку.

Командир защелкнул рукоятки перископа.

— Погружение. Торпедная атака. Изготовить носовые.

— Есть изготовить носовые, — эхом отозвалось в динамике.

Начертив под водой широкую дугу, лодка вышла на позицию атаки. Задача была куда проще отрабатываемых на учениях и тренировках. Для того чтобы от находящегося на борту комплекса гарантированно ничего не осталось, стреляли сразу двумя торпедами.

— Пли! — крикнули из центрального поста.

Выброшенные сжатым воздухом торпеды хищными рыбинами рванулись к цели. Следом потянулись шлейфы из пузырьков воздуха. Разломленный взрывом корпус «Ариадны» подняло из воды. Пылающие обломки с шипением погружались в темные воды, на поверхности моря растеклись пылающие пятна топлива. К месту гибели нарушителя полным ходом спешил тральщик с водолазной командой на борту. Командование должно быть уверено, что на дне не останется ничего, даже отдаленно напоминающего злополучный комплекс.

Глава 32.

СМЕНА ИМИДЖА.

Все обитатели вагона, включая проводницу, собрались в первом купе. Троица дебоширов со связанными руками размещалась на боковой полке. Протрезвевшие вояки уже утратили воинственный пыл и выглядели достаточно жалко. На столе перед Давыдовым лежала стопка документов — военные билеты вэвэшников и паспорта их приятельниц.

— Вы свои тоже доставайте! — скомандовал он группе побитых туристов. — А то потом ищи ветра в поле.

— А наши документы вам зачем? Не мы же драку начали, — возразил бородатый.

— Затем. Где я потом буду отлавливать свидетелей правомерного применения оружия?

— Так мы сами на них в милицию готовы жаловаться, — подала голос девица с перевязанной рукой. К счастью, ее ранение оказалось пустяковой царапиной. — И все подтвердим.

— Я что, недостаточно понятно объяснил? Документы на стол…

Байдарочники полезли за паспортами. Давыдов сунул проводнице блокнот и шариковую ручку.

— Переписывайте паспортные данные, не забудьте про места жительства.

— Место рождения писать?

— Писать! И дату тоже.

— Ребята, давайте без милиции обойдемся, — загундосил длинноногий арестант. — Слышь, братан, зачем тебе это нужно?

Давыдов повернулся в сторону говорящего и зарычал:

— Ты, чмо, как меня назвал? Где ты своего брата увидел, недоделок?

— Товарищ капитан, ну отпустите нас…

— Капитан-лейтенант, — очаровательно улыбнувшись, поправил его Анатолий. — Вы, уроды, еще и в званиях не разбираетесь.

— Ну, товарищ командир… — заныл тот, которого называли Серегой.

— Если бы я был твоим командиром, ты бы здесь не сидел. Поздно, орелики! Куда вы теперь с простреленной ногой? Только к людям с печальными глазами в сером.

— Знаете, как менты нашего брата не любят, — снова встрял длинный.

— А это ваши ведомственные заморочки. Меня они не касаются, я из другого министерства.

— Товарищ капитан-лейтенант, вы насчет ноги не волнуйтесь. Коляныч не в обиде, мы же заявлять не будем на вас, за то, что выстрелили…

Давыдов фыркнул, давясь от смеха. «Надо же, ну и борзость. Они на меня заявлять не будут, благодетели человечества».

— Я тоже не в претензии, можете и заявить. Жаловаться не стану. Кончай разговорчики! Мне нужно решить, что с вами дальше делать.

Анатолий задумался. Нужно было каким-то образом избавиться от арестантов, не привлекая к себе внимания. Через час поезд подходил к Беломорску, а на следующей станции ему выходить. Прикинув все возможные варианты, он выработал план. Было в нем несколько неувязок, но все-таки план. Давыдов посмотрел на приятельниц утихомиренных воинов и выбрал ту, у которой волосы были более естественного цвета.

— Ты, пигалица! — обратился он к фиолетовой. — Марш в сортир! Берешь ведра, тряпки, и чтоб через пятнадцать минут тут и следа от вашего пребывания не было.

— Вот еще, — фыркнула та. — Нашел девочку.

— Марго, делай, что сказано, — подал голос со скамьи штрафников Серега.

— А ты, — Анатолий повернул голову к крашеной блондинке, — иди смывай свою боевую раскраску.

— Зачем? — не поняла девица.

— Я тебя замуж беру. На полдня, — с самым серьезным видом сообщил Давыдов. — Бегом марш.

Публика ошарашенно глядела на капитана.

— Вы что, серьезно? — первой подала голос проводница. — Это ж шмары, каких свет не видывал…

— Меня устраивает.

Байдарочницы, скорчив презрительные гримасы, отвернулись. Давыдов усмехнулся.

— Значит, так, гаврики. Вы, воины, и ты, чучело. — Он посмотрел на Марго, усердно возюкающую тряпкой. — Сейчас выходите. Ваши документы я забираю с собой. Получите потом у своей приятельницы, которая вместе со мной следует дальше. Сидите здесь на станции и ждете ее возвращения. Она прибудет первым же встречным поездом. Если хотите — можете обратиться в линейное отделение. Не хотите — ваше дело. Вопросы?

— Нам вообще-то до Кандалакши… — неуверенно возразил долговязый, Серега тут же ткнул его локтем. — Мы согласны…

— Меня ваше согласие не колышет. Просто делайте, что вам говорят. Вздумаете дурить, ну что ж, вариант вашей полной ликвидации меня тоже вполне устраивает. Меньше дерьма будет атмосферу портить, — будничным тоном сказал Давыдов, вытащив оружие.

Троица испуганно отшатнулась. Вернулась умытая блондинка — физиономия мокрая, прическа всклокочена.

— Здесь будете или потом? — деловито поинтересовалась она.

— Чего будете? — спросил капитан.

— Ну, меня — здесь или позже…

— Тьфу, дура! Нужна ты мне больно, — рассмеялся Давыдов. — Тоже мне Чичоллина.

— Тогда зачем я вам понадобилась?

— Скоро узнаешь.

— Я — все, — отрапортовала уборщица.

— Гильзу нашла?

— Вот. — Она извлекла из ведра желтоватый цилиндрик.

— Давай сюда. — Анатолий положил стреляную гильзу в карман и придирчиво осмотрел район проведения субботника. Обернулся к проводнице.

— Сортиры мыть?

Проводница удивилась, но, подумав, согласилась.

— Мыть, — вздохнул капитан. — Ничего не попишешь, вперед! За работу!

Девица, презрительно вскинув голову, удалилась.

— Переписали? — спросил Давыдов у проводницы.

— Все готово. — Она протянула блокнот.

— Теперь вот эти. — Анатолий подвинул ей документы пленников. — Писать все, включая номера в/ч и должность. Это страница номер восемь, — любезно подсказал он занятой переписью населения женщине. За окнами уже серел рассвет.

Ранним утром поезд въехал на станцию Беломорск. За окнами проплыло коричневое деревянное здание вокзала. Раньше Анатолию часто приходилось бывать в этом городе и особенно в ресторане «Поморье», где молодые офицеры обычно отмечали окончание командировок в Северную Венецию. Проголодавшийся Давыдов с щемящей грустью вспомнил и о былых пиршествах в забегаловке, носившей лирическое наименование «Желтый дьявол». Дернувшись при резком торможении, состав замер у единственного перрона.

— Граждане пассажиры, ваша остановочка, освобождаем плацкарту, вещички не забываем, — бодро возвестил капитан, и троица потопала к выходу.

— Вы их что, вот так просто отпустите? — обратилась к Анатолию участница сражения с оранжевой фарой под левым глазом.

— Желаете и дальше путешествовать в их компании? — вежливо спросил капитан. — Только учтите, я скоро выхожу. Так что? Выходим, джентльмены. — Анатолий подтолкнул замешкавшегося замыкающего. — Девушка передумала, вы ей больше не интересны.

Компания столпилась в тамбуре, Давыдов помог Маргарите вынести чемоданы, затем отошел и достал пистолет.

— Ну, мадемуазель, можете развязывать своих приятелей. Подбирайте барахло и выметайтесь!

Девушка ловко освободила конечности своих спутников от стягивающих их полотенец.

— Полотенца можете оставить в вагоне, — распорядился капитан. — Их проводнице сдавать надо.

Длинный и Серега резво спрыгнули на перрон и протянули руки пострадавшему Колянычу. Тот обернулся и с ненавистью посмотрел на офицера в морской форме.

— Ну, мореман, мы еще встретимся…

— Шурик, давай же, пошли, — дергала его за рукав фиолетовая спутница.

— Конечно, встретимся. В следующий раз я тебя убью, — улыбнулся Давыдов. — Сразу.

Александр Николаевич Раздолбаев неуклюже вывалился из тамбура на руки встречающих его товарищей, скривился при приземлении на раненую ногу и, повернувшись к Давыдову, принялся осыпать его проклятиями.

— Вынос тела состоялся, — прокомментировал Давыдов и вежливо помахал им ручкой. Вздрогнув, поезд медленно покатил дальше. Капитан вернулся в вагон.

Его пленница, нахмурившись, сидела в своем купе.

— Пошли, — скомандовал он. — Вещи с собой.

Давыдов собрал документы, разбросанные по столу, и положил их к себе в карман. Девица уселась напротив.

— Открывай сумку. Вытряхивай свои шмотки.

Анатолий придирчиво осмотрел разбросанные наряды.

— Иди переоденься. Надень это и это.

Недоумевающая девушка взяла указанные предметы и скрылась за перегородкой. Через несколько минут вернулась, замерла в проходе и, расставив руки, крутнулась на месте.

— Так лучше, — согласился Анатолий. — Ну-ка протяни руки вперед. — Осмотрев длинные ногти с облезлым маникюром, он удрученно покачал головой. — Не пойдет. Сиди здесь.

Давыдов постучал в купе проводницы. Та осторожно выглянула.

— Высадили?

— Высадили. У вас растворителя нет?

— Да нет, откуда?

— А водка?

— Пятьдесят рублей.

Анатолий сделал удивленное лицо и вопросительно вскинул брови. До тетки дошло, что случай не тот, нырнула под стол и достала просимое.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил капитан.

Вернувшись в купе, Анатолий открыл бутылку и водрузил ее на столик.

— Сбегать за стаканами? — с готовностью поднялась девица.

— Лак смыть, когти подстричь! — рявкнул Давыдов. — Пошевеливайся, у нас мало времени.

Когда девушка закончила, Анатолий придирчиво осмотрел ее руки. Потом принялся разглядывать ее лицо. Курносая, веснушки, аляповатые клипсы.

— Все равно не тянешь, — удрученно проговорил он после детального осмотра.

— На кокр не тяну? — обиделась девушка.

— На боевую подругу флотского офицера. Вынимай из ушей свою пластмассу.

— Это клипсы.

— Тем лучше — дырок не будет. Повернись! Смотри на меня! Нет, все равно чего-то не хватает.

— Может, косметики?

Вспомнив ее грим, Давыдов вздрогнул. Потом у него возникла идея, и он пошел в купе туристов. Те разом повернулись в его сторону.

— Вот вы, девушка! — Он поманил байдарочницу с фиолетовым фонарем, который она уже успела замазать тональным кремом. — Можно вас на минуточку?

Девушка удивленно вскинула тонкие брови.

— Я?

— Вы, вы. Идите сюда, не волнуйтесь, вы мне понадобились как женщина. То есть не в том смысле, — поспешил успокоить туристку Давыдов. — Мне нужен специалист по макияжу. — Взяв девушку под руку, Анатолий отвел ее в свое купе. — Пожалуйста, подкрасьте вот это чудо, только не очень ярко.

Девушка покорно вздохнула и спросила пленницу:

— У тебя косметика есть?

Та достала из сумки косметичку. Минут десять они колдовали, создавая арестантке требуемый имидж.

— Ну как? — студентка вопросительно посмотрела на офицера.

Давыдов удовлетворенно кивнул.

— Потянет. Еще прическу поправить, и совсем сойдет.

— Много ты понимаешь! — не выдержала пленница. — Это сейчас самый писк.

— Молчать! — пресек бунт Давыдов. — А то скальп сниму. Давайте, девушка, изобразите что-нибудь попроще.

— Скажите, а зачем вам все это?

— Хочу приятелей и их жен разыграть, — на полном серьезе ответил Давыдов. — Скажу: встречайте новую подругу, женился в отпуске.

— А-а-а, — с пониманием протянула девушка, расчесывая спутанные космы.

— Да не дергай ты! Дай я сама… — пленница отобрала гребень. — Лучше зеркало подержи… Тоже мне шутник выискался! Герой-одиночка.

Глава 33.

ТАЙМЕР ВКЛЮЧЕН.

Гости пожаловали на рассвете. Обитатели маяка завтракали, когда с озера донесся нарастающий гул двигателя. Алена испуганно вздрогнула и с тревогой посмотрела в окно. Старик положил ладонь на ее руку.

— Не бойся, девочка, я с тобой.

В окно был виден приближающийся катер — точная копия того, на котором прибыли беглые преступники. Девушка закрыла лицо руками.

— Спокойно, — прикрикнул смотритель маяка. — Не время нюни распускать, соберись.

Яков Степанович снял с гвоздя ружье, проверил — заряжено ли, и поставил его рядом с собой.

— Продолжаем завтракать.

Катер, замедлив ход, приближался к причалу. На пристань поднялся человек и ловко завел швартов. Следом показались еще двое. Оставив первого стеречь плавсредство, они двинулись к дому.

Обитатели маяка замерли в напряжении, через минуту в дверь вежливо постучали.

— Не заперто! — крикнул старый моряк.

В сенях затопали, потом дверь в комнату распахнулась.

— Доброе утро. Приятного аппетита.

В дверях стояли двое в черных комбинезонах. Оба с оружием. Один из них, видимо главный, полез в карман и достал какой-то документ. Раскрыв «корочки», предъявил их старику.

— Присаживайтесь, — предложил тот в ответ. — Мы как раз завтракаем.

— Не беспокойтесь, мы уже ели. Если только чайком угостите. Продрогли, свежо на воде.

Алена поднялась и долила воды в медный чайник.

— Знатная у вас макитра, прямо антиквариат, — улыбнулся старший.

Сдернув с головы черные береты, они присели к столу. Благодарно кивнули девушке, поставившей перед ними чашки.

— Собственно, мы на минутку. Не скажете, к вам сюда катер не заходил, такой, как наш? Пару дней назад. — Он впился взглядом в продубленное ветром лицо старика.

Старик прихлебнул из своей чашки и степенно сказал:

— Был. Мед берите, мед у нас свой, с пасеки.

— А не подскажете, кто на нем был?

— Какие-то трое, искали кого-то, — не моргнув глазом, отрапортовал Журавлев.

— Не эти? — Старший достал из кармана снимки.

Яков Степанович, не торопясь, натянул на нос очки и взял фотографии. Взглянув на них, он с облегчением вздохнул.

— Нет, не эти, совсем не похожи.

— А куда они потом направились, не говорили?

— А Бог их знает. Я их вчера у островка к югу отсюда видел, катер мимо проходил, когда я сети ставил.

— Далеко? В смысле, вы их далеко отсюда видели?

— Километров восемь на зюйд.

— Моряк? — уважительно спросил старший.

— Подводник. Северный флот. Двадцать лет выслуги. А вы, если не секрет, откуда?

— Федеральная служба охраны, — ответил старший и добавил: — До этого мы в комитет входили.

— А-а, — протянул старик. — Серьезная организация.

— Да уж куда серьезнее! Ну, спасибо за чай. Нам пора. Может быть, найдем этот катер там, где вы его видели.

— А что случилось, неужели угнали? — рискнул спросить старик и выдавил улыбку. — У вашей-то конторы?

— Ну что вы, — успокоил его старший. — Учения, тренируемся с террористами бороться. Знаете, сколько их сейчас развелось?

— Наслышаны, то и дело по «ящику» передают… Мы вас проводим. — Старик встал из-за стола. Женька надел свою фуражку и вместе с Яковом Степановичем пошел следом за гостями. В сенях старший остановился у полки с обувью.

— Классные! — кивнул на забытые Давыдовым летные ботинки. — Где достали?

Журавлев обмер. Надо же было вляпаться на таком пустяке.

— Знакомый из обато подарил, в обмен на рыбу, — стараясь скрыть волнение, небрежно бросил старик. — Добротная обувка и теплая.

Старший кивнул и, посмотрев на Женькину фуражку с голубым околышем, двинулся к выходу.

— Спасибо за чай, извините за беспокойство, — обернулся в дверях второй, доселе хранивший молчание, и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Взревев моторами, катер двинулся на юг.

— Ф-фу-у… Пронесло, — выдохнул старый моряк. — Алена, где там у меня заначка была? Неси, надо стресс сбросить.

Девушка вышла из кухни, вернулась с бутылкой домашней настойки, поставила ее на стол и достала стопки:

— Дядь Яша, и мне налейте…

Старик с удивлением глянул на девушку, хмыкнул, но налил и ей.

— И где, интересно, ты ее прячешь? А? — Он поднес рюмку к губам, выпил и задорно крякнул. — А все-таки мы молодцы! Что скажешь?

Командир группы ждал результатов осмотра. Катер действительно оказался в указанном стариком месте. Двое из команды перебрались на борт и занялись осмотром. С первых минут стало ясно, что на борту находятся тела неизвестно кого, а не разыскиваемой ими группы номер шесть.

— Ни денег, ни документов, — доложил первый. — Оружие на месте, вещи вроде бы тоже, только перевернуто все.

Второй занимался осмотром трупов.

— Похоже, над ними кто-то из «трех девяток»[6] поработал, ранения уж больно характерные. А этому здорово досталось. Допрашивали его, что ли?

Командир с сомнением покачал головой.

— Летчик?

— Должно быть, он, больше-то некому, — согласился второй. — На катере такого автомата не было. Только тот, кто был на месте зачистки, мог его добыть.

Командир потянулся к радиостанции.

— Вываливайте этих друзей за борт. Павел, заводи катер. Никитин, ты поведешь второй. Возвращаемся на маяк, нужно потолковать с этим любителем авиационной обуви.

Командир связался с руководством. На линии оказался сам Слугарев.

— Семнадцатый, я две тройки. Мы нашли объект, на нем пусто, ни единичек, ни оборудования. Мы нашли шестого, повторяю, здесь был шестой. Прием.

— Куда он направился?

— Мы возвращаемся на точку М, чтобы все выяснить.

— Найдите его! Станет что-нибудь известно — сообщите мне! Конец связи.

— Вас понял. Конец связи.

— Двигай, — распорядился старший.

Человек, названный Павлом, передвинул рычаги хода вперед. Позади раздалось фырканье, холодные двигатели второго катера не желали запускаться. Никитин утопил кнопку стартера, в моторном отсеке электромоторы с воем провернули валы винтов, двигатели наконец всосали топливо и, чихнув, довольно заурчали. Под кормой вспенились два буруна. Толстая леска, идущая к чеке ручной гранаты, стала наматываться на вал левого винта. Никитин не обратил внимания на хлопок сработавшего взрывателя гранаты. Осколки прошили топливный бак, и катер скрылся в облаке раскаленных газов. Хлестко ударил раскатистый грохот. Куски металла и пластика разлетелись далеко вокруг, обрушились на пассажиров первой лодки, еще не успевшей отойти на безопасное расстояние. Приняв шквал осколков, катер накренился на левый борт. Сбитый с ног командир группы схватился за уши и, шатаясь из стороны в сторону, еле-еле поднялся на ноги. Его товарищ беспомощной куклой висел на штурвале. Командир оттащил его в сторону и переложил руль вправо. Прыгая на мелкой волне, катер понесся к маяку.

Михаил Петрович звонил хозяину с просьбой санкционировать отход. Операция провалилась. Тучин покончил с собой. Комплекс, если от него что-нибудь осталось, покоился на дне Балтийского моря. В затылок дышали ФСБ и контрразведка. Голос в трубке был, как всегда, сух и до отвращения вежлив.

— Пока я не могу санкционировать выполнение вашей просьбы. Есть абсолютно точная информация о том, что четыре ракеты и прибор управления огнем, находившиеся на самолете, до сих пор не найдены. По некоторым данным, они в руках уцелевшего после аварии летчика. Найдите его! Мне нужны эти изделия! Только после того, как они окажутся у вас, я организую вашу переброску. До этого времени дергаться куда бы то ни было не советую. Вы все поняли?

— Я вас понял. — От ярости Слугарев чуть не запустил трубкой в стену.

— Очень хорошо. Не забывайте, нам прекрасно известны местонахождение вашей супруги и адреса учебных заведений, в которых обучаются ваши дети. Не допускайте ошибок, пожалуйста. У вас есть фотография объекта?

— Есть снимок из его личного дела.

— Вот и прекрасно, можете смело его использовать.

— Каким образом?

— Оповестите о розыске объекта линейные отделения милиции вдоль всей трассы железной дороги.

— Каким образом мы можем заставить их с нами сотрудничать? Мы же пока…

— Указ о включении в/ч 4779 в известное вам ведомство подписан. Вы будете представлять его в регионе до прибытия эмиссара из столицы, которому сдадите дела. Можете смело пользоваться новой вывеской. Для милиции это будет выглядеть как обычное взаимодействие. Еще вопросы? Если это все — до свидания.

Послышались отрывистые гудки. Михаил Петрович уронил трубку на аппарат, сунул в рот сигарету и трясущимися руками долго чиркал спичкой по коробку, пока она не сломалась. Потом вырвал сигарету из пересохших губ и, нервно скомкав, швырнул ее в пепельницу. Хозяин задал почти непосильную задачу. «Еще и угрожает, скотина, уже и замену мне подыскал. Пришлет преданного мальчика на все готовенькое». Слугарев встал с кресла и принялся расхаживать по кабинету. Остановился перед картой Северо-Запада России. С приобретением официального статуса все, понятное дело, изменится, организация выйдет из-под контроля хозяина и вольется в новое ведомство на правах штатного подразделения. После этого не может быть и речи об использовании их команды в прежнем качестве. Это ясно и хозяину, и ему, Слугареву. А сам Михаил Петрович превращается для хозяина в ненужного свидетеля его закулисных делишек. «Небось чистеньким хочет остаться. Как же! Спас для страны группу высококлассных специалистов. А меня напоследок решил на полную катушку использовать. Перед тем как в тираж выпустить. Ничего, мы еще поторгуемся. Нужно только найти летчика и вытрясти из него эти чертовы изделия. Где же этот шестой, куда он делся? Кто он, в конце концов, такой — новоявленный Стивен Сигал?» Подполковник вернулся к столу и стал внимательно изучать копию личного дела Давыдова. Ничего особенного.

Михаил Петрович позвонил дежурному и попросил его связаться с милицейским начальством, он собирался использовать все преимущества нового служебного положения.

Через два часа на валиках милицейских телетайпов крутилась растиражированная фотография Давыдова.

— Где он? — В глазах человека в черном комбинезоне блеснули колючие льдинки.

— Не понимаю, о ком вы говорите, — ответил Яков Степанович и осторожно поерзал на стуле.

Все обитатели маяка сидели рядом, напротив них, удерживая всю троицу на прицеле, стоял командир группы. Ствол качнулся в сторону девушки.

— Кого из них сначала? Ее или мальчишку? У меня нет времени устраивать игры в полицаев и партизан! Отвечайте, или ваши близкие умрут. Повторяю вопрос: где он?

— Он ушел.

— Куда?

— На станцию.

— Куда он поехал?

— На север.

— Куда именно?

— Он не сказал.

— ?!

— Мы действительно не знаем, — ответила вместо старика девушка.

— Как ни странно, я вам верю, — усмехнулся человек в черном.

— Он вооружен?

— Выше крыши, — буркнул старик.

— Проделка с катером его работа?

Журавлеву ничего не оставалось, как кивнуть еще раз. Не выносить же себе самому обвинение в терроризме.

— Из дома не выходить, — распорядился автоматчик и бросился к катеру передавать полученные сведения.

Счет пошел на минуты.

Глава 34.

САМОЕ СТРАШНОЕ ОРУЖИЕ — КРАСОТА.

Сержант Петренко тоскливо посмотрел на стенные часы. До смены еще полдня тарабанить. Правда, после только что прибывшего поезда до следующего — трехчасовый интервал. Можно будет малость расслабиться. Хотя расслабишься тут! Начальник отделения приказал повыгонять из здания вокзала всех бомжей, а их гоняй не гоняй — все одно. Они сюда сползаются, будто им в городе деваться больше некуда. Не торчать же в зале ожидания сутки напролет. Сержант поднялся и принялся поправлять ремень, оттянутый кобурой, наручниками и резиновой палкой, ставшей символом демократических преобразований последнего времени. Нужно было выйти на перрон проверить приехавших. Расслабишься, как же! Петренко остановился перед стендом «Их разыскивает милиция». Какая может быть расслабуха, когда начальство на ушах стоит, все ловят кого ни попадя. Вот и сегодня, час назад, принесли фотографию и приметы еще одного. Офицер какой-то пэвэошной части рванул с оружием прямо с дежурства. По случаю грандиозной облавы начальство изволило лично привезти фотографию и вторично посетить объект, уже подвергнутый нынешним утром проверке. Заодно с вручением изображения беглеца шеф произвел очередную накачку, обнаружив в здании вокзала спящего на скамейке нищего. Бедняга, распространявший вокруг себя устойчивый аммиачный аромат, устроился как раз у входа в комнату милиции. В лекции шефа процентов семьдесят слов не несли смысловой нагрузки и служили лишь для связки остальных полезных тридцати процентов. Вот и думай, что важнее: обеспечивать гигиену на вверенном участке или ловить вооруженного преступника. Петренко внимательно посмотрел на пришпиленную к стенду прокламацию. На зрительную память он никогда не жаловался, но пойди узнай кого по такому изображению. С блеклого бланка на сержанта таращился брюнет с вытянутой серой рожей. «Судя по эмблемам на петлицах, часть летная, — отметил про себя сержант. — Приметы самые обычные, рост средний, одет в форму».

— Вставайте, лодыри, — скомандовал он подчиненным.

Один из них, с погонами младшего сержанта и журналом «Двое» в руках, сразу заныл:

— Ну, дядь Николай, чего мы там не видели? Желудев свой пистон нам уже дважды вставил, теперь контроля до пяти не будет, чего туда переться?

— Вон этого злодея ловить будешь! — Петренко ткнул пальцем в направлении стенда.

Младший поморщился:

— Он где в бега ударился? На юге! Чего ради ему сюда забираться? Какой резон?

— Вставай, резонщик. — Сержант, шутя, замахнулся на подчиненного демократизатором. — Хватит на рисованных мокрощелок пялиться, пошли на живых посмотрим.

И наряд направился к выходу. Все тот же неугомонный бомж снова крутился в зале ожидания. Петренко погрозил ему увесистым кулаком. Ну что тут поделаешь?

— Возьми меня под руку, — скомандовал Давыдов. — Пошли не спеша. Не дергайся!

Издалека Давыдов с чемоданом в руке, спортивной сумкой через плечо и взявшая его под руку девушка смотрелись как обычная семейная пара. Молодой офицер с супругой возвращаются из отпуска или наоборот — едут отдыхать. Может быть, пожаловали посетить знаменитые Соловецкие острова. Пара спокойно проследовала мимо наряда милиции сквозь здание железнодорожного вокзала на стоянку такси. Парни в сером лениво проводили чету взглядами, уделив главное внимание девушке в провокационной мини-юбке. Как только приезжие удалились за пределы слышимости, Петренко подмигнул младшему:

— Ну вот, не то что твои бумажные, есть за что подержаться и на что глаз положить.

Младший на всякий случай отодвинулся на безопасное расстояние:

— Слышала бы вас, дядь Коль, ваша супруга. Вам бы мало не показалось. Держались бы потом за свой глаз.

Петренко усмехнулся в роскошные усы. Суровый нрав его подруги жизни был известен всему отделению.

Давыдов с девушкой остановились на асфальтовом пятачке. Только что подъехавшего к остановке частника у них из-под самого носа перехватил отец многочисленного семейства, следующего с югов с кучей чемоданов, коробок и корзинок. Пришлось ждать следующей машины. Давыдов поставил чемодан на землю и, сняв фуражку, вытер вспотевший лоб. Его план сработал, девушка отвлекла на себя внимание возможной облавы.

— Вы кто, бандит? Вас ловят? — поинтересовалась она.

— С чего ты взяла, будто меня ловят?

— Видела, как вы на милицию косились.

— Может, я их просто не люблю.

— Как же! — фыркнула девушка. — Очень похоже.

Без боевой раскраски и с причесанной соломенной гривой она немного стала похожа на нормального человека.

— Ловят, — согласился Давыдов. — Но я не бандит, просто так получилось.

— Просто ничего не получается!

Капитан, высматривая машину, усмехнулся.

— А если я сейчас закричу? Что будет?

— Придется тебя застрелить.

— Я вам не верю.

— А ты попробуй, терять мне нечего. Если закричишь, в меня могут начать стрелять. Мне придется ответить тем же.

— А все-таки, вы кто?

— Обыкновенный офицер, капитан Давыдов А. В.

— Меня Светланой зовут.

— Меня это не интересует.

Девушка состроила обиженную гримаску.

— Вы бы мне хоть сказали, что говорить, если у нас начнут документы проверять. Кем назваться, как вашу жену зовут? Судя по кольцу, у вас жена есть, ведь так?

— Надеюсь, обойдется. Если дело дойдет до проверки документов, то будет поздно придумывать тебе легенду, подтвердить ее мы все равно не сможем.

— А куда мы едем? Вы же обещали меня сразу отпустить.

— Извини, придется тебе еще чуть-чуть мне помочь.

— Ладно уж, не извиняйтесь.

— А как ты с этими вояками оказалась? Они тебе кто?

Девушка в ответ пожала плечами.

— Никто, так просто.

— Что значит «так просто»? Ты просто так оказалась в поезде, идущем неизвестно куда?

— Почему неизвестно, очень даже известно! Я к сестре еду, в Чупу.

— А чем ты вообще занимаешься?

— Ничем, так, стараюсь внести в свою жизнь разнообразие.

— Достойное занятие, — фыркнул Давыдов. — . Что-что, а разнообразие я тебе на ближайшие полдня гарантирую. А на какие шиши путешествуешь?

Девушка повела головой. Вопрос капитана так и остался без ответа. В следующее мгновение на пятачок выскочил красный «москвичонок» и лихо затормозил, чуть не сбив стоящий у ног Давыдова чемодан.

— Куда, командир? Доставим в любую точку нашей необъятной Родины. — Водитель распахнул дверь и белозубо улыбнулся.

— К морским летчикам, шеф, — в тон ему ответил Давыдов. — В любую мне не надо.

— Три червонца.

— Годится, — согласился Давыдов.

Девушка смотрела на Анатолия с искренним удивлением: было похоже, что спутник не врал.

Майор Медведев сразу узнал голос звонившего. По бодрому тону Кучерова он понял, что у милиционера хорошие новости.

— Привет, Федор. Чем обрадуешь?

— Есть кой-какие новости! Тут в Беломорске на вокзале железнодорожная милиция задержала группу вояк и девушку без документов. Один ранен в ногу. Попробуй угадать, из какого оружия?

— «Тульский Токарева»?

— Он самый! По описанию стрелявший очень похож на вашего парня, только почему-то форма у него морская.

— Если моряк, то не наш.

— Погодите делать выводы! Мы с проводницей пообщались. Знаешь, где он на поезд сел?

— Не томи, Федя, выкладывай.

— Есть тут у нас одна станция не станция, разъезд не разъезд, примечательно только то, что от нее до берега Онежского озера рукой подать. Возле нее еще маяк рядом. Так вот, в том районе не то что моряков, вообще ни одной воинской части нет. По-моему, неплохой след. Ты как думаешь?

— Может быть, и след. А где он вышел, установили?

— Установили, в Кеми. Только он ведет себя как-то странно, взял в заложницы приятельницу этих гавриков, отобрал у них у всех документы. Заставил эту девицу переодеться. Может, у парня крыша поехала? Вылез с ней в Кеми, сел на частника, куда дальше направился, пока не выяснили.

— Спасибо.

— Всегда рады. Что думаешь делать?

— А ты?

— Я уже выезжаю, заложница все-таки! Только непонятно, зачем она ему понадобилась и куда он направляется. И еще, кто-то сверху дал вашего парня в розыск. Вот такие дела.

— Еще раз спасибо. Думаю, скоро увидимся.

Медведев задумался: «Кемь, Кемь, это название уже мелькало в ходе расследования. Ага, — вдруг вспомнил он, — самолет, потерпевший аварию, был из кемского полка. Теперь все сходится, парень совершенно определенно держит путь в эту сторону. А заложница? Хотя если он сумел добыть морскую форму, то девушка ему могла понадобиться для маскировки. Черт, все сходится, определенно он. Что крыша поехала, это вряд ли. Но кто же устроил на него облаву? Может, Воробьев подсуетился?» Он не виделся с эфэсбэшником с того момента, как они расстались на Литейном после визита на контейнерный терминал. Медведев снял трубку с внутреннего телефона и набрал номер своего непосредственного начальника:

— Товарищ полковник, мне срочно нужен вертолет.

— А мне чемодан с баксами, — у шефа оказалось хорошее настроение и даже присутствие некоторого количества юмора.

— Я серьезно, объявился уцелевший пассажир.

— Где?

— Следует в полк, к которому был приписан наш транспортный самолет.

— Будь на трубе, сейчас что-нибудь придумаем…

Глава 35.

ВАША ЧАСТЬ АРЕСТОВАНА.

Давыдов сидел в кустах напротив проходной авиационного полка и наблюдал. Первая часть плана — проникновение на территорию части — зависела от одного важного обстоятельства, а именно от того, кто несет службу на контрольно-пропускном пункте. Если бы командование части, приняв всерьез инициативу какого-то придурка в погонах, выставило в наряд по охране, своих передовых подступов военнослужащих-женщин, план Давыдова рухнул бы, как карточный домик под дуновением легкого ветерка. Но, к счастью, командование части нашло своим дамам в погонах более достойное применение. Видимо, не утратило свойственное морякам деликатное отношение к прекрасной половине человечества. Конечно, можно было проникнуть в гарнизон через какую-нибудь дыру в заборе или через территорию жилого городка, но этот способ Давыдова не устраивал. Основная идея его замысла основывалась на простом расчете: он опасен своим неведомым недоброжелателям до тех пор, пока является единственным обладателем их секретов. Они были заинтересованы в ликвидации капитана Давыдова А. В., только пока его тайна оставалась тайной. Когда она станет достоянием гласности, личность капитана их интересовать перестанет, и тогда они оставят его в покое. Тогда у них должны появиться другие проблемы: как бы скрыть участие в подмене комплекса, организации взрыва, убийстве людей и попытке ликвидации следов на месте посадки аварийного борта.

«Вот уж действительно прав был тот, кто сказал, что каждая женщина в душе немного актриса», — подумал Давыдов, внимательно отслеживая происходящее. Его спутница устроила на пятачке перед КПП настоящий сеанс эксгибиционизма. Поставив свою сумку на землю и делая вид, что ждет появления своего единственного, девушка старалась привлечь к себе внимание всеми доступными средствами. Она сняла куртку и, оставшись в обтягивающем баллоне и мини-юбке, умело изображала нетерпение, принимая довольно естественные позы, позволяющие всем оценить по достоинству ее прелести. Давыдов тихонько рассмеялся: девица справлялась со своей ролью на пять баллов. Весь состав наряда выполз на крыльцо, чтобы насладиться бесплатным зрелищем. Капитан ждал. Ему необходимо было установить, сколько человек дежурит и чем они вооружены. По опыту он знал, что численность наряда вряд ли больше трех человек. Испытывая хронический недобор в личном составе, часть просто не могла отрядить больше людей даже на такой важный объект. Здесь, на КПП, их было и того меньше. Охрану и пропускной режим обеспечивали двое: матрос срочной службы и старшина-контрактник. Матрос был вооружен штык-ножом. Анатолия давно терзал вопрос: кому пришла в голову гениальная мысль, что подобное оружие может вселить ужас в душу потенциального злоумышленника. Любой, прошедший службу в рядах доблестных Вооруженных Сил или в войсках МВД, знал, что упомянутым предметом можно разве что расковырять банку консервов, и то с трудом. Как штык он еще на что-то годился, но как нож не выдерживал никакой критики. Судя по всему, контрактник должен отражать наступающие орды только своим грозным видом, для устрашения окружающих ему была выдана пустая кобура, к кольцу которой, в напоминание об отсутствующем пистолете, был пристегнут обязательный в таких случаях ремешок. «Довели армию, реформаторы убогие». С тех пор как государству стало плевать на личную безопасность военнослужащих, лишенные оружия люди в погонах постепенно превращались в плохо организованную, деморализованную толпу. Давыдов много читал и слышал о случаях ограбления офицеров и даже солдат в дни выдачи денежного довольствия. Да и в обычные дни резвящиеся подростки всячески демонстрировали пацифизм и нежелание выполнять конституционный долг. Армии новая власть не очень доверяла, зато милиции открыла зеленый свет. Вчерашние дембеля слонялись по улицам городов и деревень, бряцая оружием и прочим снаряжением, которым их обвешали с ног до головы. Выходило, что юнцу, лишь вчера сменившему солдатскую шинель на милицейский бушлат, у правительства доверия больше, чем офицеру, отдавшему своей службе половину жизни. Экипировка дежурных Давыдова интересовала, поскольку он не хотел устраивать войну еще и со своим ведомством. И без того врагов хватало. Бросится какой-нибудь ретивый умник в порыве служебного рвения проявлять ненужное геройство, не стрелять же в парня, ни в чем не виновного и, более того, выполняющего оговоренные инструкциями обязанности. Во избежание эксцессов капитан хотел убедиться в том, что у наряда не окажется при себе каких-нибудь опасных предметов.

Между тем девушка продолжала кружить голову одуревшему от ничегонеделанья личному составу. Слегка выгнув спину, так что тонкая ткань на груди обтянула соблазнительные формы, она картинным шагом, вынося ногу «от бедра», как завзятая манекенщица, прогуливалась перед распустившими слюни стражами. Наконец, вволю натешившись произведенным эффектом, она направилась прямо к ним. На рожах стражников расцвели улыбки. Оба приняли позы, которые должны были убедить любого (в данном случае — любую) в том, что он (она) имеет дело с видавшими виды служаками. Проинструктированная Давыдовым девушка остановилась в пяти метрах от дежурного и его помощника и томным голосом попросила закурить. Услышав просьбу, они принялись лихорадочно шарить по карманам. И конечно, сейчас им было не до наблюдения за подступами к охраняемому объекту. План удался. Услышав заранее оговоренную фразу, Давыдов, как чертик из коробочки, появился на сцене, грозно поводя стволом автомата. Прекратившие изучение содержимого своих карманов воины ошарашенно уставились на новое действующее лицо, вмиг захватившее тактическую инициативу.

— Привет, хлопчики! Руки вверх, это налет, — обрадовал их Давыдов, многозначительно поигрывая бровями. — Вы в плену у ирландской республиканской армии.

Зачарованно глядя на ребристый цилиндр глушителя, воины медленно выполнили команду.

— Очень хорошо, послушные мальчики, — ободрил их Давыдов. — Вы, юноша, расстегните поясной ремень и сделайте шаг в сторону. А вы, милейший, повернитесь лицом к стене.

Помощник отстегнул крючок бляхи, и ремень со штык-ножом скользнул вниз, со стуком брякнувшись об асфальт, а дежурный, косясь в сторону террориста, медленно повернулся к кирпичной стене. Его лицо приобрело тот же оттенок, что и ее поверхность.

— Ну а теперь, друзья, мы навестим дежурного по части. Шагом марш к штабу, Светлана, подбери ремешок и чемодан.

И вслед за возглавившими шествие арестованными капитан с боевой подругой отправились к зданию штаба. По пути Давыдов вручил девушке ТТ.

— А что мне с ним делать, как из этого стрелять?

— Просто держи в руках, стрелять не понадобится. Слышь, командир, — Давыдов слегка ткнул контрактника в спину стволом автомата. — Сейчас заходим к дежурному по части, не вздумайте усложнять мне жизнь. Понятно?

— Понятно, — сквозь зубы процедил парень.

— Оч-ч хор-шо. Вперед. Доложишь, что прибыли посетители с важным известием. Порядок действий будет такой…

— 

Яков Степанович тщательно осматривал катер. С виду — близнец того, на котором он заложил мину. Два часа назад уцелевшего коммандос подобрал вертолет. Процедура подъема человека на лебедке очень понравилась Женьке, парня за уши нельзя было оттянуть от окошка. Еще бы! Раньше ему такого не приходилось видеть. В его маленькой жизни вообще еще не было такого количества впечатлений, к тому же всего за несколько дней.

Никаких сюрпризов на катере обнаружить не удалось. То ли хозяева намеревались в скором будущем вернуться за своим транспортным средством, то ли так спешили, что бросили его на произвол судьбы готовым к дальнейшему применению, не интересуясь, кому достанется их ценное имущество. Вертевшийся рядом со стариком Женька с надеждой в голосе спросил:

— Дядя Яша, а он что, теперь наш?

— Думаю, скоро узнаем, — ответил старик, изучающий найденные на судне документы.

Успех второй части давыдовского плана зависел от того, где в штабе хранится боевое знамя. Если часовой на посту номер один стоит возле дежурного по части, сливай воду — придется сдаваться сразу. В этом случае «террористы» оказывались между двух огней — вооруженного автоматом часового и пистолетами дежурного и его помощника. Но арестованный стражник сказал, что знамя хранится на втором этаже, а дежурка размещается на первом. Такой вариант капитана устраивал, если, конечно, пленники сознательно не ввели его в заблуждение. Дежурный по части заседал за застекленной конторкой. Его весьма удивило, что наряд по КПП появился в штабе в полном составе. Нарушив все мыслимые и немыслимые инструкции, войска оставили охраняемый объект без присмотра, да еще в тот момент, когда на службу вот-вот должно было прийти начальство. Он надеялся, что у нерадивых воинов найдутся достаточно убедительные объяснения, извиняющие их преступную халатность, и он желал немедленно их услышать.

— Тут к вам посетители прибыли с важной информацией.

Дежурный начал подниматься из-за своего стола, когда за спинами воинов появилась девушка. Дежурный растерянно улыбнулся и спросил:

— С чем пожаловали?

— Вот с этим! — Девушка подняла зажатый в обеих руках пистолет.

Дежурный еще не успел сообразить, в чем дело, как в конторку вломился Давыдов с автоматом наперевес. Дежурный был не один, на топчане в углу спал прапорщик — его помощник. Разбуженный хлопнувшей дверью, он, ничего не понимая спросонья, таращил на капитана выпученные глаза. Прострелив для наглядности урну с мусором, Анатолий взял на мушку дежурного с помощником и скомандовал:

— Медленно, по очереди, расстегнули снаряжение и бросили в угол.

Офицер и прапорщик с показным спокойствием выполнили команду.

— Ты кто такой? — справившись с волнением, спросил дежурный. — Чего тебе надо?

— Капитан Давыдов.

— Тебе, капитан, может, к доктору? Чего ты тут…

— Молчать! — скомандовал Давыдов. — Дернетесь — оба покойники. Начальство еще не прибыло?

— Нет, — дежурный удивился. — А зачем…

— Вот и хорошо, — перебил его Давыдов. — Объявляй готовность.

— Чего объявлять? — не понял дежурный.

— Готовность номер один или тревогу! Откуда мне знать, как у вас это называется? Сбор экипажей для инструктажа в классе подготовки к полетам. — Давыдов посмотрел на часы. Было без четверти семь. — Во сколько у вас наряд заступает?

— В восемнадцать, — промямлил дежурный. — А что?

— А то, — усмехнулся капитан. — Если я правильно понимаю, сейчас сюда явится разводящий со сменой. Предупреждаю, один знак, и… — Проклиная себя за то, что ему приходится поступать таким образом, Давыдов взмахнул стволом автомата. — Вы оба сюда! — скомандовал он переминающимся с ноги на ногу парням с КПП. — Садитесь на топчан вместе с прапорщиком.

— Тревогу сразу объявлять или после смены? — поинтересовался дежурный. До него уже начало доходить, что для террористов гости ведут себя достаточно странно.

— После, — кивнул Давыдов. — Светлана, зайди сюда. Держи под прицелом компанию на лежанке.

Капитан с девушкой прижались к стене по обе стороны окна дежурки. Дежурный с каменным лицом сидел за столом. Смена появилась через семь минут. Это был самый напряженный момент с тех пор, как Давыдов появился на территории части. Увидев в дежурке посторонних людей с оружием, разводящий и караульный, не раздумывая, открыли бы огонь на поражение. Сложить оружие Давыдов не мог, так как не знал, кем организована операция по хищению комплекса. А если это игры не только бывшего комитета, но и армейского командования? Сдайся он теперь, и им стал бы заниматься особый отдел, ну разве что его рассказ услышало бы командование части. А это достаточно ограниченный круг лиц. Наряду про капитана и его спутницу просто дали бы команду молчать. Для получения гарантий Давыдову требовалась большая аудитория. Гремя сапогами и звякая оружием, смена затопала по лестнице на второй этаж. Сколько пришло человек, капитан не видел, судя по шуму — не меньше трех. Прилипший к стене Давыдов обливался потом, соленые ручейки из-под козырька фуражки стекали по вискам и щекам, мокрая майка прилипла к спине, ладони, сжимавшие оружие, стали противно влажными. Дежурный с усмешкой наблюдал за ним. На несколько минут шаги затихли, потом смена уже в обновленном составе потопала к выходу. Как только затихли шаги на дороге от штаба к караульному помещению, Давыдов скомандовал:

— Давай. На все вопросы по телефону отвечаешь, что поступил сигнал из округа.

Нарушая утреннюю тишину, протяжно завыла сирена.

Вертолет шел вне трассы. Забрав человека с причала у маяка, машина держала курс к северу, имея конечным пунктом назначения кемский аэродром. Землю еще укрывал серый сумрак, кое-где тянулись тающие полосы тумана, а в иллюминаторы вертушки уже били первые лучи поднимающегося над горизонтом солнца. С одной стороны — оранжевая дорожка, протянувшаяся от солнечного диска, багровые блики на волнах Белого моря и алеющая полоса над линией морского горизонта, с другой — выдержанная в серых тонах картина отступающей ночи. Феерический пейзаж! Трясущемуся на жестком сиденье Слугареву было не до красот природы. Теперь он знал, куда направляется шестой. Нужно было перехватить его, пока он не сообщил о местонахождении ракет и пульта следователям ФСБ и офицерам контрразведки. В распоряжении подполковника оставалось очень мало времени. Рядом дремал подобранный у озера командир погибшей группы. Слугарев вдруг подумал, что судьба людей организации его больше не волнует, теперь это были чужие люди. Скоро, очень скоро они выйдут из его подчинения, и может быть, кому-то из них дадут команду устранить его. «Ну, это мы еще посмотрим. Главное, первым добраться до изделий, а там мы еще подергаемся». В памяти всплыло ненавистное лицо Хозяина. «Рано меня списал, падаль, я еще на твоих похоронах лезгинку сбацаю».

Созванные сиреной офицеры части сбегались в штаб за получением табельного оружия и сразу же попадали под прицел давыдовского автомата. Всех вновь прибывших Анатолий загонял в глухой конец коридора между финансовой частью и архивом. Окна на первом этаже штаба были забраны решетками, и капитан мог не сомневаться, что его заложники не разбегутся. В числе первых в плен попали начальство и штабисты. Пряча улыбку, Давыдов вспоминал реакцию командира на прозвучавший вместо ожидаемой от дежурного фразы: «Происшествий не случилось, в части объявлена тревога» — рапорт незнакомого человека в морской форме со странным оружием в руках: «За время вашего отсутствия часть захвачена в заложники…» Давыдов дождался, пока в штабе соберутся все запаздывающие, потом обратился к насупившемуся командиру и разъяренному начальнику штаба:

— Все прибыли?

Начштаба вспыхнул:

— Нам тебе что, по списку всех проверить и доложить? И поверку объявить?

— Думаю, обойдемся. Попросите всех подняться в класс подготовки к полетам. После того как я сделаю кое-какие объявления, я сдам оружие. До этого я прошу всех соблюдать спокойствие.

Толпившиеся в коридоре офицеры возмущенно загудели и двинулись мимо Давыдова к лестнице. Когда коридор опустел, капитан скомандовал сидящим в дежурке:

— Можете продолжать несение службы. Подберите свои пушки, когда я поднимусь на второй этаж. И пожалуйста, не нужно устраивать фокусов с подъемом караула в ружье и стрельбой. Через полчаса все разрешится само собой. Светлана, бери чемодан и пошли.

В класс капитан входил осторожно, опасаясь, что кто-нибудь попытается на него напасть. Но заинтригованный его заявлением командир распорядился выполнять требования неизвестного. Давыдов внимательно оглядел притихших слушателей — не исключено, что кто-то сейчас уже докладывает наверх о случившемся происшествии. Но теперь это уже не важно. Поправив ремень съехавшего на бок автомата, Анатолий попросил девушку:

— Достань из чемодана карту и все бумаги. Вешай карту.

Та послушно открыла чемодан и, достав документы, замешкалась — не было кнопок.

— Помогите барышне, — скомандовал Давыдов человеку в летной форме, сидящему в первом ряду.

Тот встал и помог девушке прицепить карту к рейке с обычными бельевыми прищепками и повесить ее на стоящую в углу стойку с перекладиной. В глазах большинства Давыдов видел неприкрытую неприязнь. Понятное дело, кому ж понравится, когда у тебя под носом с утра пораньше размахивают стволом автомата.

— Вы летчик? — поинтересовался капитан у человека, закончившего возиться с картой.

— Штурман, а что?

— Тем лучше. Внимательно посмотрите карту и полетную документацию. Документы оформлены в вашей части.

Штурман взял лежащие на столе бумаги, изучил и кивнул, подтверждая достоверность заявления террориста.

— Теперь, пожалуйста, посмотрите вот эти документы. — Давыдов протянул ему сложенные стопкой удостоверения членов экипажа. — Это ваши офицеры?

— Наши. А откуда у вас?..

— Можно посмотреть? — встал командир полка.

— Да, только вы один.

Командир подошел к столу, и штурман протянул ему документы.

— Это же того экипажа, что… — начал командир, обернувшись к Давыдову.

— Я единственный оставшийся в живых из числа находившихся на борту.

Во время долгого Давыдовского повествования в классе стояла абсолютная тишина. Отложив в сторону уже не нужный автомат, он говорил и говорил, извлекая из чемодана все новые и новые вещественные доказательства. Когда Анатолий закончил, в классе некоторое время стояла тишина, а потом посыпался шквал вопросов. Теперь в глазах собравшихся светились сочувствие и уважение. Давыдов невпопад отвечал на вопросы, напряжение, камнем лежавшее на его плечах все это время, наконец отпустило. Капитан был среди своих. Командир и начштаба снова взяли власть в свои руки. Разогнав подчиненных по рабочим местам, они повели Давыдова и девушку в командирский кабинет. Здесь ему пришлось уже более обстоятельно повторить свою повесть. Только о, появлении на маяке беглых преступников он решил не говорить.

— Интересная штуковина, а она выключена, не взорвется? У нас тут аэродром, сам понимаешь… — Командир внимательно разглядывал мину, повернув ее к свету.

— Думаю, не должна — я там такую частоту поставил, на которой никто не работает. Ее нужно в металлическую емкость поместить и заэкранировать от излучений.

Командир положил мину на стол.

— Досталось тебе, парень. На. — Он придвинул опасный предмет к начальнику штаба. — Убери к себе в сейф.

— Не понял, командир, — возмутился тот. — А чего ко мне? Это дело по линии особиста, пусть он эту штуку к себе в сейф прячет. Больно надо мне здесь мину держать.

— Значит, после посадки Алексей Лебедев был жив?

Анатолий вздохнул:

— Так точно, его уже потом, те с вертолета…

— Понятно. А вы хоть ели сегодня? — встрепенулся командир. — Я сейчас дам команду, чтобы вас в столовой накормили. Правда, того изобилия, что было раньше, у нас нет, но с голоду умереть не дадим.

— Спасибо.

— Не стоит. Сейчас решим вопрос с вашим размещением. Сам понимаешь, пока тебе придется побыть у нас. Охрана нужна?

— Куда я убегу?

— Не в том смысле, мало ли что?..

— Если можно, я бы пока оставил при себе пистолет.

— Ладно, можешь оставить. Игорь Данилыч, займись гостями, а я пойду наверх докладывать.

Глава 36.

ТОЧКИ НАД «i».

Сегодня полетов не было, Давыдов и девушка завтракали в гордом одиночестве. Светлана с интересом глядела в окно на видневшиеся между ангарами самолеты.

— А они настоящие?

— Настоящие, ешь, — усмехнулся Давыдов, и тут они услышали гул двигателей. Повернулись к окну — зависнув над невидимой отсюда бетонкой, готовился к посадке вертолет.

— Ух ты, здорово! — воскликнула девушка. — Я на таком аэродроме еще ни разу не была. А потом можно будет посмотреть поближе?

— Может, и можно. Ну, как разнообразие? Не скучно?

— Класс! Кому рассказать — не поверят.

— Я и сам не верю, что все уже кончилось.

— А как я, потянула?

— Не понял, — удивился Давыдов.

— С ролью подруги флотского офицера?

— А-а, с этим. На пять баллов.

— То-то, напарник. — Справившись с котлетой, девушка принялась за бутерброды. — А на роль ППЖ[7]?

— Держи дистанцию, напарница, — рассмеялся капитан.

— Я вам что, совсем не нравлюсь? Вам же еще обратно ехать! Могу составить компанию.

— С чего бы такой интерес к моей персоне?

— Просто — так получилось.

— Просто так ничего не получается.

— Ну, с вами интересно, я еще… — протянула девушка и умолкла, подбирая слова.

— Боюсь, что пока со мной не интересно, а опасно.

К их столу подошел дежурящий по столовой прапорщик в белой куртке с красной повязкой на левом рукаве.

— Вы капитан Давыдов? Вас в штаб вызывают, срочно. Там прилетел кто-то, говорят, по вашему вопросу…

Слугарев рассеянно слушал доклад Давыдова, пытаясь понять, что же в этом человеке особенного. В лице капитана не было ничего примечательного, в глазах, пожалуй, мелькало торжество победителя, а в остальном — обычный офицер, один из тысяч. Что-то в нем все-таки было, какое-то качество, позволившее ему уцелеть и переиграть его, Слугарева. Подполковник размышлял, что именно, чем этот парень отличался ну хотя бы от его подчиненных. Подготовкой? Это смешно. С его подготовкой он и минуты не продержался бы в открытой стычке с самым слабым из его бойцов. Нет, что-то другое. Привычка к постоянному стрессу? Все-таки служит черт знает где. Но его бойцы тоже не мальчики, многие побывали в таких переделках, что этому малышу и неснилось. Что же тогда? Подполковник ощущал некие исходящие от капитана импульсы опасности. И вдруг он понял. Основное отличие Давыдова от его бойцов состояло в том, что они были всего лишь исполнителями, прекрасно подготовленными, безукоризненными исполнителями, готовыми проявлять инициативу в заранее оговоренных пределах. Именно этого от них требовал унаследованный от бывшего комитета уклад их служебной деятельности. В его организации сотрудник — это прежде всего винтик в сложном механизме, шестеренка, имеющая право вращаться в заданном направлении в отведенном ей месте. А человек, сидящий напротив, был обучен принимать самостоятельные решения без оглядки на начальство и брать на себя всю ответственность за принятое решение. От сотрудников бывшего комитета Давыдов отличался только этим. «И всего-то?» — устало думал Слугарев. Озадаченный его невниманием, капитан умолк.

— Спасибо, — спохватился подполковник. Нужно было доигрывать роль служебной комиссии до конца. — Вы нам очень помогли.

— Чем? — опешил Давыдов.

— Ну не нам именно, а вообще. Скажите, а где находятся уцелевшие изделия?

— Изделия? А, ракеты… Так я говорил, в лесу за домом, на маяке. Там легко найти, я же говорил. У меня в блокноте все точно зарисовано.

Слугарев внимательно рассмотрел подробную схему, начерченную шариковой ручкой.

— Говорите, это можно найти даже без вашей помощи?

— И ребенок справится, — подтвердил Давыдов. — Место уж больно приметное.

— Спасибо, — рассеянно повторил Михаил Петрович. Нужно было немедленно возвращаться к маяку, пока о тайнике не стало известно людям, ведущим официальное расследование. Он повернулся к сидящему рядом командиру части. — Думаю, нам придется немедленно отправиться к месту, где хранится оружие. Пока не установлено, кто охотится за комплексом, угроза его хищения сохраняется.

Присутствующие с пониманием согласились.

— Мне отправиться с вами, показать? — спросил Давыдов.

Слугарев заинтересованно взглянул на офицера. После устроенной Давыдовым пресс-конференции ликвидировать его уже не было никакого смысла. Возиться же с капитаном в вертолете… Михаил Петрович принял решение.

— Думаю, мы справимся. Если что, проконсультируемся у смотрителя, ведь он помогал вам, не так ли?

— Округ строго распорядился, чтобы он от нас никуда, — подал голос начштаба.

— Тем более, — подытожил Слугарев. — Нам потребуются все ваши материалы. Мы их срочно доставим куда следует, а вы пока можете оставаться здесь.

— Нужно опись составить. — Начальник штаба поднялся со своего места. — Как положено.

— Времени у меня мало. Дайте, пожалуйста, чистый лист, — попросил Михаил Петрович.

Набросав четким почерком: «Принял вещественные доказательства согласно описи. Подполковник М. П. Слугарев», поставил дату и подписался.

— Положено в трех экземплярах… — категорично потребовал НШ.

— Давайте еще бумаги, — снисходительно улыбнулся Слугарев. — Не волнуйтесь, все это попадет туда, куда нужно. Лимит времени, сами понимаете, эти люди сейчас уже, может быть, следы заметают.

Слугарев приказал своему подчиненному собрать всё, предоставленное Давыдовым, и отнести в вертолет.

— Ну, спасибо. Еще увидимся. — Слугарев протянул руку Давыдову, подумав, что лучше бы этого больше никогда не случилось.

— Быстро явились, — подал голос НШ, когда гости скрылись за дверью. — Как обычно, на готовенькое, теперь все лавры себе загребут. Так-то, брат, пролетел ты.

— Да какие лавры, — рассмеялся Давыдов, — одни неприятности.

— Тут такое дело, — начал командир. — Понимаешь, у нас супруга Лебедева служит, хотела с тобой встретиться. Поговорить об Алексее, ты ведь последний его видел…

— Куда нужно идти? Это здесь?

— Минутку. — Командир снял телефонную трубку. — Я уточню… Да, спасибо. Понял. — Он повесил трубку и сказал Анатолию: — Она сегодня дежурит. Это на передающем центре.

— Я провожу, — предложил НШ. Памятуя инструкции округа, он решил не выпускать Давыдова из виду до прибытия следственной бригады. — Пойдем, это недалеко.

Они вышли на улицу. Взбаламученный устроенным с утра развлечением, гарнизон уже начал

привычную повседневную деятельность. Куда-то топало отделение воинов с шанцевым инструментом. У КПП сигналила выезжающая в рейс машина. Спешили по своим делам люди в техническом обмундировании.

— Нам туда. — НШ махнул рукой в сторону виднеющегося антенного поля.

Они прошли по рулежке и пересекли плиты ВПП[8]. Метрах в ста от них разогревал движки вертолет, доставивший Слугарева.

Давыдов не знал, что говорить. Он машинально отвечал на вопросы, грустно глядя в потемневшие от горя глаза женщины.

— Знаете, он семью часто вспоминал. Особенно когда мы уже смогли сообщить о себе и ждали помощь. Думали, что нас вот-вот заберут спасатели… Он меня в гости приглашал…

Давыдов умолк, сообразив, что сказал что-то не то. Но слова утешения не шли в голову. В ней было абсолютно пусто. По щекам женщины, не останавливаясь, текли слезы. Из-за ее спины на Анатолия с осуждением глядел НШ: «Думай, что несешь». Нужные слова не находились. Анатолий не мог смотреть в глаза вдовы. В них ему чудился укор: ты выжил, а мой муж… У Давыдова и самого на глаза навернулись слезы, теперь, когда все закончилось, он уже иначе воспринимал случившееся. Появились сомнения: а так ли нужно было действовать. Терзания типа: вот если бы тогда я… то… Анатолий подавленно молчал. Над ними с ревом прошел вертолет.

— Еще одни пожаловали. — НШ пытался спасти положение. — Теперь все флаги… черт бы их побрал. Тоже небось по твою душу, — повернулся он к Давыдову.

— Скажите, а… — Женщина умолкла, не в силах продолжить вопрос.

— Тогда он ничего не почувствовал, — сообразив, о чем она хочет его спросить, соврал Давыдов, глядя в сторону. Сейчас ему больше всего на свете хотелось выскочить отсюда и бежать… Затрезвонил телефон. НШ взял трубку.

— Как не настоящие? — через мгновение заорал он. — Ты соображаешь, что несешь?

— Что случилось? — спросил Давыдов.

— Дежурный звонит. Говорит, прилетели настоящие эфэсбэшники, а эти были те, что подложили бомбу. Зараза, я же им все доказательства сам в руки отдал. Сиди здесь, отсюда ни ногой! Еще эти чертовы ракеты…

НШ метнулся к выходу.

— Эти люди, они только что были здесь? Как же… — спросила женщина, глядя на Давыдова расширенными от ужаса глазами. — Они же…

Давыдов растерянно развел руки. Только что его и все местное начальство обвели вокруг пальца, как малых детей.

— Они могли вас убить, — воскликнула женщина. — Они сюда за этим прилетали, да? Чтобы и вас… тоже?

«Почему же они не…» — Анатолий задал себе этот вопрос, хотя уже знал ответ — они не считали его опасным. Все получилось так, как он и рассчитывал, но… В нем клокотала темная ярость. Только что он, как последний дурак, гордо вещал о своих приключениях перед теми, кто был причиной всех злоключений, случившихся с ним. Перед теми, кто санкционировал смерть ни в чем не повинных людей, кто дважды пытался убить его самого и в конце концов снисходительно разрешил ему жить, не видя в нем для себя никакой угрозы. Эти люди, если их можно назвать людьми, были уверены в своей безнаказанности. Они просто продолжали спланированную ранее операцию. Давыдов стиснул кулаки. Он понимал, что противник не может исчезнуть бесследно, пока вертушка в воздухе. Ее местонахождение было известно службам управления воздушным движением, постам ПВО и даже диспетчеру авиачасти, где находился Давыдов. «Но они и не собираются прятаться, они так уверены в своем всесилии, что просто заехали на военный аэродром узнать, где тайник с ракетами, узнали и отправились дальше». И тут Анатолий придумал, как не позволить им уйти.

— У вас здесь есть средства воздушной радиосвязи?

— Есть, а что?

— Где?

— В соседнем зале. — Женщина, все еще не понимавшая, в чем дело, показала на дверь в соседнее помещение. — А что вы…

— Ждите меня здесь, — уже в дверях бросил Анатолий.

В зале радиосвязи он огляделся. Нужная ему станция была в работе. Анатолий подошел к пульту управления. В динамике звучал голос диспетчера, призывающего пилота ускользнувшей вертушки лечь на обратный курс. Давыдов привычно щелкнул переключателем на передней панели ЦПУ[9], переводя станцию в ручной режим управления. Потом установил нужную частоту, прогрел стойку усилителя мощности и нажал кнопку включения высокого напряжения без предварительной выдержки времени. Переключатель вида работы он поставил в режим непрерывного излучения.

…Последнее, что услышал сидящий в тесной кабине вертушки Михаил Петрович Слугарев, — едва слышный щелчок в корпусе мины, лежащей под ворохом бумаг на соседнем сиденье. Вертолет мгновенно исчез в облаке оранжевого пламени и черного дыма…

Эпилог.

Слухи о похождениях Давыдова достигли его части еще до возвращения капитана. Когда виновник торжества прибыл в родные пенаты, о его приключениях знал даже свинарь в подсобном хозяйстве. Вместо намеченного вечера отдыха Баянов и командир устроили Анатолию вечер вопросов и ответов. Только после того, как до общественности были доведены все интересующие ее подробности, вернувшемуся скитальцу позволили удалиться в «четырехзвездочное» общежитие. Там ему пришлось еще раз повторить свое повествование, но уже в более непринужденной обстановке, за столом, накрытым сослуживцами по случаю благополучного возвращения шефа. Больше всего коллектив узла связи развеселила случившаяся с их командиром метаморфоза — уехал летчиком, вернулся подводником. Давыдову пришлось весь вечер отбиваться от подколок по поводу своей переквалификации. Но, зная своих, Анатолий чувствовал, что этим дело не кончится…

На следующее утро подполковник Баянов напомнил начальнику узла капитану Давыдову, что, если он еще надеется побывать в отпуске до вступительных экзаменов в академию, ему лучше немедленно приступить к процедуре передачи дел и должности.

Личный состав узла встречал командира, выстроившись в одну шеренгу. Давыдов, приготовившийся было к приему обычного рапорта, не сразу понял, что стал жертвой капитального розыгрыша. Над входом в подъезд развевался военно-морской флаг. Надетые по случаю торжества солдатские фуражки были развернуты козырьками назад, а на околышах были прикреплены бумажные ленты с надписью «Крейсер Варяг». Навстречу Анатолию, чеканя шаг, протопал верный зам Мурко. Начав доклад словами: «Товарищ капитан-лейтенант…», он согнулся, давясь от смеха, и плюхнулся на очень кстати подвернувшуюся скамейку.

— Э-э-э, обормоты… — только и смог выдавить Давыдов под общий хохот…

Слава Богу, пока Давыдов отсутствовал, Мурко не сидел без дела и уже подготовил основные акты и ведомости. Анатолию оставалось только читать и ставить в нужных местах свою подпись. Личный состав уже вволю насмеялся и был разведен по местам работ. В соседнем кабинете негромко переговаривались офицеры — начальники центров. В отместку за розыгрыш отвечать на звонок прямого телефона, соединяющего кабинеты начальника узла и начальника штаба бригады, Давыдов позвал Мурко:

— Давай, принимай командование! Вникай, теперь ты за главного…

Анатолий протянул ему трубку, а сам продолжил читать документы, ставя в непонятных местах вопросительные знаки. Мурко внимательно слушал начальство, невозмутимо вставляя в разговор односложные реплики.

— Да, конечно… Так точно, думаю, не против… Да ну, товарищ подполковник, кто ж от такой халявы откажется…

Вернув трубку Давыдову, Мурко, загадочно улыбаясь, направился в соседнюю комнату. Заподозривший очередной подвох Анатолий поинтересовался:

— В чем дело-то? Чего ему надо?

— Да ничего, — донеслось уже из-за двери. — Путевка в часть пришла: по рекам и озерам Карелии… на байдарках. Баянов спрашивал, не хочешь ли ты отдохнуть, я сказал… — Мурко начал всхлипывать, — что ты… не… что не возражаешь…

Тихим проникновенным голосом Давыдов в течение пятнадцати минут объяснял всем присутствующим, что именно он думает о путешествиях по озерам вообще и о байдарочных походах в частности. В конце его монолога никогда не слышавшая от начальника ничего подобного жена старшего лейтенанта Федорова, работавшая на узле делопроизводителем, потрясенно воскликнула:

— Ну, шеф, ты даешь…

Провожаемый взрывами хохота, капитан бросился в штаб отменять данное от его имени согласие. По дороге в штаб он вдруг с болью ощутил, что больше ничего этого не будет и вряд ли он когда-нибудь увидит своих ребят. Впереди его ждала новая, совершенно незнакомая жизнь слушателя…

…Продолжение следует…

1

Обато — отдельный батальон аэродромно-технического обеспечения.

2

ПНВ — прибор ночного видения.

3

ЛПР — лазерный прибор разведки.

4

ПСС — поисково-спасательная служба.

5

Дуррес — Порт в Албании.

6

9А-91 — две девятки в названии оружия, третья — калибр 9 мм.

7

ППЖ — походно-полевая жена.

8

ВПП — Взлетно-посадочная полоса.

9

ЦПУ — Центральный пункт управления.