— Замолчи, что ты мелешь? — не выдержал жокей. Он стоял бледный, с фиолетовыми губами; — Никита чистый, добрый мальчик… А ты… Ты подлец!
      Тренер удивлённо глянул на Петровича. Хмыкнул и затих…
      Никита и Джон Мортинер Треверс-Девятый завтракали на веранде.
      — После путешествия в Грецию у меня зверский аппетит, — возбуждённо говорил Треверс, уплетая за обе щеки омара. — Попробуй, жуткая вкуснотища!
      Зеленков поковырял вилкой в тарелке.
      — Джон, может, ты отпустишь меня, а Патрик останется с тобой?
      Треверс бросил на него хитрый взгляд.
      — Ты что, дураком меня считаешь? Утечка информации… Разве тебе плохо здесь?
      — У меня же есть мать, отец… Войди в их положение.
      — Ребёнок рано или поздно уходит от родителей. Как ты представляешь своё будущее?
      Вопрос, конечно, интересный… Никите четырнадцать лет, но он никогда не думал об этом. Считалось, всё как-то само собой образуется.
      — Наверно, должна быть интересная работа, — неуверенно ответил Зеленков.
      — Что значит — «интересная»? Приносить много денег? Власть над людьми? Почести?..
      И вдруг Никита вспомнил, Патрик однажды сказал: "Разумное существо обязано ставить перед собой большую цель. И следовать к ней. Неуклонно, страстно… Тогда его жизнь наполнится смыслом".
      — Эта мысль принадлежит кентавру? — задумчиво спросил Треверс.
      — Да…
      — Вот она — вековая мудрость. Но где? Где взять такую цель? Пойдём к нему, пусть он объяснит!..
      Патрик уныло бродил по газону, окружённому колючей проволокой. Для верности на каждом углу загона стоял здоровенный «битюг» с карабином.
      Кентавр внимательно выслушал Джона.
      — Людям трудно давать советы, — грустно произнёс он. — Любую подсказку Природы они обращают во вред ближнему.
      — Как это?
      — Хочешь, приведу древний пример?
      Треверс кивнул.
      Патрик вскинул голову.
      Видение второе. ТРОЯНСКИЙ КОНЬ.
      Ночь опустилась над миром. Утих шум битвы. Уставшие воины разбрелись к своим кострам. Остывали клинки, горячие от Пролитой крови и ударов.
      Вождь итакийцев Одиссей угрюмо сидел у своей палатки. В последних лучах заходящего солнца перед ним маячили высокие стены Трои.
      Девять лет данайцы приступом берут этот город. Девять лет непрерывный штурм и каждодневные неудачи.
      Погибли в бою друзья, соратники: Патрокл, Ахиллес, могучий Аякс. Сам Одиссей получил тяжёлую рану в бок. Нет конца этой войне!
      Но и троянцы устали… Пал в жестокой схватке их предводитель Гектор, меткая стрела сразила Пандора, удар копья остановил сердце отважного Денфоба.
      Да, не думал Одиссей, когда отправлялся в поход, что будет он таким тяжёлым. Рассчитывал на лёгкую добычу и вот теперь расплачивается.
      Неожиданно послышался Одиссею лёгкий шорох. Кто это? Может, враги под покровом тьмы подкрались в лагерю? Выхватил из ножен меч, сделал шаг вперёд… Поднял факел — в неровном, мутном свете прямо перед ним стоял прекрасный скакун. Его уздечка была украшена драгоценными камнями, седло сделано из красной финикийской кожи, сверкали золотом стремена.
      — Здравствуй, мудрейший! — услышал Одиссей таинственный голос.
      — Кто говорит со мной? — удивился герой.
      — Это я! — Жеребец подошёл совсем близко.
      Одиссей увидел его большие, умные, наполненные мерцающей влагой глаза и сразу всё понял.
      — Ты… кентавр? Я слышал, что у царя Приама живёт табунок Хиронитов. Но думал, это легенда, глупая людская молва.
      — Нет. Это правда. Когда твои предки стали избивать нас, мы бежали на край света. Народ Трои приютил остатки нашего племени и принял наши законы.
      — Какие такие законы? — раздражённо махнул рукой Одиссей.
      — Живи в согласии с Природой. Бери от неё по мере нужды — не более. Десятый год вы атакуете Трою. И всё напрасно! Нет голода, жители полны сил… Как ты думаешь, почему?
      — Боги отвернулись от нас, — угрюмо ответил герой.
      — Возможно… — усмехнулся кентавр — Но ты посмотри, как построен город. Со стороны моря его прикрывает стена, спиной прислонился к обрывистому хребту Иды. Горные ветры продувают улицы, неся им прохладу. В лесах на склонах полно дичи. По крутым тропам союзники везут нам хлеб. Нет, измором не взять. Однако пришёл я посланником мира.
      — Гордая Троя сдаётся? — злорадно спросил Одиссей.
      — Нет. Царь Приам просит вас уйти.
      — У него, наверно, помутился разум? Предлагать такое героям!
      — Пятый день горят у вас погребальные костры. Воины, ушедшие в царство теней, не в бою пали. Их косит "чёрная смерть".
      — Аполлон пустил на нас свои ядовитые стрелы.
      — Нет. Ваш лагерь окружён нечистотами, грязью. "Чёрная смерть" зародилась здесь, среди вас. Но она не знает границ. Ей не страшны крепостные стены. Рано или поздно она проникнет в Трою. Начнётся великий мор! Он уничтожит и вас, и нас!
      Задумался хитроумный Одиссей: истину сказал кентавр. И только обида-злоба горьким комом стояла в горле, мешала её признать.
      — Верните нам прекрасную Елену, жену базилевса Менелая, и мы покинем Трою.
      Снова усмехнулся кентавр, тряхнул головой.
      — Ты же знаешь, мудрейший, Елена полюбила Париса и последовала за ним по зову сердца. Разве женщина не вправе выбирать себе мужа? И потом — для войны это повод. Вам нужны богатства Трои. Разве не так?
      — А если и так! — с отчаянием крикнул Одиссей. — Мы разорились в этом походе! Пусть Приам поделится своими сокровищами!
      — Он приносит вам щедрую жертву — дарит меня.
      Засмеялся Одиссей, вскинул руки, хлопнул себя но коленям.
      — Ох, рассмешил! Один, даже говорящий конь — это ещё не добыча! — И снова захохотал.
      — Откуда у трояицев столько металла: красной меди, серого железа, жёлтого золота?
      Одиссей сразу умолк. Он уловил силу в словах кентавра.
      — Откуда?
      — Ласточка ощущает приближение грозы. Лягушка — воду. Собака — любой запах. Я чувствую мегалл, спрятанный под землёй. Слышал сказку про коня золотое копыто? Так это правда… Я поплыву с вами и укажу, где в стране данайцев лежит металл. Его много — хватит на всех!
      И вдруг Одиссей оцепенел — в голову пришла яркая, беспощадная мысль.
      — Хорошо! Я согласен! — звонко воскликнул он. — Люди, возьмите коня! Свяжите ему ноги! Глаз не спускать…
      Розовый свет зари разлился по окрестным холмам. И стражники, стоявшие на стенах Трои, увидели, что противник исчез. Там, на берегу, где чернела цепь данайских кораблей, теперь было пусто. И только на краю моря высился огромный деревянный конь, украшенный гирляндами цветов.
      Быстро летела молва по городу. Все жители выбежали за ворота. Покинутый, стан был завален кучами мусора. Жилища вождей полуразрушены, сорваны двери и тростниковые крыши. На отмели лежали брёвна — подпорки судов. Глубокие борозды тянулись от них к воде.
      Возбуждённая толпа подошла к фигуре коня. На его боку была сделана надпись: "Этот дар приносят Великой Природе уходящие данайцы".
      — Радуйтесь, дети мои! — воскликнул старый Приам. — Доблестный кентавр Актеон смог посеять семена мудрости в головы наших врагов. Они вняли совету разума и оставили нам свой знак!
      По приказу царя троянцы прикатили дощатый помост, на таком перевозят камни для построек. Дружными усилиями установили на него коня. Ухватившись за пеньковые канаты, они повезли тележку к городу, установили на площади перед храмом богини Афродиты.
      Целый день веселились здесь люди. Они пели, смеялись, пили вино, поднимая здравицы в честь подвига славного Актеона.
      А в недрах коня, обливаясь потом, стоял Одиссей с горсткой головорезов. Коварный герой ждал своего часа.
      И вот наконец жаркое светило скрылось за острые вершины Иды. Потускнел закат, потянуло желанной прохладой. Троянцы стали расходиться по домам.
      Крепко спят утомлённые радостью жители несчастного Илиона. Не ведают, что к городу тайно подходят враги.
      Как призрак, выскочили из мрака Одиссей и его воины. Хрипит стража, перебитая острыми мечами. Со скрипом открываются тяжёлые ворота.
      Под звуки боевых труб нескончаемым потоком врываются данайцы в город. Багровые языки пламени ползут по улицам. Полунагие, почти безоружные троянцы пытаются вступить в битву, но падают мёртвыми на залитую кровью землю.
      Горит! Горит красавица Троя! Ликующие победители тащат добычу…
      Стоит на палубе данайского судна опутанный кентавр Актеон. Сочатся слезы из его глаз. Горе грызёт душу. Благородный замысел обернулся страшной бедой.
      Поднял вверх голову кентавр, протяжно заржал.
      — Проклинаю! Проклинаю этот мир! Этих жадных двуногих тварей, разрушающих всё на своём пути!
      Рванулся, бросился за борт корабля…
      Джон Мортинер Треверс первым пришёл в себя. Он лежал на земле, уткнувшись лицом в траву. К нему бежали охранники, потрясая оружием.
      — Хозяин! Хозяин! Что он сделал с вами?
      — Назад! — истошно крикнул Джон. — Не сметь!
      Громилы, как вкопанные, замерли на месте.
      Джон приподнялся на локтях, смахнул капли со лба.
      — Как страшно… Неужели всё так и было?
      — Да, — подтвердил Патрик. — Похлопай по щекам моего юного друга. Он, кажется, в обмороке.
      Треверс распорядился принести воды. Смочил Никите виски, плеснул за шиворот. Наконец Зеленков открыл глаза.
      — Патрик, я не хочу больше этого видеть, — взмолился мальчик. — Не мучай меня!
      — Нет. Нужно знать… — тихо произнёс Треверс и, обращаясь к кентавру, спросил: — Скажи, а это… про "золотое копыто"? Это правда?
      Патрик помедлил с ответом. Казалось, ему не хотелось говорить, но он всё-таки решился, мотнул гривой и сказал:
      — Да, правда.
      В глазах Джона затрепыхало холодное, жестокое любопытство.
      — И ты можешь указать, где лежит золото? Даже на моём острове?
      — Если оно есть.
      — Ну что ж, давай попробуем!
      — Вот ты и нашёл цель, — усмехнулся Патрик.
      Но Треверс не придал значения его словам. Он нетерпеливо махнул рукой охране:
      — Расступитесь!
      Они обошли весь остров. Это был небольшой, удивительно живописный клочок суши: цветущие луговины, экзотические деревья, журчащие ручьи… И всё ухожено, как в парке.
      В одном месте Патрик топнул копытом, сказал:
      — Здесь что-то… Причём очень близко.
      — Несите лопаты, — приказал Джон…
      Он сам стал копать землю. Вскоре звякнул металл.
      Это была древняя статуэтка. Она изображала сидящего на корточках человека, который, уцепившись руками за горло, душил сам себя: глаза вылезли из орбит, язык высунут изо рта…
      — Откуда такое взялось? — удивлённо спросил Никита.
      — Раньше здесь был какой-то монастырь, — пояснил Треверс.
      — Я знаю этот символ, — сказал Патрик. — Хотите покажу его историю?
      — С удовольствием! — отозвался Джон. — Только мне надоело валяться на земле. Давай сядем в шезлонги. Ты как, Ник?
      — Ладно, — вяло согласился Зеленков. — Посмотрим ещё раз.
      Они расположились в креслах. Кентавр встал напротив. Во всей его позе было напряжение, собранность.
      На этот раз картина возникла тихо, спокойно…
      Видение третье. БУЦЕФАЛ
      Конь был красив и страшен. Он бил копытом, грыз удила. Уже пятого воина сбросил он с себя.
      Македонский царь Филипп в пурпурной одежде величественно сидел на золочёном стуле. Рядом с ним стоял его юный сын Александр.
      — Хорош! Хорош! — восторженно сказал Филипп, щурясь от солнца. Каков лоб! Мощный, широкий…
      — Мы называем его Буцефал {Буцефал (в греческом произношении Букефал) значит "бычьеголовый"} — пояснил купец.
      — Но я не могу купить этого скакуна, — сказал царь, лукаво поглядывая на сына. — Это дикое животное никому не покорится!
      — Оно неподвластно трусам! — воскликнул Александр и смело бросился к коню.
      Царь испуганно подался вперёд. Но… о чудо! Почувствовав руку мальчика, Буцефал притих. Александр сбросил плащ и вскочил на него.
      И тут жеребец взвился на дыбы, не разбирая дороги, рванул по крутому склону горы. Казалось, его уносил порыв ветра. Конь легко перепрыгивал с уступа на уступ. Только камни летели из-под копыт.
      — Задержите! — закричал Филипп. — Он убьет его! Убьёт!..
      Но разве можно было догнать этого демона! Ни одна лошадь не смогла повторить его путь. Всадники поскакали в обход.
      Царь гневно посмотрел на купца. Тот рухнул на колени.
      — Если с мальчиком хоть что-нибудь случится, ты будешь жестоко наказан.
      Время тянулось мучительно долго… Филипп слонялся по поляне, не находя себе места.
      Внезапно на гребне скалы на фоне голубого неба чётко возникла могучая фигура Буцефала. Александр уверенно сидел в седле. Он приветливо помахал рукой.
      Конь стремглав бросился вниз. Прыжок… Ещё прыжок — сияя от счастья и гордости, Александр подъехал к отцу. В его лице царь увидел нечто новое — оно светилось изумлением и восторгом.
      — Дитя моё! — взволнованно произнёс Филипп. — Ищи себе подходящее царство — Македония для тебя слышном мала!
      И тут царь заметил: Александр и Буцефал быстро переглянулись.
      Тенистый сад, по дорожкам которого неторопливо прогуливаются сорокалетний мужчина с пытливыми голубыми глазами и Александр. Теперь мальчику лет тринадцать. Он возмужал, окреп в плечах. Но та же порывистость и неукротимость в движениях. Неожиданный резкий жест, быстрый поворот головы, внезапное изменение в ходе беседы.
      — Учитель, я знаю, больше всего на свете ты любишь удивляться.
      — Да, это так.
      — До сих пор ты поражал меня, открывая тайны бытия. Но теперь настал мой черёд…
      Мальчик бросился в заросли и вывел мощного, широколобого коня.
      — Буцефал желает Аристотелю благополучия!
      Мужчина вздрогнул, огляделся по сторонам.
      — Что это? Откуда прозвучал голос?
      Александр звонко рассмеялся.
      — Это говорит мой верный друг — кентавр Буцефал. Он просил о встрече с тобой. Я оставлю вас для беседы. Но буду недалеко…
      Мальчик поцеловал коня в морду и стремительно побежал по тропинке.
      — Чудо! Просто чудо! — восхищённо прошептал Аристотель.
      Учёный и кентавр пристально изучали друг друга.
      — Действительно чудо, — наконец ответил Буцефал. — Уцелеть в этом безумном мире, раздираемом враждой и противоречиями. Пробиться сквозь завесу небытия и всплыть через сотни лет после смерти своего отца… Ты знаешь, что твой далёкий предок учился искусству врачевания у самого Хирона?
      — Да, семейное предание сохранило эту историю.
      — Хорошо, хоть так… — тяжело вздохнул кентавр. — Важный разговор предстоит нам. Готов ли ты к нему?
      — Внимательно ловлю каждое твоё слово!
      Буцефал фыркнул, брезгливо дёрнул губой и стал говорить:
      — Я внушил Александру, что он сын бога. При первом же нашем свидании я сказал, что послан с Олимпа для того, чтобы помочь ему совершить великое предназначение — покорить Вселенную, создать империю человечества, объединённую одним правлением и одной философией. Только так можно положить конец распрям и эгоизму! Ты должен подготовить будущего царя к этой миссии. Я давно слежу за твоими работами. Мне нравится твоё трепетное отношение к Природе. Твоё понимание взаимосвязи всех её частей…
      Аристотель почтенно склонил голову. Такая оценка была ему приятна.
      — Я согласен с твоей этикой. Только действие и стремление к цели достойны разумного существа. Я тоже внушаю мальчику: "Умей хотеть! В этом твоя сила!" Значит, мы на одном пути и должны стать союзниками… Что скажешь?
      Учёный сжал виски ладонями. Мучительно искал отзвук в своей душе.
      — "Завоевать", «покорить» — я страшусь этих понятий! Прольётся море крови… Оружием воспитывать народы?.. Ты не боишься: человек, который считает себя богом, превратится в чудовище?
      — Другой дороги нет. Считай, это опыт. Посмотрим, какой получится результат. Ты можешь стать отцом всемирной философии. Мы просим найти для нас лучший тип государственной власти… Согласен?
      — Что ж, я попробую.
      — Впереди нас ждут славные дела!
      Огромная долина колыхалась от обилия воинов. Персы стояли сплошной стеной. В лучах восходящего солнца сияли их боевые колесницы.
      Буцефал пританцовывал от весёлого возбуждения, яростно хрипел.
      Александр привстал на стременах, взволнованно глянул вдаль.
      — Что это? Почему такой блеск? И тут колесницы дрогнули и ринулись на греческое войско. Каждая из них была окружена заревом ярких лучей.
      — Это серпы! — закричал царь. — По бокам — серпы! Они срежут пехоту!
      Буцефал тоже понял: смертельная опасность нависла над первой фалангой. От этих минут зависит исход битвы. Решение пришло само собой.
      — Пусть бьют в щиты! — воскликнул кентавр.
      Александр сразу понял его.
      Гортанный крик команды разорвал воздух. Повторенная десятками разгорячённых ртов, она разбежалась вдоль линии фронта.
      Вспыхнули выхваченные из ножен мечи. Воины ударили ими в медные щиты. Грохот, звон густой волной покатился над полем.
      Цепь колесниц, казалось, споткнулась об этот вал. Испуганные лошади шарахнулись в сторону, повернули назад. Они врезались в боевые порядки персов.
      Буцефал взвился на дыбы, издал победный рёв и бросился в этот промежуток.
      — За мной! — крикнул Александр.
      Конная гвардия македонцев вклинилась в образовавшуюся брешь — там, на возвышении, окружённый рослыми телохранителями, стоял царь Дарий. В его глазах — дикий страх.
      Сминая врагов на своём пути, Буцефал рвался к персидскому владыке. Поднимались и опускались мечи, обрывая каждым взмахом чью-то жизнь.
      Тонкая, горячая струйка брызнула на лицо Дария. Он провёл ладонью кровь, пока чужая… Великий деспот Азии, перед которым трепетали народы, вскрикнул от ужаса, вскочил на коня и бросился прочь с поля битвы.
      Увидев это, персы дрогнули и побежали.
      — Рубите их! Рубите! — визжал Александр. — Надавить! Всей мощью! Всеми силами! Без пощады!
      Буцефал скосил взгляд и остановился…
      И новый кадр. Теперь уже Индия.
      Александр сидит на берегу могучей реки. Длинностволые, стройные пальмы нависли над ним, даря желанную прохладу.
      Рядом, склонив голову, лежит Буцефал. У него измождённый, подавленный вид. Судорожно дёргаются мокрые бока. Хриплый клёкот вырывается из горла.
      — Ты устал вчера? — заботливо спросил Александр. — Да, бой был тяжёлый. Как ты сумел внушить лошадям, чтобы они не боялись слонов? Этих огромных чудовищ, вооружённых белыми клыками… Если бы не ты, кавалерия превратилась бы в дикое стадо!
      Буцефал промолчал, с укоризной глянул на царя.
      — Сегодня прибыл гонец с посланием от Аристотеля, — раздражённо сказал Александр. — Он упрекает нас в жестокости. Старику легко рассуждать в тиши своего Ликея. Он считает, идея добра должна объединить мир. Глупости!.. Человек подл, коварен и ленив… Его постоянно нужно держать в страхе, только тогда можно им управлять. Вот прислал символ…
      Царь достал из шкатулки статуэтку — "обезумевший воин душит сам себя".
      — Как думаешь, на что намекает? Может, в Греции зреет заговор и меня хотят убить?
      Буцефал тоскливо посмотрел на подарок Аристотеля.
      — Да, мудрец прав… — грустно ответил кентавр. — Я давно думаю об этом. И сердце разрывается от боли. Помнишь: без жестокости отвага! Так я учил тебя… А что вышло? Наш освободительный поход против восточных тиранов превратился в резню. Ты уничтожаешь целые города. Ты убиваешь близких товарищей, которые смеют тебе перечить. Тебе всюду чудятся заговоры. Честолюбие перешло в тщеславие, смелость — в безрассудство, гордость — в манию величия… Ты сам задушил всё лучшее. чем наградила тебя Природа.
      — Замолчи! — гневно воскликнул Александр. — Я сын Бога! Мною руководит высшая сила! Если будешь мешать, я и с тебя шкуру сдеру!
      — Не стоит утруждать себя. Я ухожу сам. Меня убил яд совести…
      Кентавр протяжно вздохнул и закрыл глаза.
      Александр бросился к нему на шею.
      — Буцефал! Не покидай меня! Не смей! Я приказываю!
      Он ощутил холод, который разливался по телу кентавра, и громко, не стесняясь слез, зарыдал.
      К вечеру Никита и Патрик остались одни. Утомлённый впечатлениями дня, Треверс отправился спать, а Зеленков сказал, что должен как следует накормить и обмыть Патрика.
      — Ты сможешь начертить план острова? — спросил кентавр. — Я ведь специально сделал так, чтобы он показал нам свои владения.
      Никита нарисовал прутиком на песке большой овал, сделал пометки.
      — Вилла, подсобные помещения, конюшня. Тут, по-моему, аэродром.
      — Здесь, в бухточке, пристань, — указал копытом Патрик.
      — Да? Я и не заметил.
      — Там стоит морской катер. Если уходить — только этим путём.
      — Наверно, охрана караулит.
      — Посмотрим… Спешить не будем.
      Сгущались сумерки. Ночные цветы источали резкие ароматы. Грустно запела какая-то птица.
      — Скажи, — спросил Никита, — а у нас на Руси были до тебя кентавры?
      — А как же, — усмехнулся Патрик, — Конёк-Горбунок…
      — Нет, серьёзно!
      — Ложись на сено. Полетим в Х век.
      Зеленков плюхнулся на мягкий, душистый стожок. Патрик расположился рядом…
      Видение четвёртое. ОБЛАК.
      Лохматые, корявые тучи неслись над ночной степью. Порывы ветра волновали белые косы ковыля. На горизонте полыхали молнии. И каждая вспышка небесного огня заставляла вздрагивать лошадей, трусливо жаться друг к другу.
      Мальчишки, которые пасли княжеский табун, тоже сгрудились у костерка, тревожно глядели на зарницы.
      — Ишь, Перун балует! — сказал шустрый белобрысый парнишка.
      — Плюнь, Добря, три раза через плечо, — торопливо посоветовал другой, худощавый, щербатый. — А то Перун ударит своей горячей десницей!
      Добря встал, повернулся и со смаком плюнул, как советовал друг, угодив при этом ему в глаз.
      Мальчишки засмеялись, не так боязно стало.
      Только один отрок, ладный, широкоплечий, лежал в стороне, закинув руки за голову. Он смотрел вверх и ждал, когда в прорехе между чёрных туч мелькнёт его звезда.
      Когда-то учитель, грек Арефа, показал ему эту яркую золотую точку на ночном небе и сказал: "Покуда она светит, удача будет сопутствовать тебе!"
      — А правда, что Владимир — сын князя? — тихо спросил Добря.
      — Говорят… — так же шёпотом ответил Щербатый.
      Испуганно захрипели кони, затопали копытами, зафыркали.
      Владимир вскочил, поднял с земли лук и стрелы.
      — Пойду гляну. Может, волк подкрался. — И скрылся во мраке.
      Он обошёл табун несколько раз, пристально всматривался в темноту. Нет, не светятся жадные глаза серого татя. Почудилось, наверно.
      — Княжич, княжич, — услышал Владимир за спиной таинственный, вкрадчивый голос.
      Мальчик обернулся — рядом стоял белоснежный, стройный жеребец.
      — Чур меня! Чур!
      — Не пугайся. Я — кентавр. Слыхал про такое чудо?
      — Да. Грек Арефа сказывал свою сказку. Так то быль, значит?
      — Выходит, так.
      Владимир оглядел коня. Хорош! Ох, хорош!
      — Как звать тебя?
      — Облак.
      И впрямь — лёгок и бел, словно пух небесный.
      — Почему от людей таишься?
      — Не время мне объявляться. Мой предок служил твоему прадеду Олегу. Премного ему в бою помогал, всяки хитрости ратные советовал. Недаром князя Вещим звали.
      — Знаю про это.
      — Конь тот большое влияние на князя имел. Оттого жрецы, которые вашим богам служат, решили его извести.
      — Чем же он мешал?
      — Учил князя, что нельзя в деревянных идолов верить, людей и животных в жертву им приносить. Плохой бог, если он крови требует! Оттого и Русь разобщена, что каждый своему истукану поклоняется. Это сейчас кучки половцев на вас нападают — вы отбиваетесь. А когда объединит степняков страшная идея наживы — трудно вам будет!
      Вспыхнула зарница, разорвала темноту — и узрел Владимир совсем рядом наполненные блестящей влагой очи коня.
      — А в какого же бога верить? — подавленно спросил мальчик.
      — Бог в душе человека. И все перед ним равны. Вижу жребий на твоём челе, станешь Великим Князем. И будет назван Киев матерью городов русских. Но помни всегда: почитай ближнего, как самого себя, — это основной закон жизни. Будь милостив и милосерден, не таи злобу в сердце… А сейчас ухожу в табун. Не ищи меня — ещё не время.
      Сияние возникло вокруг головы коня. Пелена затуманила взгляд Владимира. Мальчик упал на траву в провалился в сон…
      — Я весь в сомнениях, — раздражённо сказал Треверс утром. — С одной стороны, не использовать уникальные способности кентавра — глупо! У меня большие владения земли. Наверняка в их недрах есть золото. Но, с другой стороны, вас, конечно, ищут. Стоит Патрику появиться на материке кто-нибудь обязательно пронюхает! Может, мы изменим ему внешность?
      — Как это? — не понял Никита.
      — Ну, при современных достижениях науки это не проблема. Даже масть поменять можно.
      — Я не дам Патрика уродовать! — воскликнул Зеленков.
      — Не кипятись! Давай у него самого спросим. По-моему, твой кентавр достаточно честолюбив. Он с удовольствием раскрывает свои таланты перед достойным хозяином. Вспомни, ведь раньше он тебе никогда не показывал прошлое.
      Никита насупился — крыть было нечем.
      Патрик выслушал предложение Джона и сразу согласился. Треверс обрадовался и побежал давать распоряжения — как раз улетал самолёт за продуктами.
      — Зачем тебе это? — возмутился Никита.
      — Пойми, так легче будет уйти, — спокойно пояснил кентавр. — А внешность — не самое главное…
      Вскоре Треверс вернулся.
      — Всё! Завтра сюда доставят специалистов! Мы купим весь этот мир с потрохами! И так объединим его! Это будет не империя! Это будет один большой концерн! Завалим людей жратвой, одеждой — вот оно, всеобщее счастье!
      — Достаток никогда не делал человека счастливым, — тихо сказал Патрик.
      — Да? Почему же он всегда стремится к нему?
      — Не все… Некоторые чудаки предпочитали иной путь.
      — Ну-ну, покажи! Это должно смотреться как комедия.
      Никите показалось, будто кентавр окутался чёрным дымом. И только вдалеке сквозь мутную пелену виднелся маленький жёлтый огонёк…
      Видение пятое. РОСИНАНТ.
      Тёплый ветерок колыхал слабое пламя свечи. Два человека, прислонившись друг к другу плечами, сидели у стола, отделённые от всего мира пузырём тусклого света.
      — Друг мой Санчо, — произнёс один из них — длинный, сухощавый, с добродушными, кроткими глазами — Почему приходишь ко мне только ночью, тайком?
      — Ах, сеньор! — ответил другой — маленький, плотный, с простодушной и в то же время лукавой физиономией. — И так про вас идёт дурная слава. Вы идальго {идальго — наследственный дворянин} я — чумазый крестьянин. Зачем всем знать, что мы якшаемся?
      — Но если бог подарил нам радость сочувствия, если мы оба понимаем прекрасное — значит, мы равны!
      — Так-то оно так… Но это мы с вами знаем, что природа создала человека свободным. А другие об этом и не догадываются… Так что побережёмся для вашей же пользы. Почитайте мне лучше из Гомера. То самое… моё любимое место, когда Парис собирается за прекрасной Еленой, а Кассандра предупреждает его об опасности. Ах, сеньор, всякий раз, как слышу это, мурашки по телу бегут!
      — Да, Санчо! Это страшно! Уметь предвидеть будущее и носить при этом вечное проклятие — слыть среди людей глупцом! Вот высший взлёт трагедии! Ты видишь беду, хочешь спасти людей — но тебе никто не верит! Каждый живёт только нынешним днём, не думая, что будет завтра…
      Скрипнула дверь, и в комнату вошла служанка.
      — Дон Кихано, прибилась к нашему стаду овец какая-то кляча — кожа да кости. Я её гоню — она уходить не хочет. И всё на ваше окно смотрит. Так жалостливо, прямо сердце разрывается. Что с ней делать, ума не приложу.
      — Пойдём. Санчо, посмотрим на эту странную гостью.
      — Ах, сеньор, простите мою дерзость, на коней на своём веку я нагляделся вдоволь. Дозвольте, я над книгой посижу, покуда ваша милость с животиной разбираться будет.
      — Что ж, это твоё право, — усмехнулся Кихано.
      По каменным ступеням он спустился во двор. В углу у охапки сена стоял старый, худой жеребец. Грива клочьями свисала с его головы.
      — Ну что. приятель, — с улыбкой спросил дон Кихано и потрепал коня по холке, — ты хотел меня видеть?
      И вдруг услышал голос:
      — Добрый вечер, ласковый сеньор! Извините, что потревожил. Вы, наверно, как всегда, отдавали свой досуг чтению.
      Дон Кихано отпрянул, перекрестился.
      — Не бойтесь, ласковый сеньор. Перед вами убогий потомок славного рода кентавров. Игра Природы забросила меня в ваш жестокий век, когда пылают костры инквизиции, когда монахам всюду чудятся ведьмы и нечистая сила… Я специально довёл себя до такого состояния, чтобы ни в одних жадных глазах не вспыхнуло желание обладать мною.
      — Господи, неужели это правда? Неужели передо мной настоящий кентавр?
      — Увы, сеньор… К сожалению, это так. Недавно услышал я, как простой пастух с восхищением рассказывал о вас. О том, что вы читаете мудрёные книги, о том, как вы добры в великодушны. И понял — только вы достойны быть моим хозяином, только вам могу доверить свою старость.
      Дон Кихано обнял коня за шею, слеза заблестела на его ресницах.
      — Спасибо тебе за этот выбор! Это самый счастливый день в моей жизни. Как звать тебя?
      — Росинант…
      Дождь, желанный дождь прошёл над Ламанчей. Бурая земля впитывала в себя желанную влагу. Упругие струи смыли серую пыль с листьев и травы. Над холмами повисла пёстрая радуга.
      Дон Кихано я Росинант стояли под навесом.
      — Помнишь, прошлый раз ты говорил: человек — плод своих деяний?
      — Да. Память о людях остается только в их делах, — ответил кентавр.
      — Я принял решение! — решительно сказал идальго. — Жизнь проходит, а я остаюсь наедине со своими мыслями. Нет больше сил терпеть! Нужно совершить Поступок! Ведь кто-то должен в наше лживое время, когда с именем господа на устах продаётся и покупается всё: женская нежность, сыновняя привязанность, товарищество — кто-то должен показать людям пример бескорыстия и благородства!