Понимая, очевидно, сколь опасно открыто ставить вопрос о "чужаках" в коммунистической власти, Миронов только говорил об этом, но избегал затрагивать сию тему в своих письмах и обращениях. Однако о его устных высказываниях, разумеется, стало известно на верхах. А Миронов, например, звал Троцкого "Бронштейном", утверждал, что народ гонят на "жидовско-европейский фронт" (то есть используют в "еврейско-интернациональных" целях), клеймил члена ЦК Смилгу и других чужаков "вампирами, проливающими невинную кровь", и т.п. (там же, с. 248, 249).
      13 сентября 1919 года Троцкий издал приказ: "..Как изменник и предатель, Миронов объявлен вне закона. Каждый гражданин, которому Миронов попадется на пути, обязан пристрелить его как собаку. Смерть предателю!"198
      Однако в этот момент в судьбу Миронова вмешался Ленин, который, как полагают биографы Филиппа Кузьмича, именно в сентябре ознакомился с цитированным выше мироновским письмом к нему, отправленным 31 июля 1919 года199. Роль Ленина не вполне выяснена, и нет существенных оснований утверждать, что Ленин "защитил" русского военачальника от "чужаков" (к тому же через полтора года Миронова все-таки убили). Но, во всяком случае, Миронов был тогда не только "реабилитирован", но и назначен на высокий пост, и Ленин в течение двух часов беседовал с недавно объявленным "вне закона" военачальником.
      И все же поведение Миронова было слишком "непростительным", и, несмотря на его громкие победы над Врангелем в следующем, 1920 году, он оказался в Бутырской тюрьме и 2 апреля 1921 года был пристрелен там именно "как собака" - без всякого суда, неожиданным выстрелом неведомого лица. Биографы Филиппа Кузьмича убеждены, что за этим убийством стоял очень влиятельный, но "неизвестный нам пока человек или группа людей" (там же, с. 360).
      Намного раньше Миронова, еще 1 ноября 1918 года, был так же убит блистательный полководец Иван Лукич Сорокин. Правда, в отличие от Миронова, он сам начал кровавую борьбу с теми, кого считал врагами русского народа. Факты таковы: "13 октября (1918 года. - В.К.) он (И. Л. Сорокин. - В.К.) арестовал председателя ЦИК Кавказской республики Рубина, товарищей (то есть заместителей. - В.К.) председателя Дунаевского и Крайнего, члена ЦИК Власова и начальника "чрезвычайной комиссии" Рожанского. Все эти лица кроме Власова, евреи - были в тот же день (согласно другим сведениям - 21 октября. - В.К.) расстреляны. По объяснению приближенных Сорокина, пойманных и заключенных в тюрьму, Сорокин "ненавидел евреев, возглавлявших кавказскую власть"200. 28 октября он был объявлен "вне закона" и вскоре же, 1 ноября, застрелен.
      Наконец, Б. М. Думенко, заслуги которого позднее во многом приписали его бывшему "помощнику" С. М. Буденному, был 24 февраля 1920 года арестован вместе со своим штабом и расстрелян 11 мая. "Пункт первый" обвинения: "...проводили юдофобскую и антисоветскую политику... обзывая руководителей Красной Армии жидами". К делу подшито "донесение политработника Пескарева... в котором он сообщал, что Думенко в его присутствии сорвал со своей груди орден Красного Знамени и, забросив в угол, сказал: "Не надо мне его от жида Троцкого".... Трибунал Республики имел указание Троцкого об осуждении и расстреле Думенко, который нанес ему личное оскорбление"201.
      Перед нами судьбы трех виднейших и в свое время знаменитейших военачальников Красной армии. Все они были безоговорочно против и дореволюционных порядков, и Белой армии. Но они не могли примириться с подавлением "русского народа с его, - пользуясь словами из цитированного мироновского письма Ленину, - историческими, бытовыми и религиозными традициями и мировоззрением". А находившиеся на верхах власти "чужаки" постоянно этим занимались, "углубляя", по их определению, революцию...
      И дело, понятно, не сводилось к трем названным крупнейшим военачальникам. Нельзя усомниться в том, что подобная же гибель постигла тогда многих занимавших высокие посты людей. Так, согласно убедительным новейшим исследованиям, 30 августа 1919 года был во время боя убит пулей в затылок командир дивизии Николай Щорс, - убит "своими"... Позднее, уже в 1930 годах, его имя было прославлено - в особенности благодаря превосходному киноэпосу Александра Довженко "Щорс" (1939). Застрелил его, как доказывается, "политинспектор Реввоенсовета" одесский еврей П. С. Танхиль-Танхилевич; ранее член Реввоенсовета Юго-Западного фронта С. И. Аралов доложил Троцкому, что "в частях дивизии (Щорсовской. - В.К.) развит антисемитизм..."202
      Все это наверняка воспринимается сегодня многими с гневом и проклятиями по адресу властвовавших "чужаков". Но необходимо вдуматься в объективный смысл этой трагической ситуации. Во-первых, при беспристрастном размышлении становится ясно, что такие люди, как И. Л. Сорокин, Б. М. Думенко, Ф. К. Миронов, Н. А. Щорс, если бы даже они "свергли" стоявших над ними "чужаков", едва ли смогли в тогдашних условиях создать и удержать власть. А, во-вторых, "на стороне Троцкого" было преобладающее большинство русских военачальников. Так, командующий Первой конной армией С. М. Буденный самым активным образом выступал и против Ф. К. Миронова, и против Б. М. Думенко (он даже через сорок с лишним лет, в 1962 году, протестовал против "реабилитации" последнего!)203; "разоблачал" Думенко и командир Первого конного корпуса, весьма известный герой гражданской войны Д. П. Жлоба. Большую роль в роковой судьбе Н. А. Щорса сыграл ставший в 1918 году членом Реввоенсовета Республики сын замоскворецкого купца С. И. Аралов204. И нельзя не признать, что "вина" этих "одноплеменников" уж по крайней мере более непростительна, чем тех или иных "чужаков", с которыми застреленные военачальники к тому же вступили в противостояние сами, первыми...
      Нельзя также не видеть, что власть "чужаков" являла собой тогда своего рода фатальную необходимость, которая столь резко обнаруживается в составе верховного органа-Политбюро ЦК, где к концу Гражданской войны числились, помимо Ленина, три еврея и один грузин... И несколько неожиданное введение в Политбюро в апреле 1922 года - когда война уже закончилась - русских Рыкова и Томского опять-таки очень показательно.
      А в конце 1922-го-начале 1923 года Ленин попытался совершить своего рода переворот - о чем недвусмысленно свидетельствуют его тексты, обращенные им к XII съезду партии, который был намечен на апрель, и впоследствии названные "политическим завещанием" Ленина. Как ни странно (и прискорбно), почти все "аналитики" этого завещания, полностью завороженные "проблемой Сталина", ухитрились заметить в этих ленинских текстах, в сущности, только одну, имеющую в конечном счете частное значение деталь предложение "переместить" одного человека с поста генсека.
      Между тем Ленин начал свое "завещание" так (цитирую по 45-му тому Полного собрания сочинений, указывая в скобках страницы): "Я советовал бы очень предпринять на этом съезде ряд перемен в нашем политическом строе" (с. 343). Да, ни много ни мало - изменение самого "политического строя" (!). И конкретизирует: "В первую голову я ставлю увеличение числа членов ЦК до нескольких десятков или даже до сотни" (там же; в ЦК тогда было всего 27 человек). При этом, - как неоднократно затем подчеркнул Ленин, - в новый ЦК должны войти рабочие и крестьяне, "стоящие ниже того слоя, который выдвинулся у нас за пять лет в число советских служащих, и принадлежащие ближе к числу рядовых рабочих и крестьян..." (с. 348). "Я предлагаю съезду выбрать 75-100... рабочих и крестьян... выбранные должны будут пользоваться всеми правами членов ЦК" (с. 384).
      В ЦК состояло, как говорилось, 27 человек, и присоединение к ним 75 100 рабочих и крестьян означало бы, что четыре пятых членов ЦК оказались бы людьми из народа в прямом смысле этого слова.
      У нас нет никаких сведений о том, что Ленин ставил тем самым задачу изменить национальный состав высшей власти. Он определял цель предлагаемого политического акта как обращение "за поисками новых сил туда, где лежит наиболее глубокий корень нашей диктатуры" (с. 383), и установление "связи с действительно широкими массами" (с. 384. Выделено мною. - В.К.).
      Однако вполне ясно, что при осуществлении ленинского "завещания" новый, очень значительно "расширенный" орган верховной власти состоял бы в основном из русских. Повторю еще раз: я вовсе не утверждаю, что Ленин сознательно преследовал именно эту цель: для такого вывода нет каких-либо доказательств. Однако результат предложенной Лениным "перемены" в политическом строе был бы все же именно таким, и естественно полагать, что искушенный политик это сознавал...
      Партийные верхи отвергли предложение Ленина, причем особенно решительно выступил против него Троцкий, заявивший в специальном письме в ЦК от 13 февраля 1923 года, что это "расширение" состава ЦК лишит его "необходимой оформленности и устойчивости" и нанесет "чрезвычайный ущерб точности и правильности работ Цека"205. Ленин не имел возможности отстаивать свое предложение. Во-первых, - что не так давно перестало быть "секретом" - ЦК возражал против самой публикации его статьи "Как нам реорганизовать Рабкрин", в которой было частично сформулировано это предложение. В ЦК даже возник план "напечатать эту статью в номере газеты с тиражом... в одном экземпляре-специально для Владимира Ильича". 25 января 1923 года статья все же была опубликована в "Правде"206, однако через день, 27 января. Политбюро разослало во все губкомы партии циркуляр, в котором объявлялось, что "Ленину из-за переутомления не разрешено читать газеты; что он не принимает участия в заседаниях Политбюро... что врачи сочли возможным ввиду невыносимости для него полной умственной бездеятельности вести нечто вроде дневника, куда он заносит свои мысли по разным вопросам; что отдельные части этого дневника по указанию и настоянию самого Владимира Ильича появляются на страницах печати" (там же, с. 112); предложение Ленина тем самым полностью дискредитировалось...
      В работе XII съезда, к которому Ленин и обращал свое "предложение", он, в силу резкого обострения болезни, не принимал никакого участия. Но поскольку авторитет Ленина все равно был, конечно, огромен, на съезде не решились вообще игнорировать его предложение: состав ЦК был значительно расширен - в полтора раза (с 27 до 40 человек), однако среди вновь избранных не было ни рабочих, ни крестьян, то есть "расширение" было чисто показное...
      Как уже говорилось, нельзя безоговорочно утверждать, что Ленин, предлагая ввести в ЦК множество не "профессиональных революционеров", а рабочих и крестьян, подразумевал тем самым и "национальный" сдвиг в составе высшей власти. Но именно такой сдвиг все же затем в течение всего нескольких лет совершился. Между прочим, В. В. Шульгин в 1926 году цитировал суждение одного наблюдателя (возможно, небезызвестного А. А. Якушева)207: "Многие... полагают, что в России царит беспросветное еврейское засилье. Я бы несколько смягчил этот диагноз, я бы сказал, что в современной русской жизни рядом с еврейским потоком, несомненно, пробивается и очень сильная русская струя на верхи"208.
      И действительно, если к 1922 году в Политбюро русским можно было считать только одного Ленина, то к 1928 году из 9 членов тогдашнего Политбюро 7(!) были русскими (остальные - грузин и латыш). Правда, период коллективизации явно вновь востребовал "чужаков", и к 1931 году из 10 членов Политбюро уже только половина - 5 человек - были русскими, которых "дополняли" еврей, поляк, латыш и два грузина. Такие изменения "национальных пропорций" на наивысшем уровне власти едва ли уместно считать "случайными", несущественными, и есть достаточные основания полагать, что именно новая "революция" в деревне продиктовала возврат к большой роли "чужаков". А к концу тридцатых годов соотношение русских и нерусских в Политбюро опять изменилось: из 9 его членов 6 были русскими, а остальные, кроме одного еврея, - грузин и армянин, то есть "представители" народов СССР, а не поляков, латышей и т.д.
      В связи с тем, что в 1926 году были "освобождены от обязанностей членов Политбюро" Каменев, Зиновьев и Троцкий, возникло острое словцо, приписываемое Радеку: "Какая разница между Сталиным и Моисеем? Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин из Политбюро". Фраза эта воспринимается обычно как разоблачение "антисемитизма" Сталина, который изгнал этих людей из Политбюро именно как ненавистных ему евреев.
      Правда, как раз в 1926 году кандидатом в члены Политбюро стал еврей Каганович, который с 1930 года и до кончины Сталина являлся членом Политбюро, а в 1935-1938 годах был даже "вторым" человеком после Сталина, что с очевидностью выражалось в объединении в его лице сразу трех высших функций: он, как и сам Сталин, был одновременно членом Политбюро, секретарем ЦК и членом Оргбюро ЦК (других таких лиц не имелось). Однако Кагановича все же склонны рассматривать как чисто показную фигуру, долженствующую демонстрировать отсутствие "антисемитизма".
      В конце концов можно даже допустить, что в таком мнении есть своя правота. Но нельзя закрывать глаза на целый ряд других сторон проблемы. Во-первых, за удаление Троцкого, Зиновьева и Каменева из Политбюро не менее, а подчас и более решительно выступал, наряду со Сталиным, также и Бухарин, которого трудновато заподозрить в "антисемитизме". Во-вторых, выведение из Политбюро трех наиболее влиятельных евреев ни в коей мере не сопровождалось устранением евреев из "второго" эшелона высшей власти - ЦК.
      Впрочем, прежде чем говорить об этом, следует опровергнуть совершенно произвольные (и тем не менее широко распространенные) "сведения" о чуть ли не абсолютном большинстве, которым будто бы обладали евреи в составе ЦК первых революционных лет. В действительности в составах ЦК, начиная с 1919 года и кончая 1939-м (следующий съезд партии был созван лишь в 1952 году), лица еврейского происхождения занимали 1/5-1/6 часть общего количества. Правда, их было больше в 1917 году (6 из 21 члена ЦК) и особенно в 1918 (5 из 15). Но в обоих случаях имели место особенные обстоятельства. В принципе количество членов ЦК должно было составлять тогда 19 человек; именно таковы составы ЦК 1919 и 1920 гг. Но в 1917 году к большевикам присоединились так называемые межрайонцы, лидеры которых - Троцкий и Урицкий - вошли в ЦК, увеличив количество его членов до 21, а долю евреев - до более чем четверти состава. А в 1918 году не были - из-за их резкого расхождения с ленинской линией - введены в новый состав ЦК четверо ранее входивших в него русских (А. С. Бубнов, В. П. Милютин, В. П. Ногин и А. И. Рыков), в результате чего количество членов ЦК сократилось до 15, и хотя лиц еврейского происхождения в ЦК стало меньше, чем в 1917-м (5, а не 6), "доля" их выросла до одной трети209. Но в дальнейшем, до 1939 года включительно - как бы следуя негласному "правилу", - эта доля составляла 1/5-1/6. Нередко объявляют, что террор 1937-1938 годов имел-де, в частности, целью удаления из органов власти евреев. Между тем доля людей еврейского происхождения в составах ЦК 1934 и 1939 годов одинакова (12 из 71)...
      Тем более безосновательна версия Троцкого, который в середине 1930-х годов начал уверять, что-де его еще в 1920-х годах изгнали из власти в силу "антисемитской" политики Сталина и других. Ныне эту версию усиленно пропагандируют. Между тем сам Троцкий в ряде сочинений по сути дела опровергает эту свою позднейшую версию. Так, в изданном им в 1930 году автобиографическом сочинении "Моя жизнь" он с полной ясностью показал, что инициатива его отстранения от высшей власти исходила не от каких-либо "антисемитов", а прежде всего от Зиновьева и Каменева. Уже в начале 1923 года, когда стало очевидно, что Ленин едва ли выздоровеет и вернется к власти, "Каменев допрашивал, - сообщает Троцкий, - наиболее доверенных "старых большевиков"... "Неужели же мы допустим, чтоб Троцкий стал единоличным руководителем партии и государства?.." На первое место стали ставить Зиновьева... Еще через некоторое время стали появляться почетные президиумы без Троцкого... Потом (именно потом, несколькими годами позже! В.К.) первое место стало отводиться Сталину..."210
      Итак, отстранение Троцкого от верховной власти начали Каменев и Зиновьев, предложивший в январе 1925 года Пленуму ЦК резолюцию, в которой взгляды Троцкого квалифицировались как "фальсификация коммунизма"211, и на этом основании тот 26 января был освобожден от обязанностей председателя Реввоенсовета. Естественно, было бы абсурдно, если бы Троцкий приписал "антисемитизм" Зиновьеву и Каменеву. Но позднее, в середине 1930-х годов, умалчивая о том, что инициаторами лишения его верховной власти были эти евреи, он обвинил в "антисемитизме" Сталина. Насколько это было натяжкой, явствует из более раннего сочинения Троцкого, написанного вскоре после его "падения", в 1927 году. Здесь он сообщал, что решающую роль в борьбе с ним сыграли "Сталин, Ярославский, Гусев и пр. агенты Сталина"212. То есть выходит, что "антисемитскую" акцию по свержению Троцкого осуществляли вместе со Сталиным Яков Давидович Драбкин (Гусев) и Миней Израилевич Губельман (Ярославский)... Разгадка здесь в том, что Троцкий в 1930-х годах стремился дискредитировать Сталина в глазах "левых" кругов Европы и Америки, где большую роль играли евреи; отсюда и не имевшее реальных оснований обвинение в "антисемитизме" (выше уже сказано об очень значительной "доле" евреев в 1930-х годах в органах верховной власти СССР; об "антиеврейских" акциях Сталина речь может идти только по отношению к периоду конца 1940-х - начала 1950-х годов, о чем мы еще будем говорить подробно).
      В принципе постепенное вытеснение евреев из высшей власти страны было, по верному определению сиониста М. С. Агурского, естественным, "органическим" процессом: "чужаки" сыграли в пору всеобщего хаоса свою закономерную роль, а в дальнейшем пребывание множества таких людей на верховных постах было уже ничем не оправданным явлением.
      Те, кто объявляют подобную постановку вопроса "антисемитской" или "шовинистической", валят, как говорится, с больной головы на здоровую. Ибо обилие евреев, а также латышей, поляков и т.д., которые составляли незначительную долю населения страны, на верхних этажах власти едва ли можно считать "нормальным" явлением (другое дело - явно "ненормальная" ситуация первых послереволюционных лет).
      Более того: есть серьезные основания полагать, что сосредоточение евреев на вершине власти было само по себе чревато внутренней несостоятельностью. Казалось бы, такая точка зрения противоречит несомненной еврейской сплоченности, способности к прочному единству. Но мудрейший В. В. Розанов прозорливо написал в 1918 году, что напрасно евреи "думают в целом руководить... Россией... когда их место - совсем на другом месте, у подножия держав (так ведь и поступают и чтут старые настоящие евреи, в благородном "Мы - рабы Твои", у всего настояще Великого)"213. В этом, разумеется, нет ничего "антисемитского" (Розанова в конце его жизни можно, скорее, заподозрить в "филосемитизме"); он отметил здесь же, что революция евреям "не обещает ничего. Даже обещает плохо" (там же, с. 611).
      Глубоко верны слова "место - у подножия держав", у подножия трона. Еврейская пропаганда с давних пор и до сего дня пытается внушить, что-де до революции евреи в России не могли занимать сколько-нибудь высоких постов. Но вот хотя бы несколько внушительнейших примеров: еврей Шафиров был вице-канцлером при Петре I, еврей Нессельроде - канцлером при Николае I, еврей Перетц - статс-секретарем при Александре II, еврей Гурлянд фактическим руководителем министерства внутренних дел при Николае II. Разумеется, они так или иначе служили именно трону, державе (хотя Нессельроде, как можно догадываться, тайно служил и чему-то иному), а не осуществляли свою "программу". Но так или иначе все они благоденствовали при своих повелителях.
      Между тем евреи, оказавшиеся на самом верху после 1917 года, уже в 1923 году, как мы видели, "передрались" - несмотря на свою достославную сплоченность... Тем более это относится к более позднему времени - о чем и пойдет речь далее (в частности, о "загадке" 1937 года). Здесь же только подведу определенный итог вышесказанному.
      Если уж ставить вопрос о связи устранения Троцкого, Зиновьева и Каменева из верховной власти с пресловутым "антисемитизмом", то только в том плане, что их присутствие в Политбюро неизбежно стимулировало антисемитские настроения в стране, - о чем не раз и не без глубокого беспокойства говорил и сам Троцкий. Особенно остро встала эта проблема в середине 1920-х годов, когда большинство населения осознало, что страной правит не Совнарком, а Политбюро. И не исключено, что сей факт оказал воздействие на решение в 1926 году судьбы еврейских членов Политбюро.
      Характерно, что на уровне ЦК эта проблема не вставала столь остро (как в отношении Политбюро), и на ближайшем съезде партии, в 1927 году, в ЦК вошли трое евреев - Я. Б. Гамарник, Ф. И. Голощекин и И. А. Пятницкий (Таршис), как бы заменив удаленную из ЦК "тройку", и "доля" евреев осталась прежней.
      Но в наиболее общем и глубоком смысле конец "еврейского засилья" в Политбюро означал, что их роль - притом роль, как говорилось выше, закономерная, даже необходимая - уже сыграна. Напомню, что великий поэт сказал в 1924 году в стихотворении "Русь советская":
      Тот ураган прошел. Нас мало уцелело...
      В неистовом урагане первых послереволюционных лет неизбежна была отчужденная, ничего не щадящая власть, а затем начался, по определению стремившегося к объективности сиониста М. С. Агурского, "органический процесс" восстановления национальной государственности - правда, не без замедлений и даже отступлений. Так - о чем уже шла речь - в пору коллективизации половину Политбюро составили "чужаки", хотя в 1928 году их было там всего только двое (из девяти). Наконец, господство "чужаков" сохранялось и в 1930-х годах в "органах безопасности", которые были призваны беспощадно бороться со всяческими "врагами". Но об этом мы еще будем говорить подробно.
      ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
      ЗАГАДКА 1937 ГОДА
      Об этой "загадке" я, как и многие люди моего поколения, начал размышлять еще в 1950-х годах, - в особенности, конечно, после ныне всем известного доклада, произнесенного Н. С. Хрущевым 25 февраля 1956 года на "закрытом заседании" XX съезда КПСС, но вскоре ставшего достоянием весьма широких кругов населения страны, поскольку его текст зачитывался на партийных и даже комсомольских собраниях.
      Террор 1937 года предстал в этом докладе как следствие "культа личности Сталина" - культа, который привел к (цитирую доклад) "сосредоточению необъятной, неограниченной власти в руках одного лица", требовавшего "безоговорочного подчинения его мнению. Тот, кто сопротивлялся этому или старался доказывать свою точку зрения, свою правоту, тот был обречен на исключение из руководящего коллектива с последующим моральным и физическим уничтожением... жертвами деспотизма Сталина оказались многие честные, преданные делу коммунизма, выдающиеся деятели партии и рядовые работники партии"214.
      Некоторые из этих людей, говорилось в докладе, "совершали ошибки", например, Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев, - но и их не следовало уничтожать: "Владимир Ильич требовал жестокой расправы с врагами революции и рабочего класса и, когда возникала необходимость, пользовался этими мерами со всей беспощадностью... Но Ленин пользовался такими мерами против действительных врагов, а не против тех, которые ошибаются..." (с. 27).
      В докладе цитировалось "Письмо" Ленина XII съезду ВКП(б) от 4 января 1923 года ("Сталин слишком груб..." и т.п.) и утверждалось: "Те отрицательные черты Сталина, которые при жизни Ленина проступали только в зародышевом виде, развились... в тяжкие злоупотребления властью со стороны Сталина, что причинило неисчислимый ущерб нашей партии" (с. 23). Как было сообщено в докладе, на XIII съезде партии, в мае 1924 года (то есть уже после смерти Ленина), обсуждалось ленинское предложение о замене Сталина на посту генсека ЦК другим лицом, но все же, к прискорбию, решили, что Иосиф Виссарионович "сумеет исправить свои недостатки" (с. 23). Однако последний, мол, либо не сумел, либо не пожелал "исправиться"...
      Итак, террор 1937 года был объяснен в знаменитом докладе по сути дела чисто личными качествами Сталина. Конечно, как констатировалось в докладе, 1937 год стал возможен в силу того обстоятельства, что вождь сосредоточил в своих руках "необъятную, неограниченную власть", но причиной террора были все же объявлены именно "отрицательные черты" сталинского характера, которые-де и привели к "тяжким злоупотреблениям" этой властью.
      Со времени хрущевского доклада прошло ни много ни мало сорок лет, однако и по сей день "феномен 1937 года" во многих сочинениях по-прежнему истолковывается именно в этом духе. Таково, например, изданное с 1989 года громадными тиражами пространное сочинение А. В. Антонова-Овсеенко - сына известного революционного деятеля, который, в частности, руководил чудовищным по своей жестокости подавлением Тамбовского крестьянского восстания 1920-1921 годов (о чем шла речь выше), а затем назначался начальником Политуправления Реввоенсовета, прокурором РСФСР, наркомом юстиции РСФСР, - на каковой должности он был в декабре 1937-го арестован и погиб. Позднее, в 1943-м, арестовали и его сына - будущего автора книги. Считая главным и даже вообще единственным виновником всех репрессий 1930-1940-х годов Сталина, А. В. Антонов-Овсеенко стремится представить его беспримерным патологическим злодеем. И 1937 год, с его точки зрения, породили присущие Сталину "всепожирающая месть и неутолимая злоба"215.
      Можно понять точку зрения Антона Владимировича, безвинно пережившего тяжкие злоключения, но все же едва ли есть серьезные основания усматривать в Сталине некое уникальное средоточие злобности и мстительности - хотя об этом и говорили так или иначе многие. Беспощадные расправы с людьми - в том числе ни в чем не повинными, - неотъемлемая "особенность", даже своего рода "норма" поведения преобладающего большинства руководящих деятелей того времени; вспомним, как отец Антона Владимировича приказывал расстреливать сотни тамбовских заложников, скорее всего попросту и не знавших, где скрываются повстанцы, которых их принуждали под угрозой смерти выдать...
      О том, что Сталин лично не был из ряда вон выходящим воплощением злобы и мести, достаточно убедительно свидетельствует хотя бы такой эпизод его жизни. В октябре 1942 года сын Сталина, Василий Иосифович, задумал снять кинофильм о летчиках и пригласил к себе известных режиссеров и сценаристов, среди которых были Роман Кармен, Михаил Слуцкий, Константин Симонов и Алексей (его звали в этой компании "Люся") Каплер - соавтор сценариев прославленных фильмов о Ленине, лауреат Сталинской премии, присужденной в 1941 году, и т.п.
      Как вспоминала впоследствии дочь Сталина, Светлана Иосифовна, этот почти сорокалетний и уже располневший мужчина имел "дар легкого непринужденного общения с самыми разными людьми"216. Он стал показывать шестнадцатилетней школьнице Светлане заграничные фильмы с "эротическим" уклоном (кстати, на спецпросмотрах для двоих), вручил ей машинописный текст перевода хемингуэевского романа "По ком звонит колокол" (где десятки страниц занимает впечатляющее изображение "любви" в американском значении этого слова) и другие "взрослые" книги о любви, танцевал с ней игривые фокстроты, сочинял и даже публиковал в газете "Правда" любовные письма к ней и, наконец, приступил к поцелуям (все это подробно описано в воспоминаниях С. И. Сталиной). При этом нельзя умолчать, что дочь вождя отнюдь не отличалась женским обаянием (могу об этом свидетельствовать, поскольку в конце 1950-х-начале 1960-х годов был сослуживцем Светланы Иосифовны в Институте мировой литературы Академии наук), а к тому же в 1942 году она еще не перешла рубеж подростковой "недоформированности" и, по ее собственному определению, "была смешным цыпленком" (с. 164). Словом, едва ли есть основания усматривать в описанном поведении "Люси" выражение роковой страсти, и трудно усомниться в том, что на деле "Люсей" была предпринята попытка "завоевания" дочери великого вождя...
      Светлана Иосифовна писала впоследствии об отце: "Пока я была девчонкой, он любил целовать меня, и я не забуду этой ласки никогда. Это была чисто грузинская горячая нежность к детям..." (с. 137). Сказанное убедительно подтверждают опубликованные теперь переписка Сталина с дочерью (до сентября 1941 года - то есть незадолго до появления "Люси") и семейные фотографии. И вот в эти сентиментальные отношения вторгся чужой мужчина, о котором Сталин веско сказал дочери: "У него кругом бабы, дура!" (с. 170).
      Попытка "совращения" многоопытным мужчиной несовершеннолетней школьницы сама по себе являлась предусмотренным уголовным кодексом деянием, но Сталин, конечно же, никак не мог допустить официального расследования "дела", касающегося его дочери. И Каплеру, постоянно общавшемуся с иностранцами, НКВД предъявило 2 марта 1943 года стандартное обвинение в "шпионаже". Однако "наказание" было прямо-таки до изумления мягким: "Люсю" отправили заведовать литературной частью Воркутинского драматического театра (помимо этого - или даже позже - он работал фотографом)! Правда, через пять лет, в 1948 году, за самовольный приезд в Москву его осудили на пятилетнее заключение, но едва ли Сталин диктовал это новое наказание: оно было обычным в те годы за дерзкое нарушение режима ссыльного.
      Впрочем, суть дела в другом. Не будет преувеличением утверждать, что почти каждый (или уж, по крайней мере, подавляющее большинство) человек с ".кавказским менталитетом", окажись он на месте Сталина - то есть в ситуации "совращения" дочери-школьницы сорокалетним мужчиной и при наличии безграничной власти - поступил бы гораздо более жестоко! В разгар своего "романа" Каплер выезжал в Сталинград (откуда прислал в "Правду" любовное письмо "лейтенанта Л." - то есть "Люси", - вполне очевидно обращенное к Светлане). И Сталину ничего не стоило отдать тайный приказ пристрелить Каплера в прифронтовой обстановке - хотя, конечно, и в Москве для этого годился любой "несчастный случай"... Тем не менее сталинская "всепожирающая месть" (по выражению А. В. Антонова-Овсеенко) не пошла дальше "административной высылки" Каплера, которая в те суровые времена явно была редким исключением, а не правилом: так, в 1943 году по "политическим" обвинениям в лагеря, колонии и тюрьмы было заключено 68 887 человек, а в ссылку отправлено всего только 4787 человек217 - то есть лишь один из пятнадцати осужденных...