Вместе с тем нельзя не отметить, что Каганат вел достаточно сложную дипломатическую игру и, в частности, редко вступал в прямую, открытую борьбу с Византией, предпочитая натравливать на нее другие народы и прежде всего Русь (ниже эта тема еще будет освещена). Но противостояние, ясно обнаружившееся в событиях 787 года в Абхазии и Крыму, сохранилось (за исключением времени правления Михаила II и Фе-офила). Поэтому необходимо разграничивать два совершенно, даже несовместимо различных периода хазарской истории: до конца VIII века и последующий.
      В связи с этим необходимо сказать и о широко распространенном историографическом мифе, согласно которому Хазарский каганат якобы сыграл великую роль, не допустив распространения арабских завоеваний на территорию Восточной Европы и, следовательно, также Руси. Эта явно несостоятельная концепция характерна для западной историографии хазар и выразилась, в частности, в наиболее чтимых трудах американских востоковедов Д. М. Данлопа и П. Б. Голдена87. Повлияла она, увы, и на отечественных исследователей. Так, С. А. Плетнева утверждает, что "Хазария сыграла большую роль в истории восточноевропейских стран - она явилась щитом, заслонившим их от арабов, щитом, выдержавшим атаки непобедимых арабских армий, возглавляемых полководцами, перед именами которых трепетали другие народы"88.
      Между тем достаточно взглянуть на карту, демонстрирующую пределы арабских завоеваний, дабы убедиться: Халифат вовсе не стремился распространять свою власть к северу. Так, в Средней Азии арабы почти не продвинулись дальше линии городов Мерва и Самарканда, сделав исключение только для культурнейшего и богатейшего Хорезма в нижнем течении Амударьи. Нет сомнения, что их ни в коей мере не привлекали и земли, расположенные севернее Кавказского хребта.
      Как ни удивительно, С. А. Плетнева на той же странице своей работы, где она говорит о хазарском "щите", сообщает о походе грозного арабского полководца Мервана, который в 737 году решил полностью разгромить постоянно нападавших на закавказские владения Халифата хазар и преследовал их войско на их территории, то есть севернее Кавказа: "Арабы... не захотели остаться в стране, им не понравилась холодная и мрачная северная земля" (там же). Как же можно одновременно утверждать, что хазары будто бы защитили от арабского завоевания эту самую не привлекшую арабов землю?
      А. П. Новосельцев, убедительно полемизируя с суждениями С. А. Плетневой, заметил, что даже и вообще "вряд ли верно ставить вопрос об арабской угрозе, от которой якобы спасли Восточную Европу хазары... нет признаков того, чтобы арабы намеревались захватить страны Восточной Европы". И - более того - Хазария "не могла спасать Восточную Европу от арабов также потому, что сама выступала в отношении и народов Кавказа (алан и др.), и славян, и Волжской Булгарии как поработительница; все эти народы боролись за свое освобождение от власти хазар"89.
      Итак, речь должна идти не о том, что хазары явились "щитом", спасшим Восточную Европу и в том числе Русь от арабского ига, но только о ряде их разорительных набегов на закавказские владения Халифата, которые они совершили в качестве союзников Византии (очевидно, как-то "оплачивавшей" их помощь). Однако, начиная по меньшей мере с середины VIII века в Хазарском каганате происходят коренные изменения, и на рубеже VIII-IX веков он предстает уже как совсем иное явление; именно в это время господствующей религией Каганата становится иудаизм.
      * * *
      Да, не будет преувеличением утверждать, что Хазарский каганат до конца VIII века и в позднейшую эпоху - это совершенно разные исторические феномены, хотя, разумеется, переход от одного к другому совершился не мгновенно, а подготовляются в течение целого ряда десятилетий.
      С. А. Плетнева в своей известной краткой монографии назвала главу, посвященную истории Каганата после рубежа VIII-IX веков, "Новая география Хазарии". Но это не вполне точное определение; вернее было бы говорить о новом геополитическом статусе и значении Каганата. Начать с того, что центр его переместился почти на полтысячи километров к северу, в город Итиль в низовьях Волги, а "объектом" активнейшей политики стали не только Кавказ и Крым, как ранее, но вся Восточная Европа от Урала до Дуная.
      Перемещение центра Каганата на Волгу нередко объясняют стремлением уйти подальше от "арабской опасности". Но для этого объяснения нет сколько-нибудь серьезных оснований, ибо последний поход арабов на земли севернее Кавказского хребта состоялся в 737 году. Правда, ряд историков и датирует перенос столицы Каганата на Волгу именно этим временем. Но в новейшем труде о хазарах неоспоримо показано, что сведения о волжской столице хазар относятся ко времени не ранее IX века, причем ее называют сначала Хамлых - словом, которое, по-видимому, является "искаженной (немного) формой древнееврейского "ха-малех" ("царь")"90. А. П. Новосельцев основательно опровергает мнение некоторых хазароведов, считающих, что арабы под руководством Мервана будто бы дошли в 737 году до столицы Хазарского каганата на Волге (в действительности этой столицы тогда еще просто не было), которая имела название ал-Бейда (или ал-Байда). На самом же деле ал-Бейда - это, по всей вероятности, арабский перевод названия ранней столицы Хазарского каганата - Самандара, располагавшегося в районе современной Махачкалы (см. А. П. Новосельцев, с. 122-130). На Волгу же столица Каганата была окончательно перенесена не раньше второй половины IX века (об этом свидетельствует тот факт, что посланец Константинополя к хазарскому кагану святой Кирилл в 861 году прибыл в Самандар, а не в Итиль - о чем ниже) и первоначально называлась Хамлых (Хамлидж): само это древнееврейское название свидетельствует, что Хазарский каганат уже стал тогда иудаистским. М. Г. Магомедов, опираясь на исследования М. И. Артамонова и С. А. Плетневой, доказывает, что волжская столица "как город складывается в середине IX века"91. И в самом деле: об ал-Хорезми, великом ученом первой половины IX века, тогдашнем лучшем знатоке географии, известно, что "названия Атиль или Итиль, распространенного у позднейших арабских географов... ал-Хорезми не знает"92.
      Позднее, с Х века, появляется название Итиль (или Атиль) - от Волги, на берегу которой был расположен город и которая называлась народами среднего и нижнего Поволжья словом Итиль (финно-угорское "река"). Город этот в течение IX века превратился в громадный по тем временам центр военный и, что не менее важно, торговый, поскольку через него проходил тогда путь "из варяг в арабы" (по Волге и Каспию) и "Великий шелковый путь" из Китая через Среднюю Азию в Византию и, далее, в Испанию (караванный, а от кавказских портов - морской)93. Власти Итиля брали себе десятую часть стоимости провозимых товаров, что приносило, понятно, огромный доход, на который содержалась, в частности, внушительная наемная гвардия Хазарского каганата.
      Исключительным, способным поразить воображение деянием Каганата было заселение степи и лесостепи, расположенных южнее Руси, человеческой массой из различных кочевых народов - алан, болгар, гузов и т. д. Поразительна здесь быстрота, с которой чисто кочевое население превращалось в оседлое. В трактате С. А. Плетневой "От кочевий к городам" (существенно уже само это заглавие) хорошо показан этот "сверхъестественно" стремительный переход. Исследовательница говорит о трех основных стадиях истории кочевых народов: "1. Все население кочует круглый год, не имея постоянных жилищ и не задерживаясь подолгу на одном месте (таборное кочевание). 2. Все население кочует с весны до осени, а зимой возвращается на постоянные зимовища. 3. Одна часть населения кочует, другая - живет оседло и занимается замледелием" (с. 180).
      Еще в начале VIII века, показывает С. А. Плетнева, основное население Хазарского каганата находилось на стадии "таборного кочевания", а в IX веке оно предстает как перешедшее даже через третью стадию,- оседлое, занятое земледелием и ремеслами и обитающее в стабильных и нередко очень больших поселениях, состоящих из скопища полуземлянок и наземных жилищ из глины, дерева и камыша. Рядом с поселениями располагаются обширные могильники, которые дополнительно подтверждают оседлость, постоянность пребывания населения в данном месте.
      В некоторых из таких поселений (о чем уже говорилось) были воздвигнуты мощные крепости; исследования показали, что их создание относится, в основном, ко второй трети IX века - то есть именно ко времени, когда разгоралась борьба Хазарского каганата с Русью. Население (это также отмечалось выше) было не только оседлым, но и всецело "военизированным",притом не только мужское, но даже и женское.
      Весьма интересное и характерное явление, открытое при изучении "инвентаря" погребений в этих военно-хозяйственных поселениях,- система воинских отличий или наград. Речь идет о находимых в могилах воинских поясах с разным количеством и набором "бляшек". "Различия в количестве бляшек и их подборе,- доказывает С. А. Плетнева,- означали разное общественное (в основном военное) положение погребенного... подавляющее большинство поясов принадлежало возмужалым и зрелым воинам... У юных воинов наборы значительно скромнее", хотя одно из захоронений юноши - "с роскошным полным набором", ибо он, "видимо, превзошел доблестью всех"; "как и мужчины, наиболее богатые (полные) пояса носили пожилые женщины, видимо, испытанные в походах бойцы"94.
      Эта система наград или отличий ясно говорит о высокой степени организации военных поселений Хазарского каганата. И столь же ясно, что для создания из кочевых племен на территории от Дона до Днепра такого, в сущности, гигантского военно-хозяйственного лагеря, состоящего из сотен селений (только в регионе Подонья он занимал, по подсчету С. А. Плетневой, 100 000 квадратных километров), необходима была исключительно властная и конструктивная организаторская деятельность правительства Каганата.
      Известнейший исследователь кочевых народов Руси Г. А. Федоров-Давыдов констатировал как бы даже не без удивления: "В то время как в салтовских (то есть хазарских.- В. К.) поселениях представлены гончарное, железоделательное и другие ремесла, у печенегов, торков и половцев следов ремесла почти нет"95. То есть другие близкие к Руси кочевые народы, чья история разворачивается позже, чем "салтовская", ни в коей мере не достигли того технического "прогресса", который характерен для кочевников, оказавшихся под властью Хазарского каганата.
      Громадный военный лагерь, расположенный у юго-восточной границы Руси, был "самообеспечивающим" себя продовольствием, предметами быта и, что особенно важно, оружием. В новейшем обобщающем труде об этом лагере, труде, подводящем итоги многолетних изысканий автора, В. К. Михеева, и его археологического отряда, показано, в частности, высокое развитие металлургии и металлообработки, которыми занимались в IX-Х веках в десятках селений Подонья на основе донских рудных месторождений:
      "Качество металла... было высоким. Микроисследования зубил и режущих концов ножниц для резки металла показали, что они подвергались термообработке на мартенсит (то есть изменение микроструктуры металла.- В. К.). ...О высоком уровне металлообработки свидетельствует производство оружия: сабель, боевых топоров, наконечников копий и дротиков, наконечников стрел, боевых ножей и кинжалов, кистеней... Металлографический анализ образцов сабель и их обломков из Верхнего Салтова, Правобережного Цимлянского городища и Маяков (это три из важнейших военных поселений.- В. К.) показал, что они были цельностальными с высоким содержанием углерода"96. Отмечу, что некоторые виды оружия, например, сабли и кистени97, как доказывают исследователи, были заимствованы Русью у своего хазарского противника.
      А вот результаты исследования хазарских крепостей в Полонье: "Добыча камня, его доставка к месту строительства и обработка являлись трудоемкими процессами... Особенно трудоемкой была добыча известняка, который широко использовался для возведения белокаменных крепостей. По нашим подсчетам, для возведения стен Верхнесалтовского городища понадобилось приблизительно 7 тыс. м3, Маяцкого - 10 тыс. м3, Правобережного - 12 тыс. м3 и Мохначевского - 14 тыс. м3 камня. Каменные блоки различных размеров обрабатывались с помощью долот и зубил" (там же, с. 76-77).
      Можно было бы привести множество других подобных фактов, но, полагаю, и так ясно: Хазарский каганат был в IX-Х веках государством, обладающим громадными "цивилизаторскими" возможностями. Естественно встает вопрос о причинах "цивилизованности" Хазарского каганата в его иудаистскую эпоху.
      Следует отметить, что существует безосновательное мнение, согласно которому еще до возвышения иудаизма в Хазарском каганате имелись, скажем, крупные "цивилизованные" города. Между тем один из виднейших современных "хазароведов" А. В. Гадло, исходя из достоверных источников, писал о крупнейшем хазарском "городе" (на Северном Кавказе) доиудаистского периода: "Баланджар вовсе не был городом в обычном понимании этого термина. Это был большой лагерь, для защиты которого был применен традиционный в военной практике кочевников способ. Его территория была ограждена связанными повозками (3 тыс. штук), за которыми укрылись защитники"98.
      Но вместе с установлением господства иудаизма создается и охарактеризованная выше цивилизация Каганата. И теперь перед нами встает задача понять, как и почему это совершилось.
      Специальный экскурс: история Хазарии
      Общепризнанно, что на рубеже VIII-IX веков государственной религией Хазарского каганата стал иудаизм, хотя процесс его утверждения, конечно же, начался раньше. В одной из самых ранних русских работ о хазарах, принадлежащих одному из основоположников отечественного востоковедения В. В. Григорьеву (1816-1881), говорится следующее: "Евреи, притесняемые в Греции (то есть в Византийской империи.- В. К.), удалились к хазарам и, видя простоту этого народа, предложили ему свою веру - и хазары, находя ее лучше собственной, приняли охотно"99.
      К сожалению, это представление, по своей "простоте" близкое декларированной в нем "простоте" хазар, в той или иной форме, но достаточно широко распространено еще и сегодня. Между тем в позднейших исследованиях было со всей убедительностью показано, что в этом рассуждении неверны буквально все его стороны. Во-первых, евреи, определившие резкое изменение самой сути Каганата, пришли не из Византии, а с арабского Востока (хотя позднее появились и эмигранты из Византии); далее, хазары в своем абсолютном большинстве вовсе не принимали иудаизм; наконец, утверждение иудаизма в качестве господствующей религии отнюдь не было "охотным", добровольным, а также и быстро осуществившимся.
      Многое здесь вполне доказательно выяснено уже в трактате М. И. Артамонова "История хазар" (1962). Но следует знать, что эта книга испытала очень трудную судьбу. Она была, в своей основе, создана еще в конце 1930-х годов. Однако, как свидетельствует автор позднейшей монографии о хазарах, вышедшей в 1990 году, "фундаментальную работу Артамонова и в 60-е годы опубликовать стало возможным только в Ленинграде, где Артамонов в то время занимал пост директора Эрмитажа, в издательстве которого монография и увидела свет"100. Между тем по своему профилю "История хазар" никак не "вписывалась" в программу этого музейного издательства. И едва ли случайно М. И. Артамонов через год после выхода его "Истории" был освобожден от должности директора Эрмитажа и в дальнейшем стал заниматься, в основном, не "опасной" историей древних скифов...
      Нельзя не сказать здесь и о судьбе другой книги, также во многом посвященной хазарской проблеме,- трактате ученика М. И. Артамонова (правда, позднее пересмотревшего многие стороны концепции последнего) - Л. Н. Гумилева. Трактат был, в общем и целом, написан еще в 1970-х годах, но смог выйти в свет только в 1989-м101. Расскажу об известной мне, как говорится, из первых уст попытке издать часть этой книги в 1980 году. Замечательный русский публицист и гражданин Ю. И. Селезнев (1939-1984) обратился тогда к Л. Н. Гумилеву с предложением опубликовать любую его работу о Хазарском каганате. Л. Н. Гумилев прислал ему рукопись, к которой приложил высокоположительный отзыв одного очень чтимого и влиятельного филолога-академика. Руководящий сотрудник, от которого зависело окончательное решение судьбы рукописи (издавать или не издавать), предложил Ю. И. Селезневу испросить у этого филолога разрешение опубликовать его отзыв в качестве предисловия или послесловия к работе Л. Н. Гумилева; в этом случае работа тут же была бы напечатана. И Ю. И. Селезнев немедля поехал к сему филологу и долго - несколько часов,- но безуспешно уговаривал его согласиться на публикацию его отзыва. В конце концов филолог, так сказать, не выдержал и напомнил Ю. И. Селезневу, что не так давно некий человек напал на него в подъезде его дома и нанес ему тяжкий удар в область сердца,- напомнил и нервно воскликнул: "Вы, что ли, не понимаете различия между письменным и печатным отзывом?! Если мой отзыв будет опубликован, меня попросту убьют!.." И работа Л. Н. Гумилева так и не была тогда опубликована102.
      Со многим из того, что высказано в книге Л. Н. Гумилева "Древняя Русь и Великая степь", я безусловно согласен. Но в то же время я исхожу в своем представлении о Хазарском каганате из существенно иных методологических и источниковедческих оснований. Так, в гумилевской концепции "пассионарности" я вижу яркий, но, скорее, эстетический, или художественный, нежели научный смысл. Или другая сторона дела: Л. Н. Гумилев, на мой взгляд, недостаточно опирается на новейшие археологические открытия.
      Однако я не имею в виду намерения полемизировать с Л. Н. Гумилевым; его трактат имеет свою внутреннюю логику и своего рода самооправдание. Поэтому, ссылаясь в дальнейшем на некоторые положения этого трактата, я вместе с тем усматриваю свою главную задачу в том, чтобы выдвинуть представляющиеся мне основательными фактические сведения и выводы общего характера; читатели же имеют возможность сопоставить их с содержанием трактата Л. Н. Гумилева и ясно увидеть, в чем я присоединяюсь к этому трактату и в чем с ним расхожусь.
      Что же касается артамоновского труда о хазарах, в нем есть немало различных противоречий и недоговоренностей. Ученый писал во "Введении" к трактату: "Не менее 25 лет (то есть с конца 1930-х годов.- В. К.) этот труд лежал на моем рабочем столе. Время от времени я возвращался к нему, исправлял, дополнял, перестраивал. Все это не могло не отразиться на характере изложения. Мне, вероятно, лучше, чем кому-либо другому, известны недостатки моей работы..." (указ. соч., с. 39).
      Да, в работе М. И. Артамонова много взаимоисключающих суждений. Но в то же время в ней четко сказано, что утверждение господства иудаизма вовсе не было добровольным, "охотным", а, напротив, вызвало, по определению М. И. Артамонова, "беспощадную" гражданскую войну в Каганате (глава 17 "Истории хазар" так и названа - "Гражданская война в Хазарии").
      С другой стороны, М. И. Артамонов писал: "Иудаизм - национальная религия; дух и буква иудейского закона не допускают прозелитизма (то есть принятия в свое лоно "инородцев".- В. К.); хотя в древности наблюдались факты обращения иноплеменников, но это противоречило принципу "избранного народа". В средние века обращение в иудаизм могло совершиться лишь в том случае, если неофит имел предка еврея; не исключалась возможность того, что предок был вымышленным" (с. 264). И иудаистская религия "стала религией хазарского правительства и части хазарской знати, но она никогда не превращалась в религию хазарского народа, точнее, тех племен, которые входили в состав Хазарии. Иудейская религия не вытеснила ни старого язычества, ни христианства, ни мусульманства" (с. 266).
      Итак М. И. Артамонов опровергает два положения из процитированной выше давней работы В. В. Григорьева: народы Каганата вовсе не подчинились иудаизму "охотно", и, во-вторых, иудаизм приняло лишь крайне незначительное количество хазар. Правда, М. И. Артамонов как бы присоединяется к третьему положению В. В. Григорьева, утверждая, что евреи, установившие господство иудаизма, пришли в Хазарию, в основном, из Византии и ее провинций.
      Но прежде чем говорить об этом, необходимо рассмотреть другие весьма популярные "мифы" о хазарском иудаизме,- мифы, возникшие давно, но в последнее время оживившиеся. Первый из них основан на совершенно бездоказательном мнении о массовом или даже всеобщем принятии иудаизма населением Хазарского каганата, которое-де после разгрома этого государства Святославом переместилось на запад, особенно в польские земли, и стало затем основным компонентом всего иудейства Европы; из этого следует, что подавляющее большинство современных людей, считающихся евреями, на самом деле - потомки не древнего семитского народа, но тюрков-хазар, принявших иудаизм.
      Едва ли ни первым эту "концепцию" выдвинул популярнейший тогда французский историк-семитолог, публицист и писатель Ж. Э. Ренан в своем сочинении "Иудаизм как раса и как религия" (1883). Те же взгляды выразились в записке польского автора М. Гумпловича "Начало еврейской веры в Польше" (1903); в более развернутом виде изложена эта точка зрения в вышедшем в 1909 году в Вене сочинении фон Кучеры "Хазары. Исторический этюд".
      "Концепция" вновь ожила после второй мировой войны, когда в США вышла книга Б. X. Фридмана "Правда о хазарах" (1954). И особенно большую роль сыграло изданное в 1978 году в Лондоне сочинение широко известного автора А. Кестлера (выходца из Австро-Венгрии, проделавшего весьма типичную эволюцию: коммунист - антикоммунист - сионист) "Тринадцатое колено (в смысле "племя".- В. К.). Хазарская империя и ее наследие". Книга имела всемирный резонанс, и многие уверовали в то, что основная масса современных евреев - потомки хазар.
      Однако эта "концепция" совершенно не выдерживает сопоставления с реальностью и, в сущности, абсурдна. Дело уже хотя бы в том, что в многочисленных исторических источниках (главным образом арабских), содержащих сведения о Хазарском каганате, его население характеризуется не по национальной, племенной, а по религиозной принадлежности, и все эти источники согласно свидетельствуют, что приверженцы иудаизма составляли весьма незначительное меньшинство населения Каганата (и даже самой его столицы)103.
      И в действительности еврейское население Европы переселилось туда не из Хазарии, а из Ирана через какое-то время после завоевания его арабами (в VII веке). В Иране к VII веку была огромная по тогдашним масштабам еврейская община - более 600 тыс. человек104 и, как свидетельствует средневековая иудейская хроника "Еmеk hа-Ваkа", "спаслись бегством многочисленные евреи из страны Парас (Персия), как от меча, и двигались они от племени к племени, от государства к другому..."105
      Второй, всплывающий подчас и сегодня (ранее он господствовал) миф утверждение некой уникальной веротерпимости в Хазарском каганате, где, мол, самым мирным образом сосуществовали иудаизм, христианство, мусульманство и идолопоклонничество. М. И. Артамонов недвусмысленно заметил: "Прославленная веротерпимость хазар была вынужденной добродетелью, подчинением силе вещей, справиться с которой Хазарское государство было не в состоянии"106. Поскольку иудаизм - принципиально племенная, национальная религия, которая никак не могла принять в себя разноплеменное население Каганата, и поскольку тысячу лет назад немыслимо было заставить людей вообще отказаться от религии ("прогресс" дорос до этого на территории России лишь в XX веке...), правители Каганата "мирились" с существованием иных религий. Но мирились только до того момента, когда другая религия могла представлять для них прямую опасность. Так, совершенно точно известно, что в 932 году власти Каганата силой заставили алан отречься от христианства (к которому аланы - будущие осетины - вернулись позднее, после разгрома Каганата Святославом).
      Впрочем, подчас правителям Каганата приходилось все же волей-неволей умерять свою борьбу с иной религией. Арабский посланец в Волжскую Булгарию (в 922 году) Ибн-Фадлан рассказал, что в это самое время "дошла весть до царя хазар... что мусульмане разрушили синагогу, бывшую в усадьбе аль-Бабунадж (Б. Н. Заходер полагал, что речь идет, вероятнее всего, о местности в Хорезме107, к востоку от Каспия.- В. К.)... он приказал, чтобы минарет (соборной мечети Итиля.- В. К.) был разрушен, казнил муэдзинов и сказал: "Если бы, право же, я не боялся, что в странах ислама не останется ни одной синагоги, которая не была бы разрушена, обязательно я разрушил бы мечеть"108. Кстати сказать, арабский историк и географ Масуди писал через двадцать лет после Ибн-Фадлана, в 943 году, что в Итиле "есть соборная мечеть с минаретом, который возвышается над царским замком109 - то есть минарет уже был восстановлен, чтобы не раздражать мусульман, и, возможно, в порядке "компенсации" сделан очень высоким.
      Но обратимся непосредственно к вопросу о том, каким образом иудаизм обрел господство в Каганате. М. И. Артамонов, к сожалению, ответил на этот вопрос в духе самых ранних работ о хазарах. Он исходил из того, что "евреи издавна (то есть еще до прихода хазар из Средней Азии.- В. К.) жили в некоторых областях, вошедших в состав Хазарского каганата"; имеются в виду и Кавказ, и Таманский полуостров, и Крым. Кроме того, М. И. Артамонов придавал большое значение евреям-эмигрантам из Византии, пришедшим в Хазарский каганат в VIII-IX веках. Между тем один из наиболее осведомленных арабских авторов первой половины Х века, Масуди, писал о принявшем на рубеже VIII-IX веков иудаизм хазарском царе: "Ряд евреев примкнул к нему из... мусульманских стран и из Византийской империи. Причина (последнего.В. К.) в том, что император, правящий ныне, т. е. в 943, и носящий имя Арманус (Роман), обращал евреев своей страны в христианство силой и не любил их, и большое число евреев бежало из Рума (Византии.- В. К.) в страну хазар"110. Император Роман правил с 919 года и, следовательно, именно к этому позднему времени, когда иудаистский Хазарский каганат существовал уже более столетия, относится крупная эмиграция евреев из Византии.
      Между тем М. И. Артамонов придавал наибольшее значение именно евреям, эмигрировавшим из Византии, и заключал свое рассуждение следующим тезисом: "...таким образом, евреи (имеются в виду прежде всего и главным образом византийские евреи.- В. К.) с давних пор могли проникнуть в Хазарию и в качестве грамотных и бывалых людей занять важные места при дворах кагана и хазарских князей. Они, несомненно, играли большую роль в торговле Хазарии и составляли существенную часть населения хазарских городов" (цит. соч., с. 264-265).
      Все сказанное в принципе вполне верно, однако ведь совершенно то же самое можно сказать почти о любом государстве и народе Европы и западной части Азии того времени - VIII-Х веков,- начиная с империи Каролингов, Византии, Арабского халифата; везде иудеи играли ту самую роль, о которой говорит М. И. Артамонов. Между тем ни в этих, ни в каких-либо иных странах иудаизм не только не обрел официального господства, но даже и не выказал реального стремления к этому. И приходится сделать вывод, что в Хазарском каганате создалась некая совершенно особенная ситуация, которая обеспечила победу иудаизма,- несмотря даже на предшествующее этому широкое распространение христианства в Каганате (выше говорилось, что, по всей вероятности, даже сам верховный правитель, каган, был накануне победы иудаизма христианином; это не столь уж странно, если вспомнить, что в 730-х годах две дочери тогдашнего кагана были или же стали христианками, ибо одна из них обвенчалась с византийским императором Константином V, а другая - с эриставом Абхазии Константином II).
      Особенно существенно, что иудаизм в Каганате поначалу пришел к господству (в конце VIII века) не насильственным, а, по-видимому, вполне мирным путем (ибо никаких сведений о насилиях не имеется), и лишь позднее, уже в IX веке, началась жестокая война между новым - иудаистским правительством и "коренными" предводителями Каганата.
      Между тем хорошо известно, что в те времена иудаизм был непримиримо враждебен к христианству. Это основательно доказано наиболее выдающимся из русских историков средневекового Ближнего Востока Н. В. Пигулевской (1894-1970), чьи работы получили высшее всемирное признание.
      * * *
      Нельзя не сказать хотя бы кратко о ее судьбе, ибо эта судьба - также неотъемлемая часть отечественной истории. Прямую причастность исторического знания, историографии к самой истории необходимо понять и оценить. Нет сомнения, например, что русские летописи XI-XVII веков играли в свое время очень существенную "практическую" роль, определяя направление деятельности князей и, затем, царей, а также воевод, бояр, церковных иерархов и наиболее видных купцов и промышленников. Если учесть, что даже до нашего времени дошло более 1500 летописных текстов (их было, без сомнения, намного больше, но они гибли во время войн, восстаний, пожаров), станет ясно громадное значение историографии в жизни Руси. Но, конечно же, историческая наука являлась и является чрезвычайно важной составной частью самой истории и в позднейшие времена. Можно бы убедительно показать, что правительство России и в XVIII, и в XIX, и в начале XX века уделяло очень большое внимание развитию историографии. И, пожалуй, еще более активно отнеслись к исторической науке те, кто пришел к власти в России в 1917 году. Это ясно видно по судьбе русских историков и, в частности, Н. В. Пигулевской.
      Н. В. Пигулевская была лучшей ученицей крупнейшего русского гебраиста П. К. Коковцова (1861-1942; умер в блокадном Ленинграде). В 1920-х годах вышли в свет ее первые работы. Но в конце 1920-х годов она была арестована (между прочим, в одной "подследственной" группе с М. М. Бахтиным) и отправлена в Соловецкий лагерь. Это было одним из проявлений тогдашней тотальной программы уничтожения основ русской культуры; выше уже упоминалось о широкомасштабных репрессиях 1929-1930 годов, обрушившихся на многих виднейших представителей исторической науки во главе с академиком С. Ф. Платоновым. Сейчас начинают появляться первые "расследования" этой злодейской акции.
      В июне 1929 года атаку на русских историков в Академии наук предприняла специальная "Правительственная комиссия" под руководством члена Президиума ЦКК (Центральной контрольной комиссии) ВКП(б) Я.