- Послушай, а он с тобой насчет благословения-то потом не беседовал?
      - Беседовал... - князь тяжело, по-детски, вздохнул, - еще как...
      - Вот видишь...
      - А причем тут ты?
      - Ну как же... Ведь это мы с тобой такое благословение придумали. Ты запомни: Алексия не обманешь, он слышать умеет.
      - Как это?! Что слышать?!
      - Мысли твои. Когда в глаза тебе смотрит, разговаривает с тобой...
      - Иди ты!!!
      - Ты уж мне поверь, я в этом немножко понимаю. Поэтому перед ним не таись. Никогда! Бесполезно.
      - Да?.. Но я, вроде, не таюсь... Что ему в моих мыслях не нравится?
      - Не нравится ему, тезка, в тебе самая малость. Ты татар хочешь бить.
      - Хочу! А он не хочет?! Христианин, русский человек! Был бы грек, как другие митрополиты, а то ведь...
      - Ми-и-итя, тезка, дружок ты мой дорогой! Он ведь в десять раз умнее нас с тобой и в сто раз опытней. Ты хочешь татарам врезать, а там хоть трава не расти. А он хочет народ наш спасти! Чуешь разницу?
      - Дак ежели бы удалось татарам хоть разок врезать...
      - И что?
      - Как что?!
      - Олгерд им врезал. Олег, сосед твой, тоже врезал. А что изменилось?
      - Да это разве врезал? Надо так врезать, чтобы костей не собрали!
      - А ты представляешь, сколько там костей! Целая степь, без конца и края. Все на конях и с луками. Рой пчелиный! Ну врежешь ты им раз. Тебе никогда не приходилось рой пчелиный растревожить?...
      Дмитрий насупился, молчал.
      - ...Алексий это лучше всех понимает. Потому и боится. И считает рано!
      - Вчера рано, нынче рано... Завтра - опять рано?! Когда ж не рано-то? А поздно вдруг не окажется?! Когда последнюю рубаху с себя снимем и в Орду отвезем!
      - Ты это Алексию скажи.
      - Ему скажешь...
      - Тогда помалкивай. И делай по его.
      - Нет! Делать будем по-своему. И в Нижний тебя я не отпущу. Рой пчелиный, говоришь? Но ведь хороший бортник его - хоп! и в дупло! И ничего страшного. И ведь надо же кому-то начинать!
      - Надо, тезка, надо! И я тут с тобой и за тебя, и ведь обсудили мы это, чего воду в ступе толочь! Только как начать? Чтобы и рой до времени не растревожить, и дело чтоб пошло, и друзей не распугать, и митрополита убедить... А то повяжут нас с тобой по рукам и ногам, делами какими-нибудь, обязательствами...
      - Как же быть?
      - А может, поехать мне в этот Нижний? От греха...
      - Еще чего! А тут кто будет? С кем я войско, как ты говоришь, "строить" буду?
      - Войско - дело долгое. А нам с тобой промахнуться нельзя. Тебе теперь с крепостью забот года на три, а мне... Ведь коли мы на татар замахиваемся, нам все княжества пристегивать придется, всю Русь. Значит, везде войска надо "строить", стало быть и в Нижнем... Меня одно только смущает: устрою я им войско, а они его на нас же и повернут. А? Не может так случиться?
      - Черт его знает... Не должно бы вроде. Тесть все-таки... Но с митрополитом надо помозговать...
      - Во! И он будет доволен, и дядя Вася успокоится, и мы, никого не дразня, свое дело начнем полегоньку продвигать. Я думаю, ты прав, Константин на зятя не попрет... И силенок у него не очень, да и осаживали вы его уже не раз, а к татарам они ближе, при удобном случае можно и попробовать как-нибудь по мелочи.
      - Хорошо бы!..
      - А тут поуляжется, поуспокоится... с крепостью, с постройкой завяжется, дела, заботы... Ты меня под каким-нибудь предлогом и дерни назад. Вдруг от немцев или от моих, от литвин отмахнуться понадобится, или еще какая нужда... На своих только не зови, не пойду.
      - Помню. Ну что ж... Тогда - езжай? Но здесь-то я, наверное, и без тебя что-то смогу делать, не сидеть же сложа руки! Ты накажи, что надо и как.
      - Сейчас главное - запустить в дело моих оружейников. Только в Москве их устраивать нельзя. Дело кропотливое, долгое, а тут одна искра - и все псу под хвост, и опять целый год налаживай, а наладишь, так опять... Тут, я слышал, где-то железо у тебя...
      - Есть малость. В Серпухове.
      - Нам много и не надо. А это твой удел?
      - Вовкин.
      - Чей?!
      - Братишки двоюродного. Ты его не видал еще? Он тут, за Архангельским собором, в отцовом тереме живет. Парнишка ничего, свой. Объясним ему, и посадит он твоих оружейников, куда они захотят.
      - Тогда, может, не только оружейников?
      - ???
      - Это ведь на Оке?
      - А!!! Да-да-да-да! Но у тебя теперь и у самого там Кашира.
      - Народу у меня пока - чуть. Иx бы вместе...
      - Какой разговор! Сообразим.
      - Добро! А брату твоему который год?
      - Тринадцатый.
      - Тринадцатый... В этом возрасте князей начинают учить полками командовать. У него-то учитель каков?
      - Шуба Акинф Федорыч. Добрый воевода, храбрец.
      - Добрый воевода - не всегда добрый наставник. Ты сам посмотри, да получше вникни. Может, придется учителя-то и заменить... - Бобер цыкнул зубом и подмигнул.
      - А-а! Да-да-да-да! - Дмитрий понял, засмеялся. - Это мы проверим! В свое время.
      * * *
      Год 6874-й (1366-й), несмотря на вспыхивающий то тут, то там мор, на жару и сухмень, грозивших к зиме и весне голодом, выходил для Москвы непривычно спокойным, свободным от свар с соседями, и москвичи ловко и оперативно распорядились "свободным временем". Затеялось дело громадное, невиданное.
      К весне деревянный город восстановился, можно считать, полностью. Обгорелые останки прежних домов с последним снегом сгребли в Неглинку и Москву-реку, и на весеннем солнышке зажелтел свежими бревнами новый город.
      Лишь стены кремля особенно ужасно глядевшиеся на фоне новых строений, оставались нетронутыми. Вокруг них ходили люди с мерными саженями, веревками, громко перекликаясь, перешучиваясь и переругиваясь, смешно выцокивая слова. Получалась бойкая тарабарщина, веселившая шнырявших вокруг мальчишек, работавших рядом горожан, просто прохожих. Если кто-нибудь из особенно любопытных принимался выспрашивать, кто они и откуда, выцокивали дружелюбно, складно и весело:
      - Мы плецкапцкие, музыцки лихие, семеро одного не боимца!
      Или погрубее, хотя и не обидно:
      - Мы плецкопцкие. До пляцок не горазды. Нам бы лишь бы поебсцысть!
      То были каменных дел мастера из Плескова (Пскова). С их урядником ходил безотлучно невысокий одноглазый хромец, одетый во все черное, очень аккуратно и не по-русски. Судили и рядили, как должны идти линии стен, где встанут башни, а на местах их предполагаемого расположения уже копались глубокие колодцы - шурфы. Проверяли почву под фундамент, нет ли плывунов, как-никак - две реки рядом.
      В конце мая потянулись вниз по Москве-реке караваны лодок с рабочим людом. Плыли недалеко, до устья Пахры, и за ней высаживались на правый берег. Здесь, у сельца Мячкова, давно уже был найден и разрыт пласт великолепного белого камня. Из него строились все каменные храмы в кремле, из него собирались теперь поставить и стены. Камень был хорош, очень хорош, н это выглядело как помощь всевышнего, потому что окажись камень и плох, строить пришлось бы все равно из него, ничего похожего не существовало далеко окрест, а возить материал откуда-нибудь с севера нли с Волги было просто нереально.
      Начали колоть, оттаскивать к берегу и складывать у самой воды. Попробовали было сразу на лодки и в город. Но после первого же рейса бросили. Камня в ладью или ушкуй помещалось мало - тяжел, а выгребать против течения глубоко садившиеся суда тяжко и, главное, долго. Федор Свибл, поставленный самим Великим князем надзирать за работами в каменоломнях, быстро рассчитал, что зимой по льду на подводах будет намного быстрее и легче.
      Замысел своей грандиозностью захватил всех, даже обиженных, даже Василия Василича. Дел и забот нашлось каждому. Только Боброво гнездо как-то выпадало из всего этого, там как будто никто и не интересовался стройкой. Разве вот Иоганн...
      Монах быстро и ловко воткнулся в ближайшее окружение Великого князя. Где лестью, где пьянкой, а где прямо денежными подачками он мастерски преодолел сопротивление близких к Дмитрию бояр, естественно противившихся расширению своего круга, стал среди ннх своим человеком и, не переходя никому дороги, никого не обидев и не потеснив, прилип неожиданно накрепко к юному брату великокняжескому Владимиру. Он так поразил его своей ученостью, так охмурил блестящими рассказами о своих и чужих (понятно - чьих!) подвигах и победах, разжег честолюбие и поразил воображение, что очень скоро стал молодому князю совершенно необходим и оказался прн нем вроде дядьки и главного наставника.
      Чехи для ведения арбалетного дела получили от щедрот Великого князя и его брата столь изрядный кусок землицы под Серпуховом, что с неделю посматривали друг на друга обалдело, да цокали языком: "От той же ж не Бобровка!" Быстренько собравшись, захватив с собой Корноуха и всех его стрелков (на то был приказ Бобра), которые спервоначалу должны были помогать во всем, даже, если понадобится, подручниками, Иржи и Рехек уехали в Серпухов.
      Отбыл вместе с ними и воевода Константин с сотней своих новогрудцев. Он должен был первым осмотреться на Окском рубеже.
      Гаврюха с Алексеем пристали к Семену Мелику, заправлявшему московской разведкой. Вникали, привыкали к чужим порядкам, узнавали местные приемы.
      Княгиня разворачивала дом на устроение нового, необычного и непонятного "бобрам" уклада. Появилось много, и с каждым днем прибавлялось, беспокойных гостей: богатых и не очень (а то и просто нищих!), говорливых и немногословных, интересных и скучных- всяких. Всех их надо было привечать: поить, кормить, выспрашивать, давать поручения, одаривать щедро, оплачивать исполненное и приглашать приходить снова. Оплата и подарки были щедрыми слухи о том молнией метнулись по Москве. Хоромы Бобра стали напоминать пчелиный улей. Княгинино окружение (да может, и сама она - кто знает?!), привыкшее в Бобровке к несуетной жизни, тяготилось этим. Недоумевали: "к чему? зачем?" Но исполняли все усердно, привыкая постепенно к новым порядкам.
      Единственным, кажется, человеком, которому такая жизнь оказалась не в тягость, а вовсе даже наоборот, оказался Ефим Василич. Он не спрашивал зачем, потому что все понимал, он имел перед собой огромный контингент, потому что занимался снабжением двора. Наконец, ему это просто нравилось! И главный поток сведений и новостей пошел к Любе от него.
      Юли тоже легко (и с удовольствием) вписалась в новую жизнь. Поскольку она всегда была рядом с княгиней, на виду, то сразу заметилась всеми самыми именитыми московскими сановниками. Даже митрополит, увидевший ее однажды вне церкви (в церкви он не мог отвлекаться на лица), посмотрел внимательней и дольше обычного, а опомнившись, потянулся перекреститься: "Не божеская это красота. Дьявольская какая-то. Но какова!"
      Бояре очень интересовались ее происхождением н настоящим положением. Спрашивали Любу. Та отвечала, с трудом скрывая улыбку, что это княжна, освобожденная из плена и не пожелавшая возвратиться домой. Кориатов визит и сам-то по себе мало уж кому помнился, а она ведь с ним тогда по гостям не ходила. Мог ее вспомнить и узнать разве что Федор Глебович, но он сидел в Муроме, другие участники того знаменитого посольства тоже были далеко от Москвы, а иные уже и от этой жизни. Вспомнить было некому, и Любе охотно верили. Так что репутация Юли выходила безупречной, и она уверенно выдвигалась в ряд первых московских красавиц.
      Что же касатся самого Бобра, то он вообще исчез из Москвы.
      * * *
      Заметилось это событие (а, собственно, как его и событием-то назвать? Ну приехал человек, никому неизвестный, никому не нужный, и сразу уехал. Ну и что?) вовсе не в Москве, где довольно потер руки тысяцкий Вельяминов, да вздохнули: митрополит облегченно, а князь озабоченно. Заметилось оно, и очень, в Нижнем Новгороде, куда князь Дмитрий Константиныч привез не просто нового боярина, а первого воеводу.
      Можно представить, как распинался перед сватом Василий Василич, но Константиныч неглупый и неслабый был человек (сама уступка ему ярлыка на Нижний Новгород старшим братом Андреем о многом говорит), чтобы только на чужое мнение полагаться. Да еще в таком деле!
      Наверняка хорошо, дотошно разузнал он о делах и достоинствах рекомендованного, а брал его к себе с надеждой, созвучной думам своего молодого зятя: оберечься хоть как-то от бесчисленных наскоков татар. Хотя бы от мелких для начала.
      Новый воевода начал со смотра княжеской дружины. Князь Дмитрий вывел на поляну за посадом 300 всадников. Сам он, не зная, что будет смотреть и спрашивать немногословный гость, заметно волновался. Бобер видел это и старался выглядеть посолидней - впервые выступал он в роли инспектора, которого боятся и перед которым заискивают.
      "Ну чего ты потеешь, дрожишь? Ты же князь, не мне чета князь! Дмитрию уже и смешно становилось, - Ну не съем же я тебя, даже если дружина ни к черту. А вот устроен так человек. Чтобы показаться получше, похвалили чтоб... Хых!"
      Бобер хмурился, чтобы не засмеяться, делал важное лицо, вовсю старался соответствовать моменту и, кажется, вконец смутил князя и запугал воевод.
      Медленно объехали строй, осматривая коней, снаряжение. Дмитрий удовлетворенно отметил, что кони ухожены, сбруя не только красива, но и очень хорошо подогнана, и доспех у всадников добрый: не помят, не побит, вычищен, подогнан, а у многих совсем новенький. Но он ничего не сказал, подозвал сотников:
      - Когда в последний раз ходили в конную атаку, господа сотники?
      Те замешкались, вспоминая. Выходило что-то слишком давно. Князя бросило в пот.
      - Я хочу посмотреть, как вы это делаете. Как держите интервал, скорость, как воины слышат и исполняют команды. Давайте-ка вот отсюда и в тот конец поля. Будем считать, что враг идет оттуда, из леса рысью. Понимаете? Петр Василич, - Бобер повернулся к командиру дружины, стоявшему справа от него, - сейчас разворачиваешь строй фронтом влево, идешь рысью, поднимаешь скорость, чтобы у опушки перейти в галоп, для удара.
      - А дальше? В лес влететь?
      - Зачем? У леса осадишь. Заодно посмотрим, как останавливаются, по сотням разбираются. Вперед!
      Петр кивнул сотникам, тронул коня. Они отъехали стайкой, горячо и торопливо переругиваясь. Князь страдал, он знал, что сейчас получится.
      - Поедем следом, князь, поглядим... - Дмитрий старался на него не смотреть.
      Петр скомандовал атаку. Всадники тронулись. Самые лихие пришпорили строй мгновенно развалился. Сразу рванули в галоп, команд, конечно, никто не слушал. Да их и не было. Доскакав до опушки, начали осаживать. Добрая треть влетела в лес. Сотники истошно орали, собирая своих, но собираться стали, лишь когда повыбирались из кустов и увидали кто где.
      Бобер снова позвал воевод, те подъехали с побитым видом.
      - Петр Василич, они у тебя что в лес-то, по нужде? Или вчера только на коня сели?
      - Вчера, не вчера, а не садились давно, мать ихнюю... - пробурчал багровый от стыда Петр.
      - Ладно. Господа сотники, вы своих людей знаете, позовите каждого, на ваш взгляд, самого слабого из своей сотни для мечного боя.
      Через несколько минут подъехали пятеро молодцов довольно ладного вида.
      - А ну, ребята, покажите, как вы на мечах бьетесь, - Бобер прищурился оценивающе, что-то там про себя прикинул, - ты с ним, ты с ним, а ты попозже со мной.
      Молодцы слетели с седел, выхватили мечи и стали лихо налетать друг на друга. Рубились жестко, профессионально, потеха получалась нешуточная. И главное: клинок у каждого ходил как у Гаврюхи.
      "Так и знал! Разве это худшие? Врут, конечно, стыдятся, повыпендриваться хотят. Вот, мол, мы какие. Татар бы вам, дуракам, постыдиться..."
      - Хорошо, хватит, - Бобер соскочил с седла, - вы свободны, давай теперь мы с тобой поиграем.
      Дружинники останавливаются, опускают оружие, переводят дух, но уходить не торопятся. Им жутко интересно, как обойдется их Иван с новым воеводой. Он лучший мечник в дружине, и надо же, чтоб воевода именно на него как нарочно нарвался - то ли его бес попутал, то ли Бог наказал...
      Бобер потянул меч из ножен:
      - Петр Василич, одолжи-ка щит.
      Дружинник особенно не робел, но первым ударить не помышлял, ждал. Бобер неожиданно, без замаха ширнул меч ему в пах. Тот успел: щит вниз отбой! и мгновенно мечом сверху - рраз!
      "Ни х.. себе! - Бобру тоже пришлось воспользоваться щитом, чего он очень не любил. - Слабенький! Дождешься от вас, дураков..."
      Помахав пару минут и не удержавшись, чтобы не щегольнуть мастерством (заставив дружинника дважды провалиться, он щелкнул его плашмя совершенно одинаково по правому и левому уху), вызвав восхищенный вздох сотников, Дмитрий поднял щит над головой: хватит!
      Ему было все ясно. Противник смотрел оскорбленно, явно жалея, что бой прерван. Был он быстр, ловок, искусен, а попался лишь на секретные уловки.
      - Ну что ж, - Бобер оглянулся на сотников холодно, те спрятали глаза, - если это худшие, то с лучшими мне, видно, и тягаться не стоит побьют.
      Он не стал добивать их сразу:
      - Петр Василич, давай так договоримся: если через две недели кто из дружины подерется со мной как этот, самый неумелый... Как тебя зовут?
      - Иваном.
      - Вот кто Ивана побьет, того ставлю сотником, вместо его теперешнего. И можно на татар...
      Иван засиял как свежий блин, а Бобер бросил дружинникам:
      - По местам отправляйтесь.
      Те захлопнули рты, вскочили на коней, понесли по сотням весть о новом ужасном воеводе, который "под землей видит, а на мечах как бес - самому Ивану по ушам настучал!"
      Бобер проводил бойцов взглядом и вновь жестко повернулся к сотникам:
      - Господа командиры! Если вы местом своим дорожите, не смейте мне больше врать. А делайте то, что вам приказывают! Как я узнаю истинную силу дружины при таком вашем отношении?! Я вам не девка красная, которой понравиться хочется. Мне с вами, а вам со мной воевать вместе, головы под татарские сабли подставлять!
      Понурые плечи, опущенные головы, взгляды искоса друг на друга тишина. Сам князь Дмитрий только что не корчился, потный и красный.
      - Ладно. Как владеете копьем, сейчас пытать не буду - бесполезно. Думаю - не хуже (короткая, но ощутимая пауза), чем мечом. Займитесь теми делами, которые сегодня проверяли. Не медля. И основательно. А с тобой, Петр Василич, давай отдельно поговорим, - и оглянулся на князя, - у меня все, Дмитрий Константиныч.
      - Все?! - князь был явно обрадован.
      - Да. Если у тебя к ним нет ничего, пусть делом займутся. А мы с тобой воеводу поспрошаем.
      * * *
      - Петр Василич, ты когда и с кем последний раз дрался?
      - Я?!
      - Я... Дружина твоя!
      Князь, Бобер и Петр сели втроем в княжеской горнице. Петр стыдливо пожал плечами:
      - В позапрошлом году, когда татары налетали...
      - Татары?! Ну и как?
      - Как... Как обычно. От разведчиков и передового отряда отбились... подержали то есть их, чтобы народ успел разбежаться и попрятаться. А дальше в струги и вверх по Волге, к Городцу. К князь-Борису...
      - А там есть за что зацепиться?
      - Не больно-то... Но татары туда не любят. Острог крепкий на другом берегу, а брать нечего, так что...
      - А кроме татар противников у вас, стало быть, нет.
      - Нет. Мордва пошаливает, но это так, разбойники. Ушкуйники новгородские по Волге шастают, эти стервецы много зла чинят. Смелы, нахальны, ловки. Но тоже - шайки, не войско. Как с ними биться?..
      - Как биться?! Как с любыми сволочами и биться!
      У Петра физиономия становится постной, он отводит глаза. Дмитрий оглядывается на князя - и тот в недоумении: что это новый так мелочится? С разбойниками воевать хочет. За этим ли мы его сюда?.. Тем ли нам Василий Василич все уши прожужжал?
      Готовый возмутиться и вскипеть, Дмитрий вспоминает да-а-авний разговор монаха с дедом. "Каждый на другого надеется, каждый за чужой счет выскочить желает. Ведь и этот... Тесть! Пригласил! Для чего?! Или, может, Василий Василич его уговорил? Может, даже и с деньгами? Хотя, боярин - князя?.. нет! Он решил, что я смогу. И помогу. И захотел на меня все свои заботы, всю головную боль свалить. Неужели ж ты думаешь, тесть, что я волшебное слово скажу, и все устроится?!"
      - Дмитрий Константиныч! Как же мне быть? Уж слишком вы, по-моему, высоко берете.
      - Как - высоко?
      - Сразу - и на татар! А что для этого надо? Знаете? Я, например, не знаю. А вы, видно, знаете.
      - Мы?!! - Дмитрий даже встал.
      - Вы, - Бобер тоже встал, отчего Петр вскочил в смятении, выпучив глаза на разгорячившихся князей, испытывая очень большое желание исчезнуть отсюда, с глаз долой от греха.
      Но князья его, кажется, не стеснялись. Константиныч смотрел, Бобер отворачивался. Он положил ладони на стол, выискивал что-то у Петра на поясе, от чего у того урчало в животе и шевелились волосы.
      - ...Вы. От татар хотите отбиваться, а со своими разбойниками справиться не можете. Я с хорошим отрядом к вам сюда ехал. По хорошей дороге, объезженной, обжитой. Но от самого Мурома по всему лесу свист. Напасть не решились, но уши все просвистели. Как же у вас тогда купцы путешествуют?
      - Купцы больше водой, лесом редко кто.
      - Да как же вы допускаете?! Или вы в своей земле не хозяева, коль купца охранить не можете?! Купца не охраните, он к вам и не приедет, а город, княжество без купца проживут разве?
      - Живем не хуже других. И разбойников не больше, чем везде.
      - Ну не скажи, Дмитрий Константиныч. Разве с Москвой сравнишь? Там, говорят, Калита еще шугать их начал, и до сих пор гоняют. Служба у тысяцкого Вельяминова специальная. Охотятся, ловят, а как поймают, башку с плеч без долгих разговоров. Так что в московских лесах свисту много меньше. Нету почти.
      - Нам с Москвой тягаться трудно.
      - Но как же вы все-таки по дорогам-то?
      - А просто. Собираем в дорогу караван побольше, к нему охрану покрепче. И Бог милует.
      - Да ведь это на осаду похоже! Ведь прежде, чем о татарах думать, надо из осады выкарабкаться. Утвердиться! своих всех в кулак взять! Сколько ж можно остерегаться да хорониться?! На таком месте город стоит, цены ему нет, а ты...
      - Что - я? - вскипел Дмитрий.
      - Ты? Да я бы на твоем месте... Да за пару лет, если взяться, богаче Москвы можно стать и... - и умолк.
      Петр всю оставшуюся жизнь, когда вспоминал этот момент, мысленно хлестал себя по морде, потому что сейчас не удержался:
      - Бодливой корове Бог рогов не дает... - и был вознагражден таким взглядом, что когда погибал через много лет на Пьяне, отмахиваясь от придавивших его с трех сторон татар, не о папе с мамой вспомнил, не о детях и не о внуках, а об этом вот взгляде, и еще отчаянней замахал мечом.
      Но Бобер мгновенно отвел взгляд, успокоился и, легонько прихлопнув по столу ладонью, сел:
      - Ладно. Так ли, этак, с кого-то начинать надо.
      - С кого же? С разбойников? - скривился Константиныч.
      - А чего особенного? Важно, чтобы воины начали и привыкли драться. А для этого и разбойники сойдут, и ушкуйники. Но!.. Начинать надо с начала.
      - С начала? - князь усмехнулся. - Но ведь это уж больше сотни лет как началось.
      - Да. Тут мы не успели. Но у нас других начал полно: кто? где? как? когда? И какими силами на нас прыгнет.
      - Разведка?! - оживился князь, в то время как Петр словно кол проглотил, сидел прямо и смотрел в одну точку у себя под ногами не в силах поднять глаз.
      "Черт! Кажется, забылся я, перебрал. Жалко будет, если он сломается, Дмитрия мучат угрызения совести. - Впрочем, если сломается, значит, слаб, значит, и воевода никудышний".
      - Да, разведка. Какая она у вас, как устроена?
      - Расскажи, Петр, - князь расправляет плечи: "Хоть тут краснеть не придется".
      Петр, однако, ведет себя непонятно. Тяжко дышит, потеет лицом, тяжело опершись на стол руками, приподнимается, хрипит:
      - Ох, князь, что-то замутило меня, ффу, дозволь на свежий воздух... и, качнувшись, - ахх! Назад на скамью и стал заваливаться на спину.
      Внимательно следивший за ним Бобер вскочил, успел подхватить под руки, присел рядом, бережно уложил голову воеводы себе на колени:
      - Ничего, ничего! Пройдет! Сейчас все пройдет, - и начал легонько обтирать ему лицо ладонью, как умывал, и стряхивать воображаемую воду с руки.
      На четвертом взмахе Петр открыл глаза, прошептал:
      - Где я?
      - Ничего, ничего!.. Голова, видать, закружилась. Сейчас... успокаивающе бормотал Бобер, продолжая "умывать" воеводу, а Константиныч смотрел обалдело, приоткрыв рот: "Неужто?!! Неужто правду о нем болтают?! Что колдун!"
      Петр поднялся, встряхнулся, сел прямо.
      - Ты про разведку должен был рассказать, - подсказал Бобер.
      - Да-да, разведка... что же это со мной?! В первый раз... ффу-у-у... Ну что разведка? Разведка как разведка: на всех дорогах кордоны, с мытниками вместе. От купцов вести получают и - мне... или князю. А еще отдельные сторожи, тайные, дальше мытников. По речным рубежам заставы, а с них в степь выезжают, присматривают. Мы через эти заставы постепенно всю дружину пропускаем, чтобы опыта поднабрались, пообтесались... Ухх! - Петр наливает себе квасу и жадно пьет, аж течет по бороде.
      - Хорошо. Ну а кто непосредственно-то, постоянно этим занимается? Они на каком у вас положении?
      - Как на каком?! Все на одинаковом положении, никаких привилегий. Все по очереди занимаются, все сторожат.
      - Так что, постоянных разведчиков у вас нет, что ли?!
      - У нас все разведчики!
      - А-а... Ну да. Сами сеем, сами пашем... Все - охотники, все - рыбаки, все - воины. И разведчики! Тогда понятно... - Бобер уныло опускает голову.
      "Опять недоволен, стервец! - бесится не на шутку Константиныч. Какого ж х.. тебе надобно?!"
      - Что тебя не устраивает, Дмитрий Михалыч?
      - Прости, Дмитрий Константиныч, что я со своим уставом в чужой монастырь, так сказать, но раз уж ты меня пригласил, то выслушай. Разведка должна быть постоянной! Без всяких условий! Обязательно! Лучших следопытов, охотников, военных твоих разведчиков из дружины (они ведь есть, что лукавить, от этого никуда не деться), вообще самых шустрых и ушлых - в разведку. Добровольно! Такое кормление им дай, чтоб с охотой шли. Рвались чтобы! Чтобы о хлебе насущном не думали, сами не пахали, не сеяли. Вообще на уровень младших бояр! Некогда им ничем заниматься будет кроме разведки.
      - Не круто ли возьмем, не жирно ли будет?
      - Не бойся, не разоришься. Не так уж их много останется, кто там зацепится и удержится. И захотят ли держаться... Еще. Не только воины и следопыты понадобятся. Одно хорошее я от вас все-таки услышал.
      - Одно?! Хых! - крутит головой уже вполне очухавшийся Петр.
      - Да. Купцов используете. Эти знают всегда больше всех. Самых умных и ухватистых - тоже в разведку!
      - Это как же?!!
      - Ну, не на коня и в степь, конечно. Инструкции им. Способы связи, как давать знать о себе будут. Цепочки с ними наладить, чтобы не только торговали, но и вести гнали непрерывно. А за это им в пошлинах, в мыте ослабы, чтоб было за что стараться. Может, вы и переняли у татар, не знаю, а если нет, то давно бы уж следовало: у них ведь, сам знаешь, идет купец, показывает "пайцзу". Медная - ладно, плати мыт и шагай, серебряная - и мыта не возьмут, а уж золотая - поклонятся, проводят, куда скажешь, да еще охрану дадут. Ведь так?
      - Так, так... - князь забирает бороду в горсть.
      - Дальше. Здесь, в городе разведку.
      - Еще и в городе?! Это-то как?! И зачем?!
      - Свои купцы, как ни ловки, всего не узнают. А у тебя под боком торжище такое! Со всего света люди - со всего света и вести! Только уши отворяй! Крутись, выспрашивай, все знать будешь. Почему бабы базарные раньше всех все узнают - задумывался? А потом эти вот, ушкуйники... С Волги, говоришь, всегда налетают?..
      - Да. И всегда врасплох, сволочи!
      - Врасплох... Думаешь, спроста это? Удача?
      - Да ведь как сказать... - князь дергает и давит в кулаке бедную свою бороду, перед ним неожиданно ясно встают все нехитрые хитрости ушкуйников и собственная беспечность, а стало быть, и непроходимая глупость.
      - Им с десяток своих вперед сунуть, на торжище твоем потолкаться, да все о тебе и дружине твоей узнать - раз плюнуть. Значит, надо перехватить только и всего.
      - Только и всего... - повторяет князь. "Ведь как просто! Да ведь и сам о том не раз подумывал! Только до конца как-то почему-то не додумывал никогда!"
      - Трудно... народищу...
      - Трудно. Но у тебя и возможностей по сравнению с разбойниками - во! (показывает рукой выше головы) Согласен?..
      Князь жмет плечами.
      - ...Ну а коли так, пусть Петр или тысяцкий - лучше тысяцкий, а еще лучше - вместе - покумекают, они лучше нас с тобой людей знают, да прикинут, как по всем трем направлениям действовать. Да нам доложат. Мы, может, кое-что поправим, а там - вперед! Так?
      - Так. Слышал, Петр Василич?
      - Слышал, князь. Покумекаем.
      - Теперь войско. Коли начинать не с кого, начнем с разбойников. Сперва, Петр Василич, начальников собери. Сотников, ну а помельче - кого посчитаешь нужным. С десяток телег, а в них вместо товару хороших бойцов, жиденький конвой - и в путь. Хошь в Кострому, хошь...- куда хошь, мне бы лучше в Муром, свистунов тех повидать. Не знаю как ты, Дмитрий Константиныч, а я с удовольствием прокачусь.
      - Не княжеское дело. А хлопнут тебя нечаянно?
      - Ну-у, это все в ЕГО руках, от судьбы не уйдешь. Так что давай, Петр Василич, денька через три подготовь. Дальше: стрелки у вас искусны?
      - Не хуже других.
      - А самострелы любят?
      - Дыть, кто как... Мало.
      - Надо, чтоб было много. Без них нас татары забьют. С ними в луке не потягаешься. Верно?