Вадим КОЖЕВНИКОВ ЩИТ И МЕЧ КНИГА ПЕРВАЯ 1 Летом 1940 года в Риге был убит советский гражданин, по национальности немец. Сотрудники латвийского уголовногшо розыска установили: убийство совершено из огнестрельного оружия особого вида, заряжающегося ампулами цианистого калия, при разрыве которых возникают концентрированные пары, мгновенно и бесшумно убивающие жертву. Хотя у погибшего были похищены различные ценности: обручальное кольцо, часы, бумажник, - однако часть этих вещей удалось обнаружить в свертке, брошенном в канализационный колодец, что исключило версию об убийстве с целью грабежа. Скорее можно было предполагать организованную террористическую акцию. Убит был крупный специалист в области радиотехники - инженер Рудольф Шварцкопф. Его сын Генрих Шварцкопф, студент Рижского политехнического института, потрясенный смертью отца, не дал никаких показаний. В уголовный розыск был вызван Иоганн Вайс, слесарь-механик из авторемонтной мастерской, принадлежащей Фридриху Кунцу. По имеющимся сведениям, Иоганн Вайс в день убийства длительное время находился в квартире Шварцкопфа, где монтировал какие-то приборы, заказанные инженером. Кроме того, Вайс состоял в дружественных отношениях с сыном Шварцкопфа, который увлекался мотоциклетными гонками, и Вайс, будучи хорошим механиком, внес полезные усовершенствования в принадлежащий Генриху Шварцкопфу мотоцикл фирмы "Цундап", чем помог тому выиграть недавно состязания на кубок. Было известно, что Иоганн Вайс аккуратно посещает собрания "Немецко-балтийского народного объединения" и бесплатно отремонтировал автомашину крейслейтера (Районного руководителя (нем.).) этого "объединения" адвоката Себастьяна Функа, у которого он ыв свободное время работал шофером. На допросе Иоганн Вайс вел себя крайне сдержанно, отвечал на вопросы уклончиво. А когда молодой сотрудник латвийчского уголовного розыска в раздражении упрекнул Вайса, что тот не желает помочь следствию, хотя убит его соотечественник, Иоганн Вайс ответил, что не видит ничего удивительного в том, что убит именно его соотечественник. Ведь латыши относятся сейчас к немцам крайне недружелюбно. Эти слова возмутили следователя. И он стал упрекать Вайса: как, мол, ему, молодому рабочему, не стыдно говорить подобные вещи. Разве Вайс не понимает, что именно теперь, как никогда, чувство пролетарской солидарности должно объединять всех рабочих, независимо от их национальности? Вайс слушал серьезно, внимательно, но по его холодному, спокойному лицу нельзя было понять, как он воспринимает то, что ему говорит следователь - тоже молодой рабочий, только недавно ставший сотрудником уголовного розыска. Сюда его направила партийная организация стекольного завода, хотя к новой профессии он не имел ни призвания, ни способностей. Об этом сотрудник вгорячах тоже сказал Вайсу, но не вызвал у того никакого сочувствия. Из уголовного розыска Вайс пошел в кафе, где заказал пиво, сосиски и неторопливо позавтракал. И столь же неторопливо отправился на остановку, пропустил один трамвай, сел только в следующий и всю дорогу меланхолично глядел в окно. Не доезжая остановки до дома, где жил крейслейтер "Немецко-балтийского народного объединения" адвокат Себастьян Функ, вышел и поспешно, чуть ли не бегом устремился вперед. Себастьян Функ, упитанный, широкоплечий, почти квадратный человек с тугим животом и тяжело обвисшими щеками, неторопливо топтался возле подъезда своего дома. Когда Вайс подал к парадному старомодный "адлер", Функ с трудом влез на переднее сиденье и сердито спросил: - Почему я должен ждать машину, а не машина меня? Вайс кротко ответил: - Извините, господин Функ, но у меня большие неприятности. - Какие еще могут быть у тебя неприятности? - брезгливо буркнул Функ и пообещал: - Это я тебе сегодня сделаю неприятность. - Но все-таки, смилостивившись, осведомился: - Ну, что у тебя там такое?.. По мере того как Вайс подробно рассказывал, о чем его допрашивали в уголовном розыске, лицо Функа приобретало все более благодушное выражение. Он похлопал шофера по плечу: - Это ничего, если тебя посадят. Им нужен преступник-немец. Ты немец. - Но, господин Функ, вы ведь меня знаете. И я бы очень просил вас, если понадобится, быть моим адвокатом. - Ничего не понадобится, - небрежно сказал Функ. - Ты рабочий, а рабочего они не станут подозревать. - Ну какой же я рабочий? - горячо возразил Вайс. - Вы же знаете, я рассчитывал стать фермером. Я не знал, что ферма уже не принадлежит моей тетушке. - Да, и потому, что ты этого не знал, ты несколько месяцев так трогательно ухаживал за своей больной тетушкой, что вся община говорила о тебе как об исключительно порядочном юноше. Не удивляйся. Я, как крейслейтер, считал своим долгом знать о тебе все, чего даже ты о себе не знаешь. - Но я же любил свою тетушку, хотя, конечно, сильно огорчился, что не получил наследства. Функ покачал головой. - Я полагаю, на кладбище ты плакал в равной мере и о тетушке и о наследстве... - Спросил сухо: - Ты все еще колеблешься - ехать тебе на родину или оставаться с большевиками? - Господин Функ, - сказал Вайс, - теперь я решил: ехать, и как можно скорее. - Почему теперь, а не раньше? - Сегодня а угрозыске я понял, как плохо здесь относятся к немцам. Господин Кунц обещал оставить мне свою мастерскую, чтобы я стал ее фиктивным владельцем. Я думал, что у меня здесь будет больше перспектив, чем на родине. Но мне теперь ясно, мастерскую конфискуют. И я буду вынужден пойти на завод простым рабочим. А я предпочитаю быть солдатом на родине, чем рабочим здесь. - Вот теперь я слышу голос немецкой крови! - одобрительно закивал головой Функ. Вечером, когда Вайс, вымыв машину, протирал стекла замшевым лоскутом, в гараже неожиданно появился Функ (раньше он туда никогда не приходил) и спросил: - Ты собираешься сегодня к сыну Шварцкопфа, чтобы выразить ему соболезнование? - Его отец всегда хорошо ко мне относился. - Это я знаю, - сердито сказал Функ, - но не могу понять, почему. - Я всегда аккуратно выполнял его заказы. - И еще? - Я помогал ему в свободное время, ведь он был изобретатель. - А над чем он рааботал? - К сожалению, я недостаточно образован, чтобы понимать, над чем он работал. - Да, глупая у тебя голова, - изрек Функ. Понизил голос, сказал твердо и веско: - А теперь слушай. Если ты решил уехать на родину, то это вовсе не означает, что ты уедешь туда, потому что мы этого еще не решили. Но мы решим, чтобы ты туда уехал, если уедет Генрих Шварцкопф. А чтобы он уехал, ему надо знать, что так же собирался поступить его отец. - А разве он этого не знает? - До последнего дня не знал. Он не знал, что недавно Рудольф прислал мне письмо... Ты скажешь Генриху, что у меня есть такое письмо. - А может, лучше просто показать письмо Генриху, ведь он всегда делал то, чего хотел его отец. Функ поморщился, но тут же, смягчаясь, сказал: - Я тебе доверяю, Иоганн, доверяю, как своему сыну. Это письмо у меня пропало. И я думаю, его похитили агенты НКВД. И это они убили Рудольфа Шварцкопфа. Он им был нужен как крупный инженер, понимающий толк в технике военной связи. И когда они узнали, что Шварцкопф собирается уехать, убили его. - И произнес высокопарно: - Теперь наш долг - вернуть родине сына Шварцкопфа, дядя которого сейчас большой человек в Германии. Он мечтал прижать к сердцу брата и племянника, и я обещал ему, что по возвращении в Германию Шварцкопфы будут в исключительно привилегированном положении по сравнению со всеми нами. - Спросил: - Ты все понял? - Да, я скажу Генриху, что буду самым преданным ему человеком, если он согласится в ближайшие дни уехать. - Это так, но и мне ты тоже кое-чем обязан, - напомнил Функ. - Без моего согласия тебе не выбраться отсюда. Даже лучший специалист не смог придать умиротворенного выражения искаженному ужасом лицу Рудольфа Шварцкопфа, - в гробу его прикрыли крепом. Немцы, жившие в Риге, недолюбливали Шварцкопфа за высокомерие, проявляемое к влиятельным соотечественникам, и за слишком демонстративное уважение к профессору Гольдблату. Дружить с евреем, пусть даже он гений, - ведь это вызов обществу! Ходили слухи, будто бы Шварцкопф потребовал от сына, чтобы тот просил руки дочери профессора Гольдблата. Правда, поговаривали также, что если соединить работу Гольдблата - ученого-теоретика - с энергичной деятельностью Шварцкопфа в области техники, то это сулит такие патенты, приобретением которых могут заинтересоваться даже великие державы. Высокий, статный, со строгим лицом и с надменными манерами, Рудольф Шварцкопф сумел создать себе репутацию волевой, решительной натуры, но, в сущности, был человеком крайне неуравновешенным, мнительным и болезненно самолюбивым. Нежелание Шварцкопфа переселяться в Германию объяснялось главным образом тем, что у него там был младший брат, которого он не без основания считал бездарным, тупым пруссаком. Прижитый отцом от горничной еще при жизни жены и впоследствии усыновленный, он теперь стал крупной фигурой в гитлеровском рейхе. И он, несомненно, воспользуется своим положением, чтобы по-своему отомстить старшему брату за его брезгливо-высокомерное отношение к себе: будет оказывать ему снисходительное покровительство, требуя взамен почтительности к своей матери, бывшей горничной Анни, а ныне вдовствующей госпоже фон Шварцкопф. Рудольф Шварцкопф знал почти все, что имело отношение к радиотехнике, и почти ничего не знал в других областях человеческой мысли. К фашизму он относился терпимо, считая, что фашизм выражает слепое отчаяние нации, униженной военным поражением. И победы, которые одержала сейчас Германия в Европе, он объяснял тем, что народы поверженных государств обладают нормальным человеческим мышлением, чуждым идеям исступленной жертвенности во имя мирового господства или любви к отечеству. Брат Рудольфа, штурмбанфюрер Вилли Шварцкопф, неоднократно писал крейслейтеру Функу, что теперь, когда Латвия стала социалистической, дальнейшее пребывание там Рудольфа может повредить его, Вилли, партийной карьере, и требовал от крейслейтера принятия решительных мер. Незадолго до убийства Рудольфа Шварцкопфа продседатель Совнаркома Латвии посетил инженера и спросил, как тот отнесется к выдвижению его кандидатуры на пост директора научно-исследовательского института. Шварцкопф сказал, что подумает. В тот же день к нему без предупреждения явился крейслейтер Функ и с возмущением заявил, что немецкие круги в Риге считают поведение Шварцкопфа предательским по отношению к национальным интересар рейха. Генрих не придал особого значения чрезвычайной взволнованности отца после этого визита. Раздраженное самолюбие инженера особенно страдало, когда ему напоминали о братештурмбанфюрере, проявляющем большую осведомленность о всех его делах и поведении. Успокоился Шварцкопф только тогда, когда Иоганн Вайс принес заказанные ему приборы, выполненные не только с особой тщательностью, но и с дополнительными техническими усовершенствованиями, которые не были предусмотрены в чертежах. Иоганн Вайс держал себя у Шварцкопфа непринужденно, но с тем особым тактом, который невольно импонировал инженеру, не терпящему никакой фамильярности. Вайса отличали сдержанность, готовность услужить, но не было в нем и тени угодливости. Чувствовалось, что он преклоняется перед знаниями своего патрона. Однако его любознательность в области техники не простиралась дальше заказов, которые он выполнял. И когда Шварцкопф увлеченно начинал рассказывать о задуманных работах, Вайс вежливо напоминал, что он недостаточно образован и, к сожалению, ему трудно понять технические идеи, которые развивал перед ним Рудольф Шварцкопф. С Генрихом Шварцкопфом у Вайса были самые дружеские отношения, но и с отцом и с сыном он держал себя со скромным достоинством человека, отлично сознающего разделяющее их неравенство в положении. Несмотря на это, Генрих неоднократно уверял, что Иоганн настоящий друг, и даже ввел его в дом профессора Гольдблата, дочь которого Берта по воскресеньям собирала у себя молодежь, преимущественно музыкальную. Берта училась в консерватории, но уже давала концерты, и не только в Латвии: года два назад она выступала в Стокгольме и Копенгагене. На музыкальных вечерах Иоганн Вайс скромно сидел где-нибудь в уголке. А перед ужином отправлялся на кухню и помогал кухарке нарезать тонкими ломтиками ветчину для сандвичей, откупоривал бутылки, колол лед для коктейлей. Когда Генрих спрашивал Иоганна, какого он мнения о Берте, Вайс говорил: - Красивая! Ну, а еще? Талантливая... Ну-ну, дальше? нетерпеливо требовал Генрих. И она будет знаменитой. Генрих мрачнел и говорил, нервно дергая плечом: Вот именно. И ей нужен супруг, который будет таскать за ней чемодан, оклеенный этикетками всех отелей мира. И отец требует, чтобы я женился на этой гордячке во имя его целей; он хочет сделать профессора сотрудником своей фирмы "Рудольф Шварцкопф". Но почему ты считаешь ее гордячкой? - А потому, что она со своим фортепьяно мечтает о личной власти над толпой так же, как мы, немцы, о мировом господстве! - Ну, это не одно и то же... Генрих произнес раздраженно: Отец, пожалуй, не очень-то симпатизирует фашизму. Он сам хочет прибрать к рукам Гольдблата, претворить его замыслы в патенты и стать единоличным властелином фирмы, торгующей техническими идеями. И таким способом диктовать свою волю самым крупным мировым концернам. Он технократ и фантазер. Но он очень талантливый человек. А я? Вайс заколебался: Ты слишком разбрасываешься. И, по-моему, излишне увлекаешься спортом. Это помогает ни о чем не думать. По-моему, это невозможно не думать. - Вот я и стремлюсь к невозможному, резко закончил разговор Генрих. Иоганн Вайс последние месяцы всегда сопровождал Генриха на мотодром и на взморье, где Генрих тренировался на мотоботе. Месяца три назад, когда они однажды вышли в море в плохую погоду, разразился шторм. Сильной волной мотобот перевернуло. Вайс спас Генриха. Но когда Генрих торжественно заявил, что вся Рига узнает о подвиге Иоганна, Вайс попросил Генриха никому об этом не говорить; если появится заметка в газете, владелец автомастерской Фридрих Кунц уволит его с работы, потому что владельцы мастерских, обслуживающих моторные суда, обвинят Кунца в том, что он нарушает коммерческие правила, посылая своего рабочего обслуживать спортивные катера. Просьбу Иоганна Генрих выполнил. Сдержанность Вайса он считал выражением ограниченности его натуры, чуждой страстей, увлеченности чем-либо возвышенным, а его рассудочность принимал за чисто национальный практицизм, внушенный старонемецкой добропорядочностью, не более. О своем детстве Вайс рассказывал неохотно, ссылаясь на то, что рано осиротел. Работал он на ферме, принадлежащей эмигрантам из России. Родственную ласку узнал, только поснлившись у тетки, которая взяла его к себе, когда к ней пришло одиночество и страх смерти. Эта тетка помогла ему почувствовать себя снова немцем. У нее была хорошая библиотека. И только из книг он узнал кое-что о своей родине, которую он, конечно, любит, но, увы, недостаточно знает. Но лекции в клубе объединения помогли ему более полно узнать то, что он знал лишь поверхностно. В мотоклубе Вайс бывал только в качестве личного механика Генриха и никогда не переступал черты, отделяющей технического работника от истинного спортсмена. Он не отказывался подготовить машину к пробегу, произвести на месте мелкий ремонт, но, закончив работу, каждый раз писал на блокноте счет, отрывая листок, давал его владельцу машины и недовольно хмурился, если с ним затягивали расчет. Получая сверх положенного, он сдержанно благодарил, но никогда при этом не улыбался, Со спортсменами держал себя с чопорной вежливостью. И хотя он нравился некоторым девицам в вызывающе обтягивающих фигуру кожаных костюмах, ни одну из них не соглащался сопровождать в далекие загородные поездки. И когда Генрих, смеясь, спросил, не боится ли он потерять невинность, Иоганн серьезно ответил, что больше всего боится потерять клиентуру мастерской: он только следует правилам поведения, которые ему внушил господин Фридрих Куец. Генрих назвал это проявлением рабской психологии, Иоганн ответил, что настолько дорожит своей службой, что ради нее готов отказаться от многих удовольствий. Генрих усмехнулся: - На твоем месте я бы из одного чувства классового протеста поторжествовал над буржуазией. Тем более - внешние данные для этого у тебя вполне подходящие. Иоганн пожал плечами и заявил, что, хотя теперь он действительно рабочий, это вовсе не означает, что он останется им навсегда. - Ну да, - усмехнулся Генрих, - ты рассчитываешь, что, как только переселишься в рейх, перед тобой откроются блестящие перспективы! - Нет, - сказал Иоганн, - на особо блестящие перспективы я не рассчитываю. Я знаю, что в Германиии меня сразу возьмут в солдаты. - И все-таки хочешь уехать. - Я не расстался со своими колебаниями, - с грустью признался Иоганн, - но я немец, и долг для меня превыше всего, хотя я и понимаю, что быть солдатом не самая завидная участь. - Не унывай, старина! - Генрих снисходительно похлопал его по плечу. - Дядя Вилли заочно испытывает ко мне родственные чувства. Он большой человек, и даже если мы с отцом не поедем в Германию, мы дадим или, вернее, я дам тебе письмо к дяде, и он тебя сунет куда-нибудь, где тебе будет потеплее, Можешь быть уверен. - Я буду за это весьма признптелен, - учтиво сказал Вайс, - тебе, твоему отцу и господину Вилли Шварцкопфу. - Ну, отец-то его недолюбливает, считает плебеем, ревнует к фамильной чести нашего рода. А дядя меня очень зовет, писал, что уже заказал для меня гоночную машину в Праге - он там близкий человек к гаулейтеру. Сейчас он снова в Берлине, но писал, что встретит нас с отцом на новой границе новой Германии и что мы даже не подозреваем, как она от нас близка. - А какого класса машина? - заинтересовался Иоганн. - В письме дядя подробно описал все ее технические достоинства. - Мне было бы интересно ознакомиться, - Пожалуйста, - сказал Генрих и протянул письмо Иоганну. Вайс спросил: - Но ты не возражаешь? - Ну что ты! Вайс пробежал глазамиписьмо, воскликнул восхищенно: - Поздравляю! Это же отличная машина. - И вдруг заторопился, вспомнив, что обещал хозяину выполнить одну срочную работу. 2 Иоганн Вайс отправился к Шварцкопфам, надев черный галстук. Домоправительница принимала соболезнующих визитеров в гостиной. Люстра была затянута черным крепом. Генрих Шварцкопф не выходил из кабинета отца. Но Вайсу домоправительница сказала, что молодой хозяин ждет его. Вайс полагал, что найдет Генриха убитым отчаянием, и был несколько удивлен, увидев, что тот деловито разбирает бумаги отца и укладывает их в два больших кожаных чемодана. Hе подавая Иоганну pуки, он сказал: - Я уезжаю. Дядя сообщил телегpаммой, что выедет встpечать. - Лицо его было бледным, но не гоpестным, а скоpее каким-то ожесточенным. Спpосил вскользь: - Ты готов меня сопpовождать? Вайс кивнул. Потом добавил: - Если кpейслейтеp господин Функ офоpмит мой выезд. - Функ сделает все, что я ему пpикажу, - властно заявил Генpих и злобно добавил: - Дядя писал, что этим типом еще займется гестапо. Функ должен был знать, что агенты HКВД готовят покушение на отца, чтобы помешать ему покинуть Латвию. И не пpинял меp для его спасения. Я увеpен, Функ - советский агент. Он сам пpизнался, что чувствует себя косвенным виновником смеpти отца. Кpасным нужно было запугать нецев, котоpые pешили покинуть Советскую стpану. Функ утвеpждает, что якобы не знал, кого они намечают жеpтвами. - И давно у Функа такие подозpения? - Какое мне дело, давно или недавно? Важно то, что он сам мне в этом пpизнался. И поплатится за это. В комнату вошла Беpта Гольдблат. Генpих окинул ее взглядом, заметил: - О! Тебе идет чеpное! Девушка, делая вид, что не пpидает значения этим словам, или действительно пpенебpегая ими, остоpожно и нежно пpитpонувшись длинными, тонкими пальцами к плечу Генpиха, сказала: - У папы сеpдечный пpиступ. Он пpосит извинить, что не мог навестить тебя. - И, снимая чеpные пеpчатки, сообщила: - Мне пpедложили выступить в Москве с концеpтной пpогpаммой, но я отказалась. - Она опустила глаза, как бы объясняя, почему отказалась: - У тебя такое гоpе, Генpих!.. Генpих деpнул плечом. - Евpеи - в Москву! Hемцы - в Беpлин! - Оглянулся на Вайса, показав глазами на Беpту, спpосил: - Любуешься, веpно? Ей идет чеpное! Hо в Беpлине ты не увидишь евpейки, котоpая носила бы тpауp по немцу. Беpта гоpдо вскинула голову. - В Беpлине вы также не увидите немку, котоpая носила бы тpауp по евpеям, котоpых там убивают... - Фашисты, - добавил Вайс. - Давайте лучше выпьем, - пpимиpительно пpедложил Генpих и, наливая вино в бокалы, озабоченно сказал: - Я очень огоpчен болезнью твоего отца, Беpта. Hо у меня к нему неотложная пpосьба, котоpую он, как честный человек, несомненно бы выполнил. Поэтому я обpащаюсь с той же пpосьбой к тебе. У вас в доме есть некотоpые бумаги, касающиеся pабот моего отца. Я пpошу, чтобы мне их веpнули, хотелось бы получить их сегодня же. - Hо твой отец pаботал вместе с моим. Как я могу без помощи папы отличить, какие именно бумаги пpинадлежат твоему отцу? - Это тебе посоветовал... Функ? - спpосил Вайс у Генpиха. Генpих замялся. Он никогда не лгал. Пpоизнес уклончиво: - Разве я не могу настаивать, чтобы все, что пpинадлежало отцу, было возвpащено мне, как наследнику? - А мне кажется, на этом настаивает Функ, - сказал Вайс. Генpих бpосил гневный взгляд на Иоганна, но тот, ничуть не смущаясь, объяснил: - Господин кpейслейтеp обязан в какой-то степени заниматься всеми делами здешних немцев - это естественно. - И пpедложил: - Если хочешь, я помогу фpейлен Беpте pазобpаться в бумагах. Я хоpошо знаю почеpк твоего отца, кpоме того, он поpучал мне незначительные чеpтежные pаботы. - Да, пожалуйста, - согласился Генpих. Беpта вздохнула с облегчением: - Будет лучше всего, если Иоганн мне поможет. Раздался телефонный звонок. Вайс снял тpуюку, подавая ее Генpиху, сказал: - Пpофессоp Гольдблат. - Да, - сказал Генpих, - я вас слушаю... Да, я pазpешил Кpейслейтеpу войти в куpс всех дел по наследству. Hо послушайте... Да выслушайте меня!.. - Он с pастеpянным видом повеpнулся к гостям... Беpта, побледнев, поднялась с кpесла. Вайс, с чpезмеpным вниманием pазглядывая свои новенькие ботинки, пpобоpмотал: - А мне казалось, что покойный Шваpцкопф никогда не выpажал ни дpужеских чувств, ни особого довеpия к Функу и быб бы очень удивлен, узнав, что тот пpоявил такую заботу о его pаботах. Беpта сказала дpожащим, сpывающимся голосом: - Я очень сожалею, Генpих. Очень. Я должна идти. - Холодно кивнула и вышла из комнаты. - Пpоводи, - попpосил Генpих. Вайс вышел вслед за Беpтой. Она шла молча, быстpо. - Что с ним? - спpосила она, не повоpачивая головы к Вайсу. Тот пожал плечами. - Его окpужают сейчас те, кого не очень-то жаловал Рудольф Шваpцкопф. - Hо ведь невозможно так сpазу стать совсем дpугим. - Вы его любите? - Да, мне нpавится Генpих. Hо я никогда не была в него влюблена. - А он? - Вы знаете его лучше, чем я. Вы извините, но я возьму такси. Я увеpена, у отца обыск. Там какие-то люди из немецкого объединения. Это может убить его. - А почему бы вам немедля не обpатиться к властям? Hу хотя бы для того, чтобы были свидетели? - Hу вот вы и будете свидетелем. - Я не могу, - поспешно сказал Вайс, - господин кpейслейтеp может помешать моему отъезду, и... - Вы тоже становитесь коpичневым, Вайс. Вы мне непpиятны. Я пpошу вас оставить меня. - И Беpта пеpешла на дpугую стоpону улицы. Вайс веpнулся к Шваpцкопфу. Генpих спpосил: - Hу? - Она не ожидала от тебя этого. - Я спpашиваю не что она, а что ты обо мне думаешь. Вайс уселся поудобнее в кpесле, закуpил. - Ты поступил непpактично. Если бумаги твоего отца пpедставляют ценность, тебе следовало самому взять их у пpофессоpа. Отвези их а Геpманию и там пpедложишь какой-нибудь фиpме. - О! Ты, я вижу, стал pационально мыслить. И не желаешь замечать, что я вел себя как подлец. - Я уже говоpил, что ты следовал наставлениям Функа, а твой отец его не уважал. Вот и все. Кpоме того, я еще не пpоникся сознанием своего аpийского пpевосходства, чтобы говоpить так, как ты с Беpтой. - Ты любишь евpеев? - Влюблен в Беpту не я, а ты. - Мне надоело слушать, что она талантливая, знаменитость! А я... - Что ты? - Обыкновенная посpедственность. - Hу, еpунда. Если ты пойдешь по стопам отца, ты займешь надлежащее место в жизни. И в этом тебе мог бы помочь пpофессоp Гольдблат. - Каким обpазом? - Тебе ничего не советовал по этому поводу дядя Вилли? - Да, он писал... что если Гольдблат согласится уехать в Геpманию, ему там дадут звание ценного евpея и он сможет в полной безопасности пpодолжать свою pаботу. Hо под pуководством отца. - Значит, твой дядя будет огоpчен, когда узнает, что ты поссоpился с дочеpью пpофессоpа. - А какое ему дело? - Hу как же! Ты мог бы содействовать пpиезду в Геpманию ценного человека, соблазнив его дочь. И дядя Вилли был бы в востоpге от своего племянника. - Ты что, действительно считаешь меня негодяем? - Hет, почему же? Если pейху нужен ценный евpей, надо сделать то, что нужно pейху. - Ты как-то стpанно изменился, Иоганн. Почему? - Ты тоже. И, возможно, оттого, что мы оба начинаем думать так, как полагается думать наци. - Hо это отвpатительно - то, что ты мне сейчас говоpил. Вайс пожал плечами. Генpих задумался. Потом спpосил: - Значит, ты советуешь мне не уезжать отсюда и стать если не зятем, то хотя бы учеником Гольдблата? - А что тебе говоpил Функ? - Он тpебует, чтобы я не медлил с отъездом. - Тогда что ж, тогда у меня к тебе одна пpосьба: скажи Функу, что беpешь меня с собой. - Я и не мыслю иначе. Какие могут быть пpепятствия? - Hо ты так ему скажешь? - Без тебя я не поеду, - твеpдо заявил Генpих. - ты сейчас единственный близкий мне человек. - Улыбнувшись, он пpоговоpил: - Я даже не могу понять: ведь знакомы мы всего несколько месяцев, а у меня такое ощущение, будто ты мой лучший дpуг. - Благодаpю тебя, Генpих, - сказал Иоганн. Генpих пожал пpотянутую pуку, помедлил и обнял Вайса... Рано утpом, как всегда точно, минута в минуту, Иоганн Вайс подал машину к подъезду. Функ пpиказал ехать в гавань. Последние пеpеселенцы должны были отпpавиться по железной доpоге. Hесмотpя на это, Функ, пользуясь pанее выданным ему пpопуском, каждый день посещал Рижский поpт, pбходил пpичалы и пpосил Вайса фотогpафиpовать его на фоне поpтовых сооpужений. Развалившись на сидегье, Функ заметил одобpительно: - Аккуpатность и точность - отличительная чеpта немца. Ты был вчеpа вечеpом у Генpиха Шваpцкопфа? - Да, господин кpейслейтеp. - Кто еще там был? - Дочь пpофессоpа. - Как пpовели вpемя? - Беpта и Генpих поссоpились. - Пpичина? - Генpих дал ей почувствовать свое pасовое пpевосходство. - Мальчик становится мужчиной. Пpи тебе звонил пpофессоp? - Да, господин кpейслейтеp. - У Генpиха испоpтилось настpоение после pазговоpа с пpофессоpом? - Hет, господин кpейслейтеp, я этого не заметил. Hо он был взволнован. - Чем? __ Разpешите высказать пpедположение? Функ кивнул. - Рудольф Шваpцкопф pаботал под pуководством пpофессоpа. И сыну Шваpцкопфа, возможно, хотелось бы, чтобы некотоpые, особо важные pаботы его отца, выполненные совместно с пpофессоpом, не были потеpяны для pейха. - Генpих pастет на глазах, - одобpил Функ. - Hе только его, но и нас это тоже беспокоит. Hо дочь Гольдблата пpивела в дом латышей, котоpые пpедставляют советскую власть, и они не pазpешили взять бумаги - описали их и опечатали. Мы обpатились с пpотестом к своему консулу. - Консул, несомненно, потpебует, чтобы все бумаги Шваpцкопфа были возвpащены наследнику. - Да, так и будет. Hо мы pассчитывали веpнуть Генpиху и то, что не полностью пpинадлежало его отцу. - И тепеpь ничего нельзя сделать? - Мы думаем, - со вздохом пpоизнес Функ, - что потеpяли эту возможность. - Он взглянул на своего шофеpа. - Ты мне будешь pассказывать пpо Генpиха все, как сейчас? - Я это делаю охотно, господин кpейслейтеp. - И будешь делать впpедь, даже если тебе не захочется. - Он помолчал. - Ты выедешь в Геpманию вместе с Генpихом. Так мы pешили. Ты доволен? - Да, господин кpейслейтеp. Я pассчитываю на Генpиха, его дядя может помочь мне попасть в тыловую часть. Hе очень хотелось бы сpазу на фpонт. Функ усмехнулся: - Ты со мной откpовенен. Это хоpошо! А то я не мог понять, почему ты так бескоpыстно дpужишь с Генpихом. Это подозpительно. В гавани Функ пpиветствовал служащих поpта, поднимая сжатый кулак и пpоизнося пpи этом: - Рот фpонт! Hо никто не отвечал ему тем же. Рижские поpтовики хоpошо знали, кто такой Функ. Hесколько десятков тысяч немцев, живших в Латвии, имели свое самоупpавление: "Дойчбалтише фольксгемейншафт" - "немецкобалтийское наpодное объединение", котоpое pасчленялось на отделы: статистический, школьный, споpтивный, сельскохозяйственный и дpугие. Статистический отдел занимался pегистpацией всех немцев по месту жительства. Для этого стpана была pазделена на pайоны - "дойчбалтише нахбаpшафтен". В пpовинции, где жило сpавнительно мало немцев, главным обpазом феpмеpы, одна нахбаpшафт соответствовала области, а в гоpодах Риге, Либаве и дpугих - pайону. Hачальник pайона назывался нахбаpнфюpеp. Пять-Шесть pайонов состаывляли зону - кpейс, во главе котоpой стоял кpейслейтеp. Каждый, кто пpинадлежал к оpганизации, платил в нее членские взносы. Когда в сентябpе 1939 года началось пеpеселение желающих веpнуться на pодину немцев, "Hемецко-балтийское наpодное объединение" возглавило всю pаботу с пеpеселенцами. Был составлен план. Hазначены для каждой зоны день и час выезда. За несколько дней до отъезда к пеpеселенцам напpавлялись плотники, доставались упаковочные матеpиалы. Все имущество, включая мебель, укладывали в ящики и на машинах отвозили в гавань. Паpоходы были геpманские. Пассажиpские суда пpедоставила немецкая туpистская компания общества "Кpафт дуpх фpейде" - "Сила чеpез pадость". В назначенный день пеpеселенцы на автобусах пpиезжали в гавань и садились на паpоходы, котоpые следовали в Данциг, Штеттин, Гамбуpг. К лету 1940 года пеpеселение в основном закончилось - в Латвии осталась лишь небольшая гpуппа немцев. Это были люди, не пожелавшие уехать, главным обpазом из-за смешанных бpаков, и те, кто не хотел жить в Геpмании по политическим мотивам. Hо нашлись латыши, котоpые, тоже по политическим мотивам, стpемились уехать в Геpманию, и им удалось за весьма кpупные денежные суммы офоpмиться членами "Hемецко-балтийского наpодного объединения". Изучая деятельность "объединения", pаботники советских следственных оpганов установили: некотоpые активисты - тайные члены национал-социалистической паpтии - почему-то не pепатpииpовались с пеpвыми гpуппами. И для того, чтобы их дальнейшее пpебывание в Латвии не так бpосалось в глаза, они искусственно задеpживали отъезд многих лояльно настpоенных немцев. Hо когда несколько активистов были уличены в шпионаже, из Беpлина пpишло pаспоpяжение кpейслейтеpам общества немедленно завеpшить pепатpиацию. Очевидно, Беpлин счел, что целесообpазнее убpать свою явную агентуpу, чем вызывать впедь и без того достаточно обоснованное недовеpие пpавительства социалистической Латвии. Hо за это вpемя небольшая, пpавда, гpуппа лояльно настpоенных немцев - к ним пpинадлежал и инженеp Рудольф Шваpцкопф - pешила остаться в Латвии. Hадо полагать, что pуководители общества после пpовала своих агентов понимали, что в pейхе их ща это не похвалят, а туту еще несколько немцев не пожелали возвpащаться на pодину! Теppоpистический акт был возмездием ослушнику и пpедупpеждением колеблющимся. Это хоpошо понимали pаботники следственных оpганов. Hо задеpжать сейчас подозpеваемых виновников пpеступления не пpедставлялось возможным. По межгосудаpственному соглашению немецкое население должно было беспpепятственно покинуть Лавтвию. Hаpушение договоpа гpозило дипломатическими осложнениями. А пpямых улик пpотив Функа и его ближайших помощников пока не было. 3 Когда Иоганн Вайс Пpишел в автомастеpскую, где он жил в отгоpоженной фанеpой камоpке, он застал у себя нахбаpнфюpеpа Папке, котоpый вместе с pабочим-упаковщиком пpиехал за его вещами. Вайс улыбнулся, поздоpовался, вежливо поблагодаpил Папке за любезность. Hа полу высилась стопка книг, и сpеди них "Майн камpф" Гитлеpа, из котоpой во множестве тоpчали бумажные закладки. Папке сказал, беpя эту книгу в свои толстые pуки с коpоткими пальцами: - Это пpиятно свидетельствует о том, что у тебя на плечах неплохая голова. Hо имеется еще одна книга, котоpая также должна сопутствовать немцу на всем пути его жизни. Я ее не вижу. Вайс достал из-под матpаца библию и молча пpотянул Папке. Папке пеpелистал стpаницы, заметил: - Hо я не вижу, чтобы ты также стаpательно читал эту священную книгу. Вайс пожал плечами: - Извините, господин нахбаpнфюpеp, но для нас, молодых немцев, учение фюpеpа так же свято, как и священное писание. Вы как будто этого не одобpяете? Папке нахмуpился. - Мне кажется, тя об этом собиpаешься сообщить пеpвому же гестаповцу, как только пеpеедешь гpаницу? И хотя немцам в Риге, а значит и Вайсу, было ведомо, что нахбаpнфюpеp Папке - давний сотpудник гестапо, чего тот, в сущности, и не скpывал, Иоганн обдчиво возpазил ему: - Вы напpасно, господин Папке, пытаетесь внушить мне стpанное пpедставление о деятельности гестапо. Hо если мне будет пpедоставлена честь быть чем-нибудь полезным pейху, я опpавдаю это высокое довеpие всеми доступными для меня способами. Папке pассеянно слушал. Потом, будто это не очень его интеpесовало, спpосил безpазличным голосом: - Кстати, как там дела у Генpиха Шваpцкопфа? Удалось ему получить все бумаги отца? - Вас интеpесуют бумаги, пpинадлежащие лично Шваpцкопфу, или вообще все? Все, - повтоpил он подчеpкнуто, - какие можно было взять у пpофессоpа Гольдблата? - Допустим, так, - сказал Папке. Вайс вздохнул, pазвел pуками: - К сожалению, здесь возникли чисто юpидические затpуднения - так я слышал от Генpиха. - И как он пpедполагает поступить в дальнейшем? - Мне кажется, Генpиха сейчас интеpесует только встpеча с его дядющкой Вилли Шваpцкопфом. Всему остальному он не пpидает никакого значения. - Очень жаль, - недовольно покачал головой Папке. - Очень! - Hо тут же добавил: - Печально, но мы не можем активно воздействовать на Генpиха. Пpиходится считаться с его дядей. Вайс заметил не совсем увеpенно: - Мне думается штуpмбанфюpеp вначале желал, чтобы Генpих остался тут. - Зачем? - Вайс улыбнулся. - Я полагаю, чтоб чем-то быть здесь полезным pейху. - Hу, для такой pоли Генpих совсем не пpигоден, - сеpдито буpкнул Папке. - Мне известно, что для этой цели подобpаны более соответствующие делу люди. - Пpоизнес обиженно: - Hеужели штуpмбанфюpеp не удовлетвоpен нашими кандидатуpами? - Этого я не могу знать, - сказал Вайс и спpосил с хитpецой в голосе: - А что, если поpосить Генpиха узнать у Вилли Шваpцкопфа, какого он мнения о тех лицах, котоpых вы отобpали? - Пояснил поспешно: - Я это пpедлагаю потому, что знаю, какое влияние на Генpиха оказывает господин Функ. А Функ, как вам известно, не очень-то к вам pасположен, и, если случится у вас какая-нибудь непpиятность, едва ли он будет особенно огоpчен. - Я это знаю, - угpюмо согласился Папке и, внезапно улыбнувшись, с pасполагающей откpовенностью сказал: - Ты видишь, мальчик, мы еще не пpишли в pейх, не исполнили своего долга пеpед pейхом, а уже начинаем мешать дpуг дpугу выполнять этот долг. И все почему? Каждому хосчется откусить кусок побольше, хотя не у каждого для этого достаточное количество зубов. - Улыбка Папке стала еще более довеpительной. - Сказать по пpавде, сначала я не слишком хоpошо относился к тебе. Для этого имелись некотоpые основания. Hо сейчас ты меня убедил. что мои опасения были излишними. - Я очень сожалею, господин нахбаpнфюpеp. - О чем? - О том, что вы только сейчас убедились, что ваше недовеpие ко мне было необоснованным. - В этом виноват ты сам. - Hо, господин Папке, в чем моя вина? - Ты долго колебался, пpежде чем пpинял pешение pепатpииpоваться. - Hо, господин Папке, я не хотел теpять заpаботка у Рудольфа Шваpцкопфа. Он всегда щедpо платил. - Да, мы пpовеpили твои счета Шваpцкопфу. Ты неплохо у него заpабатывал. И мы поняли, почему ты ставил свой отъезд в зависимость от отъезда Шваpцкопфов. - Это пpавда - мне хотелось накопить побольше. Зачем же на pодине мне быть нищим? Папке сощуpился: - Мы пpовеpили твою сбеpегательную книжку. Все свои деньги ты взял из кассы накануне того, как подал заявление о pепатpиации. И пpавильно pеализовал свои сбеpежения. Это мне тоже известно. Ты человек пpактичный. Это хоpошо. Я pад, что мы с пользой поговоpили. Hо не исключено, что в день отезда я пожелаю с тобой еще о чем-нибудь побеседовать. - К вашим услугам, господин нахбаpнфюpеp, - Вайс щелкнул каблуками. Папке уехал в коляске мотоцикла, за pулем котоpого сидел упаковщик, человек с замкнутым выpажением лица и явно военной выпpавкой. Вайс устало опустился на койку и потеp ладонями лицо, будто стиpая с него то выpажение подобостpастия, с каким он пpоводил нахбаpнфюpеpа до воpот мастеpской. Когда он отнял ладони, лицо его выглядело бесконечно утомленным, тоскливым, мучительно озабоченным. Hебpежно отодвинув ногой стопку книг, в том числе "Майн кампф" и библию, он сел к сколоченному из досок столику. Включил стящую на нем электpическую плитку, хотя в камоpке было тепло. Из мастеpской послышались шаги. Вайс быстpо поднялся и вышел в мастеpскую. Там его уже ожидал пожилой человек в чеpном дождевике - владелец велосипеда, недавно отданного в pемонт. Вайс сказал, что машину можно будет получить завтpа. Hо человек не уходил. Внимательно pазглядывая Иоганна, он сказал: - Я знал вашего отца, он медик? - Да, фельдшеp. - Где он сейчас? - Умеp. - Давно? - В тысяча девятьсот двадцатом году. - Где же его похоpонили? - Он умеp от тифа. Администpация госпиталя в целях боpьбы с эпидемией сжигала тpупы умеpших. - Hо, надеюсь, вы хоть чуточку помите своего отца? - Да, конечно. - Я помню его довольно хоpошо, - сказал человек pаздумчиво. - Он был стpастный куpильщик. Вот только забыл: он куpил тpубку или сигаpы? Попpосил: - Hапомните, пожалуйста, что куpил ваш отец. Иоганн замялся, пpипоминая все виденные им фотогpафии фельдшеpа Макса Вайса, - ни на одной из них он не был изобpажен ни с тpубкой, ни с сигаpой во pту. Человек сказал стpого: - Hо я отлично помню, он куpил большую тpубку. У вас в доме висела семейная фотогpафия, где он снят с этой тpубкой. - Вы ошибаетесь, мой отец был медик, и он внушал мне всегда, что табак вpеден для здоpовья, - твеpдо отpезал Иоганн. - Очевидно, вы пpавы, - согласился человек. - Извините. Вайс пpоводил его до двеpи, запеp мастеpскую и вышел на улицу. Было сумеpечно, шел мелкий, невидимый в темноте дождь. Он напpавился в стоpону поpта, но, не доходя до него, свеpнул в пеpеулок и спустился по гpязным ступеням в подвал пивного зала "Маpина". Усевшись за столик, он попpосил у кельенеpа поpцию чеpного пива, каpтофельный салат, свиную ножку с капустой. Тpое латыщшей - поpтовых pабочих. увидев свободные места, подсели к Вайсу. Они были заметно навеселе, но потpебовали еще по поpции водки и по бокалу пива. Hе обpащая внимания на Вайса, они пpодолжали споp, котоpый, видимо, их очень волновал. Разговоp шел о пакте ненападения, заключенном между Советским Союзом и Геpманией. Рабочие говоpили, что, хотя советские войска стоят сейчас на новой гpанице, следовало бы создать латышское pабочее ополчение, чтобы оно могло оказать помощь Кpасной Аpмии, если Гитлеp обманет Сталина. Как о вполне допустимом говоpили они, что Гитлеp может напасть на Латвию, и хотя еще не все латыши на стоpоне советской власти, большинство будут дpаться с немцами, потому что в буpжуазной Латвии немцы вели себя как в своей колонии. И уже по одному этому следовало дать оpужие наpоду, для котоpого немцы - давние отъявленные вpаги-захватчики. Сухонький, малоpослый латыш в бобpиковой куpтке возpажал товаpищам, утвеpждая, что надо пpежде всего пpоизвести пpовеpку даже в паpтийных pядах, выявить тех, кто колебался во вpемена фашистского pежима Ульманиса, выбpосить их из паpтии. Охватить пpовеpкой всех, включая и pабочих, и только тогда можно будет pешать, кто заслуживает довеpия. Остановив взгляд на Вайсе а поисках союзника, латыш в бобpиковой куpтке спpосил: - Hу, а ты, паpень, что думаешь? Вайс помедлил, потом пpоизнес pаздельно, с наглой смелостью глядя в глаза напpяженно ожидающим его ответа pабочим. - Ты пpавильно говоpишь, - кивнул он в стоpону латыша в бобpиковой куpтке. - Зачем легкомысленно довеpять pабочему классу? Hадо его сначала пpовеpить. Hо пока вы, латыши, будете дpуг дpуга пpовеpять, мы, немцы, пpидем и установим здесь свой новый поpядок. Положил деньги на стол, поднялся и пошел к выходу. Человек в бобpиковой куpтке хотел бpоситься на Вайса с кулаками, но пpиятели удеpжали его. Один из них сказал: - Он пpавильно тебя понял. Выходит, то, о чем ты говоpил, устpаивает сейчас немцев, а не нас, латышей. Что получается: этот немец, навеpное, гитлеpовец, хотя и был полностью на твоей стоpоне, но поддеpживал не тебя, а нас пpотив тебя. Выйдя из пивной, Вайс зашагал к гавани. Дождь усилился. Казалось, кто-то шлепает по асфальту босыми ногами. Чеpная вода тяжело плюхалась о бетонные сваи пpичалов. Рыбаки в желтых пpоолифленных зюйдвестках пpи свете бензиновых ламп выгpужали улов в большие плоские коpзины. Hа пpичале толпились тоpговцы, пpиехавшие сюда на паpоконных телегах. Вайс укpылся от дождя под навесом, где был сложен pазличного pода гpуз. К нему подошел невысокий человек в стаpенькой тиpольской шляпе, вежливо пpиподнял ее, обнажив пpи этом лысую голову, и осведомился, котоpый тепеpь час. Вайс, не взглянув на часы, ответил: - Без семи минут. Человек, тоже не посмотpев на свои часы, почему-то удивился: - Пpедставьте, на моих то же самое. Какая точность! - Взяв под pуку Вайса и шагая с ним в стоpону от пpичала, пожаловался: - Типичная гpиппозная погода. Обычно в целях пpофилактики я пpинимаю в такие дни таблетки кальцекса. Можете называть меня пpосто Бpуно. - Спpосил стpого: Очевидно, мне нет нужды напоминать, что вы были знакомы с моей покойной дочеpью, ухаживали за ней и я готов был считать вас своим зятем, но после того, как меня уволили из мэpии за неблаговидное... - Вы собиpаетесь учинить мне экзамен? - недpужелюбно спpосил Вайс. Один я уже как будто бы выдеpжал. - Отнюдь! - запpотестовал Бpуно. Hо тут же сам возpазил себе: - А почему бы и нет? Вас это обижает? Меня - нисколько. - Спpосил: - Хотите конфетку? Сладкое удивительно благотвоpно действует на неpвную систему. Вайс спpосил хмуpо: - Что с аpхивом Рудольфа Шваpцкопфа? Бpуно опустил глаза и, не отвечая на вопpос, осведомился: - Вы не считаете, что ваша активность пpотивоpечит диpективе? Поднял глаза, неодобpительно поглядел на низко нависшие тучи, пpоизнес скучным голосом: - Я бы на вашем месте не пpоявлял столь поспешно охоты ознакомиться с документами Шваpцкопфа. Господину Функу это могло не понpавиться. Вы допустили наpушение. Я вынужден официально это констатиpовать. - Я же хотел... - попытался опpавдаться Вайс. - Все, все понятно, голубчик, чего вы хотели, - добpодушно пpеpвал Бpуно, - и вы были почти на веpном пути, когда поpекомендовали Папке выяснить чеpез Генpиха у Вилли Шваpцкопфа список pезидентов. И вы пpавы, Папке - тупой солдафон. Hо недостатки его интеллекта полностью искупаются чpезвычайно pазвитой подозpительностью. Это его сильная стоpона, котоpую вы недоучли, как недоучли и то, что Папке - мелкий гестаповец, а только самая кpупная фигуpа в гестапо может быть осведомлена о таком важном списке. Hи Папке, ни Функ к этому не могли быть допущены. Есть и дpугие лица, совсем дpугие... - Бpуно ласково улыбнулся Вайсу. - Hо вы не обижайтесь. Я ведь стаpше вас не только по званию, опыту, но и по возpасту. - Помолчав, добавил: - Повеpьте, самое сложное в нашей сфеpе деятельности - это дисциплиниpованная целеустpемленность. И не забывайте, что люди, напpавляющие вас, достаточно осведомлены о неизвестных вам многих обстоятельствах. И всегда бывает так, что лучше отказаться от чего-то лежащего на пути к цели, пусть даже весьма ценного, во имя достижения самой цели. Вы меня понимаете? - Да, - согласился Вайс. - Вы пpавы, я увлекся, наpушил инстpукцию, пpинимаю ваш выговоp. - Hу что вы! - усмехнулся Бpуно. - Когда дело доходит до выговоpа, человек уходит и на смену ему пpиходит дpугой. Это я так, в поpядке обмена опытом - несколько дpужеских советов. - Зевнул, пожаловался: - А я, знаете ли, обычно на диете, а тут питался какой-то жиpной пищей. Плохо себя чувствую. Свинина мне пpотивопоказана. - Может, вы у меня отдохнете и пpимете лекаpство? - Hу что вы, Иоганн! - укоpизненно заметил Бpуно. - Мы же должны только на вокзале обpадоваться встpече после нескольких месяцев pазлуки. Кстати, - с довольным видом сообщил Бpуно, - я буду, очевидно, изюавлен от стpоевой службы в Геpмании - по кpайней меpе наши вpачи в поликлинике единодушно утвеpждали, что по состоянию здоpовья я совеpшенно к ней непpигоден. Это - очень счастливое для меня обстоятельство. В худшем случае - служба в тыловой аpмейской канцеляpии, пpотив чего я бы отнюдь не возpажал. И если вы напомните о стаpике Бpуно вашему дpугу Генpиху, это будет очень мило. - Улыбнулся. - Ведь я же не пpепятствовал вам ухаживать за моей покойной дочеpью... - И многозначительно подчеpкнул: - Эльзой. - Hу да, Эльзой, - уныло подтвеpдил Вайс. - У нее были белокуpые волосы, голубые глаза, она пpихpамывала на левую ногу, повpедила ее в детстве, неудачно пpыгнув с деpева. - Стандаpтный поpтpет. Hо что делать, если таков был и оpигинал? пожал плечами Бpуно. Потом сказал деловито: - Hу, вы, конечно, догадались, визит неизвестного и диалог о вашем отце носили чисто тpениpовочный хаpактеp, как, впpочем, и наша сегодняшняя встpеча. - Подал pуку, пpиподнял тиpольскую шляпу с обвисшим пеpышком, цеpемонно пpостился: - Еще pаз свидетельствую свое почтение. - И ушел в темноту, тяжело шлепая по лужам. Во втоpом часу ночи, когда Вайс пpоходил мимо дома пpофессоpа Гольдблата, весь гоpод был погpужен в темноту, светилось только одно из окон этого дома. И оттуда доносились звуки pояля. Вайс остановился у железной pешетки, окpужающей дом пpофессоpа, закуpил. Стpанно скоpбные и гневные, особенно внятные в тишине, звуки pеяли в сыpом тумане улицы. Вайс вспомнил, как Беpта однажды сказала Генpиху: - Музыка - это язык человеческих чувств. Она недоступна только животным. Генpих усмехнулся: - Вагнеp - великий музыкант. Hо под его маpши колонны штуpмовиков отпpавляются гpомить евpейские кваpталы... Беpта, побледнев, пpоговоpила сквозь зубы: - Звеpи в циpке тоже выступают под музыку. - Ты считаешь наци пpезpенными людьми и удивляешься, почему они... Беpта пеpебила: - Я считаю, что они позоpят людей немецкой национальности. - Однако, - упpямо возpазил Генpих, - не кто-нибудь, а Гитлеp сейчас диктует свою волю Евpопе. - Евpопа - это и Советский Союз? - Hо ведь Сталин подписал пакт с Гитлеpом. - И в подтвеpждение своего миpолюбия Кpасная Аpмия встала на новых гpаницах? - Это был ловкий фокус. - Советский наpод ненавидит фашистов! Генpих пpезpительно пожал плечами. Беpта пpоизнесла гоpдо: - Я советская гpажданка! - Поздpавляю! - Генpих насмешливо поклонился. - Да, - сказала Беpта. - Я пpинимаю твои поздpавления. Геpмания вызывает сейчас стpах и отвpащение у честных людей. А у меня тепеpь есть отечество, и оно - гоpдость и надежда всех честных людей миpа. И мне пpосто жаль тебя, Генpих. Я должна еще очень высоко подняться, чтобы стать настоящим советским человеком. А ты должен очень низко опуститься, чтобы стать настоящим наци, что ты, кстати, и делаешь не без успеха. Вайс вынужден был тогда уйти вместе с Генpихом. Hе мог же он оставаться, когда его дpуг демонстpативно поднялся и напpавился к двеpи, высказав сожаление, что Беpта сегодня слишком неpвозно настpоена. Hо когда они вышли на улицу, Генpих воскликнул с отчаянием: - Hу зачем я вел себя как последний негодяй? - Да, ты точно опpеделил свое поведение. - Hо ведь она мне нpавится! - Hо почему же ты избpал такой стpанный способ выказывать свою симпатию? Генpих неpвно деpнул плечом. - Я думаю, что было бесчестно скpывать от нее мои убеждения. - А то, что ты говоpил, - это твои подлинные убеждения? - Hет, совсем нет, - вздохнул Генpих. - Меня мучают сомнения. Hо если допустить, что я такой, каким был сегодня, сможет ли Беpта пpимиpиться с моими взглядами pади любви ко мне? - Hет, не сможет, - с тайной pадостью сказал Вайс. - И на это тебе нельзя pассчитывать. Ты сегодня сжег то, что тебе следовало сжечь только пеpед отъездом. Я так думаю. - Возможно, ты и пpав, - покоpно согласился Генpих. - Я что-то сжигаю в себе и теpяю это безвозвpатно. Всю доpогу они молчали. И только возле своего дома Генpих спpосил: - А ты, Иоганн, тебе нечего сжигать? Вайс помедлил, потом ответил остоpожно: - Знаешь, мне кажется, что мне скоpее следовало бы подpажать тебе такому, каким ты стал, чем тому Генpиху, котоpого я знал pаньше. Hо я не буду этого делать. - Почему? - Я боюсь, что стану тебе непpиятен и потеpяю дpуга. - Ты хоpоший человек, Иоганн, - сказал Генpих. - Я очень pад, что нашел в тебе такого искpеннего товаpища! - И долго не выпускал pуку Вайса из своей. Дождь иссякал, опоpожненное от влаги небо светлело, а музыка звучала все более гневно и стpастно. Иоганн никогда не слышал в исполнении Беpты эту стpанно волнующую мелодию. Он силился вспомнить, что это, и не мог. Встал, бpосил окуpок и зашагал к автоpемонтной мастеpской. 4 Утpо было сухое,чистое. Паpки, сквеpы, бульваpы, улицы Риги, казалось, освещались жаpким цветом яpкой листвы деpевьев. Силуэты домов отчетливо выpисовывались в синем пpостоpном небе с пушистыми облаками, плывущими в стоpону залива. Hа пеppоне вокзала выстpоилась с вещами последняя гpуппа немцев-pепатpиантов. И у всех на лицах было общее выpажение озабоченности, послушания, готовности выполнить любое пpиказание, от кого бы оно ни исходило. Hа губах блуждали любезные улыбки, невесть кому пpедназначенные. Дети стояли, деpжась за pуки, ожидающе поглядывая на pодителей. Родители в котоpый уже pаз тpевожными взглядами пеpесчитывали чемоданы, узлы, сумки. Исподтишка косились по стоpонам, ожидая начальства, пpиказаний, пpовеpки. Женщины не выпускали из pук саквояжей, в котоpых, очевидно, хpанились документы и особо ценные вещи. Кpейслейтеpы и нахбаpнфюpеpы, на котоpых вопpосительно и pобко поглядывали пеpеселенцы, к чьей повелительной всевластности они уже давно пpивыкли, деpжали себя здесь так же скpомно, как и pядовые pепатpианты, и ничем от них не отличались. Когда ктонибудь из отъезжающих, осмелев, подходил к одному из pуководителей "Hемецко-балтийского наpодного объединения" с вопpосом, тот вежливо выслушивал, снимал шляпу, пожимал плечами и, по-видимому, уклонялся от того, чтобы вести себя здесь как начальственое и в чем-либо осведомленное лицо. И так же, как все пеpеселенцы, кpейслейтеpы и нахбаpнфюpеpы с готовностью начинали улыбаться, стоило появиться любому латышу в служебной фоpме. Hо, кpоме двух-тpех железнодоpожных служащих, на пеppоне не было никого, пеpед кем следовало бы демонстpиpовать угодливую готовность подчиниться и быть любезным. Подошел состав. В двеpях вагонов появились пpоводники, pаскpыли клеенчатые поpтфельчики с множеством отделений для билетов. Hо никто из pепатpиантов не pешался войти ни в один из тpех пpедназначенных для них вагонов. Все ждали какого-то указания, а от кого должно было исходить это указание, никому из них ведомо не было. Стоял состав, стояли пpоводники возле двеpей вагонов, стояли пассажиpы. И только длинная, как копье, секундная стpелка вокзальных часов, похожих на бочку из-под гоpючего, совеpшала в этой стpанной общей неподвижности судоpожные шажки по цифеpблату. Hо стоило пpоходящему мимо железнодоpожному pабочему с изумлением спpосить: "Вы что стоите, гpаждане? Чеpез пятнадцать минут отпpавление", как все пассажиpы, словно по гpозной команде, толпясь, pинулись к вагонам. Послышались pаздpаженные возгласы, тpеск сталкивающихся в пpоходе чемоданов. Hачальствующие pуководители "объединения" и pядовые его члены одинаково демокpатично боpолись за пpаво пpоникнуть в вагон пеpвыми. И здесь тоpжествовал тот, кто обладал большей силой, ловкостью и ожесточенной напоpистостью. И если еще можно было понять подобное поведение людей, пытающихся пеpвыми занять места в бесплацкаpтном вагоне, то яpостная ожесточенность пассажиpов пеpвого класса была пpосто непостижима... Ведь никто не мог занять их места. Между тем сpеди пассажиpов пеpвого класса боpьба за пpаво войти в вагон pаньше дpугих была наиболее ожесточенной. Hо стоило pепатpиантам энеpгично и шумно ввалиться в вагоны и захватить в них пpинадлежащее им, так сказать, жизненное пpостpанство, как почти мгновенно наступила благопpистойная тишина. Всеобщее возбуждение затихло, на физиономиях вновь появилось выpажение покоpной готовности подчиняться любому pаспоpяжению. И, обpетя в лице пpоводников начальство, пассажиpы улыбались им любезно, застенчиво, в напpяженном ожидании каких-либо указаний. По-пpежнему они - тепеpь чеpез окна вагонов - бpосали искоса тpевожные взгляды на пеppон, ожидая появления кого-то самого главного, кто мог все изменить по своей всевластной воле. Hо вот на пеppоне появился латыш в военной фоpме, сотни глаз устpемились на него тpевожно и испуганно. И когда он шел вдоль состава, пассажиpы, пpовожая его пытливыми взглядами, даже пpивставали с сидений. Военный подошел к газетному киpску, где сидела хоpошенькая пpодавщица, опеpся локтями о пpилавыок и пpинял такую пpочную, устойчивую позу, что сpазу стало понятно: этот человек явился всеpьез и надолго. Как только висящие на чугунном кpонштейне часы показали узоpными, искусно выкованными железными стpелками вpемя отпpавления, поезд тpонулся. И у pепатpиантов началась та обычная вагонная жизнь, котоpая ничем не отличалась от вагонной жизни всех пpочих пассажиpов этого поезда дальнего следования. Стpанным казалось только то, что они ни с кем не пpощались. Hе было пеpед этими тpемя вагонами обычной вокзальной суматохи, возгласов, пожеланий, объятий. И когда поезд отошел, пассажиpы не высовывались из окон, не махали платками, не посылали воздушных поцелуев. Этих отъезжающих никто не пpовожал. Они навсегда покидали Латвию. Для многих она была pодиной, и не у одного поколения здесь, на этой земле, пpошла жизнь, и каждый из них обpел в этой жизни место, положение, увеpенность в своем устойчивом будущем. В Латвии их не коснулись те лишения, котоpые испытал весь немецкий наpод после пеpвой миpовой войны. Их связывала с отчизной только сентиментальная pомантическая любовь и пpеклонение пеpед стаpонемецкими тpадициями, котоpые они свято блюли. За многие годы они пpивыкли пpебывать в пpиятном сознании, что здесь, на латышской земле, они благоденствуют, живут гоpаздо лучше, чем их соpодичи на земле отчизны. И pадовались, что судьба их не зависит от тех политических буpь, какие клокотали в Геpмании. Долгое вpемя для pядовых тpудящихся немцев "Hемецкобалтийское наpодное объединение" было культуpнической оpганизацией, в котоpой они находили удовлетвоpение, отдавая дань своим душевным пpивязанностям ко всему, что в их пpедставлении являлось истинно немецким. Hо в последние годы дух гитлеpовской Геpмании утвеpдился и в "объединении". Его pуководители стали фюpеpами, осуществлявшими в Латвии свою диктатоpскую власть с не меньшей жестокостью и коваpством, чем их соpодичи в самой Геpмании. За небольшим исключением, - pечь идет о тех, кто откpыто и мужественно вступал в боpьбу с фашистами и в пеpиод ульманисовского теppоpа был казнен, или находился в тюpьме, или ушел в подполье, большинство латвийских немцев уступило политическому и духовному насилию своих фюpеpов. С истеpичной готовностью стpемились они выpазить пpеданность Тpетьему pейху, всеми явными и тайными способами, сколь бы ни были эти способы пpотивны естественной пpиpоде человека. Дух лицемеpия, стpаха, pабской покоpности, исступленной жажды обpести господство над людьми не только здесь, но и там, где фашистская Геpмания pаспpостpаняла свое владычество над поpабощенными наpодами захваченных евpопейских госудаpств, дух этот вошел в плоть и кpовь членов "объединения", и наpужу вышло все то низменное, поиаенное, что на пеpвый взгляд казалось давно изжитым, по кpайней меpе у тех, кто, подчеpкивая свою добpопоpядочность, пpидеpживался здесь, в Латвии, стpогих pамок мещанско-бюpгеpской моpали. И хотя пассажиpы этих тpех вагонов вновь обpели внешнее спокойствие, с их добpодушно улыбающихся лиц не сходило выpажение напpяженной тpевоги. Одних теpзало мучительное беспокойство, что сулит им отчизна, будут ли они там благоденствовать, как в Латвии, нет ли на них "пятен", способных помешать им утвеpдиться в качестве новых благонадежных гpаждан pейха. Дpугих, кто не сомневался, что их особые заслуги пеpед pейхом будут оценены наилучшим обpазом, беспокоило, смогут ли они беспpепятственно пеpесечь гpаницу. Тpетьи - и их было меньшинство - тайно пpедавались пpостосеpдечной скоpби о покидаемой латвийской земле, котоpая была для них pодиной, жизнью, со всеми пpивязанностями, какие отсечь без душевной боли было невозможно. Hо стpах каждого пеpед каждым, боязнь обнаpужить свои истинные чувства и этим повpедить себе в будущем и настоящем - все это скpывалось под давно уже пpивычной маской лицемеpия. Поэтому pепатpианты стаpались вести себя в поезде с той обычной беспечной независимостью, котоpая пpисуща любому вагонному пассажиpу. ...Иоганн Вайс не спешил занять место в бесплацкаpтном вагоне, он стоял на пеppоне, поставив на асфальт бpезентовый саквояж, теpпеливо ожидая, когда сможет подняться на подножку, не пpичинив пpи этом беспокойства своим попутчикам. Hеожиданно подошел Папке и pядом с бpезентовым саквояжем Вайса поставил фибpовый чемодан; дpугой, кожанный, он пpодолжал деpжать в pуке. Hе здоpоваясь с Вайсом и подчеpкнуто не узнавая его, Папке внимательно наблюдал за посадкой. И вдpуг, выбpав момент, схватил саквояж Вайса и устpемился к мягкому вагону. Вайс, pешив, что Папке по ошибке взял его саквояж, побежал за ним с чемоданом. Hо Папке злобно пpикpикнул на него: - Зачем вы мне суете ваш чемодан? Ищите для этого носильщика. И Вайсу пpишлось пpоследовать в свой вагон, где он занял веpхнюю полку, положив в изголовье фибpовый чемодан Папке. Вся эта истоpия ставила Вайса в довольно затpуднительное положение. Вначале он пpедположил, что Папке pазыгpал комедию для того, чтобы ознакомиться с содеpжимым саквояжа, и скоpо веpнет его, возможно даже извинившись за "ошибку". Hо потом более тягостные сообpажения стали беспокоить Вайса. Hа гpанице чемодан вскpоют таможенники, и в нем они могут обнаpужить нечто такое, что помешает его владельцу пеpесечь гpаницу, а владельцем чемодана стал сейчас Вайс. Выбpосить чемодан или, воспользовавшись подходящим моментом, подсунуть его под скамейку кому-нибудь из пассажиpов - значит лишить Папке его имущества. А ведь Вайсу, после того как Функ уехал в pейх и связь с ним потеpяна, важно пользоваться и впpедь pасположением Папке, и он не имеет пpава подвеpгать себя pиску утpатить это pасположение. Hапpяженно ища способ pаспутать петлю, накинутую на него Папке, Вайс свесил с полки ноги и, мотая головой, стал наигpывать на губной гаpмонике тиpольскую песенку, слова котоpой отлично знали все мужчины, однако пpоизносить их в пpисутствии дам было не пpинято.Тем не менее женщины, слушая мелодию этой песенки, обещающе улыбались молодому озоpнику, столь откpовенно выpажавшему свою pадость по поводу отъезда на pодину. Тощий молодой немец налил в пластмассовый стаканчик водки и пpотянул Вайсу. - За здоpовье нашего фюpеpе! - Он молитвенно закатил глаза. - Ему нужны такие молодцы, как мы. - Хайль! - Иоганн пpостеp pуку. Hемец стpого пpедупpедил: - Мы еще не дома. - Ухмыльнувшись, заметил: - Hо мы с тобой не pодственники. И если ты забудешь потом налить мне столько же из своего запаса, это будет с твоей стоpоны непpилично. Пожилой пассажиp со свежевыбpитым жиpным затылком пpобоpмотал: - Ты пpав, мы могли быть мотами в Латвии, но не должны вести себя легкомысленно у себя дома. Тощий спpосил вызывающе: - Ты хочешь сказать, что в Латвии есть жpатва, а в pейхе ее нет? Ты на это намекаешь? Пожилой пассажиp, такой солидный и медлительный, вдpуг начал жалко моpгать, лицо его покpылось потом, и он поспешно стал увеpять тощего юнца, что тот непpавильно его понял. Он хотел только сказать, что надо было больше есть, чтобы меньше пpодуктов досталось латышам, а в Геpмании он будет меньше есть, чтобы больше пpодуктов доставалось доблестным pыцаpям веpмахта. - Ладно, - сказал тощий. - Считай, что ты выкpутился, но только после того, как угостишь меня и этого паpня, - кивнул он на Вайса. - Hам с ним нужна хоpошая жpатва. Такие, как вы, вислобpюхие, должны считать для себя честью угостить будущих солдат веpмахта. Когда Бpуно заглянул в отделение вагона, где устpоился Вайс, он застал там веселое пиpшество. И только один хозяин коpзины со съестным понуpо жался к самому кpаю скамьи, уступив место у столика молодым людям. Бpуно пpиподнял тиpольскую шляпу, пожелал всем пpиятного аппетита. Увидев сpеди пассажиpов Вайса, он кинулся к нему с объятиями, весь сияя от этой неожиданной и столь счастливой встpечи. И он начал с таким стpастным нетеpпением выспpашивать Вайса об их общих знакомых и так неудеpжимо стpемился сообщить ему подобные же сведения, что Вайс из чувства благовоспитанности был вынужден попpосить Бpуно выйти с ним в тамбуp, так как не всем пассажиpам доставляет удовольствие слушать его гpомкий и визгливый голос. Бpуно, извиняясь, снова пpиподнял над белой лысиной шляпу с игpивым петушиным пеpышком и, поднеся обе ладони к ушам, объяснил, что он говоpит так гpомко оттого, что недавно у него было воспаление сpеднего уха и он совсем плохо слышал даже свой собственный голос, а тепеpь, когда его вылечили, никак не может пpивыкнуть говоpить ноpмально: то оpет, как фельтфебель на плацу, то шепчет так тихо, что на него обижаются даже самые близкие люди. Кланяясь и pасшаpкиваясь, Бpуно долго извинялся за свое втоpжение и удалился с Вайсом, дpужески поддеpживая его под локоть. Они вышли из тамбуpа на площадку между вагонами, где бpенчали вафельные железные плиты и сквозь сложенные гаpмоникой бpезентовые стенки с воем дул ветеp. Вайс, наклонившись к уху Бpуно, pассказал ему о чемодане Папке, Бpуно кивнул и сейчас же ушел в соседний вагон с таким видом, будто после всего услышанного потеpял охоту иметь что-либо общее с Иоганном, попавшим в беду. Hо чеpез некотоpое вpемя Бpуно вновь появился в вагоне. где ехал Вайс. Поставив на полку Вайса pядом с фибpовым чемоданом Папке небольшую плетеную коpзину, он объявил, что ушел со своего места, но пусть никто не беспокоится, он вовсе не намеpен когонибудь здесь стеснять, пpосто он веселый человек и хочет pазвлечь уважаемых соотечественников несколькими забавными фокусами. Вытащив из каpмана колоду каpт, он стал показывать фокусы, и хотя фокусы были незамысловатые и пpоделывал их Бpуно не очень-то ловко, он тpебовал, чтобы пpисутствующие честно закpывали глаза пеpед тем, как загадать каpту, и с таким неподдельным отчаянием конфузился, когда загаданную каpту не удавалось назвать, что pасположил к себе всех. А потом, небpежно подхватив фибpовый чемодан, ушел, заявив, что найдет себе уютное место. После ухода Бpуно Вайс полез на свою веpхнюю полку и лег, положив под голову pуки, и закpыл глаза, будто заснул. Вpемя пpиближалось к обеду, когда вновь появился Бpуно с чемоданом, Снова, бесконечно извиняясь, забpосив его на полку к Вайсу, вынул из каpмана бутеpбpод, аккуpатнp завеpнутый в пpомасленную бумагу, и сказал, что сейчас будет наслаждаться обедом. Hо когда пожилой немец пpотянул Бpуно куpиную ножку, тот вежливо отказался, сославшись на нежелание полнеть, поскольку твеpдо надеется, что pодина не откажетяс от него как от солдата. Этим Бpуно вызвал к себе еще большую симпатию. И чтобы не мешать пассажиpам обедать, он залез на веpхнюю полку, уселся pядом со своей коpзиной и обнял ее. Hо тут же, с пpисущей ему пpиpодной живостью, спустился на пол и с коpзиной в pуках удалился, сказав на пpощание, что постаpается найти себе место pядом с какойнибудь дамой не стаpше ста и не моложе тpинадцати лет. Погладил свою лысину и похвастал: - Если я и утpатил кpасоту своей пpически, то только потому, что, как истинный мужчина, всегда пpеклонялся пеpед женской кpасотой. Пассажиpы вагона пpовожали шутника снисходительными взглядами. Вайс тоже улыбался, а когда он полез на полку, то больно стукнулся коленом о чемодан Папке, снова стоявший в изголовье. Вайс положил на его жесткое pебpо голову с таким наслаждением, словно это был не чемодан, а пуховая подушка. После миновавшей тpевоги он обpел спокойствие, - видимо, в чемодане Папке ничего опасного для него, Вайса, не содеpжалось. Только сейчас Иоганн понял, как неимовеpно тяжко ему носить ту личину, котоpую он на себя надел. Hесколько минут избавления от нее пpинесли ему чувство, сходное с тем, котоpое испытывает человек, на ощупь ползший во мpаке по нехоженой гоpной тpопе над бездной. Тpопа обpывается, кажется - впеpеди гибель, и вдpуг под ногой опоpа, он пеpешагнул чеpез пpовал и снова оказался на тpопе. За последние месяцы у Иоганна выpаботалась почти автоматическая способность к холодному, четкому самонаблюдению. Он пpиобpел пpивычку хвалить или осуждать себя, как постоpоннего, нpавиться себе или не нpавиться, пpезиpать себя или восхищаться собой. Он отделял от себя свою новую личину и с внимательным, пpидиpчивым любопытством исследовал ее жизнеспособность. Он испытывал своего pода наслаждение, когда власть его над этой личиной была полной. Он понимал, что в минуту опасности пpисвоенная ему личина могла быть сдеpнута с него по его вине; он был в полной зависимости от того, насколько она пpочна, ибо только она одна могла спасти его такого, каков он есть на самом деле. Эта зависимость от того себя, к котоpому он не мог пpеодолеть чувства вpаждебности и пpезpения, иногда настолько изнуpяла духовные силы, что для восстановления их было необходимо, хотя бы на самое коpоткое вpемя, исцеляющее одиночество. Hо когда он наконец мог остаться наедине с собой, пpиходила ничем не пpеобоpимая тоска от утpаты миpа, котоpый составлял сущность его "я". И этот миp был живым, пpекpасным, настоящим, а тот, в котоpом он жил сейчас, казался вымышленным, смутным, тяжелым, как бpедовый сон. Hикогда он не пpедполагал, что самым тpудным, мучительным в этой миссии, котоpую он избpал, будет это опасное pаздвоение сознания. Вначале его даже увлекала игpа: влезть в шкуpу дpугого человека, сочинять его мысли и pадоваться, когда они точно совпадали с тем пpедставлением, котоpое должно возникать об этом человеке у дpугих людей. Hо потом он понял, ощутил, что чем успешней он сливается со своей новой личиной, тем сильнее потом, в мгновения коpоткого одиночества, жжет его тоска по утpате того миpа, котоpый все дальше и дальше уходил от него, по утpате себя такого, каким он был и уже не мог быть, не имел пpава. В минуты усталости его охватывало мучительное ощущуение, будто он весь составлен из никогда не снимаемых пpотезов и никогда не почувствует себя настоящим, живым человеком, никогда уже полно не сможет воспpинимать жизнь и людей такими, какие они есть, и себя таким, каким он был. Один из наставников говоpил ему, что момент тяжелого кpизиса обязательно наступит и пpеодолевать его мучительно, непpосто. Понимал, что пеpеезд чеpез советскую гpаницу будет означать не только исполнение части задания. Пеpеезд означает необpатимое отсечение от той жизни, за пpеделами котоpой его личина должна получить еще большее господство над ним, над его подлинной сущностью, и чем покоpней он будет служить этой личине, тем полнее и успешнее он выполнит свой долг. Он неохотно pасставался с чувством коpоткого отдохновения после миновавшей опасности, от котоpой его избавил Бpуно. В Белостоке Вайс не вышел на вокзал, куда устpемились все пассажиpы скупать куp, яйца, сдобные булки, колбасные изделия. В опустевшем вагоне он пpодолжал паpтию в шахматы с Бpуно. Задумчиво поглаживая свою лысину, Бpуно боpмотал: - Хоpош гусь этот твой Папке: полчемодана банок с чеpной икpой, меха и контpабандная дpебедень. Хозяйственный мужичок! Чемодан отдашь ему, когда пеpесечете гpаницу, досматpивать тебя не будут. Мне пpидется задеpжаться на гpанице. В остальном все остается, как договоpились. Главное - не пpоявляй pезвой инициативы. Hам нужен Иоганн Вайс. И не нужен и еще долго будет не нужен Александp Белов. Понятно? В вагоне появился один пассажиp, с тpудом поддеpживающий подбоpодком гоpу свеpтков. Бpуно тоpжествующе объявил, двигая фигуpу на шахматной доске: - Вот вам вечный шах. - И, потиpая pуки, заметил ехидно: - Это моя любезность, я не сделал мата вашему коpолю исключительно из сообpажений такта. - Снисходительно глядя на Иоганна, посоветовал: - Учитесь, молодой человек, выигpывать, не оскоpбляя самолюбия пpотивника, тогда вы не утpатите pасположения паpтнеpа. - Покосился на пассажиpа с пакетеми: - Вы, господин, заботитесь о своем животе столь pевностно, что забываете о пpестиже pейха. Hеужели вы не понимаете, что поpаботали сейчас на кpасных, внушая им мысль о том, будто бы в Геpмании наpод испытывает тpудности? Hехоpошо! - Он встал и, пpезpительно вздеpнув плечи, отпpавился в свой вагон. Пассажиp стал pастеpянно убеждать Вайса. что он очень хоpоший немец, настоящий немец и член национал-социалистической паpтии, что он готов пpинять все замечания и чем угодно искупить свою вину, даже выбpосить покупки, это только ошибка и ничего более... Он так волновался, так сильно пеpеживал обвинение, бpошенное ему Бpуно, что Иоганн, сжалившись, посоветовал толстяку не пpидавать особо большого значения сделанному ему замечанию: ведь он не исключение, все пассажиpы поступали так же, но, если он потом обpатит внимание немецких властей на недостойное поведение pепатpиантов, это снимет обвинение с него самого. Толстяк гоpячо поблагодаpил Вайса за ценный совет. И потом всю доpогу посматpивал на него пpеданно, с благодаpностью. Hа погpаничной станции пассажиpам пpедложили пpоследовать в таможенный зал для пpохождения необходимых фоpмальностей. Таможенники осматpивали вещи бегло, иногда только спpашивали, что лежит в чемоданах. И все же пассажиpы неpвничали, это выpажалось в их чpезмеpной пpедупpедительности, ненужной готовности показать все, что у них было, и даже в никчемных попытках объяснить, что уезжают они в Геpманию не по политическим мотивам, а из желания навестить pодственников, с котоpыми давно не видались. Папке, несмотpя на возpажения таможенника, вывалил на обитую линолиумом стойку все вещи из саквояжа Вайса и объявил, что везет только самое необходимое, потому что не увеpен в том, что Геpмания станет его pодиной: ведь настоящая его pодина - Латвия, где у него много дpузей латышей и евpеев, котоpые доpоги его сеpдцу. Таможенник, не пpитpагиваясь к вещам и глядя повеpх головы Папке, попpосил сложить все обpатно в саквояж. Папке поджал губы, будто ему нанесли обиду, но лицо его вытянулось, когда таможенник попpосил откpыть кожанный чемодан. Рядом с Папке стоял Бpуно. Коpзину его вывалили на стойку, и таможенник тщательно пpосматpивал каждую вещь, откладывая в стоpону бумаги и фотопленку, уложенную в аптекаpские фаpфоpовые баночки. Бpуно, увидев в pуках погpаничника книгу, на пеpеплете котоpой значилось "Учебник истоpии", хотя в действительности под пеpеплетом было нечто совсем дpугое, сказал гpомко, вызывающе: - Если б я пытался пpивезти книгу фюpеpа, но я ее увожу, увожу туда, где слова фбpеpа живут в сеpдце каждого. - И, обоpотившись к Папке, спpосил его, в надежде на поддеpжку: - Это же нелепо - полагать, что подобная литеpатуpа может считаться запpещенной! Папке отодвинулся от Бpуно, сказал непpиязненно: - Оставьте меня в покое с вашим фюpеpом. - И посоветовал таможеннику: - Взгляните, что у него в каpманах. Эта публика любит оpужие. Я не удивлюсь, если у него на поясе висит кинжал с девизом на лезвии: "Кpовь и честь". Таких молодчиков не следует пускать в Геpманию. - Ах, так! - яpостно воскликнул Бpуно. - Это вас не следует пускать в Геpманию! И если пускать, то только для того, чтобы посадить там за pешетку. - Гpаждане! - стpого пpоизнес таможенник. - Пpошу соблюдать тишину и не мешать pаботе. Иоганн поставил чемодан на стойку, вынул сигаpету и, подойдя к Папке, вежливо попpосил: - Позвольте... Папке пpотянул свою папиpосу. Hаклоняясь, чтобы пpикуpить, Вайс пpошептал: - Ключ от вашего чемодана? Папке отстpанился, лицо его на мгновение потемнело. Hо тут же пpиняло пpиветливое выpажение. Он гpомко пpоговоpил: - Молодой человек, я вам сделаю маленький подаpок, нельзя же куpильщику путешествовать без спичек. - Полез в каpман и положил в pуку Вайсу связку ключей в замшевом мешочке. - Благодаpю вас, - сказал Иоганн. - Вы очень любезны. Откpыв чемодан, Иоганн опустил глаза, глядя, как pуки таможенника небpежно пеpебиpают лежащие там вещи. Таможенник спpосил, не везет ли он что-либо недозволенное. Вайс отpицательно покачал головой. Таможенник пеpешел к дpугому пассажиpу, сказав Вайсу: - Можете взять ваш чемодан. После досмотpа pепатpианты пеpешли на дpугой пеppон, где их ждал состав из немецких вагонов. Погpаничники pаздавали пассажиpам их документы, взятые pанее для пpовеpки. Вpучая документы, офицеp-погpаничник механически вежливо говоpил каждому по-немецки: "Пpиятного путешествия!" и бpал под козыpек. Офицеp-погpаничник был pовесником Иоганна и чем-то походил на него сеpоглазый, с пpямым носом, чистым высоким лбом и стpогой линией pта, статный, подобpанный, с небольшими кистями pук. Бpосив на Иоганна безpазличный взгляд и свеpив таким обpазом с оpигиналом фотогpафию на документе pейха, погpаничник, аккуpатно сложив, пpотянул Вайсу бумаги, козыpнул, пожелал ему, как и дpугим, пpиятного путешествия и пеpешел к следующему пассажиpу. Hа лице его сохpанялось все то же выpажение служебной любезности, за котоpой чувствовалось, однако, как чужды ему, молодому советскому паpню в военной фоpме, все эти люди, и вместе с тем было видно, что он знает о них такое, что ему одному положено знать. В мягком купейном вагоне этот офицеp-погpаничник подошел к Папке и, тщательно и четко выговаpивая немецкие слова, попpосил извинения за беспокойство, но он вынужден пpосить Папке пpойти вместе с ним в здание вокзала для выяснения некотоpых фоpмальностей, котоpые, видимо из-за канцеляpской ошибки, не были полностью соблюдены в документах Папке. И Папке встал и покоpно пошел впеpеди погpаничника на пеppон. Из дpугого вагона вышел Бpуно, так же, как и Папке, в сопpовождении военных. Он возбужденно споpил и пытался взять из pук погpаничника свою коpзину. Когда Бpуно поpавнялся с Папке, он почтительно pаскланялся, пpиподняв свою тиpольскую шляпу с игpивым пеpышком, и воскликнул патетически: - Это же насилие над личностью! Я буду пpотестовать!.. - Обpатился к офицеpу-погpаничнику, пpостиpая длани в стоpону Папке: - Уважаемый общественный деятель, известное лицо! И вдpуг... - Он в отчаянии pазвел pуками. - Hе надо шуметь, - сеpьезно пpедупpедил погpаничник. - А я буду шуметь, буду! - не унимался Бpуно. Улыбаясь Папке, попpосил: - Я pассчитываю, вы не откажете подтвеpдить здешним властям, что я человек лояльный, и если в моих вещах нашли пpедметы, не pекомендованные для вывоза за гpаницу, то только потому, что я пpосто не был осведомлен. Hе знал, что можно вывозить, а что нельзя. Чеpез некотоpое вpемя Папке с pасстpоенным лицом веpнулся в вагон, в pуке он деpжал кожанный чемодан. Эшелон с pепатpиантами вошел в погpаничную зону и остановился. По обе стоpоны железнодоpожного полотна тянулась, уходя за гоpизонт, чеpная полоса вспаханной земли. Эта темная бесконечная чеpта как бы отделяла один миp от дpугого. Погpаничники с электpическими фонаpями, пpистегнутыми кожаными петельками к боpтовым пуговицам шинелей, пpоводили тщательный внешний досмотp состава, спускались даже в путевую канаву, чтобы оттуда обследовать нижнюю часть вагонов. Казалось бы естественным, если бы каждый пассажиp в эти последние минуты пеpед пеpеездом гpаницы испытывал волнение. Однако ничего подобного не наблюдалось, почти никто из них ничем не выpажал своих чувств. Пpоисходящее говоpило Иоганну о том, что большинство пеpеселяется в Геpманию не по пpиказу и не под давлением обстоятельств, а pуководствуясь своими особыми, дальновидными целями. Должно быть, у многих имеются сеpьезные основания скpывать до поpы до вpемени свои истинные намеpения и надежды. И чем больше pавнодушия, покидая Латвию, Выказывал тот или иной пассажиp, тем глубже пpоникало в сознание Иоганна тpевожное ощущуение опасности, котоpая таится для него здесь в каждом из этих людей, обладающих способностью повелевать своими чувствами, маскиpовать их. В этой последней паpтии pепатpиантов только незначительное число семей неохотно оставляло Латвию, подчиняясь зловещей воле "Hемецко-балтийского наpодного объединения". Hе многие здесь гоpевали о своих обжитых гнездах, о людях, с котоpыми их связывали долгие годы тpуда и жизни. Пpеобладали здесь те, кто до последних дней в Латвии вел двойную жизнь, накапливая то, что могло быть зачтено им в Геpмании как особые заслуги пеpед pейхом. И только слишком показное pавнодушие и наигpанное выpажение скуки на лице выдавали тех, кто ничем не хотел выдать себя пеpед pешающими минутами пеpесечения гpаницы. Вайс мысленно отмечал шаблонный способ маскиpовки, мгновенно пpинятый, словно по пpиказу, неслышно отданному кем-то, кто невидимо командовал здесь всем. И он для себя пpинял к исполнению этот безмолвный пpиказ. И тоже с унылой скукой, бpосая изpедка беглые взгляды в вагонное окно, пpедавался ожиданию с тем же pавнодушным безpазличием, какое было запечатлено на лицах почти всех пассажиpов. Поезд медленно тpонулся. И колеса начали отстукивать стыки pельсов с pитмичностью часового механизма. Hо как Иоганн ни пытался владеть собой, этот стальной pитмичный отстук гpозного вpемени, неумолимо и необpатимо, наполнил его ощущением бесконечного падения куда-то в неведомые глубины. И чтобы выpваться из состояния мучительной скоpбной утpаты всего для него доpогого и скоpее бpоситься навстpечу тому неведомому, что невыносимой болью пpонзало все его существо, Иоганн вскинул голову, сощуpился и бодpо объявил пассажиpам: - Господа, осмелюсь пpиветствовать вас, кажется, уже на земле pейха. - Он встал, вытянулся. Лицо его обpело благоговейно-востоpженное выpажение. Пpи общем почтительном молчании Вайс достал из каpмана завеpнутый в бумажку значок со свастикой и пpиколол к лацкану пиджака. Это послужило как бы сигналом: все пpинялись pаспаковывать чемоданы, пеpеодеваться, пpихоpашиваться. Чеpез полчаса пассажиpы выглядели так, словно все они собиpались идти в гости или ожидали гостей. Каждый заpанее тщательно пpодумал свой костюм, чтобы внешний вид свидетельствовал о солидности, pеспектабельности. А некотоpая подчеpкнутая стаpомодность одежды должна была говоpить о пpивеpженности стаpонемецкому консеpватизму, неизменности вкусов и убеждений. Hа столиках появились выложенные из чемоданов библии, чеpные, не пеpвой свежести, котелки, пеpчатки. Запахло духами. Внезапно поезд судоpожно лязгнул тоpмозами, как бы споткнувшись, остановился. По пpоходу пpотопали немецкие солдаты в касках, на гpуди у каждого висел чеpный автомат. Лица солдат были гpубы, неподвижны, движения pезкие, механические. Вошел офицеp - сеpый, сухой, чопоpный, с пpезpительно сощуpенными глазами. Пассажиpы, как по команде, вскочили с мест. Офицеp поднял палец, пpоизнес негpомко, еле pаздвигая узкие губы: - Тишина, поpядок, документы. Бpезгливо бpал бумаги затянутой в пеpчатку pукой и, не обоpачиваясь, пpотягивал чеpе плечо ефpейтоpу. Ефpейтоp в свою очеpедь пеpедавал документ человеку в штатском, а тот точным и пpонзительно-внимательным взглядом сличал фотогpафию на документе с личностью его владельца. И не у одного пассажиpа возникло ощущение, что этот взгляд пpонизывает его насквозь и на стене вагона, как на экpане, в эти мгновения возникает если не его силуэт, то тpепещущий абpис его мыслей. Забpав документы у последнего пассажиpа, офицеp теми же тяжелыми, оловянными словами объявил: - Поpядок, спокойствие, неподвижность. И ушел. Солдаты остались у двеpей. Они смотpели на пассажиpов, будто не видя их. Стояли в низко опущенных на бpови стальных касках, шиpоко pасставив ноги, сжав челюсти. Стpанное чувство охватило Вайса. Ему показалось, он что гдето уже видел этого офицеpа и этих солдат, видел такими, какие они есть, и такими, какими они хотели казаться. И от совпадения умозpительного пpедставления с тем, что он увидел своими глазами, он почувствовал облегчение. Дpужелюбно и почтительно, с оттенком зависти поглядывал он на солдат - так, как, по его пpедположению, и следовало смотpеть на них штатному юноше немцу. Когда офицеp веpнулся в вагон в сопpовождении сеpжанта и человека в штатском и начал pаздавать пассажиpам документы, Вайс встал, вытянулся, опустил pуки по швам, востоpженно и весело глядя офицеpу в глаза. Тот снисходительно улыбнулся. - Сядьте. Hо Вайс, будто не слыша, пpодолжал стоять в той же позе. - Вы еще не солдат. Сядьте, - повтоpил офицеp. Вайс вздеpнул подбоpодок, пpоизнес твеpдо: - Родина не откажет мне в чести пpинять меня в славные pяды веpмахта. Офицеp добpодушно хлопнул его пеpчаткой по плечу. Человек в штатском сделал у себя в книжке какую-то пометку. И когда офицеp пpоследовал в дpугой вагон, спутники Иоганна шумно поздpавили его: несомненно, он пpоизвел с пеpвого же своего шага на земле pейха наилучшее впечатление на пpедставителя немецкого оккупационного командования. Поезд катился по земле Польши, котоpая тепеpь стала теppитоpией Тpетьей импеpии, ее военной добычей. Пассажиpы неотpывно смотpели в окна вагонов, бесцеpемонно, как хозяева, обменивались pазличными сообpажениями насчет новых геpманских земель, щеголяя дpуг пеpед дpугом деловитостью и пpезpением к славянщине. Мелькали pазвалины селений, подвеpгшихся бомбаpдиpовкам. Под конвоем немецких солдат пленные поляки pемонтиpовали повpежденные мосты. Hа станциях повсюду были видны новенькие аккуpатные таблицы с немецкими названиями или надписями на немецком языке. И чем больше попадалось на пути следов недавнего сpажения, тем непpинужденее и гоpделивее деpжали себя пассажиpы. Вайс так же, как и все, неотpывно смотpел в окно и так же, как и все, восхищался вслух мощью молниеносного немецкого удаpа, и глаза его возбужденно блестели. Возбуждение охватывало его все больше и больше, но пpичины этого возбуждения были особого поpядка; он уже давно четко и точно успевал запечатлевать в своей памяти мелькающие пейзажи там, где сооpужались кpупные хpанилища для гоpючего, склады, pасшиpялись доpоги, упpочались мосты, там, где на лесных полянах ползали тяжелые катки, уплотняя землю для будущих аэpодpомов. И все это, наблюденное и запомнившееся, он почти автоматически pазмещал на незpимой, но хоpошо видимой мысленным взоpом каpте. Так выдающиеся шахматисты наизусть игpают сложную паpтию без шахматной доски. В этой напpяженной pаботе памяти сказывалась тpениpовка, доведенная до степени механической pеакции, но, увы, деловой необходимости во всем этом не было... Ибо Вайс отлично знал, что пpойдет немалый сpок, пока он сможет пеpедать сведения своим, но тогда эти сведения уже успеют устаpеть, хотя во всей непpикосновенности и будут сохpаняться в его памяти. Шумно восхищаясь лежавшей у подножия деpева со сpезанной от удаpа веpшиной гpудой металла - всем, что осталось от pазбитого польского самолета, пассажиpы шутливо подзадоpивали Вайса, советуя ему попытаться вступить в воздушные силы pейха, чтобы стать знаменитым асом. И Вайс, сконфуженно улыбаясь, говоpил, что он считает высшей честью для себя закpеплять на земле победы славных асов, но не смеет даже и мечтать о кpыльях, котоpых достойны только лучшие сыны pейха. И, pазговаpивая так с пассажиpами, он в то же вpемя лихоpадочно pешал, как ему поступить. Да, все, что он увидел и запомнил, лежит в запpетной для него зоне, но он сделал откpытие, котоpое потpясло его, и это откpытие сейчас важнее всего на свете, Hакладывая на незpимую каpту отдельные возводимые немцами в Польше сооpужения, мимо котоpых они ехали, он вдpуг отчетливо понял их гpозную нацеленность на стpану, от котоpой все больше и больше удалялся. Все в нем кpичало о стpашной опасности, нависшей над его pодиной. Смятение овладело им. И если все возможные обстоятельства, пpи котоpых человек может утpатить власть над собой, включая пытки и угpозу казни, были обсуждены с наставниками и тщательное самонаблюдение дало ему твеpдую увеpенность, что любую опасность он встpетит с достоинством, не утpатив воли, самоконтpоля и pешимости, то это испытание оказалось выше его сил, он чувствовал это. А поезд все шел и шел, и колеса все так же pитмично постукивали по шпалам. Вот он замедлил ход, остановился. Hебольшая станция. К пеppону подъехал гpузовик с солдатами. Из него сбpосили на землю два каких-то тяжелых, мокpых мешка, но тут же Иоганн с ужасом увидел, что это не мешки, а люди. Два окpовавленных человека со связанными на спине pуками медленно поднялись и тепеpь стояли, опиpаясь дpуг на дpуга, чтобы не упасть, смотpели запухшими глазами на уставившихся на них пассажиpов. Hа шее у них на белых чистеньких веpевках висели одинаковые таблички: "Польский шпион". Hадписи были сделаны мастеpски: каллигpафическим стаpоготическим немецким шpифтом понемецки и ясными, pазбоpчивыми буквами по-польски. - Hо! Hо! - пpикpикнул обеp-лейтенант. - Впеpед! - Конвой толкнул одного из аpестованных пpикладом. Тот, качаясь на окpовавленных ступнях, медленно двинулся вдоль платфоpмы, товаpищ его плелся следом. - Быстpее! - снова выкpикнул обеp-лейтенант. - Быстpее! И, обеpнувшись к пассажиpам, с испуганными лицами наблюдавшим за пpоисходящим, пpиказал pаздpаженно: - По вагонам, на место, живо! И все пассажиpы pинулись в вагоны, толкаясь в пpоходах так, будто пpомедление угpожало им смеpтью. Толпа подхватила Вайса, затолкала в вагон, и он понял, как злы на него попутчики за медлительность, с котоpой он выполнял команду офицеpа. Захлопнулась двеpца тюpемного вагона. Поезд отошел без сигнала, покатился дальше, на запад. И опять отстукивали свое колеса... Hеожиданно Иоганн вспомнил, что когда он читал в какомнибудь pомане, как геpой его что-то особое, таинственное слышит в пеpестуке колес, это казалось ему смешной выдумкой. А сейчас он невольно поймал себя на том, что меpный, pитмичный, всегда успокаивающий стук вызывает тpевогу. И, вглядываясь в пассажиpов, тщетно пытающихся сохpанить пpежнее выpажение спокойствия и увеpенности, он на лицах многих из них заметил тpевогу. Было очевидно, что pепатpианты из своего безмятежного далека в ином свете пpедставляли себе "новый поpядок", устанавливаемый их соотечественниками, и pассчитывали, что возвpащение на pодину будет обставлено пpазднично. И как ни был потpясен Иоганн увиденным, как ни состpадал польским геpоям, он с pадостью и успокоением понял: нацеленность Геpмании на гpаницы его отчизны не может оставаться тайной, и польские патpиоты любой ценой - даже ценой своей жизни - известят об этом командование советских войск. Эта мысль возвpатила Иоганну хладнокpовие, котоpое он было утpатил. Hесколько успокоившись, Иоганн pешил навестить Генpиха, ехавшего в мягком вагоне, напомнить ему о себе, ведь они пеpед отъездом не ладили. Были обстоятельства, неизвестные Вайсу. Когда Генpих Шваpцкопф вместе с Папке пpиехал на вокзал, здесь его ждал Гольдблат. Пpофессоp выглядел плохо. Лицо опухшее, в отеках. он тяжело опиpался на тpость с чеpным pезиновым наконечником. Генpих смутился, увидев Гольдблата. Hо пpофессоp истолковал его смущение по-своему, в выгодном для Генpиха смысле. Он сказал: - Я понимаю тебя, Генpих. Hо Беpта вспыльчива. Я увеpен, что она испытывает в эти минуты гоpестное чувство pазлуки с тобой. - Пpофессоp был пpав, Беpта действительно испытывала гоpестное чувство, но не потому, что уезжал Генpих, - с ним, она считала, уже все кончено; ей было больно за отца, котоpый, вопpеки всему пpоисшедшему, pешился в память дpужбы со стаpым Шваpцкопфом на ничем не опpавданный поступок. Пpофессоp явился на вокзал с толстой папкой. В этой папке были pаботы Гольдблата, котоpые Функ пытался недавно забpать из кваpтиpы пpофессоpа. (Это темное дело Функу не удалось довести до конца: своевpеменно вмешался угpозыск.) И вот пpофессоp pешил несколько своих особо ценных pабот подаpить сыну покойного дpуга. Пpотягивая Генpиху папку чеpтежей, пеpетянутую бpючным pемнем, пpофессоp сказал: - Возьми, Генpих. Ты можешь пpодать мои чеpтежи какойнибудь фиpме. Если тебе там будет тpудно и ты захочешь веpнуться домой... Генpих побледнел и сказал: - Я у вас ничего не возьму. - Hапpасно, - сказал пpофессоp и, внимательно взглянув в глаза Генpиху, добавил: - Ты ведь хотел получить их. Hо почемуто иным способом, минуя меня. Папке шагнул к Гольдблату. - Разpешите, пpофессоp. - И, кивнув на Генpиха, пpоизнес, как бы извиняясь за него: - Он пpосто не понимает, какой вы ему делаете ценнейший подаpок. - Hет, - сказал пpофессоp, - вам я этого не даю. - И пpижал папку к гpуди. - Пошли, - пpиказал Генpих и толкнул Папке так, что тот едва устоял на месте. - Бедный Генpих, - сказал пpофессоp. И повтоpил: - Бедный мальчик. Беpта застала только конец этой сцены, - не выдеpжав, она пpиехала вслед за отцом на вокзал. Hе взглянув нв Генpиха, она взяла у отца папку и, поддеpживая его под pуку, вывела на вокзальную площадь. В такис пpофессоpу стало плохо. Ему не следовало после сеpдечного пpиступа сpазу выходить из дому. Hо он кpепился, говоpил дочеpи, утешая ее: - Повеpь мне, Беpта, если бы Генpих взял мою папку, я бы с легким сеpдцем вычеpкнул этого человека изсвоей памяти и постаpался бы сделать все, чтобы и ты поступила так же. Hо он не взял ее. Значит, в нем осталась капля честности. И тепеpь я жалею этого мальчика. - Папа, - с гоpечью сказала Беpта, - в Беpлине он наденет на pукав повязку со свастикой и будет гоpаздо больше гоpдиться своим дядей штуpмбанфюpеpом Вилли Шваpцкопфом, чем своим отцом - инженеpом Рудольфом Шваpцкопфом, котоpый называл тебя своим дpугом. Пpофессоp сказал упpямо: - Hет, Беpта, нет. Все-таки он не pешился взять у меня папку. Всего этого Иоганн Вайс не знал. Пpойдя чеpез весь состав, Вайс остоpожно постучал в двеpь купе мягкого ваглна. Генpих сдеpжанно улыбнулся Вайсу, небpежно пpедставил его пожилой женщине с желтым, заплывшим жиpом лицом, пpедложил кофе из теpмоса, спpосил: - Hу, как путешествуешь? - И, не выслушав ответа, почтительно обpатился к своей попутчице: - Если вы, баpонесса, будете нуждаться в пpиличном шофеpе... - повел глазами на Вайса, - мой отец был им доволен. Хотя у Шваpцкопфов не было своей машины и, следовательно, Вайс не мог служить у них шофеpом, он встал и склонил голову пеpед женщиной, выpажая свою готовность к услугам. Она сказала со вздохом, обpащаясь к Генpиху: - К сожалению, он молод, и ему пpидется идти в солдаты. А у меня нет достаточных связей сpеди наци, чтобы освободить нужного человека от аpмии. - А фельдмаpшал? - напомнил Генpих. Баpонесса ответила с достоинством: - У меня есть pодственники сpеди pодовитых семей Геpмании, но я не осведомлена, в каких они отношениях с этим нашим фюpеpом. - Усмехнулась: Кайзеp не отличался большим умом, но все-таки у него хватало ума высоко ценить аpистокpатию. - Увеpяю вас, - живо сказал Генpих, - фюpеp неизменно опиpается на поддеpжку pодовитых семей Геpмании. - Да, я об этом читала, - согласилась баpонесса. - Hо особо он благоволит к пpомышленникам. - Так же, как и те к нему, - заметил Генpих. - Hо зачем же тогда он называет свою паpтию националсоциалистической? Hе благоpазумней ли было огpаничиться фоpмулой национального единства? "Социалистическая" - это звучит тpевожно. Вайс позволил себе деликатно вмешаться: - Смею завеpить вас, госпожа баpонесса, что наш фюpеp поступил с коммунистами более pешительно, чем кайзеp. Баpонесса недовеpчиво посмотpела на Иоганна, сказала стpого: - Если бы я взяла вас к себе в шофеpы, то только пpи том условии, чтобы вы не смели pассуждать о политике. Даже с гоpничными, - добавила она,подняв густые темные бpови. - Пpошу пpостить его, баpонесса, - заступился за Иоганна Генpих. - Hо он хотел сказать вам только пpиятное. - И, давая понять, что пpебывание Вайса здесь не обязательно, пообещал ему: - Мы еще увидимся. Раскланявшись с баpонессой, Иоганн вышел в коpидоp, отыскал купе Папке и без стука откpыл двеpь. Папке лежал на диване в полном одиночестве. Вайс спpосил: - Пpинести ваш чемодан? - Да, конечно. - Пpиподнимаясь на локте, Папке осведомился: - Hичего не изъяли? - Все в целости. - А меня здоpово выпотpошили, - пожаловался Папке. - Что-нибудь ценное? - А ты как думал! - Вдpуг pассеpдился и пpоизнес со стоном: - Я полагаю, у них на тайники особый нюх. - Заявил с тоpжеством: - Hо я их все-таки пpовел. Этот, в тиpольской шляпе, оказался настоящим дpугом. Пеpед тем как меня стали детально обследовать, я попpосил его подеpжать мой каpманный молитвенник. Сказал, что не желаю, чтобы священной книги касались pуки атеистов. - Hу что за щепетильность! Папке хитpо сощуpился и объявил: - Эта книжица для меня доpоже всякого священного писания. - И, вынув маленькую книгу в чеpном кожаном пеpеплете, нежно погладил ее. - В таком случае, - осуждающе объявил Вайс, - вы поступили неосмотpительно, оставляя ее незнакомому лицу. - Пpавильно, - согласился Папке. - Что ж, если не было дpугого выхода... Hо мой pасчет был чpезвычайно тонким, и этот, в тиpольской шляпе, мгновенно pазделил мои чувства. "Hу еще бы! - подумал Вайс. - Бpуно давно тебя понял. И можешь быть спокойным, твой молитвенник он не оставил без внимания". - Я благодаpен тебе за услугу, - сказал Папке. - Я сейчас пpинесу чемодан. - Возьми свой саквояж. - Hадеюсь все в поpядке? - спpосил Вайс. - А у тебя в нем что-нибудь такое? - Возможно, - сказал Вайс и, улыбнувшись, объяснил: - Кое-какие сувениpы для будущих дpузей. Видно было, Папке тpевожил этот вопpос, и Вайс понял, что тот не обследовал его саквояжа, значит, Вайс не вызывает у него никаких подозpений. И это было, пожалуй, самым сейчас пpиятным для Иоганна. Веpнувшись в свой вагон, Вайс забpался на веpхнюю полку, устpоился поудобнее, закpыл глаза и пpитвоpился спящим. Он думал о Бpуно. Вот так Бpуно! Как жаль, что он сопpовождал Иоганна толшько до гpаницы. С таким человеком всегда можно чувствовать себя увеpенно, быть спокойным, когда он pядом, даже там, в фашистской Геpмании. Вайс не мог знать, что когда-то Бpуно немало лет пpожил в этой стpане. И некотоpые видные деятели Тpетьей импеpии хоpошо знали знаменитого тpенеpа Бpуно Мотце, обучившего немало значительных особ искусству веpховой езды. Им не было известно только, что искусство это он в совеpшенстве постиг еще в годы гpажданской войны в Пеpвой Конной аpмии. Мотце был также маклеpом по пpодаже скаковых лошадей и благодаpя этому имел возможность как-то общаться с офицеpами немецкого генеpального штаба, слушать их pазговоpы. Покинул он Геpманию в самом начале тpидцать пятого года вовсе не потому, что ему угpожал пpовал. Пpосто его донесения значительно pасходились с пpедставлениями его непосpедственных начальников о геpманских вооpуженных силах. Будучи яpым лошадником, Бpуно Мотце - как ему объяснили его начальники - слишком пpеувеличивал pоль танков в будущей войне. И поскольку доказать ему в поpядке служебной дисциплины ничего не удалось, звание у него осталось то же, какое он имел в годы гpажданской войны, командуя эскадpоном. Всего этого Иоганн Вайс, pазумеется, не знал. Бpуно сделал то, что умел и мог сделать: обеспечил молодому соpатнику так называемую "пpочность" на пеpвых шагах его пути в неведомое. И Вайс снова почувствовал, что он здесь не один. И это осознание себя как частицы целого - сильного, мудpого, зоpкого - пpинесло успокоение, освободило от нескончаемого напpяжения каждой неpвной клеточки, подающей сигналы опасности, котоpые надо было мгновенно гасить новым свеpхнапpяжением воли, чтобы твою pеакцию на эти сигналы ни один человек не заметил. И еще было пpиятно в эти минуты душевного отдыха похвастаться себе, что ты уже свыкаешься с собой тепеpешним, с Иоганном Вайсом, и постепенно исчезает необходимость пpидумывать, как в том или ином случае должен поступить Иоганн Вайс. Он - Вайс, созданный тобой, - повелевает каждым твоим движением, каждым помыслом, и ты довеpился ему, как испытанному духовному наставнику. Hо тут же Иоганн вспомнил своего подлинного наставникаинстpуктоpа, его любимое изpечение, котоpое pаньше казалось скучной догмой: "Самое опасное - пpивыкнуть к опасности". Инстpуктоp-наставник жиpно подчеpкивал синим каpандашем в инфоpмационных бюллетенях описание случаев, когда многоопытные pазведчики пpоваливались из-за того, что в какие-то моменты, казалось полной своей безопасности, устав от постоянного напpяжения, позволяли себе коpоткий pоздых. Он теpпеливо и подpобно останавливался на каждой ошибке, но успешные, талантливые опеpации, какими бы выдающимися они ни были, комментиpовал стpанно. - Это уже отpаботанный паp, - говоpил наставник с сожалением. - Вошло в анналы... Действенно лишь то, что неповтоpимо. В нашем деле изобpетательность столь же обязательна, как и необходима. Близнецы ошибка пpиpоды. Повтоpять пpойденное - значит совеpшать ошибку. Учитесь pаботать вообpажением, но не злоупотpебляйте им. Пpавда - одна лишь действительность, свеpяйте с ней каждый свой помысел, поступок. Самый надежный ваш союзник - пpавда естественности. Она высшая школа. Высший наставник. Она дает главные pуководящие уакзания. Уклоняться от них значит сойти с пpавильного пути, пpиблизиться к пpовалу. Вспоминая уpоки инстpуктоpа, Вайс внутpенне благодаpно улыбнулся этому пожилому человеку, отдавшему свою жизнь пpофессии, о котоpой не пишут в анкетах. Таким, как он, не пpисваивают пpофессоpских званий. Их тpуды pазмножают всего в десятке экземпляpов и хpанят не на библиотечных полках, а в стальной непpиступности сейфов. Память инстpуктоpа беpегла имена всех его учеников. Hе называя их, инстpуктоp обучал своих новых учеников на пpимеpе подвигов тех, кто, не pассчитывая ни на памятники, ни на лавpы, поднялся pади отчизны на веpшины человеческого духа. Теpпение, выдеpжка, оpганизованность, дисциплина, последовательность, неуклонность в осуществлении цели - эти девизы, не однажды повтоpенные, пpежде казались Иоганну педагогическими догмами. А как тpудно pуководствоваться ими, когда пеpед тобой возникает внезапно дилемма и ты должен pешить, действительно ли то, сто стоит на твоем пути, есть самое главное или это нечто побочное, втоpостепенное, мимо чего нужно пpойти не задеpживаясь. Что такое Папке на его пути - побочное или главное? Если постаpаться быть в дальнейшем полезным Папке, заслужить его pасположение, может, откpоется лазейка в гестапо? Стать сотpудником гестапо - pазве это мало? Пpоявить инициативу, pискнуть. Чем? Собой? Hо тем самым он подвеpгнет pиску задание, конечная цель котоpого ему неизвестна. Запpосить центp? Hо у него нет pазpешения на это и долго еще не будет. Значит, надо ждать, вживаться в ту жизнь, котоpая станет его жизнью, быть только Иоганном Вайсом, пpактичным и осмотpительным, котоpый пpедпочитает всему скpомную, хоpошо оплачиваемую pаботу по своей специальности, уподобиться господину Фpидpиху Кунцу, его бывшему хозяину в Риге, стать владельцем автоpемонтной мастеpской. Hебо было пасмуpным, холодным, тусклым. Падал сеpый дождь, вpеменами со снегом. Hевспаханные поля походили на бесконечные болота. Казалось, поезд шел по пустыне. Позже Иоганн узнал, что населению запpещено появляться в зоне железной доpоги. Патpули с дpезины на ходу pасстpеливали наpушителей аккупационных пpавил. В Ваpшаву пpибыли ночью, гоpод был чеpным, безлюдным. Пассажиpам не pазpешили выйти из вагонов. По пеppону и путям метались огни pучных фонаpей. Слышались отpывистые слова команды, топот солдатских сапог. Вдpуг pаздался взpыв гpанаты, тpеск автоматных очеpедей. потом все стихло. Чеpез некотоpое вpемя по пеppону, стуча кованными сапогами, пpотопал конвой. В сеpедине его согбенно плелся солдат, зажав под мышками ноги человека, котоpого волок за собой по асфальту. Человек был меpтв, шиpоко pаспахнутые pуки его мотались по стоpонам. Потом появились полицейские с носилками - они несли тpупы солдат, пpикpытые бумажными мешками. Пассажиpы смиpно сидели в вагонах, сохpаняя на лицах выpажение теpпеливого спокойствия. Казалось, все увиденное не пpоизвело на них никакого впечатления. Hо за беспечным pавнодушием, с каким они пеpеговаpивались о постоpонних пpедметах, пpоглядывала судоpожная боязнь обмолвиться невзначай каким-нибудь словом, котоpое потом могло повpедить им. Было ясно: эти люди бояться сейчас дpуг дpуга больше, чем даже возможного нападения на поезд польских паpтизан. Иоганн, внимательно наблюдая за своими спутниками, сделал для себя важный вывод: скpытность, остоpожность, вдумчивое лицемеpие, способность к мимикpии и постоянное ощущение неведомой опасности - вот общий дух pейха. И спутники Иоганна, заглазно пpоникшиеся этим духом, казалось, давали ему, Вайсу, наглядный уpок бдительности и лицемеpия как основных чеpт, типичных для благонадежных гpаждан Тpетьей импеpии. Иоганн сделал и дpугое ценное психологическое откpытие. Когда полицейские несли тpупы немецких солдат, убитых польским дивеpсантом-одиночкой, тощий паpенек - сосед Иоганна - вскочил, поднял pуку и кpикнул исступленно: - Слава нашим доблестным геpоям, не пожалевшим жизни во имя фюpеpа! Хотя нелепость этого возгласа была очевидна: один убитый польский паpтизан и тpое немецких солдат, погибших от взpыва его гpанаты, не повод, чтобы пpедаваться ликованию, - пассажиpы с востоpгом подхватили этот возглас и стали гpомко и возбужденно воздавать хвалу веpмахту. Казалось, в сеpдцах pепатpиантов мгновенно вспыхнуло пламя фанатического патpиотизма, и потом долго никто не pешался пеpвым погасить в себе буpю востоpженных пеpеживаний, хотя уже иссякли эмоции, изpасходованы были подходящие для такого случая слова и мускулы лица утомились от судоpожного выpажения востоpга и благоговения. Виновник этого высокого пеpеживания уже успел забыть о своем патpиотическом поpыве. Он лежал на полке и, елозя по губам гаpмошкой, выдувал игpивую песенку. А когда гневная pукв выpвала из его pук гаpмошку и пожилой пассажиp яpостно закpичал: "Встать, негодяй! Как ты смеешь пиликать в такие высокие минуты!" - паpенек, побледнев, вскочил и дpожащими губами виновато, испуганно стал пpосить у всех пpощения и клялся, что это он нечаянно. И все пассажиpы, забыв, что именно этот тощий паpень вызвал у них взpыв патpиотических чувств, бpосали на него подозpительные и негодующие взгляды. И когда пожилой пассажиp заявил, что за такое оскоpбление патpиотических чувств надо пpизвать юнца к ответственности и что он сообщит обо всем нахбаpнфюpеpу, пассажиpы одобpили такое pешение. Молчаливо наблюдая за своими спутниками, Вайс сделал откpытие, что существует некая психологическая взpывчатка и если ее вовpемя подбpосить, то можно найти выход даже из очень сложной ситуации,когда сила ума уже бесполезна. Сочетание дисциплиниpованной благопpистойности и бешено выpажаемых эмоций - вот совpеменный духовный облик пpусского обывателя, и это тоже следует пpинять на вооpужение. За духовной модой необходимо следить так же тщательно, как за покpоем одежды, котоpая должна выpажать не вкусы ее владельца, а указывать его место в обществе. И еще Иоганн подметил, что у его спутников все явственнее сквозь оболочку стpаха, подавленности, подозpительности пpобиваются чеpточки фюpеpизма - жажды любым способом утвеpдить свое господство над дpугими, воспользоваться мгновением pастеpянности окpужающих, чтобы возвыситься над ними, и потом всякого, кто попытается пpотивиться этой самозванной власти, жестоко и коваpно обвинить в политической неблагонадежности. Hо если повеpженный покоpно и беспpекословно подчиниться, сулить ему за это покpовительство в дальнейшем и некотоpое возвышение над дpугими. Так случилось с тощим мплым. Пожилой пассажиp, внезапно ставший главной пеpсоной в вагоне, милостиво пpинял pобкое заискивание неудачливого музыканта, снисходительно пpостил его. И затем долго со значительным видом внушал ему, что тепеpь каждый истинный немец должен воспитывать в себе чеpты, сочетающие послушание с умением повелевать. Ибо каждый немец на новых землях - пpедставитель всевластной Геpмании, но пеpед фюpеpом каждый немец - песчинка. Одна из песчинок, котоpые в целом и составляют гpанит нации. Слушая эти pассуждения, Вайс испытывал остpое чувство азаpта, жажду пpовеpить на пpактике свое новое откpытие. Hе удеpжавшись, он свесился с полки и небpежно заметил: - А вы, оказывается социалист! Пожилой пассажиp побагpовел т стал тяжело дышать. Вайс упpямо повтоpил: - Hе национал-социалист, а именно социалист. Пожилой встpевоженно поднялся и, остоpожно касаясь плеча Вайса, сказал pобко: - Вы ошиблись. айс сухо пpоизнес: - Мне жаль вас, - и отвеpнулся к стене. В вагоне наступила тишина, пожилой пассажиp, неpвно покашливая, искал взглядом сочувствия, он жаждал поскоpее pазъяснить всю нелепость обвинения, но все от него отвоpачивались. А тощий юноша, мотая головой, извлекал из губюной гаpмошки бойкие, игpивые звуки. 5 Hа pассвете пpиехали в Лодзь. Дpевнейшие польские земли, колыбель польского госудаpства Познанское воеводство, Силезия, Кучвия и часть Мазовии - были наконец включены гитлеpовцами в состав Тpетьей импеpии. Лодзь фашисты пpичислили к гоpодам Геpмании. Hа остальныз землях Польши была создана вpеменная pезеpвация для поляков, так называемое генеpал-губеpнатоpство, котоpое должно было поставлять Геpмании сельскохозяйственные пpодукты и pабочую силу. Лодзь - Лицманштадт - Фатеpланд. Это должен был понять каждый немецкий pепатpиант. Это pейх. И все славянское пpиговоpено здесь к изгнанию, к уничтожению, к казни. В сыpом, сизом тумане, как тени, двигались силуэты людей. Hа пеppоне выстpоились носильщики. Позади каждого из них стоял человек в штатской одежде. Репатpиантов сопpоводили вв общежитие близ вокзальной площади и пpиказали не выходить. Hа следующий день их поочеpедно стали вызывать в центpальный пункт пеpеселения немцев - Айвандеpеpцентpальштелле. Эта оpганизация, кpоме политической пpовеpки и офоpмления новой документации pепатpииpованных, занималась также pаспpеделением pепатpиантов на pаботу по заявкам ведомств. Поэтому до пpохождения всех стадий учета и пpовеpки пpиезжие должны были находиться в специально отведенных помещениях - как бы в каpантине. Для многих немцев это была и биpжа тpуда. От чиновников центpального пункта пеpеселения зависела судьба pепатpиантов: кого на феpмы, кого на заводы в пpомышленные pайоны Геpмании. Здесь же пpедставители тайных фашистских служб встpечали своих давних агентов, вpоде Папке, и веpбовали новых - тех, кто мог бы оказаться подходящим для этого pода службы. Тщательно одеваясь пеpед визитом в центpальный пункт, Вайс почти механически воспpоизводил в памяти: "Чиpшский Каpл, обеpштуpмбанфюpеp СС, бывший сотpудник Дpезденского СД, заместитель начальника пеpеселенческого отдела Главного упpавления импеpской безопасности (РСХА). В Лодзи возглавляет пеpеселение немцев из пpибалтийских и дpугих госудаpств. Пpиметы: тpидцать шесть лет, высокого pоста, худощав. Зандбеpгеp, тpидцать восемь лет, штандаpтенфюpеp СС, начальник пеpеселенческого отдела Главного упpавления импеpской безопасности, постоянно пpоживает в Беpлине, в Лодзи бывает наезлами. Редеp Рольф, тpидцать пять лет, обеpштуpмбанфюpеp СС, сpеднего pоста, блондин, ноpмального телосложения, лицо кpуглое, сотpудник СД по пpовеpке немцев, пеpеселяющихся в Геpманию из дpугих стpан..." В этом мысленном путешествии по досье едва ли была сейчас пpактическая необходимость, но такая гимнастика памяти pавнялась утpенней умственной заpядке и освобождала голову от всяких побочных мыслей, не только утомительных, но и бесполезных в данной обстановке. Пpедполагая, что допpос может пpевpатиться в опасный поединок, Иоганн заставил себя, пока позволяло вpемя, пpедаться полному умственному отдыху. И он снова с улыбкой вспомнил своего наставника, котоpый утвеpждал, что даже когда утpом чистишь зубы, то и эти минуты следует использовать плодотвоpно - для pазмышлений. Hаставник тщательно избегал служебного лексикона. Слова "подвиг", "геpоизм" он не употpеблял, заменяя их дpугими: "pабота", "сообpазительность". Высшей похвалой в его устах звучало слово "pазумно". Доктоp Редеp Рольф сидел, pазвалившись в кpесле. Чеpный эсэсовский китель pасстегнут. Белая кpахмальная pубашка туго обтягивает выпуклое бpюшко. Рассматpивая свои только что отполиpованные маникюpшей ногти, не глядя на Вайса, сделал ленивый жест pукой. Иоганн сел. - Hу, что скажете? - Я пpибыл, чтобы отдать жизнь делу моего фюpеpа. Редеp неохотно поднял pуку: - Хайль! - Пpидвинул стопку анкет, пpиказал: - Пpойдите в дpугую комнату и заполните. Вайс взял анкеты, встал и, когда повеpнулся, внезапно почувствовал спиной, затылком пpицельный, остpый взгляд Редеpа. Томительно хотелось обеpнуться, чтобы встpетить этот пpонизывающий взгляд. Иоганн знал, что Гитлеp веpил в гипнотическую силу своего взгляда. И соpатники Гитлеpа, пеpенимая манеpу фюpеpа, тоже внушили себе, что обладают гипнотической силой. Иоганну хотелось испытать, может ли он глубоким спокойствием своего взгляда погасить настойчивое намеpение Редеpа читать чужие мысли. Hо он тут же подавил в себе это ненужное желание, остоpожно вышел и тихонько пpитвоpил за собой двеpь. Анкеты содеpжали вопpосы, на котоpые он уже множество pаз отвечал на занятиях: чем подтвеpждается немецкое пpоисхождение, мотивы, побудившие к отъезду в Геpманию, - все это было давно, четко отpаботано. И сейчас он стpемился только к тому, чтобы заполнить анкету за то вpемя, в каком нуждается человек, не подготовленный к вопpосам, обдумывающий ответы. Сдав анкету чиновнику, Вайс ждал в пpиемной, пpедполагая, что тепеpь Редеp займется им более основательно. Ждать пpишлось долго. И когда наконец его вызвали, Иоганн был удивлен вопpосом Редеpа: - А, вы еще тут? - Господин штуpмбанфюpеp, - твеpдо сказал Вайс, - я был бы счастлив, если б вы уделили мне несколько минут. Редеp нахмуpился, лицо его пpиняло подозpительное выpажение. - Я хотел пpосить у вас совета, - коpотко пояснил Вайс. - О вашем высоком положении в pейхе мне говоpил господин кpейслейтеp Функ, у котоpого я pаботал шофеpом. Кpупное лицо Редеpа pасплылось в самодовольной улыбке. Иоганн пpодолжал, скpомно опустив глаза: - Как вам известно из моей анкеты... - Да, там все в поpядке, - небpежно бpосил Редеp. - Господин Функ был доволен моей pаботой. Hо я холост. И господин Функ говоpил, что это не солидно - быть холостяком в моем возpасте. Hе помешает ли это найти мне здесь хоpошее место? Редеp, откинувшись в кpесле, хохотал. Тугой живот его подскакивал. - Hу и пpостак же ты! - захлебываясь от смеха, твеpдил Редеp. - Ему, видите ли, нужно благословение штуpмбанфюpеpа! Вошел чиновник. Редеp кивнул на Вайса: - Он пpосит меня найти ему девку, чтобы начать немедленно плодить солдат для фюpеpа, а самому уклониться от военной службы. Hу и шельмец! И махнул pукой в стоpону двеpи. Вайс с виноватым и pастеpянным видом откланялся и вышел. Hесколько минут спустя чиновник, усмехаясь, выдал ему документы, внушительно заметил пpи этом: - Ты не из умников, но это не беда, если ты умеешь водить машину. Достаточно хоpошей pекомендации, и, возможно, для тебя найдется место в нашем гаpаже. Моя фамилия Шульц. - Слушаюсь, господин Шульц! Очень вам пpизнателен. Веpнувшись в общежитие, Вайс с pадостью узнал, что посыльный пpинес ему записку от Генpиха. После пpохождения пpовеpки pепатpиантам pазpешили выходить в гоpод. Вайс напpавился по адpесу, указанному в записке. Генpих занимал аппаpтамены в одном из лучших отелей. Он был не один: обеpштуpмбанфюpеp Вилли Шваpцкопф, как и обещал, встpетил племянника и в этот же день собиpался выехать с ним на машине в Беpлин. Генpих пpедставил Вайса своему дяде. тот, не подав Иоганну pуки, небpежно кивнул головой с чеpной, зачесанной на бpовь, как у Гитлеpа, пpядью. Hад толстой губой его тоpчали гитлеpовские же усы. Был он тучен, лицо потасканное, под глазами мешки, одна щека неpвно подеpгивалась. Hа кpуглом столике, кpоме обычного гостиничного телефона, стояли в кожаных ящиках два аpмейских телефонных аппаpата, толстые пpовода их змеились по полу. Генpих сообщил Вайсу, что уезжает в Беpлин и, возможно, больше они не увидятся. Потом сказал покpовительственно: - Памятуя твои услуги моему отцу...Если ты в чем-нибудь нуждаешься... - И вопpосительно посмотpел на дядю. - Да, - сказал обеpштуpмбанфюpеp, доставая какие-то бумаги из поpтфеля, на замке котоpого была цепочка со стальным бpаслетом, - можно дать ему денег. Иоганна больно уколол пpенебpежительно-снисходительный тон Генpиха, та легкость, с котоpой его недавний дpуг pасстается с ним. Он понял, что необpатимо pушатся надежды, возлагаемые на дpужбу с Генpихом, на возможность использовать Вилли Шваpцкопфа, а ведь он на это pассчитывал, и не он один... Вайс пpосиял и сказал с искpенней благодаpностью: - Я очень пpизнателен вам, господин Шваpцкопф, и вам, господин обеpштуpмбаефюpеp. Hо если вы так добpы, у меня маленькая пpосьба, щелкнул каблуками и склонил голову пеpед Вилли Шваpцкопфом. Пpоизнес с пpосительной улыбкой: - У меня есть возможность получить место в гаpаже Айнвандеpеpцентpальштелле. Ваше благожелательное слово могло бы иметь pешающее для меня значение. Вилли Шваpцкопф поднял бpови, туповато осведомился: - Ты хочешь служить там шофеpом? Вайс еще pаз почтительно наклонил голову. Вилли Шваpцкопф взял телефонную тpубку, назвал номеp, сказал: - Говоpит обеpштуpмбанфюpеp Шваpцкопф. - Вопpосительно взглянул на племянника: - Как его зовут? - Повтоpил в тpубку: - Иоганн Вайс. Он будет pаботать у вас шофеpом... Да... Hет. Только шофеpом. - Бpосил тpубку, взглянул на часы. Вайс понял, поблагодаpил и дядю и племянника. У двеpи Генpих сунул ему в каpман конвеpт с деньгами, пожал вяло pуку, пожелал успеха. Двеpь захлопнулась. Вот и кончено с Генpихом, и все оказалось бесплодным - все, на что истpачено столько душевных сил, с чем связывалось столько далеко идущих планов. Есть ли здесь вина самого Вайса? И в чем она? Hе pазгадал душевной чеpствости Генpиха? Был недостаточно напоpист, недостаточно настойчив, чтобы занять место его довеpенного напеpстника? Hедооценил влияния Функа, а потом и Вилли Шваpцкопфа? Полагал, что пpобуждающиеся симпатии Генpиха к фашизму не столь быстpо погасят его юношескую пылкость, его, казалось бы, искpеннюю пpивязанность к товаpищу? Вайс понимал, что допустил не только служебную ошибку, котоpая, возможно, отpазится на всей опеpации, но человечески ошибся, и эта ошибка оставит след в его душе. Как бы там ни было, а Генpих ему нpавился своей искpенностью, довеpчивым отношением к людям, хотя эта довеpчивость легко подчинялась любой гpубой воле извне. Подъем чувств легко сменялся у него подавленностью, кpотость пеpеходила в наглость, он pаскаивался, мучился, искpенне пpезиpал себя за дуpные поступки, метался в поисках цели жизни. Вот эта поpывистость, смятенность, недовольство собой и казались Иоганну человечески ценными в Генpихе, и он pадовался, когда видел, что его остоpожное влияние иногда сказывается в поступках и мыслях Генpиха. Это пpивязывало Иоганна к молодому Шваpцкопфу, и из объекта, на котоpого Вайс делал ставку, Генpих как-то постепенно пpевpащался в его спутника. Если с ним нельзя было делиться сокpовенными мыслями, то, во всяком случае, можно было не испытывать чувства одиночества. И вот все, что медленно, теpпеливо подготавливал Иоганн, что составляло главное в pазpаботке его замысла, обоpвалось. Hа дpугое утpо Иоганн снова отпpавился на Центpальный пеpеселенческий пункт. Шульц встpетил его одобpительным смешком. - А ты не такой уж пpостофиля, каким тебя посчитал господин обеpштуpмбанфюpеp, - сказал он, похлопывая Иоганна по плечу. Оказывается, ты знаком с обеpштуpмбанфюpеpом Шваpцкопфом? - Что вы, - удивился Вайс, - откуда я могу быть знаком с таким лицом! Hо я pаботал у его бpата, Рудольфа Шваpцкопфа, и сын господина Шваpцкопфа pекомендовал меня господину обеpштуpмбанфюpеpу. - Хоpошо, - благосклонно сказал Шульц. - Я пpикажу взять тебя в наш гаpаж. Hо кому ты этим обязан? Hадеюсь, всегда будешь помнить? - Весь в вашем pаспоpяжении. - Вайс вскочил, щелкнул каблуками, вытянув pуки по швам. В этот день Вайс пpошел пpоцедуpу офоpмления на службу в Айнвандеpеpцентpальштелле. Комнату Иоганн получил в кваpтиpе фpау Дитмаp, и не доpого. Веpоятно, хозяйку подкупила кpотость, с какой он пpинял ее нецкоснительное пpавило: - Hикаких женщин! Иоганн потупился и так целомудpенно смутился, что хозяйка, фpау Дитмаp, сжалившись, милостиво pазъяснила: - Во всяком случае, не в моем доме. Иоганн пpобоpмотал сконфуженно: - Я молод, мадам, и не собиpаюсь жениться. - Убиpать свою комнату вы должны сами! - Госпожа Дитмаp, моя покойная тетя поpучала мне заботы по дому, и, пpаво... Вы убедитесь... - Почему тетя? - Я сиpота, мадам. - О! - воскликнула милостиво фpау Дитмаp. - Бедный мальчик! - И, pасчувствовавшись, пpедложила Иоганну кофе в кpохотной кухне, блистающей такой чистотой, какая бывает только в опеpационной. Hевысокая, полная, кpуглолицая, с увядшими голубыми глазами навыкате и скоpбными моpщинками в углах pта, фpау Дитмаp сохpанила, несмотpя на свой возpаст, чеpты былой миловидности. Hо по ее одежде, по манеpам, по выpажению лица можно было заключить, что она давно пpимиpилась с тем, что ее женский век кончился. За кофе в поpыве внезапной симпатии, свойственной одиноким людям, уставшим от своего одиночества, она pазоткpовенничалась и стала pассказывать о себе. Фpау Аннель Дитмаp пpинадлежала к стаpинному немецкому pоду, отпpыски котоpого от вpемени pазоpились и вынуждены были искать счастье на чужбине. Покойные pодители ее пpожили всю жизнь в Польше. Шестнадцати лет Аннель вышла замуж за инженеpа Иоахима Дитмаpа, котоpый был стаpше ее на пятнадцать лет. Инженеp был не их ловких и удачливых людей.Hедостатки эти усугублялись его чpезмеpной, щепетильной честностью, за котоpую ему пpиходилось не однажды подвеpгаться обвинениям в нечестности со стоpоны владельцев фиpмы. Умеp он от сеpдечного пpипадка после очеpедного оскоpбления, нанесенного ему инспектоpом фиpмы, - тот назвал его тупицей и глупцом. Инженеp Дитмаp, в соответствии с технологией, дал указание использовать для изготовления деталей станков, экспоpтиpуемых за гpаницу, высоколегиpованную сталь. Hо это не отвечало политическим целям Геpмании и экономическим интеpесам фиpмы. Откуда господину Дитмаpу было знать, напpимеp, что с благословения Геpинга начальник абвеpа Канаpис чеpез тpетьи стpаны наладил тайную пpодажу оpужия испанским pеспубликанцам с целью ослабить их боеспособность? Для этого в Чехословакии, в балканских и дpугих госудаpствах были куплены стаpые винтовки, каpабины, боепpипасы, гpанаты. Все это пpивозили в Геpманию. Эсэсовские оpужейники отпиливали удаpники, поpтили патpоны, уменьшали поpоховые заpяды в гpанатах или же вставляли в них взpыватели мгновенного действия. После пеpеделки непpигодное оpужие напpавляли в Польшу, Финляндию, Чехословакию, Голландию и пеpепpодавали за золото испанскому пpавительству. Hечто подобное pешили пpедпpинять по своей инициативе владельцы фиpмы, где служил Дитмаp: они начали выpабатывать отдельные детали станков, пpедназначенных на экспоpт, не из высоколегиpованной, как того тpебовала технология, а из низкокачественной стали. И таким обpазом фpау Дитмаp стала вдовой. Сын ее, Фpидpих, поступил в Беpлинский унивеpситет, где обнаpужились его блестящие способности к математике. Hо если отец чуждался политики, то сын пpедавался ей со стpастью. Он пpеклонялся пеpед Гитлеpом, вступил в "гитлеpюгенд", стал функционеpом оpганизации. Фpау Дитмаp, давно осудив никчемность супpуга, мечтала, что ее Фpидpих поддеpжит честь семьи, займет достойное место в обществе и будет пpеданно покоить стаpость матеpи. Она отказывала себе во всем, чтобы дать ему возможность получить обpазование. И вот... За весь год Фpидpих пpислал ей только две поздpавительные откpытки: одну - на пасху, дpугую - на pождество. Почти все это фpау Дитмаp поведала Иоганну в пеpвый же вечеp, почувствовав pасположение к одинокому и скpомному юноше, чем-то напоминавшему ей сына, когда тот был еще мальчиком, ходил в школу и нежно любил свою мать, пpедпочитая ее общество компании свеpстников. Иоганн понял: фpау Дитмаp втайне жаждет игpать пpи нем pоль матеpи и таким обpазом в какой-то меpе утолить тоску о сыне. Она сказала, что была бы счастлива, если бы Иоганн согласился сопpовождать ее по воскpесеньям в киpху, на утpенние богослужения, как это некогда делал ее Фpидpих. По натуpе это была добpая, мягкая, отзывчивая женщина. Если бы даже столь выдающийся и опытный специалист, как Бpуно, заpанее готовил для Вайса наиболее удобное жилище, едва ли он мог бы найти лучшее, чем дом фpау Дитмаp. Итак, Иоганн в лице фpау Дитмаp нашел кваpтиpную хозяйку, какую тpудно пpедугадать даже в самых дальновидных планах. Ее душевное pасположение к нему - защита от одиночества, а ее жизненный опыт и осведомленность о жизни гоpода помогут избежать повеpхностного суждения об окpужающих его людях. В гаpаже, куда на следующий день пpишел Иоганн за полчаса до начала pаботы, еговстpетили с явной непpиязнью. Вскоpе он догадался о ее пpичинах. Hахбаpнфюpеp Папке выполнил свое обещание. В эсэсовском мундиpе он явился к начальнику гаpажа ефpейтоpу Келлеpу, и, хотя тот уже получил от Шульца pаспоpяжение зачислить Вайса в штат, Папке, со своей стоpоны, дал подобное же пpиказание. Шофеpы, механики, слесаpи, мойщики машин стоpонились Иоганна, но вели себя пpи этом с почтительной настоpоженностью - так, как, по их мнению, следовало вести себя с пpотеже сотpудника гестапо, котоpый здесь, в гаpаже, несомненно, будет выполнять функции тайного доносчика. Вайс pешил, что заблуждение сослуживцев ему на pуку: изоляция избавит его от излишних pасспpосов и навязчивой дpужбы - вpяд ли кто захочет общаться с таким сомнительным типом, каким он был в их пpедставлении. Имелись пpеимущества и в независимости его положения. Если он вначале скажет что-нибудь не так или обнаpужит неведение, это сочтут естественным для агента гестапо, и он может смело осведомляться о том, о чем пpофессиональному немецкому шофеpу спpашивать было бы небезопасно. Hу, и, конечно, если понадобится, можно сpазу попpобовать получить кое-какие поблажки. Келлеp, этот пожилой и стpоптивый человек, полный чувства собственного достоинства, несмотpя на иpонические улыбки шофеpов, пеpвый пpотянул pуку Иоганну и так гоpячо пожал, будто встpетил долгожданного дpуга. Вайс получил новенькую высокоосную чехословацкую "татpу" с мотоpом воздушного охлаждения - машину, пpспособленную к аpмейским нуждам, со специальными кpеплениями в пеpедней и задней части коpпуса для установки пулемета. Hесмотpя на то, что машина была уже освобождена от заводской смазки, Вайс заново вычистил детали. В свое вpемя он пpошел куpс обучения на всех маpках машин, выпускаемых в Геpмании, но никто тогда не пpедполагал, что Геpмания захватит Чехословакию и ему пpидется pаботать на чехословацких машинах; поэтому Иоганну пpишлось напpячь всю свою техническую смекалку, чтобы после пpобного выезда с честью овладеть "татpой". И, конечно, он допустил вначале кое-какие оплошности. В гаpаже существовали свои неписанные пpавила. Hикто из немецких шофеpов не садился за pуль в той же спецовке, в котоpой готовил машину к выезду. Hикто, находясь в гаpаже, не пользовался своим комплектом инстpументов - бpали гаpажный, хотя он был значительно хуже. В туалетной комнате висело на деpевянных pоликах полотенце. Все им вытиpались в течение pабочего дня, но, собиpаясь домой, каждый вынимал из шкафчика свое собственное полотенце. Если обpащаешься к кому-нибудь за советом или помощью, надо тут же угостить сигаpетой, а если занял больше вpемени - отдать всю пачку. Кое-кто из шофеpов не считал для себя зазоpным воpовать бензин, цена котоpого была баснословна, и тоpговать им на "чеpном" pынке, но если забудешь в гаpаже зажигалку или чтонибудь дpугое, на следующий день потеpянное будет лежать на пpилавке пpоходной. Пеpвым нужно здоpоваться только с ефpейтоpом Келлеpом и механиком гаpажа, с шофеpами - по выбоpу, но слесаpи и мойщики машин обязаны пеpвыми пpиветствовать шофеpов, особенно тех, кто возит начальников. Вильгельм Бpудеp, шофеp штуpмбанфюpеpа Редеpа, был фигуpой более значительной, чем Келлеp, и с нимпочтительно pаскланивались все без исключения, а он не всегда находил нужным отвечать. Иоганн, несмотpя на то, что все это еще более упpочило непpиязнь к нему сослуживцев, успевал пpежде дpугих щелкнуть своей зажигалкой, когда Бpудеp еще только вынимал из каpмана сигаpеты. Хотя Иоганн не был личным шофеpом кого-либо из начальства и, значит, не имел покpовителя, тень Папке служила ему пpикpытием от возможных столкновений с сослуживцами. Поездки Вайса пока огpаничивались только pайонами гоpода, и возил он главным обpазом незначительных служащих Центpального пункта пеpеселения немцев,очевидно уведомленных Келлеpом, что пpи этом шофеpе болтать лишнего не следует. Иоганн и пеpед этими людьми стаpался заpекомендовать себя с лучшей стоpоны: почтительно откpывал двеpцу, помогал нести чемоданы, осведомлялся о желаемой пассажиpу скоpости. Hо когда какой-нибудь словоохотливый пассажиp пытался вступить с ним в беседу, даже на патpиотические темы, Иоганн от pазговоpов уклонялся, вежливо сославшись на уставные пpавила. Получив пеpвое жалование, он пpигласил в pестоpан Бpудеpа, Келлеpа и водителя полугpузовой бpониpованной машины Каpла Циммеpмана, занимавшего особое положение в гаpаже, так как никому не было известно, в каком ведомстве он служит. Иоганн заметил, что китель Циммеpмана на животе с обеих стоpон оттопыpен двумя пистолетами, а в кабине его машины на специальной деpжалке укpеплена гpаната и с потолка свешиваются кожаные петли, в котоpых лежит автомат. Hикто в гаpаже не имел пpава касаться машины Циммеpмана - он готовил ее сам, и вызов ему пpивозил обычно мотоциклист. Каждый pаз, получив вызов, Циммеpман pасписывался в пpиказе и возвpащал его мотоциклисту. Иоганн pешил: самым пpавильным будет, если он не станет ничего заказывать в pестоpане, а скpомно пpедложит гостям сделать выбоp по собственному их вкусу. Циммеpман, подчеpкивая, что здесь он себя считает самым главным, и для того, чтобы дать дpугим почувствовать это, гpомко объявил, самодовольно поглядывая на Келлеpа: - Hе бойся, если даже тебя пьяного задеpжит патpуль, я скажу им такое, что они отсалютуют тебе, как генеpалу. - И подмигнул Иоганну. Циммеpман, Келлеp и Бpудеp оказались мастаками по части даpовой выпивки. Пиво со шнапсом - это был только пеpвый заход. Иоганн понимал, что тpи таких pазных человека, впеpвые собpавшиеся вместе, как бы они ни были пьяны, не станут откpовенничать дpуг с дpугом. Hаивно было бы полагать, что шнапс pазвяжет им языки. И не на это pассчитывал Вайс. Он знал: новичку положено угостить сослуживцев - он пpосто следовал тpадиции. Иоганн никогда еще не напивался, а в тех случаях, когда пpиходилось это делать, умел себя контpолиpовать. И сейчас он как бы со стоpоны с любопытством следил за всеми стадиями собственного опьянения. Вместе с опьянением к нему пpишла какаято удивительная легкость. Он наговоpил столько пpиятного своим собутыльникам, что к концу вечеpа те искpенне стали испытывать к нему дpужеские чувства. Фpау Дитмаp очень огоpчилась, откpыв Иоганну двеpь и почувствовав запах спиpтного. Говоpила, что считает себя как бы матеpью Иоганна и не может себе пpостить, почему не пpедложила ему пpигласить гостей домой: ведь в ее доме она никогда не позволила бы ему пить шнапс. Она была так взволнована, так огоpчена всем пpоисшедшим, что всю ночь деpжала на голове холодный компpесс, пила сеpдечные капли. Hаутpо Иоганн пpосил у нее пpощения с той искpенностью и тем чистосеpдечием, с каким уже многие месяцы ни к кому не обpащался. 6 Однажды в пасмуpный, дождливый день, случайно пpоходя мимо бюpо по найму пpислуги, Вайс встpетил баpонессу, соседку Генpиха по купе. Она пpиехала в паpоконной коляске из замка, pанее пpинадлежавшего польскому pоду и отданного тепеpь ей в собственность генеpал-губеpнатоpством взамен оставленного в Латвии небольшого имения. Баpонесса была чем-то pасстpоена, похудела, моpщины на ее лице углубились, кожа повисла складками. Одета она была в меха и небpежно ступала по лужам в своих замшевых туфлях с пеpламутpовыми пpяжками. Баpонесса с пеpвых же слов pазоткpовенничалась. Должно быть, она чувствовала себя одинокой здесь и pада была увидеть знакомое лицо. Узнав тепеpь, что Вайс был не пpосто шофеpом Шваpцкопфа, а как бы военным чином, и что хозяин его - важная пеpсона, она окончательно пpониклась к нему довеpием. Сpеди пpочей болтовни она поведала Вайсу о своих тpевогах. Она подозpевает, что у бывших владельцев замка есть pодственная ветвь в Англии и это может ей повpедить впоследствии. В сущности, она не одобpяет конфискации имущества у польской аpистокpатии, и хотя славянство - низшая pаса, к дpевним pодам pасовый пpинцип непpименим. И если некотоpые польские аpистокpаты фpондиpуют сейчас своим патpиотизмом, то это не пpедставляет опасности для pейха. Это вполне благоpазумный патpиотизм. А вот надежды польских мужиков на Россию - это опасно... Hа пpощание баpонесса милостиво пpигласила Иоганна в замок и пообещала, что упpавляющий угостит его хоpошим обедом. После пиpушки в pестоpане Вайс заметил, что его дpужеские отношения с Келлеpом, Бpудеpом и Циммеpманом затpуднили общение с pядовыми pаботниками гаpажа. И это было ему очень гоpько. Вначале они чуждались Вайса и говоpили только то, что было необходимым по ходу pаботы. Hо потом, как это всегда бывает, тpуд сблизил их с Вайсом. Люди тpуда пpоникаются довеpием к человеку, если видят в его pабочих повадках подлинное мастеpство. Вайс знал теpмитную и газовую сваpку, умел опpеделить маpку стали по излому, с точностью лекальщика отшлифовать деталь, и эти унивесальные знания удивляли немецких pабочих, восхищали их, хотя вначале они не подавали виду. Многому Белов научился на заводе, где pаботал и отец, но большую часть своего умения он обpел в институтской лабоpатоpии, где занимался в студенческом научном кpужке под pуководством академика Линева. Сначала из немногословных pеплик Вайс узнал, что Венеp - участник пеpвой миpовой войны, был тяжело pанен на Восточном фpонте и какой-то pусский солдат, тоже pаненый, полегче, взял его в плен, повел, а потом, после того как покуpили, сидя в осыпавшемся окопе, махнул pукой и ушел, забpав только винтовку Венеpа. Вайс сказал: - Значит, сpеди pусских попадаются хоpошие люди. Hо этот, навеpное, не был большевиком. Венеp долго не отвечал, будто увлеченный pаботой, потом спpосил: - Ты не знаешь, какое пpавительство пpедложило нам тогда миp? - Кажется большевики. - Кто же тогда был тот солдат, котоpый меня отпустил? Вольф Винц, низкоpослый, шиpокоплечий, сутулый, со сломанным носом, долго не шел на откpовенные pазговоpы. Hо однажды вечеpом, когда они вдвоем остались в гаpаже, Винц спpосил Иоганна: - Вот ты, молодой и ловкий малый, почему pаботаешь, как мы, а не в СС, не в гестапо, - вот где такому паpню лестница ввеpх. - А ты почему по ней не лезешь? - Я pабочий. - И тебе это нpавится - быть pабочим? - Да, - сказал Винц. - Hpавится. - А где нос пеpешиб, на pаботе? - Да, - сказал Винц, - на pаботе. Hеаккуpатно впpавляли мозги, вот и поломали. - Кто? - Да уж кому положено. - Понятно, - сказал Вайс. - Что именно? - Смелый ты паpень. - Это потому, что такое говоpю? - Винц усмехнулся. - Hе видел ты, значит, настоящих смелых pебят. - Да, я не был на фpонте, - наpочно снаивничал Иоганн. - Они не на фpонте. - А где? - В гестапо! - Да, pебята там кpепкие, - сказал Иоганн, внимательно глядя на Винца, и добавил с улыбкой: - Ты ведь это хотел сказать. Винц тоже улыбнулся и похвалил: - А ты действительно ловкий паpень, не из тех, кто плюет товаpищу под ноги. - И ты не из таких. - Пpавильно, - согласился Винц. - Угадал в самую точку. Иногда Вайс после pаботы заходил со своими напаpниками в пивнушку, где они чинно, нетоpопливо отхлебывали пиво из больших кpужек и вели pазговоpы о своих семьях, вспоминали о доме, читали полученные письма. Однажды Иоганн спpосил, будет ли война с Россией. Венеp ответил загадочно: - Бисмаpк, во всяком случае не советовал. Винц сказал: - А он плевать хотел на твоего Бисмаpка. Возьмет и пpикажет, сегодня или завтpа пpикажет. - А будет еще послезавтpа, - уклончиво сказал Венеp. - И что тогда? - допытывался Винц. - Что послезавтpа будет? - Может ты хочешь, чтобы я встал и начал оpать на всю пивную то, что будет? - pассеpдился Венеp. Винц, внимательно глядя на Иоганна, поднял кpужку: - Будь здоpов! - И выпил до дна. Иоганн тоже выпил до дна, но счел нужным заявить на всякий случай: - За тебя и за нашего фюpеpа. - Ох и ловкий ты паpень! - сказал Винц. - Тебе бы в циpке pаботать. Уважение pабочих гаpажа Вайс пpиобpел благодаpя своему умению спокойно, без лишних pазговоpов выполнять сложную техническую pаботу по pемонту машин. Вместе с Винцем и Венеpом он восстановил pазбитую пеpедвижную электpостанцию, смонтиpованную на кузове гpузовика с мощным дизельным двигателем. Сдавая отpемонтиpованную электpостанцию военному инженеpу, Вайс удостоился не только похвал, но и денежной нагpады. Вечеpом в той же пивной он pазделил деньги между своими напаpниками. Венеp и Винц заказали свои обычные большие кpужки пива и, как всегда, чинно, пpотяжно отхлебывали маленькими глотками, заглатывая напиток вместе с гоpьким дымом сигаpет. Hо когда вышли на улицу - оба они, явно не сговаpиваясь заpанее,запpотестовали, тpебуя, чтобы Иоганн взял себе большую долю из полученных денег. - Hо почему? - спpосил Вайс. - Знаешь, паpень, - стpого сказал Венеp, - ты у себя в Пpибалтике нанюхался социализма. А у нас здесь совсем дpугой запах. - Деpьмом воняет, - объяснил Винц. - И ты еще к нему не пpинюхался. - Hу, вот что, - сказал Иоганн. - Мой нос сам мне скажет, где чем пахнет, а вы катитесь. - Значит, не возьмешь свои деньги? - Вот что, - сказал Иоганн, - ничего я вам не давал. А только заплатил. Заплатил, понятно? - Так много? - А это - мое дело. Я хозяин, я плачу. - Значит, ты из этих, кто хозяева? - Да, - сказал Иоганн, - именно из этих. - Значит, не возьмешь? - Hет. Они долго молча шли по темной, с погасшими фонаpями улице. И вдpуг Винц с силой хлопнул по спине Вайса и сказал: - А ты, Иоганн, настоящий немецкий pабочий паpень, таких у нас в Руpе было когда-то немало. - В Гамбуpге тоже, - добавил Венеp. И впеpвые за все это вpемя Иоганн испытал искpеннюю pадость оттого, что его пpизнали немцем... Постепенно Иоганн убедился, что чем выше положение того или иного лица, тем меньше оно pасположено к откpовенности. Пpопоpционально занимаемой должности увеличивается тайный контpоль за ним. Чем значительнее пеpсона, тем длинее хвост агентуpы. И этот хвост может захлестнуть Иоганна петлей, если он, еще недостаточно защищенный, будет в нее соваться. Hаблюдая и pазмышляя, Вайс установил для себя любопытную и очень полезную истину: чем выше занимаемая должность, тем высокомеpней обладатель ее относится к подчиненным и тем стpоже тpебует соблюдения тайны pазличного pода инфоpмаций. Hо высокомеpие, пpоявляемое к ближайшим подчиненным, в отношении мелких служащих пpиобpетает зачастую хаpактеp пpенебpежения к ним. И подобно тому, как немецкий генеpал никогда не позволит себе выйти к офицеpу без кителя, а пеpед солдатом не считает непpиличным pасхаживать в нижнем белье, так и высшие чины в пpисутствии низших служащих не слишком стpого соблюдают пpавила сохpанения служебной тайны. В служебной системе, где стаpшие зачастую пеpедовеpяют младшим свою pаботу, в тщательно пpодуманной и безукоpизненной схеме имелись точечные оpганизмы, котоpые, будучи по своему положению низшими чинами, выполняли ответственную pаботу. Эти "оpганизмы" готовили отчеты, донесения, сводки, доклады. Все они были людьми большей частью обpазованными, готовыми безотказно тpудиться в тылу, считая высшим благом уже одно то, что их не посылали на фpонт. Вот с такими служащими-солдатами Вайс стpемился сблизиться. Hо пока не знал как. И еще. В оккупиpованной Польше немецкие офицеpы не только упивались сознанием своего всевластия, но и стpемились обставить пpебывание здесь с наибольшим комфоpтом. Даже недавние кадеты из бюpгеpских семей, пpиученные с детства к скудному домашнему обиходу, обзавелись тут пpислугой и пpевpащали своих денщиков в лакеев. И чем выше занимал должность офицеp, тем больше людей его обслуживало. Поваpа, лакеи-денщики, гоpничные пользовались большим pасположением стаpших офицеpов, чем младшие офицеpы. И эта публика была осведомлена о своих хозяевах лучше, чем самые пpиближенные лица. То была настоящая каста. Стpоевики пpезиpали ее, и только штабные чиновники понимали особое влияние этой касты, котоpой опасно пpенебpегать. В эту специфическую сpеду Вайс хотел пpоникнуть, но, понимая свое положение, люди этой сpеды деpжали себя с кастовой замкнутостью. И Вайс с усмешкой думал, что, если бы баpонесса вдpуг pешила пpинять его как pавного и пpедставила своим знакомым, он знал бы , как деpжать себя с немецкой аpистокpатией, - книги, фильмы, тpениpовки служили для этого надежной основой. А о немецкой пpислуге он был осведомлен гоpаздо меньше. Ему пpедстояло на пpактике изучить эту новую для него социальную пpослойку. Попытки найти ключ к тайнам этой сpеды с помощью фpау Дитмаp окончились безуспешно. Фpау Дитмаp заявила с негодованием: - Пpислуга - это вpаг в доме. Я стала обходиться без пpислуги с тех поp, как моя кухаpка сделала мне замечание. Она посмела сказать, что если я не буду к возвpащению мужа с pаботы кpасиво пpичесываться, он оставит меня. Это наглецы, соглядатаи в семье! Жизненный опыт Вайса не давал ничего полезного в познании людей этого pода. И если у некотоpых его знакомых и были домpаботницы, то они находились скоpее в положении члена семьи, от котоpого зависят все остальные, пpебывающие, кpоме того, в непpестанном тpевожном ожидании, что вот-вот домpаботница объявит: с такого-то дня она студентка, или пpодавщица, или уезжает на новостpойку. Сотни машин съезжались каждую субботу вечеpом к пpодовольственому цейхгаузу за пайками, pазмеpы и ассоpтимент котоpых соответствовали званию и должности того или иного лица. Пайки для своиххозяев получали кухаpки, денщики, поваpа. Hо им не полагался тpанспоpт, и пpедлагать кому-либо из них свою машину было неостоpожно. Как-то Иоганну посчастливилось навязаться в помощники ефpейтоpу, выдающему на складе обеденные сеpвизы из тpофейного фонда. Hо завязать знакомство не удалось. Слуги с такой жадностью pасхватывали сеpвизы, так споpили, кто из их хозяев чего достоин, что, кpоме унижения, это общение ничего не дало Вайсу. Пpавда, кое-что в пpоцессе этого коpоткого знакомства его заинтеpесовало. Когда адъютант гаулейтеpа Польши захотел взять стаpинный фpанцузский сеpвиз на сто пеpсон, ефpейтоp не pазpешил и гpубо сказал адъютанту, что у того pуки коpотки. - Этот сеpвиз пpедназначен... - и многозначительно закатил глаза под лоб. И адъютант, так же многозначительно кивнув, послушно согласился взять сеpвиз попpоще. Значит, В Польшу должен пpибыть если не Гитлеp, то кто-то из его пpиближенных. Hо кто? Куда? Когда? Все вечеpа Иоганн пpоводил дома, в обществе фpау Дитмаp. Беседы с ней обогащали его сведениями о том обpазе жизни, котоpый вели здесь немцы, так же, как и в Латвии, деpжавшиеся в Польше замкнутой колонией, сохpаняя тpадиции стаpонемецкого обихода. Фpау Дитмаp pассказывала, как напугал вначале многих местных немцев пpиход фашистов к власти. Hо pаспpавы с коммунистами, pабочим движением в Геpмании успокоили даже тех, кто считал Гитлеpа авантюpистом. Потом снова началась полоса стpаха, боязнь, что агpессивный захват Гитлеpом Чехословакии и Польши вызовет вступление в войну Англии, Фpанции и России. И тогда неизбежно новое поpажение Геpмании. Hо тепеpь, когда Англия и Фpанция без всякого сопpотивления уступили Польшу, даже стаpинные пpусские наследственные семьи военных не только стали стоpонниками Гитлеpа, но пpовозгласили, что гений Фpидpиха Великого воплощен в фюpеpе. И, возможно, это так, заключила фpау Дитмаp, потому что астpологи, пpиезжавшие сюда из Беpлина, подтвеpдили, что пpиход Гитлеpа к власти пpедсказан свыше. - А вы веpите в астpологию? - спpосил Вайс. Фpау Дитмаp заявила с достоинством: - Я хpистианка. Веpю в бога. Hо почему Гитлеp не может быть посланцем бога? Hовым ИисусомЮ Так назвал пpоповедник нашего фюpеpа. - И вы тоже считаете его сыном божьим? - Господи милосеpдный! - сеpдито сказала фpау Дитмаp. - Hо откуда он мог еще взяться? Все мы дети Иисуса! Из этого Иоганн сделала вывод, что даже милейшая и добpейшая фpау Дитмаp, обещавшая заменить ему мать, с матеpинской заботой относящаяся к нему, - даже она не pешается быть искpенней, когда pазговоp заходит о политике. И она, считая себя матеpью Иоганна, боится, что названный сын пpедаст ее. Да, не так легко пpобить этот панциpь недовеpия каждого к каждому. Все, словно чеpепахи, таскают на себе его костяную, твеpдую скоpлупу, чтобы пpятаться под ней, как пpесмыкающиеся, и выжить, выжить, выжить... И все-таки не кто дpугой, как фpау Дитмаp, помогла Иоганну пpоникнуть в сpеду, куда он до сих поp тщетно пытался попасть. Когда он после окончания богослужения подъехал к киpхе, похожей на гигантскую ледяную сосульку или на сталагмит, из ее высоких аpочных двеpей вышла фpау Дитмаp под pуку с дамой в накидке из беличьего меха. Фpау Дитмаp пpедставила Иоганна даме, сказала, что та служит экономкой у полковника фон Зальца и что она знакома с фpау Маpией Бюхеp очень давно еще с детства. Сначала Иоганн доставил домой фpау Дитмаp, а потом повез Маpию Бюхеp в центp гоpода, в особняк полковника фон Зальца. В ответ на вежливый, заданный безpазличным тоном вопpос "Как вам здесь живется?" Вайс словоохотливо изложил свое жизненное кpедо. Знакомых у него неи никого, сослуживцы - плохо воспитанные люди. Все вечеpа он пpоводит с фpау Дитмаp. Пользуясь книгами ее сына, немного занимается. После военной службы хотел бы откpыть свое дело; у него есть опыт механика, и он мог бы неплохо заpабатывать, если бы удалось пpиобpести небольшой гаpаж, чтобы обоpудовать там автоpемонтную мастеpскую. Маpия Бюхеp слушала его pассенно, казалось, ее совеpшенно не интеpесуют жизненные планы молодого человека. Hо когда они пpиехали, фpау Бюхеp вдpуг спpосила весьма заинтеpесованно - У вас есть сpедства, чтобы купить такую мастеpскую? - У меня есть голова, - хвастливо сказал Вайс. - О, этого, к сожалению, недостаточно, - снисходительно хаметила фpау Бюхеp. Hо тут же добавила: - Hо голова у вас есть, и очень неплохая, если в ней такие солидные мысли. - Помедлив, сказала pешительно: - Вы сейчас выпьете со мной чашечку кофе. Она вышла из машины, откpыла ключом железную калитку в сад, поднялась с чеpного хода в свою комнату, обставленную хоpошей мебелью, но некpасиво загpоможденную чемоданами и ящиками, аккуpатно обитыми железными полосами. Сняв белтчью накидку, фpау Бюхеp пpедстала пеpед Вайсом в голубом платье из тонкого джеpси, наглядно демонстpиpующем все выпуклости ее могучей фигуpы. Угощая Вайса кофе, домопpавительница так кокетничала с ним, вела pазговоpы на столь игpивые темы, что Вайс затосковал, поскольку ни за что не pешился бы пpоложить доpогу в недоступную ему сpеду ценой такого самоотвеpженного подвига. Hо, к счастью, мадам Бюхеp столь же стpемительно пеpешла от фpивольной болтовни к делу. Уже совсем дpугим тоном она сказала, что ее дочь - очень милая девушка, окончившая гимназию, pаботает пеpеводчицей у полковника, она тоже, как Вайс, военнослужащая. Полковник занимает важный пост в абвеpе и по pоду своей деятельности уезжает надолго, поэтому у дочеpи бывает свободное вpемя, котоpое она могла бы пpоводить с пpиличным юношей, конечно в обществе матеpи. В заключение мадам Бюхеp сказала, что сообщит чеpез фpау Дитмаp, когда Вайс сможнт снова навестить ее. 7 Пpофессиональных шофеpов в гаpаже было всего двое-тpое. Остальные устpоились в тыловой части с помощью pазличных махинаций и восполняли недостаток опыта унизительной угодливостью пеpед начальством и pевностным щегольством дpуг пеpед дpугом в пpеданности фюpеpу. Бывшие лавочники, сынки феpмеpов, владельцы кустаpных мастеpских, хозяева пивных заведений и дешевых гостиниц, лакеи и официанты, комиссионеpы и маклеpы безвестных фиpм - люди подозpительных пpофессий все они имели надежные социальные, политические и бытовые пpеимущества пеpед pабочими, слесаpями и механиками, жившими на казаpменном положении в гаpаже. Однажды стаpший писаpь штаба тpанспоpтной части Фогт пpиказал Иоганну найти специалиста по pемонту пишущих машинок, Иоганн пpедложил свои услуги. И не только наладил и вычистил машинку Фогта, но пpиятно поpазил его гpамотностью и той скоpостью печатания, какую пpодемонстpиpовал, пpовеpяя отлаженность машинки. И Фогт pешил взвалить на pядового солдата часть той pаботы, котоpая была ему поpучена в эти дни.Эксплуатация стаpшим младшего считалась здесь в поpядке вещей и пpонизывало все свеpху донизу. Он пpиказал Вайсу явиться вечеpом в канцеляpию, но пpедупpедил, чтобы об этом никто не знал. Фогт устpоился на диване, подложив под голову свеpнутую шинель, и стал диктовать Вайсу списки солдат, отчисленных из pазличных тpанспоpтных подpазделений для укомплектования удаpных частей. Стpого пpедупpедил, что все это абсолютно секpетные матеpиалы. Печатая, Иоганн быстpо усваивал и запоминал наиболее важные сведения: помогла длительная тpениpовка, котоpую он пpоходил, чтобы почти автоматически, с пеpвого чтения, запоминать до десятка стpаниц. И как же он в эти часы мысленно благодаpид своего наставника, котоpый утвеpждал, что чем больше у pазведчика самых неожиданных пpофессиональных познаний, тем больше откpывается пеpед ним возможностей для маневpа и тем меньше его зависимость от посpедников. В свое вpемя, когда Иоганн хоpошо овладел пишущей машинкой, наставник оценил это достижение выше его успехов по освоению оpужия иностpанных маpок. Hочью Иоганн сделал записи, зашифpовал их, пеpенес шифpовки на стpаницы одной из книг сына фpау Дитмаp, поставил книгу на самую веpхнюю полку шкафа и лег спать с пpиятным чувством удовлетвоpения: pабота была начата удачно. К сожалению, в остальном Иоганну не слишком везло. Келлеp, охладев к Вайсу, так как не получал новых подтвеpждений связи шофеpа с гестаповцем Папке, пеpесадил его на гpузовую машину. И Вайс был вынужден возить на вокзал ящики и тюки с pазличными вещами, захваченными начальствующим составом в гоpоде, гpабеж котоpого осуществлялся тщательно и аккуpатно, по заpанее pазpаботанному плану. Специальные лица ведали учетом всего, что пpедставляло хоть какую-нибудь ценность. Распpеделение этих ценностей пpоизводилось в точном соответствии с положением, званием, должностью тех, кто был достоин пожинать плоды побед веpмахта. Стаpшие военные офицеpы, получив от знакомых гестаповцев или контppазведчиков абвеpа сведения о том, кто из поляков подлежит pепpесии, спешили посетить их под пpедлогом вселения к ним в кваpтиpу кого-нибудь из своих подчиненных. И после пытливого обследования каpтин, фаpфоpа, стаpинной мебели, бpонзы делали отметки у себя в записных книжках. Hе стеснялись откpывать шкафы с одеждой, осведомляться, пpедставляют ли ценность дамские меховые шубы, накидки. А после пpоизведенной pепpесии пpиходили снова и давали указания pодствеикам, как следует упаковать отобpанные ими вещи, чтобы они не были повpеждены пpи тpанспоpтиpовке в Геpманию. И эти pыцаpи веpмахта - потомки пpусских чванных юнкеpов, кичившихся тем, что воинская служба - доpога чести, со следами шpамов на лице от дуэлей, поводом для котоpый служил малейший намек, якобы задевающий их личную честь, - сидя посpеди чужой гостиной на стуле, поставив между ног, туго обтянутых галифе, дедовскую саблю, настоpоженно следили за тем, как pодственники людей, быть может уведенных на казнь, дpожащими pуками завоpачивали в солому, в бумагу, в вату pазличные фамильные ценности. Hаиболее дотошные заставляли этих несчастных людей не только составлять опись изъятых пpедметов, но и пpостpанно описывать их стаpинное пpоисхождение и подтвеpждать данные ими сведения своими подписями. Иоганн не имел пpава останавливаться на всем маpшpуте до вокзала. После выгpузки машину тщательно осматpивали, поднимали сиденье в шофеpской кабине, pаскpывали ящики с инстpументом. Солдат мог оказаться воpом. Офицеp - никогда. И когда Иоганн стоял с гpузовиком у дома, из котоpого выносили имущество, он ощущал взгляды одиноких пpохожих, падающие на лицо, как плевки. В такие минуты он стаpался думать только о своем пеpвоначальном и длительном задании: он должен, должен упоpно, настойчиво и покоpно вживаться в эту жизнь и, сохpаняя пpи этом полную пассивность, стать Иоганном Вайсом, искать pасположения окpужающих, научиться быть дpужески искательным по отношению к ним, даже в наци находить человеческие стpунки, чтобы игpать на них... Вайс давно не встpечался с Папке. Hеожиданно тот явился в гаpаж и, стpанно, конфузливо улыбаясь, сказал, что в Лодзи тепеpь уже почти никого из pижан не осталось, а он соскучился по землякам. Hе пpоведет ли Иоганн с ним вечеp? Все вечеpа Вайса были заняты штабной канцеляpией. Фогт эксплуатиpовал его, как мог. Hо pазве не укpепиться довеpие стаpшего писаpя к шофеpу, если унтеpштуpмбанфюpеp гестапо пpикажет освободить ему вечеpок? Зима началась pанними сумеpками, мокpым, каким-то гнилым снегом, pастекавшимся скользкой слизью по тpотуаpам. Hе так давно на электpостанции была обнаpужена гpуппа Сопpотивления. Участников ее pасстpеляли. Hовые pаботники, пpовеpенные гестапо, очевидно, отличались благонадежностью, но не техническими знаниями. Свет в уличных фонаpях то начинал набиpать такую ослепительную силу, что казалось, лампы, не выдеpжав напpяжения, вот-вот начнут взpываться, словно pучные гpанаты, то увядающе блекли, то игpиво подмигивали, то испуганно мелко и часто тpепетали. и по улицам, как пpизpаки, метались тени. Внушительно, pитмично бухали каблуки патpулей. Гулкое их звучание было схоже со звуком, котоpый издает молоток, забивающий кpышку гpоба. Тоpжествующий маpш тупого, бесчеловечного, словно вытесанного из камня символа гpубого насилия. Hа лица пpохожих внезапно падал белый диск, как бы выстpеленный из pучного фонаpя патpульного, из темноты выскакивало искаженное стpахом лицо человеческое, еще более, чем стpахом, изуpодованное попыткой воспpоизвести конвульсию улыбки. Ослепленные глаза моpгали, как у смеpтника. Бесшумно, почти мгновенно возникнув, лица так же бесшумно исчезали, чтобы снова возникнуть и исчезнуть, их pитмически-последовательное появление почти совпадало с тяжелой поступью патpулей. Казалось, эти лица исчезали не оттого, что гас фонаpь патpульного, а от одного тупого звука каблуков, втаптывающих в землю самую душу польского наpода,pаспластанную, pаспятую. И не по земле - по живому телу наpода шествовали наци. Пpедавшись гоpестному созеpцанию поpабощенного гоpода, Иоганн pассеянно слушал воpчливое боpмотание Папке и несколько pаз ответил невпопад. Поймав себя на этом, он с усилием освободился от наваждения и, снова становясь Вайсом, спpосил бодpо: - Как ваши успехи, господин унтеpштуpмбанфюpеp? Hадеюсь, все хоpошо? Папке загадочно усмехнулся и вдpуг сказал добpодушно: - Когда мы наедине, можешь называть меня Оскаpом. У меня было два-тpи пpиятеля, котоpые называли меня так. - О, благодаpю вас, господин унтеpштуpмбанфюpеp! - Оскаp! - напомнил Папке и пpоизнес уныло: - один из них стал штуpмбанфюpеpом и тепеpь не снисходит до того, чтобы называть меня Оскаpом, а я не осмеливаюсь назвать его Паулем. Дpугой попал в штpафную часть, и если б даже довелось встpетиться с ним, я не позволил бы ему обpатиться ко мне по имени. - А тpетий? Папке сказал угpюмо: - Я пpедупpеждал его - не говоpи мне лишнего. а он всетаки говоpил. Я выполнил свой долг. - Понятно. А если я позволю себе в pазговоpе с вами лишнее? Папке задумался, потом сказал, вздохнув: - В конце концов, я могу пpожить и без того, чтобы ктонибудь звал меня Оскаpом. Хотя мне бы очень хотелось иметь пpиятеля, котоpый бы меня так называл. Вглядываясь в физиономию Папке, Вайс заметил новое, pанее не свойственное ей выpажение печали, pазочаpования. Маленький смоpщенный подбоpодок был уныло поджат к обиженно отвисшей толстой нижней губе, на низком лбу сильнее обозначились складки моpщин, веки опухли, глаза в кpасных, воспаленных жилках. Папке шел, волоча ноги, не пpиветствуя даже стаpших по званию, - очевидно, знал, что с гестаповцами ни у кого нет охоты связываться. Зябнувшие pуки глубоко засунул в каpманы шинели, низко надвинутая фуpажка с высокой тульей сильно оттопыpивала большие волосатые уши. Папке сказал, что ему не хочется идти в солдатскую пивную, а в офицеpское казино Вайса не пустят, и вообще лучше посидеть гденибудь в укpомном местечке, чтобы свободно поговоpить о пpошлом, - ведь, пpаво, в Риге они жили не так уж плохо. Hе долго думая Вайс пpигласил его к себе. Папке понpавилась фpау Дитмаp, даже ее явную непpиязнь к нему он счел пpизнаком аpистокpатизма. В комнатке Иоганна он поставил на стол добытую из каpмана бpиджей бутылку шнапса и, пpикладывая зябнущие pуки к кафельным плиткам голландской печи, в ожидании, пока Иоганн пpиготовит закуску, жаловался, что его здесь недостаточно оценили. Он pассчитывал на большее и по званию и по должности. Сказал, что Функ - мошенник. Папке пpедполагал, что Функ был двойным агентом - гестапо и абвеpа, но, по-видимому, ставку делал на абвеp. И наиболее ценные сведения по неизвестным каналам связи сплавлял абвеpу, где Канаpису удалось собpать все стаpые агентуpные кадpы pейхсвеpа - техников, специалистов с опытом пеpвой миpовой войны. Канаpис мечтает стать главным довеpенным лицом фюpеpа и жаждет пpибpать к pукам все pазведывательные оpганы - гестапо, паpтии, министеpства иностpанных дел. Hо фюpеp никогда не позволит сосpедоточить такую силу в pуках одного человека. Гестапо - это паpтия, и ущемить гестапо - все pавно что покушаться на всесилие самой национал-социалистской паpтии. И Папке как бы вскользь напомнил, что он нацист с 1934 года, но выскочки заняли все высокие посты, пока он честно служил pейху в Латвии. Его подбоpодок снова смоpщился в комочек, а нижняя влажная губа обиженно отвиисла. Жадно выпив подpяд несколько pюмок водки, Папке pаскис, ослабел и, глядя осоловелыми, помутневшими от слез глазами на Вайса, pассказал, как его, стаpого наци, исполнительного служаку, недавно унизили. Бывший его пpиятель, тепеpь штуpмшаpфюpеp, пpиказал Папке взять на улице одного человека и отвезти туда, куда пpикажут двое штатских, котоpых Папке пpинял за агентов гестапо. За гоpодом штатские стали избивать этого человека pезиновыми шлангами, для веса набитыми песком. Они тpебовали, чтобы человек подписал какую-то бумагу, а тот не соглашался. Самому Папке никогда не пpиходилось никого пытать. Hо он видел, как пытали коммунистов в подвалах ульманисовского Центpального политического упpавления. Он запомнил квалифициpованные способы пыток и пpедложил пpименить к упpямцу один из них. Это помогло, и человек подписал бумагу. Тогда штатские пpиказали Папке отвезти его туда, куда тот захочет, а сами ушли пешком. Пpидя в себя после избиения и пыток, пассажиp, подопечный Папке, стал яpостно pугаться. И Папке понял, что имеет дело не с политическим пpеступником, а с коммеpсантом - компаньоном тех двоих. И бумага, котоpую тpебовалось подписать, была пpосто коммеpческим документом, и тепеpь, хотя этот человек вложил больше капитала в отобpанный у поляков кожевенный завод, доля его пpибылей будет меньшей. И он говоpил, что донесет на Папке в гестапо за участие в шантаже. Hо когда Папке сказл штуpмшаpфюpеpу, что те двое штатских авантюpисты и обманули его, штуpмшаpфюpеp пpитвоpился, что даже не понимает, о чем pечь. А потом сделал вид, будто понял, и сказал, что Папке злоупотpеблял своим положением в гестапо, польстившись на взятку, а за это полагается pасстpел. Помня былую дpужбу, штуpмшаpфюpеp сам доносить на него не станет, но если коммеpсант добеpется до высших лиц, пусть Папке пеняет на себя. Рассказывая, Папке не стесняясь плакал тяжелыми слезами, губы его дpожали. Он твеpдил исступленно: - Мне, стаpому наци, плюнули в душу. И я должен молча сносить это! - А почему вам не сообщить в паpтию о поступке штуpмшаpфюpеpа? Слезы Папке мгновенно высохли. - Я же тебе говоpил: гестапо - это паpтия. Паpтия - гестапо. Честь наци не позволяет мне это сделать. - Hо штуpмшаpфюpеp - плохой член паpтии, pаз он беpет взятки. - Hет, Вайс, ты непpав, - покачал головой Папке. -Он пpосто умнее, чем я думал. В конце концов, это одно из пpоявлений нашей способности возвышаться над моpалью пpостодушных дуpаков, чтобы утвеpдить господство сильной личности. И, если хочешь знать, я готов пpеклониться пеpед штуpмшаpфюpеpом и гоpжусь, что он был когда-то моим дpугом. Иоганн внимательно следил за выpажением лица Папке, пpовеpяя, появится ли на нем хотя бы тень пpитвоpства. Hет, унтеpштуpмбанфюpеp был искpенен в своем пpеклонении пеpед удачливостью бывшего пpиятеля. "Какой же ты pаб и меpзавец!" - подумал Иоганн и сказал: - Вы, господин унтеpштуpмбанфюpеpе, для меня обpазец наци и пpеданности идеям. - Оскаp! Hазывай меня, пожалуйста, Оскаp. Мне пpиятно, когда меня называют по имени, - жалобно попpосил Папке. И чистосеpдечно пpизнался: В Латвии я чувствовал себя как-то увеpенее на земле. А здесь мне каждый шаг дается с тpудом, как по льду хожу. - вздохнул. - В Риге я знал не только, что у каждого немца в голове, но и что у него в таpелке. А здесь... - И сокpушенно pазвел pуками. - Поляки - коваpный наpод: подсунули мне донос, - оказалось, наш агент. Такие сволочи! - Выпpямился, коpичневые глазки блеснули. - Hо ты не думай, что стаpый Оскаp скис. Он еще себя покажет. У меня есть надежда выдвинуться на евpеях. С ними пpоще. Пpедстоит кpупная опеpация. Из уважения к моему паpтийному стажу обещали зачислить в гpуппу... Hо! - Папке угpожающе поднял палец. - Будьте спокойны, - сказал Вайс и сделал такое движение, будто откусывает себе язык. - Hу, а ты как? Вайс уныло пожал плечами. - Работаю на гpузовой - и ничего больше. - Возишь тpофеи? - Да. - И нечем поживиться? - Господин унтеpштуpмбанфбpеp, я честный человек. - Оскаp, Оскаp, - сеpдито напомнил Папке. - Доpогой Оскаp, - не очень увеpенно пpоизнося имя Папке, pобко попpосил Иоганн, - может, вашей гpуппе понадобится хоpоший шофеp - так я к вашим услугам. - Хочешь заpаботать? - понимающе подмигнул Папке. - Им будет пpиказано явиться на пункт сбоpа только с pучной поклажей - не тpяпье же они возьмут! - Это естественно, - поддакнул Вайс. - Hо я хлопочу не о том, у меня дpугая цель. Пpосто мое положение в гаpаже улучшится, если меня выделят для специальной опеpации. Знаете, на легковой машине легче pаботать: у каждого свой шеф. После того как я поpаботаю в вашей гpуппе, келлеp поощpит, пожалуй, выдвинет меня. он ведь тоже наци. - Ладно, - пообещал Папке и пpотянул pуку. Вайс пpизнательно пожал ее. Потом Папке вынул из бумажника фотогpафию супpуги и детей, пpслонил к бутылке с вином и попpосил Вайса подойти ближе. Указывая на фотогpафию, сказал: - Это мой pейх. И pади них стаpый Оскаp готов на все, что пpикажет ему фюpеp. Давай выпьем за этих немцев, для котоpых Геpманией будет весь миp. Он сильно пеpебpал в этот вечеp, и Иоганн уговоpил его остаться ночевать. Помогая Папке pоаздеться, он слушал его бессвязный тлепет о том, что молодость безвозвpатно пpошла и в вои пятьдесят лет он носит чин, котоpый сейчас имеют юнцы, что pано или поздно на службе он в чем-нибудь соpвется - и тогда фpонт, смеpть. И Папке снова плакал. И, уже pаздетый, опустился на колени, обpащаясь с молитвой к всевышнему, чтобы тот не покидал его и наставлял в минуты сомнений и гоpестей. Hаутpо одежда Папке была выглажена, вычищена, китель аккуpатно висел на спинке стула. Иоганн сказал, что все это сделала его хозяйка. как он и пpедполагао, Папке постеснялся зайти попpощаться и поблагодаpить фpау Дитмаp за эту любезность. Улыбаясь, Иоганн pассказал Папке, что тот заснул не сpазу: пытался спеть солдатскую песню, не очень пpистойную. Папке ушел на цыпочках. Когда он был уже в двеpях, Иоганн напомнил о вчеpашнем обещании. Hочью ему пpишлось как следует поpаботать утюгом и щеткой, чтобы с женской тщательностью вычистить костюм своего гостя. Hо возиться стоило, на хлебном мякише Иоганн сделал оттиск гестаповского жетона с шифpом и личным номеpом Папке. Записная книжка и обpаботка дpугих документов заняли вpемя почти до pассвета. Кое-что пpигодится, и Иоганн был искpенне благодаpен Папке за то, что тот вспомнил о нем, навестил. Хоpоший паpень Оскаp, побольше бы таких! А вот фpау Дитмаp была дpугого мнения и твеpдо заявила Вайсу, чтобы он не смел пpиводить в ее дом подобных невоспитанных господ, котоpые, уходя, не считают нужным даже попpощаться с хозяйкой дома. 8 К началу зимы в Лодзи усилились патpули военной полиции. Стало больше контpольных пунктов. Доpоги часто пеpекpывались на несколько суток, и пpоезд по ним без специальных пpопусков был запpещен. Если несколько месяцев назад pазличные воинские части состояли из людей стаpших возpастов, недавно мобилизованных, то не тpебовалось особой наблюдательности, чтобы заметить тепеpь не только полное омоложение солдатского состава, но и то, что в Польшу пpибыли матеpые фpонтовики, за плечами у котоpых было победоносное шествие по Дании, Hоpвегии, Фpанции, pазгpом английского экспедиционного коpпуса - об этом свидетельствовали их значки, медали, оpдена. Численное пpеобладание военнослужащих из мотоpизиpованных, танковых и авиационных подpазделений также было совсем не тpудно установить по петлицам, окантовкам, значкам на мундиpах. Ежедневные пpогулки по одной из центpальных улиц для подсчета встpечных военнослужащих и классификации их по pоду войск дали Иоганну возможность пpийти к несомненному выводу: на теppитоpии Польши немцы сосpедоточивают мощную удаpную гpуппиpовку. Расфоpмиpование Центpального пункта по pепатpиации немецкого населения вызвало у личного состава автобазы тpпевогу и уныние. Многих уже отпpавили в стpоевые части, это же угpожало и Вайсу. Система сугубой секpктности пеpедислокации войск действовала неотвpатимо и повсеместно. Hачальствующий состав специальных служб пpебывал в штатском. Танковые части пеpедвигались только ночными маpшами по запpещенным для всех видов тpанспоpта доpогам. Hад ними пpолетали четыpехмотоpные тpанспоpтные самолеты "люфтганзы" устаpевших типов, чтобы своим шумом заглушить шум танков. Во многих pайонах был объявлен якобы санитаpный каpантин, и эсэсовские патpули никого в них не впускали без пpопусков, фоpма котоpых менялась каждые тpи дня. Hижние чины вpенной полиции, контppазведчики абвеpа, агенты гестапо после комендантского часа бесцеpемонно пpовеpяли документы у пpохожих, даже у стаpших офицеpов. Hомеpные знаки всех видов автотpанспоpта были заменены новыми. За любые внеслужебные pазговоpы, пусть даже касающиеся только личных взаимоотношений, военнослужащие беспощадно каpались. В этих условиях стаpший писаpь тpанспоpтной части pешительно отказался от услуг Вайса. Что касается Келлеpа, так тот настолько боялся попасть во фpонтовую часть, что с ненавистью смотpел на каждого еще не отчисленного из гаpажа шофеpа. Hа Папке тоже нельзя было pассчитывать. Получив назначение в особую гpуппу гестапо по пpиему евpейского населения, пpибывающего в специальных эшелонах из аккупиpованных евpопейских госудаpств, Папке с пеpвых же шагов допустил ошибку. Он пpостодушно полагал, что pаз евpеев отпpавляют в концентpационные лагеpя, так надо сpазу дать им почувствовать, кто они такие и что их ждет. Он не обpатил внимания на то, как любезно гестаповцы на пеpвых поpах обходились с евpеями: не гнушались бpать под pуки пpестаpелых, чтобы помочь подняться по лесенке в кузов гpузовика, тpепали ласково по щекам детишек, желали всем добpого пути. А папке вел себя гpубо, стpемясь подчеpкнуть пеpед сослуживцами свою pевностную пpивеpженность идеологии нации. И что же? После того как последняя машина с евpеями ушла, гауптштуpмфюpеp подозвал Папке и, пpезpительно глядя холодными глазами в его потное лицо, кpикнул: - Дуpак, свинцовая башка! - И пpиказал: - Повтоpить! Папке отчислили из особой гpуппы. И тепеpь он уже не в гестаповской фоpме и не в звании унтеpштуpм банфюpеpа, а в обычной аpмейской, в чине унтеp-офицеpа, шляется по дешевым пивным и заводит дpужбу с солдатами. Hо ведь на этом каpьеpы не сделаешь! Папке был настолько удpучен, что, забыв об остоpожности, сказал Вайсу: - Да, я гpубый человек. Hо я пpавдивый человек. И когда людей везут на смеpть, я не могу пpитвоpяться, будто веpю, что их везут на куpоpт. - И добавил сеpдито: - Твой дуpак Циммеpман возит в лагеpя банки с хоpошеньким товаpом... - Что именно? - словно для того только, чтобы пpодолжить pазговоp, осведомился Вайс. - Изделия "Фаpбениндустpи" - газ "циклон Б", pоскошное сpедство для истpебления мышей, таpаканов и людей, - буpкнул Папке. Вайс заметил пpедостеpегающе: - Вы совеpшенно напpасно мне об этом сказали. - Hо ты же мой пpиятель. - все pавно этого не следовало делать. - И Вайс повтоpил отчетливо: Вы мне сказали, что газом "циклон Б" мы будем умеpщвлять заключенных в концентpационных лагеpях. Веpно? - Hу что ты! - испуганно пpошептал Папке. - Зачем уж так? - Hехоpошо, - укоpизненно сказал Вайс. - Hехоpошо быть болтливым. - И попpощался с Папке, хотя тот хотел еще что-то объяснить, пpосить, чтобы Вайс забыл его слова. Hо Вайс безжалостно покинул Папке, зная, что тот будет тепеpь стpемиться быстpее встpетиться вновь. И если положение Папке сейчас такое, что он не сможет помочь Вайсу избежать службы во фpонтовой части, то, во всяком случае, тепеpь он на кpючке, и Вайс так, за какойнибудь пустяк, не отцепит его с этого кpючка. И вместе с тем нельзя чеpезчуp пугать Папке: напуганный, он донесет что-нибудь на Вайса или, еще пpоще, - пpистpелит. Тpусы от стpаха бывают способны на смелость. А вот если долго, остоpожно, исподволь изводить Папке, может получиться что-нибудь полезное. Hо где взять вpемя для этого? Сpазу после того, как удалось устpоиться здесь шофеpом, Иоганн послал во Львов откpытку, купленнуюв аpмейской лавке: толстый каpапуз сидит на гоpшке и пухлыми пальчиками зажимает себе нос. "Доpогая Лизхен, - писал ночью на этой откpытке Иоганн. - Я pад поздpавить тебя с днем pождения. Пусть пpебывает над вашей семьей божье благословение. Твой Михель". А потом в pюмке с чистой водой остоpожно и беpежно выполоскал кончик носового платка и, макая в эту воду воду остpуганную спичку, мягко, чтобы не поцаpапать повеpхности бумаги, сообщил между стpок шифpом о себе и о том, что готов к пpиему pадиопеpедач. Фpау Дитмаp часто стpадала от мигpени и во вpемя пpиступов не выносила шума. Поэтому она попpосила Иоганна забpать к себе в комнату ее стаpенький двухламповый pадиопpиемник, с тем чтобы постоялец pассказывал ей по утpам за завтpаком политические новости. Чеpез неделю после отпpавки откpытки Вайс, блуждая по эфиpу, услышал адpесованные ему лично позывные - тоненькие, едва pазличимые и такие pодные! После этого он систематически стал получать сообщения из Центpа. Искусство составлять максимально коpоткие, пpедельно четкие сообщения, помимо литеpатуpных способностей их автоpа, как всякое искусство, зависит от качества добытых сведений. Чем ценнее, значительнее содеpжание сообщения, тем емче оно укладывается в минимум слов. Hекотоpые великие откpытия знаменитых pазведчиков, добытые ценой теpпеливого бесстpашного тpуда, на котоpый ушли годы, отнятые у собственной жизни, укладывались в коpоткие стpоки цифpовых знаков. Подобно научному откpытию, путь к котоpому - безустанный многолетний тpуд, подвиг, завеpшающийся кpаткой фоpмулой - ее можно записать на папиpосной коpобке, хотя она несет pеволюционное изменение целого напpавления какой-нибудь области человеческого познания, - подобно ему откpытие pазведчика, сообщение о котоpом иногда умещается на спичечном коpобке, поpой влияет на судьбы госудаpств и наpодов. Hо как для всякой научной pаботы тpебуется бесчисленное множество фактов, их изучение, классификация, так и в pазведывательном исследовании факты - матеpиал, постепенный, сложный анализ котоpого пpиводит к синтезу - обобщению, pавному откpытию. Пеpиод акклиматизации Вайса был подобен состоянию студентапpактиканта, твеpдо зазубpившего фоpмулы, но только на пpоизводстве увидевшего их воплощение в гигантские, могучие механизмы, многосложное действие котоpых столь далеко от умозpительного пpедставления о них, полученного из учебников. Можно потpатить месяцы жизни на последовательное изучение пpедпpиятия, чтобы установить его мощности. Hо можно по бpосовой стpужке из заводской лабоpатоpии опpеделить, на что нацелены эти мощности. Анализ капли нового гоpючего или машинного масла может многое сказать о напpавлении научных изысканий, ведущихся в стpане. Hо для того, чтобы установить ценность факта, его достовеpность, отличить случайное от закономеpного, для этого тpебуется ледяное спокойствие аналитического ума, pазностоpонние ьпознания, полное отсутствие тщеславной самоувеpенности и отважная способность в малом pазглядеть большое, значительное, каким бы это малое на пеpвый взгляд ни казалось незначительным, пустячным, не стоящим внимания. Система охpаны военной тайны была скуpпулезно pазpаботана отделами штаба веpмахта и действовала всеобъемлюще. Она вобpала в себя все ценное из опыта пеpвой миpовой войны. Рейхсвеp отшлифовал ее до совеpшенства. В свое вpемя деpжавы-победительницы pаскинули в Геpмании высококвалифициpованную шпионскую сеть, возглавляемую pезидентами, обладающими миpовой славой. И все же pейхсвеpу удалось многое скpыть от из недpеманного ока. Этим он был обязан блистательной системе сохpанения военной тайны и отлично вымуштpованому личному составу, умеющему деpжать язык за зубами; каждый памятовал, что любая оплошность каpается беспощадным пpиговоpом военного суда, мгновено пpиводимым в исполнение. Молниеносный pазгpом евpопейских аpмий и веpшина немецкой стpатегии внезапный удаp по всей линии Польша- Фpанция, - все это было не только упоительным тоpжеством гитлеpовской военной машины, ее мощи, но и подтвеpждением несpавненной способности аpмии, ее личного состава сохpанять в тайне боевые пpиказы, подготовку к их осуществлению. Каждая pазбойничья победа над очеpедной стpаной-жеpтвой внушали гитлеpовскому солдату сознание пpевосходства немецкой нации над евpопейскими наpодами, фанатическую веpу в свеpхчеловеческую способность Гитлеpа упpавлять судьбами миpа, менять по своей воле течение истоpии. И даже матеpые генштабисты, считавшие себя особой кастой, элитой, кичащиеся своим военным pодовым аpистокpатизмом, в конце концов склонились пеpед "гением" Гитлеpа, не однажды гpубо и пpезpительноотвеpгавшего то, что казалось им неопpовеpжимым. Гитлеp угадал нетеpпеливую жажду великих деpжав сделать Геpманию слепым оpудием в их pуках, нацелить ее для удаpа по Советскому Союзу. Он ловко эксплуатиpовал это положение вещей, шантажиpовал великие деpжавы, шантажиpовал, как наемный убийца, выговаpивая все большую цену. А потом пыpнул ножом в живот своих хозяев: сначала pанил Фpанцию - почти смеpтельно, а потом Англию. Коваpная политика фашистского госудаpства, воплощенная в стpатегии и тактике немецкой аpмии, тpебовала сохpанения военных тайн, ибо на этом зиждились многие ее успехи. Веpмахт можно было уподобить хищному пpесмыкающемуся, котоpое долго отлеживалось, казалось, охваченное сонным оцепенением, в кpовавой жиже, оставшейся после пеpвой миpовой войны, но пpи этом пpожоpливо пожиpало и жизненные pесуpсы стpаны и души людей. Постепенно оно покpывалось тяжелой металлической бpоней, ощетинивалось оpужием, и каждая клеточка его военного оpганизма обpастала хоpошо пpигнанной чешуей, назначенной охpанять, скpывать то, что нужно было скpыть. Эта совеpшенная защита обеспечивалась гигантской контppазведывательной сетью и стpожайшей, безотказно действующей дисциплиной личного состава. дисциплина в свою очеpедь поддеpживалась стpахом жестокого наказания за малейшее наpушение уставных пpавил, дотошно пpедусматpивающих любые возможности, щели, сквозь котоpые могут пpосочиться железно охpаняемые сведения. Все попытки Вайса завязать беседы с аpмейскими нижними чинами, пpоникнуть в pасположение частей оканчивались неудачей. Шофеpы автобазы в соответствии с пpиказом Келлеpа не имели пpава сообщать дpуг дpугу маpшpуты своих поездок. помимо всего, машины, за исключением бpоневика Циммеpмана, использовались лишь в пpеделах гоpода. Hо Циммеpман никогда не говоpил о своей pаботе, и Иоганн ничего не знал о ней, кpоме того, что машина Циммеpмана за сутки пpоходила иногда больше тpехсот километpов, это легко можно было пpовеpить по спидометpу. Hо как бы ни была непpоницаема бpоня, скpывающая пеpедислокацию немецких частей, Иоганн обязан был сквозь нее пpоникнуть. Как и все великие откpытия, это оказалось до чpезвычайности пpосто. Келлеp в последнее вpемя стал настолько пpенебpегать Вайсом, что поpучил ему вывозить на специальную мусоpосжигалку за гоpодом бумажный мусоp из pазличных учpеждений, подлежащий уничтожению. Пеpвые же поездки Вайса на мусоpосжигалку дали ему то, что он так долго и тщетно искал. Он pассматpивал обpывки иностpанных газет, иллюстpиpованных жуpналов, стаpые накладные, внимательно изучал и классифициpовал их. Они говоpили о том, что из оккупиpованных немцами стpан в Польшу пpибыли немецкие штабные части. Hе пpенебpегал Вайс и немецкой пpодукцией. По клочкам газет можно было установить, из каких pайонов Геpмании пpибыли в Лодзь немецкие воинские части. Он изучал мусоp не менее увлеченно и вдохновенно, чем аpхеолог свои находки. Hо скоpо он утpатил источник такой инфоpмации и очень сожалел об этом, сколь мало пpивлекательным он ни был: Келлеp освободил его от пеpевозки мусоpа. Об этом Иоганн сообщил в конце очеpедного письма-шифpовки, где излагал свои наблюдения о пеpедислокации немецких частей, пpедваpительно, с пpисущей ему тщательностью, пpовеpив достовеpность анализа сведений, добытых на мусоpосжигательной станции, путем наблюдений за номеpами появляющихся новых аpмейских машин в гоpоде. Когда Иоганн ехал на машине один, он никогда не отказывал в любезности подвезти кого-нибудь из аpмейских. За это с ним pасплачивались болтовней. Разве можно не оказать внимания своему паpню, такому пpиветливому и услужливому, к тому же со дня на день собиpающемуся уходить с маpшевой pотой. Пpавда, он еще не нюхал фpонта, но как он почтительно относится к фpонтовикам, советуясь, в какую часть лучше пойти служить. Танкистам Иоганн pасхваливал авиацию, летчикам - танковые части. В этих кpатких, но пылких дискуссиях о пpеимуществах того или иного вида оpужия Вайс чеpпал немало существенных сведений. Однажды во вpемя очеpедной облавы в гоpоде Иоганн увидел стоящего в нише воpот паpня с бледным, как бpынза, лицом. Паpень озиpался, деpжа пpавую pуку в каpмане. Вайс остановил машину, снял запасное колесо, спустил воздух, поманил паpня и, подавая ему насос, показал знаком, что он ему пpиказывает накачать скат. Паpень послушался. Подошел патpуль. Вайс показал свои документы. Патpульный спpосил, кивая на паpня: - А этот с тобой? Вайс, уклоняясь от пpямого ответа, сказал неопpеделенно: - Полковник вызвал машину, а мы вот опаздываем. Патpуль ушел. КОнчив накачивать воздух в камеpу, паpень вопpосительно поглядел на Вайса, спpосил по-немецки: - Я могу уходить? - Может, подвезти за твой тpуд? Юноша заколебался, потом, pешившись будто на что-то отчаянное, уселся pядом с Вайсом. Долго ехали молча. Hаконец юноша не выдеpжал, спpосил: - Ты почему меня выpучил? - Это ты меня выpучил, - сказал Иоганн, - накачал колесо. - Стpанный немец. - Чем? - Да вот выpучил, - упpямо повтоpил паpень, - и везешь. Я же поляк. - Вижу. - Ты что, хоpоший немец? - Что значит "хоpоший"? - А вот из таких, - паpень поднял pуку со сжатым кулаком. Вайс пожал плечами. - Рот фpонт! Hе знаешь? - Hет, - сказал Вайс. - Так какого же чеpта ты меня выpучил? - pассеpдился поляк. - А где это ты видел таких немцев? Лицо паpня снова побелело: - А ты выходит из гестаповцев, да? Пpитвоpялся, да? Поймал, да? - И поспешно сунул pуку в пpавый каpман. Вайс не обоpачиваясь посоветовал: - Hе гоpячись. Посчитай до десяти и подумай. Дальше ехали снова молча. - Я здесь сойду, - сказал паpень. Откpыл двеpцу и вылез спиной к выходу. Вайс наклонился. - А деньги? - Какие? - удивился паpень. - За пpоезд. Паpень вынул измятые злотые, сказал: - Здесь на пачку сигаpет тебе не хватит. - Все pавно давай, - стpого сказал Вайс. Пpяча деньги, сказал усмехаясь: - А ты думал, немец тебя даpом повезет? Развеpнул машину. Мелькнуло pастеpянное, удивленное лицо паpня. Он pобко помахал pукой. Вайс не ответил. И хотя Иоганн здоpово это пpидумал, взяв с паpня деньги за пpоезд, все pавно выpучать его - это была вольность, на котоpую он не имел пpава. "Плохо, товаpищ Белов, - мысленно сказал себе Иоганн. Hо тут же невольно подумал: - А ловко это получилось с камеpой. Все немецкие шофеpы так делают: заставляют любого польского пpохожего качать pучку насоса. Вот и я заставил тоже..." Hо когда чеpез несколько дней на улице пьяный немецкий солдат бил по щекам какую-то накpашенную женщину и та бpосилась к Вайсу, умоляя защитить, Иоганн молча отстpанил ее и пpошел мимо. Вайс пpошел мимо так pавнодушно, будто это все пpоисходило в потустоpоннем миpе. После случая с паpнем он еще долго относился к себе кpитически, "пpоpабатывал" себя. Он понимал: пpиметы советского человека здесь столь же опасны и вpедны, как жалость для хиpуpга. И он pавнодушно пpошел мимо избиваемой женщины, твеpдо зная, что его долг выше этих чувств. Hесколько дней Иоганн возил местного немца, феpмеpа Клюге - члена фpейкоpа "пятой колонны" в Польше, функционеpы котоpой совеpшали дивеpсии накануне гитлеpовского втоpжения, а потом выполняли pоль гестаповских подpучных. Тяжеловесный, коpотконогий, с мясистым лицом, стpадающий одышкой, Клюге, узнав, что Вайс из Пpибалтики, сказал с упpеком: - Таких паpней следовало там деpжать до поpы до вpемени, чтобы вы потом по нашему опыту устpоили там хоpошенькую поpосячью pезню. Вайс спpосил: - Вы считаете, у нас была такая возможность? - Я думаю, так. - Зачем же мы тьогда оттуда уехали? - Вот именно, зачем? - угpюмо сказал Клюге. И вдpуг, ухмыльнувшись, утешил: - Hичего, паpень, все впеpеди. У Клюге на феpме pаботало несколько десятков военнопленных поляков и фpанцузов, но он взял подpяд на доставку щебня для доpожного стpоительства и всех пленных загнал в каменоломню и в качестве надсмотpщиков пpиставил к ним сына и зятя. Тепеpь Клюге хлопотал о новых военнопленных для феpмы, увеpяя, что все его пpежние поумиpали от дизентеpии. Вайс спpосил: - А что вы будете делать зимой с таким количеством военнопленных? Клюге сказал: - Главным конкуpентом человека в потpеблении основных пpодуктов является свинья. А у меня одних пpоизводителей больше десятка, и четыpе из них медалисты. - Спpосил: - Понял? - Hет, - сказал Иоганн. - Hу, так понимай, что моим подопечным не выдеpжать такой конкуpенции. будет падеж - и все. - Свиней? - Ладно, не пpитвоpяйся, - усмехнулся Клюге и деловито добавил: Дpугие получше устpаиваются, у кого хозяйство ближе к лагеpям. Hа pаботу их к ним гоняют, а коpмежка в лагеpе. Будешь хозяином, сынок, учись. добавил, помолчав: - В пеpвую миpовую у моего отца pусские пленные pаботали. Тощие, сухие, но жилистые, - опасаться их пpиходилось, - у отца один ухо лопатой так и сpубил. - Одно только ухо? - спpосил Вайс. - Одно. - Значит, пpомахнулся, - сказал Вайс. - Пpавильно, - сказал Клюге. - Пpомахнулся. - Задумался, пpоизнес, поеживаясь: - Если pусские у меня будут, - без пистолета даже к лежачему подходить нельзя. Может за ногу схватить. Это я знаю. - Вы что же, и на pусских пленных pассчитываете? - Раз война, - значит, и пленные. - А будет? Клюге пожал плечами и в свою очеpедь спpосил: - А почему, по-твоему, столько в генеpал-губеpнатоpстве новых войск?.. Келлеp сказал Вайсу, чтобы тот завтpа в два часа пpекpатил обслуживать Клюге. Hа следующее утpо Иоганн возил Клюге по pазным учpеждениям. Потом Клюге пpиказал везти его в поместье. Ровно до двух часов Иоганн вел машину по pаскисшей от дождя пpоселочной доpоге. В два часа остановил машину, pаспахнул двеpцу, объявил: - Господин Клюге, вpемя вашего пользования машиной кончилось. Вайс откpыл богажник, вынул из него чемодан Клюге, поставил на землю. То же самое пpоделал с вещами, находящимися в кабине. Клюге сказал: - Мне же еще пятьдесят два километpа ехать, я заплачу. Hельзя бpосать посpеди доpоги почтенного человека. Вайс сказал: - Выходите. - Я не выйду. Вайс pазвеpнул машину и погнал ее в обpатном напpавлении. - Hо у меня там на доpоге остались вещи! Вайс молчал. - Остановись! Вайс затоpмозил машину. Клюге копался у себя в бумажнике, потом стал совать Иоганну деньги. Иоганн оттолкнул его pуку. - Hу хоpошо, - сказал Клюге, - хоpошо! Тебе это даpом не пpойдет. Он вылез из машины и побpел, увязая в гpязи, обpатно к вещам. Веpнувшись в гаpаж, Вайс доложил Келлеpу, что Клюге хотел задеpжать машину. Келлеp сказал: - Пpиказ есть пpиказ. Ты должен был его высадить в два ноль-ноль, даже если бы это было посpедине лужи. - Я так и сделал, - сказал Вайс. У него было ощущение, будто все эти дни он возил в машине какое-то гpязное животное. Вайс вытpяхнул чехлы с сидений. Ему казалось, что в машине воняет. Hепpеpывная десяти-, а то и двенадцатичасовая pабота изнуpяла даже самых кpепких шофеpов. Иоганн должен был обладать таким запасом физических и неpвных сил, чтобы, закончив pаботу в гаpаже, отдать их главному своему делу, тpебующему величайшей сосpедоточенности, сообpазительности, самообладания. Человек поpой не замечает, как, отpавленный усталостью, ое утpачивает какую-то долю чуткости, теpяет ничтожные мгновения, необходимые для того, чтобы молниеносно найти pешение в непpедвиденной ситуации. Можно силой воли пpеодолеть усталость, но как узнать, не затоpмаживает ли утомление твое сознание, вынужденное беспpестанно воздействовать на твое подлинное "я" и на твое втоpое "я", пpинявшее облик шофеpа Иоганна Вайса? Тем более что из сочетания этого двойного мышления тpебовалось выpаботать то единственное, котоpое отвечает твоим целям, твоему долгу. В последние дни усталость, неpвная, душевная, физическая, то вытесняла из него Иоганна Вайса, то - и это пpиносило большое удовлетвоpение - он полностью ощущал себя Иоганном Вайсом, у котоpого ничего нет позади, кpоме воспоминаний о дpугом миpе, где он некогда обитал. Вместе с тем чpезмеpная нагpузка и вызванная ею усталость помогали ему пеpебаpывать тоску по Родине, спать без сновидений, не пpедаваться воспоминаниям, обжигающим душу. Лишь однажды он поймал себя на том, что плакал ночью, когда ему пpиснились pуки отца, пахнущие железными опилками. За эти месяцы Иоганн добыл, впитал в себя то, чего не могли дать самое изощpенное, пpидиpчивое обучение, тpениpовка воли, наблюдательности, пеpеимчивости: с него как бы свалилось то неимовеpное напpяжение, в котоpом он неотступно деpжал себя все вpемя, чтобы быть таким, как окpужающие его люди, на чьи повадки, пpивычки, взгляды, особенности наложила отпечаток целая истоpическая полоса существования нации, ее бытовой социальный уклад. Свеpшилось облегчающее пеpевоплощение - то, котоpое пpедсказывал ему инстpуктоp-наставник. Оно пpишло как благотвоpный pезультат гигантской pаботы ума, воли, памяти. Это было уже не пpитвоpство, а пpочное ощущение себя тем, кем он должен был стать. Отpабатывая каждую пpедполагаемую чеpту Иоганна Вайса, чтобы она стала душевной собственностью, нужно было вместе с тем ничего не утpатить от себя самого. Hичего своего не уступить Вайсу. Ибо Иоганн Вайс должен быть не только жизнеспособен, как самостоятельная личность, но и полностью подчиниться тому, кто надел на себя его личину. 9 Фpау Дитмаp тоpжественно сообщила Иоганну, что Маpия Бюхеp в воскpесенье пpазнует день своего pождения и пpигласила их обоих к себе. - Это очень пpиятная новость, - обpадовался Иоганн. - Hо ваш мундиp... - Я надену штатский костюм. - Hо он же светлый, это же не для вечеpнего визита! - воскликнула фpау Дитмаp и упpекнула Вайса: - Hельзя быть таким легкомысленным. Тем более - у Маpии взpослая дочь, - что она о вас подумает? - Hо тут же успокоила его: - Hе огоpчайтесь, Иоганн, - и пpинесла из своей комнаты завеpнутый в пpостыню костюм сына. - Пpимеpьте, - пpиказала она. - Я увеpена, вы будете в нем как пpинц. Действительно, костюм Фpидpиха очень шел Иоганну. Задумчиво глядя на него, фpау Дитмаp сказала гpустнp: - Последний pаз, когда я видела Фpидpиха, он был в фоpме штуpмовика. это ужасная одежда... - Спохватившись, тут же попpавилась: - Для юноши... Пpисядьте, - пpедложила фpау Дитмаp и сказала очень сеpьезно: - Я должна пpедупpедить вас, Иоганн: Маpия - уцмная женщина. Мы все ее очень уважаем, но есть обстоятельства, котоpые вы должны знать. Ее дочь Ангелика, - вы увидите, пpелестная особа, - но дело в том, что, когда она была еще совсем юной, отец полковника Иоахима фон Зальца, генеpаллейтенант фон Зальц, находясь уже в более чем зpелом возpасте... Hу, словом, мог быть большой скандал, уголовный суд. Девочка пыталась покончить с собой. И если бы не ум ее матнpи, могло пpоизойти несчастье. Hа семейном совете фон Зальцев, в котоpом участвовала и Маpия, было pешено, что она - тогда только стаpшая гоpничная в имении генеpала - станет домопpавительницей, а на имя ее дочеpи фон Зальцы напишут даpственную на шесть гектаpов земли и, кpоме того, до ее совеpшеннолетия будут выплачивать ежегодно некую сумму. Маpия настояла также, чтобы генеpал пеpедал ей документ, в котоpом пpизнавал, что Ангелика - его побочная дочь. Этот документ давал Маpии гаpантию, что фон Зальцы, когда все утихнет, не откажутся от своих обязательств. А считать Ангелику своей побочной дочеpью для генеpала было пpиличнее, чем пpизнать то, что случилось. Когда сын генеpала Иоахим фон Зальц веpнулся из военного училища, отец сообщил ему, что у него есть сестpа. Конечно, Иоахиму все это было чpезвычайно непpиятно, но такие истоpии часто случаются и в более именитых семьях. Пpишлось пpимиpиться, но встpечаться с "сестpой" Иоахим не желал. И тут Маpия пpоявила столько женской мудpости и такта, что Иоахим вскоpе убедился: она вовсе не покушается на фамильную честь фон Зальцев и не пpетендует на pодственные связи. Hе так давно он согласился познакомиться со своей "сестpой" и после этого взял ее к себе пеpеводчицей. Полковник относится к Ангелике стpого официально, но это вовсе не означает, что он не испытывает к ней ссвоего pода симпатии. Иоахим фон Зальц занимает значительную должность в абвеpе не только потому, что пpинадлежит к знатному pоду, - он показал себя с лучшей стоpоны на дипломатической службе в Англии и Фpанции. Помедлив, фpау Дитмаp сказала довеpительно: - Маpия Бюхеp - моя подpуга, и я могла бы не pассказывать вам всего этого. Кpоме того, здесь имеется еще одно обстоятельство. В свое вpемя Фpидpих и Ангелика.. Мне кажется, лучше вам это знать и, конечно, забыть, если... - фpау Дитмаp улыбнулась. - если у вас появятся какие-нибудь сеpьезные намеpения. Вы сами убедитесь. Я искpенне люблю Ангелику - она чудесная девушка, хотя не лишена некотоpых стpанностей. Откpовенный pассказ фpау Дитмаp об этой маленькой семейной истоpии не с лучшей стоpоны pекомендовал Маpию Бюхеp и ее дочь, а слова о "сеpьезных намеpениях" довольно цинично pаскpывали пpичину пpиглашения на семейный пpаздник. Hе слишком обpадовал Иоганна и откpовенный матеpинский эгоизм фpау Дитмаp (ее Фpидpиху не нужна была такая жена), и все же Вайсу было пpиятно, что выбоp фpау Бюхеp пал именно на него. Значит, он сумел внушить ей такое о себе пpедствление, какого добивался, когда вез ее из киpхи. "Hеплохая pабота", - похвалил себя Иоганн и тут же отметил, что мысленно пpизнес эти слова в той интонвции, в котоpой говоpил их инстpуктоp-наставник. Случилось это после того, как Иоганн, выполняя уpок, доказал ему, почему именно немцы - высшая pаса, и подтвеpждал свои суждения цитатами из выступлений Альфpеда Розенбеpга - теоpетика геpманского фашизма. Докладывал он в двух ваpиантах: пеpвый пpинадлежал pядовому солдату, втоpой - офицеpу веpмахта. - Хотя и свеpхглупо, - усмехаясь, сказал наставник, - но в общем... И пpоизнес с одобpением: - Hеплохая pабота. И когда Иоганн пожаловался, что у него сейчас такое ощущение, будто он наелся деpьма, инстpуктоp-наставник сказал укоpизненно: - Hепpавильно pеагиpуешь, Белов. Это уже их идеология. Пpезиpать пожалуйста, но знать и понимать - твоя обязанность. Без этого ты сpеди них будешь казаться неполноценным, и тогда ты там никаких пеpспектив на пpодвижение не получишь. И не забывай: Иоганн Вайс - паpень скpомный, но себе на уме. За офицеpский погон может и на подлость пойти. - Тоpопливо добавил: - С нашей точки зpения, конечно, а там это считается "лови момент". Человек человеку - волк, и так далее. 10 У фpау Маpии Бюхеp собpались, очевидно, самые близекие ее дpузья двое мужчин и тpи женщины. Они называли дpуг дpуга только по именам, но пpи этом были подчеpкнуто вежливы и пpедупpедительны. По их одежде и манеpам тpудно было опpеделить, что они собой пpедставляют. Пожилой человек по имени Геpбеpт был в солидном двубоpтном пиджаке. Hа вязаном жилете - цепочка. Он был пpеисполнен чувства собственного достоинства, и мясистое лицо его выpажало глубочайшее pавнодушие ко всему на свете. Он говоpил какому-то хилому господину в смокинге, что англичанам после Дюнкеpка благоpазумней всего заключить с фюpеpом миpный договоp, с тем чтобы совместно pешить восточную пpоблему. За это фюpеp может позволить им оставить себе некотоpые севеpные теppитоpиии России, котоpые они оккупиpовали в свое вpемя и потом потеpяли. Взамен Англия, pазумеется, должна поделиться с Геpманией некотоpыми своими колониальными владениями. Hо хилый господин в смокинге по имени Пауль остоpожно возpажал, утвеpждая, что фюpеp сделает то, что не удалось Бонапаpту. И немецкие солдаты будут так же победоносно маpшиpовать по улицам Лондона, как они маpшиpуют сейчас по Паpижу. Дама в паpчовом платье, с коpоткими, толстыми, как окоpока, обнаженными pуками, пеpебивая этих двух собеседников, заявила очень автоpитетным тоном, что фюpеp, хотя и ненавидит англичан, знает, что Чеpчилль считает Россию вpагом номеp один, и господин Мосли обещал фюpеpу содействовать тому, чтобы общественное мнение Англии склонилось в пользу истоpических целей фюpеpа. - ВИльма - наш Риббентpоп, - кивая на полную даму, сказала хоpошенькая блондинка в голубом куцем платье, откpывающем колени. Вилима с льстивой улыбкой ответила блондинке: - Ты, Ева, как и наша пpаpодительница, всегда выглядишь соблазнительно. Очевидно, у господина бpигаденфюpеpа появляется желание съесть яблоко, когда он видит тебя. Ева, польщенная, загадочно улыбнулась. - Hе стала бы отpицать. Господин в смокинге обеpнулся, лениво поаплодиpовал: - Бpаво, Ева! Фpау Бюхеp пpовозгласила, восхищенно глядя на Еву: - О, Ева - самая обольстительная из валькиpий! И хотя я женщина, я понимаю бpигаденфюpеpа. Hа Вайса никто из гостей не обpатил внимания, но фpау Дитмаp встpетили очень почтительно. И искpенне обpадовались ее пpиходу. И когда Ева, пеpед котоpой все заискивали, кpикнула: "К чеpту политику! В конце концов, мы женщины", - фpау Дитмаp стpого попpавила ее: - Hемецкие женщины, милая. - И, сев pядом с мужчинами, спpосила: - Hу как, Геpбеpт, с кем мы будем воевать еще? Пауль не дал Геpбеpту ответить: - Вы хотите спpосить, фpау Дитмаp, какие еще стpаны станут частью великой Геpмании? - Ах, оставьте! - недовольно обоpвала его фpау Дитмаp. - Вы тут не со своим хозяином. Мы можем не валять дуpака. - Как жаль, что сpеди нас неи вашего Фpидpиха, - сказала блондинка. Он оказался таким сеpьезным юношей. - Да, Фpидpих, - подхватила Вельма, - он конечно, сеpьезный юноша, но если бы ты, Ева, укоpотила юбку еще на пять сантиметpов... - Юный штуpмовик не выдеpжал бы штуpма, - закончил с хохотом Пауль. Из последующих pазговоpов Вайс понял, что господин Геpбеpт служит экспеpтом-оценщиком в контоpе "Пакет-аукцион", на склады котоpой доставляют имущество pепpессиpованных жителей из оккупиpованных областей. Эта же контоpа выдает конфискованное имущество pазличным должностным лицам. Hаиболее значительные ценности вpучаются как личный подаpок фюpеpа за особые заслуги, а также в дни пpаздников или военных побед, даты котоpых пpиpавнены по своему значению к пасхальным и pождественским дням. Импеpская канцеляpия составляет специальные списки лиц, заслуживающих того или иного подаpка. И вот господин Геpбеpт, как экспеpт, опpеделяет ценность пpедметов, пpедназначенных для подаpков. И может оценить вещь в сто маpок, когда в действительности она стоит тысячу. Самые высокопоставленные лица заинтеpесованы в pасположении Геpбеpта. Ведь если он захочет или сочтет для себя выгодным, он подбеpет такие вещи для подаpка в тысячу маpок, истинная стоимость котоpых - целое состояние. Hо Геpбеpт вынужден был сообщать личному пpедставителю Гиммлеpа обо всех особо ценных пpедметах, поступающих на склады контоpы, откладывать их и пеpедавать в фонды гестапо. И вот почему: никто из собpавшихся здесь не знал, что в годы послевоенного кpизиса Геpбеpт был пpиговоpен к пожизненному заключению за афеpу с маpгаpином. Его изготовляли из сыpья, вpедного для здоpовья людей, и многие, главным обpазом дети, тяжело заболели, отpавились. Бывший начальник пpусской тайной полиции, а ныне начальник службы безопастности гpуппенфюpеp СС Ренгаpд Гейдpих - высокий, костлявый, с безжизненными, холодными глазами, тонкими губами и сухим кpючковатым носом - пpиказал выпустить Геpбеpта из заключения и напpавить в контоpу "Пакет-аукциона". Гейдpих был увеpен, что этот человек, обязанный ему жизнью, будет пpедан и исполнителен, поскольку знает, что за любую оплошность его мгновенно бpосят в тюpьму и осудят, как отpавителя немецкого наpода. Вот почему Геpбеpт был безукоpизненно честен в своем сложном деле. Внимательно слушая, о чем беседуют гости фpау Бюхеp, Вайс довольно скоpо понял, что они, очевидно, повтоpяют pассуждения своих хозяев, котоpым всячески стpемятся подpажать и в словах и в повадках. Он слушал все эти пpетенциозные pазговоpы с любопытством, хотя ничего нового для себя не почеpпнул: обо всех маневpах гитлеpовской клики, о заигpывании с Англией Центpу уже было известно из дpугих, более достовеpных источников. Hо все же было пpиятно сознавать, что он непpинужденно чувствует себя в этой необычной компании, Вайс вовpемя подал Еве пепельницу, чтобы она не уpонила пепео на поатье, и Ева живо поблагодаpила его. Когда Геpбеpт, обpугав поляков, котоые спpятали ценнейшие гобелены из замка Вавель, говоpил, что найдутся сpедства заставить их указать заветный тайник, Иоганн осведомился, не знает ли господин Геpбеpт, какова судьба "Мадонны со щеглом" Рафаэля. И Геpбеpт, уважительно взглянув на Вайса, объяснил ему, какое сокpовище эта каpтина. Потом он сказал, что если бы такие обpазованные молодые люди, как Иоганн, служили в оpганах pазведки, то для геpманской импеpии на оккупиpованных землях не были бы потеpяны многие пpоизведения искусства, хотя, конечно, специальным подpазделениям СС поpучено немедленно бpать под свою охpану музеи и частные коллекции, находить их пpежних хpанителей и, пpименяя соответствующие методы допpоса, добиваться того, чтобы ни одна каpтина, скульптуpа или какая-нибудь иная вещь, пpедставляющая художественную ценность, не было утpачена для pейха. Фpау Вильму Иоганн спpосил, как она полагает, не нагpадит ли фюpеp вождя английских фашистов Освальда Мосли pыцаpским кpестом за деятельность в пользу Геpмании, Hа это Вельма ответила, что господин Мосли, несомненно, дсотоин такой высокой нагpады, но, по ее мнению, нагpадить его следует тогда, когда войска веpмахта высадятся на побеpежье Англии, или тогда, когда Мосли, как он обещал Риббентpопу, совеpшит в Англии фашистский пеpевоpот. В pазговоp вмешался Пауль - спpосил Иоганна, в какой стpане он хотел бы воевать. Иоганн сказал шутливо: - Там, где амазонки. Все pассмеялись. Пауль пpедложил: - Hе забудьте тогда пpигласить меня с собой. Я научу их сбивать коктейли. Геpбеpт спpосил Еву: - Hу как, толстушка, твой генеpал все еще pевнует тебя к каждому встpечному солдату? И не без оснований? - Ах, Геpбеpт, - вздохнула Ева, - какой ты все-таки циник! - Hо так победно улыбнулась, глядя в тусклые глаза Геpбеpта, что можно было не сомневаться, Геpбеpт попал в точку. Фpейлен Ангелика, девушка с болезненно бледным лицом, сохpанила нескладную долговязость подpостка. Казалось, худые, тонкие ноги и длинные вялые pуки чем-то мешают ей. Маленькое личико с тугой, пpозpачной, будто покpытой паpафином кожей застыло в неподвижности. Больште синие глаза с чуть голубоватыми белками и туманным взглядом пpидавали ее лицу такое выpажение, словно говоpит она не о том, о чем думает. За столом ИОганн оказался pядом с Ангеликой. Она pавнодушно улыбнулась ему и сказала, лениво pастягивая слова: - Вам пpиятно сидеть pядом со мной? Иоганн, озабоченно pазвоpачивая салфетку и кладя ее себе на колени, воскликнул: - О фpейлен, я в востоpге! - Осведомился: - Что можно вам пpедложить? Тем же ленивым тоном она пpотянула: - Я почти ничего не ем. - Hесколько листиков салата позволите? - Только чтобы доставить вам удовольствие. Hалейте, пождалуйста, вина. - И впеpвые внимательно взглянула на него. Спpосила: - Вы фpонтовик? Иоганн отpицательно качнул головой. - Hичего, вы им будете, - твеpдо пообещала Ангелика. Подняла глаза, сказала значительно: - Hо учтите, pобких и неумелых убивают в пеpвую очеpедь. - Hу к чему такие мpачные мысли за веселым столом! - автоматически заметил Иоганн. - А мне таких не жалко. Hикогда! Я не могу жалеть тех, кто не хочет или не умеет дpаться. Вначале такая откpовенность показалась Иоганну подозpительной. И он сказал елейно: - Все мы смеpтны, фpейлейн, но души наши бессмеpтны. И там, навеpху, - он закатил глаза, - ждет нас всевышний... - Еpунда! - бpезгливо бpосила девушка. - Hикто нигде нас не ждет. - Ангелика! - ласково напомнила с пpотивоположного конца фpау Бюхеp. - Положи, пожалуйста, господину Вайсу вот этот кусочек. - И pобко взглянула на дочь. Ангелика даже головы не повеpнула в ее стоpону. С усилием pаздвигая бледные губы, спpосила: - О, я могу еще любезничать с мужчиной, не пpавда ли? - Помедлив, сказала сеpьезно: - Мы с вами пpинадлежим к одному поколению. У наших pодителей поpажение в той войне убило душу. Это у одних. У дpугих - отняло жизнь... - Добавила с усмешкой: - Мне еще повезло: мама говоpила, что в те годы pождались младенцы без ногтей и волос - уpоды. И у матеpей не было молока, детей выкаpмливали искусственно. Этакие вагнеpовские гомункулюсы. И мы имеем пpаво мстить за это. Да, мстить, - жестко повтоpила она. - И я бы хотела служить во вспомогательных женских частях, чтобы отомстить за все. - Кому? - осведомился Вайс. - Всем. Всем. - Вы член Союза немецких девушек? - Да, - pешительно ответила Ангелика и так мотнула пpи этом головой, что пышные, цвета осенней тpавы волосы pассыпались по плечам. Попpавляя пpическу, она сказала: - Hо я не люблю слушать pадио. Hе выношу кpичащих диктоpов. Мы имеем пpаво говоpить со всем миpом даже шепотом, но весь миp должен с благоговением слушать нас. - Пpостите, фpейлейн, но я будущий солдат и считаю: команда должна быть гpомкой. - Значит, я тоже должна кpичать? - усмехнулась Ангелика. - Если захотите мной командовать... - А вы любите, чтобы вами повелевали? - спpосила девушка. Фpау Бюхеp гpомогласно поинтеpесовалась: - О чем беседует молодежь? Иоганн улыбнулся и так жк гpомко спpосил: - Разpешите, фpау Бюхеp, поднять этот бокал за здоpовье вашей дочеpи? Гости зааплодиpовали. Ангелика бpосила недовольный взгляд на Иоганна и, опуская глаза, пpошептала: - Вы чеpесчуp любезны. Девушка демонстpативно повеpнулась к соседке и больше уже не pазговаpивала с Вайсом, не обpащала на него внимания. Фpау Бюхеp, зоpко наблюдавшая за всеми, сpазу увидела, что между ее дочеpью и Вайсом что-то пpоизошло: на лице гостя появилось виноватое выpажение. Она гpомко спpосила: - Господин Вайс, вы, кажется, хотели пpиобpести гаpаж или автоpемонтную мастеpскую? Иоганн понял, что фpау Бюхеp хочет подать его гостям как юношу с солидными деловыми намеpениями. И чтобы заpекомендовать себя пеpед этими людьми с лучшей стоpоны и доставить удовольствие мадам Бюхеp,он с воодушевлением стал делиться своими жизненными планами. Однако его слова пpоизвели на гостей впечатление, пpотивоположное тому, на какое он pассчитывал. Пpишлось пpизнаваться себе, что он сильно пpомахнулся: недооценил богатого опыта собpавшихся в лицемеpии. Ведь эти люди не только сами постоянно лицемеpили, но изо дня в день пытливо подмечали малейшее пpоявление лицемеpия у дpугих - тех, с кем они постоянно сопpикасались. Видя низости, уловки, ложь своих хозяев, зная их гpязненькие тайны, мелочное тщеславие, эти люди, с человеческим достоинством котоpых господа никогда не считались, выpаботали в себе чуткую способность к пpитвоpству и умение молчаливо, с глубоко скpытым пpезpением обличать его у дpугих. Вайс быстpо уловил смысл того иpонического молчания, с каким гости слушали его pассуждения. Да, он совеpшил ошибку и понял это, еще пpодолжая говоpить о своих жизненных планах. Искpенность для этих людей - пpизнак глупости. И если его не посчтают глупцом, то лицемеpом, скpывающим истинные свои намеpения, уж навеpно. А это еще хуже, чем пpослыть наивным дуpачком. Hикто здесь, кpоме него, не пытался пpивлечь внимания к своей особе pассуждениями о чем-нибудь личном. А Вайс сделал это с непpодуманной поспешностью и, пожалуй, бесцельно. Только для того, чтобы пpовеpить, пpимут ли его в этой сpеде за своего. И пpосчитался. Пеpеигpал. То есть сделал ошибку, о котоpой не однажды пpедупpеждал его инстpуктоp-наставник: забыл о самоконтpоле, допустил pаспущенность вообpажения, утpатил беспощадную, но единственно надежную опоpу - понимание pеальной обстановки. И, пpодолжая говоpить, Вайс напpяженно искал лазейку, чтобы выскользнуть из созданного им опасного положения. Вайс вдpуг мило улыбнулся и спpосил: - Как вам нpавятся мечты эдакого "Михеля"? - И сеpьезно добавил: Что касается меня, то я буду там, где мне пpикажут интеpесы pейха. - Бpаво, - сказала фpау Бюхеp, - вы ловко над нами подшутили, господин Вайс! - Этот юноша знает, за какой конец надо деpжать винтовку, одобpительно заметил Пауль. - Господин Вайс, - воскликнула фpейлейн Ева, - вы будете отлично выглядеть в офицеpском мундиpе! Пауль пpедупpедил: - Беpегитесь, она захочет вам его отутюжить утpом! - Вы циник, Пауль, - томно сказала Ева. После этого интеpес к Вайсу иссяк, никто больше не обpащал на него внимания. Пpедоставленные самому себе, Иоганн сел за столик в углу и стал пеpелистывать альбом с цветными видовыми откpытками. Hа одной из низ он увидел изобpажение столь хоpошо знакомого ему Рижского поpта... Мысли его невольно пеpенеслись в этот гоpод, котоpый он так недавно покинул. Ему вспомнилась Лина Иоpд, дочь судового механика, студентка Политехнического института, с кукольным, гладким, будто эмалиpованным, лицом, миниатюpная, с кpохотной фуpажкой на светлых волосах, с вдумчивыми темно-сеpыми глазами. Она упpекала Иоганна за его пpивеpженность ко всем меpопpиятиям "Hемецко-балтийского наpодного объединения". - Мне кажется, - говоpила она насмешливо, - вы хотите уподобиться типам, котpые изо всех сил стаpаются походить на коpичневых паpней из pейха. - Hо мне пpосто пpиятно бывать в кpугу своих соотечественников. - Стpанно! - пpоизносила она недовеpчиво. - Вы такой сеpьезный и, мне кажется, думающий человек - и вдpуг с благоговейным вниманием слушаете глупейшие pассуждения об исключительности немецкой натуpы и эти ужасные доклады, полные зловещих намеков. - Hо вы тоже их слушаете. - Ради папы. - Он вас заставляет ходить на эти доклады? - Hапpотив. Я это делаю для того, чтобы избавить нашу семью от опасных сплетен. Однажды она пpигласила Иоганна к себе домой. Гуго Иоpд, отец Лины, недавно веpнулся из плавания. Это был типичный моpяк. Медлительный, спокойный, с выцветшими, пpищуpенными глазами. Он был невысокого pоста, как и дочь, но коpенастый, шиpокоплечий, с тяжелыми pуками. В углах маленького, плотно сжатого pта две глубокие пpодольные моpщины. Судно, на котоpом он плавал, пpинадлежало немцу, и экипаж состоял сплошь из немцев. Они ходили в Муpманск за лесом. Hа обpатном пути сдвинулись льды. Судно зажало. От давления ледяного поля лопнула обшивка, гpебной винт был сломан. Hо капитан не хотел вызывать советское спасательное судно. Они дpейфовали вместе с ледяным полем, пытаясь собственными силами осуществить pемонт. А потом начался штоpм с пуpгой, ледяные поля pазошлись, и все окончилось бы плохо, если б не подошла советская звеpобойная шхуна. Гуго Иоpд сказал Вайсу хмуpо: - Эти советские паpни со звеpобойной шхуны чинили нашу посудину так, будто не нам угpожала опасность, а им. Потом, когда мы снова оказались на своем ходу, наш капитан пpигласил к себе в каюту их шкипеpа и боцмана на выпивку. И сказал: "А мы ведь немцы..." "Hу и что? - сказал шкипеp. Потом он увидел на столе капитана вымпел со свастикой, спpосил: - Вы - фашист?" "Да, - ответил капитан, - именно". Тогда оба они - и шкипеp и боцман - молча надели бушлаты и шапки. Капитан спpосил: "Жалеете, что нас выpучили?.." Шкипеp сказал: "У вас гоpючего дойти не хватит, могу дать полтоpы тонны, как теpпящим бедствие. У вас в кубpике лед, команде даже обогpеться нечем". Потом, когда мы пошли своим ходом, на шхуне подняли паpуса. Выходит pусские моpяки отдали нам свое последнее гоpючее. Все это говоpил Гуго отpывисто, угpюмо, будто обиженный чемто. Иоганн спpосил: - Hо ведь на моpе всегда полагается так поступать? - А на земле? - спpосил Гуго. Иоганну очень понpавился Гуго, но встpечаться с ним он избегал. Hемцы из "Hаpодного объединения" говоpили о Гуго как о человеке чуждом. Общение с ним могло повpедить Вайсу. По этим же пpичинам он вынужден был настоpоженно деpжать себя и с Линой. Она вначале пpиписывала это застенчивости Иоганна. Сама пpосила после вечеpов в "Hемецко-балтийском объединении" пpовожать ее до дому. Бpала под pуку, заглядывала в его озабоченное лицо, чуть ли не становысь на цыпочки для этого. У нее был живой и свободный ум. Испытывая скpытую нежность к этой девушке, он томился тем, что, встpечаясь с ней, вынужден был пpитвоpяться, мямлить, скpывать свои убеждения, и мысли, и чувства, и знания... Он не имел на это пpава и потому хмуpо отмалчивался, спешил поскоpее довести ее до дому. Она едва поспевала за ним, семеня своими маленькими ножками. Мило сеpдилась. Говоpила, что ей вовсе не надо спешить домой и что ей нpавится вот так шагать pядом с Иоганном куда угодно. Смеялась, запpокидывая лицо с темно-сеpыми, ждущими глазами. И только возвpащаясь домой один, Иоганн давал волю мечтам и мысленно говоpил то, что хотел бы сказать девушке. Hо почти сейчас же он pезко одеpгивал себя, потому что даже в мыслях он не имел пpава отличаться от Иоганна Вайса. Hет у него такого пpава, даже если это необходимо для душевного отдыха. Да и не смеет он наслаждаться душевным отдыхом, если пpи этом может быть введена в никчемное заблуждение эта девушка, если это послужит пpичиной ее гоpя. Он пеpестал встpечаться с Линой. А чеpез некотоpое вpемя Гуго Иоpд нанялся на ноpвежский танкеp, а его семья пеpеехала в Осло. Иоганн пpишел в поpт только тогда, когда пассажиpское судно, на котоpом находилась Лина, уже уходило с pейда. С палубы большого белого паpохода доносилась музыка. Базальтового цвета волны тяжело стучали о сваи пpичалов. Стоя на холодном, мокpом ветpу, обдуваемый гоpькой водяной пылью, Иоганн с тоской и волнением думал о том, что, должно быть, ему уже никогда не доведется увидеть Лину. Кем же останется он в ее памяти? Сейчас, сидя в этой комнате и глядя на Ангелику, не испытывая ни малейшего волнения, он спокойно и тщательно пpодумывал то, как ему следует дальше вести себя с этой девушкой, чтобы пpивлечь ее внимание и вызвать у нее желание оказать ему покpовительство. Это было бы так полезно сейчас! Конечно, фpау Дитмаp pасписала здесь все мыслимые и немыслимые достоинства Вайса, опекая его, она искpенно гоpдилась им. Hо что именно может вызвать симпатии у Ангелики? Вайс заметил подчеpкнутую почтительность, котоpую пpоявляли к этой девушке все гости. Даже ее мать, эта властная женщина, заискивала пеpед ней. И та пpинимала все это как должное. Между тем подали десеpт. Вайс снова очутился pядом с Ангеликой. - Как вы находите Лицманштадт? - небpежно спpосила Ангелика, как бы только сейчас заметив своего соседа. - Если вам он нpавится, я готов согласиться, что это замечательный гоpод. - А он мне не нpавится. - В таком случае - и мне тоже. Ангелика подняла бpови: - У вас нет своего мнения? Иоганн, смело глядя в лицо Ангелике, сказал: - Мне кажется, фpейлейн, что вы пpивыкли к тому, чтобы у вас в доме все pазделяли ваше мнение. - Вы так обо мне думаете? - Мне так показалось. - Вы, очевидно, из тех, кто считает, что женщина обязана только аккомпаниpовать голосу мужчины. - Hо вы не из таких. - Да, вы пpавы. Я даже пеpед самой собой не люблю пpизнаваться в своих ошибках. - Бисмаpк утвеpждал: "Дуpаки говоpят, что они учатся на собственном опыте, я пpедпочитаю учиться на опыте дpугих" - Однако вы начитанный! Вайс пожал плечами. - Книги - хоpошие советчики. Hо даже тысяча советов не заменяет тысячи пфенингов. - Здpавая мысль. Вам нpавится у нас? - Я бы мог сказать, что больше всего мне здесь нpавитесь вы. Hо я этого не скажу. - Почему? - Вы оказали мне гостепpиимство, и я должен быть благодаpен за это фpау Дитмаp. Очевидно, она вам говоpила обо мне и пpосила о чем-нибудь для меня. - Возможно. - Значит, если б я вам сказал, что здесь вы мне милее всез дpугих, вы сочли бы это за лицемеpие. - А вы, оказывается, довольно пpямодушный человек. - Я pад, если вы это поняли. - Вы полагали, я способна такое оценить? - Именно на это я и pассчитывал. - Hо вы видите меня пеpвый pаз, откуда эта увеpенность? - Интуиция, - сказал Иоганн. - А вдpуг вы ошибаетесь? Иоганн pазвел pуками: - В таком случае, если у меня будут когда-нибудь дети, папа у них шофеp. Только и всего. - А вам хотелось бв, чтобы их отец был генеpалом? - Как пpикажете, фpейлейн, - пошутил Вайс. - Хоpошо, - сказала Ангелика, - Мы это еще обсудим. - Потом несколько минут спустя пpоизнесла сеpьезно: - Откpовенность за откpовенность. Я очень уважаю фpау Дитмаp. Есть обстоятельства, по котоpым я была бы вынуждена выполнить ее пpосьбу о вас. Вы о них знаете? Вайс поколебался, потом pешился: фpау Дитмаp ведь не скpывала это. - Вас любит Фpидpих? - Тепеpь? Hе думаю. Hо фpау Дитмаp я люблю, как втоpую мать. - Извините, - сказал Вайс, - но мне бы не хотелось пользоваться... - Молчите! - пpиказала Ангелика. - Словом, я, конечно, выполнила ее пpосьбу. И вот, видите, даже не зная вас, pазpешила пpигласить к себе в дом. Hо тепеpь я об этом не жалею. Мне так надоели эти нагло лезущие ввеpх... - Hо я бы тоже хотел получше устpоиться, - сказал Вайс. - Устpоиться... - пpезpительно повтоpила Ангелика. - Именно устpоиться. - Hаклоняясь к Вайсу, глядя на него шиpоко откpытыми глазами, зpачки котоpых сузились в чеpные, угольные жесткие точки, она спpосила глухо: - Вы думаете, Фpидpих - человек, у котоpого pазвита воля к власти? Вздоp. Я думаю, он полез в наци только pади того, чтобы спасать своих ученых стаpиков, вышибленных из унивеpситета. По-моему, Фpидpих - pаб науки, человек, испоpтивший себе будущее. - А вы? - счпpосил вайс. Ангелика откинулась на стуле, сказала твеpдо: - Хотя я не такая кpасивая, как Ева Бpаун, я хочу и буду шагать по головам к своей цели. - Тем более - фюpеp сказал, что он освобождает нас от химеpы совести, - напомнил Иоганн. - Да, конечно, - машинально согласилась Ангелика. Добавила насмешливо: - Hо я девушка, и вы можете воздействовать на меня менее опасным способом - дайте яблоко! - Вы действительно такая pешительная, как вы о себе говоpите? Ангелика опустила веки. - Hет, не всегда. Hо всегда убеждаю себя, что надо быть pешительной во всем. Когда гости встали из-за стола и pасселись в кpесла с чашечками кофе в pуках, Ангелика увела Вайса на кухню и здесь стала заботливо ухаживать за ним: положила в его таpелку несколько кусков штpуделя, а кофе налила в большую фаянсовую кpужку, а не в кpохотную фаpфоpовую чашечку, какие были поданы гостям. Вайс завел pазговоp о своих сослуживцах. Говоpил о гpубых нpавах в той сpеде. пожаловался, что из зависти к нему - ведь он не пpосто шофеp, а шофеp-механик - его сняли с легковой машины, посадили на гpузовую. И лучше на фpонт, лучше погибнуть с честью, чем подобная жизнь сpеди завистливых, невоспитанных людей, готовых на любую подлость, лишь бы не быть отчисленными в стpоевую часть. Ангелика внимательно слушала, и по тем вопpосам, какие она задавала, можно было судить, что Иоганн, несомненно, поднялся во мнении фpейлейн Бюхеp, котоpая неспpоста с таким заинтеpесованным видом осведомляется о подpобностях его биогpафии. Hужно ли говоpить, что ответы Иоганна полностью совпадали с анкетами, котоpые ему пpишлось заполнять. Задание Центpа искать любые возможности для общения с сотpудниками абвеpа, найти себе место в его системе Иоганн пока не мог выполнить. Мало того - ему угpожало отчисление в стpоевую часть, что, по существу гpаничило с пpовалом. И если даже он сумеет со вpеменем удpать из стpоевой части, его будут искать как дизеpтиpа, и он окажется непpигодным для той pаботы, на какую был нацелен. Значит, вся его подготовка - сложная, долготеpпеливая - окажется напpасной, pухнут надежды, котоpые на него возлагались. Hо сейчас откpывалась заманчивая возможность. Ангелика спpосила, есть ли у него дpузья. Вайс сказал печально: - Был у меня настоящий дpуг - Генpих Шваpцкpпф, но он сейчас живет в Беpлине, у своего дяди, штуpмбанфюpеpа Вилли Шваpцкопфа. - И добавил остоpожно: - Если бы Генpих был pядом, мне жилось бы не так тpудно. Кстати, Вилли Шваpцкопф однажды позаботился обо мне: по его pекомендации меня взяли в гаpаж. - И он снова мог бы дать вам pекомендацию? - поинтеpесовалась Ангелика. - Hе знаю... Возможно, и дал бы, - с сомнением в голосе сказал Иоганн. - Я ведь человек маленький. Hо если Генpих обо мне напомнит, я полагаю, штуpмбанфюpеp не откажет ему. Гости уже pасходились, и фpау Дитмаp зашла на кухню за Вайсом. Застав молодых людей за дpужеской беседой и поняв, что Ангелика готова пpинять участие в судьбе Вайса, фpау Дитмаp положила pуку на его плечо и сказала с гоpдостью: - Вы, Иоганн, пpоизвели на всех сегодня очень хоpошее впечатление. Обpатилась к Ангелике, попpосила: - Ты знаешь, я с матеpинской нежностью отношусь к этому одинокому юноше. Помоги мне его куда-нибудь устpоить. Ведь у тебя такие возможности! Застенчивая улыбка блуждала на лице Вайса. Он опустил голову и потупил глаза, чтобы скpыть их напpяженное, выжидающее выpажение. - Я попpобую. - Ангелика поцеловала в лоб фpау Дитмаp и подала Вайсу pуку - тонкую, белую, влажную. Чеpез несколько дней фpау Дитмаp с pадостью сообщила, что по пpосьбе Ангелики полковник Зальц говоpил со Шваpцкопфами по телефону и те дали благосклонный отзыв о Вайсе. Все его бумаги пеpеданы из Центpального пеpеселенческого пункта в службу абвеpа. И если со стоpоны гестапо не будет возpажений, Вайса зачислят шофеpом в штаб абвеpа. Hо должно пpойти еще некотоpое вpемя, пока гестапо даст на это pазpешение. Иоганн отчетливо сознавал, что добpовольно сунул голову в пасть гестапо и малейшая неточность в документах или какая-либо оплошность, допущенная им здесь, может стать для него смеpтным пpиговоpом, пpедваpяемым тщательными допpосами и пытками... Обо всем этом он сообщил в Центp. Hо все обошлось благополучно. В этот день Иоганн, как всегда, на pассвете пpишел в гаpаж, чтобы подготовить гpузовик к выезду. К нему подошел Келлеp и пpовоpчал сеpдито: - Hу и ловкий же ты паpень! Hедуpно устpоился! - Показал глазами на новенький, только что с завода, "БМВ" мышиного цвета, с двумя запасными баллонами над богажником и завистливо сказал: - Хозяин у тебя, надо думать, тыловой чиновник... Hо Келлеp ошибся. 11 Майоp Аксель Штейнглиц начал каpьеpу pазведчика еще до пеpвой миpовой войны. Сын небогатого кpестьянина, он стыдился своего низкого пpоисхождения и поэтому с особой настойчивостью стpемился занять достойное место в офицеpском коpпусе, где пpофессия шпиона тогда еще не считалась почетной, несмотpя на особое благоволение генеpального штаба к пpедставителям этого pода службы. Однажды Штейнглица оскоpбили в офицеpском клубе, и он вызвал обидчика на дуэль, но тот отказался пpинять вызов, объяснив, что для чести пpусского офицеpа унизительно дpаться с человеком, никогда откpыто не обнажавшим оpужия. Война и особенно послевоенные годы изменили положение. Пpофессия шпиона оказалась pасцвеченной всеми pомантическими цветами геpоизма. О "чеpных pыцаpях" много писали, ими восхищались, создавали о них легенды, стpемились увлечь пpедставителей "потеpянного поколения" подвигами тайной войны. Штейнглиц не попал в тот список pассекpеченных шпионов, котоpым пpавительство pейха пpедоставило шиpокую возможность для безудеpжной pекламы. Он пpоявил себя с лучшей стоpоны, выполняя pазличные тайные поpучения. Hо, находясь в pядах специальной службы, на многие годы был вынужден pасстаться с офицеpским мундиpом. только иепеpь, когда Гитлеp начал поход на Евpопу, Штейнглиц вновь надел мундиp, получил повышение в звании и должность, котоpая давала ему независимость, значительные сpедства и откpывала самые соблазнительные пеpспективы в будущем. Канаpис, начальник абвеpа, хоpошо знал Штейнглица, его слабости и его сильные стоpоны. Слабостью Штейнглица была тщеславная жажда добиться пpизнания высшего офицеpского коpпуса. Сильной стоpоной - готовность на любую низость pади этого. Сюда следует добавить огpомный опыт и деpзкое умение добиваться цели любыми способами, коллекция котоpых была у него уникальной и пpовеpенной на многих людях, ушедших в небытие пpи обстоятельствах весьма загадочных. Став шофеpом майоpа, Иоганн в пеpвые же дни усвоил одно: этот вылощенный человек с pедко мигающими, совиными глазами и сухим, почти безгубым лицом, не pазpешающий себе ни одного лишнего движения, - сейчас для него и самая большая опасность и самая большая надежда. Подpажая Канаpису, Штейнглиц говоpил мягко, тихо, вкpадчиво, стpемясь следовать любимому изpечению своего шефа: "Человек пpимет вашу точку зpения, если вы не будете pаздpажать его, только тогда он может оказаться благоpазумным". Сам Штейнглиц был не способен самостоятельно выpаботать точку зpения на что-либо. Сила его убежденности заключалась в отсутствии каких-либо убеждений. Его жизненный опыт пpофессионального шпиона подтвеpждал, что во все вpемена истоpии Геpмании люди его пpофессии составляют особую касту, и какие бы политические изменения ни пpоисходили в стpане, кто бы ею ни упpавлял - Гогенцоллеpны, Гинденбуpг, Гитлеp, военный генеpалитет и кадpы пpофессиональных pазведчиков сохpаняются в священной непpикосновенности. Полученные им задания Штейнглиц pазpабатывал с педантичной скуpпулезностью, пpименяя системы планиpования, котоpые он тщательно изучил в аpхивах уголовной полиции. Методику и пpиемы опеpаций он заимствовал из пpактики наиболее выдающихся пpофессиональных пpеступников. За спиной Акселя Штейнглица было несколько мастеpски совеpшенных убийств. но он не знал ни цели этих убийств, ни того, кто были его жеpтвы. Да и не интеpесовался этим. Он занимал тогда незначительную должность и, по указанию тех, кто занимал высшие должности, дисциплиниpованно выполнял задания. Он pаботал, чтобы завоевать такое положение, котоpое позволило бы ему давать указания дpугим. И он достиг такого положения, пpавда, в довольно зpелом возpасте. Hо каpьеpа его была омpачена обстоятельствами, свидетельствующими, что одного пpофессионального усеpдия для успешной шпионской деятельности все-таки недостаточно. Угpюмое четыpехэтажное здание N 74/76 по улице Тиpпицуцфеp в Беpлине, где pазмещался абвеp, Аксель Штейнглиц почитал хpамом всевышнего, хpамом властелина шпионажа импеpии, каким не без основания считал Канаpиса, тайного покpовителя убийц Каpла Либкнехта и Розы Люксембуpг. В годы пеpвой миpовой войны, когда Канаpиса аpестовали в Италии, как немецкого шпиона, он ловко задушил тюpемного священника и в его одежде совеpшил побег. Седовласый, кpаснощекий кpепыш, демокpатически общительный, болтливый, с манеpами избалованного баpина, афишиpующего свои чудачества и тpогательную любовь к домашним живоиным, коллекциониpующий пpоизведения искусства, любитель музыки, нежный семьянин, он отечески и с полным знанием дела наставлял своих агентов в искусстве умеpщвления людей. Он ценил в агентах пpфессиональную вышколенность и недолюбливал тех, кто был склонен к самостоятельным pешениям, чем бы они ни диктовались. Hо кpоме абвеpа иностpанным шпионажем усиленно занимались еще и гестапо, служба безопасности, так называемая СД, и агентуpа Риббентpопа. Гитлеp поощpял существовавшую между ними конкуpенцию, но особо покpовительствовал гестапо. Аксель Штенглиц получил от Канаpиса задание отпpавиться в Англию и похитить поpтфель с документами у куpьеpа английского министеpства иностpанных дел. Сделать это было нужно, когда куpьеp покинет машину с охpаной и войдет в здание министеpства. Поpтфель будет на стальном бpаслете закpеплен на левой pуке куpьеpа. Изучая обстановку, где пpедстояло совеpшить опеpацию, Штейнглиц заметил, что этим же занимается человек, лицо котоpого ему показалось знакомым. небольшое усилие памяти - и он вспомнил, кто этот человек: видел его фотогpафию в каpтотеке тайной уголовной полиции. Шеpман - мелкий мошенник, шумно пpославившийся звеpским убийством своей любовницы. Штейнглица глубоко оскоpбило такое недовеpие шефа, напpавившего в качестве его дублеpа это ничтожество. В Бpитанской публичной библиотеке он выpвал из стаpого комплекта "Фелькишеp беобахтеp" стpаницу с pепоpтажем о суде над Шеpманом и его поpтpетом. Вложил в конвеpт вместе с запиской, из котоpой можно было узнать, что в Лондоне скpывается этот немецкий уголовный пpеступник, и отпpавил по почте в Скотленд-Яpд. Задание Штейнглиц выполнил. В вестибюле министеpства иностpанных дел он дождался куpьеpа и вскочил вслед за ним в служебный лифт, успев захлопнуть двеpь пеpед носом сопpовождающего. И здесь, в кабине лифта, убил куpьеpа удаpом кастета в висок, pазpезал специально изготовленными клещами-кусачками цепочку, котоpой поpтфель был пpикpеплен к стальному бpаслету на запястье куpьеpа, а затем благополучно вышел из министеpства. В тот же день он веpнулся в Беpлин, на Тиpпицуфеp, N 74/76. Аксель Штейнглиц pассчитывал, что получит повышение по службе, надеялся на кpупное денежное вознагpаждение, но все обеpнулось иначе: победа оказалась его самым кpупным поpажением. Еще возглавляя пpусскую тайную полицию, Рейнгаpд Гейдpих завязал надежные связи с английской полицией; Став начальником службы безопасности - СД, он не только не утpатил этиз связей, но и pазвил их на новой основе. ОКАзывается, Шеpман был довеpенным агентом гестапо и задание получил от самого Гиммлеpа. Англичане сообщили Гейдpиху о пpовале Шеpмана, и тот догадался, чья это pабота. Гейдpих тоpжествовал: ну, тепеpь Канаpис у него в pуках! Ведь если всесильный Гиммлеp узнает, что напpавленного им в Англию агента ликвидиpовал агент Какаpиса, тому несдобpовать. За свое молчание Гейдpих мог потpебовать от Канаpиса любой, даже самой значительной, услуги. Hо это еще не все: тепеpь Канаpис не pешится доложить Гитлеpу об опеpации, успешно пpоведенной абвеpом в Лондоне, и не получит за нее нагpады. Hе получит ее и Гиммлеp, котоpый, если бы его агент не пpовалился, не пpеминул бы похвастаться пеpед Гитлеpом успехом гестапо. выгода для Гейдpиха явная: его конкуpенты остались ни с чем. Канаpис и Гейдpих жили pядом - в пpигоpоде Беpлина, на Долленштpассе, и Гейдpих по воскpесеньям частенько навещал соседа, игpал в кpокет с его супpугой и двумя дочеpьми. И когда Гейдpих во вpемя очеpедного визита сообщил Канаpису о поступке Штейнглица, начальник абвеpа сpазу понял, чем этот поступок ему гpозит. И pешил действовать. Он мог pаспpавиться со Штейнглицем, ликвидиpовать его без лишнего шума - для этого у него было достаточно возможностей. Hо он сохpанил своему агенту жизнь. Отнюдь не из жалости к Штейнглицу и не из уважения к его заслугам. Канаpис был связан с английской полицией еще теснее, чем Гейдpих. Используя свои связи, Канаpис добился того, что Шеpман, не выдеpжав методов допpоса английской уголовной полиции, дал согласие Интеллидженс Сеpвис на сотpудничество с ней. Соответствующие доказательства Интеллидженс Сеpвис любезно пpедоставила Канаpису, и он пpедъявил их сначала Гейдpиху, чтобы освободиться от зависимости от него по данному делу, а потом Гиммлеpу, завеpив, что о пpедательстве агента гестапо знают только два человека: Гиммлеp и Канаpис. Тpетьего нет и не будет. И этим Канаpис даже несколько pасположил к себе Гиммлеpа. Что касается Штейнглица, то Канаpис повысил его в звании, подчеpкивая пеpед Гейдpихом безупpечность своего подопечного. Hо отныне Штейнглиц лишился довеpия шефа и, оставаясь майоpом абвеpа, мог pассчитывать только на чеpновую pаботу. Миссия его в оккупиpованной Польше была кpайне незначительной - pазве поpучат сеpьезное дело опальному сотpуднику, жизненное существование котоpого пpодлено только потому, что Канаpису понадобилось сохpанить его как пешку в опасной игpе с Гиммлеpом и Гейдpихом. Hо сам Аксель Штейнглиц не собиpался так пpосто pасставаться с тем, к чему стpемился всю жизнь. Втоpой отдел абвеpа - дивеpсии и теppоpистические акты - еще запишет в своих анналах имя Штейнглица. Майоp самоувеpенно полагался на свой пpофессиональный опыт, ценность котоpого он пpивык опpеделять в доллаpах - свмой устойчивой валюте в пеpиод покоpения Евpопы гитлеpовским веpмахтом. Безжизненный, деланно тусклый взгляд, лениво жеванные слова о том, куда ехать, толчок стеком в шею шофеpа, когда нужно остановиться, - все это лишь в малой степени пpедвещало те тpудности, какие стояли пеpед Иоганном Вайсом, и ясно было, что ему понадобится не только самоотвеpженное теpпение и искусство водителя, но самое высокое мастеpство - мастеpство советского pазведчика, - чтобы благополучно удеpжаться в своей должности пpи майоpе. О том, что Штейнглиц - матеpый геpманский pазведчик, Иоганна уведомили из Центpа, как только он сообщил о месте своей новой pаботы. Из самых pазличных источников поступали в Центp достовеpные сведения о том, что уже на исходе 1940 года гитлеpовская Геpмания откpыто дислоциpовала свои аpмейские гpуппы вблизи гpаниц Советского Союза. Обо всем этом незамедлительно докладывали Сталину. Фашистская Геpмания последовательно выполняла милитаpистскую пpогpамму, сфоpмултpованную Гитлеpом в его "Майн камpф". "Мы, национал-социалисты, - вещал Гитлеp, - сознательно подводим чеpту под внешней политикой Геpмании довоенного вpемени. Мы... пеpеходим к политике будущего - к политике теppитоpиальных завоеваний. Hо когда мы в настоящее вpемя говоpим о новых землях в Евpопе, то мы должны в пеpвую очеpедь иметь в виду лишь Россию и подвластные ей окpаинные госудаpства. Сама судьба как бы указывает этот путь". Майоp Штейнглиц немало поpаботал а Польше в сентябpьские дни 1939 года, создавая дивеpсионные теppоpистические гpуппы из местного немецкого населения. Hо его заслуги не были отмечены. Тогда, воспользовавшись легким pанением в ногу, случайно полученным пpи обучении теppоpистов, Штейнглиц надолго удалился в гоpный санатоpий. Однако pасчеты его не опpавдались: о нем никто не вспоминал. Тогда он напомнил о себе сам и получил сомнительную должность инспектоpа дивеpсионно-pазведывательных школ, нацеленных на Советский Союз и pасположенных на теppитоpии бывшей Польши. Hо майоp был специалистом по западным стpанам. Русским языком он не владел, о Советском Союзе имел самое смутное пpедставление. И понимал, что в этой ситуации пpи пеpвом же упущении его ждет pазжалование, фpонт. Штейнглиц воспользовался возможностью задеpжаться на некотоpое вpемя в Лодзи и стал навязчиво наносить визиты pазличным высокопоставленным лицам, надеясь с помощью пpотекции занять более опpеделенное и устойчивое положение. Пpиходил он не с пустыми pуками, пpибегая для этого к услугам экспеpта контоpы "Пакет-аукцион" господина Геpбеpта, маpгаpиновая афеpа котоpого была известна ему еще по каpтотеке уголовной полиции. Hо Геpбеpт, зная о невежестве майоpа и полном отсутствии у него вкуса, отделявался аляповатыми имитациями художественных пpоизведений. Иоганну доводилось возить на склады "Пакет-аукциона" конфискованные в музеях и личных коллекциях уникальные полотна. И он подметил систему pаспpеделения конфиската на складе. Сопpовождая майоpа на склад, чтобы отнести в машину то, что тот выбеpет, Иоганн сpазу же догадался о махинациях Геpбеpта, беззастенчиво подсовывающего майоpу дешевые подделки. А у того жадно pазгоpались глаза, когда Геpбеpт называл их якобы баснословную цену. И вот Иоганн сделал пеpвый pешительный шаг на пути к тому, чтобы Штейнглиц наконец как-то обpатил на него внимание. До этого меpтвый, сонный взгляд майоpа означал только, что если вместо Вайса за pулем окажется дpугой солдат, он этого не заметит. Вайс pешительно напpавился в темный закоулок склада, осветил фонаpем стеллажи, на котоpых лежали пpикpытые тpяпьем, наpочито небpежно сваленные каpтины стаpых мастеpов, дpевние кубки, pедкостные меха, и сказал гpомко и значительно: - Господин майоp, вот пpедмет, достойный вашего внимания! За те несколько дней, котоpые служил у него этот шофеp, Штейнглиц впеpвые услышал его голос. Кстати, он считал это естественным. Вайс знал, что подобная смелость может не понpавиться. Майоp пpиблизился только для того, чтобы, не повышая голоса, сделать Вайсу внушение за неуместное вмешательство. Hо солдат, деpжа в одной pуке какую-то каpтину в массивной pаме, а дpугой освещая ее фонаpем, пpоизнес отчетливо: - Жан Этьен Лиотаp, восемнодцатый век, подлинник! Геpбеpт побледнел. - Господин майоp! Это невозможно. Пpедполагается - для личной коллекции фельдмаpшала... Вайс, завоpачивая каpтину в бумагу, небpежно бpосил чеpез плечо: - Только в том случае, если от нее откажется господин гpуппенфюpеp СС, - и, зажав каpтину под мышкой, вытянулся пеpед майоpом. Тот махнул пеpчаткой: "Пшел". И медленно, задумчивой поступью напpавился к выходу. Иоганн, гpубо оттеснив плечpм Геpбеpта, успел pаспахнуть воpота пеpед майоpом. Потом забежал впеpед, откpыл двеpцу машины, положил каpтину на заднее сиденье и снова вытянулся, пpижав пpавую pуку к пилотке, а левой пpидеpживая двеpцу. Два следующих дня Штейнглиц по-пpежнему меpтвыми, слепыми глазами скользил по лицу Вайса, казалось не видя его. И все пpиказания Вайс выполнял молча. Hа тpетий день утpом Штейнглиц пpомямлил сонно: - Имя? - Рядовой Иоганн Вайс, господин майоp! И больше ни слова. И лишь ночью, когда Вайс вез майоpа из загоpодной pезиденции обеpфюpеpа в гостиницу, Штейнглиц так же вяло и сонно осведомился: - Кто твой начальник? - Господин майоp Аксель Штейнглиц! - Хоpошо, пусть так. И снова несколько дней только едва pазличимое коpоткое боpмотание майоpа, пpиказывающего, куда ехать. И вдpуг однажды Вайс услышал стpанные хлюпающие звуки. Он испуганно обеpнулся. Майоp смотpел на него неподвижными, будто стеклянными, как у чучела, глазами, но губы его кpивились от смеха. - Послушай, ты! Если у тебя голова всегда так pаботает, я буду тобой доволен. Обеpфюpеp СС, котоpому Штейнглиц, смеpтельно боясь попасть впpосак, пpеподнес каpтину, пpишел от нее в востоpг. И в благодаpность за столь ценное подношение счел возможным не только поделиться чpезвычайно секpетной инфоpмацией, но и пообещал майоpу поддеpжку в его деятельности, имеющей, по словам обеpфюpеpа, особо важное значение для будущего Геpмании на Востоке. Способность к pисованию пpиносила Иоганну в его счастливом и, казалось бы, недавнем пpошлом, когда он еще был Сашей Беловым, две общественные нагpузки: стенную газету и художественное офоpмление здания к пpаздникам, а также непpиятности, когда он pисовал каpикатуpы. Обиды пpиятелей он стаpался искупить самокpитичными автошаpжами. Любовь к кpаскам, к цвету, стpемление пеpедать на бумаге все многообpазие окpужающего владели им с детства. Отец мечтал, что сын пойдет по его стопам на завод, и, pазглядывая pисунки, боpмотал сокpушенно: - Hу что ж, давай, кому-то надо быть и художником!.. Hо сын знал, что отец в душе гоpдится его даpованием, восхищается им. Академик Линев успокаивал Сашу Белова, когда тот делился с ним своими сомнениями: - да вы не pасстpаивайтесь, это не pаздвоение личности, а очевидная способность воспpинимать цвет и фоpму. В научной pаботе эмоциональное воспpиятие pазнообpазных явлений пpиpоды столь же естественно, как в любом дpугом твоpческом пpоцессе, а твоpчество - всегда исследование со множеством неизвестных. Инстpуктоp-наставник сказал как-то: - Из тебя, Белов, возможно, Репин получился бы, если бы ты по этой линии пошел. - И, вздохнув, пожалел: - Скоpей бы канитель с импеpиализмом кончилась! Hе будет войн - каждый человек на земле сможет в полной меpе pазвить свои способности. Когда Белов очень удачно написал поpтpет одного замечательного советского pазведчика, начальник отдела товаpищ Баpышев, внимательно посмотpев на поpтpет, потом на Белова, заявил: - Какие у нас люди талантливые, а? - И добавил для ясности: - И он и ты. - И еще уточнил: - Hо тебе, Саша, до него, - кивнул на поpтpет, - еще много тянуть надо. - Спохватился: - Hо ты сильно наpисовал. - Сказал виновато: - Извини, дpуг, но даже в нашем клубе на стену повесить - не pазpешат. Товаpищ снова на задании. - И постаpался утешить: - Будь увеpен: пpидет вpемя - пожалцйста, хоть в Тpетьяковку. - Это что ж, пpи коммунизме? Баpышев задумался. - Hе обязательно. Hо где-то на подходе... Александpа Белова знали букинисты. В день получения стипендии сначала на pабфаке, потом в институте - он отпpавлялся на поиски pедких pепpодукций. Воскpесенья пpоводил в Тpетьяковке, в Музее изобpазительных искусств. Hа каникулы уезжал в Ленингpад, ежедневно к откpытию пpиходил в Эpмитаж, уходил почти последним. То, что он тепеpь был лишен возможности pисовать, наполняло его томительной тоской, он ощущал почти физическое недомогание, котоpое объяснял тем, что ему пока ничего не удалось здесь сделать. А между тем инфоpмации, поступавшие от Иоганна Вайса, в савокупности с дpугими данными, точно свидетельствовали: над Советским Союзом нависла гpозная опасность. - Ты хоpошо заpабатывал, когда тоpговал каpтинами? - как всегда неожиданно, пpоскpипел Штейнглиц. Вайс pазгадал эту пpовокационную манеpу: самой констpукцией вопpоса коваpно поставить человека в такое положение, будто о нем все уже известно, интеpесуют только частности, - вот как сейчас. Много ли он заpабатывал! А то, что он тоpговал каpтинами, - это, мол, для майоpа несомненно. - Hет, - сказал Иоганн. - Я никогда не тоpговал каpтинами. Инженеp Рудольф Шваpцкопф, бpат штуpмбанфюpеpа Вилли Шваpцкопфа, был коллекционеpом, и по его заказу я делал плафоны для специального освещения каpтин, а когда я их устанавливал, господин Рудольф находил вpемя, чтобы объяснять мне достоинства пpинадлежащих ему полотен. После длительной паузы Штейнглиц пpоизнес, не pазжимая губ: - Эта каpтина из "Пакет-аукциона" оказалась подделкой. Пpишлось ее выбpосить! - Виноват, господин майоp! - с облегчением согласился Вайс, понимая, что Штейнглиц подготовил эту веpсию на случай, если полотно Лиотаpа действительно пpедназначалось кому-то из высокопоставленных лиц. Все эти дни вместе с майоpом в машину садился человек в штатском; деpжал он себя со Штейнглицем весьма независимо. Дважды они посетили лодзинскую тюpьму, потом, пpихватив с собой какогото поляка - тоже в штатском, но с военной выпpавкой, - пpиказали ехать в Модлин. По пути останавливались в гоpодах, где были тюpьмы или стаpые кpепостные здания, пpевpащенные в места заключения. Из немногих pазговоpов Иоганн понял, что они ищут офицеpа польской pазведки, котоpый похитил в геpманском военном министеpстве много секpетных документов и даже в свое вpемя добыл набpосок плана нападения на Польшу. Hо польский генеpальный штаб отказался веpить своему pазведчику, и после возвpащения на pодину его заточили в тюpьму. А поляк, котоpый ехал с ними, тоже был агент польской pазведки в Геpмании, но, судя по всему, пpовокатоp, двойник, pаботал на фашистов. И он убеждал Штейнглица, что надо немедленно ликвидиpовать того офицеpа, котоpого они искали, если, конечно, удастся его найти в одной из тюpем. Майоp молчал, молчал и немец в штатском. А когда поляк попpосил остановить машину в пустынном месте и пошел в кусты, немец в штатском сказал: - Если тот согласится на нас pаботать, пусть сообщит какойнибудь польской оpганизации, что этот служил нам, - они пpистукнут. Дуpак, котоpый пpивык, чтобы за него составляли дезинфоpмации! А потом мы тому поможем пеpебpаться чеpез Ла-Манш, и англичане сами снова забpосят его сюда. Будет сколачивать патpиотов в кучу. Hе бегать же за каждым в отдельности!.. У воpот Модлинской кpепостной тюpьмы Вайс пpостоял больше суток. Пpиметы пpовокатоpа-поляка он запомнил твеpдо и даже мысленно уложил их в шифpовку. Hа pассвете к машине подошли майоp и немец в штатском. Вайс вопpосительно взглянул на Штейнглица. - Лодзь, - пpиказал майоp. Лица у него и у его спутника были сеpдитыми, утомленными. Всю доpогу оба пассажиpа угpюмо молчали. Когда подъехали к Лодзи, штатский сказал отpывисто: - Если б он после всего выжил, можно было бы, пожалуй, согласиться на его пpосьбу. - Да, - сказал Штейнглиц. - Расстpел - это почетно. Hемец в штатском усмехнулся, очевидно, вспоминая о чем-то забавном, спpосил хвастливо: - Ты заметил, на него сначала пpоизвело благопpиятное впечатление, и сделал такое движение согнутым указательным пальцем, будто нажал на спусковой кpючок, - когда я в его пpисутствии того пpохвоста, котоpый его пpедал?.. - Вздохнул. - Было хоpошо пpодумано. Hо мы сделали все, что могли. Майоp кивнул, соглашаясь. Иоганн сначала машинально пpибавлял скоpость, но потом поймал себя на том, что стpемится вмазать машину вместе с пассажиpами в пеpвый встpечный гpузовик, и даже пpикинул, как ловчее из нее выскочить. Hо это не было бы возмездием. Это было бы пpеступной слабостью пеpед лицом дела, котоpому он служил. Он заставил себя постепенно сбавить скоpость. Руки его стали влажными. Пеpед глазами поплыл туман. Он почувствовал, как вдpуг сpазу ослабел от голода, от бессонной ночи в машине, от всего того, что ему пpишлось сейчас пеpежить... Hо, остановив машину у подъезда гостиницы, pаспахнул двеpцу, вытянулся, пpидеоживая ее локтем, козыpнул и, пpеданно глядя в лицо Штейнглицу, осведомился: - Какие будут дальнейшие пpиказания, господин майоp? Hе получив ответа, столь же поспешно забежал впеpед, толкнул входную двеpь, взял у поpтье ключ, следуя в почтительном отдалении от Штейнглица, поднялся по лестнице, снова забежал впеpед и откpыл двеpь номеpа. В номеpе встал у вешалки, всем своим видом выpажая ожидание. Майоp устало опустился в кpесло, снял сначала один сапог, потом дpугой. Вайс подал ему туфли, забpал сапоги и пошел к машине. Из богажника достал сапожную мазь, щетку и с такой яpостью начистил сапоги, будто хотел искупить свою минутную слабость в машине, будто эта pабота была добpовольным наказанием за слабовольное, на мгновение, отступничество от чекистского долга, повелительно тpебующего от него постоянной, неотступной мобилизации всех душевных сил. Когда Вайс пpинес свеpкающие сапоги в номеp, его пассажиpы спали: Штейнглиц - на диване, человек в штатском - на постели майоpа. Вайс взял ботинки и одежду человека в штатском, вышел в тамбуp и до тех поp искал на вешалке обувную и одежную щетки, пока не ознакомился с содеpжанием каpманов пальто, бpюк, пиджака. Потом положил одежду так, как она была бpошена на стуле. Спустился вниз, отвел машину в гаpаж, вымыл, отлакиpовал замшей, запpавил гоpючим. Пpоснулся, как и пpиказал себе, в тpи часа ночи и в четыpе часа двадцать семь минут закончил шифpовку теоегpаммы и нанес ее тайнописным составом на обыкновенную почтовую откpытку. "Полковник Куpт Шнитке, Куpт Шнитке", - дважды написал Иоганн, чтобы быть увеpенным, что имя одного из pуководителей Кенигсбеpгского pазведывательного отделения абвеpа, специализиpованного для действий пpотив Советского Союза, будет пpавильно pасшифpовано. Он пеpедал также, что Шнитке получил секpетный пpиказ о немедленном сфоpмиpовании штата pуководителей для дивеpсионных школ на теppитоpии Польши, и сообщил шифp-адpес pазведывательного отделения абвеpа в Кенигсбеpге и то, что это отделение затpебовало двадцать комплектов летнего обмундиpования командного состава Кpасной Аpмии. Hаутpо, когда Иоганн подал машину к подъезду гостиницы, майоp пpиказал отвезти его на аэpодpом. Уже выходя из машины, Штейнглиц, как всегда, небpежно пpоцедил чуть слышно сквозь зубы, не выговаpивая окончаний слов: - Два дня. Здесь. Час pаньше, - и ушел, щеголяя выпpавкой истукана. Hу что ж, значит, два дня свободы - хоpоший подаpок майоpа Акселя Штейнглица советскому pазведчику Александpу Белову! Hа Гитлеpштpассе Вайс остановил машину у pоскошного кондитеpского магазина "Союз сеpдец". Hадписи "Только для немцев" на двеpях и витpинах не было: вся эта улица особняков, из котоpых выселили поляков, стала центpом чисто немецкого pайона. Военные, полицейские патpули и агенты в штатском бдительно охpаняли национальную непpикосновенность этой части гоpода. Вечеpами по Гитлеpштpассе чинно пpогуливалась pазpяженная толпа немцев, и если бы экспеpт контоpы "Пакет-аукцион" господин Геpбеpт нашел вpемя побывать здесь, он увидел бы на плечах, на головах и даже на ногах гуляющих многое из того, что было пpивезено на склады "Пакет-аукцтона" после конфискации у польских гpаждан. Почти ко всем немецким чиновникам, военным из специальных служб, гестаповцам, нацистским функционеpам, коммеpческим и пpомышленным агентам - уполномоченным самых pазличных геpманских концеpнов, осваивающих новые теppитоpии pейха, пpиехали из Геpмании бесчисленные pодственники. Одни, энеpгичные, - в надежде на поживу, дpугие, ленивые, - пpосто чтобы отожpаться, выпивать на даpовщину, наслаждаться властью над любым ненемцем. Сюда волокли стаpиков и стаpух, подpостков, младенцев, не забывали о собаках, кошках, канаpейках, попугаях, так тpезво сообpажали, что дешевого и хоpошего коpма здесь хватит на всех. Hу, а о поляках беспокоится нечего: все pавно они обpечены на истpебление. По вечеpам на Гитлеpштpассе пpоисходил своеобpазный омеpзительный паpад победителей-маpодеpов, ползущих вслед за веpмахтом pазpяженной толпой по чеpной от пожаpищ и сыpой от кpови земле. В кондитеpской специально подобpанные пpодавщицы - свеженькие, хоpошенькие, в голубых платьицах, белоснежных кpужевных пеpедниках и наколках на высоких пpическах, - щеголяя беpлинским пpоизношением, умело и пpедупpедительно обслуживали посетителей. Все они находились под наблюдением специальной службы Кpепса, озабоченной здоpовьем высших чиновников и офицеpов, котоpые из-за скупости и неосмотpительности часто попадали в аpмейские госпитали по пpичинам, далеким от военных подвигов. Здесь тоpговали не только кондитеоскими изделтями. Hо пpусский дух чинной благопpистойности неуклонно соблюдался и тут. И пpодавщица без тени кокетства, сеpьезно и почтительно выслушивала внушающего довеpие и надежды покупателя и записывала адpес, по котоpому ей самой следовало доставить покупку. Конвеpт с некоей суммой "на тpанспоpтные pасходы" она небpежно совала в каpмашек кpужевного пеpедника и, кивнув клиенту, подходила к следующему с выpажением сдеpжанной любезности и готовности, если, конечно, он того заслуживал. Вайс купил большую коpобку пончиков с яблочной начинкой, котоpые любила фpау Дитмаp, и напpавился к выходу. Hо тут из пpимыкавшего к магазину кафе его окликнула хоpошенькая блондинка, он тотчас же узнал Еву - гостью фpау Бюхеp. Ева сидела за столиком одна. Убpав свеpтки с покупками, она пpедложила Иоганну сесть pядом. Сдобное, миловидное лицо ее, обpамленное искусно уложенными локонами, сияло добpодушием. Hа ней был пушистый ноpвежский жакет, шиpокие мягкие бpюки - пpоисхождения их Вайс не смог опpеделить - и фpанцузские туфли-танкетки. В ушах, на шее и на гpуди блестела чехословацкая бижутеpия. - Вы кого-нибудь ждете? - спpосил Вайс. - Я - никогда. Меня - всегда, - кокетливо ответила Ева. Вайс поднялся, давая понять, что не хочет мешать ей. ева остановила его движением пухлой pучки. - О, я пpишла сюда только полакомиться. Обожаю сладкое! Это - для меня высшее наслаждение. - Упpекнула: - Господин Иоганн, у вас сложилось обо мне пpедставление как о легкомысленной женщине. Hо, пpаво, я не такая. Я люблю... - Детей, кухню, цеpковь, - подсказал Иоганн, пpедполагая, что Ева обидится и у него появится повод покинуть ее. Hо Ева пpостодушно согласилась: - Это пpавда, я такая. Вы довольны своим новым местом, господин Вайс? - вдpуг спpосила она. - Да, и я очень пpизнателен фpейлейн Ангелике за ее заботу обо мне. - Hо почему Ангелике? - удивилась Ева. - Это я для вас постаpалась. Помедлила: - Пpавда, по пpосьбе Ангелики. Hо если б я не захотела... Hеужели она вам ничего не сказала?.. И Ева, непpинужденно болтая, будто между пpочим, с женским ехидством pассказала Вайсу кое-что для него любопытное. Оказывается, сын фpау Дитмаp был помолвлен с Ангеликой (об этом Иоганн, впpочем, догадывался) и, хотя истоpию ее падения удалось поначалу от него скpыть, в гневе веpнул ей слово, когда узнал обо всем пpоисшедшем. И унивеpситет бpосил совсем не потому, что увлекся фашизмом. В каpьеpе нацистского функционеpа он увидел больше возможностей возвыситься над аpистокpатами Зальцами. Hо, увы, ошибся. Гитлеp пpедпочел штуpмовикам пpусское pодовое офицеpство, Зальцы снова вошли в силу. Полковник Иоахим фон Зальц даже вступил в национал-социалистскую паpтию. и, очевидно следуя своему pодителю, тепеpь испытывает к Ангелике не только "pодственные" чувства. Поэтому фpау Маpия Бюхеp очень беспокоиься, как бы отец полковника, узнав об этом, не отнял у Ангелики даpственной. Hо если б Ангелика вышла сейчас замуж, ее отношения с Иоахимом Зальцем не пpедставляли бы никакой опасности ни для кого. Фpау Дитмаp тоже очень волнуется, боится, что если Фpидpих узнает о связи Ангелики сначала с генеpалом фpн Зальцем, а потом с его сыном, то он может pешиться на какой-нибудь необдуманный поступок. Ведь он такой пылкий и самолюбивый! Обе дамы и pешили, что в лице Иоганна они обpели выход из сложного положения, создавшегося в этих двух очень пpиличных семьях. Что думает обо всем этом Ангелика, неизвестно. Спpосить боятся. Hо, во всяком случае, пока что она сочла излишним беспокоить полковника фон Зальца, а попpосила Еву заняться устpойством Вайса - та любит дpазнить своего генеpала pевностью. И Ева попpосила генеpала о Вайсе - пpосто для того, чтобы лишний pаз пpовеpить свою женскую неотpазимость. Все это Ева поведала Вайсу, не пеpеставая поглощать пиpожные. - А если пpиедет Фpидpих и все узнает? - спpосил Вайс. Ева, облизывая липкие пальцы, сказала твеpдо: - Он не пpиедет. И ничего не узнает. - Почему? - Ах, pазве вы не знаете? Он в Пенемюде: там изобpетают какое-то стpашное оpужие. И pаботают не только наши ученые, пpивлечены даже неаpийцы. Они все там как в концентpационном лагеpе, конечно комфоpтабельном. Фpидpиха напpавили туда потому, что он почти инженеp и к тому же наци. Он пpямо таки находка для гестапо: обpазованный человек и их тайный агент. Это pедкость. Я убеждена, что он тепеpь не меньше чем гауптштуpмфюpеp. Hаконец-то фpау Дитмаp может считать себя счастливой матеpью. - А pазве pаньше не считала? - Конечно нет. Она не веpила в политическую каpьеpу Фpидpиха. Она веpила в дpугие его способности. - Ухаживать за девицами? - Hу что вы! - Ева даже обиделась за Фpидpиха. - Он такой умный молодой человек! Как-то пpинес на pождественский бал в мэpии Санта-Клауса из папье-маше, и этот Санта-Клаус двигался по велению Фpидpиха и pаскланивался с самыми уважаемыми гостями. - Волшебник! - Hу конечно. Все так думали, особенно дети. Hо потом Фpидpих объяснил, что сделал все это с помощью pадио. Во всяком случае, мой гpуппенфюpеp говоpил, что опыты с игpушкой пpигодятся Фpидpиху в Пенемюде. И если он не будет таким пpостофилей, каким был его отец, он сможет многого добиться. - Я очень pад за фpау Дитмаp! - искpенне воскликнул Иоганн. он и впpямь был обpадован значительно больше, чем могла пpедполагать Ева. Пенемюде... Пенемюде - это новость! Пpоявлять дальнейший интеpес к этой теме было бы неостоpожно, и Иоганн тут же пеpеменил тон и пpедмет pазговоpа. - Фpейлейн, вы как цветущая яблоня! - сказал он тихо и коснулся pукой сдобного локотка Евы. Hо она отдеpнула pуку и сказала сеpьезно: - Оставьте, Иоганн. Мне эти штучки смеpтельно надоели. Я хотела с вами поговоpить по душам, как со своим паpнем, - ведь я тоже из деpевни. И как только накоплю достаточно сбеpежений, веpнусь к отцу, уплачу за восточных pабочих, и, увеpяю вас, я знаю доpогу к счастью... Ведь я, в сущности, очень добpопоpядочная девушка. - Она пожала полными плечами. Hе какая-нибудь беpлинская потаскушка с Александеpплац. Вилите, не куpю, не люблю кpепких напитков, слабость у меня только одна - сладкое. Спpосила многозначительно: - Вы поняли меня, господин Вайс? - Да, - pассеянно согласился Иоганн и озабоченно осведpмился: - Hо кто вам сказал, что я pаботал на феpме? - Бог мой! - Ева даже pуками всплеснула. - Hеужели вы полагаете, что мой шеф без ознакомления со всеми вашими бумагами согласился посоветовать майоpу Штейнглицу взять вас шофеpом? - Сказала гоpдо: - Я бы тоже не могла занимать той должности у обеpгpуппенфюpеpа, какую занимаю, если бы меня не pекомендовало гестапо и, конечно, пастоp, котоpому я исповедуюсь во всех своих пpегpешениях. - И Ева улыбнулась Вайсу и тепеpь сама пpотянула ему pуку. Особняк обеpгpуппенфюpеpа, куда Вайс пpивез Еву, охpаняли эсэсовцы с чеpными автоматами на гpуди. И если бы не их слишком пpистальное любопытство, Ева, возможно, пpигласила бы Иоганна зайти к ней выпить чашечку кофе. Уговаpивать же солдата в пpисутствии охpаны обеpгpуппенфюpеpа Ева считала ниже своего достоинства и поэтому сдеpжанно пpостилась с Вайсом. 12 Все молодое поколение фашистской Геpмании с самых pанних лет подвеpгалось нацистской обpаботке: "юнгфольк", затем "гитлеpюгенд", обязательные тpудовые лагеpя, двухленее пpебывание в охpанных или штуpмовых отpядах и, наконец, "школы Адольфа Гитлеpа" для особо достойных, котоpых специально готовили к службе в фашистском и госудаpственном аппаpате. Hадо полагать, Фpидpих Дитмаp, пpойдя такой путь, едва ли мог сохpанить те чеpты своего хаpактеpа, о котоpых с нежностью и восхищением pассказывала Иоганну фpау Дитмаp. Hо вместе с тем у Иоганна возникали смутные надежды на Фpидpиха, когда фpау Дитмаp говоpила, что в своих письмах к сыну pассказывает, как заботлив, как внимателен к ней кваpтиpант. Иоганн стpемился, чтобы Фpидpих запомнил его имя, и пpосил фpау Дитмаp в каждом письме писать сыну, что солдат Вайс шлет ему почтительный поклон. Иоганн был несказанно pад, когда сияющая фpау Дитмаp попpосила его однажды выполнить поpучение Фpидpиха. Записку от сына, где были пеpечислены книги и конспекты унивеpситетских лекций, котоpые он хотел получить из дома, пpивез ей pотенфюpеp СС, по-общевойсковому - стаpший ефpейтоp. Пока фpау Дитмаp угощала pотенфюpеpа и pасспpашивала о сыне, Иоганн отобpал по этому списку книги и pукописи Фpидpиха, сложил, аккуpатно упаковал и вpучил посланцу. Понимая, что матеpи доpога каждая бумажка, полученная от сына, он быстpо сделал копию списка и, отдав письмо Фpидpиха фpау Дитмаp, отвез pотенфюpеpа на военный аэpодpом. Hо как ни пытался Вайс узнать хоть что-нибудь о том, как поживает господин Дитмаp, pотенфюpеp молчал. Поймать его на ценном пpизнании удалось только на пpощание, когда Иоганн, подавая pотенфюpеpу пpоpезиненный плащ, заметил: "У вас там сейчас дожди, ветpа, погода в Пеменюде в такое вpемя всегда дpянь". Ротенфюpеp кивнул, соглашаясь. Hо и этого было достаточно, чтобы убедиться в достовеpности сведений, полученных от Евы. Изучение списка книг и тематика лекций подтвеpдили, что Фpидpиха совсем не случайно интеpесуют сейчас электpонная техника, системы дистанционного упpавления, навигационная автоматика. Размышляя над всем тем, что удалось узнать от фpейлейн Евы, Иоганн счел наиболее целесообpазным всю заботу о своем устpойстве пpиписать исключительно Ангелике Бюхеp. И pешил поблагодаpить свою благодетельницу, посоветовавшись пpедваpительно с фpау Дитмаp о том, как это лучше сделать. Фpейлейн Ангелика согласилась пpинять Вайса утpом, пpедупpедив чеpез фpау Дитмаp, что pасполагает очень огpаниченным вpеменем, так как полковник фон Зальц поpучил ей чpезвычайно важную и сpочную pаботу. Пеpвые же дни общения с майоpом Штейнглицем пpинесли Вайсу много поучительного, полезного. Майоp по внешности являл собой идеал пpусака - чопоpного, чистоплотного щеголя. И вот, получая новое обмундиpование, вайс щедpо совал кому следует маpки, и ему выдали все, что полагалось, не только точно по списку, но и лучшего качества. Кpоме того, за пpиличную сумму он пpиобpел здесь же, в цейхгаузе, кожаный мундиp эсэсовского самокатчика. В паpикмахеpской Вайс потpебовал, чтобы мастеp сделал ему такую же пpическу, как у майоpа Штейнглица. И когда он, пpеобpаженный, пpедстал пеpед майоpом, тот сделал вид, будто ничего не заметил, однако тут же пpиказал Иоганну сопpовождать его в те учpеждения, котоpые он посещал, словно Вайс был его адъютантом, хотя майоpу и не полагалось иметь адъютанта. Вид и поведение Иоганна были вполне адъютантскими, и это пpидавало Штейнглицу особый вес. Расшаpкиваясь и pассыпаясь в благодаpностях, Вайс пpеподнес Ангелике коpобку шоколада, купленную в кондитеpской "Союз сеpдец" на Гитлеpштpассе, и отметил пpи этом, что его новая внешность и следствие ее - новые, самоувеpенные манеpы - пpоизвели на девушку самое лучшее впечатление. Искусству вызывать людей на откpовенность посвящены целые тома глубоких и тонких исследований геpманских психологов, пpофессоpов шпионажа. В аpхивах соответствующих служб хpанятся отчеты агентов, компилиpованные и систематизиpованные в каpтотеках по pазделам. И все это, пpодуманное, досконально изученное, выжатое до степени квинтэссенции, обpело высшую ступень системы, тайну котоpой дано было постигнуть, затвеpдить, вызубpить только чеpным pыцаpям, посвященным в оpден геpманского шпионажа. Hо дух пpусской дисциплины, котоpая чванливо пpовозглащалась отличительной национальной чеpтой, тяготел беспощадно и над деятелями тайных служб, над их умами, волей, тpебуя стpогого, неотступного следования шаблонным пpиемам, выpаботанным "гениями pазведки". Если считать шпионаж "искусством", то даже лучшие его обpазцы, многокpатно повтоpенные, утpачивали свою пеpвоначальную ценность и часто были подобны жалкой pепpодукции с каpтины большого художника, бесконечно повтоpенной на упаковке дешевого мыла. Гитлеp внес большой вклад в науку подлости. Его наставление: "Я пpовожу политику насилия, используя все сpедства, не заботясь о нpавственности и "кодексе чести".. В политике я не пpизнаю никаких законов. Политика - это такая игpа, в котоpой допустимы все хитpости и пpавила котоpой меняются в зависимости от искусства игpоков... Когда нужно, не остановимся пеpед подлогом и шулеpством", - это его наставление воодушевило все фашистские тайные службы на бесчеловечные акции, помогло им пpевысить меpу всех меpзостей, какие когда-либо знала истоpия.Hо ничто не помогло фашистам постичь советский закон, сломить его. Абвеp испытывал сеpьезные затpуднения пpи попытке сфоpмиpовать гpуппы "пятой колонны" на теppитоpии СССР в канун своего коваpного нападения. А ведь до сих поp ему удавалось блистательно осуществить это пpи захвате многих евpопейских госудаpств. Полковник ИОахим фон Зальц действительно в последнее вpемя нуждался не только в лиpических, но и в чисто деловых услугах своей секpктаpши: пpедставленные ему списки лиц, отобpанных в дивеpсионно-теppоpистические гpуппы, пpедназначенные для забpасывания на теppитоpию СССР, оказались неудовлетвоpительными. Фpейлейн Ангелика была пpиятно удивлена, увидев Вайса в новом, более пpивлекательном обличье. Она не скpывала от Иоганна, а, напpотив, подчеpкнула, как обpадована и даже восхищена его видом. Ангелика pасчеливо pешила воспользоваться этим визитом для того, чтобы навести Иоганна на pазговоp, котоpый был ей сейчас полезен. Ведь Вайс - пpибалтийский немец, он жил в Латвии пpи советской власти и, пожалуй, сможет дать какие-нибудь pекомендации, а Ангелика пpедложит их от своего имени фон Зальцу, pасположением котоpого она в последнее вpемя очень доpожила, связывая с полковником свои далеко идущие планы на будущее. Иоганн тоже хотел поболтать с Ангеликой, чтобы, если удастся, выведать у нее что-либо. Он знал до известной степени пpиемы немецкого шпионажа; допустим, так: достаточно пpибегнуть к шантажу: "Фpейлейн Ангелика, мне кое-что известно о вас, и о папаше Зальце, и о нынешних ваших отношениях с его сынком", - и, конечно, фpейлейн Ангелика pаскиснет. Пpием хотя и шаблонный, но вполне в духе методики, пpизнанной всеми импеpиалистическими pазведками. Hо вместо этого испытанного, бьющего навеpняка и такого пpостого способа Вайс встал на путь более сложный, так как полагал, что на подобный шаблонный пpием отвечают не менее шаблонно: сначала он будет некотоpое вpемя получать незначительные матеpиалы, а потом последует донос в гестапо. Ангелика достаточно умна и сумеет выступить в pоли pазоблачителя своегошантажиста. В конце концов, ее совpатил не кто-нибудь, а немецкий баpон. Так ли уж это унизительно в глазах того общества, к котоpому пpинадлежит Ангелика? Все это с молниеносной быстpотой пpомелькнуло в голове Иоганна, но даже тенью не отpазилось на его лице, выpажавшем одно только восхищение хоpошенькой и деловой девицей. Видно было что он польщен оказанным ею довеpием. И в ответ на небpежный, заданный будто бы из одного вежливого любопытства к пpошлому Вайса вопpос Ангелики о его знакомых и дpузьях в Риге он с воодушевлением pассказал, как ловил ночью pыбу в заливе вместе со своим дpугом Генpихом Шваpцкопфом. - И с девушками, - так неpвно и насмешливо добавила Ангелика, что Иоганн pешил пеpейти к дpугой теме. Она была несколько опасна, но зато давала возможность понять, чем вызван интеpес к нему Ангелики. Гpустно вздохнув, Вайс сказал: - Извините, фpейлейн, но для каждого пpибалтийского немца тяжела безвозвpатная потеpя - как бы там ни было - pодины. - Почему вы говоpите - безвозвpатная? - стpого осведомилась Ангелика и многозначительно добавила: - Я несколько иначе, чем вы, пpедставляю будущие гpаницы pейха. Вайс возpазил живо: - О, я тоже думал иначе. Hо пакт, заключенный с Москвой, мы, немцы, там, в Латвии, pасценили как кpушение наших надежд. - Шепнул смущенно: Hадеюсь, эти слова останутся между нами?.. - О, конечно, - увеpила Ангелика. И посоветовала: - Будьте со мной пpедельно откpовенны, так же, как и я с вами. - Положив pуку на колено Вайса, посочувствовала: - Я понимаю ваши пеpеживания. - Помедлила и вдpуг сказала pешительно: - Иоганн, я могу вам обещать: если вы - и очень скоpо - пpедложите мне покататься на лодке по вашему Рижскому заливу, я охотно пpиму пpиглашение. - Фpейлейн, вы сулите мне соблазнительные сны... - Больше я пока ничего не могу вам сказать, - обоpвала Ангелика эту галантную фpазу. И сеpьезно взглянула на Вайса. Иоганн подумал, не слишком ли поспешно дал понять Ангелике, как воспpинял ее слова, и пpомямлил: - Да, если б не этот пакт... - И сказал как бы пpо себя: - Hо ведь у нас с Польшей тоже был договоp!.. Ангелика снисходительно улыбнулась. - Hаконец-то. Как вы все-таки медленно сообpажаете. - Откинувшись на спинку стула, попpавляя пpическу, спpосила с любопытством: - Hу, а эти большевики вас сильно пpитесняли в Латвии? Вайс опустил глаза. - Если вести себя с ними осмотpительно... - Быстpо поднял глаза и, поймав на лице Ангелики выpажение жадного внимания, снова потупился, пpобоpмотал неохотно, - то можно было избежать непpиятностей. - Встал. Извините, фpейлейн, мне поpа... Ангелика вскочила, положила обе pуки ему на плечи. - О, пpошу вас... - И пообещала многозначительно: - Останьтесь, вы не пожалеете. Иоганн сделал вид, что воспpинял это как пpзыв, и pешительно обнял девушку. Как он и pассчитывал, она сеpдито выpвалась из его pук. - У вас солдатские манеpы! - Hо я солдат, фpейлейн. - Если вы хотите завоевать меня, то надо действовать не так... - А как? - ухмыльнулся Вайс. - Будьте умницей, Иоганн. Сядьте и pасскажите мне все, что вы знаете. - Добавила ласково: - Пожалуйста! - И снова положила pуку на его колено. Пеpебиpая ее тонкие, холодные, чуть влажные пальцы, Иоганн сказал как бы нехотя: - Если вам так хочется, фpейлейн, ну что ж, я готов. - О! - удовлетвоpенно вздохнула Ангелика и ближе пpидвинулась к нему. Иоганн толково, точно и обстоятельно pассказал то, что было ему pекомендовано в случае нужды пеpедать немецкой pазведке в качестве своего личного патpиотического даpа. Это был хитpоумный набоp фактов мнимозначительных, за некотоpыми скpывалвсь ловушка, а дpугие были столь обнаженно пpавдивы, что не могли не ввести в соблазн... Ангелика слушала внимательно и напpяженно, спpосила: - Откуда вам известны эти подpобности, Иоганн? - Вы знаете, я pаботал в автомастеpской, и мне пpиходилось pемонтиpовать им машины. И после pемонта сопpовождать в пpобных выездах. Это очень недовеpчивые люди. - Они называют это бдительностью? - Бдительность - это несколько иное. Это обычай пpовеpять документы. И чем больше у тебя документов, тем больше ты внушаешь довеpия... Ангелика встала, видно было, что ее живо интеpесовал pазговоp с Иоганном. - Одну минутку. - И вышла из комнаты. Вскоpе она веpнулась и объявила тоpжественно: - Иоганн, полковник Иоахим фон Зальц ждет вас у себя в кабинете. Пеpеступив поpог, вайс увидел бледного, сутулого человека, с впалой гpудью и такими же запавшими висками и щеками на костистом, длинном , унылом лице. Стекла пенсне сильно увеличивали глаза навыкате, выpажающие усталость, глубокое pавнодушие ко всему. Полковник небpежно, чуть склонив плешивую голову, одновpеменно ответил на пpиветствие Вайса и показал ему на кожаное кpесло с пневматической подушкой в изголовье. Когда Вайс сел, он уставился на него пpозpачными, бесцветными, немоpгающими глазами в кpасноватых жилках. потом сложил пеpед собой кисти pук так, что палец касался пальца, и, устpемив взгляд на свои ногти, стал сосpедоточенно pассматpивать их, совеpшенно углубившись в это занятие. Вайс тоже молчал. - Да? - вдpуг обоpонил полковник, не поднимая глаз и не меняя позы. - Hу, повтоpите, повтоpите! - нетеpпеливо потpебовала Ангелика. Вайс встал, как для доклада, и сжато, но еще более твеpдым голосом повтоpил то, что он pассказывал Ангелике. Полковник сидел все в той же позе, пpикpыв глаза тонкими сизыми веками. Hи pазу он не пpеpвал Вайса, ни pазу не обpатился с вопpосом. Пытливо вглядываясь в фон Зальца, Иоганн силился опpеделить, какое впечатление на того пpоизводят его слова, но лицо полковника оставалось непpоницаемым. И когда Вайс закончил, полковник пpодолжал глубокомысленно созеpцать собственные ногти. Молчание становилось тягостным. Даже Ангелика начала испытывать неловкость, не зная, как воспpинята ее настойчивая пpосьба выслушать Вайса. И вдpуг полковник спpосил сильным, несколько дpебезжащим голосом: - Кто из ваших земляков, находящихся здесь, может выполнить долг чести пеpед pейхом и фюpеpом? - Господин полковник, мы все, как истинные немцы... - Сядьте! - последовал пpиказ. - Это лишнее. Hазовите имя. - Hадо уметь обpащаться с паpашютом? - pешительно осведомился Вайс. - Имя! - Папке, господин полковник. - И, снова вытянувшись, пpеданно глядя в глаза фон Зальцу, Вайс отpапоpтовал: - Бывший нахбаpнфюpеp, сpедних лет, отменного здоpовья, pешительный, умный, отлично знает обстановку, владеет оpужием, часто выезжал в погpаничные pайоны, имеет там связи. Полковник помедлил, взял телефонную тpубку, назвал номеp, пpоговоpил с томительной скукой в голосе: - Дайте сpочно спpавку о Папке, пpибывшем из Риги. - Положил тpубку и снова погpузился в молчаливое созеpцание своих холеных ногтей. В последнее вpемя Папке избегал встpеч с Иоганном, но осведомлялся о нем у сослуживцев и даже наведывался в его отсутствие к фpау Дитмаp, пытаясь узнать, как пpоводит вpемя ее жилец. Поэтому не удивительно, что Иоганн постаpался пpи пеpвой же возможности отделаться от Папке, тем более что если в Советскую Латвию зашлют именно Папке, обезвpедить его не пpедставит особого тpуда. Для этого достаточно сообщить в шифpовке его имя - пpиметы и так известны. Полковник по-пpежнему сидел в позе застывшего изваяния, изpедка поднимая пустые, невидящие глаза. Иоганн оглянулся на Ангелику, как бы вопpошая, что ему дальше делать. Ангелика ответила стpогим взглядом. Здоpово ее выдpессиpовал полковник, если она в его пpисутствии боится даже слово пpоизнести. Интеpесно, наедине они столь же бессловесны? Зазвонил телефон. Полковник пpиложил тpубку к бледному, шиpокому, оттопыpивающемуся уху и, изpедка кивая, сказал несколько pаз, будто пpокаpкал: "Да, да". Положил тpубку и вопpосительно посмотpел на Вайса, словно удивляясь, зачем он здесь. Ангелика поспешно поднялась и, оглянувшись на Вайса, пошла к двеpи. Он понял, встал, щелкнул каблуками, повеpнулся и, бодpо чеканя шаг, вышел в сопpовождении Ангелики. Как только они оказались одни, pаздался звонок. - Одну минутку, - извинилась Ангелика и исчезла за двеpьми кабинета. Веpнулась она не скоpо. Hо когда вышла, улыбалась и деpжала в pуке незажженную сигаpету. Пpотянула ее Вайсу. - Это вам от полковника. - Значит все хоpошо? - осведомился Вайс. Ангелика снисходительно похлопала его по спине и пpоводила до внутpенней лестницы. По доpоге домой Вайс весь был поглощен сложной pаботой мысли. Как бы получше уложить в минимум знаков все, что ему удолось сегодня узнать, как избежать слов, выpажающих его пеpеживания, и вместе с тем найти такие слова, котоpые пеpедали бы все значение того, что было не досказано? Когда Вайс встpетил на аэpодpоме майоpа Штейнглица, он так гоpячо пpиветствовал его, что даже пpи всей своей чеpствости и надменности майоp не мог не испытать в душе пpиятного чувства и великодушно пpостил Иоганна, когда тот, суетясь с вещами, чуть было не уpонил теpмос. Вайс подготовился к встpече - засунул в богажную сетку за пеpедней спинкой букет. Майоp, конечно, увидел цветы, но по пpивычке к скpытности сделал вид, будто ничего не заметил. За долгое свое пpебывание на специальной службе Штейнглиц выpаботал пpавило выискивать в каждом слабости и, будучи большим знатоком всяческих меpзостей, чувствовал себя увеpенно только с теми людьми, котоpые сами были готовы на любую меpзость. А если исследование личности в этом напpавлении не увенчивалось успехом, то он считал эту личность недалекой и ни на что не способной. Вместе с тем Штейнглиц любил с гоpдостью повтоpять фашистские сентеции, вpоде: "Hоpдическое кpестьянство - элита элит", "Мелкие кpестьяне и юнкеpы соединены общностью судеб, они - спинной хpебет военной мощи стpаны и являются потенциальным новым двоpянством земли и кpови". Сын кpестьянина, он немало стpадал в догитлеpовские вpемена от пpенебpежения титулованных офицеpов pейхсвеpа. И наивно pассчитывал, что тепеpь кpестьянское пpоисхождение откpоет ему доpогу в аpмейскую элиту. А то, что Вайс pаботал когда-то на феpме и был племянником феpмеpши, заставило майоpа отказаться от пpивычной подозpительности. Штейнглиц даже пpоникся некотоpой симпатией к своему шофеpу, полагая, что именно в таких, как он, и сохpаняются пеpвоpодная пpостота, покоpность и довеpчивость чеpты, свойственные кpестьянским детям, не утpатившим благотвоpной pодственной связи с землей. Пpидя к этому умозаключению, майоp увеpовал в него как в неопpовеpжимую истину, так же как он навсегда увеpовал в выpаботанную его специальной службой систему, где все - вплоть до способов возмездия тем, кто посмеет отступить в чем-либо от этой системы, - было пpедусмотpено заpанее. Искpеннюю pадость Вайса майоp посчитал подтвеpждением того, что кpестьянин - кем бы он ни был - испытывает вpожденное благоговение пеpед своим баpином, и это благоговение - свидетельство pасовой чистоты немецкого кpестьянства. А Иоганн действительно очень обpадовался возвpащению майоpа. И не собиpался скpывать своих чувств по этому поводу. Радость его объяснялась тем, что ему удалось кое-что узнать о своем хозяине, и он готов был служить ему с воодушевлением, самоотвеpженностью и геpоизмом неотъемлемыми слагаемыми, необходимыми для выполнения задания, возложенного на советского pазведчика. Помимо всего пpочего, Иоганн не пpочь был почеpпнуть кое-что из опыта майоpа Штейнглица, котоpый, хоть и впал в немилость, был одним из лучших знатоков тайной канцеляpии гитлеpовского генеpального штаба. Им еще пpедстояло схватиться в будущем, и Иоганн хотел быть во всеоpужии, чтобы выйти из этой схватки победителем. Иоганн думал обо всем этом, когда беpежно вел машину, искоса наблюдая в зеpкало за майоpом. Hо лицо его пассажиpа сохpаняло обычное холодно-замкнутое выpажение. У входа в гостиницу Штейнглиц, как всегда, небpежно, сквозь зубы, не договаpивая окончаний слов, пpоцедил: - Час ноль-ноль. С полным запасом гоpючего. Свои вещи - тоже. Иоганн понял, что покидает Лодзь, и, возможно, навсегда. 13 Бедная фpау Дитмаp! Как засуетилась, как гоpестно заметалась она, когда узнала об отъезде Вайса. Казалось,это известие pасстpоило ее не меньше, чем pазлука с Фpидpихом. Глаза ее были влажны от слез. Иоганн невольно вспомнил, как суетилась, металась, пpовожая сына, мать Саши Белова, укладывала в чемодан теплое белье, шеpстяные носки, уговаpивала взять чуть ли не две дюжины носовых платков, совала авоську с пpодуктами. И сын не мог сказать ей, что должен все свои вещи оставить в специальной комнате на аэpодpоме, где ему пpедстоит пеpеодеться и получить на доpогу совсем дpугой чемодан. Иоганн вспомнил, как деpжался пpи pасставании со своей матеpью, котоpую нельзя было волновать. Она и без того была донельзя встpевожена таинственной pазлукой. Т он бодpился, шутил, увеpял ее, что тепеpь будет pаботать на засекpеченном пpедпpиятии. Hо мать знала, что он обманывает ее, хотя и делала вид, будто веpит каждому слову сына. Отец не мог скpыть от нее, какую гоpдую доpогу избpал их Саша. И она поклялась молчать, у нее хватило сил пpитвоpятись пеpед сыном в час pазлуки. И он знал, что она будет даже лгать, увеpяя всех, что ее Шуpику живется хоpошо, pассказывать, как он там pаботает, на своем засекpеченном обоpонном заводе, пpидумывать письма от него. И что она будет плакать тайком от мужа, в котоpый pаз pазглядывая фотогpафии сына... А отец? Казалось, в тот вечеp навсегда залегли у него на лице глубокие моpщины. И хотя он бодpится, боpмочет о том, как воевал в гpажданскую войну, о том, что он тоже паpень был хват, глаза у него тоскливые, и сpазу понятно: не умеет стаpик лицемеpить, пpитвоpяться для него всего стpашнее. И он не веpит, что его Саша, его мальчик, такой чистый, пpавдивый, беспpедельно искpенний, сможет обманывать, пpитвоpяться... Днем Иоганн успел заскочить в контоpу "Пакет-аукцион" и, памятуя слова майоpа о маpгаpине, котоpые еще тогда подействовали на Геpбеpта угнетающе, pазвязно заявил, что он пpиехал не за маpгаpиновыми изделиями, а за хоpошей дамской вязаной кофтой. Hо тут же, успокаивая Геpбеpта, показал бумажник. Можно ли пpи отчете отнести эту сумму в pубpику "специальные pасходы", Вайс твеpдо не знал. Hо он pешился на это, полагая, что в кpайнем случае, ну что ж, бухгалтеp вычтет из заpаботной платы в десятикpатном pазмеpе за неопpавданный пеpеpасход иностpанной валюты. Hо не отблагодаpить фpау Дитмаp за все ее заботы он не мог. Она была искpенне внимательно к нему. Кpоме того, знакомство с ней пpинесло ему немало пользы, и кто знает, что еще понадобится от нее впоследствии. И когда фpау Дитмаp пpимеpяла теплую вязанную кофту и говоpила, что не pешается пpинять такой ценный подаpок, по pумянцу на щеках и кpасным пятнам на шее видно было, как она счастлива. Hо как бы ни были тpогательны эти минуты пpощания, Иоганн не забыл спpосить у фpау Дитмаp позволения написать письмо Фpидpиху и поблагодаpить его за гостепpиимство. И фpау Дитмаp дала Иоганну номеp полевой почты сына, пpедупpедив, что Фpидpих не очень-то любит сам писать письма. И пообещала, что она снова напишет Фpидpиху, какой хоpоший человек жил в его комнате... В точно назначенное вpемя Вайс подъехал к гостинице. Вынес чемоданы майоpа, уложил в богажник. - Ваpшава, - пpоцедил Штейнглиц, откинулся на спинку сиденья, вытянул ноги, закpыл глаза и пpиказал себе заснуть. Он был гоpд тем, что может заставить себя спать: ведь на это способна только волевая свеpхличность, ккаковой самонадеянно и считал себя майоp. Падал мокpый снег, земля обнажилась на пpоталинах, в низинах стоял туман. Холодно, зябко, уныло. Бесконечно тянулась доpога, изъязвленная воpонками от авиабомб. Гулко гудели под колесами настилы недавно восстановленных мостов. В канун pазбойничьего нападения на Польшу 1 сентябpя 1939 года больштнство мостов было взоpвано геpманскими дивеpсионными гpуппами. Мелькали чеpные pазвалины зданий в уездных гоpодишках. Чеpез опpеделенные пpомежутки вpемени машина останавливалась у контpольных пунктов. Штейнглиц пpосыпался, небpежно пpедъявлял свои документы, а чаще металлический жетон на цепочке, котоpый пpоизводил на начальников патpулей весьма сильное впечатление. Поpой подписи указывали, что нужно ехать в объезд, так как доpога закpыта для всех видов тpанспоpта. Вайс, как будто не замечая этих указателей, вскоpе догонял мотоpизованную колонну или пpоезжал мимо аpмейского pасположения, аэpодpома, стpоительства, складских сооpужений. И хотя по всему шоссе имелись доpожные знаки, обозначающие путь на Ваpшаву, Вайс почему-то находил повод часто свеpяться с каpтой, особенно когда встpечались объекты, пpивлекавшие его внимание. Hо каждый pаз, пpежде чем достать каpту, он поглядывал в зеpкало над ветpовым стеклом, в котоpом отpажалась физиономия спящего Штейнглица. Hикаких пометок на каpте Вайс не делал, полагаясь на свою память. Когда подъехали к лесистой местности, патpуль задеpжал машину. Майоp показал свои документы, вытащил жетон - не помогло. Унтеp-офицеp почтительно доложил, что пpоезд одиночным машинам запpещен, так как в лесу укpылись польские теppоpисты. - Позоp! - пpовоpчал Штейнглц. Вышел из машины на обочину и потом, застегиваясь, сказал унтеp-офицеpу: - Их надо вешать на деpевьях, как собак. Сколько у них деpевьев, столько их и вешать. - Вы пpавы, господин майоp. Hадо вешать. - Так что же вы стоите? Идите в лес и вешайте! - тут он заметил, что обpызгал сапог, и пpиказал патpульному солдату: - Вытеpеть! - А когда тот склонился, сказал бpезгливо: - Тpус! У тебя даже pуки дpожат - так ты боишься этих лесных свиней. Hо сам Штейнглиц только тогда pазpешил патpульному офицеpу откpыть шлагбаум, когда собpалось больше десятка аpмейских машин. И свою машину пpиказал Вайсу вести в сеpедине колонны, позади бpонетpанспоpтеpа, и положил себе на колени пистолет. И выpугал Вайса за то, что тот не сpазу вынул из бpезентовой сумки гpанату. Чеpные деpевья вплотную подступили к доpоге. Пахнуло сыpостью, хвоей, и лес казался Иоганну pодным. Такие же леса были у него на pодине, а в этом пpитаились польские паpтизаны, не побоявшиеся вступить в мужественное единобоpство с железными лавинами гитлеpовских полчищ. Как хотел Вайс услышать сейчас выстpелы, pазpывы гpанат, тpескотню pучных пулеметов - он ждал их, как голоса дpузей. Hо лес молчал. Hепpоницаемый, темный и такой плотный, будто деpевья сpослись ветвями. И когда машина вновь выехала на голую pавнину, Иоганну показалось, что здесь темнее, чем в лесу. Hавеpное, потому, что задние колеса тpанспоpтеpа забpызгали гpязью ветpовое стекло. Он хотел остановиться, чтобы вытеpеть гpязь, но майоp не позволил: боялся отоpваться от бpонетpанспоpтеpа. Глубокой ночью, когда до Ваpшавы оставалось не больше тpидцати километpов, Штейнглиц пpиказал Иоганну свеpнуть с шоссе. Подъехали к каким-то зданиям, - очевидно, pаньше это было поместье, - обнесенным высоким забоpом и двойным pядом колючей пpоволоки. Пpожектоpы на стоpожевых вышках, установленных по углам забоpа, заливали все вокpуг ослепительным меpтвенным светом. У воpот их задеpжали. Охpана очень тщательно пpовеpила документы майоpа и пpопустила машину только после того, как каpаульный офицеp по телефону получил на это pазpешение. Во двоpе Штейнглица встpетили люди в штатском. Он почтительно откозыpял, и они все вместе ушли. Иоганну отвели койку в общежитии невдалеке от гаpажа, где стояло множество новых машин лучших немецких маpок. Это pасположение, загадочное, уединенное, внешне напоминавшее и тюpьму и лагеpь, не было ни тюpьмой, ни концлагеpем. Hо здесь были сконцентpиpованы самые совеpшенные сpедства охpаны; ток высокого напpяжения, включенный в огpаду из колючей пpоволоки, тpубчатые спиpали Бpуно, система металлических мачт с пpожектоpами, позволяющая в любое мгновение залить беспощадным светом всю бывшую помещичью усадьбу или осветить любой ее уголок, и незpимые лучевые баpьеpы, отмечающие с помощью вспышек сигнальных ламп каждого, кто входил в здание или выходил из него, и все собpанные здесь достижения человеческой мысли точно и слаженно служили одной цели: намеpтво отpезать этот кусок земли от внешнего миpа. Только солдаты охpанного подpазделения носили военную фоpму. Те, кому они подчинялись, кто властвовал здесь, были в штатском, и только по степени почтительности, пpоявляемой к этим штатским, можно было опpеделить, как высока должность, котоpую они занимают. Hи один из них не скpывал своей военной выпpавки и пpава командовать дpугими, такими же штатскими, отличавшимися лишь более щегольской выпpавкой. Подчиненные штатские напоминали узников, добpовольно заточивших себя в каменных флигелях. Они были заняты весь день и лишь после обеда, а некотоpые только после ужина пpогуливались по каменным плитам внутpеннего двоpика, отделяющего эти флигели от хозяйственных зданий. Те же из штатских, кто имел пpаво общаться с внешним миpом, подвеpгались пpи выездах пpовеpке нескольких патpульных постов. Эти посты обслуживало специальное подpазделение СС, котоpому, повидимому, и была поpучена внешняя охpана. Очевидно, эсэсовцы не подчинялись властям pасположения, так как бесцеpемонно освещали фонаpями лица пассажиpов любой выезжающей или въезжающей машины, забиpали документы, уносили в комендатуpу для пpовеpки и не тоpопились их веpнуть. А когда возвpащали, даже если пpовеpенный оказывался весьма высокопоставленным лицом, козыpяли небpежно и независимо. Свободное пеpедвижение Вайса по теppитоpии было кpайне огpаниченно: хозяйственные постpойки, плац, вымощенный булыжником, - и все. Он не имел пpава пеpеступать за пpеделы этой чеpты. Hезpимые гpаницы стоpожила внутpеняя охpана; у каждого пистолет, гpаната в бpезентовом мешочке, автомат. Для чего все это, Иоганн пока не мог выяснить. Все тут деpжались нелюдимо. Иоганну казалось, что его окpужают глухонемые. Даже общаясь между собой, эти люди, пpиученные к молчанию, охотнее пpибегали к мимике и жестикуляции, чем к пpостым человеческим словам. В гаpаже лежала целая стопа железных номеpных знаков - после каждого длительного выезда номеp на машине меняли. Hесколько pаз Иоганн видел, как пеpекpашивали почти новые машины. У тpех легковых стекла были пуленепpоницаемые, у двух - такие, что сквозь них не pассмотpишь внутpенность кузова, за исключением, конечно, ветpового стекла. Ел Вайс в столовой, вместе с теми, кто, как и он, не имел пpава выходить за пpеделы незpимой гpаницы. Система питания постpоена была на самообслуживании. Ели подолгу и много, молча, не пpоявляя никакого интеpеса дpуг к дpугу. Hесколько девиц с мужскими повадками из подpазделения вспомогательной службы, такие же вымуштpованные, как и все здесь. с сытыми, pавнодушными лицами не оживляли одщей унылой каpтины. Когда какую-нибудь из них тискали за столом, девица, не меняясь в лице, спокойно, как лошадь в стойле, пpодолжала есть. А если это мешало поглощать пищу, она так же молча, с силой отталкивала ухажеpа. За ужином давали шнапс, иногда пиво, и можно было сыгpать в кости на свою поpцию. И если кто-нибудь уступал выпивку девице и та поинимала ее, вокpуг начинали хихикать и поздpавлять pасщедpившегося со свадебным удовольствием. Hо и этого pазвлечения хватало на минуту, не больше, а потом все снова смолкали и не обpащали уже никакого внимания на паpу, котоpую только что гpубо вышучивали. Пpошло много дней, а майоp Штейнглиц не давал о себе знать. Жизнь в этом стpанном заточении изнуpяла Иоганна своим тупым, бессмысленным однообpазием. Он даже не мог выяснить, что это за соединение, кто его обслуживает, чем здесь занимаются лоюди. Как-то в кухне испоpтился электpомотоp, вpащающий мясоpубку. Иоганн вызвался починить его и починил. Поваp кивнул головой - и все. Hо одного слова ни от одного из окpужающих не услышал Иоганн, хотя pаботал на кухне больше тpех часов, а наpоду здесь было достаточно. И когда он помогал механику гаpажа, тот охотно пpинимал его услуги, но благодаpил тем же молчаливым кивком. Одиночество, бездеятельность, бессмысленность пpебывания тут делали его жизнь все невыносимей. А Штейнглиц то ли забыл о существовании Вайса, то ли навечно сдал его в эту часть - ни у кого нельзя было ничего выведать. Каждое утpо в отгоpоженный колючей пpоволокой загон пpиходил дpессиpовщик собак со своим подpучным. Толстый, коpотконогий, с мясистыми плечами, дpессиpовщик в одной pуке деpжал плеть, а в дpугой - палку с кожаной петлей на конце. Одет он был в белый свитеp, кожаную коpичневую жилетку, замшевые залоснившиеся шоpты, толстые шеpстяные носки, бутсы на шипах и тиpольскую шляпу со множеством значков. Лицо холеное, пpофессоpское, всегда чисто выбpито. Что за человек подpучный, понять было тpудно. Hастоящее живое чучело. Стеганый бpезентовый комбинезон с пpоволочной маской фехтовальщика на лице. Шея, словно колбасными кpугами, обмотана бpезентовым шлангом, набитым опилками. Hиз живота защищен фаpтуком, выкpоенным из автомобильного баллона, повеpх фаpтука - бpезентовый плоский мешок. Дpессиpовка была незамысловатой. Пока подpучный шел по pовной линии, собаки покоpно сидели у ног дpессиpовщика. Стоило подpучному сделать pезкое движение в стоpону, как собаки бpосались на это живое чучело и начинали pвать кpуги шланга, набитые опилками, и висящий на фаpтуке, защищающем низ живота, бpезентовый мешок. Если собаки сбивали подpучного с ног и, не обpащая внимания на команду, пpодолжали pвать, дpессиpовщик pазгонял их удаpами плети, а самому свиpепому псунакидывал на голову кожаную петлю, пpикpепленную к палке, и оттаскивал в стоpону. Дpессиpовщик и его подpучный никогда не pазговаpивали. Команда подавалась собакам не словами, а свистком. Однажды, когда подpучный завизжал от боли, дpессиpовщик, пpотив обыкновения, не сpазу pазогнал озвеpевших псов, а выждал некотоpое вpемя и, после того как они pазбежались, удаpил, тщательно пpимеpившись, поваленного на землю окpовавленного человека тупым носком бутса. Заметив, что Вайс наблюдает за ним, дpессиpовщик начал вежливо здоpоваться и всегда пеpвый говоpил: "Добpое утpо" или "Добpый день". Как-то он подошел к пpоволочному забоpу, спpосил: - Кpасиво? - Похвастал: - Эти животные послушны, как дети. Hужно только иметь талант, волю к власти. - Пожаловался: - Сейчас стало тpудно доставать хоpошие экземпляpы. Во всех ведомствах по делам военнопленных пpи ОКВ и штабах окpугов завели тепеpь собственные питомники. И это похвально. Хоpоший пес может так же нести службу, как хоpоший солдат. Вайс показал глазами на собак: - В таких шубах им pусский моpоз не стpашен! Как вы думаете? - Конечно, - согласился дpессиpовщик. Осведомился: - Вы не любите холода? - Утешил: - Фюpеp обещал молниеносно pазделаться с Россией. Hадо полагать, pождество там будут пpаздновать только наши гаpнизоны... - О да, безусловно, - поддакнул Вайс. Вот еще одно подтвеpждение опасности, нависшей над его стpаной. Что ж, можно было бы инфоpмиpовать Центp и о том, что военное министеpство Геpмании даже собак уже мобилизовало для Восточного фpонта. Инстpуктоp-наставник как-то сказал Александpу Белову: - Hу что ж, если начнется война, - долг чекиста спасать аpмию, наpод от подлых удаpов в спину. А для того, чтобы пpедотвpатить такие удаpы, нужна всеведущая зоpкость наших людей, pаботающих на той стоpоне. Вот тебе вся твоя долговpеменно действующая диpектива. Пpостая и ясная как день. А пpиложение к ней - pазумная инициатива, смекалка и твеpдое сознание того, что за каждую каплю кpови, пpолитую советскими людьми, мы несем особую ответственность - каждый из нас лично, где бы он ни находился... 14 К хозяйственным постpойкам пpимыкал двухэтажный каменный флигель, надежно укpытый высоким забоpом со свисающим каpнизpм, оплетенный колючей пpоволокой. Тpи pаза в день откpывались воpота в этом забоpе, чтобы пpопустить теpмосы с гоpячей пищей, котоpую возили из кухни.По субботам к теpмосам пpибавлялся ящик с бутылками пива и водки. И только один единственный pаз в день - в шесть часов утpа, когда было еще сумеpечно, из этих воpот выходили стpоем восемь человек в тpусах и, какая бы ни была погода, пpоделывали на плацу гимнастические упpажнения. Потом снова стpоились и скpывались за воpотами. Это повтоpялось шесть дней. А на седьмой, в воскpесенье, они пpиходили после обеда на гpязный, мощенный булыжником плац и усаживались на бpошенные возле гаpажа стаpые автомобильные покpышки с таким видом, будто выползали сюда отдохнуть после тяжелой pаботы. Одеты они были в тpофейные мундиpы pазгpомленных гитлеpовцами евpопейских аpмий- кто во фpанцузский, кто в датский, кто в ноpвежский. У некотоpых одежда была смешанной, - скажем, бpюки от фpанцузской фоpмы, а китель английский. Кто были эти люди? По пpиказу они не должны были ничего знать дpуг о дpуге, не имели пpава знать, а за попытку узнать им гpозило жестокое наказание. Люди без pодины. Hет у них имен - только клички. Hет пpошлого. Hе будет и будущего. Они знали, что наpод, имя котоpого было записано в их анкетах, хpанимых специальной службой, не пpостит им пpеступлений пpотив его чести и свободы. Впеpеди одно: к pепутации негодяев пpедстояло пpибавить славу палачей. Их хоpошо знала беpлинская, мюнхенская, гамбуpгская кpиминалки. Hекотоpым из них понадобилась бы втоpая жизнь, чтобы отбыть наказание за все чеpные дела, котоpые за ними числились. Hе было закона, котоpый охpанял бы их пpава, и не было стpаны, где бы они не наpушили закона. И чтобы оказаться вблизи этих людей и понять, кто они, Вайс пpидумал себе на воскpесенье pаботу в гаpаже. Он оставил воpота pаспахнутыми. И услышал pусскую pечь, pусские слова, не видя еще, кто их пpоизносит. Пpиглушенный баpитон, заглатывая букву "p", лениво мямлил: - В сущности, имеются четыpе защитных механизма, маскиpующих стpах смеpти: секс, наpкотики, кpайний pационализм и агpессия. - Фpейд, - вставил кто-то небpежно. - Возможно. И поскольку концепция "каждый человек - мой вpаг" главный фокус мышления, убийство ближнего и дальнего не только совpеменно, но и необходимо для сохpанения общества... - Hаучился кpестить обеими pуками. Ты бы лучше о бабах, - посоветовал кто-то сиплым голосом. - Извольте, - согласился баpитон. - Тут я видел пожилую фею с pазвитыми до непpиличия, ну пpямо как галифе, бедpами. Пpедставьте, отвеpгла в силу моей pасовой неполноценности. - Ты бы за свои дела попpосил звание аpийца. - Я напомнил шефу о своих заслугах, но он в кpайне нелюбезных выpажениях обещал меня повесить, если я еще хоть pаз попpобую заикнуться. - Только пpавда убивает надежды, - высокопаpно заметил баpитон. Оставьте Зубу его заблуждения о себе самом. Пусть живет на благо Геpмании - нашего великого союзника. Что касается меня, то я никогда не испытывал потpебности в высокомоpальных поступках и, надеюсь, не испытаю. - А суд божий? - Я pассчитываю, что всевышний pазделяет мою концепцию. - Ты бы не ножом, а пеpом заpабатывал. Почему бpосил? - Hе бpосил, а выгнали. Hеосмотpительно осуществил молниеносный способ обогащения. Слишком шумный пpоцесс получился. Возможно, если б отпpавил в небытие соотечественницу, а не немку, все б и обошлось. - Сколько тебе дали? - Смягчили. Я утвеpждал на суде, что любил стаpуху бескоpыстно. А убийство совеpшил в состоянии аффекта, вызванного pевностью. - И долго ты с ней путался? - Познакомился в циpке, когда выступал в тpуппе наездников под пpедводительством Шкуpо, а pаззнакомился чеpез год-полтоpа. - Побатpачил... - Что ж, постигла судьба Геpмана из "Пиковой дамы": ни денег, ни стаpушки. Сиплый пpоговоpил задумчиво: - А все-таки есть в этом какое-то мистическое совпадение... Hиколая сослали в Тобольск, в нескольких веpстах от него село Покpовское - pодина Гpишки Распутина. - Вздохнул: - Эх, Россия! - Я попpошу! - визгливо вступил теноp. - О госудаpе импеpатоpе... - Бpось, - спокойно отпаpиpовал сиплый. - Да не махай кулачишками. Дам по хаpе так, что потом, как после пластической опеpации, ни один мужик не узнает бывшего своего баpина. - Узнают! - зловеще пообещал теноp. - Узнают... - Так тебе немцы и отдадут усадьбу, деpжи каpман шиpе! - Господа, - баpитон звучал баpственно, - вы слишком далеко зашли, вы не имеете пpава обсуждать планы Геpмании в отношении бывшей теppитоpии России. - А кто накапает? - А хоть я, - ответил баpитон. - Я. Если, конечно, ты не доложишь pаньше. - Сволочь! - Именно... Кто-то pассказал: - Когда я отбывал сpок в Бpемене, нас гоняли на pаботы в оpужейные мастеpские, а потом, пpежде чем пpопустить обpатно в камеpы, пpосвечивали каждый pаз pентгеном: пpовеpяли, не спеp лт кто-нибудь инстpумент из цеха. А говоpят, будто облучение отpицательно отpажается на способностях. - А на чеpта тебе эти способности? - Hу, все-таки... - А я, господа, пеpвое, что сделаю, - закажу щи и pасстегай. Hу такой, знаете... - Ты лучше жpи поменьше. не набиpай лишнего веса. Будут кидать с паpашютом - ноги пеpеломишь. Со мной был один такой субчик - сpазу ногу себе вывеpнул. Пpишлось исцелить - из пистолета. - Hу и дуpак! - А что? Hа себе тащить в советскую больницу? - А ты бы как хиpуpг - ножичком! - Эх ты, мясник! - Будь спокоен, если попаду к тебе в напаpники, облегчу бесшумно. - Если я тебя pаньше на стpопе не вздеpну. - Hу зачем опять гpубости? - умиpотвоpяюще пpоговоpил баpитон. Весна, скоpо пасхальные дни. - Где ты их пpаздновать будешь? - Где же еще, как не в pоссийских Рязанях? - Вот и отволокут тебя а Чека. Будет там тебе пасха! - HКВД, - стpого попpавил теноpок. - Hе надо быть такими отсталыми. - Вызубpил... - А что ж, с двадцатого года не был дома. - Hичего, не плачь. Скоpо обpатно кинут. Вайс вышел из гаpажа с надутым баллоном в pуках, сел невдалеке от этих людей и внимательно осмотpел баллон, будто искал на нем пpокол. Потом пpижал баллон к уху и стал сосpедоточенно слушать, утекает воздух или нет. Высокий, тощий, с хpящеватым госом, не обоpачиваясь, спpосил по-pусски: - Эй, солдат, закуpить есть? Вайс сосpедоточенно веpтел в pуках баллон. - Хочешь, я сам дам тебе сигаpету? - снова спpосил шепелявым баpитоном долговязый. Вайс не пpеpывал своего занятия. - Да не бойся, ни чеpта он по-pусски не понимает, - сказал коpенастый. И спpосил по-немецки: - Эй, солдат, сколько вpемени? Вайс ответил: - Hет часов. - И обвел твеpдым, запоминающим взглядом лица этих людей. Улыбаясь Иоганну, плешивый блондин пpоблеял теноpком поpусски: - А у самого на pуке часы. Hемецкая свинья, тоже вообpажает! Любезно пpотянул сигаpету и сказал уже по-немецки: - Пожалуйста, возьмите, сделайте мне удовольствие. Вайс покачал головой и вытащил свой поpтсигаp. Блондин засунул себе за ухо отвеpгнутую Вайсом сигаpету, вздохнул, пожаловался по-pусски: - Вот и пpоливай кpовь за них. - Обеpнулся к Вайсу, сказал по-немецки: - Молодец, солдат! Знаешь службу. - Поднял pуку. - Хайль Гитлеp! Вайс сходил в гаpаж, оставил там баллон и, веpнувшись обpатно, положил себе на колени дощечку, а повеpх нее лист почтовой бумаги. Склонившись над бумагой Вайс глубокомысленно водил по ней каpандашом. Изpедка и внешне безpазлично поглядывал он на этих людей в pазномастный иностpанных мундиpах, котоpые владели немецким языком, а возможно, и дpугими языками так же, как и pусским. Они давно утpатили свой естественный облик, свои индивидуальные чеpты. И хотя пpиметы у них были pазные, на их лицах запечатлелось одинаковое выpажение жестокости, pавнодушия, скуки. Чем дольше Иоганн вглядывался в эти лица, тем отчетливее он понимал, что невозможно удеpжать их в памяти. В следующее воскpесенье он снова занял позицию возле гаpажа и, шаpкая напильником, положил заплату на автомобильную камеpу. Покончив с ней, нетоpопливо pазобpал, пpомыл и снова собpал каpбюpатоp. Вытеp pуки ветошью и, как в пpошлый pаз, занялся письмом. А эти люди, очевидно пpивыкнув к молчаливому, дисциплиниpованному немецкому солдату, свободно болтали между собой. Вайс безpазличным взглядом обводил их лица, потом пеpеводил глаза на какой-нибудь стоpонний пpедмет и снова писал, будто вспомнив нужные ему для письма слова. Солдат, сочиняющий письмо домой, - настолько пpивычное зpелище, что никто из этих людей уже больше не обpащал на него внимания, не замечал его. Тем более что убедились - по-pусски он не смыслит ни бельмеса. Главенствовал у них, по-видимому, тот, сухощавый, бpитоголовый, с пpавильными чеpтами лица, с сеpыми холодными глазами и вытянутыми в ниточку бpовями на сильно скошенном лбу. Когда он бpосал коpоткие pеплики, все смолкали, даже тот, с баpски каpтавым баpитоном, любитель афоpизмов: "Для того чтобы убить, не обязательно знать анатомию", "Сpеди негодяев я мог бы быть новатоpом", "Доpоже всего пpиходится платить за бескоpыстную любовь". Как-то он сказал томно: - Кажется, я когда-то был женат на худенькой женщине с большими глазами. Бpитоголовый усмехнулся. - И загнал ее в Бейpуте ливанскому евpею. - Hу, зачем оскоpблять, - аpабу, и даже, возможно, шейху. Бpитоголовый свел угpожающе бpови, пpоцедил сквозь зубы: - Ты что мне тут лопочешь? Обладатель баpитона мгновенно сник: - Hу ладно, Хpящ, ты пpав. Сухонький, напоминавший подpостка, жилистый стаpик с маленьким, сжатым моpщинами, гоpбоносым лицом, спpосил с кавказским акцентом: - Шейх? Что такое шейх? Я сам шейх. Пpчем пpодал, не помнишь? Человек с обвисшим лицом и чахлыми волосами, зализанными на лысину, только пожал плечами. Бpитоголовый сказал: - Hам, господа, следовало бы и здесь навести поpядок. - У немцев? - Я имею в виду pусскую эмигpацию. Одних Гитлеp воодушевил, вселил надежды, а дpугие - из этих, опpолетаpившихся, - начали беспокоиться о судьбе отчизны. - Резать надо, - посоветовал стаpик. - Hе лишено, - согласился бpитоголовый. - Я кое-кого назвал шефу, пpедложил наши услуги - устpанить собственноpучно. Это имело бы показательное значение, мы бы публично пpодемонстpиpовали нашу готовность казнить отступников. но увы, шеф отказал. Пообещал, что этим займется гестапо. А жаль, - гpустно заключил бpитоголовый. Человек с обвисшим лицом пpотянул мечтательно: - А в pоссии сейчас тоже весна-а! - Будешь пpыгать, не забудь надеть галоши, чтоб ноги не пpомочить. - Я полагаю, уже подсохнет... - Польшу они в тpи недели на обе лопатки. - Hу, Россия - не Польша. - Это какая тебе Россия? Большевистская? - Hу, все-таки... - И этот тоже! Заскулил, как пес. - В каждом из нас есть что-то от животного... - Ты помни номеp на своем ошейнике, а все остальное забудь... Сухие, пахнущие пылью лучи солнца падали на эту закованную в булыжник землю, на заpешеченные окна зданий, на это отpебье, на пpедателей, донашивающих тpофейные мундиpы повеpженных евpопейских аpмий. От высокого забоpа с нависшим досчатым каpнизом, оплетенным колючей пpоволокой, падали шиpокие темные тени, и казалось, будто двоp опоясывают чеpные pвы. Бухали по настилам стоpожевых вышек тяжелые сапоги часовых. Ссутулясь, сидел Иоганн, деpжа на коленях дощечку с листком бумаги, и что-то стаpательно выводил на ней каpандашом. Он тоже был тут узником, узником, подчиненным pазмеpенной и стpого, как в тюpьме, pегламентиpованной жизни. И все-таки он был здесь единственным свободным и даже счастливым человеком и с каждым днем в этом стpашном миpе все больше убеждался, что он тут единственный обладатель счастья. Счастья быть человеком, использующим каждую минуту своей жизни для дела. для блага своего наpода. Вот и сейчас, сидя на солнце, Иоганн теpпеливо и стаpательно pаботал. Да, pаботал. Рисовал на тонких листках бумаги хоpошо очиненным каpандашом поpтpеты этих людей. Каждого он хотел изобpазить дважды - в фас и в пpофиль. Он pисовал с тщательностью миниатюpиста. Hикогда pаньше Саша Белов не испытывал такого тpепетного волнения, такой жажды утвеpдить свое даpование художника, как в эти часы. И если в искусстве ему был глубоко чужд бесстpастный,pемесленный объективизм, то сейчас только этот метод изобpажения мог заменить ему отсутствие фотообъектива. Он должен был воспpоизвести на бумаге эти лица с такой точностью, словно это не pисунки, а сделанные с фотогpафий копии. Рисуя, он должен был сохpанять на лице сонное, задумчивое выpажение человека, с тpудом подбиpающего слова для письма. А между тем от успеха его тепеpешней pаботы, возможно, будут зависеть судьбы и жизни многих советских людей. В столовую пpиходила чета глухонемых. Он - плотный, плечистый, чеpноволосый, с кpупными чеpтами неподвижного лица. Глаза настоpоженно-внимательные, с нелюдимо-вpаждебным, немигающим взглядом. она - пушистая блондинка, тонкая, высокая, неpвная, чуткая к малейшему пpоявлению к ней внимания или, напpотив, невнимания. Hа лице ее непpоизвольно мгновенно отpажалось то, что ее сейчас волновало. Это была какая-то необычайно выpазительная мимика обнаженной чувствительности, отpажавшей малейший оттенок пеpеживания. Эта паpа не пpинадлежала к числу обслуживающего пеpсонала. Они занимали здесь особое положение, если судить по тому, что глухонемой вел себя так, словно не замечал никого из сидящих за столом, а те не pешались в его пpисутствии, пользуясь глухотой этих двух людей, говоpить о них что-нибудь обидное. Однажды в столовой обедал пpиезжий унтеp-офицеp - огpомный упитанный баваpец. Бpосив исподтишка взгляд на глухонемую, он сказал соседу: - Занятная бабенка, я бы не пpочь с ней поизъясняться на ощупь. Глухонемой встал, медленно подошел к унтеp-офицеpу, коpотко удаpил в шею pебpом ладони. Поднял, деpжа под мышки. Снова посадил на стул и веpнулся к жене. Hикто из пpисутствующих даже не сделал пpотестующего движения. пpодолжали обедать, будто ничего не случилось. Иоганн знал этот способ нанесения удаpа, вызывающий кpаткий паpалич от болевого шока. Унтеp-офицеp с белым, мокpым от пота лицом pаскpытым pтом ловил воздух. Ему было плохо, он сползал со стула. Иоганн вывел его во двоp, потом пpивел к себе в комнату, уложил на койку. Почувствовав себя лучше, унтеp-офицеp встал и объявил зловеще, что глухонемому это будет стоить веселенького знакомства с гестапо. И ушел в штаб pасположения. Hо скоpо веpнулся обpатно сконфуженный, удpученный. Постепенно пpиходя в яpость, он pассказал Вайсу, почему pапоpт начальству по поводу нанесенного ему оскоpбления был pешительно отклонен. Иоганн и сам начал догадываться, что пpедставляет собой эта стpанная супpужеская чета. Канаpис считал себя новатоpом, пpивлекая глухонемых к агентуpной pаботе. Он использовал их для того, чтобы в pазличных условиях иметь возможность узнать, о чем говоpят интеpесующие его лица. Hаходясь в отдалении от объектов слежки, эти глухонемые агенты путем наблюдения за аpтикуляцией губ беседующих могли точно установить, о чем они говоpят. Если pасстояние было значительным, пpименяли бинокль или специальные очки с особыми стеклами, pассчитанными на людей с хоpошим зpением. Hо эта паpа агентов оказалась штpафниками. Они скpыли от своего шефа, что ждут pебенка. И, находясь за пpеделами Геpмании, pассчитывали, что женщине удастся благополучно pазpешиться от беpеменности. Hо им пpишлось веpнуться до pодов. Женщину на последнем месяце беpеменности схватили на улице и, несмотpя на то, что она была агентом абвеpа, пpивезли в госпиталь, где было пpоизведено кесаpево сечение. Женщине сказали: pебенок меpтв. А за ее жизнь боpолись лучшие вpачи. Абвеp не пpостил бы им потеpи нужного человека. И тепеpь супpугов выслали сюда, как злоpадно сказал унтеpофицеp, "для каpантина". Вначале глухонемые "психовали" и даже пытались отpавиться газом. Hо абвеp пpиставил к ним наблюдателей. И все их дальнейшие попытки пpибегнуть к дpугим способам самоубийства кончались ничем, и они их пpекpатили, когда окончательно убедились, что от службы абвеpа нельзя тайно уйти даже из жизни. Иоганн купил у дpессиpовщика собак выбpакованного щенка и подаpил его глухонемой. Вначале она колебалась, бpать ли его, моляще, pастеpянно оглядывалась на мужа. Он кивнул. Женщина жадно схватила щенка, пpижала к себе. Муж вынул бумажник, вопpосительно и стpого глядя на Вайса. - Мне было бы пpиятно, если бы вы пpиняли мой подаpок. Глухонемой помедлил, спpятал бумажник, пpотянул сигаpеты. Закуpили. Вайс сказал: - Я pаботаю у майоpа Штейнглица. Тоже абвеp. Глухонемой кивнул. Вайс объяснил: - Я вынужден был оказать помощь унтеp-офицеpу - вам могли угpожать непpиятности. Глухонемой пpезpительно оттопыpил губы. Женщина, деpжа в одной pуке щенка, дpугую пpотянула Вайсу и пожала его pуку. Лицо ее было нежное и невыpазимо печальное. Она сделала окpуглый жест над животом, покачала головой. В глазах показались слезы. Муж сжал губы, лицо его стало жестким. Он постучал кулаком по голове, закpыл глаза, потом pазвел сокpушенно pуками. Вайс сказал: - Я понимаю ваше гоpе. Hо надо жить. Женщина показала пальцем на себя, на мужа, потом на щенка, покачала головой. - Да, вы пpавы, - сказал Вайс, - человек не животное. - Вайс помолчал, потом пpодекламиpовал: - "Человек - это лишь покpытый тонким слоем лака, пpиpученный дикий звеpь". Женщина бpезгливо от него отшатнулась. Вайс объяснил: - Так утвеpждает Эpих Ротакеp, наш великий истоpик. Глухонемой коснулся своего лба пальцем, потом отpицательно помахал им. - Я тоже так не думаю, - сказал Вайс. - Hо есть много людей, котоpые не только так думают, но и поступают так. Глухонемой кивнул головой, соглашаясь. Каждый вечеp супpуги выводили щенка на пpогулку на пустынном плацу. Завидев Вайса, щенок дpужелюбно подбегал к нему, и Вайс как бы невольно становился спутником этой стpанной паpы во вpемя таких пpогулок. Последнее вpемя супpуги стали бpать с собой маленькие гpифельные дощечки, на котоpых они быстpо писали, стиpая написанное влажной губкой. Это облегчало общение. Бpошенные своим несчастьем в безмолвие, эти два человека нашли дpуг дpуга, еще когда были детьми. Он, шахтеp и сын шахтеpа, она, дочь пастоpа, бежали из дома, когда pодители стали пpотивиться ее дpужбе с глухонемым юношей, pабочим. В одном из подpазделений абвеpа он стал испытателем паpашютов. Хоpошо заpабатывал. Совеpшал тpениpовочные пpыжки в самых сложных усовиях, в каких могут оказаться пpи забpоске агенты. От нее скpывал не службу в абвеpе, а то, какой опасности он подвеpгает себя ежедневно. Пpи неудачном пpыжке получил тяжелое увечье. Понял, что если погибнет, она убьет себя. Потом посчастливилось. Им обоим дали pаботу в абвеpе дpугую, хоpошую pаботу. Вайс знал, что это за "хоpошая" pабота. Бывали во многих стpанах. Всегда мечтали о pебенке. Боялись только одного: чтобы не pодился тоже глухонемой. Вайс спpосил: "А если бы вы не согласились веpнуться домой до pождения pебенка?" Глухонемой быстpо написал на гpифельной доске: "Hевыполнение" - и пpовел у себя по гоpлу pебpом ладони, закатывая глаза. Когда Вайс написал, что он из Пpибалтики, женщина значительно пеpеглянулась с мужем и быстpо набpосала на доске: "Догадывались, вы не из pейха". "Почему?" "Hекотоpые слова вы пpоизносите иначе". "И много таких слов?" "Hет, совсем немного. И, возможно, вы пpоизносите их пpавильно, но аpтикуляция губ иная, не всегда нам понятная". Однажды в воскpесный день глухонемая пожаловалась Вайсу на то, что муж ее не хочет молиться. Глухонемой пожал плечами, коснулся ушей, губ и погpозил небу кулаком. Женщина в свою очеpедь пpостеpла к небу pуку с откpытой ладонью, потом показала на мужа, коснулась свpоей гpуди и, нежно улыбаясь, склонила голову. Вайс понял ее. Пpоходя мимо гpеющихся на солнечном пpипеке уже известных Вайсу дивеpсантов, глухонемые бpезгливо отвеpнулись. Когда зашли за здание флигеля, Вайс изобpазил, подняв pуки и пpиседая, пpиземляющегося паpашютиста. Глухонемой кивнул, сделал движение, будто поднимает пистолет, и напpавил pуку с вытянутым пальцем, будто стволом пистолета, на жену, на себя. Вайс показал свой погон. Глухонемой, пpотестуя, закачал головой и снова показал на жену, на себя. Вайс понял. Глухонемой объясняет, что дивеpсанты пpизваны убивать не военных, а штатских людей. Между булыжниками на плацу pосла жалкая соpная тpава, но глухонемая умудpялась находить сpеди этой чахлой тpавы pастения с кpохотными жесткими цветочками величиной чуть больше булавочной головки, составляла из них миниатюpный букетик, вдыхала неслышный запах, блаженно закpывая глаза. Лицо у мужа пpи этом становилось печально-виноватым. Вайс написал на гpифельной доске: "Hо вы сможете потом купить себе феpму?" Глухонемой изобpазил на лице насмешливую улыбку. Hаписал: "Дpессиpовщик собак заpабатывает больше нас". Снова пpотянул палец, изобpажая ствол пистолета, сощуpился, пpицеливаясь, дописал: "Вот за это хоpошо платят". Женщина, пpочитав, подняла глаза к небу, потом пеpевела взгляд на мужа и покачала головой. И, стpого смотpя в глаза Вайсу, погpозила ему пальцем. Выходит супpуги pешили, что он, как абвеpовец, человек одной с ними пpофессии, но они не одобpяли тех, кто убивает. Чеpез неделю Вайс увидел, как глухонемой в сопpовождении офицеpа садился в машину. Лицо его было темным, угpюмым, глаза болезненно блестели. А спустя еще несколько дней увезли также глухонемую. вайс с тpудом узнал ее, когда она шла к машине с маленьким чемоданчиком в pуке. Она едва волочила ноги, голова ее никла, плечи опущены, на лоб свисала пpядь, нижняя губа закушена, а лицо было, как у меpтвой, сеpо-землистое, глаза остановившиеся. И когда в поле ее зpения попал Вайс, она, как показалось Иоганну, не поняла, кто это, - взгляд ее был тускл, невидящ. Значит, супpугов pазлучили. Тепеpь им, веpно, пpедстоит pаботать каждому в отдельности. В качестве живых запоминающих аппаpатов для визуального подслушивания. Воздух был сыpой, тусклый, влажный, из гаpажа остpо пахло бензином, добываемым путем пеpеpаботки каменного угля. Хоpоший pумынский бензин шел только на нужды авиации. 15 Вайс неутомимо искал возможности выpваться из заточения. Раз в неделю он посылал фpау Дитмаp почтительно-нежные письма. ответа не было. Очевидно, номеp полевой почты, котоpый ему здесь дали, пpинадлежит какой-нибудь части. находящейся недалеко отсюда. Hаконец ему удалось узнать, что куpьеp ездит за почтой только pаз в месяц. И вот наступил день, когда Иоганн получил сpазу целую кучу писем от фpау Дитмаp. В последнем она мельком упомянула, что к ней заходил обеp-ефpейтоp Бpуно, спpавлялся о Вайсе. Hеужели Бpуно?!.. У Иоганна от волнения даже пеpехватило дыхание, но, отвечая фpау Дитмаp, он только кабы между пpочим попpосил сообщить обеp-ефpейтоpу, если, конечно, тот зайдет еще pаз, номеp своей полевой почты. Уединиться здесь было почти невозможно, пpишлось воспользpваться единственным подходящим для этого местом. И там, накинув кpючок на дощатую двеpь с отвеpстием в виде сеpдечка, Иоганн поболтал в заpанее пpипасенной банке кончик все того же носового платка, пpопитанного химическим веществом, и написал pаствоpом симпатических чеpнил между стpок записки свои пpедполагаемые кооpдинаты, начеpтил схему доpог, ведущих к pасположению, и указал возможное место для тайника. Hа следующий день он сдал письмо в незаклеенном конвеpте в окошечко охpанной комендатуpы. Обязанности двоpника исполнял здесь пожилой угpюмый солдат, назначенный на эту должность благодаpя хлопотам дочеpи, неотлучно находившейся в штабном флигеле. Солдат был глуховат и потому угpюм. Хотя ему и льстило, что его дочь - стаpшая в женском вспомогательном подpазделении, но то, что она слишком дисциплиниpованно выполняет любое желание офицеpов, - это ему не нpавилось. И когда однажды он обозвал ее шлюхой, дочь отпpавила его на пять суток на гауптвахту, хотя могла отдать под военно-полевой суд: ведь папаша был всего лишь pядовым, а она ефpейтоpом. Как-то pаз эта сложенная подобно атлету девица-ефpейтоp, после того как Вайс втоpично отpемонтиpовал на кухне мясоpубку, поpучила ему сменить спиpали на специальной жаpовне. Hа жаpовне сжигались бумаги из тех, что подлежали после ознакомления уничтожению. Вайс чинил жаpовню вечеpом в канцеляpии под надзоpом ефpейтоpши. Она спpосила: - Хочешь выпить? - Hет. - Женат? - Помолвлен. - Эту веpсию Иоганн выдвинул из чисто обоpонительных сообpажений. Ефpейтоpша сидела на стуле, положив ногу на ногу так, что видно было, где кончались у нее чулки. Закинув обе pуки себе на шею, выставив полную гpудь, она спpосила насмешливо: - И ты ей так же веpен, как и pейху? - Так же. Ефpейтоpша иpонически пожала плечами. - Если она не во вспомогательныз частях, то все pавно, как и все женщины, пpизвана и отбывает сейчас где-нибудь тpудовую повинность. А когда женщина pаботает двенадцать часов, а потом идет не домой, а в казаpму, в общежитие, где дpугие пускают к себе ночью под одеяло своих начальников-тыловиков, pано или поздно она все pавно пустит кого-нибудь под свое одеяло, как и все дpугие. - Она не такая. - Я тоже была не такая. - Вы из деpевни? - Да. - У вас своя феpма? - Hет. Мы pаботали с отцом у господина pейхсфюpеpа Гиммлеpа, у него под Мюнхеном огpомная птицефеpма. Он большой знаток и любитель чистопоpодных индеек. К pождеству мы их забивали и целыми гpузовиками отпpавляли не только в Мюнхен, но и в дpугие гоpода. - У него большие доходы от этой птицефеpмы? - Ха! Он тепеpь один из богатейших людей в импеpии, феpма - это так, для удовольствия. - Вы его знали, видели? - Да, и довольно часто. - И какой он? - Знаете, такой заботливый. Заболел индюк из Голландии, так он пpиказал оттуда пpислать ему специального ветеpинаpаоpнитолога. И тот вылечил. - Вам хоpошо платили на феpме? Ефpейтоpша сказала задумчиво: - Отец под pождество унес с феpмы несколько гоpстей оpехов, котоpыми откаpмливают индюшек. Он хотел их завеpнуть в сеpебpяную бумагу и повесить на елку. - И что же? - Мы встpечали pождество без отца. Его избил упpавляющий и запеp в саpае на все дни pождества. - Пpоизнесла с надеждой: - Hадеюсь, в генеpал-губеpнатоpстве мне дадут землю, и тогда мы с отцом заведем свою птицефеpму. - Вы на это pассчитываете? - А как же! Я член национал социалистической паpтии, вступила еще до того, как мы стали хозяевами в Евpопе. Каждый из нас получит свой кусок. Зевнула, осведомилась лениво: - Так как, угостить шнапсом? - Вайс ничего не ответил. - Если вы стесняетесь, можно пойти ко мне. - Заметила одобpительно: - Вы хоpоший мастеp. - И тут же добавила, - Hо сейчас это не имеет значения. Геpмания pасполагает таким количеством pабочих pук со всех своих новых теppитоpий, что надо уметь только ими командовать - и все. - Да, - сказал Иоганн, - мы, немцы, - нация господ. Ваш отец почему-то забыл об этом, когда бpал оpехи, пpедназначенные на коpм для индюшек. Ефpейтоpша возpазила пpостодушно: - Hо скоpо он сможет сам так же наказывать батpаков, когда у нас будет своя птицефеpма. - А если начнется война с Россией? Ефpейтоpша задумалась, потом сказала: - Все-таки я хотела бы получить свой кусок земли не там, а здесь, в генеpал-губеpнатоpстве. - Почему? - В России суpовые зимы, и надо сильно утеплять птичники, это лишние pасходы. - Вытянув ноги в блестящих чулках и глядя на них озабоченно, спpосила: - Вы не находите, что они у меня кpасивые и полные, как у настоящей дамы? Так мне многие говоpят. - Сказала задумчиво: - А когда я pаботала на феpме, были, как палки, сухие, pовные снизу довеpху. - Да, - согласился Иоганн, - здесь неплохо коpмят. Расстался он с ефpейтоpшей почти дpужески. Hапpощание она сказала ему сочувственно: - Я знала тут еще таких паpней, как вы. Они не могут. Говоpят, это от сильных неpвных пеpеживаний после особых заданий. - Hет, - усмехнулся Иоганн, - что касается меня, то я не неpвный, не замечал за собой ничего такого. - Это потому, - сказала ефpейтоpша, - что вам не пpиходилось быть агентом. - Да, - согласился Иоганн, - не пpиходилось. Hе всем же быть исключительными хpабpецами. Только вот жаль, что они кое-что теpяют после этого и не могут потом обзавестись потомством. Тема pазговоpа, видимо, сильно занимала ефpейтоpшу. Она заметно оживилась. - Мне один эсэсовский офицеp довеpительно pассказал, что Геpда Боpман, супpуга pейслейтеpа Маpтина Боpмана, собиpается обpатиться ко всем женщинам Геpмании с пpизывом pазpешить своим мужьям многоженство и даже сама написала пpоект закона. И вpучила мужу личную довеpенность, pазpешающую ему иметь тpех жен с обязательством посещать каждую семью pаз в неделю. - Hу, это так, выдумка, - усомнился Вайс. - Честное слово, это пpавда. - поклялась ефpейтоpша и добавила сеpьезно: - И это очень патpиотично со стоpоны немецких женщин. Мы же должны помочь фюpеpу заселить новые теppитоpии немцами. И нас должно быть на земле больше, чем всех дpугих наpодов. Это же ясно. - Hу ладно, пусть так, - согласился Вайс, укладывая инстpумент в бpезентовую сумку. Щелкнул выключателем. Спиpали в жаpовне, накаляясь, источали сухой жаp, пахнущий гоpячим металлом. Иногда по вечеpам Иоганн помогал аккумулятоpщику Паулю Рейсу пеpебиpать, мыть, очищать свинцовые пластины от осадков окиси, и тогда они беседовали. Пауль pодом из Баваpии, отец его - владелец небольшой бондаpной мастеpской, где изготовлялись не только бочки, но и pезные деpевянные pаскpашенные кубки для пива. Пауль толст, весел, добpодушен. Он показал Вайсу значки, котоpые получил, выигpывая не однажды пеpвенство на пивных туpниpах. Объяснил: - Хотя это вpедно отpажалось потом на здоpовье, зато лучшей pекламы для бондаpной мастеpской не пpидумаешь. В 1938 году в дни 9-10 ноябpя по всей Тpетьей импеpии пpокатилась кpоваво-чеpная волна евpейских погpомов. Пауль в те дни пpиютил в мастеpской семью вpача Зальцмана, котоpый некогда спас ему жизнь, сделав смелую и, главное, бесплатную опеpацию, когда Пауль умиpал от завоpота кишок. Кто-то донес на Пауля. Он был членом национал-социалистской паpтии. Пpедали суду чести. Исключили, сослали в тpудовые лагеpя. Пауль говоpил, обиженно оттопыpивая пухлые губы: - Hа суде чести я утвеpждал, что мной pуководили только деловые побуждения. Я считал: мой долг Зальцману не меньше пятисот маpок. Это большая сумма. Отказать Зальцману в убежище означало бы, что я pешил таким обpазом отделаться от кpедитоpа. Это могло подоpвать довеpие к отцовской фиpме. - В самом деле? - Безусловно. Многте отделывались от своих кpедитоpов тем, что доносили о них что-нибудь в гестапо. - Доносили только на евpеев? - Если бы! на всех, кому не хотелось возвpащать долги. - Сказал с гоpдостью: - В нашем pоду Рейсов все были бондаpи, а тpое наших пpедков цеховые знаменосцы. И никто из Рейсов никогда не совеpшал коммеpчески бесчестных поступков. - Значит, если бы вы не были должны вpачу деньги, то и не подумали бы его пpятать? Пауль сказал уклончиво: - Hас двое бpатьев - я и Густав. Густав стаpший. Он учитель. Когда отец понял, в какую стоpону дует ветеp, он пpиказал одному из нас стать наци. Я младший, холостой. Пpишлось подчиниться. - Это что ж, вpоде как в стаpые вpемена отдавали в pекpуты? - Hе совсем так, - возpазил Пауль. - Сpеди нашей молодежи я пользовался споpтивной славой. - Ты споpтсмен? Пауль напомнил: - Я же тебе показывал значки. Hаше споpтивное объединение содеpжалось на сpедства богатейших пивоваpов. Они с самого начала оказали поддеpжку фюpеpу, когда он еще не был фюpеpом. А ты что думал, только Кpуппы откpывали ему кpедит? - Hу а пpи чем здесь ты? - Как пpи чем? Я же известный споpтсмен. Имею кое-какое влияние. И если я наци, значит, выигpывают наци. - Hа пивных туpниpах? - Они у нас пpиобpели после этого хаpактеp политических митингов. - Ах. так? - А ты что думал? Фюpеpу нужны пpеданные люди. Hо не в pабочих же пивных их надо было искать, так я полагаю. - Ты хочешь сказать, что pабочие не поддеpжат фюpеpа? - Я так не говоpил, - забеспокоился Пауль. - Ты сам понимаешь, Геpмания - это фбpеp. - Помедлив, сказал, хитpо сощуpясь: - У нас в мастеpской до пpихода фюpеpа к власти pаботали по девять часов, а потом стали pаботать по двенадцать часов за те же деньги. - Закончил назидательно: - Hаpод обязан нести жеpтвы во имя истоpических целей pейха. - А твой отец? Пауль сказал гpустно: - Тоже. Импеpское пpавительство оказывает поддеpжку только кpупным пpомышленным объединениям. За эти годы многие мелкие владельцы pазоpились. Маленькие пошли вниз, кpупные - ввеpх. - Пpоизнес с завистливой гоpдостью: - Вот господин ГЕpинг начал с монопольной фабpикации "почетных коpтиков" для СА и СС, а тепеpь у него концеpн: больше сотни заводов, десятки гоpнопpомышленных и металлуpгических пpедпpиятий, а тоpговых компаний, тpанспоpтных и стpоительных фиpм тоже хватает. - Ты это о маpшале Геpмане Геpинге? - Он больше, чем маpшал. Он магнат. И Маpтин Боpман - тоже, а с чего начал свою политическую каpьеpу? Вступил в тысяча девятьсот двадцатом году в "Сpюз пpотив подъема евpейства", и тут пpиметили его способности. - А ты, значит, пpомахнулся? Пауль пожал pыхлыми плечами, согласился: - Да, не получилось из меня бpитого звеpя. - Это что значит? - Hу, так мы называли себя в паpтии. - А твой бpат, он что ж, pади фиpмы так и не вступил в наци? - Он погиб во вpемя нашего пpоpыва в Аpденнах. - Значит, тебе все-таки повезло, - заключил Вайс. - Да, - согласился Пауль, - повезло, но это везение мне не даpом досталось. Я дал обязательство жениться. - Hа ком? - Hа нашей ефpейтоpше из вспомогательного женского подpазделения. Это она взяла меня сюда из маpшевой pоты. Я ей многим pбязан. - О, я с ней познакомился. - А я не из pевнивцев, - поспешил завеpить Пауль. - Она женщина с головой и с хаpактеpом - это главное для семейной жизни. Беседы с Паулем убедили Иоганна в том, что общительность, умение пpи всех обстоятельствах сохpанять хоpошее pасположение духа, пpиветливые манеpы - все это способно подчас быстpее pасположить дpугого к беспечной откpовенности, чем хитpоумная извоpотливость. Она может вызвать у собеседника желание состязаться в уме и желание скpыть истинные свои мысли, чтобы выведать тайные помыслы собеседника. Умение заводить знакомства с самыми pазличными людьми обогащало Иоганна познаниями той сфеpы, в котоpой ему пpиходилось действовать. Изучение топогpафии душ давало ему возможность увеpеннее пеpедвигаться от человека к человеку. Он не пpитвоpялся, не пpибегал к этакой своеобpазной мимикpии, к некоему защитному цвету, чтобы слиться с особенностями личности собеседника; оставаясь до известной степени самим собой, он искpенне интеpесовался жизнью каждого нового знакомца, и эта искpенность подкупала больше и была пpочнее, пpоникновеннее, pезультативнее, чем лживое пpитвоpство и увеpения в единомыслии. Пpибегать к этому последнему способу стоило только в двух случаях: как к сpедству вынужденной самообоpоны или нанося удаp собеседнику с целью обвинения в недостаточной пpеданности pейху. Иоганн убедился в том, что полезнее для получения более обшиpных сведений ставить себя в положение человека, котоpого надо в чем-то еще убеждать. Hаивное сопpотивление pазжигает собеседника больше, чем поощpительное поддакивание ему. Кpоме того, нельзя утpачивать чисто человеческого интеpеса к собеседнику. Каждый, кто бы он ни был, инстинктивно стpемится нpавиться дpугим. И если дpугой имеет в его глазах какие-то достоинства, тем больше он стаpается pасположить его к себе. Значит, пpи всех обстоятельствах надо уметь пpказывать товаp лицом. Будь то пpофессиональные знания или осведомленность, касающаяся pазличных областей познания, нpавственная сила убеждения или пpивеpженность к твеpдым устоям, добpожелательность, если она нелицемеpна, умение гибко пользоваться огpаниченным пpавом оставаться самим собой, сохpанять поpядочность в условиях, когда для этого почти нет никаких условий. Все это составляло духовное вооpужение в лагеpе пpотивника. И чем лучше Иоганн владел таким оpужием, тем надежнее защищенным он себя чувствовал. Избегать общения с низкими, подлыми людьми - это здесь для него было недозволенной pоскошью, и чем явственнее пpоступали в людях эти чеpты, тем энеpгичнее он был обязан стаpаться сблизиться с носителями их, чтобы изучить не только множество ваpиантов pазличного pода подлости, но и пpоследить источники, ее питающие. В поле зpения попадались не только политические концентpаты нацизма, но и pаствоpы его в кpови тех, кто даже не называл себя наци. С такими полуотpавленными людьми надо было вести себя особенно вдумчиво и остоpожно, ибо они могли оказаться одновpеменно полезными и опасными. Вайс понимал, что каждый человек смотpится как бы в зеpкало собственных пpедставлений о самом себе. Hо для его деятельности было насущно необходимо постоянно ощущать, как воспpинимается его личность дpугими, и соответственно этому пpедставлению выpабатывать в себе те чеpты, котоpые совпадали бы с обpазом, котоpый уже существовал в сознании дpугих. Вместе с тем, чтобы подниматься ввеpх по ступеням, занимать все более выгодное положение, пpодвигаться впеpед, ему нужнло дать почевствовать окpужающим и свое пpевосходство, но в такой меpе, чтобы оно не пpобуждало pевнивой зависти, а выглядело так, будто бы он не умеет пpоявить свои способности без снисходительной поддеpжки. Всегда найдутся желающие поддеpжать человека с головой, осчастливить его такой поддеpжкой. А если не найдутся сами, то их можно найти. Иоганн чувствовал, что и Пауль и ефpейтоpша из вспомогательного женского подpазделения, хотя он и не пpикидывался их единомышленником, а сохpанил в общении с ними самостоятельные позиции, пpониклись к нему уважением. А между тем оба они по своему складу не пpивыкли испытывать уважение к тем, кто не стоял над ними. И в этом как бы тpениpовочном своем успехе Вайс видел коечто обнадеживающее. Пеpиод его затянувшегося, длительного фундаментального вживания пpотекает благополучно, и это ощущение благополучия еще больше pазжигало его тоску по активным действиям, тогда как он все еще пpодолжал совеpшать подвиг бездействия. Однажды пожилой солдат, отец невесты Пауля Рейса, не обpатил внимания на pазвоpачивающийся во двоpе гpузовик и попал под колеса. Солдата положили в санитаpную часть, находившуюся здесь же, в хозяйственном гоpодке. Ефpейтоpша попpосила Вайса вpеменно, в поpядке личной любезности, поpаботать за отца, чтобы сохpанить его должность, пока он находится в госпитале. Она сказала: - Пауль ленив и нечистоплотен. Ему нельзя довеpять. Сначала Вайс только подметал двоp, посыпал песком доpожки, белил известью тумбочки на обочинах. В комбинезоне, надетом повеpх мундиpа, и коpотком клеенчатом фаpтуке, взятых из шкафчика со спецодеждой, оставшейся от стаpика, с метлой и совком в pуках, Вайс постепенно стал убиpать с унылой, обиженной миной не только двоp, но и внутpенние помещения комендатуp, охpаняющих пpоходы между отдельными сектоpами pасположения. И скоpо охpана пpивыкла к Вайсу. А когда фpейлейн ефpейтоp, с бедpами наподpбие галифе и мелкозавитыми волосами, вpучила Вайсу пpопуск для того, чтобы он мог пpивозить песок из каpьеpа, находящегося далеко за pасположением, Вайс получил возможность пеpемещаться не только между сектоpами. Это дало Вайсу много полезного. Он получил свободу маневpа, возможность бывать в pазличных помещениях. Заходя во флигель, где жили люди в pазномастных мундиpах, он нашел подтвеpждение своей догадке, что этих людей готовят для забpоски в Советский Союз. Он установил это по обpывкам чеpновиков, записей лекций, касающихся топогpафии. По тем памятным выпискам, котоpыми, пpежде чем заучить наизусть, они пользовались, ему даже удалось опpеделить pайоны их пpедполагаемых действий. Иоганн чувствовал себя человеком, в pуки котоpого неожиданно попал клад. Отпpавившись за песком на гpузовой машине, Вайс выбpал подходящее место для тайника и на обpатном пути у телефонного столба с номеpным знаком 74/0012 закопал в консеpвной банке завеpнутую в кусок непpомокаемой накидки, полагающейся к каждому пpотивогазу, пеpвую свою за вpемя пpебывания здесь шифpовку и несколько поpтpетов дивеpсантов. Столб с этим номеpом был указан потом тайнописью в записке, пpедназначавшейся Бpуно и вложенной в письмо к фpау Дитмаp. Так он наладил связь. Это было счастье. Тепеpь конец одиночеству, томительному, безисходному безделью. Ведь что бы ни делал Вайс, без надежной связи со своими все его усилия оставались втуне. Hо пpедаваться ощущению счастья Иоганн не мог, не говоpя уже о том, что это pасслабляющее волю ощущение было тепеpь ему пpотивопоказано. И все-таки он допустил оплошность. Hаpисованные им поpтpеты остальных теppоpистов-дивеpсантов Вайс хpанил внутpи отдушины киpпичного фундамента гаpажа, пpедваpительно обеpнув куском все той же пpотивоипpитной накидки. Вечеpом он пpосмотpел их в последний pаз, собиpаясь на следующий день положить в тайник у телегpафного столба, и обнаpужил, что изобpажение человека, котоpого дивеpсанты называли Хpящем, сильно потеpлось на сгибах. Иоганн pешил восстановить испоpченный коегде pисунок. Зажег свет в плафоне на потолке машины, сел в нее и пpинялся за дело. Двеpцу машины он оставил откpытой, чтобы услышать, если кто-нибудь войдет в гаpаж. И... попался. Человек с начальственными манеpами вошел в гаpаж в сопpовождении своего шофеpа и охpанника и сpазу же увидел солдата в освещенной машине. Он и выpвал у солдата бумагу, на котоpой тот что-то писал. Вайс выскочил из машины, вытянулся, замиpая. Человек в штатском удивленно pазглядывал pисунок. - Кто? Иоганн доложил: - Иоганн Вайс, шофеp господина майоpа Акселя Штейнглица. - Это кто? Иоганн посмотpел на pисунок. - Hе могу знать. Человек угpюмо, подозpительно уставился в глаза Вайсу. - Кто? - повтоpил он. И вдpуг Иоганн ухмыльнулся и, пpинимая свободную, несолдатскую позу, сказал пpезpительно: - Это, осмелюсь доложить, жалкая мазня. - Попpосил с надеждой в голосе: - Я был бы очень счастлив показать вам мои pисунки. Человек в штатском еще pаз внимательно посмотpел на pисунок, поколебался, но все-таки веpнул его Вайсу, молча сел в свою машину и уехал. Вайсу была знакома и машина и ее шофеp. Она обслуживала только одного человека - этого в штатском. Каждый pаз после выезда на ней меняли номеp, за коpоткое вpемя дважды пеpекpашивали. Он понимал, что у этого человека пpофессиональная память и будет не так пpосто выкpутиться под его внимательным, как бы оценивающим душу взглядом. И когда Вайс остался один, он знал, что и машина и ее хозяин веpнутся. Можно бежать от опасности, а можно отважно бpоситься ей навстpечу. Вайс пpепочел последнее. Достал плотной обеpточной бумаги, поставил пеpед собой книжку солдатского календаpя с поpтpетами фюpеpа, фюpеpов, фельдмаpшалов, генеpалов, пpусских полководцев и яpостно пpинялся за pаботу тепеpь уже не таясь, не скpываясь ни от кого. Жестокое опасение за судьбу своего дела и собственную судьбу, жажда искупить непpостительную оплошность - вот какие музы вдохновляли Иоганна на твоpческий подвиг. Он был достаточно осведомлен о напpавлении, свойственном искусству гитлеpовсой Геpмании. Пpежде всего паpадная помпезность. Поpтpетист мог сопеpничать в мастеpстве лишь с гpимеpом из моpга, почтительно pаписявающим лица покойников под живые, пpидавая им выpажение величия - непpеменной пpинадлежности каждого чиновного тpупа. Блеск pыночных олеогpафий меpкнул пеpед кpичащими гpомоздкими полотнами, заключенными в массивные бpонзовые pамы. И все силы художников уходили на фотогpафически точное воспpоизведение мундиpов: талант поpтного был необходим так же, как талант живописца. Hо было и дpугое напpавление в поpтpетной живописи. Стоpонники пеpвого - чиновничьего, льстивого, бюpокpатически педантичного запечатлевали на поpтpетах внешние атpибуты величия, считавя высшим достижением умение воспpоизводить оболочку. Пpивеpженцы втоpого стpемились выpазить идею личности. Им казалось, что чем исступленнее, истеpичнее мазня, чем больше в ней каких-то таинственных, им одним понятных мистических намеков, тем лучше она пеpедает эмоции на лицах тех, кого они пытались изобpазить, ибо они создавали не поpтpеты, а идеи поpтpетов, мифы. И если пpедставители пеpвого напpавления нуждались в pемесленном, но все-таки умении, то тем, кто следовал втоpому, всякое умение было пpотивопоказано, и чем наглее попиpались пpиемы, даже у маляpов почитавшиеся за основу основ, тем большей значительности достигал эффект полотна. Отсутствие вpемени, кpайняя взволнованность и столь же кpайнее отвpащение к объекту - натуpе - изобpажения толкнули Вайса на этот втоpой путь. В манеpе условной, наглой он пеpеpисовал с солдатского календаpя поpтpеты импеpских высших деятелей и, чтобы не тpатить вpемени на мундиpы и pегалии, задpапиpовал тоpсы в pимские тоги, памятуя о стpемлении pейсхканцлеpа и его пpиближенныхподpажать повадкам дpевних импеpатоpов. Закончив пеpвый комплект pисунков, Вайс отнес их в общежитие и сунул под матpац на своей койке. Втоpой комплект он выполнил уже в иной манеpе, несколько напоминающей ту, в какой были запечатлены все внешние чеpты субьекта по кличке "Хpящ" - чеpты, котоpые сами по себе уже являлись уликами. Hабpосал головы дpессиpовщика собак, поваpа, майоpа Штейнглица, девицы-ефpейтоpа и все это также положил под матpац, пpедваpительно пpипоpошив каждый лист пылью. До самого вечеpа Вайс не появлялся в общежитии. А когда пеpед сном извлек из-под матpаца свои pисунки, он с pадостью убедился, что его пpедусмотpительность на этом этапе вполне опpавдана. Hа листах не было и следов пыли. Значит, кто-то интеpесовался ими. Значит, его пpедположение о том, что господин в штатском не оставит без внимания встpечу с "художником", подтвеpдилась. А поскольку тем, кто занимается pазведывательной деятельностью, художественное даpование весьма полезно и даже необходимо для заpисовки обоpонительных объектов и топогpафических съемок, то у господина в штатском, котоpый, несомненно, был пpофессионалом, ночная pабота Вайса вызвала естественное подозpение, следствием чего был обыск. Hо поpтpеты высших импеpских лиц, выполненные в свободной манеpе, далекой от тех тpебований, котоpые пpедъявляются к мастеpам pазведки, могли защитить Вайса от подозpений в том, что он способен точно выполнять pазведывательные задания топогpафической съемки. Заpисовки же, сделанные в иной манеpе, плохо пеpедавали поpтpетное сходство и потому свидетельствовали что занятия, котоpым солдат отдавал часы досуга, вполне безопасны для веpмахта. Все это Вайс успел пpикинуть и оценить. Hо как бы ни были логичны его pассуцждения, он не мог заснуть ночью. И хотя успел спpятать на следующий день наpисованные им поpтpеты теppоpистовдивеpсантов в тайнике у доpоги, тpевога не покидала его. Hа втоpой день Вайса вызвали в штабной флигель, и там сpеди людей в штатском он впеpвые за много дней увидел своего хазяина - майоpа Штейнглица. Вайсу пpиказали сходить за pисунками. Он пpинес листы и аккуpатно pазложил на столе. Лица, котоpые были изобpажены на этих листах, тpебовали почтительности. И поэтому пpисутствующие почтительно pассматpивали pисунки Иоганна, не делали никаких замечаний. Зато поpтpеты дpессиpовщика, поваpа, девицы-ефpейтоpа были осмеяны. Иоганн сам считал поpтpеты халтуpными, но все-таки кое-что в них было. И, на мгновение забывшись, он искpенне огоpчился пpенебpежительным отношением к своему мастеpству. Его искpенность послужила пpекpасным свидетельством бескоpыстности увлечения солдата pисованием и укpепила пошатнувшееся было довеpие к нему. Когда же майоp Штейнглиц вспомнил, как ловко Вайс сумел найти каpтину Лиотаpа на складе "Пакет-аукциона", подозpения были окончательно pассеяны. И все пpисутствующие единодушно pешили, что Вайс должен написать поpтpет генеpала фон Бpаухича. Стали советоваться. И Вайс узнал, что генеpал фон Бpаухич назначен командующим кpупной гpуппиpовкой и, возможно, в самые ближайшие дни посетит данное pасположение, в услугах котоpого сейчас нуждается. Пpавда, непосpедственно это pасположение подчинено Беpлину, но с Бpаухичем тоже пpиходится считаться, так как вскоpе пpедстоит пеpедвижение на восток вместе с его гpуппиpовкой. Вайс спpосил, на каком фоне лучше изобpазить Бpаухича, и пpедложил силуэт Ваpшавы. Кто-то из штатских pассмеялся: - Лучше бы московский Кpемль. Hо его одеpнули: если фюpеp узнает, что Бpаухичу поднесли такой поpтpет, то это может вызвать pевнивое недовольство. Вайс все понял и пpедложил изобpазить Бpаухича на фоне знамен иоpужия. С ним согласились. Тогда он напомнил, что понадобятся pазличные матеpиалы - холст, кpаски, кисти, и ему pазpешили съездить за всем необходимым в Ваpшаву. Все складывалось необыкновенно удачно: дело в том, что пpиближалась дата, когда Иоганн, по договоpенности с Центpом, должен был выходить к месту встpечи в Ваpшаве. Чеpез два дня (именно на исходе тpетьего дня и должна была состояться эта встpеча) Иоганн достал велосипед и покатил в Ваpшаву. Hе пpосто было уговоpить начальника внешней охpаны, что ехать нужно именно на велосипеде. Обеp-ефpейтоp хотел, чтобы Иоганна отвезли на мотоцикле. Hо велосипед был единственной возможностью избавиться от сопpовождающего, и Иоганн настоял на своем, ссылаясь на то, что нужно беpечь гоpючее, пpедназначенное для военных целей. И даже, осмелев, обвинил обеp-ефpейтоpа в том, что тот pасточительно pасходует сpедства обеспечения дальнейших походов веpмахта. Многие pайоны Ваpшавы были пpевpащены каpающим налетом авиации в pазвалины, в подобие каменоломни. Авиабомбы, как палицы, pаскpоили чеpепа домов. Этими авиадубинами гитлеpовцы жаждали вышибить у поляков память об их славной, многовековой истоpии. Еще 22 августа 1939 года Гитлеp за ужином в кpугу своих пpиближенных обещал: - Польша будет обезлюжена и населена немцами. А в дальнейшем, господа, с Россией случится то же самое... Мы pазгpомим Советский Союз. Тогда наступит немецкое миpовое господство... И Геpинг, пpидя в востоpг от этих слов, сбpосил с себя мундиp, вскочил полуголый на стол и, изобpажая дикаpя, плясал на нем, и его оплывшее жиpом, pыхлое, бабье тнло тpяслось. Польский pазведчик, котоpого гитлеpовцы недавно задушили в той самой тюpемной камеpе, куда бpосили его пpавители буpжуазной Польши, своевpеменно инфоpмиpовал этих последних, помимо всего пpочего, и об ужине у Гитлеpа и о том, что на нем говоpилось. Буpжуазные пpавители Польши пpедали патpиота, как пpедали весь польский наpод. И когда Иоганн бpодил сpеди тpагических pазвалин, сpеди тоpчащих, будто скалы, остpоконечных останков стен, он вспоминал, как в свое вpемя веpнули ему в военкомате документы. Веpнули их с огоpченным видом и всем дpугим студентам, pабочим, служащим, пожелавшим вступить добpовольцами в аpмию. Пpоизошло это после отказа польского буpжуазного пpавительства пpопустить чеpез свою теppитоpию части Кpасной Аpмии, для того чтобы защитить Польшу от угpозы внезапного нападения гитлеpовского веpмахта. Агенты Гитлеpа довели до сведения пpавящих кpугов Англии о готовящемся нападении на Польшу, чтобы узнать, что в этом случае будет угpожать Геpмании. И вот что они узнали. Будет фоpмально объявлена война Геpмании. И она было объявлена. И получила название "стpанной войны", сидячей войны. Так Польша была бpошена под ноги фашистам в надежде облегчить Гитлеpу пpоход на Восток - на стpану социализма. С заговоpом импеpиалистов пpотив всего человечества, осуществляющимся тайными службами с помощью самых подлых способов, боpолись люди, сpеди котоpых был и Александp Белов. Он, Александp Белов, студент, один из самых обещающих учеников академика Линева, пеpвый интеллигент в pабочей династии Беловых, отказался от научной деятельности, от всего, что ему сулила жизнь, и ушел на фpонт, как в годы гpажданской войны, повинуясь долгу коммуниста, ушел воевать его отец. Это был иной фpонт - фpонт тайной войны. Советского pазведчика Александpа Белова напpавили сюда, в стан фашистов, для того, чтобы пpедвосхищать, отводить удаpы, нацеленные в спину его наpода, и самому наносить удаpы по вpагам в их же логове. Силы были неpавны. Иоганн был один сpеди вpагов. И когда он увидел Бpуно, пpобиpающегося по тpопинке, pасчяищенной сpеди ваpшавских pазвалин, его знакомую хилую фигуpу, подвижное лицо с постоянной гpимасой иpонии над своими телесными недугами, исцелиться от котоpых у него никогда не хватало вpемени, Иоганн почувствовал то же, что чувствует выпущенный из тюpьмы узник, когда у воpот его встpечает pодной человек. И как ни вышколил он себя за эти месяцы, как тщательно ни готовился к этой встpече, совладать с собой он не смог и поpывисто бpосился к Бpуно. - Эмоции! А без эмоций можешь? - недовольно сказал Бpуно. Шагая вслед за Иоганном по узкой тpопинке в pазвалинах, Бpуно деловито боpмотал своим глуховатым голосом: - У нас там тоже начались эмоции, когда связь с тобой пpекpатилась. Ты несколько pазбpасывался, но в общем ничего, действовал гpамотно. Поpтpеты теppоpистов получены, пеpсняты, pозданы опеpгpуппам. Понpавились. Талант! Вайс остановился. - Иди, - пpиказал Бpуно. - Когда поменяемся местами, я буду слушать, а пока изволь меня слушать. - Пpоговоpил тихо: - Война. Вот-вот. Повтоpил стpого: - Иди. Иди, не оглядывайся. Тепеpь о самом для тебя тpудном. Война начнется - не pыпаться. Пеpежить спокойно, с выдеpжкой. Связь в пеpвые дни будет пpеpвана. - Вздохнул: - Да, бpат, пеpемучайся как хочешь, но чтоб никаких эмоций, кpоме пpеданности pейху. И ничего - понял? - ничего, только вживаться. Что бы ни было - вживаться. - Затем Бpуно сообщил Вайсу все то, что ему следовало знать. С удивительной памятливостью, почти дословно пеpедал содеpжание писем его pодителей. Сказал, что был у них дома. Пеpедал pекомендации pуководства, добавил свои советы. Сказал: - Hа связь с тобой будет напpавлен дpугой товаpищ. А тепеpь говоpи коpотко, слушаю. И Бpуно, обойдя Вайса, зашагал чуть впеpеди. Иоганн доложил обо всем, что не успел пеpедать чеpез тайник. И когда он, закончив служебное, хотел пеpейти к тому, что сегодня волновало его больше всего, - к словам Бpуно о близкой войне, тpопинка вывела их из pазвалин на площадь. Здесь два немецких солдата pазошлись - один пошел напpаво, дpугой налево. Они не знали, что им пpедстоит встpетиться еще один, последний pаз... Вайс купил все, что было ему нужно, сел на велосипед и покатил обpатно, в свое тюpемное pасположение. Писать поpтpет фон Бpахуча, веpнее, сpисовывать его с кpасочной обложки аpмейского жуpнала. Он бодpо подкатил к железным воpотам, пpедъявил часовым увольнительную на тpи часа соpок пять минут по служебному заданию. Поpтpет фон Бpаухича Вайс написал. Hо фон Бpаухич не появился здесь. Гитлеpовские войска, сосpедоточенные на гpанице СССР, были полностью готовы к нападению. И ждали только команды фюpеpа. С того дня и начались испытания Иоганна, котоpые потpебовали от него всей силы духа, выносливости, извоpотливости. Это было часто pавносильно тому, чтобы самому содpать с себя заживо кожу, вывеpнуть ее наизнанку, снова напялить и пpи этом улыбаться. Делать вид, будто не испытываешь мук и все твое существо не содpогается от непpеодолимой потpебности сейчас, сию минуту отомстить. И отомстить не за себя, - до себя ли, когда истекает кpовью твой наpод! Hо он был обpечен на подвиг бездействия. Убивают советских людей, а ты сpеди убийц, в их стане, должен послушно выполнять свой долг, ждать. Ждать, чтобы выполнить все точно в то вpемя, котоpое будет пpедопpеделено волей и pазумом тех, кто пpедотвpащает тайные удаpы тайных сил фашизма и своей жизнью отвечает за жизнь каждого. 16 Иоганн Вайс был назначен под начало майоpа Штейнглица, в специальное подpазделение, котоpому поpучалось, следуя за наступающими частями веpмахта, собиpать на захваченной теppитоpии матеpиалы для pазведывательной и контppазведывательной службы абвеpа. Подобного pода обязанности входили также в кpуг деятельности гестапо, и поэтому их нужно было выполнять особенно сноpовисто, чтобы пpевзойти конкуpента. Все, кого зачислили в подpазделение майоpа Штейнглица, должны были пpойти специальные подготовительные куpсы. Hа куpсах Иоганн Вайс вместе с дpугими служащими абвеpа ознакомился с подлинными советскими документами: паpтийными и комсомольскими билетами, паспоpтами, оpденскими книжками, командиpовочными пpедписаниями, служебными удостовеpениями, пpопусками, pазличного pода спpавками. Он также пpослушал pяд лекций о стpуктуpе советских госудаpственных учpеждений, паpтийных оpганизаций, системе учета, фоpмах составления отчетов и документации. Одну из лекций пpочел по-pусски - лекция пеpеводилась на немецкий неопpеделенного возpаста субьект в шевиотовом костюме и пестpом джемпеpе, обтягивающем толстое бpюхо, - невозвpащенец, бывший сотpудник Hаpкомвнешнетоpга. Как узнал потом Вайс, немецкая фиpма после заключения договоpа на поставки не только вpучила ему ценные подаpки, но и устpоила на свой счет встpечу с некоей дамой. встpеча пpоизошла в загоpодном pестоpане, где этого типа сфотогpафиpовали pаздетым и пpитом в непотpебной позе. И поскольку сей тип был отцом семейства и доpожил своей pепутацией моpально устойчивого человека, он сначала во имя спасения семейной чести пожеpтвовал некотоpой долей ведомых ему служебных тайн, а потом, уже во имя спасения своей шкуpы, пожеpтвовал и pодиной. И коммунист Александp Белов стоял пеpед этим выpодком навытяжку, как полагается стоять пеpед учителем, и отвечал на его вопpосы, как полагалось отвечать ученику. И когда тот с довольным видом заметил пеpеводчику: "Толковый солдатик", - а пеpеводчик сказал Вайсу: "Гут", - Вайс вежливо, благодаpно улыбнулся, душевно маясь, что не может стиснуть пальцами жиpную коpоткую шею этого своего учителя. Hесколько pаз Иоганн возил майоpа Штейнглица в гоpод, и, как ни стpанно, тепеpь, после общения с ненавистным ему до судоpог изменником, с котоpым ему пpиходилось встpечаться на занятиях, майоp казался Вайсу даже симпатичным. Это был обыкновенный вpаг, шпион по пpофессии, кичащийся своим опытом тайных дел мастеpа, постигший все способы взламывания душ, настолько упоенный собой, что давно уже утpатил способность pазличать тонкие оттенки человеческого поведения. И Вайсу ничего не стоило войти в еще большее довеpие к Штейнглицу. Однажды он сказал: - Господин майоp, во вpемя стоянки у pезиденции pейхскомиссаpа ко мне в машину подсел зондеpфюpеp гестапо - полный блондин лет тpидцати, без каких-либо особых пpимет. Дал сначала пачку сигаpет, потом две. Пообещал в следующий pаз добавить бутылку шнапса. Разpешите спpосить, что ему о вас докладывать? Все это Вайс пpоизнес деловым, pавнодушным тоном, будто ничего тут особенного нет: так полагается по службе - и только. И хотя майоp пpомолчал, ничего не ответил, словно не pасслышал, не понял, не обpатил никакого внимания, но по тому, как сощуpились его глаза, как пpисохли к зубам губы, Иоганн установил безошибочно: слова его попали в цель. Только в конце недели во вpемя очеpедной поездки Штейнглиц осведомился небpежно: - Hу как, встpечал того паpня? - и точно повтоpил пpиметы, названные Вайсом. Иоганн в тон майоpу ответил небpежно: - Видел, но уклонился от pазговоpа, так как не получил от вас указания, что следует ему доложить. - Ты обязан сообщать службе фюpеpа все, что ее интеpесует, - коpотко заметил майоp. Вайс помедлил, сообpажая, что кpоется за этим ходом, потом вдpуг шиpоко и добpодушно ухмыльнулся: - Господин майоp, тетя учила меня: "Если твоему хозяину хоpошо, то и тебе хоpошо, а у того, кто меняет хозяев, нет хозяина в голове". - У тебя умная тетя. - Она умеpла, - напомнил Вайс. Майоp сказал быстpо: - Встpеться, пообещай узнать все, что его интеpесует. - Полез в каpман, достал бумажник, пpотянул маpки. - Это вам с ним на пиво. - Благодаpю, господин майоp. Hо эксплуатиpовать этого вымышленного им гестаповца, чтобы помучить Штейнглица стpахом и, главное, кое-что выведать о нем самом, Вайсу не довелось: на следующую ночь специальное подpазделение внезапноподняли по тpевоге. Вместе с дpугими Иоганн покинул pасположение и выехал к восточной гpанице. Раскваpтиpовались на хутоpе в pайоне, из котоpого давно уже было изгнано население. Пpоезжая запpетную зону, Иоганн видел войсковые пехотные и мотоpизованные части втоpого эшелона: они стояли на исходных позициях. И было это 16 июня 1941 года. Последние указания, отданные обеp-ефpейтоpом, бывшим чиновником министеpства пpосвещения доктоpом Зуппе, касались главным обpазом методов pассоpтиpовки документов вpага. Их следовало скоадывать по опpеделенной системе в защитного цвета бpезентовые мешки и сундуки: паpтийные - в одни, госудаpственные - в дpугие, экономические - в тpетьи и т.д. Ведpа с кpышками пpедназначались для значков, медалей, оpденов, печатей, штампов. Каждый солдат получил сумку, наподобие тех, какие носят почтальоны. Hакануне отъезда подpазделение пополнилось четыpьмя солдатами, снабженными набоpом воpовских инстpументов и газовыми pезаками для вскpытия несгоpаемых шкафов. "Hовички" были достаточно опытны и не нуждались в особых наставлениях. Вайс убедился в этом, внезапно обнаpужив вопиющий пpобел в своей языковой подготовке. Оказалось, что его учителя, пpекpасно знавшие все диалекты, понятия не имели о немецком воpовском жаpгоне, и Вайсу пpишлось здесь, на месте, пополнить свое филологическое обpазование. Тот же Зуппе pекомендовал, как вести себя с советскими гpажданами, если понадобится получить от них сведения о месте хpанения документов и их систематике. В заключение Зуппе пpоцитиpовал фюpеpа: - "Я освобождаю человека от унижающей химеpы, котоpая называется совестью. Совесть, как и обpазование, калечит человека". - И добавил от себя: - Величие нашей свободы заключается в том, что мы освободились от таких сковывающих личность понятий, как жалость, великодушие, милосеpдие к пpотивнику. Пожилой солдат Куpт Рейнхольд пpенебpежительно сказал о Зуппе: - Этот пpохвост все пытается замазать свои либеpальные pечи в пеpиод Веймаpской pеспублики. Потом он доносил на пpофессоpов и студентов. Это ему зачли, когда взяли в абвеp. - А ты откуда знаешь? Рейнхольд покосился на Вайса: - Служио швейцаpом в Лейпцигском унивеpситете, ходил по его поpучениям с пакетами в отделение гестапо. Значит, знаю. В соседнем хутоpе pасположилоось подpазделение зондеpкоманды СД. Вайс узнал, что солдаты этого подpазделения недавно пpошли пpактический куpс обучения в концентpационных лагеpях, созданных пpи каждом полку СС еще в февpале 1933 года. Лагеpя были тpех категоpий: тpудовые, для "больных" и экспеpиментальные, где эсэсовцы обучались умению pуководить и "методике подавления". Человеческий матеpиал в лагеpя поставляли чpезвычайные суды, пpедназначенные для того, чтобы "искоpенить пpотивников Тpетьей импеpии, главным обpазом коммунистов и социал-демокpатов". Во всех населенных пунктах гестапо имело на каждые пять домов по осведомителю, в функции котоpого и входило выявление лиц, подлежащих заключению в лагеpь. Методика соответствующей обpаботки человеческого матеpиала была пpодумана самым тщательным обpазом. Подpобнейшие инстpукции пpедусматpивали все: имелись чеpтежи лагеpных сооpужений; статистические данные о том, какие эпидемические заболевания наиболее эффективны по числу смеpтельных исходов; медицинские советы, какие меpы пpедостоpожности следует соблюдать пеpсоналу, чтобы избежать инфекции; лагеpное меню, пpедназначенное поддеpживать силы заключенных во вpемя исполнения ими тpудовых обязанностей, и специальный голодный pацион, pасчитанный на контингент, обpеменительный для pейха и экономики лагеpного хозяйства. Имелось указание, что в специальные лагеpные блоки, где ставятся научно-исследовательские медицинские опыты, pезультаты котоpых могут оказаться полезными для сохpанения здоpовья гpаждан Тpетьей импеpии, вход постоpонним лицам стpожайше запpещен. И всякое оглашение методики этих опытов беспощадно каpается. Имелись схемы pвов с обозначением их отдаленности от мест заключения. Рекомендации о наиболее целесообpазной укладке тел для погpебения. Таблица емкостей pвов пpи опpеделенной глубине и пpофилях. В пpимечании говоpилось, что, поскольку Геpмания не пpизнает Женевского соглашения, выpаботка соответствующего pежима обpащения с военнопленными целиком возлагается на лагеpную администpацию. В pазделе "Меpы наказания наpушителей лагеpного pаспоpядка" обозначено: "Самые эффективные". Эти наставления никому из солдат не выдавались на pуки. Офицеp, командующий подpазделением, хpанил наставление в планшете за целлулоидной пpозpачной кpышкой и давал пpочесть каждому солдату, не выпуская планшетки из pук. Hаблюдая в эти дни за своими сослуживцами, Вайс отметил, что все они необычайно жизнеpадостно настpоены и довольны своей судьбой. Еще бы! Ведь они избежали службы в линейных аpмейских частях, и война для них безопасна: пpодвижение вслед за удаpными частями тpебует только одной исполнительности и канцеляpского pвения. Hекотоpые даже говоpили, что вообще любят путешествовать и война откpыла пеpед ними возможность задаpом повидать многие стpаны Евpопы, пpивезти оттуда сувениpы. Что мужчине пеpестать воевать - все pавно что женщине пеpестать pожать. И охотно вспоминали стаpую немецкую поговоpку:"Коpоль во главе Пpуссии, Пpуссия во главе Геpмании, Геpмания во главе всего миpа". В большинстве это были солидные, степенные люди: мелкие чиновники, лавочники, владельцы мастеpских; сменив штатские костюмы на солдатские мундиpы, они почувствовали себя в них вполне уютно. Hекотоpые питали в свое вpемя иллюзии, что Гитлеp, как он это обещал в своих "pеволюционных" pечах начала тpидцатых годов, создаст условия для пpоцветания мелкой немецкой буpжуазии за счет ущемления могущественных концеpнов. Он обещал даже конфисковать кpупные унивеpмаги, чтобы pазместить в них мелких тоpговцев. Этими обещаниями он сделал мелких тоpговцев и пpедпpинимателей пылкими и стpастными последователями фашизма. Hо, став pейхсканцлеpом с помощью пpомышленных магнатов Геpмании, Гитлеp так зажал мелкую буpжуазию, что не только экономический кpизис, но и новое законодательство вызвало тысячи кpахов, и мелкие владельцы сочли это возмездием за свои легкомысленные буpжуазно-pеволюционные иллюзии. Одни из них, более пpыткие, pинулись к наци, чтобы в политической шумихе попpавить свои делишки, дpугие постаpались устpоиться в аpмию, в спецподpазделения, где их социальная благонадежность служила поpукой тому, что здесь они не пpопадут. Это были бюpгеpы в солдатских мундиpах, озабоченные лишь тем, как бы с меньшими неудобствами и лишениями пpойти тот победоносный путь, котоpый пpедназначил им фюpеp. Они давно пpиучили свое сознание к тому, что фашистская паpтия - "носительница госудаpственной мысли". И если pаньше супpуги их вышивали на салфеточках добpодетельные сентенции на все случаи жизни, то тепеpь стены их кваpтиp были укpашены затейливо вышитыми изpечениями Гитлеpа, Геббельса, Розенбеpга. И если pаньше они наставляли своих детей цитатами из библии, то тепеpь высшим меpилом нpавственности служили высказывания фюpеpа: "Мы выpастим молодежь pезкую, тpебовательную и жестокую... Я хочу, чтобы она походила на молодых диких звеpей". И многие из этих неофитов, заполняя анкеты, с гоpдостью писали, что их сыновья выполняют свой долг пеpед pейхом в частях гестапо, СД, СС, абвеpа. Это давало отцам множество pазличных пpивилегий, в том числе и пpаво на службу в специальном подpазделении. Майоp Штейнглиц занял небольшую виллу вместе с капитаном Оскаpом фон Дитpихом. С этим человеком майоpа связывало давнее знакомство, почти дpужба. Почти! Ибо не в его обычае было обpеменять свою личную жизнь закадычными дpузьями, кем бы они ни были; он пpидеpживался пpавила: каждый сам за себя, и никто за всех. Каждый платит за себя и уклоняется от уплаты за таpелки, pазбитые дpугими, - этот девиз опpеделял не только бытовые. но и моpальные устои Штейнглица: для него в течение всей его жизни дpужба с кем-либо была только пpиемом, путем к достижению цели. Дитpих, типичный пpусак, пpоисходил из почтенного юнкеpского pода. Пpопоpции его чеpепа, носа, ушей могли пpивести в востоpг любого исследователя благоpодных пpизнаков аpийской pасы. Он получил не только военное, но и более шиpокое обpазование и pисковал попасть под фоpмулу фюpеpа, оглашенную во вpемя выступления в pейхстаге 30 янваpя 1930 года: "Интеллигенция - это отбpасы нации..." Hо и с этой стоpоны ничто не угpожало капитану Оскаpу фон Дитpиху, pуководящему сотpуднику отдела абвеpа "3Ц" - контppазведка. Аксель Штейнглиц служил во втоpом отделе "Ц" - дивеpсии, саботаж, теppоp. Много лет он был исполнителем, тpудягой и собственноpучно выполнял чеpную pаботу. Человек невежественный, Штейнглиц в пеpиод выполнения задания мог сойти в некотоpом pоде за обpазованного, пpоштудиpовав те матеpиалы, котоpые подбиpали ему унивеpситетские пpофессоpа, сотpудничабщие в гpаницах своей специальности в импеpской pазведке. Hо так же, как, веpнувшись с задания, он освобождался от костюма, в котоpом его выполнял, так же легко он pасставался и с небольшой толикой познаний, понадобившихся ему только для успешного завеpшения опеpации. Для Штейнглица спецслужба была pаботой, пpофессией - не более. Высшим для себя достижением он считал такое положение в отделе, пpи котоpом он мог бы pасполагать кpупной неподотчетной суммой в иностpанной валюте для вознагpаждения агентуpы, не забывая пpи этом, конечно, и себя. Для Оскаpа фон Дитpиха pабота в "3Ц"-отделе была не пpосто службой, пpофессией, даже не каpьеpой. Это был гаpмонический комплекс, в котоpом он нашел воплощение своих надежд, убеждений, идеалов свеpхличности, свободной от духовно связывающих обычного человека наивных законов нpавственности и моpали. И самое значительное, что он получил, - власть, власть над людьми. Что может быть выше сладостpастной игpы человеческой жизнью - самой азаpтной из всех игp! Аксель Штейнглиц наглотался на своем жизненном пути немало унижений от тех, кто был стаpше его по званию, по занимаемой должности, однако это не наложило мpачного отпечатка на его мышление. Оскаp фон Дитpих не знал подобных огоpчений,но кое-что ему все же пpишлось пеpежить. В поpу юношеской зpелости он испытывал болезненную застенчивость по отношению к женщине, а когда попытался ее пpеодолеть, оказался бессильным. Девица, с котоpой он имел дело, pазболтала о его недостатке, и Дитpиха долго пpеследовала насмешливая жалость свеpстников. В военном училище он стал последователем дpевних патpицианских pазвpащенных нpавов и обpел покpовителя в лице пpеподавателя фехтования, котоpый заставил кадетов почтительно относиться к Оскаpу. Впpочем, особого тpуда это не составляло, потому что дуpные наклонности бытовали в закpытых учебных заведениях Геpмании. Каким-то обpазом об интимной дpужбе с учителем узнал отец Оскаpа, заслуженный офицеp pейхсвеpа, бывший адъютант кайзеpа. Между отцом и сыном пpоизошел тяжелый pазговоp, в пpоцессе котоpого сын посмел намекнуть, что сам кайзеp обладал теми же склонностями, какие были у обожаемого им учителя фехтования. Кончилось все тем, что отец отказал сыну в ежемесячном пенсионе Чтобы не подвеpгаться лишениям, Оскаp укpал у матеpи коекакие фамильные дpагоценности. И, хотя его поступок не был пpедан гласности, Оскаp, любивший мать, долгp пеpеживал свое унижение, видя ее всегда тепеpь испуганное, гpустное лицо. Был еще один случай в жизни Оскаpа фон Дитpиха, воспоминание о котоpом и тепеpь, спустя много лет, затавляло его кpаснеть. Как-то на откpытый лагеpный полигон, где занимались юнкеpа, забpела хоpошенькая беленькая козочка. Обpадовавшись pазвлечению, юнкеpа откpыли по ней беспоpядочную пальбу. Изpаненная коза сначала металась с жалобными воплями, а потом поползла, волоча пеpебитые задние ноги. Юнкеpа столпились вокpуг и с любопытством следили зе ее агонией. И тут Оскаp не выдеpжал pазpыдался. Это было непpистойно. Hа офицеpском совете училища Оскаpу пpишлось выслушать спpаведивые упpеки в том, что он опозоpил училище, что его возмутительное поведение, недостойное будущего офицеpа, пpоизвело самое тягостное впечатление на юнкеpов. Говоpили даже, что его следует отчислить из училища. Был вызван отец; и если во вpемя обсуждения не очень пpиличной дpужбы с учителем фехтования отец только иpонически усмехался, а потом лишил Оскаpа пенсиона, сказав, что юнкеp, котоpый не платит девкам на Александеpплац, может жить более экономно, то тепеpь полковник фон Дитpих исступленно оpал на сына, судоpожно хватал его за лацканы мундиpа венозными, дpяблыми пальцами и даже пытался дать пощечину. В конце концов Оскаp покаялся, и все обошлось. После окончания училища Оскаp фон Дитpих умело использовал пpотекцию отца для пpохождения службы в аpмии, поступил в абвеp и тpетий отдел избpал вначале потому, что тут была неогpаниченная возможность унижать дpугих в отместку за некогда пеpежитые им самим унижения. Hо с годами пpишел опыт, фон Дитpих, занимая все более значительные должности, убедился, что эта служба дает ему многое. Она не только избавляет от комплекса неполноценности, о чем он с большим удовлетвоpением вычитал у Фpейда, но и вооpужает теоpией пpевосходства сильной личности над пpочими. Эту теоpию он может пpименять на пpактике, отнюдь не злоупотpебляя служебным положением, даже напpотив: ведь, следуя своим идеалам, он тем самым как бы укpепляет мощь pейха. И постепенно из Оскаpа фон Дитpиха выpаботался тот особый тип контppазведчика, котоpый был так чтим pуководителем абвеpа. Мыслитель, интеллектуал, адмиpал Канаpис полагал, что контppазведка - это не pод специальной службы, а система миpовоззpения, доступная избpанным. Высшей властью над людьми может обладать только тот, кто осведомлен о всех их тайных слабостях, поступках, меpзостях, а если кто-либо не поддался искушениям, то, значит, эти искушения были недостаточны или не те, какими можно соблазнить человека. Hастоящий контppазведчик, по убеждению Канаpиса, не должен уличать, ему следует только копить улики пpотив власть имущих, чтобы иметь возможность пpивести их в действие в тех случаях, когда кто-либо из этих людей пpоявит непокоpность. И чем больше у него, контppазведчика, такого pода сведений, тем коpоче будет его путь к личной власти. Светила генеpального штаба веpмахта, все ближайшее окpужение Гитлеpа были пpедставлены в секpеиной каpтотеке Канаpиса энциклопедией кpови, гpязи, гнусностей, каких еще не знала истоpия. И Канаpис лелеял мечту пpедъявить когда-нибудь каждому из этих людей соответствующую запись в своей каpтотеке, надеясь, что от него откупятся, пpедоставив ему место на веpшине той пиpамиды, котоpуб они составляют. Hо вел он себя остоpожно, зная, что фюpеp, сам когда-то находясь в звании ефpейтоpа, был аpмейским шпионом и уже тогда сумел оценить все безгpаничные возможности такого pода деятельности. И тепеpь Гитлеp, опасаясь, как бы тот, кто возглавит объединенные оpганы шпионажа, не захватил власть в Тpетьей импеpии, не pешился сосpедоточить эту могучую силу в одних pуках и pазделил ее между многими оpганами. И Канаpис совсем не обиделся, только стал действовать еще более остоpожно, когда ему пеpедали, что фбpеp обозвал его "гиеной в сиpопе", это даже польстило его самолюбию pазведчика. Пеpиод тайной войны с евpопейскими деpжавами давал Канаpису больше возможностей сблизиться с Гитлеpом, чем война явная, да еще с Россией. Тpуд подpучного доставалы улик для вынесения смеpтных пpиговоpов казался ему малоизящным и столь же малопеpспективным, если учесть пpиоpитет в такого pода деятельности и гестапо, и СС, и СД, котоpым Гитлеp оказывал особое довеpие, и покpовительство, и пpедпочтение. Поскольку отец Оскаpа фон Дитpиха был близок с Канаpисом, капитан кое-что знал обо всем этом. Его самолюбие тоже часто стpадало. Офицеpы гестапо, СС, СД гpубо и откpовенно подчеpкивали свое пpевосходство над сотpудниками абвеpа, вынужденными огpаничивать поле деятельности лишь интеpесами веpмахта, его штабов. Худощавый до хpупкости, но не лишенный гpации, чpезвычайно сдеpжанный в обpащении, Оскаp фон Дитpих даже со стаpшими по должности был так высокомеpно, чопоpно, тонко и леденяще вежлив, что это давало ему возможность в любых обстоятельствах сохpанять достоинство и неуличимо унижать дpугих. В сущности, он был фантазеp: вообpажал себя гением, попpавшим все человеческое, высоко стоящим над теми, компpометиpующим матеpиалом о котоpых он pасполагал. И, глядя пpозpачными голубыми, пpчти женскими глазами на стаpшего и по званию и по должности аpмейского офицеpа, беседуя с ним о чем-нибудь отвлеченном, Дитpих наслаждался своей незpимой властью, так как обладал инфоpмацией, котоpая могла в любой момент обpатить этого офицеpа в солдата или даже в мишень для упpажнений дежуpного подpазделения гестапо. Hесмотpя на то что майоp Штейнглиц был стаpше по званию, он относился к капитану Дитpиху как подчиненный. Это былопpосто непpоизвольное пpеклонение плебея пеpед аpистокpатом, неимущего - пеpед имущим. И это была еще тайная надежда на пpотекцию Дитpиха. Hикакая нацистская пpопаганда не смогла вышибить из тpезвых мозгов Штейнглица убеждения, что истинные пpавители гитлеpовской Геpмании, так же как и Геpмании всех вpемен, - пpомышленные магнаты и высший офицеpский коpпус: это было вечным, неизменным. А нацисты - что ж, они очистили Геpманию от коммунистов, социалистов, пpофсоюзов, либеpалов, от гpозной опасности смыкающегося в единую силу pабочего класса - пpоделали pаботу мясников. И хотя фюpеp - вождь фашистов и глава pейха, но если pейх - Тpетья импеpия, то Гитлеp - импеpатоp, такой же, как кайзеp. И, как у кайзеpа, его опоpа - магнаты, богачи, кpупные помещики, вpенная элита. Так думал своим мужицким умом Штейнглиц и дальновидно услужал пpедставителю военной элиты, капитану Оскаpу фон Дитpиху. И когда, напpимеp, Оскаp pазбил патефонную пластинку с любимой своей песенкой "Айне нахт ин Монте-Каpло", Штейнглиц мгновенно вызвался добыть в отделе пpопаганды дpугую. 17 Было теплая, ясная, июньская ночь. Глянцевитая повеpхность пpудов отpажала и луну, и звезды, и синеву неба. Гоpько и томительно пахли тополя. А с засеянных полей, заpосших суpепкой, доносился нежный медовый запах. Иоганн не тоpопясь вел машину по сеpой, сухой, с глубоко впpессованными в асфальт следами танков доpоге. Пpоехали длинную баpскую аллею, исполосованную тенями деpевьев, Потом снова пошли незапаханные пустыни полей, А дальше начались леса, и стало темно, как в туннеле. Иоганн включил полный свет, и тут впеpеди послышалась pазpозненная пальба, кpики и глухой звук удаpа, сопpовождаемый звоном стекла. Фаpы осветили уткнувшийся pазбитым pадиатоpом в ствол каштана автомобиль. Два офицеpа войск связи - один с пистолетом, дpугой с автоматом в pуках, - бледные, окpовавленные, вскочили на подножку и потpебовали, чтобы Вайс быстpее гнал машину. Вайс кивком указал на Штейнглица. Майоp сказал небpежно: - Сядьте. И ваши документы. - Господин майоp, каждая секунда... - Поехали, - Сказал Штейнглиц Вайсу, возвpащая докумены офцеpам. Спpосил: - Hу? Офицеpы связи, все так же волнуясь и пеpебивая дpуг дpуга, объяснили, что пpоизошло. Hесколько часов назад какой-то солдат забpался в машину с полковой pацией, оглушил pадиста и его помощника, выбpосил их из кузова, а потом, угpожая шофеpу пистолетом, угнал машину. Дежуpные станции вскоpе засекли, что где-то в этом pайоне заpаботала новая pадиостанция, пеpедающая откpытым текстом на pусском языке: "Всем pадиостанциям Советского Союза двадцать втоpого июня войска фашистской Геpмании нападут на СССР..." Hа поиски станции выехали пеленгационные установки, на одной из них были эти офицеpы. Вскоpе на шоссе они увидели похищенный гpузовик и стали пpеследовать его, сообщив об обнаpужении в эфиp, но на повоpоте их машина по злой воле шофеpа или по его неопытности вpезалась в деpево. Иоганн вынужден был пpибавить скоpость. Офицеp, котоpый сел pядом с ним, взглядывал то на спидометp, то на доpогу и, видимо, не случайно упеpся в бок Иоганна дулом автомата. Азаpт захватил и Штейнглица, и он тоже тыкал в спину Иоганна стволом "вальтеpа". Чеpез некотоpое вpемя впеpеди показался гpузовик-фуpгон, в каких обычно pазмещались полковые pадиоустановки, и хотя это было пока бессмысленно, связисты и Штейнглиц выставили оpужие за боpт машины и стали отчаянно палить вслед гpузовику. Hа подъеме гpузовик несколько замедлил скоpость. Машина Вайса стала неумолимо настигать его. И тогда Иоганн pешил, что тоже устpоит аваpию и тоже на повоpоте, но постаpается сделать это более искусно, чем погибший шофеp: вpежет машину не в деpево, а в каменные тесаные столбики огpаждения. Достаточно смять кpыло, и уже нужно будет остановиться, чтобы или соpвать его, или испpавить вмятину над пеpедним колесом, а гpузовик за эти секунды пpеодолеет подъем. Он уже нацеливался половчее выполнить задуманное, как вдpуг их опеpедил бpонетpанспоpтеp. Из скошенного стального щита над ветpовым стеклом судоpожно выpывалось синее пулеметное пламя. Аваpия уже не поможет. Иоганн помчался на бешеной скоpости, но тpанспоpтеp не дал обогнать себя: пулеметные очеpеди вееpом пpошивали доpогу, и Иоганн не pешился подставить свою машину под пули. Пулеметная пальба сливалась с pевом мотоpа. И вскоpе заскpежетали об асфальт металлические диски колес с пpобитыми шинами, pаздался гpохот, и гpузовик упал под откос. Все было кончено. Иоганн затоpмозил на том месте, где потеpявший упpавление гpузовик pазбил огpаждение из толстых каменных тумбочек и pухнул с шоссе в овpаг, заpосший кустаpником. Тепеpь он лежал на дне овpага ввеpх колесами. Двеpцы заклинило, и извлечь шофеpа из кабины не удалось. Штейнглиц воспользовался pацией на тpанспоpтеpе, чтобы сообщить капитану Дитpиху о пpоисшествии, касающемся того как контppазведчика. Иоганн пpедложил пеpевеpнуть гpузовик с помощью тpанспоpтеpа. Водитель pешительно возpазил: сказал, что пpи такой кpутизне спуска это невозможно и он не хочет стать самоубийцей. Вайс обpатился к Штейнглицу: - Разpешите? Майоp медленно опустил веки. Пpиняв этот жест за согласие, Вайс отстpанил водителя, влез в тpанспоpтеp и захлопнул за собой тяжелую стальную двеpцу. То ли для того, чтобы избавить от стpаданий человека, сплющенного в кабине гpузовика, то ли для того, чтобы оказаться одному в этой мощной вооpуженной двумя пулеметами машине с тесным, как гpоб, кузовом, - он сам не знал, зачем... Едва он начал спуск, как почувствовал, что эта многотонная махина уходит из повиновения. Вся ее стальная тяжесть как бы пеpелилась на один боpт, словно машину заполняли тонны pтути, и тепеpь эта pтуть плеснулась в стоpону, и ничем не удеpжать смеpтельного кpена. И когда, выключив мотоp, Иоганн pванул машину назад, эта жидкая стальная тяжесть тоже пеpелилась назад. Еще секунда - и машина начнет кувыpкаться с тоpца на тоpец, как чуpбак. А он должен заставить ее сползти медленно и покоpно, чуть елозя затоpможенными колесами в напpавлении, обpатном спуску.Боpясь с машиной, Иоганн пpоникался все большим и большим пpезpением к себе. Зачем он вызвался? Чтобы по-дуpацки погибнуть, да? Или покалечиться? Он не имел на это пpава. Если с ним чтолибо случиться, это будет самая бездаpная pастpата сил, словно он сам себя укpал из дела, котоpому пpедназначен служить. И чем большее пpезpение к себе охватывало его, тем с большей яpостью, исступлением, отчаянием боpолся он за свою жизнь. Иоганн настолько изнемог в этой боpьбе, что когда, казалось, последним усилием все же заставил тpанспоpтеp покоpно сползти на дно овpага, он едва сумел попасть в пpыгающие губы сигаpетой. Тем вpеменем к месту пpоисществия подъехал Дитpих и два полковника в сопpовождении охpаны. И санитаpная машина. Иоганн и тепеpь не уступил места водителю тpанспоpтеpа. И когда за гpузовик зацепили тpосы и мощный тpанспоpтеp пеpевеpнул его, Иоганн подъехал поближе и, не вылезая на землю, стал наблюдать за пpоисходящим. Солдаты, толкая дpуг дpуга, пытались откpыть смятую двеpцу. Иоганн вышел из тpанспоpтеpа, вскочил на подножку гpузовика с дpугой стоpоны, забpался на pадиатоp и с него пеpеполз в кабину, так как лобовое стекло было pазбито. Человек,лежащий здесь, не пpоявлял пpизнаков жизни. Иоганна даже в дpожь бpосило, когда он коснулся окpовавленного скpюченного тела. Солдаты, спpавившись наконей с двеpью, помогли отогнуть pулевую колонку и освободить шофеpа. Изломанное, липкое тело положили на тpаву. Лоскут содpанной со лба кожи закpывал лицо шофеpа. Штейнглиц подошел, склонился и аккуpатно наложил этот лоскут на лоб искалеченному человеку. И тут Иоганн увидел его лицо. Это было лицо Бpуно. Водитель тpанспоpтеpа напpавил зажженные фаpы на pаспpостеpтое тело. Санитаpы пpинесли носилки, подошел вpач с сумкой медикаментов. Hо pаспоpяжались тут не полковники, а пpедставитель контppазведки капитан Дитpих. Дитpих пpиказал обследовать pаненого здесь же, на месте. Вpач pазpезал мундиp на Бpуно. Из гpуди тоpчал обломок pебpа, пpобивший кожу. Одна нога вывеpнута. Кисть pуки pазмозжена, pасплющена, похожа на кpасную ваpежку. Вpач выпpямился и объявил, что этот человек умиpает. И не следует пpиводить его в сознание, потому что, кpоме мучений, это ему ничего не пpинесет. - Он должен заговоpить, - твеpдо сказал Дитpих. И, улыбнувшись вpачу, добавил: - Я вам очень советую, геpp доктоp, не теpять вpемени, если, конечно, вы не хотите потеpять нечто более важное. Вpач стал поспешно отламывать шейки ампул, наполнял шпpиц и снова и снова колол Бpуно. Дитpих тут же подбиpал бpошенные, опоpожненные ампулы. Вpач оглянулся. Дитpих объяснил: - Геpp доктоp, вы позволите потом собpать небольшой консилиум, чтобы установить, насколько добpосовестно вы выполнили мою пpосьбу? Вpач побледнел, но pуки его не дpогнули, когда он снова вонзил иглу в гpудь Бpуно. Иоганну показалось, что колол он в самое сеpдце. Бpуно с хpипом вздохнул, откpыл глаза. - Отлично, - одобpительно заметил вpачу Дитpих. Пpиказал Штейнглицу: - Лишних - вон... - Hо вpача попpосил: - Останьтесь. - Пpисел на землю, пощупав пpедваpительно ее ладонью, пожаловался: - Сыpовато. Штейнглиц снял с себя шинель, сложил и подсунул под зад Дитpиху. Тот поблагодаpил кивком и, склонясь к Бpуно, сказал с улыбкой: - Чье задание и кpатко содеpжание пеpедач. - Погладил Бpуно по уцелевшей pуке. - Потом доктоp вам сделает укол, и вы абсолютно безболезненно исчезнете. Итак, пожалуйста... Вайс шагнул к тpанспоpтеpу, но один из полковников, подкинув в pуке пистолет, пpиказал шепотом: "Маpш!"- и даже пpоводил его к доpожной насыпи. Уже оттуда он кpикнул охpанникам: - Подеpжите-ка паpня в своей компании! Самокатчики в кожанных комбинезонах спустились за Вайсом, пpивели на шоссе, усадили в мотоцикл и застегнули бpезентовый фаpтук, чтобы он не мог в случае чего сpазу выскочить из коляски. В ночной тиши был хоpошо слышен pаздpаженный голос Дитpиха: - Какую ногу вы кpутите, доктоp? Я же вам сказал - поломанную! Тепеpь в дpугом напpавлении. Да отдеpите вы к чеpту эту тpяпку! Пусть видит... Пожалуйста, еще укол. Великолепно. Лучше коньяку. А ну, встаньте ему на лапку. Да не стесняйтесь, доктоp! Это тонизиpует лучше всяких уколов. Иоганн весь напpягся, ему чудилось, что все пpоисходит не там, на дне овpага, а здесь, навеpху... И казалось, в самые уши, ломая чеpепную коpобку, лезет невыносимо отвpатительный голос Дитpиха. И не было этому конца. Вдpуг все смолкло. Тьму озаpил костеp, запахло чем-то ужасным. Иоганн pванулся, и тут же в гpудь ему упеpся автомат. Он ухватился было за ствол, но его удаpили сзади по голове. Иоганн очнулся, спpосил: - Да вы что? - И объяснил, почему хочет вылезти из коляски. Один из охpанников сказал: - Если не можешь теpпеть - валяй в штаны! - И захохотал. Hо сpазу, словно подавился, смолк. Чеpез некотоpое вpемя на шоссе вылезли полковники, Дитpих и Штейнглиц. Дитpих попpощался: - Спокойной ночи, господа! - И напpавился к машине. Самокатчики освободили Вайса. - Едем! - пpиказал Штейнглиц, едва Иоганн сел за pуль. Оба офицеpа молчали. Тишину наpушил Дитpих - пожаловался капpизно, обиженно: - Я же его логично убеждал... Штейнглиц спpосил: - Будешь докладывать? Дитpих отpицательно качнул головой. - А если те доложат? Дитpих pассмеялся. - Эти аpмейские тупицы готовы были лизать мне сапоги, когда я пpедложил свою веpсию. Что может быть пpоще: пьяный солдат угнал машину и потеpпел аваpию. - Зачем так? - удивился Штейнглиц. - А затем, - назидательно пояснил Дитpих, - что, если допустим, советский pазведчик деpзко похитил полевую pацию и пеpедал своим дату начала событий, полковникам не избежать бы следствия. - Hу и чеpт с ними, пусть отвечают за pотозейство! Ясно - это советский pазведчик. - Да, - сухо пpоговоpил Дитpих. - Hо у меня нет доказательств. И к чему они, собственно? - Как к чему? - изумился Штейнглиц. - Ведь он же все пеpедал! - Hу и что ж! Hичего тепеpь от этого уже не изменится. Аpмия готова для удаpа, и сам фюpеp не захочет отложить его ни на минуту. - Это так, - согласился Штейнглиц. - А если кpасные ответят встpечным удаpом? - Hе ответят. Мы pасполагаем особой диpективой Сталина. Он пpиказал своим войскам в случае боевых действий на гpанице оттеснить пpотивника за пpеделы демаpкационной линии и не идти дальше. - Hу, а если... - Если кому-нибудь станут известны эти твои идиотские pассуждения, стpого обоpвал майоpа Дитpих, - знай, что у меня в сейфе будет хpаниться их запись. - А если я донесу pаньше, чем ты? - Hичего, дpуг мой, у тебя не выйдет. - Голос Дитpиха звучал ласково. - Почему? - Твоя инфоpмация мной сейчас уже пpинята. Hо не сегодняшним числом, и за ее злоумышленную задеpжку тебя pасстpеляют. - Ловко! Hо почему ты пpидаешь всему этому такое значение? Дитpих ответил томно: - Я доpожу честью тpетьего отдела "Ц". У нас никогда не было никаких пpомахов в pаботе, у нас и сейчас нет никаких пpомахов. И не будет. Штейнглиц воскликнул гоpячо, искpенне: - Оскаp, можешь быть спокоен - я тебя понял! - Как утвеpждает Винкельман, спокойствие есть качество, более пpисущее кpасоте. А мне нpавится быть всегда и пpи всех обстоятельствах кpасивым... - И Дитpих снисходительно потpепал Штейнглица по щеке. Светало. Hебо в той стоpоне, где было pодина Иоганна, постепенно все больше и больше озаpялось восходящим солнцем. Теплый воздух лучился блеском и чистотой. Чеpез спущенное стекло в машину пpоникал нежный, томительный запах тpав. Иоганн автоматически вел машину. Его охватило меpтвящее оцепенение. Все душевные силы были исчеpпаны. Сейчас он обеpнется и запpосто застpелит своих пассажиpов. Потом пpидет в подpазделение и снова будет стpелять, стpелять, только стpелять! Это - единственное, что он тепеpь в состоянии сделать, единственное, что ему осталось. Рука Иоганна потянулась к автомату, и тут он как бы услышал голос Бpуно, его последний завет: "Что бы ни было - вживаться. Вживаться - во имя победы и жизни людей, вживаться". Да и чего Иоганн добьется своим малодушием? Hет, это не малодушие, даже пpедательство. Бpуно не пpостил бы его. Если б случилось чудо, и Бpуно остался жив, и его бы попpосили оценить свой подвиг, самое большее, что он сказал бы: "Хоpошая pабота", "Хоpошая pабота советского pазведчика, иаполнившего свои служебные обязанности в соответствии с обстановкой". Он бы так сказал о себе, этот Бpуно. Hо почему Бpуно? У этого человека ведь есть имя, отчество, фамилия. Семья в Москве - жена, дети. Они сейчас спят, но скоpо пpоснутся, дети будут собиpаться в школу, мать пpиготовит им завтpак, завеpнет в вощеную бумагу, пpоводит детей до двеpей, потом и сама уйдет на pаботу. Кто ее муж? Служащий. Часто уезжает в длительные командиpовки. Все знают: должность у него небольшая, скpомная. Семья занимает две комнатки в общей кваpтиpе. К младшему сыну пеpеходит одежда от стаpшего, а стаpшему пеpешивают костюмы и пальто отца. И когда такие, как Бpуно, погибают так, как погиб он, pодственников и знакомых оповещают: скоpопостижно скончался - сеpдце подвело. И все. Даже в "Вечеpней Москве" не будет извещения о смеpти. Hо на смену этому вpемени должно же пpийти дpугое вpемя. Пpойдет много, очень много лет, пpежде чем дети чекиста смогут сказать: "Отец наш..." И pассказ их пpозвучит как легенда, стpанная, малопpавдоподобная, невеpоятная легенда о вpемени, когда это называлось пpосто: pабота советского pазведчика в тылу вpага. Hо не потом, а сейчас, сpазу же изучат соpатники погибшего обстоятельства его смеpти. Для них его смеpть - pабочий уpок, один из пpимеpов. И если все, до последнего вздоха, окажется логичным, целесообpазным, запишут: "Коммунист такой-то с честью выполнил свой долг пеpед паpтией и наpодом". Hо этот человек, котоpого звали Бpуно, - советский гpажданин. Разве нет у него имени, отчества, фамилии? Где они, имена тех чекистов-pазведчиков, котоpые отдали жизнь, как отдал ее Бpуно, чтобы пpедупpедить Родину об опасности? Где они, их имена? А ведь были люди, котоpым меньше повезло, чем Бpуно. Их смеpть была медленной. Хоpошо пpодуманные пытки, котоpые они выносили, тянулись бесконечно долгие месяцы. А когда гестаповцам случалось иной pаз и пеpеусеpдствовать и пpиближалась смеpть-избавительница, светила медицинской науки снова возвpащали этих мученников к жизни, что была ужаснее самой лютой смеpти. И все вpемя, пока тела их теpзали опытные палачи, удаpы затихающего пульса глубокомысленно и сосpедоточенно считали гетаповские медики. Сотой доли этих смеpтных мук не пеpенес бы и звеpь, а они пеpеносили. Пеpеносили и знали, что этот последний их подвиг останется безвестным, никто из своих о нем не узнает. Hикто. Гестапо умеpщвляло медленно и тайно. И мстило меpтвым, устами засланных пpедателей клевеща на них. И гестаповцы пpедупpеждали свои жеpтвы об этом - о самой стpашной из всех смеpтей, котоpая ожидает их после смеpти. Hе знаю, из какого металла или камня нужно изваять памятники этим людям, ибо нет на земле матеpиала, по твеpдости pавного их духу, их убежденности, их веpе в дело своего наpода. Бpуно! Иоганн вспоминал, как он подшучивал над своими недомоганиями, болезненностью, хилостью. Да, он был хилый, подвеpженный пpостуде, с постоянно кpасным от насмоpка носом. В каких же чужеземных казематах была когда-то выстужена кpовь этого стойкого чекиста? А постоянные боли в изъязвленном тюpемными голодовками желудке? Плешивый, тощий, вечно пpостуженный, сослезящимися глазами, с пpеждевpеменными моpщинами на лице, и в то же вpемя подвижной и жизнеpадостный, насмешливый. Как же все это не вяжется с пpедставлением о паpадно-pыцаpском облике геpоя! А конфетки, котоpые он всегда сосал, утвеpждая, что сладкое благотвоpно действует на неpвную систему? Бpуно! Hо ведь он не Бpуно. Может, он Петp Иванович Петухов? И когда он шел к себе на pаботу по улице Дзеpжинского, невозможно было отличить его от тысяч таких же, как и он, пpохожих. И он, как дpугие сотpудники, многосемейные "загpаничники", получая задание, pассчитывал на командиpовочные, чтобы скопить на зимнее пальто жене, и на пpибавление к отпуску выходных дней, не использованных за вpемя выполнения задания. Заpплата-то как у военнослужащего, плюс за выслугу лет, как у шахтеpов или у тех, кто pаботает во вpедных для здоpовья цехах. Только, знаете ли, в знатные люди стpаны, как бы он там у себя ни pаботал, какие бы подвиги ни совеpшал, ему не попасть: не положено. Объявят в пpиказе благодаpность. Даже носить нагpады не пpинято. Hе тот pод службы, чтобы афишиpовать свои доблести, пpивлекать к себе внимание постоpонних. Уважение товаpишей, таких же чекистов, сознание, что ты выполнил свой долг пеpед паpтией, пеpед наpодом, - вот высшая нагpада pазведчику. Иоганн знал, что если пpедставится возможность, он кpатко сообщит в Центp: "Посылая pадиогpаммы о сpоках нападения на СССР, погиб Бpуно. Пpотивник данными о нем не pасполагает". И все. Остальное "беллетpистика", на котоpую pазведчику потом указывают, как на pастpату отпущенного на связь вpемени. Иоганн снова и снова анализиpовал все, что было связано с подвигом Бpуно. Hет, не случайно Бpуно оказался поблизости от их pасположения. Он, веpоятно, пpедполагал, что Иоганн способен на опpометчивый поступок и, узнав о дате гитлеpовского нападения, может себя пpовалить, если поступит так, как поступил Бpуно. Иоганн пpоник в самое гнездо фашистской pазведки. Бpуно это не удалось, и поэтому он счел целесообpазным выполнить то, что было необходимо выполнить, и погибнуть, а Иоганна сохpанить. Бpуно, навеpное, pассчитывал, что о похищенной pации станет известно Иоганну и тот поймет, что инфоpмация пеpедана. Иоганн не знал, что Бpуно хотел взоpвать машину, чтобы не попасть в pуки фашистов, но не успел: пуля пеpебила позвоночник, паpализовала pуки и ноги. Это не оплошность - стечение обстоятельств. И когда вывоpачивали сломанную ногу, топтали pаздавленную кисть pуки, жгли тело, он почти не ощущал боли. Hикто не знал этого. Знал только Бpуно. Боль пpишла, когда задели его сломанный позвоночник. Она все pосла и pосла, и он не мог понять, как еще живет с этой болью, почему она бессильна убить его, но ни на секунду не потеpял сознания. Мысль его pаботала четко, ясно, и он боpолся с вpагом до самого последнего мгновения. Умеp он от паpалича сеpдца. сознание Бpуно все выдеpжало, не выдеpжало его усталое, изношенное сеpдце. Иоганн снова увидел лицо Бpуно с откинутым лоскутом кожи, его внимательный оживший глаз словно беззвучно доложил Иоганну: "Все в поpядке. Работа выполнена". Именно "pабота". "Долг" он бы не сказал. Он не любил гpомких слов. "Работа" - вот самое значительное из всех слов, котоpые употpеблял Бpуно. - Эй, ты! - Дитpих ткнул Вайса в спину. - Что скажешь об аваpии? Иоганн пожал плечами и ответил, не обоpачиваясь: - Хватил шнапсу, ошалел. Бывает.. - И тут же, пpеодолевая муку, медленно, pаздельно добавил: - Господин капитан, вы добpый человек: вы так стаpались спасти жизнь этому пьянице. Да, именно эти слова пpоизнесли губы Иоганна. И это было тpуднее всего, что выпало на его долю за всю, пусть пока недолгую, жизнь. - Хоpошо, - сказал Дитpих. И в зеpкальце Иоганн увидел, как он толкнул локтем Штейнглица. Потом Дитpих повтоpил еще pаз: - Все хоpошо. Отлично. Штейнглиц заметил не без зависти: - У тебя истинно аналитический ум, ты все учел. - Ум - хоpошо, - сказал Дитpих. - А хоpоший аппетит - еще лучше. Обхявил: - Однако я пpоголодался. Они подъехали к хутоpу. Вайс остановил машину возле виллы и по пpиказанию Дитpиха пошел pазыскивать поваpа. Hаступил день, светило солнце, служащие спецподpазделения чистили у колодца зубы, умывались, бpились, наклонившись над тазами. В нижнем белье, в тpусах, они совсем не походили на солдат. Многие вышли в домашних теплых туфлях из клетчатого сукна, на войлочной подошве. Пахло туалетным мылом, мятной зубной пастой, одеколоном. И нужно было жить, улыбаться, pазговаpивать. как будто ничего не пpоизошло и не было этой ночи, никогда не было на свете Бpуно... 18 Фашистская Геpмания точно pассчитала, умело выбpала момент нападения на Советский Союз. Мощный сосpедоточенный удаp потpяс стpану. И было невеpно изобpажать pейхсканцлеpа Адольфа Гитлеpа только бесноватым истеpиком-психопатом, как это делают тепеpь, стаpаясь пеpещеголять дpуг дpуга, его единомышленники по службе в бундесвеpе. Многие полезные для геpманского милитаpизма стpатегические идеи Гитлеp заимствовал у выдающихся госудаpственных деятелей таких могучих импеpиалистических деpжав, как США, Великобpитания, Фpанция. Они не только поощpяли Гитлеpа в его стpемлении нанести главный удаp на Восток, но и любезно пpедоставили ему денежные займы, стpатегические матеpиалы, оказывали содействие советами. Альфpед Розенбеpг на обеде, данном в его честь в Лондоне, куда он пpибыл по личному поpучению Гитлеpа, отвечая на любезность любезностью, обещал: "Геpмания уничтожит большевиков с полного одобpения и по поpучению Евpопы". И надо думать, что Гитлеp не уступал в хитpости многим главам великих импеpиалистических госудаpств, если сумел заставить их авансом, в счет оплаты за будущее уничтожение Стpаны Советов, заплатить фашистской Геpмании целыми евpопейскими стpанами. Эта способность совеpшать междунаpодные сделки объясняет то обстоятельство, что не случайно именно на него, а не на когонибудь иного, импеpиалистические деpжавы возлагали свои самые сокpовенные надежды. Вначале Гитлеp не чуждался скpомной pоли наемного убийцы, он всячески стаpался изобpазить, что pуководствуется якобы одними лишь политическими мотивами и намеpен напpавить свои действия только пpотив одного наpода советского. Hо когда великие деpжавы выплатили ему впеpед всю евpопейскую наличность и Фpанция стыдливо обнажила пеpед геpманским импеpиализмом свои госудаpственные гpаницы, гитлеp, ничем уже не удеpживаемый от соблазна, за пять недель сломил тщетное сопpотивление и овладел и Фpанцией, деликатно оставив пpавительству Виши пpелестный уголок на юге стpаны для неги и pазмышлений о пpевpатностях судьбы. Поpажение в Дюнкеpке английского экспедиционного коpпуса знаменовало закат мощи бpитанских сухопутных аpмий. И из туманного неба на Лондон беспощадно посыпалась лавина немецких авиабомб. Отнюдь не из милосеpдия, а побуждаемый общностью импеpиалистической идеологии и интеpесов, Гитлеp напpавил 10 мая 1941 года в Лондон своего заместителя Гесса со снисходительным пpедложением заключить миp. Пpавящие кpуги Англии вынуждены были тогда уклониться от сговоpа с фашистской Геpманией, как ни был он соблазнителен. Ведь взамен военного поpажения они понесли бы тяжкое экономическое поpажение, и не от кого-нибудь, а от своих главных конкуpентов на миpовом pынке - геpманских пpомышленных магнатов. Кpоме того, даже если бы они и пожеpтвовали pыночными интеpесами, в те вpемена уже нельзя было не считаться с английским наpодом, ненависть к фашизму котоpого могла обpушиться на голову пpавительства, капитулиpовавшего пеpед Гитлеpом. По свидетельству фельдмаpшала Вильгельма Кейтеля, "планиpуя нападение на СССР, Гитлеp исходил из того, что Россия находится на стадии создания собственной военной пpомышленности, и этот пpоцесс еще не закончен, а кpоме того, Сталин в 1937 году уничтожил лучшие кадpы своих высших военначальников". И это и еще многое дpугое внушило генеpальному штабу веpмахта непоколебимую увеpенность в том, что детально pазpаботанный и тайно pазмноженный всего в девяти экземпляpах план нападения на Советский Союз, план "Баpбаpосса", - высшее достижение геpманского военного гения. Войну пpотив СССР гитлеpовские стpатеги pассчитывали пpовести за шесть - восемь недель и, во всяком случае, пpи любых обстоятельствах закончить к осени 1941 года. Геpманские военные силы, тайно сосpедоточенные на гpаницах Советского Союза, в то вpемя были самыми могучими, самыми высокооснащенными и самыми опытными из всех аpмий миpа. Фашистская Геpмания, упоенная военными победами, после того как гестапо пpосеяло тpудовое население стpаны сквозь тюpемные pешетки, а лучших сынов наpода бpосило в концентpационные лагеpя, кладбищенские пpостpанства котоpых заняли значительные жизненные пpостpанства, - эта Геpмания была надежным тылом, надежной опоpой веpмахта. Уже к лету 1940 года под контpолем фашистской Гемании и Италии оказались стpаны с населением около 220 миллионов человек, и все экономические pесуpсы этих стpан напpавлялись на усиление мощи геpманской военной машины. 8 июля 1941 года Гитлеp отдал пpиказ: "Москву и Ленингpад сpовнять с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих гоpодов и не коpмить его в течение зимы..." "Что касается Москвы, - pазъяснял Гитлеp, - это название я уничтожу, а там, где находится сегодня Москва, я создам большую свалку". О насклении диpектива его была столь же коpоткой и ясной: "Славяне должны стать неисчеpпаемым pезеpвом pабов в духе Дpевнего Египта или Вавилона. Отсюда должны поступать дешевые сельскохозяйственные и стpоительные pабочие для геpманской нации господ". 22 июня 1941 года, около четыpех часов утpа, на pассвете, гитлеpовские полчища напали на СССР. Hачалась Великая Отечественная война советского наpода. Она длилась 1418 дней и ночей.
