– Оба-на! – хлопнул в ладоши Пит. – Это какая-то уже банда мстителей получается!

– Согласись, что их тоже можно понять, – опустил голову Шаталин.

– Еще чего не хватало! Да ты никак ударился в религию? В покаяние?

Рановато, брат, рановато. Еще не все дела сделаны!

Слова Пита болью отозвались где-то в позвоночнике. Потом боль перекинулась вверх, и ему показалось, что голова затрещала, как спелый арбуз.

Но почему, не мог понять Саня. Ведь месяц назад, неделю назад, позавчера и даже вчера он говорил себе те же слова! Почему такая боль? Что изменилось за это время?

– Не вздумай только нашему дорогому менту рассказывать о горничной! – предупредил Криворотый. – Да, кстати, взгляни-ка сюда. – Он протянул Шаталину свернутый вдвое листок. – Это фоторобот нашей красавицы, дочери Овчинникова.

Саня только бросил беглый взгляд на портрет девушки и с облегчением вздохнул. Фоторобот не имел ничего общего с его «подарком».

– Зря игнорируешь, взгляни получше, – посоветовал Пит. – Она может попасться тебе на глаза.

– Уже… – прошептал Шаталин, когда внимательней вгляделся в лицо девицы.

– Где?! – закричал Криворотый с таким азартом, будто на кон была поставлена его жизнь.

– Вчера в клубе, – припоминал Саня, – она кокетничала с моим заместителем.

– Уму непостижимо! Ты только прикинь, какая тварь! У вас ведь закрытый клуб! Как она пробралась?

– У нас бывают дни открытых дверей, – объяснил тот. – Может, вчера как раз и был такой день. Я не интересовался.

– Ты можешь позвонить своему заму?

– Да, да, – в задумчивости согласился Саня. Он вспомнил, что хотел с утра расспросить Мишу об этой незнакомой девке в клубе, за которой тот так страстно, но тщетно ухаживал. Однако было не до того.

– О чем думаешь? Звони скорей! – торопил его Криворотый.

– Знаешь… – Саня посмотрел прямо в глаза старому приятелю. – Если бы эта девчонка пришла меня убивать, я бы, наверно, не сопротивлялся.

– С такой охраной, как у тебя, можно и не сопротивляться! – не понял его Пит и приказным тоном распорядился:

– Хватит рассуждать! Звони заму!

Бородатый Миша неохотно шел на разговор, неудача в его флирте была налицо, а мужчины не любят признаваться в этом. Он делал вид, что вообще не понимает, о ком идет речь, пока Шаталин не пригрозил ему увольнением. Конечно, бородатый, как и следовало ожидать, все перевернул с ног на голову. Это девица весь вечер липла к нему, а он только и делал, что отбивался. Голос Миши при этом почему-то дрожал, и до Александра наконец дошло: он совершил непоправимую ошибку, позвонив заместителю домой. Рядом наверняка стоит, уперев руки в боки, дотошная супруга и с жадностью крокодилицы, присущей всем ревнивым женам, ловит каждое слово мужа.

– Этот бородатый козел сегодня не доится! – с досадой сообщил Шаталин.

– Козлы и в природе не доятся, – заметил Пит.

– Я узнал от него только, что вчера на самом деле был день открытых дверей и что девушка представилась ему Алисой. Кто она и как оказалась в клубе, он не знает.

Пока Саня пересказывал изнурительную беседу с замом, в гостиную вернулся Беспалый и чуть ли не на цыпочках прокрался к свободному креслу. Саня снова вгляделся в портрет преступницы и вдруг засомневался.

– А может, я ошибся? Та, в клубе, была светловолосой и носила чудную прическу, а здесь, – ткнул он пальцем в фоторобот, – ей вроде не хватает волос.

– Это она, можете не сомневаться, – подал голос следователь. – Во-первых, девка могла воспользоваться париком, а во-вторых, ту, которую мы ищем, тоже зовут Алисой.

– Алисой?! – удивился Шаталин и посмотрел на Криворотого так, что тот сразу понял: это касается только их двоих.

– Машина из морга пришла? – спросил босс.

– Сейчас придет.

Пал Палыч тоже не лишен был проницательности и давно заметил, что двух старых приятелей и преступницу связывает какая-то тайна, которую тщательно скрывают от него. Он приблизительно догадывался, что это может быть, потому что сохранил магнитофонную запись с голосом Серафимыча, ныне покойного. Месть – вот что заставило молоденькую девушку и старикана взяться за оружие! Для его же безопасности лучше, чтобы он никогда не узнал, в чем тут дело, но, с другой стороны, как же будет развиваться следствие, если от него прячут важную информацию и, возможно, даже ключевую.

– Пойду прослежу за погрузкой, – недовольно пробубнил он и вышел.

– Ну, что там у тебя? – сразу набросился на Шаталина Пит. – Ты так явно таращишь глаза, что наш многоуважаемый мент скоро составит на нас полное досье!

Саня пропустил последнее замечание Криворотого мимо ушей и загадочно произнес:

– Дочь Овчинникова звали не так.

– Откуда ты знаешь?

– Мне это сказал Витяй, перед тем как покончить с собой. Он следил несколько дней за домом Овчинникова по заданию Поликарпа и перехватил какое-то письмо, адресованное дочери председателя. Ее звали Настя. Это я хорошо запомнил… Так звать мою маму, – добавил он почти шепотом.

– Значит, Настя, – задумался Пит, что было ему несвойственно. – Витяй бы нам сейчас пригодился, – погоревал он. – Кому, на хрен, нужно было, чтобы он лез в петлю?

– Ему, Петя, нужно было. Ему. Кому же еще?

– На кой? Не понимаю…

– Я тоже не понимал… – многозначительно признался Шаталин. – Он мне в последнем нашем разговоре сказал: «Иначе не выжить». Это здорово врезалось мне в память.

– Что он имел в виду?

– Тогда я подумал, на Витяя подействовала гибель Макса, и он просто решил распрощаться с Поликарпом, тем более все чаще вспоминал завод, на котором мы с ним до армии проходили практику после ПТУ. А теперь мне кажется, он имел в виду совсем другое… – Александр неожиданно умолк.

– Договаривай!

– Ты опять будешь смеяться. Пит. Витяй считал, что нам не выжить после того, что мы натворили тогда в доме Овчинникова и до того.

– А кое-кто еще и после! – захохотал Криворотый. – И, как видишь, живем, брат! Живем! И не жалуемся! Тебе ли жаловаться, Санек, с твоим-то капиталом? Иначе не выжить, говоришь? Выжить! Еще как выжить! Всему миру на зависть! Брось сопли распускать! Витяй слишком много философствовал – и где он теперь? Сам посуди, что за ерунда получается! Говорит: «Иначе не выжить», – и лезет в петлю?

Саня ничего не ответил. Нечем было крыть. Он действительно многого в жизни достиг, и никто его не покарал – ни Бог, ни люди. А за окном ревел мотор ма-, шины: это увозили в морг мертвого Серафимыча. Одного из тех, кто хотел покарать. И что из этого вышло? Нет, не прав был Витяй, и правильно делает Пит, что смеется над философией жизни. Надо жить, а не философствовать. Он отстроит часовенку и замолит в ней все свои грехи.

– А тебе мальчик не снится по ночам?

– Что еще за мальчик? – ухмыльнулся Пит.

– Сын Овчинникова.

– Мне девочка снится по ночам, Саня, девочка, которую я проворонил тогда! И по моей вине теперь не стало Сереги! Кто бы мог подумать, что эта сучка вырастет и накормит всех дерьмом! Вот Поликарп-то не знает! А то бы сейчас рвал и метал! И мне бы все выговаривал, свинья! Уж это он любит-поучить жизни, почитать нотации. К старости становится совсем невыносим!.. Так вот, смотри, что получается: этой сучке было тогда всего двенадцать лет, а сейчас – семнадцать…

– Выглядит она постарше…

– Не важно. Скоро она никак не будет выглядеть! Меня удивляет другое.

Как она запомнила наши физиономии? Если она пряталась в сортире, то и разглядеть нас толком не разглядела. Там сортир был на порядочном расстоянии от дома. Из-за этого я и не побежал туда проверять, ведь у нас на руках был убитый Макс, который вряд ли ускорил бы наш отход. Ладно, былого не воротишь, – как всегда, глубокомысленно заметил Пит и вернулся к теме:

– Вот как она запомнила?

Уму непостижимо! Папаша ее, кстати, не отличался зрительной памятью. У меня был дружок-спортсмен, вхожий в дом Овчинникова. Так вот, когда мой дружок явился в кабинет к Овчинникову с какой-то своей спортивной просьбой, представляешь, тот не узнал его!..

– А где теперь этот дружок? – ни с того ни с сего поинтересовался Шаталин.

– Да Бог его знает! – неуверенно произнес Криворотый. – Сто лет не виделись!

– Говоришь, был вхож в дом?

– Ну да. А что здесь такого?

– Дураки мы с тобой, Петя!

На Саню вдруг нашло озарение. Пока он просто сидел в своем кресле и слушал разглагольствования Пита, опять припомнив последний разговор с Витяем, он вдруг почувствовал, как неожиданно в голове просветлело, будто одна за другой начали открываться потайные двери. Озарение было настолько велико, настолько прояснило все вокруг, что Саня чуть не захлебнулся от нахлынувшей волны очевидного и невероятного.

– Остолопы мы, Петя, остолопы! – Он не собирался делиться с товарищем всем своим озарением, а только малой частью его, избранным. – Какого черта мы ломаем голову? Мы знаем ее фамилию, имя, отчество. Скажу больше, мы знаем адрес. Вернее, твой друг, который был вхож в дом Овчинникова. Квартира ведь принадлежит девчонке. Никто не смог бы ее отобрать. Она еще несовершеннолетняя, а значит, распорядиться квартирой по своему разумению пока не могла!

– Гениально, Саня! Ведь это так просто, черт возьми! Ну, ты и удружил!

Ладушки-ладушки, где были? У бабушки! Теперь она у меня в руках! Давай-ка позовем многоуважаемого, а то он простынет на свежем воздухе, головку продует!

Беспалый сразу догадался по их возбужденным лицам, что приятели о чем-то договорились. Босс, прямо как старик Хоттабыч, выдал ему имя, отчество и фамилию преступницы и примерные координаты для поиска – номенклатурные дома проспекта Мира, после чего собрался сделать дяде ручкой и откланяться.

– Погодите! – задержал его уже в дверях следователь. – Я хотел бы задать Александру Емельяновичу несколько вопросов.

– Что ж, задавай. Твое право, – усмехнулся Пит и подмигнул Шаталину.

Пал Палыч без приглашения уселся в кресло, которое только что занимал Криворотый, и приступил к допросу:

– Вы знали убитого раньше?

– Да.

– При каких обстоятельствах вы познакомились?

– Иван Серафимович – отец девушки, с которой я когда-то дружил, – честно признался Александр.

Эта новость настолько ошеломила Пита, что он окончательно отказался от своего намерения подышать свежим воздухом и остался стоять в дверях. Но еще больше обоих друзей изумил следователь, когда спросил Шаталина:

– А вы знали, что его дочь, Людмила Ивановна, погибла пять лет назад в загородном доме председателя райисполкома Овчинникова, где служила горничной?

Старые друзья по оружию многозначительно переглянулись.

– Об этом я узнал сегодня. От отца Люды, – как ни в чем не бывало парировал Саня.

– Расскажите поподробней о вашей встрече, – настаивал Беспалый.

– Он предупредил меня по телефону о своем визите, – начал Саня, – намекнул, что ему требуется моя помощь. Я, честно говоря, был удивлен. Мы не виделись больше десяти лет, да и раньше Иван Серафимович не проявлял ко мне особого интереса. Он приехал примерно через час после звонка. Мы с ним выпили.

Он рассказал о своей жизни, о том, что несчастья сыплются на него одно за другим. Сначала потерял дочь, полгода назад жену. Потом он сильно опьянел, вытащил пистолет и стал мне угрожать. Кричал: «Убью, если не дашь мне денег!» Я его пытался утихомирить, но он только больше распалялся от этого. И дождался наконец. Охранник прибежал на его крик и, увидев пистолет, направленный на меня, выстрелил два раза. Вот, собственно, и все. Потом я позвонил вам.

Во время рассказа Шаталина следователь интенсивно перемалывал во рту жвачку и внимательно рассматривал стены, потолок и мебель в гостиной, так что казалось, он витает где-то в эмпиреях, то бишь между люстрой с хрустальными подвесками и лестницей, ведущей, по всей видимости, в спальню. Однако, едва Саня закончил, Пал Палыч с коварным прищуром взглянул на него и уточнил:

– В доме вас было двое? И больше никого?

– Никого, – подтвердил Шаталин. – Почему вы об этом спрашиваете?

– Так. На всякий случай, – улыбнулся Беспалый. – Еще два вопроса, Александр Емельянович, и я вас больше не задержу.

Пит с негодованием посмотрел на следователя, но промолчал.

– Вы сказали, что сразу позвонили нам. Я в этом очень сильно сомневаюсь. Труп уже достаточно успел остыть, это можно определить и без эксперта. – Последнее слово он выделил, давая понять Криворотому, что далеко не все предельно ясно.

– Вы должны понять, что я не мог обратиться к вам без согласия на то своего босса. Мои охранники тщетно вызванивали целый час Лося. И потом, потребовалось время, чтобы принять наконец решение, взять всю меру ответственности на себя.

«Опять заговорил, как старый бюрократ в пробуравленном задницей кресле!» досадовал йа себя Шаталин.

– Правильно он говорит, – поддержал товарища Пит, любой из нас поступил бы на его месте так же. И не придирайся к пустякам! – выговаривал он следователю.

– Хорошо, – со вздохом согласился тот, – тогда поговорим не о пустяках. Ваш охранник, Александр Емельянович, показал мне оружие, из которого стрелял. Я попросил у него документы, дающие право на ношение оружия. И вот что оказалось. По документам у охранника должен быть наш отечественный «Макаров», а стрелял он из американской игрушки тридцать восьмого калибра. Что на это скажете?

– До всего докопается проклятый коп! – произнес босс с нескрываемым уважением к следователю.

– Это моя игрушка тридцать восьмого калибра, – признался Саня. – Как вы, наверно, заметили, пистолет совсем новый. Я дал его на днях охраннику, чтобы он мне его пристрелял.

– И надо сказать, охранник отлично справился с заданием! – захохотал Пит.

– Странно, – быстрей заработал челюстями Пал Палыч. – Что же он тогда так растерялся? Мог бы сразу сказать.

– Эти ребята часто робеют перед милицией, – развел руками Шаталин.

– Что-то не замечал, – возразил Беспалый.

– У тебя все? – торопил Пит. – Время не ждет. Слишком серьезная птичка сидит у меня в кабинете!

– Пожалуй, все, – неуверенно пробормотал следователь, напоследок еще раз окинул взглядом гостиную, мысленно поднявшись вверх по лестнице.

Многое бы он отдал, чтобы порыться в спальне хозяина дома, но, увы, столь щекотливая процедура не для этого места. Он вздохнул, мысленно спустился по лестнице обратно, и вдруг его взгляд зацепился за странный предмет. Под лестницей валялась женская туфля. «А нога у дамочки немалого размера, – отметил следователь и ухмыльнулся. – Я так и думал, что не обошлось без бабы! Когда вошел, сразу учуял запах духов!» Но медлить дольше было бы верхом неприличия, и он поспешил выйти вслед за боссом…

Саня дождался, когда их машины скроются за поворотом, и лишь тогда вернулся в спальню. Девушка во сне постанывала. Он удивился ее спокойствию.

Присел на край кровати. Обхватил руками голову. Озарение, нахлынувшее вдруг во время беседы с Криворотым, сейчас казалось просто невероятным. Он встал.

Прошелся по просторной комнате, где, кроме гигантского ложа, кресла-качалки и пары пуфиков, не было больше ничего. Здесь ему всегда хорошо спалось. Здесь его почти никогда не настигали приступы клаустрофобии. Главное, не зашторивать окна. Девушка беззаботно спала. Саня решил проверить одну из своих догадок и уже направился к двери, как вдруг услышал за спиной слабый голос:

– Куда ты?

Она приподнялась, опершись на локоть.

– Ты проснулась?

– Я не спала. Все ждала, когда ляжешь рядом и обнимешь меня.

– Ты врешь. Я слышал, как ты постанывала во сне.

– Это не во сне. Я хотела, чтобы ты пожалел меня, а ты вдруг решил уйти. Далеко?

– Покопаться в моей видеотеке. Мне кажется, там кое-что изменилось.

– Нашел время. А кое-что изменилось не только в твоей видеотеке. – Она легла на живот, положила голову на подушку. – Давай оставим все это на утро, – предложила девушка, – а сейчас иди ко мне.

Он снова присел на край кровати. Провел указательным пальцем по ее позвоночнику, очертил форму бедра, спустился вниз по ноге до щиколотки. Это место ему особенно у нее нравилось. Она при этом вздрагивала и тихонько хихикала в подушку.

– Знаешь, а я ведь догадался, кто ты есть!.. – не удержался Саня.

Девушка резко перевернулась на бок. В глазах ее он увидел страх. Страх преждевременного разоблачения.

– Наконец-то убралась к чертям собачьим твоя «скорая помощь»! – Алиса стояла у окна в темной комнате, приоткрыв занавеску.

Она обращалась к Федору, который молча курил на диване. «Скорой помощью» девушка окрестила белое «рено» Балуева.

– Чему ты радуешься, дурочка? Надо было открыть Балуеву, он по крайней мере вреда бы тебе не причинил.

– Еще чего! Тогда бы пришлось отдавать изумруды, а они мне самой пригодятся!

Она отпустила штору и быстро заходила по комнате, в которой единственным источником света был оранжевый кончик его сигареты.

Пошли вторые сутки, как Федор находился в заложниках. Правда, смысла в этом не видел никто. Серафимыч сразу хотел свернуть ему шею, но она не дала.

«Оставь его в покое, старый дурак!» – завизжала Алиса, когда парень уже был одной ногой на том свете. Он потерял сознание, и Серафимычу пришлось волочить его в дальнюю комнату – туда, где раньше располагалась детская. Эта комната запиралась на ключ.

«Ну, и зачем тебе это надо? – недоумевал старикан. – Его же кормить придется!» – рассудил он по-простому.

«Не твоя забота!»

Их взаимоотношения уже шли под откос. Старикан раздражал ее, она не выносила запаха дешевых папирос. Он же немного побаивался девчонку.

Иван Серафимович уложил парня на большой кожаный диван, бросил Алисе:

«Как знаешь», – и удалился в свою конуру, которую она отвела ему после того, как тот едва унес ноги из собственной квартиры.

Как знаешь! Она не знала. Не понимала. Черт ее дернул подшутить над Федором! Переодеться, пойти за ним в кафетерий, заговорить с этой дурой буфетчицей, которая тоже ее не узнала, потом вернуться домой с пудели-хой Бимкой и, увидев в окно, как парень уснул, броситься сломя голову вниз? Зачем ей это? Все и так достаточно сложно. В затеянной Алисой игре с летальными исходами этому парню не отводилось места, но он вошел в игру, сам того не осознавая. Из-за него случилось непоправимое. Развязка затянулась на целый месяц. Серафимыч рвал и метал. Серафимыч не желал ждать. Ей стоило большого труда предостеречь старикана от глупостей, на которые он был горазд. Вот ведь дожил человек до седин, а ума не нажил!

И все же зачем она привела сюда Федора? Во-первых, не думала, что пойдет за ней. А когда пошел? Ей это понравилось. Теперь она точно знала: понравилось. А что дальше? Серафимыч на этот раз прав. Парня придется кормить.

Зачем им лишний рот? Деньги и без того на исходе. Правда, есть изумруды. Но пойди попробуй их сдать. Тут же накроют!

Федор очнулся. Посмотрел на нее мутным взором.

Улыбнулся. Вот идиот! Его чуть на тот свет не отправили, а он улыбается! Попросил попить. Пить – не есть, воды в кране сколько угодно!

– Зачем ты пошел за мной? – поинтересовалась она, когда парень был уже совсем в норме. – Знал ведь, чем это тебе грозит?

– Разницы нет, – махнул он рукой, – а так хоть помру, любуясь красивой девушкой!

– Боже мой! – театрально всплеснула она руками. – Везет же мне на дурней!

Он еще в лифте понял, что комплименты на нее сильно действуют. Похоже, ей никто никогда их не говорил. В ту роковую ночь он обращался с ней, как с девкой, и она полностью владела ситуацией. Комплименты же ее обезоруживают, хотя она всячески этому противится, виду не подает, но тут ей изменяет ее артистический дар, голос сразу смягчается и кошачьи глаза светятся по-особому.

– Ты прости, что я так сразу. И не подумай, что я донжуан. Просто надо смотреть правде в глаза. Я влюбился, и черт мне теперь не страшен, тем более эта состарившаяся горилла! – Федор указал на дверь.

Там стоял Серафимыч.

– Ты полегче, приятель, – пробасил он, – не забывай, что нам придется здесь остаться наедине. Кому ты тогда будешь признаваться в любви? Мне?

– Уж лучше горилле! Она по крайней мере не подслушивает чужих разговоров!

Эта фраза могла дорого Федору обойтись, но Алиса вновь вступилась за парня. И тут он узнал ее настоящее имя.

– Настя, неужели ты не видишь? – обратился к девушке старикан. – Этот хмырь специально к тебе подмазывается, а ты уж готова к нему на грудь упасть!

– Еще мне у тебя, старый пердун, спрашивать совета, к кому на грудь падать! – отчихвостила она Сера-фимыча, и тот неохотно побрел к себе в конуру.

– Он – твой отец? – сразу же поинтересовался Федор.

– Прямо! В гробу я видала таких отцов!

– Тебя зовут Настя?

– Быстро освоился. Молодец! Придется взять в сообщники! – Она невесело рассмеялась и добавила:

– Шучу. – Порывисто встала с дивана, на котором он все еще лежал, и направилась к двери. – Я запру тебя на ключ, – оповестила она, – можешь выспаться. На диване мягче, чем на скамейке.

– Ты, значит, проявила ко мне милосердие? – Федор потер покрасневшую шею и вдруг заявил:

– Я бы не отказался от чашечки чая.

Дело было вовсе не в чае, просто он не хотел, чтобы девушка его оставила.

Она разгадала коварный замысел, рассмеялась и сменила тон на повелительный:

– Обойдешься без чая! Спи!

Дверь за ней захлопнулась. Прямо как маленькая разбойница из «Снежной королевы», почему-то с нежностью подумал Федор. Он уже не пытался разобраться в собственных чувствах. Не приводил контраргументов, от которых стыла в жилах кровь: грабительница, убийца! Он просто радовался тому, что находится рядом, не просчитывая, какие будет иметь последствия эта прихоть. Он долго искал ответ на вопрос, что в ней так его присушило. Она, конечно, красива, спору нет, но видал он и покрасивей. Та же Анхелика затмит Алису, поставь их рядом! Особым обаянием девушка не блещет. Кротость, нежность, доброта – качества, всегда подкупавшие его в девушках, тут полностью отсутствуют. Зато дерзости и отчаянной наглости хоть отбавляй! Его в первую очередь поразила ее артистичность. Это напоминало влюбленность подростка в гениальную актрису. Ведь не была идеальной красавицей Марлен Дитрих, по которой сходили с ума тысячи поклонников. Сразу пришла на ум «Лили Марлен», сентиментальная песня: она вроде никак не вязалась с образом Алисы, но только с ней, с Алисой, теперь ассоциировалась. Они тогда проезжали мимо этого дома с этой комнатой, где он заперт, и она смотрела на окна.

Привычка? Или кто-то подавал ей знак? Федору это уже было не важно. Музыка звучала в нем так проникновенно, что глаза наполнились сентиментальной влагой.

«Лили Марлен» – вечная мечта о нежной, верной подруге – и Алиса, которая на самом деле Настя, в одной комбинации, босиком, с туфлями, неизменно прижатыми к груди. А в туфлях… Комната, его тюрьма, медленно поплыла в ритме старой песни. Кожаный диван, будто перенесенный сюда из кабинета сталинского чиновника, совершенно не подходил интерьеру бывшей детской. Низкий сервант, книжные полки с коллекцией автомобилей за стеклом (заброшенные, в пыли, давно никем не протираемые машинки), футбольный мяч с глубоким заломом, как на шляпе щеголя допотопных времен, ножка письменного стола, изъеденная древесным жучком, настольная лампа с осиротевшим цоколем внутри, репродукция Леопардовой «Мадонны с младенцем» на выцветших, грязно-желтых обоях – все это плыло вокруг, пока не растворилось в магическом шепоте: «It's you, Lili Marlene» – «Это ты, Лили Марлен».

Федор проснулся глубокой ночью. Жестокий голод сразу дал о себе знать.

Он не включил света, потому что понял еще днем: комната ничем не освещается.

Подошел к окну, отдернул штору, пришлось повозиться с неповоротливыми шпингалетами, прежде чем ночной опьяняющий воздух ударил в грудь. Он высунул голову. Под ним зияла черная пропасть плохо освещенного двора.

– Тьма сгущается вокруг! – почти стихами сказал Федор.

В соседнем окне горел свет и была раскрыта одна створка. Оттуда доносились голоса. Пленник прислушался. Он сразу узнал ее голос и бас Серафимыча, но был еще кто-то, еще один персонаж этой, на его взгляд, абсурдной пьесы. Алиса говорила громко, ее слова он хорошо различал. Низкие звуки, произносимые состарившейся гориллой, не поддавались расшифровке. Третий голос, принадлежавший, как он догадался, молоденькой девушке, оказался довольно пронзительным и ясным, хотя обладательница его находилась в глубине комнаты.

– Да как ты понять не можешь? Это невозможно сделать! – кричала незнакомка. – Со вчерашнего дня дом усиленно охраняется!

Серафимыч что-то пробубнил в ответ.

– Это самоубийство! Са-мо-убий-ство! повторила она по слогам. – Ну скажи ему, Настя!

– Все действительно так безнадежно? – переспросила Алиса.

– Ты же сама видела. Его постоянно сопровождает машина! – настаивала на своем девушка. – А что было в клубе, когда его потеряли?

– Да, эти тараканы в смокингах всполошились так, будто на них брызнули дихлофосом, – подтвердила та.

Серафимыч опять вставил что-то свое нечленораздельное.

– Еще чего придумал! – как ревнивая жена, воскликнула Алиса. – «Пусть убивают» – так любой дурак сможет. А если не убьют? А если ты их приведешь сюда?

– Да ты просто до него не дойдешь! – вставила другая. – Тебя обыщут – ив наручники!

Серафимыч, судя по интонации, не сдавался. Федор разобрал только одно слово, которого не решился бы произнести вслух, тем более в присутствии дам.

– На работе? – аж взвизгнула Алиса. – Ты совсем спятил! Тебе даже близко не дадут подойти к его кабинету. Там хуже, чем в банке. За семью замками!

– Настя, надо отложить! – умоляла незнакомка.

– Ясное дело! – вздохнула Алиса. – Тебе надо было проделать все самой.

В первую же ночь, пока не поставили охрану.

– Мы так не уговаривались, – возразила сообщница. – Тебе нужен был позарез его труп. Теперь – Сера-фимычу, а я тут при чем?

– Что-то новенькое! – хмыкнула Алиса. –Ты, по-моему, здорово перепугана?

Из непродолжительной, но довольно страстной речи, произнесенной Серафимычем в следующий момент, Федор уловил только одну фразу, которую тот повторил несколько раз: «Это мое дело!» Потом, судя по всему, старикан демонстративно удалился в свою берлогу, потому что незнакомка сразу отреагировала:

– В таком случае, я выхожу из игры! Я не хочу иметь дело с сумасшедшими! Он погубит нас обеих!

– Да ты просто струсила!:

– бросила ей Алиса. – Или… – Она вдруг запнулась.

– Договаривай! – потребовала та.

– Что, приворожил тебя своим конским…?

– Дура! Сама целый месяц трахалась с Демшиным – ничего!

– Сука! Кто тебе такое сказал? Да попробовал бы он меня пальцем тронуть! Мразь!

Федор понял, что ему пора вмешаться, потому что дело может кончиться потасовкой или, еще хуже, перестрелкой. Он бросился к двери и стал колотить в нее кулаками.

– О! Проснулся донжуан, мать твою! – первым отозвался Серафимыч. – Жрать захотел! Я ведь говорил, что жрать захочет!

– Кто это? – услышал Федор испуганный вопрос незнакомки.

– Да тут Настя одного голубчика пригрела, – пояснил старикан. – Он сладко поет, а Настюха, видать, слаба на передок!

– Заткнись, козел! – подала наконец голос Алиса., – Как прикажешь понимать?

– Я не требую от тебя понимания!

– Я ухожу, – предупредила незнакомка. – Считай, что мы с тобой не встречались! – Это адресовалось Алисе.

– Я тебе уйду! завизжала хозяйка квартиры. – Я тебе… – Она вдруг осеклась.

– Ни с места! Буду стрелять!

– Откуда у тебя это? – почти прошептала ошарашенная Алиса, но Федор все разобрал. Они стояли в коридоре, напротив его двери.

– Не важно откуда, но здесь хватит на вас обоих!

– Связывайся после этого с бабами! – констатировал Серафимыч.

Щелкнул дверной замок.

– Не уходи! – жалобно попросила Алиса. Ответом ей была с грохотом хлопнувшая дверь.

Федор опять дал знать о себе и своем пустом желудке.

– Барабанщик, твою мать! – выругался старикан и презрительно пробурчал:

– Сама с ним разбирайся. Я пошел спать.

Она открыла дверь не сразу, еще долго стояла неподвижно посреди коридора, видно, придавленная изменой сообщницы. А когда все-таки отворила бывшую детскую и ударивший в глаза свет ослепил Федора, он понял, что перед ним Алиса, вернувшаяся не из Страны Чудес и не из Зазеркалья. Зачем она взяла себе такой псевдоним?

– Пошли, – приказала тюремщица.

Она привела его на кухню и молча усадила за стол. Он не пытался с ней заговорить. Ей было не до него. Налила в тарелку окрошку, пододвинула банку со сметаной, отрезала большой ломоть хлеба.

– Спасибо, – пробормотал Федор.

– Ешь! – осчастливила она, будто он ждал ее команды.

Сама села напротив, поставив локти на стол и сжав пальцами виски, отчего глаза ее еще больше стали кошачьими.

Он ел спокойно, неторопливо поднося ложку ко рту, не потому, что стеснялся показать свой голод, а потому, что не хотел обратно в свою «тюремную камеру».

Алиса внимательно следила за каждым его движением, словно подозревала в злом умысле. На самом же деле она снова и снова пыталась понять нелогичность, даже глупость собственного поступка. В тот миг она ненавидела Федора и готова была на многое.

Он почувствовал это.

– С кем же ты останешься? – тихо спросил Федор. Алиса вздрогнула от неожиданности, закрыла лицо ладонями. Она ничего не понимала. Ее пугал наступающий день. Сообщники разбрелись по трем разным дорогам. Она осталась фактически одна, да еще этот рыцарь без страха и упрека, ее пленник. Нелепый финиш. Дело, начатое вроде бы так успешно, гибнет на корню. И все из-за капризов этой дуры и дуболомства старикана!

– Ты могла бы мне довериться…

– Тоже мне, святой отец! – с ненавистью бросила она.

– Я не желаю тебе зла…

– И напрасно! – снова перебила его Алиса. – Я могла бы тебя прикончить в гараже, когда ты разглядывал свои дурацкие камушки, оставив меня мерзнуть на скамейке! Револьвер был спрятан в туфле! Не знаю, что меня тогда остановило.