Глава 10

Принц нашел брата в шатре, где Этельред сидел на груде шкур, наваленных на аккуратно положенные жерди, и натирал шлифовальным камнем свой меч. Клинок был широкий, толстый, с двумя параллельными полосами дола. Им размахивал еще отец Этельвольфа, король Уэссекский Эгберт, а до него – отец и дед. Несмотря на древность, меч прекрасно сохранился, он почти совсем не «похудел». По преданию, меч принадлежал легендарному прародителю рода уэссекских королей, и кузнец, ковавший клинок для молодого правителя, вложил в навершие клинка таинственный камень, заговоренный десятком колдунов на удачу. Неизвестно, было ли это правдой, но меч приносил своим владельцам ровно столько же удачи, сколько и все остальные мечи.

Король полировал клинок с такой яростью, словно собирался проверить, в самом ли деле в металл что-то вложено. Этельред всегда сам ухаживал за своим оружием, сам катал в бочонке с песком свою кольчугу, когда на ней появлялись рыжевато-бурые пятнышки, сам приводил в порядок шлем, если возникала такая необходимость. Он владел и кузнечным делом, и немного – шорным, сапоги он тоже шил сам. Впрочем, этим занималось большинство знати.

Этельред посмотрел на брата с раздражением, но Эльфред, который не так уж плохо знал старшего родственника, легко догадался, что раздражение адресовано вовсе не ему. Скорее всего, оно было направлено на недосягаемого Родри Маура.

– И это можно считать исполнением договора, так, что ли? – зарычал Этельред. Ему мешали волосы, падающие на лоб. Он наклонился над мечом и осмотрел его от кончика до гарды.

– Что ты разоряешься? – спросил Эльфред. – Я же не Родри.

– А что мне, интересно, теперь делать?

– Придумывать какую-нибудь хитрость. И потом, сто пятьдесят хороших конников – обрати взимание, они все в доспехах, кое у кого кожаные рубахи укреплены металлом, шлемы почти у всех, оружие в исправности – тоже не ерунда какая-нибудь. Такие отряды делают победу. Оставь их в засаде, и они под шумок могут обойти врага с тыла. То-то будет весело.

– Тебе весело, – пробормотал он заметно мягче. – Что мне делать с этим валлийцем Оуэном? Я рассчитывал на большее.

– Ты же слышал. Датчане напали не только на нас, но и на Дифед. Ассер говорил мне, что они отхватили чуть ли не треть Дифеда. Все не так безоблачно, как тебе казалось.

– Откуда об этом знать Ассеру?

– В той части Дифеда, которую захватили датчане, находился монастырь святого Давида, тот самый, в котором прежде жил Ассер. Разумеется, он знает, что там происходит.

– Похоже, вместо гонцов при дворе лучше держать пару десятков монахов, – пробормотал Этельред. – Они всегда все знают.

– Дороже обойдется, – легкомысленно ответил Эльфред. Он присел возле низенького стола и без церемоний налил себе из грубого толстостенного кувшина. Отхлебнул и поморщился. – Кислятина. Я думал, пиво.

– Откуда в этих краях пиво? Нашли только сидр. Будь доволен хоть этим… Ну, что мы будем делать? Что скажешь, братец? Покажи, чему ты успел научиться.

Принц, не торопясь, допил сидр. Поставил кубок на место.

– Я успел усвоить, что врагу нельзя давать время на то, чтоб придумать какую-нибудь каверзу. Надо начать его дубасить прежде, чем он успеет опомниться. Я вот что имею в виду – нельзя сидеть здесь и ждать, когда у норманнов до нас дойдут руки. Надо выступать им навстречу и атаковать.

– Теми силами, которые у нас есть?

– У нас с ними почти равные силы.

– Если бы были равные силы, мы бы победили три дня назад!

– Когда силы равны, в дело вступает куча разных мелочей.

– Ладно, умник. Где ты предлагаешь искать датчан и нападать на них?

– Разве я – король? – удивился Эльфред. – Разве у меня есть свои лазутчики? Это же ты посылаешь своих людей разведывать, что происходит вокруг.

– Верно. Датчане сейчас стоят у Эсцедуна[16], на возвышенности. Что теперь скажешь?

– Атаковать, конечно.

– Атаковать? Ты слышал – они на возвышенности. Они в более выгодном положении.

– Ну, так и что? Не воевать? Они захватили Эсцедун, а рядом – Моховой холм и дорога на Портсмут. Значит, у них в руках Лондиний, а оттуда отличные дороги ведут на Солсбери и дальше на Дорчестер и в Экзетер, а также в Кентербери и Дувр. По этим дорогам враг без труда сможет добраться до нашего замка в считанные дни. Лондиний надо отбивать, а если датчане укрепятся там, так их уже будет не выкурить. К тому же, в Эсцедуне их с тыла не защищает никакой особой твердыни. Что там за замок – валы да бревенчатые стены. Войско можно будет обойти и ударить в тыл если не всем силам, то хотя бы одним валлийцам.

– Здорово придумано – беречь валлийцев от схватки.

– Ты спросил мое мнение – я ответил. Можешь спросить мнение эрлов – они скажут то же самое.

Этельред вложил меч в ножны и спрятал в мешочек у пояса точильный камень. Теперь он уже не казался таким раздраженным и убитым, как вначале разговора.

– Иди и поднимай своих людей. И смотри, чтоб они так же верили в победу, как ты, слышишь?

– Сделаю.

– Выступаем через час. Отправляйся.

Эльфред кивнул и поспешил выбраться из низенького шатра, где под ветром хлопало плохо прилаженное промасленное полотнище. Ему впервые удалось убедить брата в своей правоте – это кое-чего стоило.

Его воины были не в восторге от сообщения о всеобщем сборе, но привычка к повиновению подняла всех на ноги. Молодые саксы из отряда Эльфреда принялись сворачивать вещи, кто-то бросился за лошадьми, Алард торопливо пихал в огромный котел три имеющиеся у него миски и все, что еще могло поместиться в эту емкость. Зачем занимать лишнее место.

Глядя на них, зашевелился весь лагерь. Остальные поднимались медленнее, ленивее, но постепенно втянулись в единый ритм, и стало нелепо валяться или тянуть со сборами. Как можно лентяйничать, если вокруг все трудятся? К тому же есть опасность отстать от армии. В области, где хозяйничают датчане, а заодно и банды местных разбойников (а датские набеги многих крестьян оставляют без средств к существованию и до следующего лета превращают в бандитов), это просто смертельно.

Было за полдень, когда армия поднялась и направилась к Эсцедуну. Ассер ехал рядом с Эльфредом и рассказывал ему, что по-латыни Эсцедун называется Mons fraxini, или же Осиновая Гора, а Лондиний или Лондиниум, уж как произнести, небольшой городишко, больше похожий на селенье, спрятанное в старых развалинах, при римлянах был довольно большим и богатым городом. А все потому, что через Лондиний тогда проходили все легионы, а обратно шли подати – в самый Рим.

– Я был в Риме, – сказал Эльфред.

Монах взглянул на него с нескрываемой завистью.

– Я мечтаю взглянуть на Вечный Город и припасть к стопам папы.

Принц не слишком почтительно фыркнул.

– Этот город больше смахивает на вечное кладбище. Огромные поля развалин, все порушено, во многих домах живут только совы и одичавшие псы. Для папы выстроен дворец, да вокруг немного богатых домов, большинство из которых возведены на старых фундаментах. А остальное – хижины и хижины. Да многие живут в старых домах римлян, в тех, что сохранились лучше.

– Конечно, этот город нуждается в заботе и трудах. Но я все равно хотел бы на него взглянуть. Скажи, принц, ты видел папу?

– Видел. Но я плохо помню. Потом мне рассказывали, будто бы он короновал меня властителем Британии. Не очень понимаю, зачем он это сделал ведь тогда жив был наш с Этельредом отец. Он носил корону. И хоть он был куда могущественнее чем мой старший брат – владел и Кентом, и Суссексом, и Эссексом – но все же королем Британии его не назовешь.

– Папа благословил тебя на то, чтоб стать таким же могучим владыкой, как Артур.

– Это легенды, Ассер. Король Артур был всего лишь верховным королем над королями британских областей, но власти у него было не так уж и много. Хотя, конечно, побольше, чем у короля Уэссекса, – Эльфред задумался. – Хорошо было бы подчинить себе хотя бы те земли, которые повиновались моему отцу. И Мерсию заодно. Чтоб королевство могло противостоять врагу, угрожающему извне, оно должно быть большим и могучим… Да только я никогда не буду королем. Этельред еще молод, и у него трое детей.

– Все смертны, принц.

– Да, и я в том числе. И не буду я желать смерти брату. Пусть лучше он ломает голову над королевскими проблемами.

До Эсцедуна добирались почти до вечера. Лазутчики сообщили королю, что датчане совсем близко, и Этельред приказал войску отдыхать. Никто не нападает на врага ночью, никто не кидается в схватку прямо с марша. Большинство саксов, особенно те, кому приходилось поспешать за конниками, держась за стремя, устали, и теперь им непременно требовалось хоть три-четыре часа сна.

– Все поднимутся еще до восхода! – зловеще предупредил король, и те, кто его слышал, поспешили улечься где попало, лишь бы вздремнуть.

А за спиной укладывающегося на пару веток лапника и седло Эльфреда ворчал Алард:

– И мне, конечно, вставать ни свет, ни заря, чтоб вас, прохвостов, успеть накормить завтраком.

– Конечно, – зевнув и засыпая, пробормотал принц. – Как же мы будем драться, если ты нас не накормишь? Не дури.

Что в ответ ворчал старик, младший брат уэссекского короля уже не слышал. Под веками его разлилось бесцветие, и сознание окунулось в глубины, тайн которых смертным не дано знать. Даже во сне Эльфред помнил, что спать ему осталось совсем немного, что нужно набрать как можно больше сил и не растерять ни минуточки. Он спал и думал о том, выспится ли, и тяжело ли будет утром отрывать от седла дурную с недосыпа голову. Реальность оборачивалась сном, а сон – реальностью.

Утром ему было не до завтрака. Он отмахивался отАларда, пытавшегося его растолкать, и в ответ ни злое предупреждение: «Смотри, останешься без еды!» послал его к черту.

– До чего ж ты обнаглел, принц, – проворчал старик и наклонился над своим эрлом и одновременно питомцем. Тот спал.

Правда, меньше, чем через двадцать минут он проснулся, словно от толчка, вскочил на ноги, и, обведя присутствующих дурным взглядом, вытащил из-под себя подкольчужник, расстелил его на лапнике, потому что тот был очень мягким и плохо промокал, и принялся натягивать на себя. Следом из сумки, из промасленного льняного полотна появилась кольчуга и шлем. На торопливо опустошаемый котелок каши принц не обратил ни малейшего внимания. Его равнодушие к своей стряпне Алард воспринял, как личную обиду.

– Смотри, и вечером без ужина оставлю, – сердито сказал он Эльфреду.

– Поужинаю у брата, за праздничным столом, – невозмутимо ответил тот. – На тебе, Алард, свет клином не сошелся.

– Праздник-то по какому случаю? – проворчал тот.

– Глупый вопрос. По случаю победы, конечно.

– А ты думаешь, мы победим? – вдруг спросил один из молодых парней – тот, что старательно облизывал ложку, прежде чем убрать ее за голенище сапога.

Эльфред покосился на него с неудовольствием.

– Как, интересно, может быть иначе? – осведомился он. – Разумеется, мы победим.

Лишь рассеянный бы не заметил, насколько слова младшего брата короля приободрили воинов. Впрочем, они были не склонны задумываться, что да как произойдет. Встретиться бы с врагом, да покрепче упереться ногами в землю – и ладно. Задумавшегося убивают первым. Но о победе слышать приятно – ведь говорил принц, младший брат короля. Уж он знает.

До Эсцедуна осталось меньше мили ходу.

– Датчане, конечно, догадываются, что мы здесь, – переговаривались молодые саксы, еще слишком жизнерадостные, чтобы дремать в седле или на марше, если за ближайшим холмом, возможно, ждет настоящая смерть.

– Само собой, знают. Как не знать, – ворчливо отвечали бывалые солдаты, которые так часто рисковали своими жизнями, что почти разучились бояться. Война стала для них привычной работой.

Эльфред ехал впереди своего отряда и поеживался. Январь выдался холодным, а на воине, готовом к битве, как это водится, был только подкольчужник, стянутый ремнями поверх рубашки, да кольчуга. Если б дело было на марше, можно было б закутаться в плащ, но перед боем плащи никто не надевает. В любой момент из-за холма вывернут враги, а руки с оружием вполне могут запутаться в ткани. А уж о том, что придется тащить на плечах лишнюю тяжесть, и говорить не надо. Так что оставалось дрожать и благодарить Бога, что с неба не сыплет дождь.

Под копытами лошадей и под подошвами раскисших в жидкой грязи сапог сочно хлюпало. Эсцедун развернулся перед глазами головного отряда так внезапно, наверное, лишь оттого, что невыспавшимся и продрогшим воинам не хотелось ни смотреть, ни слушать. Просто Эльфред поднял глаза и увидел старую бревенчатую усадьбу, которую разоряли так часто, что никто уже и не помнил, кому она принадлежит. Перед усадьбой расстилалось поле, кое-где испятнанное снегом и вооруженными воинами. Надо сказать, воинов было куда больше, чем снега.

Принц узнал датчан сразу, даже прежде, чем разглядел два-три тканых стяга с грубым изображением ворона. Норманны расположились двумя почти равными отрядами. Издалека казалось, будто их не так уж и много, но, оценив на глаз, младший брат короля приуныл. Он еще раз оценил расстановку вражеского войска и оглянулся. За его спиной теснились продрогшие воины. Ничего. В схватке согреются.

– Что это они? – подъехав поближе к брату, сурово спросил Этельред.

Брат воззрился на него с удивлением.

– В смысле?

– Странно стоят.

– Похоже, датчане решили разбиться на две равные половины. Может, оттого, что вот те кусты посреди поля мешают идти вперед единым строем?

Король, нахмурившись, оглядел все огромное поле и старую постройку позади датчан. Северные головорезы терпеливо ждали врага. А в середине поля действительно темнели кусты. Они занимали не такое уж большое пространство, но там, где кусты, обычно выемка, полная воды или грязи, в ней легко завязнуть. К тому же…

Эльфред присмотрелся.

– Это терновник, – сказал он и поежился.

– Ладно, – сказал король. – Датчане не дураки. Мы поступим так же. Дели войско на две равные части, Эльфред. Одну половину поведу я, вторую – ты. Поскольку Бургред вернулся в Мерсию, то кроме тебя некому. Свою половину я поведу навстречу левой половине вражеского войска, а ты отправляйся направо. Эй, ставьте мне шатер! – крикнул он слугам.

Те замельтешили. А принц, повернувшись к брату, лишь разинул рот.

– Братец, ты что, с дуба рухнул? Какой шатер?

Глаза Этельреда опасно сузились, и он стал похож на разъяренного волка.

– Тебе следовало бы следить за своим языком, братец, – проговорил он едва слышно, так что его слова мог разобрать только Эльфред. – Марш выполнять приказ. А потом будь любезен вернуться сюда и присутствовать на мессе, которую священник сейчас отслужит в моем шатре, как все добрые христиане.

– По-твоему, датчане будут ждать, пока ты намолишься? Им нельзя позволить атаковать первыми, они в более выгодном положении. Они на возвышенности.

– Бог не пошлет нам победы, если мы не вознесем ему хвалы.

– Вполне можно будет отслужить мессу после победы.

– Если не будет мессы, не будет и победы.

– Да тебя прихватят прямо в твоем шатре и изрубят!

– Молчать! – Этельред побагровел от ярости. – Отправляйся выполнять приказы и даже не думай, что когда-нибудь сможешь указывать мне, как и что делать.

Эльфред скрипнул зубами, но лицо короля скалило ему – спорить тут бессмысленно. Выплескивая раздражение, он закричал на солдат и принялся расставлять их в строй. Он сумел довольно быстро разбить армию на две половины и добился того, чтоб они выровнялись и сомкнули щиты – просто загляденье. Саксы были готовы к схватке, они смотрели на младшего брата своего короля со всем вниманием и готовностью выполнить любой его приказ.

Но он не мог приказать им выступать. Из шатра неслось дребезжащее пение и речитатив королевского священника и, прислушавшись, принц с ужасом обнаружил, что под промасленным пологом служат не краткую службу, как это обычно бывает в таких случаях, а полную. Приходилось ждать, но если ожидание затянется надолго, то от готовности солдат не останется ничего. Сколько можно держать людей в напряжении? Эльфред топнул ногой и дернул за край полога.

– Брат, если ты сейчас же не выйдешь, ты проиграешь этот бой. Ты этого добиваешься?

– Я отсюда не выйду, пока священник не закончит службы! Живым не выйду отсюда, ты понял? – рявкнул изнутри король. – Не оставлю я Божьего дела для мирского! А ты, если такой нехристь, что чуждаешься службы, прочь отсюда и не мешай.

Близ шатра стоял Ассер, он внимательно слушал и, вполголоса бормоча те же литании, что произносил священник, тоскливо шарил взглядом по земле. Похоже, он искал удобного местечка, где бы пристроиться с листом пергамента и чернильницей. «Каждый занят своим делом», – подумал Эльфред и досадливо плюнул себе под ноги.

– Держись подальше от битвы, святой отец, – сухо сказал он Ассеру. – И чтоб лошадь была рядом. Ты мужественный монах, это верно, но есть тупые головы, им более пристало погибать в битве. Ты должен сохранить себя для летописи, а летопись – для наших детей и внуков. Понял?

– Я могу принести пользу.

– Это мой приказ. Ясно?!

– Да, принц.

– Марш искать себе лошадь! – Эльфред не отдавал себе отчета в том, как он сейчас похож на брата.

Развернувшись спиной к священнику, он оглядел воинов. Те пока еще ждали, но чувствовалось, что ожидание продлится недолго. Их расхолаживала долгая пауза – и вот уже строй казался не таким родным, и щиты где опустились, а где поднялись. Эльфред качнул головой и поднялся в седло. За ним следовали Алард и Эгберт, словно телохранители или почетная свита. С высоты седла принцу было отлично видно, как движутся отряды датчан. Похоже, они стягивали строй, и собирались вот-вот начать наступление.

Принц слегка вздохнул, повернулся к саксам, внимательно глядящим на него тысячами глаз, и под его взором полоса щитов снова выровнялась. Принц рассеянным взглядом накрыл их всех. Он не слишком старался говорить громко, зная, что его слова все равно донесут до тех, кто стоит далеко:

– Вот они, северные разбойники, убийцы, безбожники, разорители ваших домов, те, кто уже долгие годы терзают нашу возлюбленную страну. Лучше победить, чем проиграть, не мне вам говорить. Так вперед, будем побеждать, – он вынул меч и еще раз вздохнул. – За мной, кто в Бога верует, – и развернул жеребца.

Саксы заревели. «Эльфред, Эльфред!» – скандировали они. На слаженный крик воинов из шатра все-таки выскочил Этельред, но все, что он увидел – репицу коня, которого ткнули пятками в боки и тем очень разозлили, и армию саксов, хлынувшую за его братом, как волна на берег. Первыми кинулись те, кто уже привык ему повиноваться – полтысячи воинов. За ними – полвойска, которые решением короля были переданы Эльфреду, а следом – и остальные. Великое дело – стадное чувство. Именно на него и рассчитывал принц.

А вот Этельреду единодушие уэссекского войска совсем не понравилось. Он выругался по-черному, да во весь голос, так что нечестивые слова коснулись даже ушей священника, торопившегося закончить службу. Король закричал на своих оруженосцев, и те подвели ему коня. Рядом с правителем осталось не больше тридцати человек, если не считать лекарей, монахов, священника с помощником и пары незнамо откуда взявшихся девиц, которые от любопытства чуть ли на деревья не лезли.

– Откуда здесь непотребные девки? – крикнул раздраженный Этельред. Одна из девиц, нагло устроившаяся на ветке дуба неподалеку от королевского шатра, призывно сложила губки.

– Король, – мягко проговорил один из эрлов. – Стоило бы теперь же вступить в бой. Бог с ними, с девками, тут их много. Твой брат уже начал битву.

Если б правитель не сидел верхом, он бы топнул ногой. Вместо этого он лишь стиснул поводья и надел шлем.

– Я ему покажу, выскочке! Вот подобралась семейка – один другого стоит. Точно законопачу его в епископы! Да вперед же!

Эльфред несся во главе армии саксов, превратившейся в его собственную армию, и в голове молодого мужчины мелькали самые простые, отрывочные мысли: кинжал в ножнах на левом боку… у щита треснул верхний край – не подставлять под удар… ремешок на перевязи слишком длинный. За принцем двумя неровными крыльями выстроились конники, за ними бежала пехота. Обычно битва начиналась не так, но Эльфреда сия мысль нисколько не смущала. К тому же, любой неожиданный ход казался ему настоящей находкой. Если враг удивится или растеряется, это просто прекрасно.

Датчане быстро передумали выступать навстречу британцам. Когда на тебя несется волна конницы, главное – стоять твердо, выставив вперед копье, и не позволять себе паники. К тому же, они не верили, что это, несущееся на них войско вовсе не собирается занимать новые позиции, и несется вперед потому, что уже решило атаковать. Они-то привыкли, что все происходит иначе. Из их строя выбрался один норманн – высоченный широкоплечий крепыш в кожаном доспехе с начищенными до блеска металлическими бляхами, укрепляющими его на груди. В левой руке у него был огромный круглый щит, меч тоже отличался солидными размерами, а на шлеме горела золотая стрелка.

Должно быть, этот датчанин был из числа умелых воинов, обласканных судьбой. Он что-то закричал Эльфреду, правильно определив в нем предводителя. Угадать его намерения было проще простого. По всем правилам принцу следовало остановить коня (остальные саксы немедленно спешатся вслед за ним) и принять вызов, схватиться один на один на виду всей армии. Принц стиснул зубы и ударил коня пятками в бока.

«Оказывать честь северному бандиту и сражаться с ним один на один? – зло подумал он. – Ты не дождешься этого, мерзавец. Никогда».

Он не колебался ни минуты. Мгновение, когда передние копыта коня, как ему показалось, буквально зависли перед лицом датчанина, и с его лица еще не успела сойти улыбка, недоумение еще не сменило уверенность в себе и своей победе. В один миг Эльфред успел заметить и нечистые светлые пряди, выбивающиеся из-под шлема, и обветренный подбородок, и серые глаза. У него вдруг сжалось сердце при мысли о том, сколько женщин, слабых и славных женщин смотрело в это лицо с отчаянием.

Почему он подумал о женщинах? Быть может, потому, что удел мужчин – сражаться и гибнуть – всегда казался ему естественным. Нет ничего особенного в том, что мужик убивает мужика. Но когда во все это втягивают женщин, война предстает совсем в ином свете. Эльфред всегда думал, что женщины – такое же достояние страны, как зерно, золото и дичь в лесах.