Принцесса отшатнулась, машинально закрываясь руками. В пьяном виде властитель был опасен, это знали во дворце все, от Деборы до последнего слуги.

– Так, иди-ка сюда, коровища, – рявкнул отец и схватил дочь за руку. Моргана побледнела от боли – хватка была очень сильной. В глазах Армана-Улла вспыхнули желтые искры, и, неторопливо подняв свободную руку, он ударил принцессу по лицу. Слегка. Для начала. – Как ты смеешь быть некрасивой, дрянь? – просипел он. – Принцесса должна быть красивой или хотя бы хорошенькой. Должна привлекать мужские взгляды – ни на что другое она не годится. На черта мне сдалась такая уродина, как ты? – Правитель схватил ее за горло и слегка сжал. Глаза девушки округлились от ужаса. – Мне наплевать, что ты будешь делать. Я даю тебе две недели. Если не похорошеешь, разберусь с тобой по-свойски. Отправлю под нож, чтоб с тебя срезали лишний жир. Поняла? Что молчишь, мерзавка? – и замахнулся снова.

Моргана пыталась что-то сказать, но в перехваченном ужасом и отцовской рукой горле слова и звуки застревали. Привычка повиноваться скрутила судорогой ее тело – девушка даже не пыталась сопротивляться.

А в следующий момент хватка ослабла, и принцесса, упав на пол, поползла прочь.

Перед Арманом-Уллом стоял Руин. Он был на полголовы выше отца и крепко держал его за запястья. Девушка не видела лиц ни того, ни другого, но ей стало очень страшно. Она затихла, как мышка, спрятавшаяся в норку от кошачьей лапы.

Мужчины смотрели друг другу в глаза. Губы правителя, на которых неприятно пузырилась пена, дрожали и кривились в причудливой смеси страха и ярости. Руин смотрел твердо и одним взглядом говорил больше, чем мог сказать словами. При всех недостатках Армана-Улла он прекрасно чувствовал момент, недаром же сумел заполучить в свои руки власть над целым миром. Сын не делал ни одного угрожающего жеста, он казался невозмутимым, но было очевидно, что он собирается отстаивать сестру всерьез. Впервые за двадцать лет отец пожалел, что приказал обучать своего отпрыска магии. Сейчас он отнюдь не был уверен, что одолеет Руина, дойди дело до открытой схватки.

С другой стороны, возможность напасть еще не есть само нападение. Нельзя заключить в темницу того, кто даже не пытается нападать. Но если кликнуть стражу, не исключено, что охранники прибежать не успеют, и в Провале появится новый правитель.

В сознании Армана-Улла тут же вспыхнула хитрая мысль – подождать немного, потому что мальчишка рано или поздно не выдержит и восстанет на отца на людях. Тогда-то его жизнь окажется в его руках.

Он резко выдернул запястья из ослабевшей хватки сына, бросил на него злой взгляд.

– Ну смотри, – просипел он, развернулся и ушел.

Руин проводил его задумчивым взглядом – никто не мог бы угадать, о чем он подумал – и склонился над сестрой.

– Ты в порядке?

– Что ты наделал? – пролепетала она.

– Ты в порядке? Он ничего тебе не сделал?

– Я… Руин, он же тебя ненавидит. Он тебя отравит. Или убьет как-нибудь иначе!

– Это моя забота, – раздраженно сказал принц. – Ответь – с тобой все в порядке?

– Да… Он только дал пощечину.

– Ага, а потом душил. Что случилось? Или просто у папы плохое настроение?

У Морганы задрожали губы. Слезы ручьем полились по щекам, испещренным красными пятнами, с ярким отпечатком пятерни на одной из них. Она смотрела на брата с тоской, от которой у него оборвалось сердце.

– Руин… – Принцесса с трудом хватала воздух. Она задыхалась, как тогда, когда отец держал ее за горло. – Руин… Я умоляю… Ты сказал, что болезнь можно излечить… Я умоляю… Излечи.

Моргана! – Принц протянул руки, попытался взять ее за плечи – она в испуге оттолкнула его, даже не сознавая, что делает. Как всегда, в моменты психологического напряжения боязнь контакта с мужчиной становилась неосознанной, и принцесса готова была защищаться от любого мужчины, протянувшего к ней руки.

– Руин, папа сказал, что разделается со мной. Он сказал, что прикажет с меня… жир… срезать… Если…

– Что – если?

– Если я буду такой… такой…

– Такой, какая ты есть, ты хочешь сказать? Но, сестренка, ты же должна понимать, что это ерунда. Отец не может наказывать тебя за то, в чем ты не виновата.

– Что ж, – с горечью сказала Моргана. – Когда, напившись в следующий раз, отец решит исполнить свою угрозу, я испытаю облегчение, что происходящее – ерунда.

Руин поднял брови. Он никогда еще не слышал, чтоб сестра говорила так твердо, даже с достоинством. Она гордо бросала ему в лицо слова, исполненные иронии и даже своеобразного мужества. Принц не любил говорить лишнего. Сперва он хотел возразить, потом задумался, опустил глаза в пол. Оба отпрыска правителя отдавали себе отчет в том, что их отец способен очень на многое. Даже, пожалуй, на все.

Моргана почувствовала слабину.

– Руин, я умоляю тебя. Ведь он сделает то, что обещал, я знаю.

– Моргана, успокойся.

– Я спокойна. – Она вздрогнула всем телом.

А потом вдруг повалилась ему в ноги, обняла колени неподвижного брата и заплакала. В первый миг он испугался, а в следующее мгновение уже пытался преодолеть отвращение. Он знал, что сестра нездорова, но понимал это лишь умом. Вид девушки, что ни говори, оскорблял его эстетическое чувство. Стыдно было думать так. Почти в испуге за себя и свои мысли он нагнулся и подхватил ее, попытался поднять с пола. Повиснув на его руках, она плакала.

– Руин, пожалуйста.

– Но я не могу. У меня не хватит сил. Пока еще не хватит.

– А если будут силы? – Девушка с отчаянием смотрела на брата. Глаза у нее были влажные, огромные, прелестные, как само небо, и Руин почувствовал, что его затягивает в этот бездонный омут. Он пере стал видеть мятую, испещренную пятнами кожу одутловатого лица – у женщины с такими глазами должна быть только лилейная кожа.

– Я сделаю, – сказал он, едва понимая, о чем речь.

– Обещаешь? – Девушка вскочила.

– Обещаю.

Слезы Морганы мгновенно высохли. Она просияла и тут же нырнула под кровать. Принц испугался, что ей опять нехорошо. Но сестра тут же вылезла обратно со шкатулкой в руках, протянула ему объемистый ларец. Руин принял, не понимая, что это такое, открыл крышку – и ощутил запах магии.

Учителя говорили принцу, что у него удивительный дар, что в будущем у него будут огромные силы, если, конечно, юноша станет прилежно трудиться. Руин любил магию, и ему нравилась бы учеба в Магических Академиях, если б его туда не «ссылали» и если б там не существовало чересчур вольных нравов, оскорблявших эстетические и нравственные чувства юноши, опасные для его физического и психического здоровья… Именно так говорилось в прошениях, отправленных правителю от оскорбленных учеников и их родителей. Но Арман-Улл делал вид, что ничего не замечает. Именно в ту Академию, которая имела самую скандальную славу, они отправил своего двенадцатилетнего сына, надеясь, что тяжелое обучение и окружающие нравы сломят его и он станет более покладистым.

Руин выстоял. Он давно перестал бояться насилия со стороны других учеников-пансионеров и ни когда не опасался насилия со стороны учителей – слишком он был родовит, редко забывал надеть маску гонора и властной силы. Взглядом он умел смирять всегда, даже в детстве. Но весь этот «академический беспредел» оставил глубокий след в душе принца – магию он любил и одновременно ненавидел. Инстинктивное отторжение толкнуло его на поиски новых путей использования своей силы. И тогда он нашел способ проникать своей энергией в энергетику другого человека.

На эту тему он писал последнюю выпускную работу. Магистр, принимавший у него эту маленькую диссертацию, сказал, что молодой человек слишком близко подошел к особенностям так называемой белой магии. Он имел в виду магию, бывшую в ходу на Белой стороне. Руин встревожился, потому что знал – смешивать магии нельзя. И не потому что это противоречит единой магической концепции, а по тому что смешение противопоказано и крайне опасно для мага. Маг либо темный, либо белый, причем он не выбирает – он рождается либо тем, либо другим.

Но в каких-то мелочах смешение приемов Руину удавалось без последствий. Обычно с редкой ясностью, как никто, он ощущал аромат постороннего присутствия в магии – чувств, которые испытывал чело век, создававший основу артефакта, наполнявший его силой. Но здесь, в шкатулке, находилась чистая сила и чистые заклинания. Принц понял, что тем, кто создавал эти предметы, двигала та же страсть к кристально-бесстрастному магическому искусству, какая владела им самим. Руин осторожно запустил пальцы внутрь и вынул гематитовые браслеты. Он держал на ладони черные блестящие каменные кольца, тяжелые, словно свинцовые, и понимал, что не может положить их обратно. Они были созданы для него.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.