- Госпожа Гортензия говорила, что вы на острове цветущих младенцев, а мы обрели вас совсем в другом месте.
      - Вы знаете, - сказал юнга, - эти цветущие младенцы обрыдли мне до невозможности! Толстощекие и круглопузые, вечно они ссорятся из-за трехколесных велосипедов, я и перебрался в другое место. К тому же, я был там самым худосочным и слабеньким. Они все обжираются самым бессовестным образом, едят все подряд - и колбасу, и сардельки, курятину и сыр пошехонский, а мне все капуста отварная, овсянка да овсянка - аллергия, сэр, диатез.
      - Странно даже, что у такой могучей мамаши столь худосочное дитя, заметил Суер.
      - Вы имеете в виду шесть грудей? - засмеялся мальчик. - Ну и что? Ведь в них содержится только смысл, а вовсе не здоровье.
      - Какой же смысл?
      - Ну, в данном случае:
      РАЗУМ,
      ДОБРОДЕТЕЛЬ,
      ВЕЗЕНИЕ,
      ПРЕДВИДЕНИЕ,
      ОСТОРОЖНОСТЬ и, к сожалению,
      ТРУСОСТЬ.
      Увы, последняя, шестая, грудь немного меня разочаровала, да еще эти цветущие младенцы здорово напугали своими игрушками и криком, а так, в остальном, я в порядке.
      - Странно, - сказал капитан. - Какие необычные качества. А где же ВЕРА, НАДЕЖДА, ЛЮБОВЬ?
      - У меня их нету, - просто ответил юнга. - К тому же вовсе не у всех они встречаются. Большинство вскормлено двугрудыми мамашами, так что в каждом человеке есть всего два качества, у всех разные, но всего - два. Не буду называть имен, но и здесь, у вас на борту, я наблюдаю людей, в которых соединяются порой самые разные и странные качества:
      в одном - ЖАДНОСТЬ И ЛЮБОПЫТСТВО,
      в другом - БЕДНОСТЬ И ПОРОК,
      в третьем - ГЛУПОСТЬ И ВОЗВЫШЕННОСТЬ ДУШИ,
      в четвертом - ЛЮБОВЬ И МЕЛОЧНОСТЬ,
      в пятом - ПРОЦВЕТАНИЕ И КРЮК.
      - Гм, гм, гм, - прервал капитан. - Крюк?
      - Именно крюк.
      - Но крюк - это не качество, это предмет.
      - Предмет? Какой предмет?
      - Вы что, никогда не видели крюк?
      - Не видел, только чувствовал в других.
      - Боцман, покажите юнге крюк.
      - Извините, сэр, - подскочил Чугайло, - какой крюк?
      - Все равно... какой-нибудь крюк, да и подцепите на него что-нибудь.
      - Чем подцепить, сэр?
      - Черт вас побери, чем угодно, лебедкой, краном, провались пропадом!
      Боцман заскакал по палубе, двигая подзатыльниками направо и налево:
      - Живо! - орал он. - Тащите сюда крюк! Шевелись, скотина!
      Матросы забегали по судну в поисках крюка. Найти им, кажется, никакого крюка не удавалось.
      - Извините, сэр! - задыхаясь, крикнул боцман. - Крюка нету!
      - Как это нету?
      - Нигде нету, сэр!
      Тут боцман подскочил к матросу Вампирову и врезал ему по зубам:
      - Где крюк, сука?
      - Да не брал я, не брал!
      - А кто брал? Говори!
      - Не скажу, - процедил Вампиров.
      Боцман уж и скакал, и орал, и дрался, сулился рублем - матрос молчал.
      - Пытать его! - орал боцман. - Тащите скуловорот!
      - Пусть кэп прикажет, - сказал наконец матрос. - Тогда скажу.
      - Говорите, матрос, - приказал Суер-Выер. - Кто взял крюк?
      - Извините, сэр, но это вы взяли.
      - Я? - изумился капитан. - Когда?
      - Две вахты назад, сэр. Я как раз драил рынду, когда вы выскочили из каюты с криком: "Я вижу истину!" Схватили крюк, привязали его на веревку и стали шарить в волнах океана и сильно ругались.
      - Не может быть, - сказал Суер. - Я ругался?
      - Сильно ругались, сэр! "Никак не подцепляется, зараза!" - вот вы что говорили. А я еще вас спросил, что вы подцепляете, а вы и сказали: "Да истину эту, ети ее мать!" Так и сказали, сэр!
      Сэр Суер-Выер мрачно прошелся по палубе.
      - Все по вахтам! - приказал он.
      Грознее тучи ходил капитан, и я не знаю, чем бы кончилось дело с этим крюком, если б впередсмотрящий Ящиков не крикнул вдруг:
      - Земля!
      Глава LVII. Название и форма
      Две крутобедрых скалы выросли вдруг перед нами из кромешных пучин.
      Валунный перешеек объединял их в одно целое, но волны, набегая, то и дело разъединяли их. То соединят, то разъединят, то соединят, то разъединят...
      - Какой-то остров соединений и разъединений, - хмыкнул Хренов. - Все это напоминает мне простую коно...
      - Хватит, Хренов, - резко прервал капитан. - Никого не интересует, что это вам напоминает. А если потомкам будет любопытно, что именно мичман Хренов называет "простой коно...", пусть сами догадываются.
      Пристать к этому острову, состоящему из двух скал, было невозможно. Разбиваясь о каменные подошвы, волны рокотали как-то особенно, и казалось, что они толкуют о чем-то, бормочут и разговаривают.
      Наш корабельный священник Фалл Фаллыч, которого матросы по простоте душевной называли чаще Пал Палычем, умиленно вслушивался в смысл гортанной морской речи.
      - Вот-вот запоют, родимые, - шептал он, - ангельские песни... Капитан, вы столько понаоткрывали островов, а я все в кают-часовне, из кают-часовни в кель-каюту, разрешите и мне открыть вот этот остров и дать ему название.
      - Вообще-то, батюшка, - сказал капитан, - ваше возникновение несколько неожиданно. Мы даже и не подозревали, что вы на борту. Но раз уж вы возникли - открывайте, мы не возражаем. Но назвать остров пока трудно. Мы не знаем, кто на нем живет и что вообще здесь происходит.
      - Это не важно! - сказал Фалл Фаллыч. - Я по наитию!
      - Валяйте, батя, - сказал капитан.
      - Это очень просто, - сказал Фалл Фаллыч. - Назовем его ОСТРОВ РАЗГОВОРА ДВУХ РАВНОАПОСТОЛЬНЫХ БРАТЬЕВ С НЕБОМ.
      - Шикарно, - сказал' капитан. - Тонко и умно, но не длинновато ли? И где вы видите равноапостольных братьев?
      - Да вот они, две эти вечные скалы. Они и объясняются с Небом посредством бурления вод, рокота пенных волн, пения звонкой гальки.
      - И вы уверены, что они разговаривают с Небом? А может, между собой?
      Фалл Палыч прислушался, вытянув шею к равноапостольным скалам.
      - Они толкуют о любви и вере, - сказал он, - о страсти и грехе. В их речах звучит очень много философских размышлений. Да, они говорят между собой, но Небо их слышит!
      - Назовите просто: ОСТРОВ РАЗГОВОР.
      - А насчет равноапостольных братьев?
      - Опустите, батюшка, от греха, да и не поймешь, кто тут из них Кирилл, кто Мефодий.
      - Разговор, - сморщил носик Пал Фаллыч. - Фю, фю... Диалог! Вот слово! Где мой жезл?
      Длиннющий жезл с вострым наконечником и набалдашником, украшенный золотом и каменьями - слава Богу, не крюк! - быстро нашелся и с поклоном был подан служителю культа.
      Надо сказать, что к этому торжественному моменту на палубе собралась вся команда. Все с интересом ожидали, как наш поп станет нарекать и открывать остров.
      - Слушай меня, о Остров! - сказал Фалл Фаллыч и возложил с борта на берег свой могучий жезл. - Нарекаю тебя: ОСТРОВ ДИАЛОГ. А вы, о Скалы, говорите между собой о вере и страсти, о добропорядочности и о вечном блаженстве, о высокой нра...
      - Хорош, - прервал священника капитан. - Хватит, батя, нарекли - и достаточно, и закончим на высокой нра... и пускай потомки думают, что это такое. Название "Остров диалог", конечно, никуда не годится, и мне придется из всей вашей речи вычленить действительно сильное название. Итак, этот остров называется - ОСТРОВ ВЫСОКОЙ НРА...
      Глава LVIII. Драма жизни
      *
      Между тем на левой скале что-то заскрипело, открылась дверь из пещеры, и на свет Божий вышел человек в брюках с карманами и в пиджаке без карман.
      Он стал потягиваться,
      крякать,
      зевать,
      протирать очи,
      икать, чесаться по' всему телу и в затылке,
      хлопать себя по лбу, ковырять в носу,
      хвататься за сердце с криком: "Корвалолу!", сморкаться,
      чихать,
      пердеть так, что с гор срывались камни, и выделывать разные прочие номера и коленца.
      Мы только надеялись, что он не заблюеть, но он вполне скромно поссал в пролив.
      Короче, человек этот не был похож на равноапостольного брата, потому что явно был с похмелья. Даже с борта нашего фрегата чувствовался могучий запах прерванного сном богатырского перегара.
      На другой же скале, как раз напротив, открылась другая дверь, и новый из пещеры явился человек. У этого карманов на брюках не было, карманы были на клетчатом жилете, а в
      руках он держал рентгеновский снимок, который с интересом разглядывал против солнца.
      - Ты ль это предо мною, Гена? - крикнул Похмельный.
      Гена не отвечал.
      Рентгеновский снимок занимал его внимание чрезмерно. Гена хмыкал и прищуривался, разглядывая его, шептал себе под нос: "Ой-ей-ей!", детально изучал какие-то детали и хватался иногда за свои собственные кости. Глянет на снимок, почешет во лбу и хвать за ту самую кость, что увидел на снимке.
      - Ты ль это предо мною, Гена?
      Гена молчал, нервно трогая берцовую свою кость. Она его чем-то явно не устраивала, то ли величиной, то ли прочностью.
      - Ты ль это предо мною, Гена? - яростно уже закричал Похмельный, и только тут Гена оторвался от пленки.
      - Да, это я, - ответил он. - Иду с рентгена.
      И тут перед нами была разыграна величайшая драма жизни, которую возможно записать только в драматических принципах письма. То есть вот так:
      БАСОВ и ГЕНА
      (ПЬЕСА)
      БАСОВ. - Ты ль это предо мною, Гена?
      ГЕНА. - Да, это я. Иду с рентгена.
      БАСОВ. - Туберкулез?
      ГЕНА. - Да нет, пустяк.
      Ходил просвечивать костяк.
      Вот погляди на пленку эту.
      Что видишь?
      БАСОВ. - Признаки скелету!
      Ужели этот строй костей
      Твоих вместилище страстей?
      ГЕНА. - Да, это так!
      Зимой и летом
      Я этим пользуюсь скелетом.
      БАСОВ. - Ну, друг, с такою арматурой
      Широкой надо быть натурой!
      Пойдем в киосок "Вина-Воды",
      Ведь протекают наши годы!
      ГЕНА. - Да, все течет!
      И с каждым летом
      ВМЕСТЕ.- Все больше шансов
      Стать скелетом!
      С этими мрачными словами други - а назвать их можно было только так други! - обнявшись, удалились за каменные кулисы.
      Бурные аплодисменты потрясли фрегат, многие плакали, щупали друг другу кости, пробовали на прочность лбы и колени.
      Великие артисты много раз выходили на поклон, выскакивали с книксенами в коленах.
      Мы просили сыграть спектакль еще парочку раз, и они с наслаждением его повторяли, причем каждый раз играли все лучше и лучше, и на восемнадцатый, по-моему, раз заключительные строчки:
      "Все больше шансов стать скелетом!" - орали уже в диких конвульсиях, подающих, правда, надежду на скорую встречу с кагором.
      Наконец Басов сказал:
      - Мы можем разыграть еще один спектакль, только бабу нужно. У нас в труппе была заслуженная артистка, да теперь играет в театре Советской Армии. Савельева Рая. Не видали? У вас-то на корабле есть хоть какая баба?
      - Да есть одна, в одеяле завернутая. Ни за что не согласится.
      - Это в артистки-то сходить не согласится?
      К удивлению, мадам Френкель действительно выперлась на палубу, в -одеяле женского цвета, в клеточку, усыпаннуюконскими каштанами. Одеяло это элегантно подчеркивало ее многообразную фигуру.
      - Перебирайтесь на берег, мадам.
      - Да ладно, чего там, я и отсюда сыграю.
      - Да ведь надо выучить роль.
      -Знаем роль. Я этот спектакль сто раз видела, правда, в постановке Петра Наумовича.
      - Как, вы знаете великого Фоменко:
      - И не один раз, - с достоинством ответила поднаторевшая на "Лавре" мадам.
      И они сыграли спектакль. Басов на своей скале, Гена своей, а мадам на палубе нашего фрегата.
      Глава LIX. Судьба художника
      Начал дело Гена, который, как мы поняли, был великий мим.
      Во всем спектакле он не сказал ни слова, ибо изображал великого художника. Это была немая преамбула, чистая пластика, шарм.
      Он писал картину, накидываясь на холст, ломая кисти,
      скрипя зубами,
      тщательно размешивая краску
      на палитре, сипел,
      хрипел,
      смазывал изображенное пятерней,
      взъерошивал волосы, глядел на холст в кулак,
      поворачивался к картине задом и глядел на нее между ног,
      тер картиной землю,
      с дикими скачками, гримасничая и кривляясь, выл, когда получался удачный мазок,
      рвал на себе волосы от малейшей неудачи,
      пытался повеситься на мольберте, но срывался,
      много раз плакал,
      разрезал холст, но потом все аккуратно заштопал, хохотал от счастья и катался по земле от восторга, снова все затирал и начинал сначала,
      закалывался кистью,
      грыз палитру,
      мочился под мольберт,
      отбегал от картины на пять шагов и, зажмурившись,
      кидался на нее,
      растопырив кисти, как бык рога,
      в общем, это был тяжелейший поединок гения и культуры.
      Наконец он отошел от картины, опустив голову.
      Он победил, он выиграл великий поединок.
      С этого момента и началось то, что можно написать в виде
      БАСОВ И ЗОЯ
      (ПЬЕСА)
      БАСОВ. - Под вечер на лугу
      Усталый Верещагин
      Кисть опустил
      И сделал шаг назад.
      ЗОЯ. - Кисть опустил
      Усталый Верещагин
      И сделал шаг назад
      Под вечер на лугу.
      БАСОВ (раздражаясь,). - Да, шаг назад!
      Но, Боже! Сколь
      огромный
      Обычный шаг назад
      Дал миру скок вперед!
      ЗОЯ (восторженно).- Обычный шаг назад,
      Но, Боже! Сколь
      огромный
      Тот шаг назад
      Дал миру скок вперед!
      БАСОВ. - Слова мои, зараза, повторяешь?
      Ты вдумайся в значенье этих слов!
      ЗОЯ. - Дай мармеладу, Басов!
      БАСОВ. - Мармеладу?
      ЗОЯ (твердо). - Да, мармеладу!
      БАСОВ (гневно). - Мармеладу дать???!!!
      ЗОЯ (к публике). - Он мармелад для женщины жалеет!
      БАСОВ. - Ты что сказала, стерва? Повтори!
      ЗОЯ. - Под вечер на лугу
      Усталый Верещагин
      Кисть опустил
      И сделал шаг назад.
      И снова шторм аплодисментов, крики "браво" с ударением на оба слога и комментарии:
      - А ведь не дал мырмилату (Чугайло).
      - А чего она повторяет! Думай сама! (старпом)
      - Я бы дал, если б она дала! (Фалл Фаллыч)
      - Кисть рано опустил (Суер).
      - Но все-таки Верещагин сильно писал черепа! Молодец! (Петров-Лодкин)
      Пока мы все так комментировали, на сцене разыгрался второй акт.
      БАСОВ И ЗОЯ
      (ВТОРОЙ АКТ ПЬЕСЫ)
      БАСОВ. - Ну, все!
      Теперь конец!
      Теперь терпеть не буду!
      Теперь - я не дурак!
      ЗОЯ. - Молчи!
      БАСОВ.- Теперь конец!
      Теперь я не дурак!
      Теперь терпеть не буду!
      Был круглым дураком!
      ЗОЯ.- Молчи!
      БАСОВ. - Терпел всю жизнь!
      Теперь я - не дурак!
      Терпеть?
      Теперь не буду!
      Теперь - я не дурак!
      Теперь...
      ЗОЯ. - Молчи, говно!
      Глава LX. Иоанн Грозный убивает своего сына
      *
      - Мысленно обнимаю вас, друзья, - говорил Суер, растроганно благодаря актеров. - Мысленно посылаю вам море цветов. Меня поражает, как правильно мы назвали остров. Вижу, ясно вижу очень много высокой нра... на ваших берегах. А теперь сыграйте нам последнюю пьесу, и пусть это будет про Ивана Грозного. Нам известно, что эта великая вещь, не испорченная Шекспиром, имеется у вас в репертуаре. Сыграйте же, а мы незаметно отплывем, не прощаясь, по-английски...
      ИОАНН ГРОЗНЫЙ УБИВАЕТ СВОЕГО СЫНА
      ТРАГЕДИЯ
      (Сцена представляет собой интерьер знаменитой картины Ильи Ефимовича Репина. СЫН сидит на ковре, играет. Врывается
      ИОАНН ГРОЗНЫЙ. Он быстр в бледном гневе).
      СЫН. - Отец! Что с вами?
      ИОАНН. - На колени!
      СЫН. - За что?
      Ну ладно.
      Вот.
      Стою.
      ИОАНН. - Подлец!
      СЫН. - К чему такие пени?
      ИОАНН. - Ты обесчестил честь мою!
      СЫН. - Отец!
      Не надо жезла трогать!
      Не троньте жезл!
      Пускай стоит!
      Зачем вам жезл?
      Ведь даже ноготь
      Десницы царской устрашит!
      Как нынче грозны ваши очи.
      Слепит сиянье царских глаз.
      Оставьте жезл, отец!
      ИОАНН. - Короче!
      Меня ты предал!
      СЫН. - Предал? Аз?
      ИОАНН. - Ты продал душу супостату!
      Стал отвратительным козлом!
      СЫН. - Оставьте жезл!
      Прошу вас, тату!
      Отец!
      Не балуйте жезлом!
      ИОАНН. - Ты без ножа меня зарезал!
      Засранец!
      СЫН. - Батя!
      Бросьте жезл!
      ИОАНН. - Не брошу!
      Понял???
      СЫН. - Батя!
      Бросьте!
      ИОАНН. - Ты строил козни мне назло!
      СЫН. - Отец! Неловко!
      В доме - гости...
      ИОАНН. - Засранец!
      СЫН. - Батя!
      Брось жезло!..
      КРОВЬ
      ЗАНАВЕСЬ
      Глава LXI. Остров, обозначенный на карте
      - Вы знаете, капитан! - воскликнул однажды утром лоцман Кацман. - Мы совсем неподалеку от острова, обозначенного на карте! Всего каких-нибудь десяток морских миль. Может, заглянем, а? А то мы все время открываем острова необозначенные, можно ведь и на обозначенный иногда поглядеть.
      - Вообще-то здравая мысль, - согласился сэр Суер-Выер. - А как он называется?
      - Что? - спросил Кацман.
      - Остров как называется?
      - Понимаете, сэр, остров-то на карте виден, а вот название заляпано.
      - Чем еще, черт возьми, заляпано?
      - Хреновым, скорей всего. Не карта, а лошадь в яблоках.
      - Не знаю, - сказал Суер, - стоит ли заглядывать на этот остров. На карте он обозначен, а название - неизвестно.
      - Да вы не беспокойтесь насчет названия, сэр, - сказал Кацман. - Мы ведь только на остров глянем - враз догадаемся, как он называется.
      - Ну ладно, заглянем на этот остров, - сказал Суер. - Посмотрим, стоило ли, в сущности, его на карте обозначать. Сколько там до него, лоцман?
      - Теперь уж всего два лье, сэр.
      - Это недалеко. Возьмите льевей, старпом!
      - Льево руля! - крикнул Стархомыч.
      - Не понимаю, в чем дело, - сказал капитан. - Заснул, что ли, впередсмотрящий? Остров давно должен быть виден.
      - Ящиков! - гаркнул боцман. - Спишь, сучья лапа?
      - Никак нет, господин боцман. Смотрю!
      - А чего ж не орешь: "Земля! Земля!"?
      - Не вижу!
      - А ты протри очко, кобылий хрящ!
      - Да вы сами посмотрите, - обиделся впередсмотрящий. - Не видать же ничего.
      Мы посмотрели вперед, но, как и Ящиков, земли нигде не заметили. Болталась на воде деревянная посудина, в которой сидели два каких-то морских хвоща.
      - Где же остров? - удивлялся лоцман. - Долгота и широта совпадают, а острова нет!
      - Эй, на лодке! - крикнул в мегафон старпом. - Где тут у вас остров?
      - Какой остров? - спросили хвощи.
      - Да этот, обозначенный на карте.
      - А как он называется?
      - Да не поймешь. У нас на карте название чем-то заляпано.
      - А-а... так это вы не волнуйтесь, - отвечали с лодки. - У этого острова на всех картах название чем-то заляпано. На нашей тоже.
      - А как же он называется?
      - Да хрен его знает, название-то заляпано.
      - Ну ладно, - сказал старпом, - заляпано так заляпано, а где сам-то остров?
      - Остров-то? Да вы мимо проехали.
      - Как это проехали?
      - Уж это мы не знаем, а только проехали. Остров-то лежит вон там, поправее.
      - Разворачивайтесь, старпом. Давайте на правый галс. "Лавра" развернули, прошли еще парочку лье туда-сюда, туда-сюда. Никакого острова видно не было. Только в лодке сидел какой-то лопух в кепке.
      - Эй! - крикнул старпом. - Где тут у вас остров?
      - Да ничего, - отвечал лопух, - береть помаленьку.
      - Остров, говорю, где?
      - На червя, конечно, - отвечал в кепке, - а бывает, и на голый, бля, крючок. Да вы сами попробуйте.
      - А где остров, у которого название заляпано?
      - Но мелочь, бля, замучила... тырк-тырк-тырк... за кончик дергаеть, а взять не можеть... дрочить и дрочить...
      - Господин лоцман, - сказал капитан, - это была ваша идея - заглянуть на остров, означенный на карте. Где он?
      - Не знаю, сэр! Тут должен быть, а его нету. Не замыло ли?
      - Что за хреновина? - возмутился капитан. - Название заляпали, остров замыли!
      - Не знаем, сэр, - оправдывались мы. - Бывает и такое! Погодите, вон еще одна лодка. Давайте спросим.
      Мы приблизились к лодке, в которой сидели три на вид вполне благоразумных монстра.
      - Господа! - крикнул старпом. - Где тут у вас остров, обозначенный на карте, у которого название заляпано?
      - А, вон вы чего ищете, - отвечал старшой. - А мы-то думаем, чего это вы взад-вперед катаетесь? А вы остров ищете! Ага, вон чего! Так вы его проехали, вам поправее надо, а после налево взять, тут увидите - лопух сидит в кепке, врет, что мелочь замучила, у самого в рундуке вон такие лапти лежат! От него все время прямо, потом круто налево - и увидите двух еще харь, вроде хвощей, вот у них точно мелочь, а они врут, что у них на карте тоже заляпано. У них-то как раз и не заляпано. Они точно название знают.
      - Ну и какое же это название?
      - Так мы не знаем. У нас-то заляпано.
      - А эти-то что, не говорят, что ли?
      - Не говорят. Сами пользуются, жлобы!
      - Ну, а сам-то где остров?
      - Да вы его проскочили. Назад ворочайтесь.
      - Все, - сказал капитан. - К черту этот остров! Возвращаться никуда не будем! Полный вперед!
      Глава LXII. Капитанское пари
      *
      Мы проплыли еще немного вперед, проскочили мимо тех двух жлобов, у которых на карте название было, и довольно скоро увидели впереди обширнейший остров.
      Издали заметны были богатые подвалы и крепостные рвы, капитальные фундаменты, выгребные ямы, оросительные системы, каналы.
      Встречать "Лавра Георгиевича", вошедшего в гавань, высыпало много островитян, сильно напоминающих здаких мгребо-индюков. У которых был весьма и весьма зажравшийся вид.
      - Извините, господа, - сказал капитан, когда мы высадились на берег, ваш остров обозначен на карте?
      - О, нет! О, нет! Что вы, капитан! Ни в коем случае! Мы ни за что не желаем обозначать наш остров.
      - А не тот ли это остров, название которого заляпано?
      - Нет-нет-нет! Тот остров, название которого заляпано, вы проплыли.
      - Ну и как же он называется?
      - А мы не знаем. На нашей карте его название тоже заляпано.
      - А ваш-то остров как называется?
      - А вы никому не скажете?
      - Клянусь! - сказал сэр Суер-Выер, совершенно измученный всеми этими трудностями.
      - Пожалуйста, сэр. Никому не говорите и не обозначайте наш остров на карте.
      - Ну и? - спросил Суер-Выер.
      - Что "ну и"? - спрашивали островитяне.
      - Как он называется?
      - Сэр, мы боимся вас напугать.
      - Да что вы, ей-богу, говорите, пожалуйста, я вас прошу. Мы устали с этими названиями...
      - Хорошо, капитан, не волнуйтесь...
      - Да я не волнуюсь, говорите скорей.
      - Приготовились?
      - Да-да-да! Да!
      - Ну так слушайте. Это - ОСТРОВ, НА КОТОРОМ ВСЁ ЕСТЬ.
      - Как то есть ВСЕ ЕСТЬ?
      - Ну все, абсолютно ВСЕ.
      - И это не тот остров, название которого заляпано?
      - Да нет же, капитан. У нас название есть, но самого острова нет на карте, а у тех название заляпано. Ясно?
      - Ну и что у вас есть?
      - Все-все. Абсолютно.
      - Шахматы и каштаны?
      - Есть.
      - Женщины,
      лошади,
      подтяжки,
      сухофрукты,
      водка,
      вкусная жратва, керосиновые лавки,
      мебель,
      канделябры,
      кокаин,
      мольберты, дети,
      скульптура?
      - Есть.
      - Самовары,
      очки,
      шоколадные изделия,
      бревна,
      ювелирные мастерские,
      обменные бюро,
      тещи,
      факиры,
      носки?
      - Есть. Есть все это, сэр. Вы особо не утруждайтесь, не напрягайте мозги. У нас есть все.
      - И вы все это можете нам дать?
      - Дать? Почему это дать? Продать можем.
      - Покажите товар, - сказал сэр Суер-Выер, и нас повели по лавкам.
      На этот раз досточтимый сэр отпустил на берег весь экипаж. Матросам пора было поразвлечься, купить, кто что мог по своим карманным возможностям.
      На "Лавре" капитан все-таки оставил дежурного. Дежурить неожиданно вызвался боцман Чугайло.
      - А ну их на хрен, - говорил он. - У меня тоже все есть! Не пойду, подежурю, только уж вы, сэр, потом мне два отгула, пожалуйста.
      - О чем речь, господин Чугайло. Два отгула - две вахты, слово капитана!
      Чугайло остался на борту, ну а мы - иэх! - покатили по местным ларькам и керосиновым лавкам.
      Многие, многие из нас тогда кой-чего купили.
      Кацман купил два фейерверка.
      Старпом Пахомыч - запасной форштевень для "Лавра".
      Сэр Суер-Выер хотел было купить третью частичку для своей фамилии, чтоб получилось Суер-Выер-Дояр, но мы отсоветовали: дороговато, и по вкусу нам не подходит.
      Мичман Хренов купил специальную клизму с хрустальным горлышком-раструбом. Этой клизмою, оказывается, собирают случайно пролитые из рюмок на стол напитки. Полезный и дорогостоящий прибор. Он потом сильно себя оправдал.
      Механик Семенов купил было пассатижи, которые давно утерял, да тут случился конфуз.
      Продавец уже взял деньги, сунул их за пазуху и крикнул: - Эй, Пассатижи!
      Тут из подсобки вышел приземистый человек с жуткими плоскими челюстями.
      - Чего, - говорит, - такое?
      - А ничего. Тебя просто купили. Вот этот самый господин. Служи рачительно!
      - Слушаюсь, товарищ продавец!
      - Как?! - напугался Семенов. - Это пассатижи?
      - Ну конечно, - сказал Пассатижи. - Зажать, отвернуть, придержать.
      И он схватил зубами какую-то водопроводную гайку и мигом открутил ее от трубы, хотя и та, и другая заросли ржавчиной, как пни опятами.
      - Я и за гаечный ключ могу, за шведский, - пояснил Пассатижи.
      - Да ну вас к хренам! - сказал Семенов. - Вертайте деньги! Я хотел нормальные пассатижи, а вы черт знает что подсунули.
      - Но это же гораздо лучше, - уверял продавец. - Значительно удобней, и не надо прилагать усилий.
      - Гони деньги! Я думал, нормальные пассатижи, а так-то я и сам могу.
      И он зажал зубами ту же гайку и навинтил ее обратно на трубу.
      Мадам Френкель долго торчала в ларьке с одеялами и не выдержала, купила все-таки хорошее верблюжье покрывало.
      Матрос Вампиров купил ухо кита.
      Петров-Лодкин - стеклярус.
      Впередсмотрящий - ящик пива.
      Рулевой Рыков купил румпель, а румпелевой Раков купил руль.
      Суперкарго Пердоний Пердюк купил водки верблюжий курдюк.
      Матрос Веслоухов - полкило ложных слухов.
      Кок Хашкин купил чулок милашкин.
      Кочегар Ковпак купил папаху-колпак.
      Валет трефовый купил жилет пуховый.
      - Откуда он взялся? - недоумевал Суер-Выер.
      - Кто?
      - Да этот вон валет.
      - А, - сказал Кацман, - это из моей колоды. Выскочил - и покупать.
      Сэр Суер-Выер присмотрел себе неплохую кури трубку, ничего особенного, но - чистый вереск, удоб мундштук. Туда-сюда - дороговато.
      - Послушайте, - сказал Суер островитянам, -хочется иметь эту трубку. Может, подарите?
      - Извините, сэр, мы вас уважаем, но трубку продаем. Если вы, конечно, купите трубку, "/о мы бесплатно доб вам ершики, чтоб ее чистить.
      - А табачку?
      - А табачку, извините, сэр.
      - Хорошо, - сказал Суер. - Итак, вы говорите, что у вас на острове все есть? Не так ли.
      - Это так, сэр, - o печально почему-то отвечали зажравшиеся островитяне.
      - Предлагаю пари, - сказал Суер-Выер. - Я называю ТО, чего у вас на острове нет, и ставлю свой капитанский краб против этой трубки. Подчеркиваю: краб чистого золота.
      - Не стоит вам спорить, сэр, - не советовали островитяне. - Мы понимаем, что вы сейчас назовете какую-нибудь нравственность или чистоту помысла. Не трудитесь, сэр, и э все у нас есть. У нас есть все предметы, существующие земном шаре и вне его, есть все понятия и качества, не говоря уж о животных и растениях, есть все веры и нации, все горные хребты, моря и реки. И все это умещается, потому что есть и четвертое измерение! Есть все, сэр! Все! Абсолютно все! Берегите кокарду, сэр, и поверьте, мы вас очень уважаем и подарили бы трубку, но принципы, черт их подери, у нас тоже.
      - Пари! - настаивал капитан.
      - С нами многие спорили, - устало уговаривали островитяне. - То что-нибудь из космоса завернут, какую-ни будь туманность Андромеды, то из отвлеченных матери пуха это. У нас есть все. Понимаете?
      - Пари.
      Продавец трубки между тем посматривал на капитал кокарду-краба с немалым интересом. Чем больше он на него глядел, тем больше хотел выиграть.
      - Да что вы отговариваете, - говорил он своим согражданам. - Пускай играет. Пари есть пари. Я принимаю вызов. Пускай он шепнет мне на ухо, чего У НАС НЕТ, и все дела. Давай спорить. Пусть кто-нибудь разобьет.
      Он выставил свою потную ладонь, и Пахомыч разбил спорящих.
      Сэр Суер-Выер наклонился и что-то шепнул на ухо продавцу.
      Тот побледнел, схватился за сердце и вяло протянул капитану трубку.
      - Вы выиграли, - сказал он.
      Под гром оваций мы погрузились на корабль, отдали концы и отплыли от острова. На борту мы, конечно, сразу пристали к Суеру, чтоб рассказал, как выиграл пари.
      - Ну что вы сказали, кэп? Ну интересно же?
      - Неужто не догадываетесь? - веселился уважаемый сэр.
      - Никак нет, не догадываемся.
      - Да все очень просто, - пояснял Суер. - Я сказал ему: У ВАС НЕТ БОЦМАНА ЧУГАЙЛЫ.
      Глава LXIII. Надписи на веревке