- Где фонари горят! - влез неожиданно боцман Чугайло. - Чтоб горели ярче! Люблю свет! Долой тьму!
      - Боцман! - прикрикнул старпом. - Замри!
      - Да нет, мне просто интересно, - оправдывался Чугайло, - как они ее превращают, системой блоков или приводными ремнями?
      - А я бы пошел туда, где не горит, - внезапно сказал мичман Хренов.
      - Это еще почему же? - спросил Суер, недовольный, кажется, тем, что слишком рано вызвал мичмана из-под Сызрани.
      - Объясняю, кэп, - с некоторой фамильярностью сказал мичман. - Там, где не горит, там скорей всего выпивают. Выпили бы по маленькой и фонарик зажгли.
      - Эх, молодость, - отвечал на это сэр Суер-Выер. - Как для вас все просто, все ясно. А ведь настоящая любовь должна мерцать... манить издали, внезапно загораться и снова тлеть, то казаться несбыточной, то ясной и доступной... как светлячок... звездочка... бабочка...
      Сэр Суер-Выер слегка размечтался, в глазах его появилось было... впрочем, ничему особенному появиться он не позволил.
      - Остров открывать не будем, - твердо сказал он. - Я вовсе не уверен, что мы кому-нибудь там нужны. Да нас просто-напросто и на порог не пустят. Полный вперед!
      - Эх, жалко! - плюнул боцман. - А мне так хотелось ну хоть бы часть своей половой энергии превратить в электрическую.
      А потом попался нам остров ведомых Уем. И мы даже вначале не поняли, что это за такое?!?!
      Вошли в бухту, шарахнули по песку салютом, вдруг - на берег вылетают с десяток непонятных каких-то фигур. Вроде люди как люди, а впереди у них что-то вроде пушки на колесах приделано.
      - Вы кто такие? - они орут. - Откуда?
      - А вы-то кто? - боцман в ответ орет.
      - А мы - ведомые Уем.
      - Чего-чего? - говорит боцман. - Ничего не ясно! А это что за штука, впереди-то у вас приделана?
      - А это и есть - Уй! - островитяне орут. - Куда прикажет - туда и бежим.
      - Неужто удержаться не можете?
      - Не можем.
      - Капитан, - недовольно сказал тут лоцман, - почему вы отдали боцману прерогативу разговора с этими ведомыми Уем?
      - Да пусть берет себе эту прерогативу, - сказал капитан. - Мне еще только этой прерогативы не хватало.
      - Эй, ребята, - орал по-прежнему боцман, держа свою прерогативу. - А почему Уй-то ваш вроде пушки?
      - Да как почему? Стреляет!
      Тут какой-то из Уев на берегу заволновался, куда-то нацелился, и вдруг все островитяне унеслись вскачь, ведомые своими Уями.
      - Уй-ю-юй! - кричали они.
      Все это напомнило мне весенний московский ипподром, гонку орловских рысаков на таратайках.
      Короче, и этот остров сэр Суер-Выер решил не открывать.
      - Не понимаю, в чем дело, сэр, - сказал я. - Я бы все-таки открыл этот островок, немного пообщался с туземцами.
      - Тебе-то это зачем?
      - В интересах пергамента. Все-таки остров ведомых Уем, это могло бы привлечь к пергаменту внимание прессы и пристальный общественный интерес.
      - А вдруг да под прицелом этих чудовищ окажется кто-нибудь из экипажа или, не дай Бог, сам фрегат, разнесут же в щепки своими Уями.
      - Да что вы говорите! Помилуйте, сэр! Фрегат вряд ли может быть предметом любопытства такого рода.
      - Кто знает, друг - ответствовал капитан. - Я все должен предусмотреть. Лично я встречал человека, которого приводила в неистовство выхлопная труба немецкого автокара "Мерседес-Бенц".
      - Под газом или без? - спросил неожиданно боцман Чугайло.
      - Старпом, - ответил на это капитан, не глядя на боцмана, - мне кажется, что боцман слишком уж растягивает данные ему прерогативы. Этот остров мы уже миновали, ну, а следующий... следующий пусть открывает боцман Чугайло.
      Глава LXXXIV. Остров боцмана Чугайло
      - Я? Мне?!?! За что? - немедленно подпрыгнул боцман. - Зачем это мне нужно что-то открывать? Хватит с меня сухой груши! Набегался вдоволь!
      - Да нет, боцман, не волнуйтесь, - сказал капитан. - Сухая груша - это была просто шутка. А тут уж мы подберем остров вам по нраву, по душе. Вы только подумайте и скажите, какой бы вам остров хотелось открыть. Может быть, вам понравился какой-нибудь из уже открытых нами островов?
      - Что? - завопил боцман, боднув полубак. - Понравился?!?! Да провались они, все ваши острова! Видал я их!
      - Ну а какой бы остров вам хотелось?
      - Кому? Мне? А вы что, позволите?
      - Позволим.
      - Открыть самому?
      - Ну конечно.
      - По рукам?
      - По рукам.
      - Прекрасно, - сказал боцман. - Давайте мне остров сокровищ.
      - Гм... - гмыкнул сэр Суер-Выер. - Гм... но ведь неизвестно, на каком из островов зарыто сокровище. Вон, скажем, виднеется какой-то остров, но кто скажет, есть на нем сокровище или нет? Неизвестно.
      - Вон на том, что ли, где стоит этот развалившийся сарай и баба сено огребает? На этом? Уж на этом-то ясно, что нету.
      - Это почему же? А вдруг под сараем зарыто сокровище?
      - Под сараем? - вытаращился боцман. - Под тем сараем?
      Он тупо глядел то на капитана, то на сарай, возле которого действительно какая-то баба огребала сено.
      - Ну да, под тем сараем, - пояснил капитан и для пущей точности указал пальцем на сарай.
      - Это у которого крыша дырявая и дверь отвалилась? На одной петле висит?
      - Там один сарай, - все более раздражался сэр. - Про него мы и говорим.
      - И под ним сокровище зарыто?
      - Да я не знаю, - сказал Суер. - Но почему бы нет?
      - Так что - копнуть, что ли?
      - Ну не знаю, боцман, это - ваше дело, ваш шанс.
      - Ну что ж, копну, пожалуй.
      - Валяйте.
      - Дайте мне лопату.
      - Это кто должен вам давать лопату? Я?!?!
      - О, простите, сэр! Это я вообще так, не сообразил. Где лопата?
      - Какая лопата?
      - Ну, которой мне копать.
      - Я должен вам подавать лопату?
      - О, простите, сэр... я как-то растерялся... сарай... баба... Эй, кто-нибудь, принесите сюда лопату.
      - А где она? - встрял килевой Кляссер, который в этот момент чистил киль. - Я ее давно ищу - киль чистить.
      - А чем же ты киль чистишь, рожа? - рявкнул боцман.
      - Акульей челюстью, босс.
      Эй, Вампиров! - крикнул боцман. - Где лопата?
      - Какая лопата?
      - Ты что, дурак? Нормальная лопата.
      - Которой копают?
      - Ну конечно, дубина! Давай сюда лопату!
      - Да где ж я ее возьму?
      - У тебя что? Нету лопаты?
      - Конечно, нету. На кой мне на фрегате лопата?
      - Молчать! Не ори! Дубина! Пупок! Говори: где лопату взять?
      - Может, кузнец скует?
      - Эй, кузнец! Где кузнец? Тащи сюда кузнеца! Слышь, кузнец, етит твою мать, где лопата? Где, говори, говорю, лопата? Что молчишь, чугун?! Котел!! Что ты там вообще делаешь? Гондон! Ендова!
      - Я-я-я-я... - дрожал корабельный кузнец, вытащенный из трюма на палубу первый раз в жизни, - я-я-я-я... корякую.
      - Корякаешь, пердило? Куй лопату! Скорее! Давай-давай-давай! Куй!
      - Эй, мужики! - послышался вдруг голос с берега. Баба, которая огребала сено, глядела на фрегат, отмахиваясь от слепней:
      - Вы чего там, лопату, что ли, ищете?
      - Ну да, лопату! - заорал боцман. o - Так здесь есть лопата.
      - Где она? Где?
      - Да эвон там - в сарае стоит.
      Глава LXXXV. Затейливая надпись
      - Не надо мне! - орал боцман. - Никаких матросов. Сам справлюсь! Догребу! Баба! Где лопата? В сарае?
      - Ага, - отвечала с берега баба.
      Боцман спрыгнул в ялик и быстро дорвал весла до берега.
      - Давай, баба, давай! Ну давай, говори, дура, где лопата?! Показывай, показывай скорей!
      - Да вон там...
      - Показывай, - орал боцман, увлекая бабу в сарай, - тут, что ли?
      - Да не тут...
      - Ага, вот она, лопата... так-так-так... слушай, а ведь хорошая лопата попалась, а?. лопата, говоришь, а я-то думаю, ну где же тут лопата? А она... вот-вот-вот... так-так-так...
      И больше мы боцмана не слышали, хотя и с немалым любопытством смотрели на сарай. Сарай, грубо говоря, не шевелился, но и баба из него, честно говоря, не выходила.
      Прошел час.
      Баба наконец вышла из сарая и, не глянув на фрегат, сказала как бы в воздух:
      - Червей копат... на рыбалку, што ль, собрался?.. Ой, - зевнула она, прям, и не знаю, какая щас рыба?.. - И она продолжала огребать сено.
      Прошло еще минут десять. Из сарая вышел боцман. Под мышкой он держал что-то черное, сильно смахивающее на матросский сундучок, облепленный навозом.
      - Ну ладно, Настя, покедова, - сказал он. - Завтра жди об это же время, вернусь. С лещами.
      - Червей-то накопал?
      - Ага, - сказал боцман. - Полный сундук.
      И он погрузился в ялик, бодро дочесал до фрегата и явился на борт.
      - Порядок, сэр! - доложил он. - Остров открыл, так что можно плыть дальше. Все путем!
      - А что в сундучке? - спросил лоцман.
      - В каком сундучке?
      - А вот в этом, который вы откопали.
      - А, в этом? А это ведь мое дело. Это мой личный сундучок, господин лоцман, я ведь не знаю, что вы держите в своем сундучке.
      - Но на остров вы поплыли без сундучка искать сокровище, и если вы его нашли - обязаны нам показать.
      - Это так, - сухо подтвердил и старпом. - Уговор был только ОТКРЫТЬ остров, а про сокровище слов не было. Сокровище надо делить на всех!
      - Сэр капитан! - вскричал боцман и обрушился на колени около сундучка. - Разве мы так договаривались?! Вы сами предложили МНЕ открыть остров и копнуть. Я открыл, копнул, а чего откопал - это мое дело. Правильно я думаю, сэр?
      Наш капитан сэр Суер-Выер прошелся по мостику. Положение его было незавидным. Сокровищ тут явно хотелось многим и даже ему самому.
      - Один мужик, - сказал он, - вышел рано утром на овсяное поле и увидел: стоит медведь и жрет овес, лапами так огребает, огребает и в рот сует. Мужик от удивления крякнул, медведь напугался и в лес убежал. И с тех пор мужик этот всем рассказывал, как медведь овес ест. Он приводил на это место всех своих сельчан и приезжих, но больше с тех пор медведя никогда в жизни не видал. Итак, боцман, сундучок - ваш, и пока я здесь капитан - никто его не отнимет. Но интересно, ЧТО в сундучке. Покажите. Я имею право глянуть, ведь я сказал, где копнуть.
      - Отымут, сэр, - нервно икал боцман. - Отымут.
      - Открывайте! Под мое слово!
      - Слушаю, сэр! Сейчас, навоз отмою! Ковпак! Воды!
      Кочегар Ковпак подал воды, сундучок окатили и сразу увидели, что вокруг замочка, верней, вокруг дырочки для ключа, вьется по золотой пластинке какая-то затейливая надпись. Что именно написано и на каком языке, было непонятно. Рядом же с надписью, уже алмазом по платине, выгравировано было что-то вроде рыбы и вроде бы кружка пивная с пеною вразлет.
      Стали открывать сундучок. Совершенно естественно, он не открывался. Ключа никакого не было. Боцман ломал стамески и отвертки, требовал зубил, подцепливал крышку зубом - все без толку.
      - Кузнец! Куй! Чугун! Лом! Перка! Коловорот!
      Ни коловороту, ни перке стенки сундучка не поддавались, потому что сделаны были из металла черного дерева особой закалки, осмолки, пропитки и воронения.
      - Надпись надо прочесть! Надпись! В ней ключ к отмычке!
      Надпись терли пемзой и морскими губками, ворсом и траурными лентами и в конце концов все-таки оттерли. Она была гравирована особой фрезью, и буковки похожи были порою не только на жучков, но и на пирожки с капустой. Звучала надпись несколько издевательски, но все-таки в ней был и некоторый смысл:
      Чем пить,
      поедая отдельных лещей.
      Купил бы ты лучше
      нательных вещей.
      Глава LXXXVI. Лещ
      Даже удивительно, до чего же обиженно надулись губы у боцмана Чугайло.
      - Кто?!? - заорал он. - Я купил? Нательных? Какой здесь ключ?!?
      - Мда-с, - сказал и Суер-Выер, - ключа в этих стишках пока не видно. А вы как думаете, старпом?
      - Пить надо меньше - вот что ясно. А будешь меньше пить - больше денег сэкономишь, и не надо тебе будет никаких сокровищ. Вот что я понял, читая эту идиотскую надпись. Все! Фор-марсовые, по вантам, товьсь!
      - Ну а вы, лоцман?
      - Видите ли, сэр, - пожал плечами лоцман, - автор этих стишков, конечно, и автор того содержимого, что в сундучке. Там, очевидно, много денег, и он предупреждает человека, который найдет сокровище, чтоб все не пропил, а купил хоть что-нибудь из обмундирования. Сундук надо открывать, но боцману - только, скажем, две доли.
      - А ты что скажешь, мой друг? - И сэр Суер-Выер понимающе глянул на меня.
      - Если вы не возражаете, сэр, интересно вначале выслушать мнение юнги. У него симпатичный ум, сэр, весьма симпатичный.
      - Господин Ю, просим.
      - Дорогой сэр! - вскричал юнга. - Я скажу вам, что эта надпись великолепные стихи! Мало того, я хотел бы прочитать еще хоть пару строк того же автора!
      - Ясно, - процедил Суер. - Юнгу выслушали, - и он снова посмотрел на меня.
      Я почувствовал себя зубром, загнанным в угол, и у меня был единственный шанс - бодаться.
      - Не понимаю, сэр, почему я? Есть еще и мичман, и другие члены экипажа. У всех у них очень развитый, резкий, острый, едкий, проницательный...
      - Хватит, хватит, - прервал Суер. - Спросим мичмана. Нам известен его острый, резкий, практичный, пахучий, безжалостный...
      - Дело темное, - сказал мичман Хренов. - Автор, видно, был рыбак и не дурак выпить. Пропил, видно, все, но в сундучке кой-что на черный день оставил. После помер, ключ потерялся. Выход один - ломать. Матросам по рублю на водку, всем по доле, капитану две, боцману - полторы.
      - Больше я никого слушать не намерен, - сказал сэр Суер-Выер и требовательнейшим образом посмотрел на меня. - Говори.
      - Капитан! Осталась мадам Френкель!
      - Мадам занята. Исполняет свой глагол. Толкуй!
      - Что значит "толкуй"?! Я не знаю, как истолковать эту надпись, я бы сразу сказал, если б знал. Думать надо, черт подери! Принесите мне леща и нательную вещь.
      Мне сразу принесли новую тельняшку, а вот копченого леща искали долго. Принесли, я говорю:
      - Подлещик. А нужен именно ЛЕЩ. Принесли другого.
      - Это, - говорю, - уже не подлещик, но еще и не ЛЕЩ. Это - ляпок.
      Наконец принесли нормального леща, кила на полторы.
      - На табличке, - поясняю экипажу, -: кружка с пеной над бортом. Не пиво ли?
      - Пиво! Пиво! - загомонил экипаж.
      - Прошу подать кружку с пеной в полгротмачты! Дали.
      Ну что ж, я надел тельняшку. Сел попросту на палубу и стал неторопливо выламывать лещевые плавники, прихлебывая из кружки.
      - В чем же смысл, - думал я, - в чем сногсшибательный смысл этого простецкого стихотворения:
      Чем пить,
      поедая отдельных лещей,
      Купил бы ты лучше
      нательных вещей.
      Глава LXXXVII. Сергей и Никанор
      Икра, хочу вам доложить, была неплохая. Икряной лещ попался, и я поначалу только с икрой и разбирался, даже горькие ее кончики, ну такие, вроде саночки детские, и те не выбросил. Ребра обсосал, а когда приступил к спинке, тут на меня стали наседать зрители.
      - Говори смысл надписи, - покрикивали некоторые, вроде Ковпака.
      Я прямо и не знал, что с ними делать, никак не давали леща дотаранить. Стал отводить удар.
      - Вы знаете мою мечту? - спросил.
      - Не знаем! -орут.
      - Так вот, я мечтаю увидеть человека, который умнее меня. Понимаете?
      - Да что такое, - орут. - Неуж такого нету?
      - Не знаю, - говорю, - может, и есть. Мечтаю увидеть и поговорить, да все никак не встречаю... вот такая мечта...
      - А Суер, - орут, - Выер?
      - А если он умнее, пускай и надпись трактует.
      - Тельняшка давно на мне, - ответил Суер, - а леща ел только ты, так что у тебя передо мной преимущество - съеденный лещ. На весах мудрости мы равны, но лещ перевешивает. Толкуй!
      - Ну что ж, друзья, - сказал я откровенно, - смысл я, признаться, понял, еще когда вы леща искали и за пивом бегали, но отказаться от леща тоже не мог. Так вот вам, смысл этого стихотворения заключается в том, что СМЫСЛА НЕТ.
      - Хреновина! Это не толкование! А как же ЛЕЩ?
      - Нету смысла. Как вы сами видели, я и ПИЛ, и ЛЕЩА ел, и НАТЕЛЬНУЮ ВЕЩЬ вы мне сами подарили, я имел все, несмотря на призыв поэта не пить, а покупать. А насчет сундучка вот что: во-первых, это не сундучок, а вроде ларец, такие ларцы делали для богатых дам минувшего времени, открыть их можно было просто ноготком. У меня нету дамского ногтя, но есть рыбья кость. Попробуем, - и я взял обсосанное и сомкнутое с хребтинкой ребрышко леща и сунул в замочную скважинку.
      Тыркнул, тыркнул - не получилось.
      - Э-э-э-э, - заэкали на меня во главе с лоцманом, - какой фрак выискался, умней него нету, косточкой, дескать.
      Я помочил кость в пиве - покарябал внутри, еще помочил, еще покорябал, и вдруг послышался звук "чок" - и полилась дивная музыка Моцарта и Беллини, прекраснейшая сюэрта, написанная для валиков на колокольчиках.
      Под бемоли сюэрты крышка стала приоткрываться, и из глубины волшебного сундучка поднялись две изысканных фигуры.
      Одна - в богатом халате, в красной феске с тюрбаном, другая - в клетчатых брюках, полосатой шляпе.
      И фигуры, кланяясь друг другу, изысканно вдруг заговорили оказывается, в сундучке был спрятан органчик. Звуки их голосов я и вынужден записать здесь в виде короткой и благонравной пьески.
      - Из дальних ли морей
      Иль синих гор
      Любезный ты вернулся, Никанор?
      - Из Турции приехал я, Сергей,
      Привез ушных
      Серебряных серьгей.
      - Где ж серьги те?
      - Да вот они в ларьце,
      Который формою похож на букву "Це".
      - О, красота!
      Диковина!
      Неуж
      Они послужат украшеньем уш?
      - Весьма послужат!
      Посмотри, мой друх,
      Какая красота для женских ух!
      Смотри, какие на серьгах замочки!
      - С такою красотой,
      Засунутою в мочки,
      Они весьма нас будут соблазнять!
      Тут Никанор поклонился, наклонился, нырнул куда-то в глубь сундучка и вынул серьгу.
      О!
      Изогнутая сдвоенным ребром василиска, выкованная из цельного куска перлоплатины, она удлиняла наш взгляд, частично выворачивая его наизнанку, потом укорачивала, а изнанку ставила ребром на подоконник.
      Великолепные алпаты,
      сапгиры и Гайдары,
      чистейшей воды ахматы
      украшали серьгу.
      Матросы завороженно смотрели на это произведение искусства, слегка ослепленные блеском особо сверкающих розенталей.
      - И это что? - спросил боцман. - Все?
      - Не знаю, - сказал я. - Может, еще чего-нибудь достанет.
      Но фигура Никанор больше ничего не доставала.
      - И это все? - обиженно спрашивал Чугайло. - Одна серьга! А где же вторая?
      - А вторая, - сказал капитан, - давно находится у вас в ухе, дорогой господин Чугайло.
      Глава LXXXVIII. Остров Едореп
      Чугайло запил.
      Туго, гнусно, занудно, простецки и матерно.
      Он прекрасно понял рассказ капитана про мужика и медведя в овсе, чудо в жизни боцмана совершилось, и больше никаких чудес он мог не ожидать. Серьга и кланяющиеся фигурки - вот и все, что уготовила ему судьба, он то и дело заводил их, слушал пьеску и пил, пил, пил. От бесконечного завода или от долгого пребывания в навозе фигурки стали сбиваться с проторенной поэтической дорожки, перевирали слова и один раз даже запели, обнявшись, "Отговорила роща золотая".
      Матросы, не получившие с фигурок ни серьги, без боцманского тычка распустились, гнали самогонку из фальшборта, жизнь на судне пошла враскосяк.
      Старпом, который жаждал сокровищ не менее других, как-то тоже опустил руки. Да и трудно было, конечно, ожидать, что под каким-то новым сараем лежит уже другой сундучок в навозе со второю серьгой специально для старпома. Так не бывает.
      Пожалуй, только лоцман Кацман пребывал в нормальном расположении духа. Нюхом чувствуя нутро муссона, он все время приводил "Лавра" к разным островам с навозными сараями, но никто не выражал желания слезть на берег и копнуть.
      - Копать под сараями никто не желает, сэр, - докладывал Кацман нашему капитану. - Но вот виднеется остров, на котором сами островитяне копают. Не желаете ли глянуть?
      Капитан поглядел в трубу. Перед нами распространялся в океане остров, на котором видны были согбенные его жители. Выставив зады и согнув спины, короткими саперными лопатками они копали землю.
      - Возможно, это и есть остров настоящих сокровищ, сэр, - предполагал Кацман. - Они решили просто перекопать остров вдоль и поперек в его поисках.
      - Давай слезем для разнообразия, - предложил мне капитан. - Пройдемся хоть по бережку, порасспросим жителей.
      С трудом раскачали мы старпома, чтоб он скомандовал нам гичку, лоцмана оставили за старшого и прибыли на остров с целью, как говорится, его открытия.
      Как только мы вышли на берег, я почувствовал необъяснимое головокружение, перебои в сердце и тяжесть на плечах. Дыханье мое затруднилось, и, не в силах стоять, я пал на колени. Капитан немедленно опустился рядом. Так и получилось, что только лишь открыв остров, мы сразу стали на колени.
      - В чем дело? - срывающимся голосом спросил меня Суер.
      - А ни в чем, - ответствовал некий островитянин, проползая в этот момент мимо нас. - Вы на острове, где небо давит. Давит и мешает жить и работать.
      Обливаясь липким потом, мы оглядели небо. Тяжелое, мутное, серое и живое, столбом стояло оно над островом и мерно, как пресс, раскачивалось вверх-вниз, вверх-вниз. Иногда давило так, что сердце останавливалось, иногда немного отпускало. До самой-самой земли оно почему-то не до-давливало, оставалась узкая щель, по которой и ползали островитяне.
      - Здесь же невозможно жить, - сказал капитан.
      - Возможно, - ответствовал некий островитянин, который почему-то от нас не отползал. - Хотя и очень, очень херово.
      - А что делают ваши сограждане?
      - Как чего делают? Репу копают.
      - Репу?
      - Ну да, репу. Картошку мы не содим, ее окучивать надо, а это без распрямления всей спины очень трудно. Так что - репу. Которые помоложе, покрепче - еще и турнепс.
      - Ну, а, к примеру, морковь?
      - Ч-ч-ч, - островитянин приложил палец к губам. - Запрещено. Цвет не тот.
      - Кто же запрещает? - спросил наивно Суер-Выер.
      - Там, - сказал островитянин и посмотрел куда-то на верх той щелочки, что оставалась между небом и землей.
      - Но ведь не репой единой жив человек, - сказал Суер. - В эту щель вполне пролезет домашнее животное, ну скажем, овца, курица.
      - Какая овца-курица? Черви дохнуть! - И он пополз дальше, волоча за собой сетку-авоську, в которой бултыхалась пара треснутых репин, обросших коростой.
      - Постой, - сказал я. - Хочешь, мы тебя увезем отсюда? А то подохнешь здесь. Слышь? Здесь рядышком есть пара-другая островов, где и картошку можно. Даже яблоки растут! Подбросим на корабле!
      - Да как же? У меня семья, дети, - и он кивнул в сторонку, где двое ребятишек весело смеялись, кидаясь друг в друга ботвой. Им было совершенно наплевать, давит небо или нет. Они даже подскакивали и колотили в небо кулачками, как в какую-то пыльную подушку.
      - Возьмем и их, - сказал я. - Так ведь, капитан?
      - Весь остров, конечно, не вывезти, - отвечал Суер, - но десяток человек возьмем. Только давайте, решайте быстрее, а то я совсем плох.
      - Ладно, - сказал репоед. - Сейчас с бабой поговорю, с братьями.
      Он отполз в средину острова, и там довольно скоро к нему наползли со всех сторон дети и братья. Они что-то там кричали, показывали на нас пальцем, один даже было вскочил, но тут же рухнул на колени.
      - И картошка! И яблоки! - доносилось до нас. Потом они так же расползлись в разные стороны, очевидно, по своим репомерным участкам.
      Приполз к нам и наш едореп.
      - Спасибо, - говорит, - не поедем. Отказываемся.
      - А что так?
      - Родину покидать не хотим. Здесь родились, здесь уж и помрем. Да и какая там она, чужая-то картошка?
      - Да ведь небо задавит.
      - Может, отпустит, а? - сказал он с надеждой. И морковь разрешат? Нет, останусь. У вас табачку-то нет?
      - Неужели при таком небе еще и курите? - спросил я.
      - А куда денешься? - отвечал наш респондент. - И курим, и пьем, если, конечно, поднесут.
      Мы оставили ему табаку, немного спирту и поползли обратно на "Лавра". За спиною слышался детский смех.
      Ребятишки придумали новую игру. Они подпрыгивали и вцеплялись в небо изо всех сил и, немного покачавшись, с хохотом падали на землю.
      Глава LXXXIX. Теплый вечерок в нашей уютной кают-компании
      Вечером в кают-компании офицеры попробовали все-таки пареной репы, которую мы с капитаном привезли с острова Едореп.
      Она была чуть горьковата, чуть сладковата, но полезный для пищеваренья, натуральный продукт. Давящее небо на самое репу вящего влиянья, как видно, особо не оказывало. Репа осталась репой.
      - Ре-па, - сказал старпом, брезгливо отодвигая поданный ему стюардом прибор.
      - Не золото, - подтвердил Суер, явно обеспокоенный душевным состоянием старшего помощника. - Мда-с. Не понимаю, с чего Чугайло запил? У него в одной серьге столько драгоценных камней, что на них можно всего "Лавра Георгиевича" закупить.
      Неосторожные слова сэра, высказанные во время поедания репы, каким-то образом доползли до боцмана. И пока мы утомленно доедали подзолистый корнеплод, боцман постучался с просьбою войти.
      - Пусть, - сказал капитан, и Чугайло с огромным лицом, одетым будто в багрово-черный комбинезон, явился перед нами.
      - Позвольте вас спросить, сэр, - начал он, поражая воздух полною таблицей перегаров. - Эта серьга стоит больших денег?
      - Возможно.
      - А могу ли я на эти деньги купить "Лавра Георгиевича"?
      - Возможно.
      - Ну так вот, я покупаю. Даю за него три камушка из серьги, вот эти две берии и борух-топаз.
      И боцман вынул из кармана носовой платок, в который были завернуты выковырянные из серьги камни.
      - Но "Лавр" не продается.
      - Как не продается? Вы сами говорили, сэр!
      - Я сказал, что вы могли бы купить, но я не хозяин фрегата, я только капитан.
      - А кто же хозяин? - И боцман посмотрел на меня. Да-а-а... Все матросы, конечно, замечали, что я занимаю
      особое положение на борту. Плавал я вольно, без цели и без погон, но стоял на довольствии как офицер, и некоторые даже думали, что я сын хозяина, сват или брат. Но хозяина я даже лично не знал, ничего о нем не слышал и только догадывался, кто это. А меня сэр Суер-Выер принял на борт просто как старого приятеля.
      - Поплаваешь, - говорил он. - Глядишь, чего-нибудь и напишешь.
      Мадам Френкель я навязал ему только с одной целью, чтоб она куталась в свое одеяло. Ну, нравилось мне это.
      Вот и все.
      Остальной экипаж в основном набирал старпом, который в этот момент и встал из-за стола.
      - Я не знаю, кто хозяин "Лавра", - медленно, закатив кадык, начал он, но я знаю, КТО хозяин НА "ЛАВРЕ"! Здесь ХОЗЯИН - Я!!! Надо мной только БОГ и КАПИТАН! Вон отсюда, скотина! - И он изо всей силы влепил боцману оплеуху своей белоснежной старпомовской перчаткой. - А если завтра не продерешь свиное рыло - вместе с бериями и серьгами - за борт! Ядро вместо якоря! В мешке или без мешка - вот единственный вопрос, который я обдумаю за ночь! И не думай, что я буду искать чугунное ядро, как ты, кнур, искал лопату!
      Старпом схватил большую берию и с треском, как тарантула, раздавил ее каблуком.
      Боцман, ловя раскорякой оставшиеся камушки, вывалился из компании нашей кают.
      - Репы старпому! - скомандовал Суер, и стюард с отвращением подал Пахомычу пареный жюльен.
      Не успел старпом притронуться к потошнице, дверь снова распахнулась, и Чугайло явился с перекошенным похмельным . фартуком на морде:
      - Сэр-сзр-сэр! Там - остров! А на нем - баба! Золотая!
      Глава ХС. Князь и Лизушка
      По пляжу кипарисового островка прогуливалась барышня в платье стиля "кринолин", в муслимовой шляпке без вуалетки, под зонтиком и без собачки.
      И шляпка, и отсутствующая собачка, и зонтик были сделаны из натуральных веществ, а вот части дамского тела блестели, как хорошо надраенное обручальное кольцо девяносто шестой пробы. Все эти ее плечи, перси, ланиты, уста и флюсы вспыхивали в тени кипарисов.
      - Латунь? - спросил для чего-то лоцман. - Или так загорела?
      Навстречу барышне выскочил из-за фикуса милейший господин в креповом смокинге. Его голова сделана была, кажись, из чистого серебра.
      Он подхватил барышню под руку, дал отсутствующей собачке пинка под зад, и они стали угощаться мороженым и фруктами, которые в изобилии оказались тут же, под тентами и в беседках. Заприметив фрегат, златолюди восхищенными знаками стали приглашать нас на берег.
      Капитан мигнул старпому, старпом - лоцману, лоцман - мне, и я поставил точку в этом непродолжительном миганье. Мы мигом кинули лодку на тали и весело покатили к острову, размахивая флажками.
      Капитан в кремовом кителе взлетел на песок, подбежал к барышне, чмокнул ручку. Она скинула книксен.
      - Ну, где вы плавали, шалунишка? - спросила она, кокетливо хлопнув капитана веером по нашивкам. - В каких краях мочили якорек?
      - Сударыня, сударыня! - заквохтал Суер-Выер - Мы чаще мочим яблоки. А это вот наш старпом, а вот и Кацман.
      - А я Лизушка, - представилась барышня, - Золотарева. А это вот князь Серебряный.
      Мы почему-то стали хохотать, обниматься с князем. Пахомыч подарил Лизушке сушеный игрек, Кацман добавил икс.
      - Как приятно, господа! - восклицал князь Серебряный. - Как приятно, что "Лавр Георгиевич" навестил нас! В мире нас знают, помнят, но навещают редко. И те, кто побывал раз, обратно не возвращаются.
      - Почему же? - спросил капитан.
      - Поймите, сэр, - пояснял князь, - мы не совсем обычные люди, мы ведь имеем злато-серебряное тело. А это очень трудно во многих смыслах.
      - В каких же смыслах? - серьезно спросил старпом.