Юрий Коваль
      НОЖЕВИК
      В бестолковых моих скитаниях по вечновечерним сентябрьским полям встречались мне и люди с ножами.
      Этот, подошедший в сумерках к моему костру, ножа при себе не имел.
      - Картошечки пекете? - спросил он, подсаживаясь в сторонке от огня.
      - И уху варим, - добавил я во множественном числе, хотя и был один без товарища, на двести верст кругом.
      - Я и говорю: рыбоуды. Такой дым у костра - рыбоудский. Я, как издали увидел, так и говорю: рыбоуды... А где же товарищ ваш?
      Отвечать правду отчего-то мне не захотелось.
      - Товарищ-то?.. А там товарищ,- кивнул я в сторону реки.
      С реки и вправду доносились какие-то звуки: голоса женщин или крики чаек? Вполне возможно, что там, в этих голосах, находил место и мой какой-то товарищ.
      - А что он, товарищ-то ваш, рыбку удит?
      - Да нет,- ответил я, прикидывая, какой там в дальних звуках мог быть у меня товарищ, и пытаясь его себе представить.- Товарищ-то мой, он... нож ищет.
      - Нож?! Потерял, что ли?
      Не знаю, откуда я взял этого "товарища" и почему сказал, что он ищет нож. Зто был бред, внезапно возникший в голове. Надо было отвечать и проще всего сказать, что "товарищ мой" нож потерял. Однако отчего-то мне не захотелось, чтоб "товарищ мсй" терял свой нож. - Да нет, не терял он нож,- сказал я, отмахиваясь от
      дыма, вылавливая ложкой картофелину из котелка.- Он с этим ножом...
      Тут я замолчал, потому что не знал, что он делает, "товарищ-то мой", с этим ножом. Сидит, что ли, на берегу и точит о камень?
      - ...вообще носится, как с писаной торбой,- закончил я не понятную никому ворчливую фразу. Я как бы серчал на своего "товарища", который надоел мне со своими глупостями и особенно с ножом.
      Подошедший к костру как-то по-своему меня понял, придвинулся к огню поближе. Это мне не понравилось. Навязчивый очень к ночи. Никакого доверия и дружбы не вызывал этот сумеречный, худощавый, как тень, человек. Что бродит он по чужим кострам?
      - У вас тоже хороший нож,- сказал он, кивнув на мою финку, облепленную чешуей подлещиков, которая валялась у костра.
      - Да это так... финка, - ответил я, намекая, что у моего товарища ножичек похлеще. Вот только что же он с ним сделал? Почему ищет?
      Может, он его метал? Куда метал? В дерево? Зачем? Совсем дурак? Возможно.
      Нет, мне не хотелось, чтоб товарищ мой был таким дураком, который мечет ножи в деревья. Может быть, он его мечет в рыбину, вышедшую на поверхность? В жереха? А ножик на веревочке? Неплохо. Редкость, во всяком случае, - товарищ, который мечет нож в жереха, вышедшего на поверхность реки! Такой мне по нраву.
      - Финка... У меня тоже когда-то была...- сказал сумеречный человек и взял в руки мою финку, пощупал лезвие подушечкой большого пальца.- Вострая...
      - Положь на место.
      - Что ж, и потрогать нельзя?
      - Нельзя... Это нож... моего товарища. Товарищ мой мифический, кажется, обрастал ножами. Один он метал в жереха, второй валялся у костра.
      - У него что ж, два ножа?
      - Больше,- ответил я - Я точно не считал. А у вас есть нож?
      - Отобрали,- махнул он рукой.
      - Отобрали?
      - Когда брали - тогда и отобрали... а нового не успел завести...
      Вот так. Его, оказавается, брали. Я это сразу почувствовал.
      Сумеречный человек молча смотрел на огонь. Кажется, вспоминал задумчиво о том славном времени, когда у него еще не отобрали нож. Интесно, что он делал этим ножом? Похоже - ничего веселого. Разговор о ножах мне нравился все меньше и меньше.
      - А зачем товарищу-то вашему столько ножей?
      - Андрюхе-то? - переспросил я.
      Мне казалось, что "товарищу моему" пора получить какоето имя. И оно возникло легко и просто: Андрюха. Рыжий, большой, даже огромный Андрюха, немного лысоватый. Метнул нож в жереха, да не попал.
      Нож хоть и на веревочке, а утонул, и вот теперь Андрюха ныряет посреди реки, идет нож. Мне ясно было видно, как ныряет огромный Андрюха посреди тихой реки, шарит по дну пальцами.
      - Что ж он делает с ножами-то? - отчего-то хихикнул сумеречный.- Солит, что ли?
      - Мечет,- лаконично ответил я. И все-таки добавил, пояснил: - В жереха!
      Человек, у которого отобрали нож, задумался, вполне напряженно размышляя, каким образом Андрюха может метать нож в жереха. Работа эта проходила с трудом, и я, чтоб поддержать усилия, добавил:
      - Он у нас... вообще... ножевик.
      Это слово особой ясности не внесло, и я отошел немного от костра и покричал в сторону реки:
      - Андрюха-а-а... Андрюха-а-а! ..
      С берега никто не ответил. Голоса женщин или чаек давно уже там утихли.
      - Как бы не утоп...- пробормотал я себе под нос.
      - Да не утопнет,- успокоил меня человек, лишенный ножа,сейчас подойдет.
      - Пора уж,- ворчал я на Андрюху.- Уха готова... ладно, пускай пока поостынет.
      Я снял с огня котелок, отставил в сторону. Пар от ухи не стал смешиваться с дымом костра, встал над котелком отдельным пенным столбом. Человек сумеречный к ухе не придвигался, но сидел прочно, поджидая, как видно, Андрюху.
      - Ладно, - сказал я, - остынет... похлебаем, пока нет Андрюхи. А ему оставим.
      Я протянул ложку сумеречному.
      - Ну, давай, пробуй.
      - Да уж дождись товарища-то,- сказал он, встал и быстро пошел от костра в сторону деревни.
      - Эй, да погоди ты, постой. Попробуй ухи, тут на всех троих хватит...
      - Да ладно, - не оглядываясь, махнул он рукой. Быстро надвигалась ночь,и фигура его пропала, удаляясь от меня в поле. Скоро ее уже не было видно.
      Я хлебнул ухи, подсолил, поперчил. Потом отошел немного от костра и снова крикнул туда, в сторону реки:
      - Андрюха-а-а-а... Андрюха-а-а! ..
      Совсем уже стемнело, когда я услышал издалека:
      Иду-у...