Глава 7

– За ним! – завопил Сквинт, пока я нерешительно трогал рычаг.

– Чего ты ждёшь? – спросил Вольф.

Шлюпка быстро удалялась; она была явно быстроходнее, чем рыболовный катер Сильверджека. Так и подмывало немедленно кинуться в погоню, но мне показалось, что подобное поведение недальновидно. Не стоит кого-либо преследовать, если не собираешься его поймать, а меня вовсе не прельщала перспектива ловить астонского шпиона, доведённого до отчаяния и, возможно, вооружённого.

– Пусть уходит, – сказал я. – Мы потом сообщим о нём.

– Пусть уходит? – недоверчиво переспросил Вольф. – Что ты за патриот, Алика-Дроув? Самое меньшее, что мы можем сделать – провести расследование. Поймать этого типа и допросить, и если он будет честно отвечать, то мы не сделаем ему ничего плохого.

– Что-то я не заметил, чтобы минуту назад ты рвался его допрашивать.

– Это была довольно глупая ситуация, Алика-Дроув. Нельзя же допрашивать человека, которому только что воткнули багор под рёбра. Кроме того, мы все были захвачены врасплох. Ты же не мог ожидать, что встретишься в этих водах лицом к лицу с астонским шпионом.

– Скорее, скорее! – вопил Сквинт, прыгая вокруг и опасно раскачивая лодку. – Этот мерзляк уходит!

Я выпрямился, окидывая взглядом океан. Единственное находившееся в пределах видимости судно принадлежало уходящему шпиону. В середине лета в море всегда почти никого нет; лодки с глубокой осадкой уже вытащены на берег, а для плоскодонок вода ещё не вполне подходящая. Вольф обратился к Ленте и Сквинту:

– Кто за то, чтобы преследовать шпиона?

– Я! Я! – заорал Сквинт. Лента молча кивнула.

– Большинство на моей стороне, – удовлетворённо заметил Вольф. – Подвинься, Алика-Дроув. Я освобождаю тебя от командных функций.

– Это бунт!

Он схватил меня за руку, отрывая мою ладонь от рычага – символа моего авторитета. Я не стал сопротивляться, прекрасно сознавая, что все они против меня. Пожав плечами, я ушёл с кокпита, обогнул каюту и в мрачном настроении направился на нос.

Вскоре наша цель скрылась из виду среди рыболовных лодок, стоявших на якоре в устье. Мне стало интересно, каким образом будет получать сырье консервный завод, когда начнётся грум; с падением уровня воды устье будет судоходным лишь для самых маленьких плоскодонок. На оконечностях мысов стояли квадратные здания; в то время я думал, что это просто посты охраны, на случай неожиданного нападения на консервный завод.

Внезапно над каждым постом быстро поднялся столб густого дыма, и мгновение спустя над водой разнёсся гул мощных двигателей, слышный даже на фоне нашей тарахтелки. Мы были почти между мысами; там стояли люди, глядя на нас и жестикулируя. Они хотели, чтобы мы остановились. Я вскочил на ноги и направился на корму; у меня не было никакого доверия к новому капитану лодки. Спустившись в кокпит, я обнаружил там состояние полной анархии. Сквинт, решительно наморщив своё маленькое личико, цеплялся за рычаг, который был сдвинут вперёд до упора, а Вольф пытался оторвать его руку и в то же время удерживать руль. Лента что-то кричала брату, но это лишь усиливало желание мальчишки любой ценой рваться вперёд.

– Я тебе говорю: они хотят, чтобы мы остановились, Сквинт! Отпусти рычаг, чтоб тебя заморозило! Ты же посадишь нас на камни!

Меня это никак не касалось. Если им хотелось разбить лодку, это было их личное дело, а не моё. Я уже собирался сесть, когда увидел, что глаза Сквинта расширились от внезапного ужаса. Открыв рот, он отчаянно рванул рычаг назад. Когда двигатель затих, я посмотрел вперёд.

Что-то поднималось прямо из воды перед нами, нечто чёрное и огромное, в потоках воды и клочьях водорослей. В первый момент я подумал лишь о жутких рассказах Сильверджека о неизвестных морях и обитавших там странных чудовищах. Перед нами возвышалась Рагина, королева ледяных дьяволов и легендарная любовница Ракса. Мне даже не пришла в голову мысль, почему столь могущественное чудище вдруг заинтересовалось четырьмя ребятишками в лодке. Перед нами, преграждая путь, появилось раскачивающееся щупальце.

Лодка резко качнулась, когда Вольф отпустил руль. Мы чуть не потеряли равновесие, и тут чары рассеялись. Мы двигались параллельно толстому ржавому кабелю, с которого свисали в воду вертикальные цепи; он был протянут между двумя зданиями на мысах и, очевидно, служил для защиты устья и, соответственно, консервного завода от непрошеных гостей. Однако другую лодку они пропустили… Столбы дыма испускались паровыми лебёдками, которые при появлении нашей лодки подняли кабель со дна моря.

– Кто-то приближается, – беспокойно сказал Сквинт.

От причала на одном из мысов к нам двигался быстроходный катер. Когда Вольф развернул лодку и направил её в открытое море, я увидел людей, собравшихся на носу вокруг какой-то большой и сложной машины. Внезапно их окутало белое облако, и я услышал странное шипение. Вода в нескольких шагах от нашей лодки внезапно вспенилась.

– Это паровая пушка! – встревоженно пробормотал Вольф. – Ракс!

Придётся остановиться. – Он потянул рычаг назад, и мы мягко закачались на волнах, в то время как катер быстро приближался. Лицо Вольфа покраснело, и его страх быстро сменился возмущением. – Какое право они имеют в нас стрелять, вот что мне хотелось бы знать! Здесь Эрто! Они что, с ума сошли?

Я ещё поговорю об этом с отцом!

– Поговори, Вольф, – саркастически сказал я. – А пока поговори с ними, чтобы помочь нам выбраться из этого переплёта. Ты не хуже меня знаешь, что консервный завод – запретная зона. Эти, на катере, думают, что мы астонцы!

Он бросил на меня испепеляющий взгляд, который сменился заискивающей улыбкой, когда катер подошёл к нашему борту. Я заметил, что Сквинт, Лента и я автоматически переместились в переднюю часть кокпита, оставив на корме одного Вольфа, который держал обличавший его румпель.

– Это всего лишь компания подростков, – услышал я чей-то крик, затем лодка качнулась, и в неё спрыгнул человек. На нём была чёрно-синяя форма эртонского флота, и он стоял посреди кокпита, возвышаясь над нами.

– Ладно, – сказал он. – Чья это лодка?

– Она принадлежит Паллахакси-Сильверджеку, – поспешно сказал Вольф. – – Он лежит пьяный в каюте, и нам пришлось взять управление на себя. Мы шли к вам за помощью.

Последовала короткая возня у двери в каюту, когда морской офицер, не веривший в пустые слова, отодвинул нас в сторону и спустился вниз, чтобы проверить сказанное Вольфом. Сквинт укоризненно смотрел на Вольфа.

– Как насчёт шпиона? – громко прошептал он.

– Ты не сказал ему про шпиона!

– Заткнись! – прошипел в ответ Вольф. – Теперь мы уже не можем ничего изменить, да это и к лучшему. Они никогда не поверили бы в шпиона, но мы, по крайней мере, можем доказать, что Сильверджек пьян.

Офицер поднялся из каюты, брезгливо вытирая руки куском ткани.

– Вы знаете, что устье – запретная зона в военное время? У нас есть дела поважнее, чем играть роль няньки. Вы понимаете, что вас могли убить, если бы вы попали под удар наших пушек? А если бы вы налетели на заграждение?

– Да, но мы думали, что ничего страшного не будет, – пробормотал было Вольф, но тут же нашёлся:

– Наверное, стоит сказать вам, что отец моего друга занимает очень важный пост на консервном заводе. Его зовут АликаБерт.

Чтоб тебя заморозило, Вольф, чтоб тебя заморозило, подумал я. Ты что, не можешь понять, что я не нуждаюсь в отце? Но отрицать очевидное было бы глупо, и я ответил:

– Именно так. Мой отец – Алика-Берт. Меня зовут Алика-Дроув. И я вполне могу справиться с этой лодкой и сам!

Офицер пожал плечами, и на лице его появилось странное выражение.

– Уверен, что можешь, – пробормотал он. – Счастливого пути. – Он перепрыгнул на борт катера, который отошёл в сторону и умчался прочь.

Я направился в сторону кормы, и Вольф отступил в сторону, освобождая руль.

– Это было впечатляющее зрелище, Алика-Дроув, – сказал он.

После того как я безупречно провёл лодку через гавань Паллахакси и привязал её у набережной, мы договорились встретиться на следующее утро.

Уже наступил вечер, когда я вошёл во двор, где хранились лодки. Я хотел убедиться, что с моей плоскодонкой всё в порядке; мне не удавалось взглянуть на неё в течение нескольких дней.

Пока я рассматривал корпус, обеспокоенный несколькими царапинами на лаковом покрытии подошёл Сильверджек, пошатываясь и потирая громадными волосатыми кулаками покрасневшие глаза.

– Надо было меня разбудить, парень, – сказал он. – Когда мы вернулись?

– Недавно.

– Я спал.

– Вы были пьяны.

– Ну-ну, парень, – он с тревогой посмотрел на меня. – Не стоит об этом распространяться, верно?

– Да чего вспоминать, – я повернулся, собираясь уйти, но он схватил меня за руку.

– Отцу не скажешь, а, парень?

– А почему бы, собственно, и нет? Я ещё расскажу и про то, как вы контрабандой доставляли спирт в «Золотой Груммет».

– Идём-ка со мной, Дроув, – спокойно сказал он, отпустив мою руку и давая мне возможность самостоятельно принять решение. Я пошёл за ним. – Садись, – сказал он, усаживаясь за свой стол и закуривая отвратительную сигару. – Нам надо кое о чём поговорить. – Твой отец – парл, и, я полагаю, ты думаешь так же, как и он. Теперь послушай меня. Здесь, в Паллахакси, мы бы и не знали, что идёт война, если бы не Правительство с его нормированным распределением, мёрзлыми ограничениями и мелкими грязными секретами. Мы продолжаем торговать с Астой, хотя приходится делать это исподтишка; мы продолжаем производить столько же рыбы и зерна, как и всегда, но Парламент заявляет, что мы не можем ими пользоваться, и забирает их у нас. Они говорят, что в городах на материке голод. Как же они управлялись до войны, хотелось бы мне знать? Мне кажется, что это война Парламента, не наша. Почему они не могут оставить нас в покое и воевать с астонцами сами – не знаю!

Голос его сорвался на крик, и я уставился на него.

– Хорошо, что не все думают так, как вы, – сказал я, воспользовавшись любимой фразой отца. Он крепко стиснул моё плечо.

– Все так думают, Дроув, – прошептал он. – Все. Ты скоро поймёшь, что у Парламента нет друзей здесь, в Паллахакси.

Я медленно возвращался в коттедж, погруженный в серьёзные размышления.

У меня было какое-то приподнятое настроение, и требовалось некоторое время, чтобы успокоиться; но когда я остановился на ступенях, которые вели на вершину утёса, и взглянул через гавань на стоявшие на якоре лодки, дома на противоположном склоне, среди которых был старый консервный завод, на людей, которые работали, развлекались и просто сидели на набережной, я понял, в чём дело.

Я любил город Паллахакси и всё, что было с ним связано, – лодки, жизнь, саму атмосферу. И если Паллахакси был против Парламента, дисциплины и ограничений, которые тот собой представлял, значит, и я тоже. Думаю, по мере того, как я всё больше осознавал себя как личность, я нуждался в комто или чем-то, с кем мог бы сверить свои чувства, и таковым оказался для меня Паллахакси. Поднимаясь дальше, я прошёл мимо старой женщины. Она выглядела измождённой и усталой, но непобеждённой; внезапно мне показалось, что она символизирует город под ярмом Правительства, и мне захотелось сжать её руку и сказать: я с тобой, мать.

Родители хотели знать все подробности нашего путешествия, но я представил им сокращённый отчёт, опустив проступок Сильверджека. Потом я задал вопрос:

– Папа, мы встретили человека, который ловил рыбу, и у него был астонский акцент. Он вошёл в устье, и мы направились следом, чтобы выяснить, кто он, но нас туда не пустили. Что может делать астонец возле нового завода?

Отец улыбнулся с разочаровывающей непринуждённостью; похоже, у него было хорошее настроение.

– Он может там работать, Дроув. У нас есть несколько беженцев – это люди, которые родились в Эрто, но жили в Асте, когда была объявлена война, и которым удалось выбраться оттуда до того, как они были интернированы.

Некоторые из них жили в Асте с детства, но им всё равно пришлось бежать, иначе бы их арестовали.

– Они потеряли всё, что у них было, – добавила мать. – Вот какие злодеи эти астонцы.

Глава 8

На следующее утро после завтрака я отправился на набережную. За последние несколько дней яркий солнечный свет сменился лёгкой туманной дымкой, которая предшествует наступлению грума, но, тем не менее, день был прекрасный, и я втайне надеялся, что он пройдёт без каких-либо чрезвычайных событий. Морских птиц было меньше, чем обычно; большая их часть уже улетела на север, чувствуя приближение грума. На рыбном рынке было не слишком оживлённо, но я ненадолго остановился, чтобы понаблюдать за аукционистом, Продающим разнообразный улов. Скоро, когда начнётся грум, день уже будет недостаточно длинным для того, чтобы распродать весь улов, и аукцион будет затягиваться до поздней ночи.

Постоянно приходилось иметь в виду, что Парламент, с его ненасытной жаждой контролировать все и вся, не упустит своего, установит определённые квоты, и в итоге половина улова сгниёт на каком-нибудь заброшенном складе.

Рядом с рынком стоял монумент в честь какого-то давно забытого события.

Я никогда не понимал страсти Парламента к возведению монументов в честь самых незначительных событий или персон, но обелиск в Паллахакси служил отличным местом встречи. Облокотившись на ограждение, спиной ко мне, стояли Вольф, Лента, Сквинт и Кареглазка. Внезапно у меня перехватило дыхание.

– Привет, – сказал я, подходя к ним сзади. Вольф и Лента, естественно, не обратили на меня внимания, поглощённые какой-то сугубо личной беседой, но Сквинт обернулся и следом за ним Кареглазка.

Кареглазка слегка улыбнулась, а Сквинт сказал:

– Привет. Все готовы?

– Готовы к чему?

– Мы же собираемся поймать этого вонючего шпиона, верно? Выследить и поймать.

– Это не шпион, – сказал я и рассказал ему о том, что говорил мой отец, но он не желал со мной соглашаться.

– Ладно, – сказал он, – мы всё равно собирались прогуляться вокруг Пальца, так что можно будет заодно и пошарить вокруг.

Вольф небрежно обернулся, впервые заметив моё присутствие.

– Как хочешь, – сказал он. – Мы идём. Пошли, Лента. – Он взял её за руку, и они двинулись прочь.

– Пошли, Дроув, – сказал Сквинт, и, поскольку я не знал, что собирается делать Кареглазка, и, естественно, вовсе не хотел оставаться в стороне, то пошёл за ними.

Дорога к Пальцу идёт вдоль края гавани, прежде чем начать плавно подниматься, углубляясь в густой лес. Мы поднялись в тень деревьев, где дорога превращалась в тропинку. Несколько лоринов наблюдали за нами из ветвей и в своей обычной манере предупреждали нас криком каждый раз, когда мы приближались слишком близко к опасному дереву анемону, пожирающему людей, распространённому в этих краях. Некоторые говорят, что сначала это была водяная тварь, но в результате бесчисленных отливов и грумов она приспособилась к жизни на суше и теперь населяет большую часть прибрежной зоны. Оно намного больше, чем её материковая разновидность и, видимо, оно состоит в отдалённом родстве с ледяным дьяволом.

Вольф остановился, глядя вниз на гавань, все ещё видимую сквозь деревья.

– Смотрите! Там, внизу, та лодка с жёлтой рубкой! – Он показал в ту сторону. – Это та самая лодка, о которой я вам говорил. Та самая, которую они используют для контрабанды!

Мы сошли с тропинки и направились между деревьями к краю утёса, который обрушивался неподалёку водопадом громадных валунов к голубой воде далеко внизу. Мы увидели, как из рубки появилась фигура, прошла на нос и начала вытаскивать якорную цепь.

– Это Сильверджек, – с благоговейным трепетом прошептал Сквинт. – Сильверджек – контрабандист!

Вольф обернулся с видом человека, который уже достаточно увидел.

– Помнишь, что я говорил, Дроув? Он взял Ленту за руку, и они направились обратно к тропинке.

Мы с Кареглазкой молча шли сзади, а Сквинт носился вокруг нас четверых, не в силах скрыть своей радости.

– Сильверджек – контрабандист, – распевал он снова и снова, пока Лента грубо не велела ему заткнуться.

Я смотрел на Ленту и Вольфа, которые шли впереди, рука об руку, склонив головы друг к другу и тихо переговариваясь. Лента была одета в короткое платье, которое демонстрировало её, без всякого сомнения, хорошенькие ноги, и я обнаружил, что смотрю на обратную сторону её коленок.

– Лента очень красивая, правда? – спросила Кареглазка.