– Люди на нижнем уровне жгли книги, чтобы согреться. И когда книги кончились, все они замёрзли.
– Но мы ведь не на нижнем уровне, Харди?
– На этом уровне тоже хватает пепла.
– Что и доказывает правоту моих слов! Люди наверху усердно молились, получили дар памяти, сожгли свои книги и стали жить дальше. Люди внизу были безбожниками, и поэтому все они умерли.
Вот он, мой шанс, подумал я.
– Скажи мне, Станс… Куда именно ушли люди с верхнего уровня, после того как сожгли все свои книги?
– В тёплый мир, разумеется!
Во рту у меня внезапно пересохло.
– Ты на самом деле преждевидел это, Станс?
– Со всей определённостью могу сказать, что да.
– Очень странно, Станс. Я тоже преждевидел это событие, и всё было совсем не так.
Аудитория взвыла. Это единственное слово, каким я могу описать этот животный, угрожающий звук, направленный на меня. Я очень, очень далеко заступил за границы дозволенного.
– Ты сомневаешься в моей памяти? – взревел Станс.
– Да! Я заявляю, что ты все выдумал. Ты изобрёл эту религиозную чепуху, потому что у тебя нет памяти предков, которая сказала бы тебе истинную правду. Ты не знаешь даже, что случилось в предыдущем поколении. Ты подвергаешь риску своих людей только для того, чтобы упиваться властью. Ты не можешь быть предводителем, потому что ты неполноценный от рождения… Да-да, я преждевидел твою церемонию первой трубки! И ты скрывал дефект своих генов все эти годы, и ты убивал тех, кто…
Но в ужасном шуме уже никто не слышал моих слов. Протянулись руки и вцепились в меня. Я увидел в толпе Весну и прочёл по её губам: «Харди прав! Послушайте его!», но никто не услышал её голоса.
Потом Станс поднял руку, и все замолчали, будь они прокляты, и отступили, покорные как локсы. Он улыбнулся мне с презрительной жалостью, но я быстро заговорил, опередив его.
– Истина есть враг религии, разве вы не поняли? Доверяйте собственной памяти, и только ей!
– Значит, ты преждевидел первоначало вещей, Харди? Ну и ну. Если верить нашей семейной традиции, только ты и я способны на это. Только ты и я, Харди. Твоё слово против моего.
– Ещё один стилк преждевидел Великую Стужу, Станс.
– В самом деле? – Его брови поднялись в насмешливом изумлении, но в глазах затаился страх. – И кто же?
Чара вскарабкалась на скамью.
– Это я.
Аудитория глухо зароптала.
– Ты! Ты! Это ты шлюха Харди, если я не ошибаюсь? Водяная ящерица, которая живёт с земляным червяком?
– Довольно оскорблений!
Теперь и Лонесса взгромоздилась на скамью, где уже стало тесновато. Вид Носского Дракона сразу утихомирил толпу. Станс взглянул на Лонессу не слишком уверенно.
– Я понимаю, что Чара твоя дочь, однако…
– Замолкни, Станс. Я здесь не для того, чтобы оспаривать истинность твоей памяти. Это всё несущественно.
– А что же, по-твоему, существенно?
– То, что ты убил своего брата, Станс. И я могу доказать это!
Когда мистер Мак-Нейл рассказывал увлекательные истории о космических путешествиях, он часто употреблял выражение «и кровь отхлынула от его лица…». Мы, стилки, во многом подобны землянам (не без причины), и глядя на дядю, я увидел воочию, как кровь покидает его лицо, должно быть, для поддержки усиленной работы мозга. Мертвенно-бледный, как омерзительные трупные мухи на нижнем уровне, Станс хрипло каркнул:
– Оговор!
– Кафф! – нетерпеливо бросила Лонесса.
Предводитель Носса швырнул на перегруженную скамью больше кожаный мешок и сам утвердился на краешке рядом с ним. Что-то длинное и тонкое выпирало из мешка. Кафф оставил его лежать и посмотрел на толпу, которая внезапно стала очень смирной.
– Иам-Бруно был очень уважаемым человеком. Люди Носса любили его, и с ним всегда было легко договориться… кроме… – Кафф прикусил губу, несомненно припомнив, как мой бедный, наивный старикан шмякнул его о стену. Но сейчас было не время бередить старые раны. – Его смерть была тяжёлым ударом для обеих деревень, и хуже всего, что он был убит в Носсе. Тело Бруно с колотой раной в спине обнаружили в эстуарии, и его сын Харди, который его нашёл…
Кафф снова заколебался и взглянул на меня. Он прекрасно помнил, как я обвинил его в убийстве. Но Кафф сильно возмужал с пор, как взял на себя ответственность предводителя. Он проглотил свою обиду и продолжил речь.
– Было самое начало грума. Люди не ведали, кто совершил это ужасное злодеяние. Но мы знаем, как это произошло! Иам-Станс, родной брат Бруно, подошёл к нему сзади, когда тот стоял на краю обрыва, и ударил в спину своим охотничьим копьём. Бруно потерял равновесие и упал в глубокую воду, едва не прихватив своего брата с собой.
– Гнусная ложь! – завопил дядя. – Ты будешь утверждать, что сам это видел?
Но Кафф не уделил ему внимания.
– Станс резко дёрнул копье, и оно вышло из тела, но кисточки запутались в плаще Бруно, и тело выпало из плаща. Убийца тоже потерял равновесие и вынужден был выпустить копье, а у этого копья железный наконечник. Станс земляной червяк и не умеет плавать, поэтому он мог только смотреть, как копье падает в воду и тонет вместе с плащом. Но потом он подумал, что теперь всё в порядке, улики лежат на дне, и это конец всему.
Теперь Кафф повернулся и в упор посмотрел на дядю. Тот не выдержал и опустил глаза.
– Но ты сухопутник, Станс, и ты позабыл о груме.
– О груме? Груме? – тупо повторил Станс.
– Тогда грум ещё не был в полной силе. Но шли дни, и вода становилась все плотнее и плотнее. Ты понимаешь, что это значит, Станс? Когда вода плотная, разные вещи всплывают на поверхность. – Он поднял свой мешок. – Например, глубоководные рыбы, или затонувшие лодки, или… – Кафф вытащил из мешка экспонаты и высоко поднял их над головой. – … плащи, в которых запутались копья. Удивительно знакомые копья и очень знакомые плащи. Церемониальный плащ Бруно. И твоё церемониальное копье, предводитель!
И это был конец Станса.
Он взирал на улики в тупом изумлении, несомненно пытаясь сообразить, что же он упустил в своих молитвах и почему Великий Локс его оставил.
Я видел теперь, что у дяди не было даже понятия о морали, которую закладывают в нас бесчисленные поколения наших предков. Или, в случае дефекта памяти, мораль прививается правильным обучением, как это было с Дурочкой Мэй. Но Станса никто и никогда ничему не учил, поскольку мой дед, Иам-Эрнест, не желал признавать своего младшего сына ущербным.
Было ли это преступлением со стороны деда? Вероятно. Так или иначе, но Эрнеста нашли мёртвым, с колотой раной в спине, что весьма примечательно.
Станс то ли спрыгнул, то ли свалился с постамента, и толпа торопливо расступилась, открывая ему дорогу. Люди отводили глаза, когда он ковылял к выходу – маленький, сутулый, никчёмный человечек, чьё недавнее, пусть и фальшивое, величие навсегда перешло в разряд воспоминаний. У двери к нему кинулся Триггер, но Станс отшвырнул сына, в последний раз продемонстрировав силу. Он распахнул дверь, и внутрь ворвался свирепый снежный вихрь.
Великая Стужа началась.
И Станс шагнул в неё.
Кто-то быстро захлопнул дверь. Лонесса обернулась ко мне.
– Теперь все в твоих руках, Харди. Настала стужа. Надеюсь, ты не ошибаешься насчёт лоринов.
Кафф вперил в меня нехороший взгляд, совсем как в былые времена.
– Если ты знал, что Станс ущербный, то обязан был открыть эту тайну своему народу! Ты позволил нам подчиниться шарлатану. Это непростительно!
– Я не мог сказать. Кто-нибудь наверняка проболтался бы, а Станс, узнав об этом, успел бы подготовиться. Я ждал подходящего момента. Надо было застать его врасплох при большом стечении народа. Кстати, а почему ты не сообщил мне, что это Станс убил моего отца?
Мелочи вдруг сложились воедино. Внезапное обветшание Стансова церемониального копья. Слова Уэйли на берегу эстуария, где лежали найденные улики. Предсмертные слова Уэйли, шёпотом сказанные; сыну. Странные взгляды, которые Кафф начал бросать на меня после того.
Как ни странно, выражение лица Каффа смягчилось, и он усмехнулся.
– Не хотел рисковать. Ты мог бы проболтаться в самый неподходящий момент.
Через секунду я почувствовал, что и сам улыбаюсь.
– Возможно, ты был прав.
– И запомни, – сказал он серьёзно. – Это Иам-Мэй нас всех спасла. Какая гениальная идея – вот так взять и начать трясти скамью!
Он бросил восхищённый взгляд на Мэй, и я тут же смекнул, что к чему. Статус Каффа достаточно высок, чтобы предотвратить пересуды, если они с Мэй сойдутся. Что ж, прекрасно, так может пасть ещё один барьер.
Мы спустились со скамьи. Нам следовало посовещаться, прежде чем снова обратиться к народу. К нашему народу.
– И всё равно я не могу понять, – сказал Кафф задумчиво. – Почему твой отец не открыл Иаму правду о Стансе и не занял его место? Лично я так бы и поступил.
– Верность, – сказала Весна, которая присоединилась к нам. – Бруно всегда был верен всем и каждому. Включая меня.
– И хорошо же Станс ему отплатил, – напомнил Кафф.
– Станс не мог такого понять, он никому не доверял. Он не верил брату, не верил Харди, с подозрением относился к собственному отцу. Что за жизнь! Бруно говорил мне, что в обществе Станса всегда держится начеку. Но он не ожидал опасности в Носсе.
– Мне никогда не нравился этот подлый отморозок, – мрачно сказал Кафф.
В этот момент к нам присоединился заплаканный Триггер.
– А вы знаете, что значит быть другим, не таким, как все? И всю жизнь скрывать это? Мой отец знал. И он тоже хранил верность. Мне, своему сыну.
– Человек всегда может принять себя таким, какой он есть, – включилась Дурочка Мэй. – И извлечь максимальную пользу из того, что имеет.
– Но люди не дадут этого сделать, – огрызнулся Триггер. – Кому это знать, как не тебе?
Странно, как быстро выветривается эйфория…
Я стоял в огромном, мрачном, промозглом помещении среди множества людей, и многие из них ожидали, что я незамедлительно займусь спасением их жизней. Я преждевидел Великую Стужу, и был их законным предводителем, и должен был объяснить народу, что надо делать в подобной ситуации.
Мистер Мак-Нейл закашлялся, отгоняя дым от лица.
– Готов поклясться, ваши предки на нижних уровнях погибли не от холода и голода, а от нехватки кислорода. Нельзя ли что-то сделать с этими кострами?
– Люди впадут в панику, если не будет тепла, – возразила Лонесса.
– Чем мы сейчас займёмся? – спросил Кафф.
– Пойдём в комнату Станса и там поговорим, – предложил я. – Я не могу думать под тысячей взглядов.
Мы обосновались в соседней комнате и закрыли дверь. Мэй пришла с нами, что меня не удивило, но я был изумлён при виде Триггера.
– Ну ладно. У кого есть идеи?
– Ты обещал, что нас спасут лорины, – съязвил Триггер. – Ты должен выполнить обещание, а как, это твоё дело.
– Здесь нет ни твоего, ни моего дела, Триггер, – напомнила Чара. – Если не хочешь сотрудничать, по крайней мере не мешай.
Триггер пробормотал что-то невнятное и отошёл в сторону.
– Ты говорил, что в Лесу Стрелы есть убежище лоринов, – начала Лонесса. – Но мы не можем дойти туда пешком, так как стужа уже началась. Почему бы мистеру Мак-Нейлу не перевезти людей в своём багги?
Землянин покачал головой.
– Это слишком далеко. Несколько дней назад я мог бы попытаться. Но сейчас идёт снег, багги увязнет после пары поездок. И больше трёх-четырёх пассажиров за раз я все равно взять не могу.
– Нас семеро, – оживился Триггер. – Ты мог бы перевезти нас за две ездки!
– Забудь об этом, – приказал я.
– Не думаю, что лорины придут за нами сюда, – сказала Чара. – В прошлый раз они взяли тех, кого оставили снаружи, как Кареглазку. И тех, кто сам ушёл отсюда, как Дроув.
– Может, поблизости есть другие пещеры лоринов? – предположила Лонесса. – Но я совсем не знаю этой местности. А ты что преждевидела, Чара?
Я преждевидела только одну пещеру-кормилицу, где проснулась Кареглазка. Но она была без чувств, когда пришли лорины, они могли отнести её куда угодно. – Чара посмотрела на меня с расстроенным видом. – Мне очень жаль, Харди, но толку от меня немного.
– В окрестностях Паллахакси наверняка есть пещеры-кормилицы, – сказал я. – Я преждевидел в этой местности множество лоринов. Но Дроув тоже был без сознания, когда они его забрали. Хотя… Погодите! Мистер Мак-Нейл утверждает, что пещера-кормилица живёт за счёт деревьев, чьи соки стекают вниз, к корням. Это чашечные деревья и анемоны. Значит, пещера-кормилица обязательно должна быть в лесу.
– Вокруг Паллахакси много лесов, – напомнил Кафф. – Мы ведь не можем обшарить все, тем более под снегопадом. – Вид у него был унылый.
– Деревья, питающие пещеру лоринов, должны чем-то отличаться от других, – предположила Мэй.
– Одно чашечное дерево почти ничем не отличается от другого, – мрачно заметил Кафф. – Уж я-то знаю, я посадил их целую кучу.
Глаза Мэй расширились.
– Я тоже! – воскликнула она с непонятным волнением. – А почему ты их сажал, Кафф?
– По приказу отца. В последние годы он был слишком болен, чтобы участвовать в паломничестве. Мне пришлось высаживать деревца и за себя, и за него.
– Да, это понятно. Но почему?
Лонесса никак не могла уразуметь, к чему клонит дурочка.
– Мы должны поддерживать священные леса, это тебе, наверное, известно. Иначе они вымрут, ведь анемоны и чашечные деревья не размножаются семенами, как обычная растительность. Поэтому мы срезаем с них черенки и выращиваем молодые деревца. Ты же стригальщица Иама, ты должна это знать!
– Но почему так важно, чтобы священные леса не вымерли? – спросила Мэй. – Кругом полно и других лесов.
– Да потому что мы говорим о СВЯЩЕННЫХ лесах, дурочка! – Терпение Лонессы было на исходе.
– А почему они священные?
– Почему они священные?.. – Такого вопроса Лонесса явно не ожидала. – Они священные, вот и всё. И всегда ими были. У тебя нет памяти, и ты не можешь знать, но люди Носса из поколения в поколение поддерживали свой священный лес. Это и называется благодарением! Когда мы возмещаем добром благословенные дары, которые получили.
– Ну да, ну да. Разумеется. – Теперь уже Мэй стала терять терпение. – Но пожалуйста, послушайте меня ещё минуту. Давайте попробуем допустить, что лес считается священным по какой-то особой причине. А теперь сделаем следующий шаг и предположим, что он священный потому, что питает пещеру-кормилицу.
Мы молчали, как оглушённые.
Наконец Весна слабым голосом произнесла:
– Но ведь это значит… что нас каким-то образом ВЫНУДИЛИ сажать деревья?
– Запрограммировали, – уточнил мистер Мак-Нейл. – Снабдили врождённым инстинктом. Это можно сделать.
– Но я совсем не чувствую, что меня принуждают принимать участие в благодарственном паломничестве, – сказала Лонесса.
– Но никто и не должен этого чувствовать, в том-то весь и фокус, – пояснил мистер Мак-Нейл. – Это просто заложено внутри вас. Как ваша наследственная память. Как желание иметь детей.
– Но зачем?..
– Чтобы питать пещеры-кормилицы! Да, всё сходится. Мэй совершенно права.
– Что сходится? С чем?
– Неважно! – раздражённо воскликнула Мэй. – Мы можем поговорить об этом в другое время. А сейчас я хочу сказать, что. Лес Стрелы – священный лес Тотни, и Харди нашёл там пещеру лоринов. И
мы найдём другую пещеру в священном лесу Паллахакси. Кто-нибудь знает, где находится этот лес?
– Он давным-давно вымер, – мрачно сказал Кафф. – В Паллахакси никто не живёт, это мёртвый город.
– Город, может быть, и мёртв, – возразила Чара. – Но паломники поддерживали его священный лес. И я знаю, где это, я преждевидела, как они сажали деревца.
ИСХОД
Некоторые ушли с нами, а некоторые остались, чтобы умереть.
Стансовы охотники устроились у костра, помешивая угли длинными копьями. Патч несколько раз нерешительно глянул на меня, однако не сдвинулся с места. Многие жители Иама предпочли остаться, возможно, все ещё доверяя Стансу, но скорее всего, страшась неизвестности. Каунтер тоже не захотел уходить, несчастный недоумок. Когда мы были готовы отправиться в путь, к нам присоединилась Фоун.
– Я хочу пойти с вами, – спокойно сказала она. – А мама остаётся.
Предводительница Ванда – крошечный пучок нервов и морщин – подскочила к дочери с истошным криком:
– Ты никуда не пойдёшь, Фоун! Я запрещаю тебе!
– Извини, мама.
– Ты и вправду собираешься уйти? – Голос Ванды стал умоляющим. – Да ты помешалась, дочка! Вы все потеряете разум и умрёте!
Мы оставили её лелеять иллюзии в обществе потерянных душ.
Я больше никогда не посещал консервный завод Паллахакси, я без того видел достаточно смертей. Закутавшись в меха, нагрузившее горячими кирпичами, мы отворили двери и вышли на жгучий мороз. Снегу намело уже по колено. Мы долго и с опаской пробирались между угловатыми сугробами, откуда торчали во все стороны чёрные металлические стержни древних машин.
Потом мы с Чарой повели людей по направлению к югу.
Кирпичи ещё хранили тепло, когда мы встретили первого лорина; тот выбрался из-под спящего анемона, как будто специально сидел, там, поджидая нас. А может, так оно и было? Лорин ухватился мохнатой лапкой за бесформенную варежку Чары и подвёл её к дереву с вертикальной щелью в стволе.
Мы все по очереди протиснулись в щель и спустились вниз.
Потом мы лежали впятером на тёплом полу пещеры-кормилицы: мистер Мак-Нейл, Чара, Крейн, Весна и я. Остальные рассеялись, группками по всей пещере; в мерцании плесени я различал лишь тёмные формы на более светлом полу. Кое-кто уже сосал молоко, начиная засыпать, другие просто задремали, и лорины деловито вставляли им в рот соски.
Настало время для раздумий, и я сказал мистеру Мак-Нейлу:
– Вы говорите, что нас, стилков, создали кикихуахуа. Я думаю, им не слишком понравилось то, что из нас получилось. Вы говорите, кикихуахуа не признают убийств и не работают с металлом, а мы делали и то, и другое. Так что, может быть, они увидели в предыдущей Великой Стуже шанс усовершенствовать своё создание. И пока мы спали в пещерах-кормилицах, они дали нам генетическую память в надежде, что мы будем учиться на собственных ошибках. Однако очень похоже, что все опять пошло не так… Мы по-прежнему убивали животных и друг друга, и мы использовали металл, а некоторые из нас возжелали земных технологий. И мы не слишком часто навещали воспоминания предков и подменили факты религиозными предрассудками. Мы не оправдали затраченных усилий.
– Это не так, поверь, – попытался успокоить меня мистер Мак-Нейл. – Просто вы не знаете своей истории целиком, вот в чём дело.
– Разве вы не собираетесь поведать нам эту историю?
Он заколебался, но потом пришёл к решению.
– Может случиться так, что я не переживу Великую Стужу. Вполне вероятно, что молоко лоринов не годится для моего метаболизма, поэтому… Пожалуй, я лучше расскажу тебе всё, что знаю, прежде чем мы уснём. Но думаю, тебя это может расстроить. Вот почему я до сих пор молчал, чтобы не подрывать вашу силу духа… Ну ладно. Представь себе кикихуахуа, которые открыли ваш мир. Это планета земного типа, но для кикихуахуа требуется несколько иная среда, и кто-то должен её для них подготовить. А между тем существует одна разумная форма жизни, которая подходит именно для землеподобных миров, и это человеческое существо. Ну что же, очень удобно. Нет никакой нужды работать методом проб и ошибок! И кикихуахуа заставляют Козла-прародителя произвести на свет создание, чрезвычайно близкое к земному человеку. Подозреваю, что они даже ввели человеческие гены в ту болтушку, которую ему скормили. И таким образом кикихуахуа получили стилка, запрограммированного на то, чтобы сделать этот мир более удобным.
– Удобным… для кого? – Моё сердце вдруг учащённо забилось.
– Для другой, предпочтительной формы жизни. Кикихуахуа, несомненно, пришли к выводу, что в таких случаях цель оправдывает средства, и они не запретили своему первому созданию убивать и работать с металлом. Зато второе должно было полностью соответствовать их идеалам. Кроткое, миролюбивое, дружелюбное существо, живущее плодами земли, снабжённое инстинктом коллективизма и приносящее потомство партеногенетически, что исключает опасность перенаселения.
– Лорины, – прошептала Чара. – Они придут нам на смену.
– Боюсь, что да. Вы никогда не испытывали любопытства по поводу лоринов, верно?
– Конечно, нет.
– Потому что вы так запрограммированы.
– Откуда вы все это знаете, мистер Мак-Нейл? – спросила Чара. – Земляне жили у нас не так уж много поколений.
– Мы хорошо знаем кикихуахуа и их типичный modus operandi. Вы, стилки, – колонисты первой волны, как у нас говорят, и ваша работа состоит в том, чтобы выжить в потенциально опасной среде, причём любыми средствами. Охота, рыбная ловля, земледелие, что угодно! Вот почему они сделали вас сильными и жестокими… по стандартам кикихуахуа, разумеется. И пока вы заняты выживанием, вы сажаете анемоны и чашечные деревья, чтобы снабжать едой и питьём подрастающие пещеры-кормилицы, которые были заложены самым первым вашим поколением.
Крейн мрачно хохотнул.
– Значит, вот кто мы такие. Целая планета стригальщиков! Презренная работа, которую мы поручаем самым бестолковым членам общества. Ладно, пускай будет так. Грум приходит, грум уходит, и ничто не может этого изменить.
Прежде я часто задумывался, в чём же истинный смысл нашей жизни. Что же, теперь я знал. Ничей Человек был совершенно прав; знание не принесло мне ни радости, ни утешения. Мы, стилки, пребывали в этом мире временно и только в качестве расходного материала.
– Значит, единственная цель нашей жизни – сажать деревья?
– Да, Харди. Пока пещеры-кормилицы не вырастут настолько, что смогут поддерживать оптимальную популяцию лоринов.
– И что тогда будет?
Я не мог не окинуть взглядом пещеру. Она казалась огромной. Лорины суетливо сновали взад-вперёд, вкладывая соски в губы задремавших.
– Честно говоря, не знаю.
– Но возможно, мы уже выполнили свою миссию? Похоже, что пещеры-кормилицы достигли полного развития.
– Мы не имеем возможности судить, только лорины знают это.
– И всё-таки что они сделают?
– Лорины не уничтожат вас, если ты это имеешь в виду. Убийство противоречит их принципам. Полагаю, они просто оставят вас спать вечным сном.
Наступило молчание. Я ощутил глубокую печаль. Мне всегда нравились лорины, они были такими спокойными и добрыми, и они помогали нам время от времени, потому что мы тоже нравились им. И вот теперь оказалось, что нашим мохнатым друзьям просто нужна крепкая рабочая сила.
Я подумал, что понадобится немало времени, прежде чем я свыкнусь с новым положением вещей. Я был рад, что у нас нет возможности преждевидеть первоначало нашей цивилизации. Узнай мы с Чарой слишком много – и мы действительно могли бы пасть духом.
Чара тесно прижалась ко мне. Взглянув через её плечо, я увидел, что Крейн уже дремлет у изгиба стены. Явился лорин и мягко вложил сосок ему в губы.
– Проснись, Харди, проснись!
Чара, опершись на локоть, легонько тыкала меня пальцем под рёбра. Должно быть, я задремал? Я быстро сел и понял, что больше не чувствую никакой усталости.
Кругом зашевелились стилки. В пещере стало немного светлее: на полу лежали кучки люминесцирующего лишайника. Лорины сновали ещё поспешней, чем обычно, извлекая соски изо ртов лежащих.
– И это всё? – едва осмелился спросить я. – Всё кончилось, да? Все сорок лет?
– Я никак не могу поверить. – Чара плакала тихими, обильными слезами радости, они стекали по лицу и капали с округлого подбородка.
Крейн прошептал:
– Мы снова увидим грум, благодарение Фа!
Я перекатился на бок, чтобы разбудить мистера Мак-Нейла, и что-то хрупнуло и рассыпалось под моим плечом. Я смотрел на это несколько секунд, размышляя о запрете, но передумал.
Мои потомки должны помнить все о мистере Мак-Нейле. Всё, что он сказал. Всё, что он сделал. И даже это. Он будет жить в памяти моих потомков, покуда лорины не отправят их на вечный покой. Но это будет ещё нескоро.
Лорины помогли нам подняться на ноги и провели к выходу из пещеры. Вскоре все мы моргали и щурились на яркий солнечный свет.
Фа вернулся, Ракc ушёл! Весь мир был таким новым, светлым и прекрасным, что вокруг меня раздались крики восторга и благодарности.
– Теперь ты видишь, Харди, почему так легко поверить в Великого Локса и прочую чепуху, – тихонько сказала Чара.
– Ну нет, такого не будет! Я хочу, чтобы новый мир был основан на истине. – Я посмотрел на свой народ из Носса и Иама. – Я буду учить его всему, чему научил меня мистер Мак-Нейл.
– Все в наших руках, любовь моя. Но не впадут ли они в уныние, узнав всю истину?
– Наверное, это зависит от личности. У каждого из нас только одна жизнь, но я хочу, чтобы люди знали: все мы являемся частью грандиозного плана. И когда мы пойдём сажать деревья, все будут знать, зачем мы это делаем, а не следовать на поводу инстинкта, словно безмозглые локсы. Да, мы часть великого процесса. И мы должны гордиться этим!.
– Нет ничего плохого в том, что у нас есть цель, – согласилась Чара.
– Знаешь, мне даже немного жаль землян с их неосмысленным распространением и размножением.
Она улыбнулась, и я понял, что всё будет хорошо.
– Итак, что мы сейчас будем делать, Харди? Между прочим, я уже проголодалась. И неудивительно, – она искоса взглянула на меня. – Я уверена, что в ближайшее время мне придётся есть за двоих.
– Ты уверена?.. – обомлел я. Да, этот день был наполнен великой радостью!
– Ну… почти. – Она чмокнула меня в щёчку. – Но мы поговорим об этом позже, не на людях. А сейчас нам пора продемонстрировать наши деловые качества. Что ты предлагаешь?
– Я думаю, мы должны отстроить Паллахакси и обосноваться на несколько поколений. Это сработало прежде, должно сработать сейчас. Особенно если мы уговорим Смита и Смиту к нам присоединиться! Вилт наверняка позаботился о том, чтобы они были в полном порядке. – Взглянув на солнце, я оценил его высоту над горизонтом и сказал: – Скоро начнётся грум, и у нас будет много еды. Мы все будем рыбачить, а весной сообща займёмся севом, и у нас больше не будет никаких водяных ящериц и земляных червяков.
К нам подошли Мэй и Кафф. Мэй задумчиво посмотрела на меня.
– Ты сказал, МЫ будем рыбачить и МЫ будем сеять. Словно имел в виду и мужчин, и женщин, а не только червяков и ящериц. Очень интересная концепция, Харди. А ты что скажешь, Кафф?
Кафф пришёл в замешательство.
– Я намерен углубить эту концепцию, – заявил я. – Мы также 6удем жить все вместе! Разные линии памяти не означают разные культуры и не дают оснований расселять мужчин и женщин по разным деревням. Я, как известно, люблю Чару и хочу жить вместе с ней. Или уж мы с Чарой взяли на себя ответственность… Должны мы с этого хоть что-нибудь иметь?!
– В добрый час! – откликнулся Кафф. – Желаю удачи. – Он весело рассмеялся.
Битвы за власть не будет. Весна была рядом, и Лонесса, и они слышали. Триггер и Фоун весело болтали. Освободившись от власти отца, мой братец выглядел почти нормальным.
Возможно, дело было в прекрасной погоде и в том, что мисте Мак-Нейл называл joiedevivre, но я заметил, что все кругом дружески подталкивают друг друга и хлопают по плечам, невзирая на происхождение и пол. Ну что ж, весьма обнадёживающее начало…
– Мы идём в Паллахакси! – воскликнул я, пьянея от власти. – Нам предстоит построить цивилизацию!
И мой народ ответил дружными криками одобрения.