Майкл Коуни
      Сизигия
      ПРОЛОГ
      Как-то раз, примерно за один аркадийский год до Передающего Эффекта, мы с Шейлой почтили своим присутствием вечер танцев в риверсайдском Куполе отдыха. Народу было полно. Толпа усердно прыгала под неустойчивый ритм душераздирающих мелодий. Музыканты были местные, зато с материка специально доставили шоумена - прирожденного, как нам сообщили, заводилу, "способного расшевелить любую компанию". Услышав это, я тут же попытался изобрести какой-нибудь предлог, чтобы увильнуть, но Шейла настояла. Оказалось, что туда пойдут все, что вечер начинает ни больше ни меньше как новую эпоху во взаимоотношениях между Опытной станцией и независимыми колонистами Риверсайда.
      К полуночи веселье достигло апогея. Оркестр оглушал; трубач так сильно раскачивался и дул в трубу, что, казалось, его вот-вот хватит удар. Мы с Шейлой сидели за столиком у стены и пили. Она задумчиво смотрела на битком набитый зал, собравшиеся исполняли некий "старинный земной шотландский танец", который раздражал меня своим ритмом и заключался, как выяснилось, в том, что танцующие разбились на кружки и, притопывая, ожидали очереди выступить в середине.
      Мое внимание привлек молодой человек в одном из кружков. Я с недоумением наблюдал, как он, раскрасневшийся и потный, выписывает ногами кренделя; лицо его со всей очевидностью свидетельствовало, что он беспредельно счастлив и лишь возможность попасть в середину способна осчастливить его еще больше. Такая возможность представилась после двух фальстартов, и парень, пританцовывая, бросился вперед, вскинул руки, будто под дулом пистолета, и принялся подпрыгивать и взвизгивать, как ушибленная собака. Наконец он отступил; глаза его сияли, пот тек ручьями по лицу. Он начал прихлопывать в такт музыке, а на его место в середине заступила какая-то массивная женщина, продолжившая дикарский танец.
      Этот юноша меня заинтриговал. Я никак не мог понять, что на него нашло - на Опытной Станции молодой ученый всегда был так серьезен!
      Оркестр умолк, и под бурные аплодисменты микрофон взял шоумен - высокий брюнет с нахальной улыбкой, которая буквально гипнотизировала публику.
      - А теперь, леди и джентльмены!.. - пролаял он, выдержал паузу в долю секунды, чтобы возбудить любопытство, и заорал: - "Змея"! Танцуют все!
      Послышался одобрительный гул. Танцующие начали изгибаться, и под ликующие возгласы "Змея! Змея!" - последовал массовый исход от столиков к площадке. "Шотландский танец" был забыт; с этого момента все хотели только "Змею". Я почувствовал, что Шейла тянет меня за рукав, и поднял глаза. Она уже встала и нетерпеливо глядела на меня, будто само собой разумелось, что и я жажду танцевать "Змею"...
      Неохотно поднявшись, я стал гнуться направо и налево, стараясь не очень выбиваться из ритма. Меня окружала сплошная стена самозабвенно извивающихся тел; мой недовольный взгляд остановился на молодом ученом, который, войдя в раж, так прогнулся, что чуть не елозил коленями по полу.
      - Какой восторг! - с иронией сказал я. - Удивительно, что они помнят и другие танцы.
      Шейла, извиваясь, бросила на меня недоуменный взгляд.
      1
      Последние лучи заходящего солнца окрасили в багровый цвет рябь на темном спокойном море. Рукоятка негромко гудящего подвесного мотора, мощностью в пять с половиной лошадиных сил, слегка вибрировала в моей руке и подрагивала от небольших волн. Мы с Джейн сидели в дружеском молчании на крыше маленького кубрика "Карусели", подставив лица легкому ветерку. Над нами под усыпляющее покачивание лодки лениво мотался гик, с которого бессильно свисал небрежно скрученный парус.
      Мне нравятся примитивные парусные лодки. Есть еще место для них на этой планете, как бы ни расписывали мне риверсайдские рыбаки достоинства новейших траулеров на воздушной подушке, каких, между прочим, они себе позволить не могут - пока новая колония достигает земного уровня, проходит порой жизнь не одного поколения...
      На юге уползала за горизонт последняя луна Аркадии.
      - Видишь, Гимель заходит. - Собственный голос показался мне каким-то нереальным в вечерней тишине.
      Джейн повернулась и посмотрела на маленький серебристый диск.
      - У меня странное чувство, - сказала она. - Мне девятнадцать лет, и я никогда не видела безлунной ночи. Чтобы наверху было совсем пусто. Сплошная чернота. Даже не верится.
      Над мачтой проплыл "воздушный змей" - крошечный светящийся жучок на мерцающей треугольной паутинке.
      - Останутся звезды, - напомнил я.
      - Это другое дело. В заходе последней луны есть что-то... что-то зловещее. Будто настает конец света.
      Я рассмеялся: у Джейн слишком богатое воображение.
      - Не забывай, что все шесть лун видны на другой стороне планеты. И потом, завтра они будут у нас над головой. Ты их, правда, не увидишь при дневном свете, но они дадут о себе знать...
      - Ты имеешь в виду приливы?
      - Я думаю, мы к ним готовы.
      Однако в душе я вовсе не был уверен в этом. Луны Аркадии движутся по блуждающим орбитам и каждые пятьдесят два года собираются все вместе на небольшом участке неба. Прекрасно, если мы сделали все необходимое. Но беда в том, что о событиях предыдущего цикла мало что известно.
      Человек появился на Аркадии - этой на девять десятых морской планете с единственным континентом в экваториальном поясе да несколькими разбросанными островами - сто тридцать лет назад. Сам я принадлежу к пятому поколению аркадян. Мне тридцать два года, и во время прошлого соединения шести лун меня еще не было на свете.
      Старожилы поселка Риверсайд, конечно же, помнили о событиях того времени, но с таинственным видом помалкивали. Было лишь известно, что вспыхнули необъяснимые бунты и что много людей утонуло Рассказывали также истории про оборотней - Бог знает, кто первый это придумал, но люди достаточно глупы, чтобы повторять такие байки.
      Несколькими неделями раньше я беседовал в "Клубе" с шестидесятилетним Джедом Спарком, представителем третьего поколения аркадян.
      - Тут ведь как получается, - важно разглагольствовал он. - Когда все шесть лун разом выстраиваются в ряд, это действует на мозги. Гравитация так растягивает извилины, что человек может свихнуться. Помнится, в прошлый раз - я тогда ребенком был - это началось под Рождество. Мои вручили мне подарок, большой такой сверток. Я смотрю на него, потом на них, и вдруг чувствую, что знаю, какой там подарок. Разворачиваю - и правда: старинный поезд с красным паровозом. Привезенный с Земли. Стоил, верно, кучу денег. Но, скажу я вам, это ощущение, будто я посмотрел сквозь обертку, надолго выбило меня из колеи.
      Он выразительно передернул плечами, и мне пришлось поставить ему пиво в порядке компенсации за расстройство.
      Тогда я только улыбнулся, но несколько недель назад на Опытной Станции нежданно-негаданно появилось четверо визитеров. С одним из гостей, Артуром Дженкинсом, я познакомился еще девять месяцев назад на конгрессе. Хотя наши специальности далеки друг от друга, как Северный полюс от Южного, мы с удовольствием поболтали на одной особенно скучной лекции; я - морской биолог, и он нашел мою профессию достаточно любопытной.
      Однако сейчас я его практически не видел. Очевидно, Артур и трос остальных являлись исследовательской группой с секретным заданием. Одно я все же знал: Артур - психиатр. Отсюда напрашивалось предположение, что исследуют они нас, жителей Риверсайда, нашу реакцию на пятидесятидвухлетний цикл. Как ни странно, эта загадочная "реакция" наблюдалась только среди населения прибрежных районов. В прошлый раз сожгли дотла Старую Гавань - ближайший большой порт. Рассказывали, что друзья ни с того ни с сего бросались друг на друга...
      Я рассеянно смотрел на шумную стайку чаек-юнкеров; одна из них только что бултыхнулась в воду, а остальные подняли гвалт, когда она вынырнула с рыбиной в клюве. Вокруг парили крошечные мяучки - морские колибри. Они питаются мельчайшими рачками - планктоном, - выхватывая их из воды своими длинными и тонкими, как иглы, клювами.
      Голос Джейн вернул меня к реальности.
      - А правда, прилив будет больше ста футов? - спросила она.
      Обычно луны Аркадии разбросаны по всему небу, и тогда приливы незаметны.
      - Ничего. Мы это предусмотрели. Кое-кого придется временно эвакуировать в Исследовательский центр и другие места. А когда приливы закончатся, все дружными усилиями помогут очистить домики. Я думаю, никто не откажется.
      В Риверсайде живет человек пятьсот (и каждый пятый работает на Станции); поселок теснится на крутых склонах, там, где река расширяется и образует эстуарий, однорукавную дельту. По моим расчетам, около тридцати домиков на две недели станут непригодными для жилья - собственно, к некоторым вода и так подступала при каждом приливе.
      - А что будет с твоей рыбой?
      Джейн коснулась моего больного места. С самого основания Риверсайда местные жители занимались рыбной ловлей и фермерством. До недавнего времени рыбу ловила флотилия из восьми маленьких траулеров. Они и теперь каждый день отправлялись к морю по нашей двухмильной Дельте и возвращались вечером, загруженные до планшира. Но пять лет назад на сцене появилась моя скромная особа, и мы основали Риверсайдскую Биологическую Опытную Станцию.
      Мы начали с экспериментальной рыбной фермы. Разумеется, на Аркадии хватает природных пищевых ресурсов, но мы не хотели отставать от Земли. Несмотря на слабый бюджет и сильную оппозицию, я осуществил этот проект, и к востоку от Дельты построено уже шестнадцать загонов, площадью почти в тысячу акров.
      И вот теперь я столкнулся с самой большой проблемой. В отливы рыбе будет тесно и голодно - у аркадийских толстиков весьма интенсивный обмен веществ, - а во время прилива они проплывут над заграждениями и разбегутся.
      - Мы станем ее подкармливать, - ответил я. - В прилив будем проплывать над заграждением и бросать за борт гранулированный корм. Он опустится на дно. Тогда у толстиков пища окажется внизу, и они не захотят уплывать при высокой воде. А при отливе не подохнут с голоду.
      - Ну и работку ты себе придумал. Как ты управишься с шестнадцатью загонами?
      - Реквизирую траулеры. Они встанут на якоре в устье, загрузятся там кормом, доставят его к загонам и разбросают, как зерно в сев.
      - То-то рыбаки обрадуются!.. - рассмеялась Джейн.
      Рыбаки подозревают - и справедливо, - что когда-нибудь рыбные фермы лишат их работы. Поэтому независимые колонисты неприязненно относятся к Опытной Станции.
      - Все равно в эти дни траулеры им не понадобятся. Дельта начнет пересыхать при отливах, останется лишь несколько мелких заводей. А при высокой воде будет такое течение, что выходить в морс просто опасно. Вряд ли они так уж рассердятся. Скорее, и правда обрадуются, что получили повод поворчать на власти.
      - Теперь понятно, зачем вы гоняли туда-сюда по дороге на Мыс. Ты все спланировал много месяцев назад и молчал.
      - Так было нужно. Хорошо, что риверсайдские рыбаки недальновидны. Если б они догадались о моих планах, то могли взять субсидию на расширение и бетонирование дороги, затем преспокойненько продолжать рыбачить, а улов возили бы на грузовиках. Ну, а по нынешней дороге проезжает, самое большее, трактор с прицепом. Мы сделали больше сотни рейсов, чтобы завезти корм.
      Джейн погрузилась в молчание. На ее задумчивое лицо падал свет из каюты. Я вновь поразился сходству Джейн с Шейлой и почувствовал знакомый приступ тоски...
      Мы плыли между двумя высокими скалами у входа в Дельту; они угрожали нам острыми зазубринами в непривычном мраке. Отлив был стремительным, и "Карусель" медленно продвигалась навстречу черной бурлящей воде. От носа углом расходились две ярко светящиеся в темноте волны.
      - Не вода, а сплошной планктон, - заметил я, отвлекаясь от грустных воспоминаний. Над водой парило множество мяучек; они жадно глотали рачков и громко пищали.
      - Да, я тоже заметила. Кажется, этой мелочи приливы и отливы нипочем. При низкой воде залив похож на суп. Их тут миллиарды, и они все плывут вверх по течению. По-моему, их с каждой ночью становится все больше.
      Неподалеку от лодки возникали другие волны - голубые быстрые следы мелькавших тут и там треугольных плавников.
      - И чернуги сюда лезут, - удивился я. - Съезд у них здесь намечается, что ли? Как бы они не забрались в загоны.
      Чернуги - аркадийский эквивалент земных акул. Гибкие, ловкие и невероятно свирепые, они охотятся на толстиков. Сущее проклятие для рыболовных траулеров, потому что своими острыми, как ножи, зубами они режут сети в клочья. А если чернуга заберется в загон, она одна может истребить за несколько часов все поголовье толстиков. Эта тварь убивает мгновенно, вонзая зубы в заднюю часть головы жертвы, и без передышки переходит к следующей. Чернуги убивают без разбору, слепо; им просто нравится убивать, и только изредка они останавливаются, чтобы поесть. Рыбаки, выходя в море, надевают пояса из растворимого репеллента, однако это средство не всегда помогает...
      У меня на глазах чернуга поднялась в великолепном прыжке, поймала парящую мяучку и снова ушла под воду.
      Последние слабые лучи Гимеля серебрили глинистые отмели, когда, заставляя двигатель бороться с быстрым течением, мы проходили последнюю милю, дыша воздухом, пропахшим планктоном и бензином. С обеих сторон подступали черные глыбы холмов, лишь прямо впереди гостеприимно светились огоньки поселка, где меня ждал уют "Клуба" и вкус холодного пива.
      Я отвел рукоятку, поворачивая направо, вслед за руслом, огибающим крутой скалистый склон. Здесь несколько десятилетий назад от вершины длинного хребта отвалился кусок породы - отвалился, скатился к краю воды и остался лежать бесформенной грудой валунов. Со временем безжизненные валуны обросли сверху мхом, а снизу водорослями. Между валунами у самого края воды выросли молодые деревца. Они осторожно спустили корни со своей безопасной площадки, сухой при обычных приливах.
      Я знал, что очень скоро они поймут уязвимость своего положения. Высокая вода накроет их с макушкой. За месяц соленый прилив неизбежно отравит их, и уже в этом году они упадут, оторвавшись от своих корней. Их прибьет к крутому берегу, и они останутся лежать там, наполовину погруженные, совсем как...
      - Марк! Не думай о ней.
      Я чуть не подпрыгнул, вздрогнув от неожиданного возгласа Джейн.
      - Как ты?..
      Я оборвал свой невольный вопрос, потому что знал, как она догадалась.
      - Ты всегда вспоминаешь о ней, когда мы проезжаем мимо Якорной Заводи в темноте. Пора уже начать думать о ком-нибудь другом. В поселке полно симпатичных девушек. Сколько можно жить отшельником? Начинай понемногу выползать. Ходи на танцы, и вообще, хватит просиживать все вечера в "Клубе" и отсыпаться по утрам. Сначала тебе было жалко ее, а теперь еще больше жалко себя. Мне тоже жалко - в конце концов, она была моей сестрой. Но я это преодолела. Пора и тебе прийти в себя.
      Я уставился на Джейн, пораженный этим безапелляционным выпадом. Она с непреклонным видом смотрела вперед, и свет из каюты подчеркивал решительные линии круглого подбородка, подбородка Шейлы... Но у Шейлы были светлые волосы до плеч, а у Джейн - короткие каштановые. И характерами они сильно отличались: мягкое очарование Шейлы резко контрастировало с прямолинейностью, иногда доходящей до жестокости, и практичностью Джейн.
      - Я ее любил, - сказал я печально и почувствовал, что, как плохой актер, самым недостойным образом бью на жалость, лишь бы она замолчала.
      - Ну так полюби снова, - сурово отрезала Джейн, ничуть не смягчившись. - Раз ты доказал, что способен любить.
      Мы миновали первые жилые домики Риверсайда. Среди деревьев аккуратным треугольником светились окна жилища миссис Эрншоу. У нее, наверно, опять собрались на традиционную партию в бридж состоятельные независимые колонисты. Эта богатая дама жила с компаньонкой, а домик ее был набит дорогостоящей привозной мебелью и роскошными безделушками, как пещера Аладдина. Я был там только однажды и весь вечер ежился от ее зычного голоса и бульдожьего выражения лица; мне все время казалось, будто я неправильно побил ее туза козырями. Теперь я с простительным злорадством отметил, что ее домик находится ниже расчетной верхней отметки прилива.
      Я убавил обороты и осторожно повел "Карусель" вверх по темной реке; совсем некстати было бы сейчас потерять фарватер и сесть на мель. Из-за отлива мы не смогли бы сняться с мели до рассвета. Скорее всего, пришлось бы бросить накренившуюся лодку и идти вброд. Я представил себе ехидные упреки Джейн, пробирающейся по колено в зловонном иле...
      - И кого же я должен полюбить, Джейн? - внешне непринужденно спросил я, продолжая игру.
      Она рассмеялась, и неловкий момент прошел.
      - Во всяком случае, не меня. Я выйду замуж за мужчину, а не за пьяную развалину с разбитым сердцем.
      - Ты раньше превратишься в старую деву, Джейн. Вспомни, что говорит правительство: долг колонистов - обзаводиться детьми. Так что исполняй свой долг и размножайся.
      - Спасибо. Когда мне размножаться, решать буду я, а не правительство. Мне только девятнадцать; у меня еще все впереди. Вот тебе действительно тридцать, если не больше. Я считаю, что ты был староват даже для Шейлы, а при таком образе жизни через десять лет ты будешь ни на что не способен, если только раньше до тебя не доберутся чернуги.
      Теперь и я рассмеялся; в Джейн есть что-то ободряющее.
      - Как у тебя дела с молодым Фипсом? - спросил я. - Недавно в "Клубе" вы оба сидели с очень веселым видом.
      - Он великолепен, - быстро ответила она и всплеснула руками, изображая восторг. Затем вскочила, схватила багор и прошла вперед, чтобы пришвартоваться.
      - Приехали! - крикнула Джейн и протянула багор над водой, держась одной рукой за носовой поручень. - Приглуши мотор, заботливый папочка. Задний ход! Есть...
      Я повиновался, и она с грохотом протащила по палубе и закрепила причальную цепь, недовольно ворча, что испачкала руки жирным илом.
      Мы перебрались в шлюпку и подплыли на веслах к мосткам, где на столбе светила единственная голая лампочка. Поскольку мы опоздали и попали в самый отлив, последние несколько футов мне пришлось буквально тащить шлюпку, изо всех сил нажимая на весла и задевая килем скользкое дно. Мы высадились, и я закрепил причальный канат.
      - Зайдешь выпить, Джейн? - спросил я. Впереди поднимались по холму огоньки поселка. На вершине приветливо светились окна Опытной Станции и "Клуба". Я увидел, как мимо прошмыгнул в своем черном одеянии его преподобие Борд, похожий на хищную ночную птицу.
      - Нет, спасибо. Если захочу, то могу зайти сама. И потом, твое приглашение не относится именно ко мне. Тебе просто хочется, чтобы тебя увидели с молоденькой. Это лестно для твоего хвастливого "я".
      - Верно, - хохотнув, согласился я.
      Мостки оказались сырыми и скользкими, а нижний участок дороги покрылся илом. Я мысленно прикинул, до какого же места вода поднимется в пик, через две недели, и от всей души пожелал, чтобы оценка в сто футов не оказалась чересчур оптимистичной. В смутном беспокойстве я взял Джейн за руку и отвел ее вверх по холму за отметку последнего прилива. Мы остановились и посмотрели вниз на воду, до которой было, по меньшей мере, пятьдесят футов.
      - Теперь можешь отпустить меня, старый развратник. - Джейн высвободила руку. - Однако серьезно, Марк, что хорошего, по-твоему, в том, что ты все вечера торчишь в "Клубе"? Почему не пойти домой, выпить чашку кофе, почитать или езде что-нибудь? - В свете, падавшем из окон, я заметил, что она улыбнулась, осмыслив забавную сторону этого предложения. - Попозже я приведу Алана и мы все вместе пообедаем.
      - Спасибо за предложение, Джейн, - язвительно ответил я, - но у меня есть занятия получше, чем сопровождение приличия ради парочки молодых влюбленных.
      - Кого? У тебя совершенно ложное представление обо мне и Алане. Это только секс и больше ничего. - Она рассмеялась. - Ну, как знаешь... До завтра.
      Джейн быстро ушла, и улица стала неожиданно тихой. Я начал подниматься дальше. Теперь, когда перспектива выпивки сделалась реальной, появились мысли о том, что за этим последует. Буду сидеть в ярко освещенном зале со стаканом в руке, перекидываясь от случая к случаю парой слов с коллегами, но больше прислушиваясь к разговорам независимых колонистов и вставляя резкие замечания в надежде спровоцировать их на разговор о том, о чем последние шесть месяцев все избегали говорить. И буду приходить в отчаяние, потому что они откажутся говорить, так как думают, что об этом не хочу говорить я...
      Они заботились обо мне; они думали, что мне будет больно, если разговор коснется Шейлы. Но без широкого обсуждения мне никогда не прояснить это дело. Они всегда будут с жалостью смотреть на человека, чью будущую жену нашли мертвой за три дня до свадьбы. Я хотел, чтобы они забыли об этом.
      Риверсайд - маленький поселок. Здесь все друг друга знают. Люди сплетничают, пересказывают слухи и строят догадки, и в обычном разговоре от случайного намека может вдруг всплыть неожиданная правда.
      О том, кто убил Шейлу.
      2
      Воскресный полдень.
      В "Клубе", как всегда, полно колонистов, перебивающих аппетит перед ленчем. Не продохнуть от табачного дыма и разнообразных акцентов. Наш"Клуб" нынче популярен - а все благодаря Джону, управляющему. Он несколько лет назад прибыл с Земли полный идей, касающихся того, как должен выглядеть бар.
      Хотя жалованье ему платит Станция - причем это просто зарплата без комиссионных за выручку, - он все равно отдает все силы процветанию заведения. В результате независимые колонисты Риверсайда признали "Клуб" своим и стали лучше относиться к Опытной Станции. Ну а я, оценив это, никогда не противился частым заявкам Джона на новое оборудование, и теперь всю первоначальную обстановку - больничного вида пластмассовую мебель, поставленную по правительственному заказу, - сменили удобные мягкие изделия производства новой фабрики в Старой Гавани.
      Последний штрих, переполошивший местную пуританскую оппозицию, состоял в замене старой вывески, гласившей: "НАПИТКИ. Лица, не достигшие четырнадцати лет, не допускаются. Музыка и танцы запрещаются" - доской с изображением риверсайдского траулера и текстом: "Добро пожаловать в Риверсайдский Клуб". Джон - всеобщий любимец и прекрасно ладит с нашим единственным полицейским, скромным малым Кларком.
      Я протиснулся к бару, заказал пиво, сделал большой глоток и облокотился спиной о стойку, осматривая зал. Большинство постоянных посетителей были уже на месте, причем сотрудники Станции самым похвальным образом смешались с независимыми колонистами.
      А вот кого я не ожидал здесь увидеть, так это Артура Дженкинса, психиатра, и Дона Маккейба - рыжего человека с необычным акцентом, недавно прибывшего с Земли и, судя по всему, входившего в группу Дженкинса. Эти двое сидели спиной к окну и о чем-то негромко беседовали; в окне за ними круто спускались к реке купола поселка. Начался прилив, и вода поднялась, пожалуй, футов на шестьдесят выше ординара; ближайшая к реке часть поселка уже эвакуировалась. В самом низу над водой выступало несколько куполов, похожих на опрокинутые вверх дном лодки.
      Не иначе как Артур и Дон наблюдали за нами, ожидая, что мы впадем в ярость или еще как-нибудь свихнемся. На мой взгляд, они зря теряли время. Я чувствовал легкое похмелье, и у меня просто не хватило бы энергии, чтобы впасть в ярость.
      Однако я вскинулся, как злая собака, когда кто-то хлопнул меня по плечу и проревел в ухо приветствие. Это оказался Пол Блейк, двадцати лет, одинокий, самоуверенный и сегодня совершенно непереносимый. Я огрызнулся и отвернулся.
      - Неважно себя чувствуете сегодня, профессор Суиндон? - вполголоса спросил Джон Толбот, перегнувшись через стойку.
      - Просто паршиво, - подтвердил я.
      - Вчера вечером было трудное сражение, но вы в конце концов победили.
      Действительно, борьба была нешуточная. Одно дело получить правительственное разрешение на реквизицию траулеров, и совсем другое привести его в исполнение и убедить рыбаков выйти завтра в море. То есть уже сегодня. Я заметил, что кое-кто из них пил не переставая. Сегодняшний поход вниз по реке будет не из легких.
      Тут же вовсю хлестал виски фермер Блэкстоун, одна из загадок Риверсайда. Его ферма стоит на самой паршивой земле в округе, и ни для кого не секрет, что ему с его тощими аркоровами не удается выполнить квоту. И все-таки у него всегда водятся наличные. Чем он зарабатывает на жизнь, не знает никто и меньше всех - как я подозреваю - налоговое управление.
      - Вы почувствуете себя лучше после пары кружечек, - посоветовал Джон. Нет ничего лучше пива в полдень, чтобы снять похмелье... Одно только плохо, - добавил он с преувеличенной серьезностью. - Есть опасность перебрать.
      - Не беспокойся, - заверил я, - сегодня мне нужна ясная голова.
      Я взял свою кружку и прошел туда, где Джейн и Алан Фипс болтали с рыбаками. Из политических соображений полезно, чтобы тебя почаще видели болтающим с независимыми колонистами, да и просто хотелось поговорить о чем-нибудь, кроме работы. Наши энергичные молодые ученые со Станции все время говорят о рыбе, думают о рыбе и даже - я видел собственными глазами - эту рыбу едят. Впрочем, есть и исключения: несколько сотрудников сельскохозяйственного отдела, чьи мысли, как спутник, вертятся вокруг аркоровы - аркадийского травоядного. Хотя моя специальность - море, оказалось, что я уже знаю кучу всего и об аркорове.
      Джейн бурно приветствовала меня и предложила сесть рядом, но остальные отреагировали вяло. Разговор угас, как догоревшая свечка.
      - Мы как раз говорили о нашествии рыбы, - сообщила Джейн бодро.
      - Это противоестественно, - проворчал Эрик Фипс, отец Алана.
      - А я думал, вам только того и надо, - сказал я.
      - Ее слишком много. Будет затоваривание. Да и все равно вы отобрали наши суда. Кроме того, это в основном чернуги.
      - Послушайте. - Я был терпелив. - Мне ваши траулеры нужны будут только две-три недели, и вы получите компенсацию за это время. При таком количестве планктона Дельта будет просто кишеть толстиками, когда приливы станут нормальными. А чернуги уйдут. Они редко бывают в этих местах, и непонятно, что они сейчас-то здесь делают.
      Эрик Фипс пожевал свою сигарету, намочив и растрепав ее кончик. Мне всегда претит пользоваться с ним одной пепельницей.
      - Держу пари, все дело в Опытной Станции... Фипсы рыбачат здесь сотню лет, с тех самых пор, как основали Риверсайд, - проворчал он. - И никогда раньше у нас не забирали суда.
      На первый взгляд Фипс кажется жалким - низенький, старенький, с тупой физиономией и дрожащими от пьянства руками. Но я знал, что его безобидная внешность обманчива. Не раз у меня на глазах, если кто-нибудь из моих молодых ученых начинал над ним подтрунивать - Фипс вдруг как опрокинет стол, как вскочит да как заорет! Не старичок, а взбесившийся баран. Да и все вокруг так ощетинятся, что шутнику впору сквозь землю провалиться... Сейчас, впрочем, Фипс просто был не в духе.
      - Эрик, тебе, наверно, лет шестьдесят пять, - начал я. - Тебе отец когда-нибудь рассказывал, что случилось в прошлые высокие приливы? Ты сам что-нибудь помнишь?
      Эрик задумался.
      - Мой отец погиб, - сказал он наконец. - Какая-то драка на борту. У него был товарищ, с которым он не очень ладил, но, говорят, и не ссорился. Один из помощников все видел. Этот парень вдруг взял да ударил отца железной свайкой - ни с того ни с сего.
      - А в тот день они ругались, ты не знаешь?
      - Да вроде нет. Отец, правда, иногда говорил, что еще доберется до Уортона - так звали того человека, - но это он просто ворчал. Он часто так говорил, потому что из-за этого Уортона потерял руку, когда тот не вовремя включил лебедку. Я был тогда молодой, но я знаю, что он никогда не говорил это всерьез.
      Нас прервала Джейн:
      - Ради бога, Марк, давай сменим тему. Есть новости о приливах?
      - По-прежнему сообщают, что максимум составит сто футов. Это будет примерно через неделю. Период приливов около двадцати часов, так что ты еще увидишь свои луны - все сразу. Вот будет зрелище! - Я погрузился в вычисления; аркадийские сутки длятся двадцать шесть часов. - Скоро отливы станут дневными.
      Алан Фипс проговорил мечтательно:
      - Дельта будет пересыхать. Останутся речушки и заводи, а в них полным-полно планктона и рыбы.
      Есть вещи, которые я не люблю. Про молодого Фипса говорят, что он браконьер, и жестокий. Глушит рыбу динамитом, и когда она, беспомощная, всплывает на поверхность, собирает ее прямо руками. Когда-нибудь кто-нибудь его поймает, может быть, собственный отец... Алан - высокий красивый темноволосый парень, немного бесшабашный, что нравится девушкам. Он держится одиноким волком, и его редко видят в компании других парней. Том Минти, к примеру, обходит его стороной. Мне кажется, что Алан слишком тщательно следит за своей прической. В общем, я надеюсь, что Джейн им не очень увлеклась...
      - Марк!
      Я поднял глаза. Около моего кресла стоял Артур Дженкинс. Я извинился перед компанией и прошел за ним к бару. К этому времени толпа уже начала редеть.
      - Я хочу попросить тебя кое о чем, - без долгих предисловий начал он. Ты, наверно, догадываешься, что мы приехали присмотреть за поселком на время приливов - с учетом того, что здесь творилось в прошлый раз. Так вот, у тебя есть лодка, и с независимыми колонистами ты ладишь лучше всех на Станции. Я хочу, чтобы ты меня информировал. Сообщай обо всем, что происходит, обо всем, что покажется тебе странным, в течение следующей недели или около того. Я не могу выйти с траулерами - ты знаешь, как сопротивляются рыбаки любому вторжению, и если они решат, что я за ними шпионю, вся работа пойдет насмарку. По ты можешь мне помочь.
      - А почему следить нужно именно за траулерами? - спросил я.
      - Пятьдесят лет назад все было как-то связано с водой. Начать с того, что все инциденты имели место только в прибрежных поселках. Правда, толком ничего не удалось выяснить. Никто не понимал, что произошло. Свидетели все как один ничего не видели и не слышали. А когда кого-нибудь привлекали к суду за убийство и насилие, обвиняемые твердили, что им пришлось нападать первыми, не то жертва сама бы на них набросилась... Не ахти какое оправдание. В общем, всех обуяла взаимная ненависть, которая сплошь и рядом оборачивалась насилием. Даже сами жертвы - те из них, что остались в живых, - не могли потом сказать, почему, собственно, на них напали. Кроме того, многие в те дни покончили с собой. Утопились.