Денисон поднял на него усталый взгляд.
      — Я все хочу спросить тебя, как Цинтия, — сказал он, — но ведь, конечно, для нее прошло… пройдет не так много времени, может быть, всего неделя. Кстати, у тебя не найдется сигарет?
      — В скуттере, — сказал Эверард. — Я подумал, что мне и так придется достаточно многое объяснять. Вот уж никак не ожидал, что ты будешь здесь заправлять всем этим государством.
      — Я и сам этого не ожидал. — Денисон пожал плечами. — Самое фантастическое, что только могло произойти. Парадоксы времени…
      — Как же это случилось?
      Денисон потер лоб и вздохнул.
      — Меня затянуло в машину здешней государственной политики. Знаешь, иногда все прошлое кажется мне странным сном. Существовало ли когда-нибудь христианство? Хартия вольностей? Контрапунктическая музыка? Не говоря уже о тех людях, которых я знал. Все еще никак не верится, что ты здесь, Мэнс. Наверное, я сейчас проснусь. Ладно, дай вспомнить. Знаешь, как все произошло? Мидяне и персы в расовом и культурном отношении находятся в близком родстве, но мидяне в те времена держали власть в своих руках; они многое переняли от ассирийцев, о которых персы не столь хорошего мнения. Мы в основном свободные земледельцы и скотоводы, и, конечно, несправедливо, что мы оставались подданными…
      Денисон поперхнулся.
      — Черт! Ну вот видишь, опять. Почему я говорю "мы"? Ну, в общем, в Персии было неспокойно. За двадцать лет до того мидийский царь Астиаг приказал убить Кира, но теперь он пожалел об этом, так как отец Кира умирал, и отсутствие законного наследника могло вызвать гражданскую войну. Я высадился в горах. Для того чтобы спрятать скуттер, мне пришлось поискать место и во времени, и в пространстве: день туда, несколько миль сюда… Потому-то Патруль и не смог потом засечь его своими детекторами… Это одна из причин. В конце концов, я оставил его в пещере и отправился дальше пешком, но почти сразу же попал в беду. Через этот район на усмирение персов, среди которых начались волнения, как раз проходила мидийская армия. Один из воинов заметил, как я выходил из пещеры, вернулся, и не успел я оглянуться, как меня схватили и стали допрашивать, выпытывать, что это я прячу. Они приняли меня за волшебника и сильно испугались, но еще больше они боялись показать себя трусами.
      Со скоростью лесного пожара весть обо мне разнеслась по армии и по все стране. Все знали, что я появился при удивительных обстоятельствах.
      Их начальником был сам Гарпаг, злой и умный, как черт. Он решил, что меня можно использовать. Он приказал мне привести в движение мою бронзовую лошадь, но не разрешил сесть на нее. Мне все же удалось настроить программатор скуттера и отправить его путешествовать во времени. Это вторая причина, по которой Патруль не нашел его. Машина находилась в этом веке всего несколько часов, а потом, вероятно, отправилась к началу начал.
      — Здорово! — одобрительно сказал Эверард.
      — Я ведь знал приказ, запрещающий такую степень анахронизма.
      Денисон скривил рот.
      — Но я все же ожидал, что Патруль меня выручит. Знай я, как все получится, я совсем не уверен, что повел бы себя столь законопослушно. Я мог бы взять скуттер с собой, сделать вид, что подчиняюсь во всем Гарпагу, и удрать, как только представится такая возможность.
      Эверард целую минуту мрачно смотрел на него.
      "Кейт изменился, — подумал он, — не просто постарел; годы, проведенные среди чужестранцев, изменили его так, что он сам не замечает в себе этих перемен".
      — Если бы ты рискнул изменить будущее, — сказал он, — ты поставил бы под угрозу и существование Цинтии.
      — Да, да, правда. Я помню, что подумал об этом… тогда… Как давно все это было!
      Денисон наклонился вперед, положив руки на колени и глядя сквозь переплет беседки. Он продолжал говорить ровным, безжизненным голосом.
      — Гарпаг, конечно, рвал и метал. Я думал, он собирается убить меня. Меня все время держали связанным, как скотину, которую ведут на убой. Но, как я уже говорил, слухи обо мне разнеслись по всей стране, и чем дальше, тем больше, и у Гарпага возник план. Он представил мне выбор: повиноваться ему или умереть. Что я мог поделать? И к тому же здесь речь шла не об изменении прошлого; я скоро понял, что играю роль, уже записанную в истории. Гарпаг подкупил пастуха, чтобы тот подтвердил его версию и представил меня как Кира, сына Камбиса.
      Эверард, ничуть не удивленный, кивнул.
      — Зачем ему это было надо? — спросил он.
      — В то время он еще просто хотел поддержать мидийского царя. Царь Аншана, всецело от него зависящий, будет теперь предан Астиагу и станет держать персов в узде. Я был так ошеломлен, что ничего не мог поделать и подчинился ему во всем, с минуты на минуту ожидая, что мне на выручку придет Патруль. Фанатическая преданность иранских аристократов идее правды здорово помогла нам — только немногие заподозрили, что я самозванец, а не Кир, хотя мне кажется, что сам Астиаг нарочно игнорировал некоторые неточности. Он поставил Гарпага на место, сурово наказав его за то, что тот не убил Кира, хотя Кир был сейчас Астиагу нужен. Ирония судьбы особенно очевидна, если иметь в виду, что в действительности Гарпаг в точности выполнил его приказание за двадцать лет до того.
      На протяжении первых пяти лет Астиаг вызывал все большую ненависть у меня лично. Сейчас, глядя в прошлое, я вижу, что он был не таким уж исчадием ада, просто типичный восточный монарх древнего мира, — но тогда, глядя каждый день на пытки и мучения людей, мне трудно было мыслить столь рационально. Гарпаг, мечтавший отомстить за несправедливость и обиду, подготовил восстание и предложил мне встать во главе его.
      Денисон усмехнулся.
      — В конце концов, я был Киром Великим, который должен был выполнить свое предназначение. Сначала нам пришлось тяжело — мидяне били нас вновь и вновь, но знаешь, Мэнс, я чувствовал, что все это начинает мне нравиться. Это тебе не сидеть в окопе двадцатого века и гадать, скоро ли прекратится вражеский обстрел. О, война и здесь достаточно ужасна, в особенности когда ты рядовой и когда начинаются болезни, а они всегда начинаются. Но если ты сражаешься, боже правый, ты сражаешься собственными руками! И я даже обнаружил в себе талант: оказывается, я умею драться! А какие замечательные сражения у нас были!
      Эверард видел, как светлеет лицо Кейта: царь Кир выпрямился и сказал со смехом:
      — Вот, например, лидийская конница многим числом превосходила нас. Обозных верблюдов мы поставили в авангард, пехоту позади них, а в самом конце — кавалерию. Лошади Креза почуяли запах верблюдов и обратились в бегство. По-моему, они бегут до сих пор. Мы стерли кавалерию Креза с лица земли!
      Он внезапно замолчал, прикусил губу и посмотрел на Эверарда.
      — Прости, я все время забываю. Иногда после боя, глядя на убитых и особенно на раненых, я вспоминаю, что там, дома, я не был убийцей. Но я ничего не мог поделать, Мэнс! Я должен был воевать! Сначала было восстание. Если бы я не подчинился Гарпагу, как ты думаешь, остался бы я в живых? А затем речь пошла о судьбе государства. Я не просил ни лидийцев, ни варваров нападать на нас. Ты когда-нибудь видел город, захваченный варварами? Вопрос стоит так: или мы, или они, и когда побеждаем мы, то, по крайней мере, не превращаем побежденных в рабов: у них остаются их земли, и обычаи, и… Во имя Митры, Мэнс, мог ли я поступить иначе?
      Эверард сидел, вслушиваясь в шуршание листьев под легким ветерком. Наконец он сказал:
      — Нет. Я понимаю. Надеюсь, тебе было не слишком одиноко.
      — Я привык, — осторожно сказал Денисон. — Гарпаг — выходец из низов, но он интересен. Крез оказался очень порядочным человеком, у волшебника Кобада оригинальный ум, и он единственный осмеливается обыгрывать меня в шахматы. Здесь есть праздники, охота, женщины…
      Он с вызовом посмотрел на Эверарда.
      — Да. Ты ожидал от меня другого?
      — Нет, — сказал Эверард. — Шестнадцать лет — долгий срок.
      — Кассандана — моя старшая жена — стоит всего того, что я выстрадал за эти годы. Хотя Цинтия… Боже мой, Мэнс!
      Денисон встал и положил руки на плечи Эверарда, сжав их до боли сильными пальцами, которые за шестнадцать лет привыкли держать топор, лук и уздечку. Царь Персии громко спросил:
      — Как ты собираешься вытащить меня отсюда?
 

7

 
      Эверард тоже поднялся, подошел к краю беседки и стал смотреть сквозь плетение каменных кружев, опустив голову и засунув руки за пояс.
      — Не знаю, — ответил он.
      Денисон изо всех сил стукнул себя кулаком по ладони.
      — Этого я и боялся. С каждым годом я все больше боялся, что если Патруль меня и обнаружит… Ты должен помочь мне, Мэнс.
      — Говорю тебе, что не могу!
      Голос Эверарда прервался. Он не обернулся.
      — Пойми меня. Ты наверняка уже сам думал об этом. Ведь ты не какой-нибудь там мелкий предводитель варваров, судьба которого не будет иметь особого значения уже лет через сто. Ты — Кир, основатель Персидской империи, ключевая фигура всей этой эпохи! Если исчезнет Кир, исчезнет и будущее! Не будет вообще никакого двадцатого века, и, конечно, исчезнет Цинтия.
      — Ты уверен? — взмолился человек за его спиной.
      — Я просчитал все, прежде чем направиться сюда, — сказал Эверард сквозь зубы. — Не обманывай себя. Мы предубеждены против персов, потому что одно время они враждовали с Грецией, а в нашей собственной культуре слишком много от греческой. Но персы имеют по меньшей мере столь же важное значение в истории. Ты и сам видел, как все здесь было. Конечно, по твоим представлениям все они грубы, но такова эпоха, и греки ничуть не лучше персов. Да, у них нет демократии, но нельзя же упрекать людей за то, что они не дошли до этого европейского открытия, столь далекого от их умственных горизонтов. Важно другое: Персия была первой державой-победительницей, сделавшей попытку уважать побежденные народы и умиротворять их; державой, соблюдавшей собственные законы, добившейся мира на огромной территории, что позволило наладить тесный контакт с Дальним Востоком и привело к появлению жизнеспособной религии, зороастризма, распространившейся среди многих рас и на большом пространстве. Может быть, ты не знаешь, сколько христианство переняло от культа Митры, но, поверь мне, — очень многое. Не говоря уже об иудаизме, религии, которую ты, Кир Великий, спасешь собственными руками. Помнишь? Ты завоюешь Вавилон и дашь возможность всем евреям, еще не принявшим другой веры, возвратиться к себе на родину; без тебя они будут поглощены другими народами: так, как это случилось с десятками племен.
      Даже в своем упадке Персидская империя останется как бы матрицей будущей цивилизации. Какими победами знаменит Александр Великий, как не завоеваниями персидских территорий? А это распространило эллинскую культуру по всему миру! И затем появятся преемники персидского государства: Понт, Парфия, Персия времен Фирдоуси, Омара Хайяма и Хафиза, Иран, который мы знаем, и Иран будущего, после двадцатого века…
      Эверард круто повернулся.
      — Если ты сейчас исчезнешь, — сказал он, — то я могу ясно представить себе, как через три тысячи лет человечество все еще будет гадать о своих судьбах на внутренностях животных и скитаться по лесам Европы. Америка не будет открыта вовсе…
      Денисон обмяк.
      — Да, — ответил он. — Я думал об этом.
      Он прошелся взад и вперед, заложив руки за спину. Его темное лицо старело с каждой минутой.
      — Еще тринадцать лет, — прошептал он, как бы про себя. — Еще тринадцать лет, и я погибну в битве с кочевниками. Я не знаю точно, как это произойдет. Но так или иначе обстоятельства приведут меня к гибели. Почему бы и нет? Волей-неволей обстоятельства заставили меня проделывать все, что от меня требовалось… И как бы я ни воспитывал своего сына Камбиса, я знаю, что он окажется недоумком и садистом, и что только Дарий сможет спасти империю. Боже мой!
      Он прикрыл лицо широким рукавом.
      — Прости, я ненавижу жаловаться, но не могу справиться с собой.
      Эверард сел, избегая смотреть на Денисона. Он слышал тяжелое его дыхание.
      В конце концов царь налил вино в две чаши, сел рядом с Эверардом и сухо произнес:
      — Еще раз прости. Все прошло. И я еще не сдался.
      — Я не могу поставить вопрос перед главным управлением, — с некоторой долей сарказма сказал Эверард.
      Денисон с той же иронией ответил:
      — Спасибо, старина. Я помню их правила достаточно хорошо. Без нас можно обойтись. Они просто запретят путешествия сюда на весь период жизни Кира, чтобы не вводить меня в соблазн, и пошлют мне любезное письмо. В нем будет говориться, что я — абсолютный монарх цивилизованного народа, с дворцами, рабами, виноградниками, шутами, поварами, наложницами, охотничьими угодьями, — и все это в неограниченных количествах. Чем же я недоволен? Нет, Мэнс, этот вопрос нам придется решать только с тобой вдвоем.
      Эверард сжал руки в кулаки с такой силой, что почувствовал, как ногти впиваются в ладони.
      — Ты хочешь от меня чертовски многого, Кейт, — медленно сказал он.
      — Я просто прошу тебя обдумать все возможности, и, Ариман тебя побери, ты это сделаешь!
      Его пальцы опять впились в плечи Эверарда: это завоеватель Востока отдавал приказ. Прежний Кейт никогда бы не разговаривал таким тоном, отметил про себя Эверард, начиная злиться, и подумал:
      ЕСЛИ ТЫ НЕ ВЕРНЕШЬСЯ, И ЦИНТИЯ УЗНАЕТ, ЧТО ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ ВЕРНУТЬСЯ… ОНА ЯВИТСЯ СЮДА К ТЕБЕ, А ЕЩЕ ОДНА ЧУЖЕСТРАНКА В ГАРЕМЕ ЦАРЯ НИКАК НЕ СМОЖЕТ ПОВЛИЯТЬ НА ИСТОРИЮ. НО ЕСЛИ Я ПРЕДСТАВЛЮ ДОКЛАД В ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ДО ТОГО, КАК УВИЖУ ЕЕ, ДОЛОЖУ, ЧТО ПРОБЛЕМА НЕРАЗРЕШИМА, А ЭТО НЕ ПОДЛЕЖИТ СОМНЕНИЮ… ЧТО Ж, ТОГДА ПОСЕЩЕНИЕ ЭПОХИ КИРА БУДЕТ ПОД ЗАПРЕТОМ, И ЦИНТИЯ НИКОГДА НЕ СМОЖЕТ ПОПАСТЬ К ТЕБЕ.
      — Я не раз сам думал об этом, — более спокойно продолжал Денисон. — И я не хуже тебя понимаю все сложности. Но послушай, я могу показать тебе пещеру, в которой мой скуттер находился несколько часов, пока меня не схватили. Ты сможешь вернуться туда к моменту, когда я появлюсь, и предупредить меня.
      — Нет, — сказал Эверард. — Это отпадает. По двум причинам. Во-первых, закон, причем очень мудрый закон, запрещает делать это. В некоторых случаях бывали исключения, но тут вступает в силу вторая причина: ты — Кир. Они не пойдут на то, чтобы уничтожить будущее ради спасения одного человека.
      СДЕЛАЛ БЫ Я ЭТО РАДИ СПАСЕНИЯ ОДНОЙ ЖЕНЩИНЫ? НЕ УВЕРЕН… НАДЕЮСЬ, НЕТ. ЦИНТИИ ВОВСЕ НИ К ЧЕМУ ЗНАТЬ ВСЕ ФАКТЫ. БУДЕТ КУДА ЛУЧШЕ, ЕСЛИ ОНА ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕ УЗНАЕТ. Я МОГУ ИСПОЛЬЗОВАТЬ СВОЙ АВТОРИТЕТ АГЕНТА С ПРАВОМ СВОБОДНЫХ ДЕЙСТВИЙ, ЧТОБЫ ЭТИ СВЕДЕНИЯ НЕ ПОШЛИ ДАЛЬШЕ ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ, И НЕ ГОВОРИТЬ ЕЙ НИЧЕГО, РАЗВЕ ТОЛЬКО, ЧТО КЕЙТ УМЕР ПРИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, КОТОРЫЕ ВЫНУДИЛИ НАС ЗАПРЕТИТЬ ПУТЕШЕСТВИЯ ВО ВРЕМЕНИ В ЭТУ ЭПОХУ. ОНА, КОНЕЧНО, ПОГОРЮЕТ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ, НО ОНА СЛИШКОМ МОЛОДА И ЗДОРОВА, ЧТОБЫ СКОРБЕТЬ ВСЮ ЖИЗНЬ… ПРАВДА, ЭТО НЕПОРЯДОЧНО. НО РАЗВЕ ЛУЧШЕ БУДЕТ ПОЗВОЛИТЬ ЕЙ ЖИТЬ ЗДЕСЬ, В КАЧЕСТВЕ РАБЫНИ, И ДЕЛИТЬ СВОЕГО ЛЮБИМОГО ПО МЕНЬШЕЙ МЕРЕ С ДЮЖИНОЙ ЦАРЕВЕН, НА КОТОРЫХ ОН БЫЛ ВЫНУЖДЕН ЖЕНИТЬСЯ ИЗ ПОЛИТИЧЕСКИХ СООБРАЖЕНИЙ? НЕ ЛУЧШЕ ЛИ ДЛЯ НЕЕ БУДЕТ ВСЕ ПОЗАБЫТЬ И НАЧАТЬ ЖИЗНЬ СНАЧАЛА, СРЕДИ СВОИХ СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ?
      — Ясно, — сказал Денисон. — Я просто хотел до конца быть уверен, что это отпадает. Но должен же быть какой-нибудь другой выход. Слушай, Мэнс, шестнадцать лет назад создалась ситуация, являющаяся причиной всего того, что произошло впоследствии, но ведь это случилось не из-за человеческого каприза, а по самой логике событий. Допустим, я бы не появился. Разве Гарпаг не нашел бы другого псевдо-Кира? Кто именно стал великим царем — не имеет абсолютно никакого значения. Другой Кир вел бы себя совершенно не так, как я, во множестве повседневных деталей. Естественно. Но если только он не был бы безнадежным болваном или маньяком, а достаточно разумным и порядочным человеком — надеюсь, ты не будешь отрицать этих моих качеств, — его поведение во всех важных событиях не отличалось бы от моего. Я имею в виду поступки и события, отраженные в истории. Ты знаешь это не хуже меня. За исключением нескольких критических моментов, время всегда стремится вернуться на круги своя. Небольшие различия с годами исчезают и забываются — это и есть негативная обратная связь. Только в ключевые моменты может возникнуть позитивная обратная связь, и прошлые события с годами возрастают в своем значении и последствиях вместо того, чтобы исчезнуть. Ты ведь знаешь все это.
      — Конечно, — сказал Эверард. — Но по твоим же словам, твое появление в пещере и было таким критическим ключевым моментом. Именно твое появление навело Гарпага на мысль о Кире. Без этого… я хорошо представляю себе, как разваливается мидийская империя. Либо ее завоевывает Лидия, либо варвары, потому что персы не получат царя, имеющего божественное право властвовать ими по рождению… Нет, я не появлюсь в пещере в тот момент, если не получу разрешения по меньшей мере самого данеллианина.
      Денисон бросил на него взгляд поверх края чаши, потом поставил ее на стол, но продолжал глядеть на Эверарда.
      — Ты не хочешь, чтобы я вернулся, верно?
      Эверард вскочил со скамьи. Он уронил свою чашу, и она со звоном упала на пол. Вино растеклось, как кровь.
      — Замолчи! — крикнул он.
      Денисон кивнул головой.
      — Я — царь. Стоит мне пальцем шевельнуть, и стража разорвет тебя на куски.
      — Прекрасный способ заручиться моей поддержкой. — Эверард все еще никак не мог успокоиться.
      Денисон вздрогнул. Секунду он сидел неподвижно, затем сказал:
      — Извини. Ты не можешь себе представить, что я испытал… Да, да, жизнь моя здесь была не так уж плоха. Даже более интересна, чем у большинства, а когда тебя почитают божеством, со временем это начинает нравиться. Наверное, поэтому я через тринадцать лет ввяжусь в бой за Яксартом; ведь у меня не будет иного выхода; все мои храбрецы будут смотреть на своего повелителя. Черт возьми, может, оно и стоит того. — Он растянул губы в улыбке. — Некоторые мои наложницы сногсшибательны. И у меня есть Кассандана. Я сделал ее своей старшей женой, наверное, потому, что она чем-то напоминает мне Цинтию. Трудно сказать, ведь прошло столько времени. Двадцатый век нереален для меня. И, знаешь, мчаться на горячей лошади — гораздо большее удовольствие, чем гнать спортивный автомобиль… И я знаю, что делаю здесь полезное дело, — не каждому дано знать это о себе… Да, извини, что я накричал. Я верю, ты бы помог, если бы только смел. Но ты не смеешь, и я не упрекаю тебя, и тебе незачем меня жалеть.
      — Прекрати это! — простонал Эверард.
      Он почувствовал, будто мозг его разрывается на части в абсолютной пустоте. Сквозь решетки беседки он видел статую на крыше: юноша убивает быка — это был символ человека и солнца. За колоннами и виноградными лозами стояли стражники в кожаных доспехах с луками наготове. Лица их казались вырезанными из дерева. Видно было и то крыло здания, где находился гарем и где сотня, а может быть, и тысяча молодых женщин считали за счастье проводить время в ожидании случайной прихоти своего царя. За городскими стенами лежали возделанные поля, где крестьяне готовили жертву земле-матери. Люди поклонялись ей еще в те времена, когда пришли индоевропейцы, а это произошло в далеком туманном прошлом. Далеко за городом будто парили в небе горы, где водились волки, львы, кабаны и скрывались демоны. Этот мир был совсем чужим.
      Эверард считал, что годы службы в Патруле дали ему достаточную закалку и готовность воспринимать чужое, но сейчас он почувствовал острое желание сбежать в свой собственный век, к своему народу, скрыться там и все позабыть. Он осторожно сказал:
      — Дай мне посоветоваться кое с кем. Придется детально проверить весь период. Мы можем обнаружить какую-нибудь зацепку… Я недостаточно компетентен, чтобы справиться с этим в одиночку, Кейт. Надо мне вернуться обратно к себе и все обговорить. Если мы что-нибудь придумаем, я вернусь… в эту же ночь.
      — Где твой скуттер? — спросил Денисон.
      Эверард махнул рукой.
      — Там, в холмах.
      Денисон погладил бороду.
      — Точнее ты мне не скажешь, а? Что ж, это разумно. Я не уверен, что доверил бы себе самому, если бы знал, где машина времени.
      — Я имел в виду вовсе не это! — вскричал Эверард.
      — А, неважно. Не будем ссориться еще и по этому поводу.
      Денисон вздохнул.
      — Конечно, отправляйся домой и посмотри, что можно сделать. Тебе нужна охрана?
      — Лучше не надо. Это ведь не обязательно?
      — Нет. У нас здесь безопаснее, чем в Центральном парке в Нью-Йорке.
      — Ну, это еще ни о чем не говорит.
      Эверард протянул руку.
      — Только верни мне патрульную лошадь. Она специально обучена, и мне бы не хотелось ее потерять.
      Их взгляды встретились.
      — Я вернусь. Сам. Каково бы ни было решение.
      — Ладно, Мэнс, — сказал Денисон.
      Они вместе покинули беседку, чтобы беспрепятственно пройти мимо застывших при появлении царя стражников и часовых у ворот. Денисон указал на дворцовую спальню и сказал, что будет ждать Эверарда там всю неделю каждый вечер.
      Затем Эверард облобызал ногу Кира, и когда Великий царь удалился, сел на лошадь и медленно выехал из ворот дворца.
      Он чувствовал себя усталым и совершенно опустошенным. Сделать было ничего нельзя, а он обещал вернуться самолично и сообщить царю его приговор.
 

8

 
      День близился к концу, и он ехал среди холмов, где над бурными холодными ручьями хмурились кедры, и боковая дорога, на которую он свернул, вела вверх и была хорошо наезжена. В засушливом Иране в те времена были еще такие леса. Его лошадь явно устала и ступала тяжело. Надо найти какую-нибудь хижину пастуха и попросить пристанища, чтобы дать животному отдохнуть. Но нет, тогда уже будет поздно! Нет! Сейчас полнолуние, и если потребуется, он лучше пойдет пешком, лишь бы добраться до скуттера к восходу солнца. Ему было не до сна.
      Лужайка, покрытая высокой, уже пожелтевшей травой и спелыми ягодами, так и манила отдохнуть. Последний раз он ел рано утром, но в седельных сумках у него была еда и мех с вином. Он понукнул лошадь и свернул с дороги.
      Что-то привлекло его внимание. Вдалеке, на дороге, низкое солнце осветило облако пыли. Оно становилось все больше, росло прямо на глазах. Несколько всадников, решил он, чертовски гнавших коней. Царские вестники? Но почему они спешат в этом направлении? Ему стало не по себе. Он надел подшлемник, затем пристегнул шлем, повесил на руку щит и высвободил из ножен короткий меч. Всадники просто проскачут мимо, он почти не сомневался в этом, и все же…
      Сейчас он ясно видел, что их было восемь. Кони были хорошие, а последний всадник вел на поводу еще свежих лошадей. Коней успели загнать: видно, скакали они давно — пот стекал струйками по их запыленным бокам, гривы прилипли к шеям. Одеты всадники были хорошо: широкие белые штаны, рубахи, сапоги, плащи и высокие шляпы без полей — не придворные, не профессиональные воины, но и не бандиты. Они были вооружены мечами, луками и арканами.
      Внезапно Эверард узнал седобородого человека, скачущего впереди. Его как обухом по голове ударило: Гарпаг!
      Сквозь летучее облако пыли он ясно видел всадников: даже для древних иранцев вид у них был устрашающий.
      — Ого, — сказал Эверард вслух. — Все ясно.
      У него не хватило времени испугаться, надо было быстро думать и принимать решение. У Гарпага не могло быть иной причины для этого бешеного галопа в горы, кроме поимки грека Меандра. Естественно, во дворце, полном доносчиков и болтунов, Гарпаг не позднее чем через час узнал, что царь говорил с чужеземцем как с равным, на незнакомом языке, а потом отпустил его обратно на север. Немного больше времени хилиарху понадобилось, чтобы придумать причину, позволяющую ему покинуть дворец, собрать воинов из своей личной охраны и броситься в погоню. Почему? Потому что "Кир" когда-то появился среди этих же холмов на какой-то неизвестной штуке, которую Гарпаг мечтал захватить. Мидянин был отнюдь не дурак и явно не поверил истории, которую тогда сплел для него Кейт. Он вполне допускал, что рано или поздно из страны царя явится другой волшебник, и уж на сей раз он, Гарпаг, не допустит, чтобы чудесная повозка так легко выскользнула из его рук.
      Эверард более не медлил. Всадники были всего в сотне ярдов от него. Он видел глаза Гарпага, сверкающие из-под кустистых бровей. Пришпорив лошадь, Эверард свернул с дороги и поскакал прямо через луг.
      — Стой! — закричал позади него знакомый голос. — Остановись, грек!
      Эверард погнал свою усталую лошадь рысью. Кедры бросали на него длинные тени.
      — Стой или будем стрелять!.. Стой!.. Стреляйте! Только не убивать. Стреляйте по коню.
      На опушке леса Эверард соскочил с седла. Сзади послышались злое жужжание стрелы и тяжелый топот. Лошадь заржала. Эверард оглянулся — бедное животное упало на колени. Черт побери, они заплатят за это! Но он был один, а их — восемь. Он поспешил под защиту деревьев. Стрела вонзилась в ствол, просвистев мимо его левого плеча.
      Он побежал, пригибаясь, петляя из стороны в сторону в холодных сгущающихся сумерках, напоенных запахом трав, радуясь, что мягкая, покрытая хвоей земля не издавала ни звука под его деревянными сандалиями. Ветки деревьев хлестали его по лицу. Жаль, что кустарник рос очень редко, можно было бы воспользоваться каким-нибудь индейским приемом и укрыться в кустах. Персов видно не было. Почти наугад они пытались проехать за ним верхом. Треск ломающихся кустов и громкие ругательства за его спиной говорили о том, что это им дается нелегко.
      Скоро они спешились. Он прислушался. Где-то далеко журчала вода… Он двинулся в направлении этого журчания, вверх по крутому склону холма, покрытому большими валунами. Его преследовали не беспомощные новички-горожане, подумал он. По крайней мере, некоторые из них были горцами, умеющими прочитать малейший его знак на земле. Ему нужно сбить их со следа — тогда можно будет спрятаться и переждать, пока Гарпаг не вынужден будет вернуться к своим дворцовым обязанностям. Эверард тяжело дышал. Резкие голоса слышались за его спиной, было принято какое-то решение, но они находились слишком далеко, и он не мог расслышать, какое именно. К тому же кровь слишком громко стучала у него в висках.
      Если Гарпаг посмел напасть на гостя самого царя, он, естественно, не предполагал, что тому удастся когда-нибудь пожаловаться на это царю. Плен и пытки — пока он не откроет им, где находится скуттер и как он действует, а в конце программы — в порядке милосердия — нож в сердце.
      ЧЕРТ ПОБЕРИ, подумал Эверард, слыша бешеный стук своего сердца, Я ИЗГАДИЛ ЭТУ ОПЕРАЦИЮ ДО ТАКОЙ СТЕПЕНИ, ЧТО ТЕПЕРЬ ЕЕ МОЖНО ВКЛЮЧИТЬ В УЧЕБНИК В КАЧЕСТВЕ ПРИМЕРА, КАК НЕ ДОЛЖЕН ПОСТУПАТЬ ПАТРУЛЬНЫЙ. И ВСЕ ПОТОМУ, ЧТО НЕ НАДО СТОЛЬКО ДУМАТЬ О НЕКОЕЙ ЖЕНЩИНЕ, ЧУЖОЙ ЖЕНЩИНЕ, ЧТОБЫ ЭТИ МЫСЛИ НЕ ЗАСТАВИЛИ ТЕБЯ ЗАБЫТЬ ОБ ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ПРЕДОСТОРОЖНОСТЯХ.
      Он вышел на высокий берег. Внизу, под его ногами по направлению к долине тек ручеек. Они, конечно, увидят, что он здесь был, но им придется гадать, вверх или вниз по течению он пошел… Кстати, куда же лучше?.. Сначала он пошел вниз по ручью; тина и скользкая грязь холодили ноги. Нет, лучше все-таки идти вверх по течению. Во-первых, так будет ближе к скуттеру, а во-вторых, Гарпаг, вернее всего, подумает, что он отправился вниз по течению, чтобы вернуться назад, к царю.
      Камни речушки ранили его ноги, и вода леденила их. Деревья стеной поднимались вдоль обоих берегов, наверху виднелась только быстро темнеющая узкая полоска неба. В вышине парил орел. Становилось все холоднее. Но ему повезло: ручек петлял, как змея в бреду, и Эверард почти сразу же, скользя и спотыкаясь, исчез за поворотом.
      Я ПРОЙДУ МИЛЮ ИЛИ ДВЕ, ПОДУМАЛ ОН, И, МОЖЕТ БЫТЬ, ТАМ ОКАЖЕТСЯ СВИСАЮЩАЯ НИЗКО ВЕТКА, УХВАЧУСЬ ЗА НЕЕ, ВЫЛЕЗУ И ОКОНЧАТЕЛЬНО ЗАПУТАЮ СЛЕДЫ
      Минуты текли медленно.
      Я ДОБЕРУСЬ ДО СКУТТЕРА, ОБРАЩУСЬ В ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ И ПОПРОШУ ПОМОЩИ. Я 3НАЮ, ЧЕРТ ПОБЕРИ, Ч ТО НИКАКОЙ ПОМОЩИ ОТ НИХ НЕ БУДЕТ. ПОЧЕМУ БЫ НЕ ПОЖЕРТВОВАТЬ ОДНИМ ЧЕЛОВЕКОМ, ЧТОБЫ ОБЕСПЕЧИТЬ СОБСТВЕННОЕ СПОКОЙНОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ И БЛАГОДЕНСТВИЕ? ТАК ЧТО КЕЙТ ЗАСТРЯНЕТ ЗДЕСЬ ЕЩЕ НА ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ, ПОКА ЕГО НЕ УБЬЮТ ВАРВАРЫ. НО ЧЕРЕЗ ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ ЦИНТИЯ ВСЕ ЕЩЕ БУДЕТ МОЛОДА И, ПЕРЕЖИВ ВЕСЬ КОШМАР ИЗГНАНИЯ, ТОЧНО ЗНАЯ ДАТУ СМЕРТИ МУЖА, ОСТАНЕТСЯ СОВСЕМ ОДНА В ЗАПРЕЩЕННОЙ ДЛЯ ПУТЕШЕСТВИЯ ВО ВРЕМЕНИ ЭПОХЕ, ПРИ ЗАПУГАННОМ ДВОРЕ БЕЗУМНОГО КАМБИСА II… НЕТ, Я ДОЛЖЕН СКРЫТЬ ОТ НЕЕ ПРАВДУ, УДЕРЖАТЬ ЕЕ ДОМА; СКАЗАТЬ, ЧТО КЕЙТ МЕРТВ. ОН И САМ ХОЧЕТ, ЧТОБЫ Я ТАК ПОСТУПИЛ. А ЧЕРЕЗ ГОД ИЛИ ДВА ОНА ОПЯТЬ БУДЕТ СЧАСТЛИВА, Я СУМЕЮ НАУЧИТЬ ЕЕ БЫТЬ СЧАСТЛИВОЙ.
      Он не замечал, как острые камни изранили его обутые в тонкие сандалии ноги, как неверен его шаг и как сильно шумит вода. Но тут он подошел к повороту речушки и увидел персов.
      Их было двое. Они брели вниз по течению. Очевидно, его поимке придавали большое значение, раз уж решились пренебречь религиозным запретом относительно осквернения речных вод. Сверху по обоим берегам шли еще двое, прочесывая лес. Одним из них был Гарпаг. Они со свистом вытащили длинные мечи из ножен.
      — Стой! — вскричал Гарпаг. — Стой, грек, сдавайся!
      Эверард остановился как вкопанный. Вода журчала по его ногам. Те двое, что шли по реке навстречу ему в этом колодце темноты, казались нереальными: их темные лица были совсем не видны. Выделялась только белая одежда и мерцающие лезвия их мечей. Эверард вздрогнул: преследователи видели, как он вошел в ручей, и просто разделились — половина пошла вниз по ручью, остальные — вверх, передвигаясь по твердой земле быстрее, чем он по воде. Пробежав дальше, чем он мог дойти, они повернули назад и пошли медленнее, так как река петляла, но уже уверенные, что добыча от них не ускользнет.
      — Взять живым, — напомнил Гарпаг. — Можете ранить его в ноги, если придется; но возьмите живым.
      Эверард захрипел от ярости и повернулся лицом к берегу.
      — Ну подожди же, негодяй! — по-английски сказал он. — Ты сам напросился.
      Двое воинов, идущих по реке, с криком бросились вперед. Один поскользнулся и упал лицом в воду. Воин, двигавшийся вдоль берега, съехал вниз по склону, сидя на заду.