— Линдсей почему-то не надела свое кольцо, когда навещала нас в Сан-Франциско, — продолжала Сидни как ни в чем не бывало. — Если вы действительно были помолвлены с ней гораздо раньше, то почему же тогда она была без кольца?

— Я сняла его, так как не хотела подвергаться унизительным расспросам и язвительным колкостям с вашей стороны, — сдержанно пояснила Линдсей. — Кроме того, мы съехались туда на похороны, а не ради каких-то идиотских поздравлений и тем более празднеств.

Тэйлор пожалел о том, что Линдсей так и не решилась надеть кольцо, когда навещала своих родных. Конечно, она до сих пор боится их, боится их издевательских замечаний, дурацких расспросов и насмешек. Интересно, когда же это кончится, когда она избавится от этого гнусного страха? — Но во всем этом есть нечто большее, не правда ли, Линдсей? — продолжала ехидно допытываться Сидни. — Ты ведь уже успела сообщить Тэйлору, что неожиданно для себя стала очень богатой невестой?

— Послушай, Сидни, я очень устала, пропахла потом, хочу принять душ и думаю, что у тебя тоже есть какие-нибудь важные дела. Когда ты возвращаешься в Милан? Когда отец должен получить от тебя окончательный ответ?

Сидни проигнорировала ее вопрос, все еще продолжая таращить глаза на Тэйлора.

— Вы сказали, что охраняли Линдсей? — неожиданно спросила она, брезгливо насупившись.

— Совершенно верно.

— Вы частный детектив?

— Да, но не только.

— Матерь Божья, значит, вы тот самый Тэйлор, который встречался с Валери!

Тэйлор почувствовал себя так, словно ему нанесли мощный удар под дых. Когда же она заткнется, в конце концов, и уберется отсюда ко всем чертям? Ну и проныра, черт бы ее побрал! Нет, она не уйдет, пока не доведет их до полного отчаяния. Как ей удалось снюхаться с Валери?

— Вы знаете Валери Бэлок? Впрочем, ничего удивительного в этом нет. Вы очень похожи друг на друга. Да, я действительно встречался с ней какое-то время, но не более того.

Сидни продолжала удивленно таращить на него глаза, и тут он понял, что она знает Валери не понаслышке, а очень даже близко и наверняка знакома даже с самыми интимными подробностями их сожительства. Вот это сюрприз! Неужели она действительно знает о его былой близости с Валери?

Удовлетворившись впечатлением, которое она произвела на Тэйлора своими словами, Сидни метнула быстрый взгляд на сестру. Та в этот момент стояла рядом с Тэйлором, пребывая в каком-то жутком оцепенении. На лице Сидни проступила ехидная ухмылка, в которой чувствовалась изрядная доля жалости. Это было так мерзко, что у Тэйлора невольно возникло желание стереть ее звонкой оплеухой.

— Вероятно, мне следует познакомить Линдсей с Валери. Им будет о чем поговорить. Женщины очень любят обмениваться впечатлениями о своих любовниках. Знаете, Валери весьма лестно отзывалась о ваших мужских достоинствах и о способности довести ее… Впрочем, это уже не важно. Ну так как, Линдсей? Что ты думаешь по этому поводу?

Линдсей сделала шаг вперед, а Тэйлор в этот момент подумал, что сейчас может произойти самое неожиданное. К счастью, он ошибся. Линдсей продолжала оставаться спокойной и невозмутимой, хотя с каждой минутой это требовало от нее все больших усилий.

— Я очень устала, Сидни, — холодно сказала она. — Устала и хотела бы принять душ. Неужели ты пришла сюда только для того, чтобы испортить мне настроение и заставить изменить свою точку зрения? Если хочешь, оставь свои бумаги здесь, а я внимательно ознакомлюсь с ними и хорошенько подумаю, прежде чем дать тебе окончательный ответ. А сейчас очень прошу тебя: оставь меня в покое.

— От тебя действительно разит потом, Линдсей, да и вид у тебя не ахти какой с этими прилипшими к голове волосами, но, моя дорогая сестричка, присутствие в этой квартире твоего жениха и этот скандальный случай с Валери…

— Все, что было у Тэйлора до нашей встречи, — это его личное дело, не имеющее абсолютно никакого отношения ни ко мне, ни тем более к тебе. Давай покончим с этим разговором, Сидни. У тебя есть еще что-нибудь ко мне? Ты хочешь оставить здесь свои бумаги?

Сидни бросила быстрый взгляд на Тэйлора, а потом решительно покачала головой:

— Нет, я не оставлю их у тебя. Во всяком случае, сегодня. Я позвоню тебе через некоторое время, и мы договоримся о встрече в каком-нибудь укромном месте и без свидетелей.

— Превосходно. Желаю удачи.

— Боже мой, а ты, похоже, действительно обрела некоторую уверенность в себе. Неужели все это благодаря этому симпатичному парню? Впрочем, ты еще в Сан-Франциско продемонстрировала свой характер. Могу сейчас с чистой совестью признать, что была крайне удивлена этим, чего не скажешь об отце. Ему было очень больно. Неужели и там ты находилась под впечатлением этого громилы? Полагаю, именно из-за этого ты решила выйти за него замуж? Ты считаешь, что он сможет защитить тебя во всех тех случаях, когда ты оказываешься бессильной?

Тэйлор грозно привстал, сохраняя, однако, на лице некое подобие добродушной ухмылки.

— Ну вот, опять старая песенка. Ваша склонность к язвительным выпадам, вероятно, уже стала патологической. Зря стараетесь, мадам. Прошу извинить нас, княгиня, но вам уже пора. Я провожу вас до двери, если не возражаете.

Сидни окинула хозяев квартиры триумфальным взглядом, давая понять, что одержала над ними серьезную победу.

Лучше бы он сидел и помалкивал, подумала Линдсей. Неужели ему кажется, что она сама не справится со своей сестрой? Нет, она уже достаточно опытная в подобных делах и могла бы дать ей отпор без его помощи. Во всяком случае, попыталась бы это сделать. Впрочем, Сидни уже и так получила по заслугам. На этот раз ей не удалось подмять под себя противника, а ее едкие уколы свидетельствуют только о ее бессилии. Линдсей поймала себя на мысли, что снова принимает поединок с сестрой очень близко к сердцу и отчаянно борется с давно поселившимся в ее душе чувством обреченности. Ну когда же она окончательно избавится от него! Наступит ли то благословенное время, когда она будет преспокойненько общаться с ней, не обращая внимания на свои слова и поступки? Она молча смотрела, как Тэйлор проводил Сидни до двери, слушала, как звонко цокают по паркету ее каблуки, и даже представила, как она ехидно улыбнулась Тэйлору на прощание. Наверняка она подарила ему свой знаменитый кокетливый взгляд, от которого большинство мужчин превращалось в бессловесных и абсолютно покорных рабов. Да, большинство, но, к счастью, Тэйлор не принадлежал к их числу.

До нее донесся нарочито веселый смех сестры.

— У вас прекрасная квартира, Тэйлор, — с истеричной неотступностью продолжала язвить Сидни. — Теперь вы, очевидно, позволите Линдсей оплатить всю ее стоимость, не так ли? А этот изумительный бриллиант! Боже мой, вы, должно быть, изрядно потратились на него и сейчас остались на мели. Правда, я только сейчас вспомнила слова Валери. Она часто повторяла мне, что вы отнюдь не бедный человек. Разумеется, до наших стандартов вам еще далеко, но все же, как она сказала, у вас водятся деньги, которых хватает для нормальной жизни. А теперь вы еще получите мою богатенькую сестричку. Кстати, она уже позволила вам затащить себя в постель?

Линдсей закрыла глаза, с ужасом ожидая его ответа. Вскоре послышался по-прежнему невозмутимый голос Тэйлора:

— Всего доброго, Сидни. Было очень интересно познакомиться с вами. Члены семьи будущей жены — очень любопытное явление. Однако вам следует быть более осторожной в своих оценках и высказываниях. Выбранная вами стратегия поведения весьма уязвима, так как быстро устаревает.

Вслед за этим дверь громко захлопнулась, и Линдсей облегченно вздохнула. Наконец-то Сидни ушла. Она устало опустилась на стул и наклонилась вперед, зажав руки между коленями. Ее глаза бездумно вперились в причудливый узор на золотистого цвета дубовом паркете, а лицо стало очень хмурым.

— То, что твоя сестра знакома с Валери Бэлок, — прозвучал где-то радом голос Тэйлора, — я нахожу весьма забавным, но ничего невероятного в этом не вижу. Это нельзя назвать даже простым совпадением. Они очень похожи друг на друга, принадлежат примерно к одному и тому же слою общества, вращаются в одних и тех же кругах, и поэтому нет ничего удивительного в том, что они рано или поздно наткнулись друг на друга. Кроме того, они обе прекрасно выглядят, достаточно самонадеянны, очень богаты, умны и остры на язык. К тому же они обе не страдают от избытка милосердия или каких-либо моральных принципов и считают, что все вещи и все люди существуют исключительно для удовлетворения их примитивных потребностей.

Наступила непродолжительная пауза.

— Мне очень неприятно говорить тебе об этом, Линдсей, — продолжил он, не дождавшись ее реакции на свои слова, — но у твоей сестры нет абсолютно никаких шансов примкнуть к тем людям, которые вызывают у меня чувство уважения. Неужели твой отец еще хуже? Ну ладно, не переживай, все будет нормально. Подойди ко мне. Я хочу, чтобы ты обняла меня. Общение с твоей сестрой подорвало мои силы. Меня даже дрожь пробрала за эти несколько минут, и сейчас мне требуется небольшое утешение. Я должен убедиться в том, что ты все еще здесь, все еще любишь меня и все еще готова окружить своей заботой и лаской.

Линдсей подняла голову, посмотрела на него и еще больше насупилась.

— Утешение, — рассеянно повторила она, затем быстро вскочила на ноги и бросилась в его объятия.

— Господи Иисусе, милая Линдсей, если бы ты только знала, как нужна мне!

В этот момент ей показалось, что она впервые поверила ему, поверила его словам.

— Все нормально, Тэйлор, — тихо прошептала Линдсей, похлопывая его по спине и прижимаясь к нему всем телом. — Все нормально. Ты вел себя с ней очень достойно. Молодец. У тебя это получается гораздо лучше, чем у меня. Раньше она всегда оставляла меня совершенно беззащитной, глупой, полностью уничтоженной.

— А мне казалось, что она сейчас должна быть в Сан-Франциско. Ты же сама говорила мне об этом.

— Вероятно, она вернулась в Нью-Йорк сразу же после меня. Думаю, что она провела с отцом небольшую беседу, и они решили, что только она сможет уговорить меня отказаться от бабушкиного наследства.

— Да, это представляется мне вполне логичным, но не очень умным, учитывая ее характер и тактику поведения. Интересно, какую долю этого наследства она рассчитывает получить в случае успеха? Судя по всему, очень значительную.

— Неужели ты думаешь… Впрочем, вероятно, ты прав. Теперь, когда она узнала, что я не одна, а вместе с тобой, ей придется перегруппировать силы для нового наступления. Интересно, какой именно подход ко мне она изберет сейчас? А в том, что она непременно выработает новую тактику поведения, я нисколько не сомневаюсь.

— Я могу ждать сколько потребуется, чтобы выяснить это. Пусть даже это будет длиться лет двадцать. Думаешь, что нам удастся выдержать такую длительную осаду?

— Я попытаюсь, конечно, но рассчитывать на это не приходится.

— Линдсей, ты должна запомнить одно — теперь нас двое. Навсегда.

— Да, я буду помнить об этом.

В тот вечер они ужинали в небольшом итальянском ресторане. Линдсей позволила себе один бокал прекрасного белого вина, а также совсем крохотную порцию спагетти, которые она периодически выдергивала из тарелки Тэйлора. Основным ее блюдом, как обычно, был салат.

— Мне предстоит серьезная работа во вторник, — пояснила она. — Речь идет о том, чтобы на мне были только кости и кожа. Ведь сейчас февраль, а мне нужно будет предстать перед камерой в облике снежного кролика в очень обтягивающем лыжном костюме. А спагетти такие вкусные, что невозможно удержаться.

Тэйлор заметно сбавил темп поглощения спагетти, чтобы не возбуждать у нее дополнительный аппетит.

— Да, ты права. Знаешь, Линдсей, я очень сожалею о том, что случилось с твоей бабушкой.

— Мне будет очень не хватать ее.

— И с твоей матерью тоже.

Линдсей нахмурилась, дожевывая ломтик огурца.

— Бедная мама! Ее последние годы трудно назвать счастливыми. Она была алкоголичкой и очень располнела незадолго перед смертью. Помню, все это началось еще тогда, когда мне было лет шестнадцать и она решила отправить меня в школу-интернат. Именно тогда она начала много пить и постоянно набирать вес. Собственно говоря, отправила меня не она, а отец, а она просто не смогла противостоять ему. Уже тогда он изменял ей, с первого дня их несчастной супружеской жизни. Мне было тогда всего шестнадцать, но я все прекрасно понимала.

— Расскажи мне об этом.

— Я помню, как однажды Сидни стала насмехаться над моей матерью, повторяя, что она превратилась в толстую алкоголичку. Впоследствии она точно так же насмехалась над Холли, которая тоже стала много пить и очень растолстела. Так вот, Сидни долго насмехалась над ней, пока я наконец не намекнула ей, что ее отец изменял не только моей матери, но и ее тоже! Ты бы видел, что с ней было. Я думала, что она набросится на меня с кулаками. Она что-то визжала, орала, покраснела от ярости и дрожала как осиновый лист. Она почему-то думала, что ее мать была единственной женщиной, которую отец любил по-настоящему; после ее смерти, дескать, отец находил лишь ее жалкие копии. Другими словами, отец постоянно искал ту единственную женщину, которая, по его мнению, могла бы стать достойной заменой ее матери. Я даже не помню, как ее зовут.

Тэйлора так и подмывало сказать, что весь этот рассказ чем-то напоминает хитроумные изыскания доктора Граски.

— А что случилось потом с матерью Сидни?

Линдсей нахмурилась, позабыв о помидоре, который уже поддела вилкой.

— Сидни думает, что ее мать погибла при трагических обстоятельствах, но на самом деле это не так. Я как-то подслушала разговор наших слуг и выяснила, что она сбежала от отца, вышла замуж и живет сейчас в Новой Зеландии или где-то в тех краях. Полагаю, что отец просто вынужден был дать ей развод, чтобы потом жениться на моей матери. Именно поэтому он все время притворялся, что его первая жена скоропостижно скончалась. Ему было невыносимо больно, что его бросила женщина. Кроме того, как мне кажется, он хотел тем самым удержать возле себя Сидни. Впрочем, это все мои догадки, не более того.

Тэйлор понимающе улыбнулся:

— А у тебя, конечно, не хватило наглости и злости, чтобы сказать ей всю правду.

— А что мне это даст? Какая мне от этого польза?

— О, это, несомненно, принесло бы определенные выгоды. В следующий раз, когда Сидни нагрянет к тебе со своими дурацкими требованиями, давай спросим ее насчет матери. Это собьет с нее некоторую спесь и выведет из себя. Это будет очень полезно для нее. Пусть не думает, что у нее все так гладко и чисто. Мне кажется, что она редко встречает людей, которые готовы дать ей отпор.

— Нет, Тэйлор, это было бы слишком жестоко. Тэйлор резко повернулся к ней и вскинул бровь.

— Линдсей, нужно быть более толстокожей. Почему она может позволить себе удовольствие поиздеваться над тобой, а ты нет? Должна же она в конце концов понять, что в ее жизни тоже есть темные пятна и что эта жизнь развивается не по тем законам, которые она себе придумала.

— Нет, Тэйлор, у нее не все так хорошо, как тебе кажется. Даже ее муж, князь…

— А что князь? Что там такое случилось? — оживился Тэйлор, но Линдсей неожиданно замолчала и понуро опустила голову. Ее волосы, соскользнув с плеча, чуть было не угодили в тарелку с салатом. Тэйлор тут же подхватил их рукой и завел за ухо. Линдсей резко отшатнулась от него и испуганно зыркнула потемневшими от тяжелых воспоминаний глазами. — Нет, любовь моя, не надо уходить в себя. Помни, что ты должна взбодрить меня, поддержать в эту трудную минуту.

— Ты занимался любовью с этой Валери Бэлок?

— Да. — Он намотал на вилку спагетти и преспокойно отправил все это в рот, с нетерпением ожидая от нее дальнейшей реакции. «Ну давай же, продемонстрируй, что ты ревнуешь меня к ней! Хотя бы немного. Выстрели в меня своим уничтожающим взглядом, грохни кулаком по столу, покрасней от злости, заори что есть мочи!»

Вместо этого она угрюмо пожала плечами и заметно скисла. Видимо, поражение устраивало ее больше, чем борьба. Она слишком долго привыкала к постоянным поражениям.

Тэйлор продолжал пристально наблюдать за ней краем глаза.

— Однако я никогда в жизни не встречал более страстной, более любвеобильной и более щедрой на ласки женщины, чем ты.

Она осторожно подняла на него глаза и часто заморгала. Тэйлор заметил, что они сперва засверкали каким-то непонятным блеском, а потом неожиданно потемнели.

— Мы займемся любовью, когда вернемся домой? — спросил он с тревогой в душе.

Линдсей уставилась на салат, ковыряя его вилкой.

— А что, если на этот раз ничего подобного со мной не произойдет? — ответила она вопросом на вопрос. — Что, если в ту памятную ночь все произошло случайно, если это было какое-то отклонение?

По правде говоря, Тэйлор не ожидал от нее такого ответа и не был готов к нему. Он слегка подался вперед и сжал ее ладони своими руками.

— Уверяю тебя, что это не случайность и не отклонение, — заявил он спокойным и очень твердым голосом, в котором не было ни тени сомнений. — Мы перешли с тобой очень важную линию жизни, и теперь назад ходу нет. Я этого просто не допущу. Больше никогда не будет той испуганной и парализованной страхом Линдсей, которую я знал некоторое время назад. И не будет никакого страха, когда я прикоснусь к тебе. Я никогда не лгал тебе и не намерен это делать впредь. — Тэйлор немного помолчал, а потом с уверенностью продолжил: — Готов поклясться, что, как только ты поцелуешь меня, даже сейчас, сию минуту, в тот же миг у тебя появится желание заняться любовью. Уверяю тебя, все будет так, как прошлой ночью. Как только плотина прорвалась, ничто больше не сможет удержать хлынувший поток. Обещаю тебе невиданное счастье любви до конца твоей жизни, Линдсей. Да, это чистая правда. Можешь мне поверить. Так что выбрось из головы все сомнения и ни о чем не беспокойся.

— Я никогда не думала об этом.

— Ты прекрасна, Линдсей. Причем настолько, что тебя не портит даже кусочек салата, который застрял у тебя между зубами.

Она громко вскрикнула и мгновенно прикрыла рот рукой, что вызвало у Тэйлора настоящий приступ смеха. Схватив ее за руки, он прижал ее к себе и жадно поцеловал, а потом еще раз и еще. Поцелуи сыпались на нее до тех пор, пока она не стала пунцовой от смущения и не начала смеяться так же весело, как и он. Тэйлор с упоением наслаждался этими поцелуями и чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.

К сожалению, в тот вечер они так и не смогли повторить все то, чем занимались в прошлую ночь. Правда, было во всем этом и своеобразное утешение. Оказалось, что Линдсей просто не могла забеременеть в результате их любовных утех. Конечно, она испытала немалое смущение в связи с этим, но Тэйлор, как всегда, был прямолинеен и откровенен. Когда она вышла из ванной бледная как смерть, он пристально посмотрел на нее и ухмыльнулся.

— Так-так, сейчас я попробую догадаться, что с тобой. Похоже, что ты заразилась чумой.

— Нет, это не чума. Это намного хуже.

— Возможно, но я все равно хочу проверить твои подмышки, чтобы окончательно убедиться, что ничего страшного не произошло.

— Нет-нет, все дело в том, что я просто не могу… Сперва меня удивило, что я набрала лишних пару фунтов, хотя практически ничего не ела, а потом была задержка… И вот сейчас… зло

— А-а-а, — со знанием дела протянул Тэйлор. — Теперь все понятно. Ну конечно же, это не чума. Это еще одно доказательство того, что я вел себя как сумасшедший сексуальный маньяк. Впрочем, ты тоже хороша.

— Слава Богу, что это не случилось вчера.

— Да, действительно, — согласился с ней Тэйлор, а потом подошел к ней и крепко обнял за плечи. — Больно?

— Немного.

— Ложись в постель, а я сейчас принесу тебе эти магические таблетки.

На этом все и кончилось.

Когда Тэйлор улегся рядом с ней и крепко прижал ее к себе, чувствуя, что она начинает понемногу успокаиваться, его охватил новый прилив нежности.

— Линдсей, — тихо сказал он, переходя на шепот, — не забывай, пожалуйста, о том, что я люблю тебя даже тогда, когда твое тело дает мне лишь душевное тепло.

Во вторник Тэйлор наконец-то полностью раскрыл «Дело о жене-мошеннице», как он его назвал некоторое время назад. Он давно, уже стал давать яркие названия своим делам, так как надеялся в душе, что, когда ему стукнет восемьдесят лет, эти названия, придуманные им по образцу Перри Мэйсона, помогут ему восстановить в памяти все подробности того или иного дела. В полдень он встретился с обманутым мужем и предоставил ему все необходимые доказательства для начала судебного процесса. Тот был в такой ярости, что Тэйлор даже не рискнул выразить ему свое сочувствие по этому поводу. Он уже успел вызвать полицейских, чтобы те задержали его жену, и даже связался с окружным прокурором.

Направляясь домой по Пятой авеню, Тэйлор весело насвистывал, размышляя об одной компьютерной головоломке, которую услужливо подбросил ему один из приятелей с западного побережья. День был солнечным и очень приятным, хотя и не теплым. Для Нью-Йорка это был просто великолепный день, несмотря на то, что столбик термометра застыл на отметке сорок градусов. Потом он вспомнил о Линдсей и улыбнулся. Сегодня утром за завтраком, когда он торопливо поглощал овсяную кашу из огромной тарелки, а она нехотя пожевывала кусочки поджаренного хлеба, между ними произошел любопытный разговор.

— Давай куда-нибудь пойдем в четверг вечером, — неожиданно предложила Линдсей удивительно спокойным голосом.

— В четверг вечером? Это что, какой-то особенный день?

Она густо покраснела, но он насупился, склонившись над тарелкой.

— Ну, в некотором роде. По крайней мере для меня. Тэйлор отправил в рот очередную ложку каши и пристально взглянул на нее.

— Хорошо. Давай позвоним Иноку и Шейле и посмотрим, что можно придумать. Неплохая идея.

— Я не это имела в виду, Тэйлор!

— Да? — удивился он, рассеянно глядя на нее.

Линдсей еще больше покраснела, а потом увидела веселые огоньки в его глазах и со злости швырнула в него куском хлеба.

— Ты вредный тип, и тебя нужно… гофрировать!

— Нет, что угодно, но только не это, моя госпожа. Уж лучше отстегать меня колючим шиповником!

Линдсей нахмурилась:

— Нет, это уж слишком.

Тэйлор долго хохотал над этим, а потом подошел к ней, нежно обнял сзади и прижал к себе так крепко, что она чуть не задохнулась.

— Давай останемся в четверг дома и будем отмечать этот праздник не менее двенадцати часов подряд.

Тэйлор снова улыбнулся, вспомнив этот утренний разговор. Интересно, как там у нее дела с этими дурацкими съемками в лыжных костюмах? Слава Богу, что хоть день выдался погожий, а то бы она просто-напросто задубела в своем лыжном костюмчике. Ему почему-то всегда казалось, что рекламировать лыжные костюмы нужно где-нибудь на снежных склонах горы, а не на площади Вашингтона, как решили организаторы съемок.

А на съемочной площадке в это время царил жуткий беспорядок. Все не ладилось, и Линдсей с тоской поглядывала на режиссера и часто вздыхала. Конечно, у него были серьезные проблемы во взаимоотношениях с персоналом группы, но это еще полбеды. Самое главное заключалось в том, что он был слишком самонадеянным и в то же время поразительно невежественным, что делало сам процесс подготовки к съемке практически невозможным. Что же касалось фотографа, то он был достаточно опытным и квалифицированным, но слишком мягкотелым, чтобы успешно противостоять дурацким затеям режиссера. Он вообще не оказывал никакого влияния на съемочную группу, и в результате Линдсей чувствовала себя совершенно глупой куклой в лыжном костюме, а вся команда превратилась в толпу озлобленных и измученных долготерпением людей. Даже гримеры стали какими-то нервными и слишком часто приставали к ней с идиотскими замечаниями. Режиссер метался по всей площадке, дико орал, но дело от этого не выигрывало. Прошел слух, что он доводится племянником президенту фирмы, производящей спортивную одежду, и именно поэтому ведет себя безобразно, не считая нужным посоветоваться со знающими людьми. Специалисты по рекламе нервно кусали ногти, стараясь хранить спокойствие и лишь изредка подбрасывая ему те или иные советы. Несмотря на их весьма деликатный и сдержанный тон, граничащий с искусством дипломатов, делу это не помогало. Режиссер все время приставал ко всем, требуя от них невозможного, со всеми переругался и, в конце концов, добился своего. Все группа убедилась в том, что он безмерно глуп и бездарен. Даже Демос утратил присущее ему чувство спокойствия, вконец разозлился и ушел прочь. Линдсей тоже разозлилась и в сердцах обозвала его трусом, с чем тот охотно согласился.

Тяжело вздохнув, она прислонилась к стойке декорации. Бог знает сколько еще придется ждать начала съемок. Ее партнер по съемкам Барри что-то ожесточенно доказывал режиссеру, а потом махнул рукой, отошел в сторону и, когда увидел, что тот отвернулся, показал ему средний палец. После этого он с чувством выполненного долга направился к столику и уселся за шахматную доску. Площадь Вашингтона была достаточно странным местом. Здесь собирались самые разные люди — от любителей шахмат, гроздьями висевших над шахматными столами, до предприимчивых торговых жучков, которые вели свои дела, не обращая внимания на прохожих и зевак. Ну и, естественно, местные проститутки. Их здесь было немало, и они таращили на нее глаза, не понимая, что в ней есть такого, чего нет у них. И у тех, и у других бизнес шел очень оживленно, чего нельзя было сказать о съемочной группе. Здесь царило полное затишье, прерываемое лишь громкими воплями режиссера. Вся съемочная группа уже разозлилась до предела и, казалось, потеряла всякую надежду на благополучный исход дела. Рассредоточившись небольшими группами, они тоскливо зевали и со скучными лицами бродили по площадке. Линдсей стояла около огромной декорации, призванной изображать снежную вершину. Компания по производству лыжной спортивной одежды не поскупилась на расходы, потратив на все эти декорации более шестидесяти тысяч долларов. Деньги сделали свое дело. После долгих и мучительных переговоров с городскими властями фирма в конце концов добилась разрешения возвести на одной из главных площадей города огромные декорации высотой не менее сорока футов, а также огромный подъемник для лыжников, но, к сожалению, бестолковый режиссер все никак не мог придумать, каким образом соединить в единую композицию ведущую модель Иден и этот дурацкий подъемник. Причем все это должно было находиться на одном снимке, но размеры подъемника никак не укладывались в кадр. Кстати сказать, подъемник для лыжников был сделан превосходно. Там было даже кресло для пассажира, но она еще даже не пыталась испробовать его в деле. Высоко над ее головой висела гондола воздушного шара, слегка раскачиваясь на ветру.

Линдсей немного постояла у основания подъемника, а потом отошла в сторону, чтобы понаблюдать за Барри. Ей вдруг захотелось поиграть в шахматы, но одна мысль о том, что предстоит сразиться с местными мастерами, привела ее в ужас. А Барри тем временем что-то проворчал, снял с ног высокие лыжные ботинки и отшвырнул их в сторону. Когда очередная партия в шахматы уже подходила к концу, к ней неожиданно подошел какой-то человек из обслуживающего персонала и сказал, чтобы она вернулась к подъемнику и не отходила от него ни на шаг. Фотограф, уточнил он, должен сделать несколько пробных снимков, чтобы выяснить, попадает ли она в кадр на фоне этого высоченного сооружения. Она ждала, что этот человек пригласит также и Барри, но он почему-то этого не сделал. Линдсей не стала долго раздумывать над этим странным вызовом, а просто вернулась к основанию подъемника и прислонилась к жесткому деревянному каркасу. Интересно, чем сейчас занимается Тэйлор? Она даже улыбнулась от этой мысли. Он наполнил ее жизнь совершенно новым содержанием и фактически показал, что значит быть счастливой. Это были приятные мысли, тем более что ничем другим здесь невозможно было заняться и убить время.

Вскоре Линдсей стала мурлыкать себе под нос какую-то песенку, стараясь хоть как-то отвлечься от громких криков режиссера. При этом она невольно посмотрела на свои лыжные ботинки. Они были превосходными и плотно прилегали к ноге. Рядом с ней снова послышались громкие голоса. Один из помощников фотографа ожесточенно спорил с режиссером, доказывая тому, что через полчаса станет темно и что нужно хоть что-то делать. Господи, это уже похоже на военные действия! Каждая минута промедления стоит огромных денег, а этот тип так и не может выбрать что-либо одно.

Режиссер тем временем что-то орал ему в ответ и, в конце концов, заставил помощника фотографа замолчать. А зря, это был один из самых опытных специалистов в области фотосъемки. Линдсей прекрасно понимала, почему тот все-таки уступил режиссеру. Он просто подумал, что этот мерзавец тратит денежки своего дяди и поэтому пусть наслаждается своими творческими поисками. А фотограф тем временем будет стоять без дела и грызть от скуки ногти.

Линдсей вдруг вспомнила о том человеке, который попросил ее вернуться к подъемнику. Где же он? Куда он пропал? Судя по всему, здесь в ближайшее время не будет никаких пробных съемок, так как нет абсолютно никаких признаков хотя бы малейшего движения на съемочной площадке. В этот момент она подняла голову и увидела, что к ней направляется Эди, главная специалистка по гриму. Может быть, действительно скоро все сдвинется с мертвой точки? Сколько можно торчать здесь без дела! Эди уже открыла было рот, чтобы что-то сказать, но вдруг выпустила из рук сумку с косметикой, резко запрокинула вверх голову и что-то громко крикнула. На ее лице застыло выражение крайнего испуга, которое мгновенно превратилось в ужасную гримасу.

— Иден! — заорала она во всю глотку. — Господи, беги! Линдсей сделал шаг вперед, услышала громкие крики других людей и посмотрела вверх.

Огромная конструкция подъемника неожиданно взмыла вверх, рассыпалась на мельчайшие куски, взорвалась ярким пламенем, выбросив из себя сноп оранжевого огня и едкого черного дыма. Это было похоже на взрыв буровой вышки. Он был настолько сильным, что огромные металлические балки и деревянные перекрытия взмыли вверх, а потом в считанные секунды обрушились вниз, на съемочную площадку. Повсюду слышался истошный вопль обезумевших от страха людей, которые стали метаться по площади в поисках безопасного места. Сперва Линдсей просто оглохла от этого взрыва, но потом шум в ушах стал настолько сильным, что хотелось закрыть их руками. Этот шум нарастал со скоростью ветра и обрушился на нее сверху, лишая возможности отскочить в сторону…