Барон (№3) - Прелестная лгунья

– Да уж, – кивнула она. – Я всегда стараюсь внимательно все изучить.

Одна из черных бровей вопросительно поползла верх.

– Но я не думаю, что тебе открылось что-то новое. Я всего лишь мужчина, такой же как праведный Андре.

Эванжелина едва не подавилась. Она совершила грубую ошибку. “Лги, – приказала она себе, – лги, или все пропало”.

– Не будь глупцом, – проговорила она, вздернув подбородок. – Естественно, я не увидела ничего нового. – Она картинно пожала плечами. – Впрочем, кое-что новое все же было – полотенце.

– Я так и думал. – Он усмехнулся. И Эванжелина поняла, что Ричард опять подшучивает над ней, да еще получает от этого удовольствие. – Я уже понял, какая ты женщина, после того как прошлой ночью… Нет-нет, не буду больше об этом, лучше помолчать. Доедай свой ленч, Эванжелина.

Девушка покачала головой:

– Знаешь, по-моему, ты просто оттачиваешь на мне свой острый язык.

– Справедливое замечание, – кивнул Ричард. – Обычно моя мать так же подсмеивается надо мной, но постарайся правильно меня понять. Ты так быстро на все реагируешь, у тебя тоже острый язычок… Нет, пожалуй, я не буду об этом, а то, того и гляди, от язычка невольно перейду к тому, что пониже.

– Думаю, мне пора идти, – проговорила девушка, приготовившись встать из-за стола.

– Нет, не уходи, а то я сочту, что ты сбежала от меня. Давай же, Эванжелина, признавайся, что пытаешься обойти меня в острословии.

Эванжелина снова села и, сложив руки на груди, подняла голову.

– Я никогда ни от чего не бегу, – заявила она, – даже если дело касается моих собственных интересов. Что до острословия… Вынуждена признать, что ты и впрямь не такой олух, как прочие англичане.

Ричард согласно кивнул.

– Раз уж ты выросла в провинции, в Сомерсете, то я не удивляюсь твоим предрассудкам. Представляю – вокруг тебя были только красномордые помещики да деревенские прощелыги. Мало кто из этих людей носит голову поднятой вверх и имеет мозги больше куриных. Так что, пожалуй, никто из этих господ не мог преподать юной девушке уроков хорошего тона, грации и элегантности.

– То есть качеств, которыми обладаешь ты?

– Вот именно, – подтвердил Ричард. – Надеюсь, ты говоришь это без иронии. А скажи-ка мне вот что: твой муж был таким же, как эти господа из Сомерсета? Вечно мямлил что-то невнятное в твоем присутствии? И думал только о лошадях? Бывал чрезвычайно скучен за обедом? А после обеда дремал в гостиной, перепив портвейна?

– Да нет, конечно, – возразила девушка. – Он был французом.

– А-а-а, – протянул Ричард. – Описать его? Погоди-ка. Он был коротеньким, смуглым, узкогрудым, быстро бегал на кривых ножках, отпускал сальности и, конечно же, не мылся каждый день.

Эванжелина опустила глаза. Говоря о своем мифическом муже Андре, она имела в виду Анри, который домогался ее во Франции. Описание герцога идеально походило на Анри.

– Нет, он часто мылся, – поспешно проговорила она. И тут же вспомнила, что Анри вечно таскал с собой флакон с одеколоном. Она терпеть не могла этот мускусный, кисловатый запах. Девушка нахмурилась. – Во всяком случае, мне казалось, что он часто моется.

– Тебе казалось? – изумился Ричард. – Послушай-ка, Эванжелина, если бы ты испытывала к мужу хоть половину того любопытства, какое проявила ко мне за последние два дня, то сомневаюсь, что у тебя остались бы хоть какие-нибудь сомнения насчет этого человека.

Девушка молча смотрела на герцога, сознавая, что силки, в которые она сама себя загнала, затягиваются все туже.

– Ммм, вообще-то Андре… Видишь ли, я не уверена… Ну-у.., надо сказать, он был очень скромным человеком, – нерешительно пробормотала она.

– По твоим рассказам, он производит впечатление полного идиота… – Ричард осекся, заметив, что Эванжелина до корней волос залилась краской. – Прости, пожалуйста, – проговорил он, вставая из-за стола. – Он же был твоим мужем. Пожалуй, я пойду, хочу купить охотничью собаку. Надеюсь, Эдмунд будет хорошо себя вести. – У стула он задержался, опустив на нее глаза. – Я могу что-нибудь привезти тебе в подарок?

"Да, – подумалось ей, – он мог бы подарить мне совсем иную жизнь, даровав ее отцу свободу, а потом не стал бы смотреть на меня с ненавистью и презрением”. Девушка молча покачала головой.

– Ну ладно. Когда я вернусь, прокатишься со мной верхом? Мне надо навестить некоторых арендаторов. Я мог бы показать тебе свои любимые места.

"Еще раз, – мелькнуло у нее в голове. – Если я еще раз побуду с ним наедине, то от этого никому не будет хуже”.

– С удовольствием, – кивнула Эванжелина.

– Отлично, тогда увидимся позднее.

Глава 17

– Слишком много букв. Никогда не знаешь, какую поставить впереди, а какую – за ней. И вечно написано одно, а читаешь что-то совсем другое. Может, мне не надо учить так много букв? Может, выучить только самые простые? – спросил Эдмунд.

Погладив мальчика по голове, Эванжелина проговорила:

– Я знаю, что букв очень много. Маленькой я тоже никак не могла понять, зачем столько. Возможно, ты прав. Но комбинации букв бесчисленны, Эдмунд. Так что, боюсь, тебе придется забыть о том, что их так много, а запомнить лишь то, что никуда не деться – выучить надо все. У тебя нет выбора. И не огорчайся: ты умный мальчик и быстро все запомнишь. Я же запомнила.

Эванжелине на мгновение показалось, что она сумела убедить его, но, похоже, девушка ошиблась. Такое начало не было многообещающим.

– А я считала, что ты хочешь вырасти похожим на папу, Эдмунд, – продолжала девушка.

Личико мальчугана тут же переменилось. Он выпрямился и важно произнес:

– А я и есть такой же, как папа. Бабушка сто раз мне говорила, что я очень похож на папу и на дедушку тоже. Я помню дедушку. Он был очень хорошим, а потом умер, как мама, и больше я его не видел.

– Но твой папа умеет читать и считать, да и дедушка тоже умел. Твой папа старался, часами просиживал за книгами, но выучил все буквы и их сочетания.

– Ты права, – медленно проговорил Эдмунд. – Я видел, как он читает. А как ты думаешь, он не делал это нарочно, чтобы я тоже захотел читать? Не притворялся?

– Думаю, он очень любит читать. Ребенок с подозрением посмотрел на тетушку, а та внимательно рассматривала ноготь на большом пальце.

– Если ты выучишь буквы, Эдмунд, то обещаю тебе, что после отъезда папы в Лондон я буду ходить с тобой купаться – если, конечно, будет теплая погода. – Даже думать о том, что в эту ледяную воду можно сунуть ногу, не хотелось, но если будет так же тепло, она решится. И научит мальчика плавать лучше, чем его научил отец.

Эдмунд оглядел ее с головы до ног.

– Вроде ты довольно большая, – задумчиво промолвил он. Наклонившись к Эванжелине, он пощупал мышцы на ее руке, которую девушка тут же напрягла. – Да, – заключил он, – для девушки ты сильная. – Однако Эдмунд вес еще сомневался, глядя на кубики, разбросанные по его парте.

Глубоко вздохнув, Эванжелина прижала руки к сердцу.

– Хорошо, если выучишь буквы, будем играть в разбойника. Я буду разбойником, и ты меня застрелишь.

– А я смогу застрелить тебя сразу, как только поймаю?

– Да, – согласилась она, уронив голову. – Ты сможешь застрелить меня.

Улыбнувшись, Эдмунд расправил плечи.

– Хорошо, – кивнул мальчик. – Я это сделаю.

– Буква “а”, – заговорила Эванжелина, водя пальчиком ребенка по букве. – На букву “а” начинается слово “апельсин” – большой и сладкий. А какое еще слово начинается на “а”?

Не раздумывая, Эдмунд выкрикнул:

– Ассл! На “а” начинается слово “асел”! Папа всегда называет Филипа Мерсеро ослом! А вот как тот его называет, я сказать не могу. Это нехорошее слово, папа не велел мне повторять его, он разрешил лишь прошептать его на ухо моему пони. И еще папа сказал, что это слово не для нежных женских ушей.

– Ну хорошо, тогда не говори. Только пишется не “асел”, а “осел”. “Осел” начинается на букву “о”.

Они продолжали заниматься. Эванжелине удалось сохранить серьезное выражение лица, когда мальчик заявил, что буква “г” похожа на “гордость” – как и его папа. Взглянув на часы, девушка изумилась, как быстро пролетело время. Когда Эдмунд написал свое имя, она крепко обняла мальчугана.

Подняв глаза, девушка заметила очень высокого тощего мужчину, который только что бесшумно вошел в комнату. Она несколько раз видела его, но еще не познакомилась. Он был одет во все черное.

Выскочив из-за стола, Эдмунд бросился ему навстречу и обнял за ноги.

– Баньон! – воскликнул он. – Ты пришел, чтобы спасти меня?

– Признаться, я еще не знаю, кого тут надо спасать. Прошу прощения за вторжение, мадам, – проговорил Баньон, высвобождаясь от рук мальчика и направляясь к столу. – Его светлость предложил мне освободить вас, пока молодой лорд не свел вас с ума. Я Баньон, слуга его светлости, – представился он.

– Баньон, только посмотри, я научился писать! – тараторил ребенок. – Вот смотри, я сам написал свое имя.

В противоположность Эллен Баньон не выражал никакого восторга по поводу успехов Эдмунда и не радовался его вниманию к своей персоне. Он даже не посмотрел на ребенка, а не сводил с Эванжелины своих темных глаз.

Улыбнувшись, девушка встала из-за стола.

– Да нет, ничего, я еще не заикаюсь от усталости. Эдмунд уже выучил много слов, он хорошо запоминает их. И научился писать свое имя. Вот, взгляните.

Баньон внимательно осмотрел большие печатные буквы, написанные ребенком.

– Его светлость, – заявил он, – будет доволен. Вы хорошо поработали. – Баньон пожал мальчику руку. – А вам пора ложиться спать, молодой человек. Ненадолго, всего на час.

– Но Ева сказала, что разрешит мне застрелить себя, если я выучу буквы. Ты поможешь мне разработать план? Чтобы я мог поймать и убить ее?

– С радостью, – отозвался Баньон. – А мадам известно, что ее ждет?

– Скажи ему, Ева! Скажи, что обещала сыграть в разбойника. Я поймаю и застрелю тебя.

– Это был самый настоящий подкуп, – проговорила Эванжелина, – да, чистой воды подкуп. Но я попрошу вас, Баньон, разработать хороший план. Не хочу быть убитой после короткой погони. Позвать Эллен, Баньон?

– Не беспокойтесь, мэм. Я сам с ним справлюсь, а то Эллен он вокруг пальца обводит. Такой сорванец!

* * *

Довольный собой, герцог медленно ехал обратно в Чеслей. Он купил собаку, и по хорошей цене. Направив Императора к конюшне, Ричард увидел Эванжелину, которая о чем-то серьезно разговаривала с Маккомбером. Герцог удивился: девушка явно была чем-то взволнована и даже жестикулировала.

– ..У меня не было возможности хорошо изучить нрав Доркас этим утром, Маккомбер. Только посмотри на Императора, он просто великолепен, – договорила Эванжелина.

Маккомбер задумчиво глядел на герцога, который медленно подъезжал на своем коне к конюшне.

– Но я сам проверил ее, мадам, – откашлявшись, произнес конюх. – Не тревожьтесь, вам будет хорошо на этой кобыле.

– Здравствуй, Эванжелина! – крикнул герцог, направляясь к ним. – Вижу, ты готова. – Он похлопал Императора по шее. – Мой скакун притомился, так что о галопе забудь.

– Может, Тревлину оседлать для вас Голубку, ваша светлость?

Ричард уперся глазами в белую шею, выглядывавшую из белоснежного кружевного воротничка блузки.

– Думаю, я и так как-нибудь справлюсь, – произнес он.

– Знаю, о чем ты подумал, но – нет, не справишься, – заявила девушка. – Я очень сильная. Даже Эдмунд с этим согласен.

Не прошло и нескольких минут, как герцог уже вел их на юг по узкой дорожке, спускавшейся к морю. Ричард рассказывал Эванжелине о купленной им собаке, когда его прервал громкий гудок, донесшийся из приближавшейся почтовой кареты.

– Уступим дорогу, Эванжелина, – сказал он, направляя Императора на обочину.

Едва девушка успела натянуть поводья, как карета сделала поворот, кучер еще раз задудел в рожок, Доркас перепугалась и, попятившись, встала на дыбы и тряхнула головой, отчего поводья вырвались из рук Эванжелины.

Подняв изумленные глаза на Ричарда, девушка вылетела из седла и упала на землю рядом с дорогой. Несколько мгновений она просто сидела, не двигаясь, не понимая толком, что произошло.

– С тобой все в порядке? – с тревогой спросил герцог, подбежав к ней. – Ты сильно ушиблась? Эванжелина потерла рукой бедро.

– Со мной все будет хорошо, но вот моему мягкому месту досталось.

– Не сказал бы, что оно такое уж мягкое, – улыбнулся Ричард, – однако надеюсь, что смягчить удар оно все же смогло.

– Все время ты что-то критикуешь, – упрекнула его Эванжелина.

– Так и есть, – отозвался Ричард, помогая ей встать. Он уже хотел было потереть ей бедра, а для этого, естественно, привлечь Эванжелину поближе к себе, но, осознав, что собирается сделать, уронил руки и выругался.

– Как печально, – проговорила Эванжелина, глядя на клубы пыли, все еще парящие в воздухе. – Какой-то дурацкий почтовый рожок – и я лечу с лошади!

– Послушай, если ты упала на.., мм.., мягкое место, как ты выразилась, то отчего это перо у тебя на шляпе сломано?

– Не представляю. – Эванжелина сняла с головы шляпу, и волосы каскадом рассыпались по ее плечам.

Ричард оторопело смотрел на великолепное зрелище. Блестящие кудри сзади спадали ей до пояса, курчавились на лбу, плясали вокруг нежного рта. И вновь герцог уже протянул было руку, чтобы убрать непокорные пряди с ее лица и прижать девушку к себе, и снова, выругавшись, опустил руки.

– Почтовая карета обдала тебя грязью. Пожалуй, тебе надо было ехать на Голубке. Уж она-то наверняка не стала бы сбрасывать со спины наездницу – для этого она слишком ленива, – заметил Ричард.

– Думаю, даже вы, ваша светлость, в подобной ситуации выпали бы из седла. Доркас просто испугалась и с перепугу встала на дыбы.

– Ладно, надеюсь, на обратном пути она будет смирно вести себя, – кивнул молодой человек. – Поехали домой.

Глава 18

– Баньон весьма своеобразно демонстрирует свое недовольство, – проговорил герцог, разрезая за ужином жареный с кровью ростбиф.

– Представить себе не могу, чтобы кто-нибудь демонстрировал тебе недовольство, – пожала плечами девушка.

– Стало быть, ты считаешь меня тираном?

– Нет, вовсе нет, просто… Просто ты здесь хозяин, чье мнение не обсуждается.

– Еще бы оно обсуждалось! – ухмыльнулся Ричард. – Кто осмелится противоречить?

– Да никто. Знаешь, я помню, как ты разговаривал со мной, когда впервые увидел в библиотеке. Ты сразу же дал мне понять, кто в замке хозяин. Я чувствовала, что раздражаю тебя.

– Ты и сейчас меня раздражаешь, – заявил Ричард. Нахмурившись, он покосился на жареную картошку, которую только что нанизал на вилку, а затем перевел взгляд на Эванжелину, сидевшую на противоположном конце огромного стола. На девушке было перешитое Дорри темно-синее платье Мариссы. Волосы Эванжелины Дорри заплела в две косы и, переплетя их, заколола на макушке. Несколько кудряшек выбились из прически и спадали на лицо и шею девушки.

– Ты отлично понимаешь, что я имею в виду, – добавил он.

Так оно и было, но Эванжелина не собиралась признаваться.

Герцог продолжал хмуриться, опустив глаза на бокал с вином. Он решил, что на Эванжелину вообще лучше не смотреть.

– В тот день я был в дурном настроении, – промолвил Ричард. – Твое появление удивило меня. – Он пожал плечами. – Не знаю уж, как мужчина должен обращаться с женщиной, внезапно оказавшейся в его библиотеке. Но, увидев тебя в первый раз, я понял, что тебя, должно быть, хорошо обучили твоей роли.

– Моей роли? – нежным голосом переспросила Эванжелина.

Ричард улыбнулся, глядя на свою тарелку.

– Твоя роль не отличается от роли любой другой женщины, – заявил он, поднимая бокал.

Герцог был чрезвычайно доволен собой. Он ждал, что Эванжелина покраснеет, возможно, даже бросит в него бокал или выругается.

– Эта роль заключается в том, чтобы угождать мужу, беспрекословно выполнять все его желания, вынашивать его детей и, разумеется, держать свое мнение при себе, если оно отличается от мнения мужа.

Реакции Эванжелины долго ждать не пришлось – она мгновенно схватила его наживку. Нет, она не бросила в него бокал. Швырнув на стол салфетку, девушка вскочила, едва не перевернув свой стул, и разразилась гневной речью:

– Ты – надутый, невежественный индюк! У меня обо всем есть свое мнение, потому что я много училась! А вот ты, уверена, не слишком-то много времени потратил на обучение, потому что проводил его в праздности и думал лишь о своих удовольствиях.

– Итак, надутый индюк, – спокойно проговорил Ричард, улыбнувшись Эванжелине. – Интересно, если бы ты обучала моего сына буквам “н” и “и”, то употребила бы это словосочетание? Или, может, “надутый асел” лучше?

– Откуда ты знаешь? – опешила девушка.

– Я говорил с сыном, Эванжелина. А что касается развлечений и удовольствий… Может, тебе стоит потолковать с моими знакомыми дамами. Они бы непременно сообщили тебе, что об их удовольствии я думал не меньше, чем о собственном. – Он наклонился вперед. – Разве ты забыла, как я вел себя вчера в библиотеке? Ты не можешь сказать, что я думал только о себе.

– Не хочу и вспоминать, потому что сейчас я очень на тебя сердита. А если я что и вспомню, так ты меня задразнишь. Ты то и дело будешь припоминать, как мне нравились твои ласки и поцелуи. Господи! Опять я говорю не то, что нужно! Вечно меня язык подводит! Должна сказать, что мне совершенно не по нраву выслушивать истории о твоих любовницах.

Герцог удивленно приподнял брови:

– Но ты сама напросилась, Эванжелина, а я лишь пытался растолковать тебе, как обстоят дела.

Эванжелина залилась краской. Наблюдая за ней, Ричард думал лишь о том, как бы ему хотелось схватить ее в свои объятия, крепко прижать к себе, впиться в ее губы поцелуем и не отпускать до тех пор, пока не перехватит дыхание. Герцог глубоко вздохнул. Довольно, решил он, это уж слишком. Совладав с собой, Ричард решил перевести разговор на другую тему, чтобы не злить ее больше.

– Ну ладно, насколько я помню, разговор начался с моих слов о том, что Баньон весьма своеобразно выражает недовольство.

– Ага! Ты решил сменить тему, – язвительно произнесла Эванжелина. – Весьма разумно. Я уже успокоилась. Итак, что же сделал Баньон?

– Он пригрозил удушить меня моим же галстуком.

– Боже мой! И почему же?

Герцог покачал бокал с красным бургундском вином.

– Он считает, что я не должен оставлять тебя здесь, с Эдмундом на попечении, – добавил он. – Одну и с Эдмундом на попечении, – повторил Ричард.

Эванжелине такой поворот разговора не понравился.

– Я не понимаю тебя. – Не может же он на самом деле серьезно относиться к словам собственного слуги.

– Баньон полагает, что Эдмунд уже достаточно взрослый для того, чтобы поехать со мной в Лондон. Также он считает, что мальчику в его возрасте нужен гувернер. По его мнению, ты не должна позволять Эдмунду стрелять в тебя, даже если он выучит буквы. Короче, Баньон решил, что ты слишком молода и добра для того, чтобы учить чему-то моего своенравного сына.

Эванжелина почувствовала, что ее охватывает паника. Нет, этого не может быть.

– Но.., если ты возьмешь Эдмунда с собой в Лондон, – наклонившись вперед, заговорила она, – я не смогу остаться в Чеслей-Касле.

– Верно, – кивнул Ричард. – А поэтому, Эванжелина, завтра Эдмунд и ты отправитесь со мной в Лондон. Мы не будем ждать до пятницы.

– Не-ет!

Ричард изумленно заморгал. Лицо Эванжелины смертельно побледнело, лишь на щеках пламенели два красных пятна. Она приподнялась, держась руками за стол.

– Прошу прощения? – переспросил герцог.

– Что тут непонятного? Я сказала всего лишь одно слово. – Этого не может быть, она не должна уезжать из Чес-лея, не должна. Подумать только, Баньон нарушил все ее планы, хотя мотивы у него были самые благородные. Что же ей делать? Через два часа она должна встретиться с Джоном Эджертоном. Ей недвусмысленно дали понять, что она любыми средствами должна оставаться в замке. Если она уедет, Хоучард убьет ее отца.

– Может быть, – медленно вымолвил Ричард, – ты возьмешь на себя труд объяснить мне, в чем дело? Ты так громко закричала, что из подсвечника едва свечи не вылетели.

Девушка с трудом скрывала отчаяние.

– Я вовсе не хотела кричать на тебя, – пролепетала она. – Просто у меня нет желания ехать в Лондон. Прошу вас, ваша светлость, позвольте мне остаться здесь. Я сумею справиться с Эдмундом, вот увидите. И мужчина-воспитатель ему еще не нужен. Даже если мальчик будет стрелять в меня из пистолета, я не возражаю. К тому же я не позволю ему стрелять, пока он не поймает меня, а я быстро бегаю. Ему будет нелегко догнать меня. Поверьте, ваша светлость, я знаю, как обходиться с маленькими мальчиками. Пожалуйста, я должна остаться здесь. Пожалуйста!

– Ты столько всего наговорила, Эванжелина…

– Знаю, прости, пожалуйста. Но мне правда больше всего хочется остаться в Чеслее с Эдмундом. Не пройдет и месяца, как он уже сможет читать семейную Библию. Он ежедневно станет писать тебе письма, и каждое письмо будет на одно предложение длиннее предыдущего. Ричард, прошу тебя…

Все это было очень странно. Почему ей так не хочется ехать в Лондон? Да кто угодно предпочел бы уехать в столицу, чем сидеть в уединении мрачного замка. Герцог не понимал ее. Ее поведение было очень странным и неестественным. Ричард решил, что причина ее отказа ехать в столицу кроется в том, что Эванжелина стесняется своей роли бедной родственницы при его матери. Сам герцог был доволен своим решением взять девушку с собой, потому что, несмотря на события прошлой ночи, ему хотелось представить ее матери, вывезти в свет. Правда, он еще не знал, как будет сам относиться к ней, ведь они встретились всего пару дней назад. Однако Кларендон отдавал себе отчет в том, что никогда еще так не восхищался ни одной женщиной, ни одну не хотел так сильно. Эванжелина разбудила в нем настоящую страсть.

Честно говоря, герцог и сам не хотел, чтобы девушка оставалась в Чеслее в компании лишь его сына. И, признаться, он не выносил, когда кто-то делал что-то против его воли, особенно если им руководили благородные помыслы.

– Я буду беспокоиться о тебе, – наконец заявил он. – Хотя нет, этого не будет. Завтра вы с Эдмундом едете со мной в Лондон.

Эванжелина похолодела. Она уговаривала его, но ее мольбы не подействовали. Глубоко вздохнув, девушка холодно произнесла:

– Понятно, это приказ хозяина. Что ж, ваша светлость, если вы не позволяете мне остаться в Чеслей-Касле с Эдмундом, то я уйду. Я не поеду в Лондон.

– Да тебе же некуда идти, – пожал плечами Ричард. – Ты поступишь так, как я сказал.

– Вы очень упрямы, ваша светлость, но вас больше не должно интересовать, что я делаю и куда направляюсь. Герцог встал и посмотрел девушке прямо в глаза.

– С меня довольно, Эванжелина. Не понимаю, в чем причина твоего упрямства. Поэтому я хочу, чтобы ты немедленно объяснила мне, в чем дело.

– Я ненавижу Лондон и не хочу туда ехать.

– Но ты же никогда не бывала в Лондоне.

– Это не имеет значения! Я не хочу туда ехать!

– Садись и ешь. Ты в полном смятении. У тебя вот-вот начнется истерика, и мне это не по нраву. Я потолкую с тобой позднее.

Эванжелина не шевельнулась.

– Нет. Послушай, ты не имеешь права командовать мной. Я не одна из твоих слуг, правда, как и Баньону, мне хочется придушить тебя галстуком, – глухо проговорила она.

Ричард сел и сложил на груди руки.

– Итак, – промолвила Эванжелина, – по холодному и решительному выражению твоего лица я вижу, что ты не изменишь своего решения. – Она швырнула салфетку на стол. – Прошу прощения, ваша светлость, можно сказать, что я получила урок.

Герцог вскочил с места, уронив стул на ковер.

– Черт возьми, Эванжелина! Никуда ты не пойдешь! Один шаг, и я высеку тебя розгами!

Девушка рассмеялась ему в лицо:

– Иди ты к дьяволу, – сквозь зубы произнесла она и, повернувшись на каблуках, направилась к двери. Эванжелина спрашивала себя, слышал ли Бэссик или кто-нибудь из слуг, стоявших за дверью, их спор и ждал ли, чем он завершится. – Будь у меня пистолет, я бы пристрелила тебя, – бросила она через плечо.

Эванжелина не дошла до двери. Одним прыжком настигнув ее, Ричард схватил девушку за руку и повернул лицом к себе. Она не стала вырываться, чтобы поберечь силы. Герцог был в ярости, Эванжелина видела, как сильно бьется жилка на его шее.

Как следует тряхнув девушку, Ричард рявкнул ей прямо в лицо:

– Я сказал, что ты никуда не поедешь! Ты не поняла? Он смотрел на ее губы, потом его взор опустился на грудь. Внезапно гнев прошел. Схватив Эванжелину за подбородок, Ричард приподнял ее лицо, заставив взглянуть на себя.

Эванжелина молча смотрела на него. Грубо рванув ее к себе, Ричард впился в ее губы своими губами, провел по ним языком.

– Открой рот, черт побери!

Сначала Эванжелина чувствовала лишь его гнев, а потом все ее чувства притупились под напором его бешеного желания. Казалось, Ричард не знает, с чего начать. Он снова и снова целовал ее. Затем, прижав девушку к своему возбужденному естеству, стал осыпать горячими поцелуями ее шею и плечи. Переведя дыхание, Ричард застонал и стащил лиф прекрасного синего платья вниз, до пояса, обнажая грудь девушки. Несколько мгновений он любовался, а потом его горячие губы и язык принялись ласкать нежную кожу.

Эванжелина была поражена.

Она догадалась, что в нем пылает страсть, что Ричард ощущает болезненное желание обладать ею, но не совсем понимала, что именно он чувствует.

И вдруг Ричард резко отпрянул от нее. Посмотрев на Эванжелину затуманенными глазами, он зарылся лицом в ее волосы.

– Господи, – простонал Ричард. – Прости, пожалуйста.

Эванжелина заставила себя выпрямиться и отойти от него. Полуобнаженная, она серьезно посмотрела на Ричарда. Это был ее единственный шанс остаться в Чеслее.

Глубоко вздохнув, девушка заговорила деланно равнодушным голосом, с презрением глядя на герцога:

– Я начинаю думать, ваша светлость, что у вас слишком долго не было женщины. Может, именно поэтому вы и хотите взять меня в Лондон? Чтобы рядом была женщина, которая будет доставлять вам удовольствие? Может, вы позволили мне остаться здесь лишь потому, что со мной нет мужчины, способного защитить меня?

Герцог отшатнулся, словно она ударила его. Его желание мгновенно угасло, уступив место закипевшей вмиг ярости. Эванжелина видела это, но уже не могла остановиться. Съежившись, она подумала, что герцог, возможно, сейчас ее ударит.

Наконец Ричард заговорил. Его голос был на удивление спокоен.

– Некоторые сучки любят дразнить мужчин. Может, и ты такая же? – Затем он понизил голос:

– Признаться, ты удивила меня. Ты можешь остаться в Чеслее, если хочешь, – добавил Ричард. – Будешь присылать мне отчеты об успехах Эдмунда. А теперь спокойной ночи и прощай.

Он направился к двери, оставив ее, полуобнаженную, стоять посреди столовой. Не обернувшись, герцог спокойно прикрыл за собой дверь.

Эванжелина смотрела ему вслед. В это мгновение она поняла, что просто не сможет предать его. Она скажет ему правду. И Ричард поверит ей. Они с лордом Петтигрю арестуют Джона Эджертона, а потом освободят ее отца от Хоучарда. Наверняка это можно сделать.

Девушке потребовалось немало времени, чтобы привести платье в порядок, а ведь ей надо было торопиться. Она должна была сказать Ричарду, что через час ей надо встретиться с Эджертоном. Им надо составить план. Выбежав из столовой, Эванжелина бросилась в холл, но у парадной двери увидела лишь Бэссика. Она резко остановилась, с трудом переводя дыхание.

– Что-нибудь случилось, Бэссик?

Управляющий посмотрел на нее и покачал головой.

– Нет, мадам, не случилось ничего такого, что бы вы или я могли изменить.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду.

– Его светлость, – важно проговорил Бэссик, – уехал. Минуты три назад, – добавил он.

ТОМ 2

Глава 19

Эванжелина выбежала из замка, но тут же остановилась. Может, все к лучшему. Она посмотрит, как пойдут дела. И получит доказательства того, что Эджертон предатель, а уж потом напишет об этом герцогу.

Да, так будет лучше. Надо просто держать себя в руках. Эджертон не должен заподозрить, что она собирается сделать. Теперь Эванжелина уже с нетерпением ждала встречи с негодяем. Когда ожидание стало совсем утомительным, она выскользнула из замка, плотно закутавшись в темный плащ.

Погода испортилась. Немного похолодало, но чувствовалось, что вскоре зима возьмет свое. Девушка медленно шла по извилистой тропинке, освещаемой таинственным светом молодой луны. Добравшись до пещеры, она огляделась по сторонам. Море низко стонало, обрушивая на берег все новые и новые потоки свинцово-серых волн. Отхлынув, они тихо шептали что-то песку.

Девушке не хотелось входить в мрачную темную пещеру. Она присела на большой валун и стала ждать. Может, Эджертон не придет? Может, о его преступной деятельности стало известно, его арестовали и ее отец уже в безопасности? Увы, на это было мало надежды. Эванжелина была плохой актрисой, однако вечером ей придется притворяться, чтобы Эджертон ничего не заподозрил.

Завтра, решила Эванжелина, завтра же она отправит герцогу письмо. Он вернется и поможет ей.

Ей хотелось, чтобы Джон Эджертон провалился в преисподнюю.

Ей даже показалось, что чувство вины перестало, как прежде, давить на нее.

Становилось все холоднее, девушка тряслась от холода. Где же Эджертон? Может, она что-то перепутала и…