Кэтрин КОУЛТЕР
      НАСЛЕДСТВО УИНДЕМОВ
      ТОМ 2
      Глава 13
      Мэгги застегнула жемчужное ожерелье Элизабет Кокрейк на шее Дукессы и, отступив назад, залюбовалась отражением в зеркале.
      - Восхитительно! - проговорила она с довольным видом. Дукесса улыбнулась.
      - Моя мама говорила, что жемчуг надо чаще носить - соприкасаясь с телом, он сохраняет свой живой блеск и теряет его, лежа в футляре.
      - Восхитительно, - снова повторила Мэгги, прикасаясь к жемчугу. - Это жемчуг из устричных раковин. Он, должно быть, чертовски недешево обошелся его сиятельству.
      - Да, наверное, ты права, Мэгги.
      - Вообще ты довольно сносно выглядишь, даже красиво, если сделать маленькую натяжку. Я знаю, что и его сиятельство думает точно так же.
      - Значит, ты считаешь, что его сиятельство делает эту натяжку, Мэгги?
      - Какую натяжку, Дукесса? - растерянно спросила уже переключившаяся на свое Мэгги.
      - Тебе кажется, что его сиятельство находит меня красивой? Она обернулась, почувствовав на себе чей-то взгляд. Марк стоял на пороге открытой двери, соединяющей смежные супружеские спальни. Дукесса старалась казаться спокойной, но не могла отвести от него взгляда. Он был в безукоризненно сидящем вечернем костюме, с упругой бабочкой, завязанной искусными руками Спирса. Его густые черные волосы были, пожалуй, слегка длинноваты. Голубые глаза казались очень холодными, холоднее последней зимы, заморозившей Темзу. Она попыталась улыбнуться ему, чувствуя, как всколыхнулись смутные надежды, ведь, оказывается, он провел эту ночь совсем рядом, всего лишь за тоненькой дверью, в соседней комнате. Стараясь держаться непринужденно, она сказала:
      - Ax, Мэгги считает, что я недурна собой. А как вам кажется, милорд?
      - Но, леди, граф - ваш муж и обязан находить вас красивой, - решила ответить за него Мэгги.
      - Я обязан? Надо подумать. Ладно, ты уже достаточно подурачилась, Мэгги, можешь теперь оставить нас одних.
      - Сию минуту, - ответила Мэгги, недовольная желанием графа удалить ее. Позвольте лишь прикрыть этой хорошенькой шалью ее плечи. К вечеру становится прохладно, а я не хочу, чтобы она схватила простуду. Вот так, Дукесса. Теперь ты, бесспорно, прекрасна. Я одобряю.
      - Спасибо, Мэгги. Можешь идти.
      Мэгги, кивнув Дукессе и подмигнув графу, направилась к выходу, не переставая на ходу поправлять и взбивать свои пышные красные кудри.
      - Где ты откопала этого черта в юбке? - спросил он, уставившись в изумлении на закрывшуюся за Мэгги дверь.
      - Ах, это сделал Баджи в Портсмуте. Вернее, это она нашла его, оттолкнув от колес какого-то экипажа. Мне нужна была горничная, а ей - какое-нибудь место. Она была актрисой без роли. Я нашла ее неглупым и очаровательным созданием.
      - Она подмигнула мне!
      - Да, она никогда прежде не была служанкой и привыкла пользоваться тем, что мужчины постоянно пялятся на нее. Возможно, она забыла о своем истинном положении здесь и решила, что ты неплохой объект для ее флирта.
      "Или неплохой кандидат в ее покровители", - подумал Марк. Вслух же он сказал, укоризненно покачивая головой:
      - Боже, актриса в качестве горничной у графини Чейз! И это все ее рекомендации? Что ж, профессия объясняет ее манеры. Он называет ее графиней значит, еще не все потеряно.
      - Ты не должна позволять ей называть тебя Дукессой. Это слишком дерзко с ее стороны Тебя вообще каждый может называть Дукессой. Ты никакая не Дукесса, а графиня и моя леди.
      - Какие пустяки, мне это вовсе не важно, - сказала она, пристально разглядывая его. - Скажи лучше, как твоя рука?
      - Что? Ах, моя рука. Прекрасно. Хотя немного побаливает, я не давал ей отдыхать в последнее время.
      - А твои ребра?
      Марк тяжело уставился на нее в своей дьявольской позе - со скрещенными на груди руками. Он смотрел на нее так, словно хотел внушить благоговейный ужас к своей особе.
      - Что это значит? Забота любящей жены?
      - Возможно.
      - Мои ребра в порядке.
      - Я рада.
      - Я встретил Тревора. Он скакал на Клэнси, словно слившись с ним, и казался настоящим кентавром.
      Она улыбнулась. Не просто приподняв уголки рта, как обычно, а по-настоящему. Он помнил, что она уже видела Тревора, но продолжал стоять на своем.
      - Тревор - это никудышное имя для денди.
      - Возможно, но нельзя сказать, что он женствен и изнежен. Ты согласен?
      - Да, черт побери! Но это просто смешно, прицепить такое романтическое имя к мужчине его нрава и сложения.
      - Да. - Она помолчала и вдруг пристально посмотрела на него. - Я очень рада видеть тебя, Марк. Значит, я не зря надеялась на твой приезд.
      - Вообще-то я не собирался этого делать, но.., к черту... - Она почувствовала его замешательство.
      - Несмотря ни на что, я рада видеть тебя здесь. Тетя Вильгельмина очень сложная женщина, прямо-таки загадочная. Урсула мила. Полагаю, ты успел это заметить сегодня утром в саду. Джеймс - мой ровесник, возможно, чуть старше... Не знаю, что можно еще сказать о нем. У него слишком отстраненное выражение лица. Должно быть, что-то с ним не так. Тревор, как ты уже, наверное, и сам убедился, совершенно очарователен и.., добр.
      - Что означает в твоих устах "очарователен"?
      - Он очень сильный и красивый мужчина.
      - Я хочу, чтобы ты была более осторожна и думала, что говоришь в его присутствии. По-моему, его отношение к тебе имеет не совсем дружеский оттенок. Ты невинна и неопытна, а он уже довольно искушенный мужчина и, как мне кажется, не прочь приволокнуться за тобой.
      - Вряд ли я могу считаться невинной. Ведь наш брак состоялся, я - твоя жена.
      Его глаза округлились от изумления.
      - Да, - медленно произнес он. - Это так. Но мне надоело без конца спорить с тобой. А теперь скажи, почему ты так уж рада видеть меня здесь?
      Дукесса ответила отрывисто и резко:
      - Ты - мой муж, и я скучала без тебя.
      - Твой муж, - передразнил он ее с явным сарказмом. На какой-то миг до этого он сумел забыть о ее вероломстве, но теперь подозрительность вновь вспыхнула в нем. - А тебе не кажется странным, что мы с тобой муж и жена, Дукесса? Я помню тебя в девять лет, худой, с торчащими коленками, спокойной, отчужденной, замкнутой и.., наблюдательной. Я увидел будущую красавицу в том тихом, печальном ребенке и назвал тебя Дукессой.
      - Да, - ответила она. - Мне было девять лет, а тебе - четырнадцать, и ты был гордым и сильным, как "собственный сын дьявола". Мой отец не заблуждался, говоря это. Ты вовлекал маленьких Чарли и Марка в разные дурные забавы. Отец всегда знал, кто верховодил ими, всегда! Может быть, вспомнишь, как вы сколотили грубый гроб из сосны и, прокравшись ночью в церковь, поставили его на пол перед алтарем?! На следующий день было воскресенье, люди пришли в церковь и молча смотрели на этот гроб с вульгарным подобием букета, лежавшим на крышке. Все боялись, и никто не решался открыть его... - Она едва заметно улыбнулась. - Я всегда смотрела на тебя снизу вверх, а ты, пользуясь тем, что был старше, старался запугать меня.
      - Запугать? Прости, Дукесса, но я и вообразить не мог, что чем-то пугаю тебя. Скорее наоборот, одного твоего ледяного нечеловеческого взгляда было достаточно, чтобы отпугнуть кого угодно. Что же было во мне такого устрашающего?
      - Ты принадлежал к этому дому и имел полное право находиться в нем. Ты был сильным и уверенным в себе, чувствовал себя на своем месте. Мое положение было совсем другим.
      Он понял, что ему придется задуматься об этих словах, но сейчас он не был готов разбираться с прошлым.
      - Разве теперь ты не графиня Чейз? Отец выправил твое положение, дав все, что мог. Разумеется, он не смог обойти наследственное право, существующее в Англии. Чем ты недовольна? Разве кто-то не оказывает тебе должного уважения?
      - Нет, все очень добры со мной. Но я страшно переволновалась три дня назад. И опять ощутила себя бастардом последнего графа Чейза. Нет, все были великодушны со мной.., и я благодарна им за это.
      - А тетушка Вильгельмина?
      - Ее поведение кажется очень странным. Чтобы понять, тебе надо самому познакомиться с ней. Сейчас как раз подходящее время для этого. Все собрались в Зеленой гостиной. Прошу тебя, Марк, пойдем. Ты должен представиться ей и Джеймсу.
      - Отлично, Дукесса... Мой Бог, не слишком ли у тебя открытый вырез, подожди...
      Марк вдруг направился к ней, и она поднялась ему навстречу. Сначала он поправил шаль на ее плечах, потом завязал ее узлом на середине ложбинки между грудей. Все еще недовольный, он схватился за вырез платья и стал тянуть его вверх. Но что-то мешало - платье было прочно закреплено под грудью. Дукесса ощутила тепло его пальцев.
      Марк, казалось, не придавал этому обстоятельству ни малейшего значения и, нахмурившись, начал отчитывать ее:
      - Я не люблю этого, ты должна сменить платье. Надеюсь, другие наряды не столь откровенны. Без сомнения, эта паршивая собака Тревор будет без конца пялиться на тебя. Может быть, приготовишь для него один из своих ледяных взглядов и покажешь, как твой подбородок может задираться до самого потолка? Дашь понять, что он будет находиться у тебя под каблуком? А как ты будешь называть его? Что тебе больше нравится - паршивая собака или проклятый хлыщ?
      Но тут до Марка наконец дошло, что его пальцы прижимаются к ее груди. Она увидела, как вдруг потемнели его холодные голубые глаза, расширились зрачки, напряглись скулы. Он провел пальцами по ее обнаженным плечам, потом снова положил их на грудь. Непонятная волна дрожи прошла по ее телу, и она прильнула к нему. Однако он вдруг быстро отстранился. Стоило ей лишь чуть-чуть поддаться на зов своего тела, как он струсил. Для чего же он искушал ее? Дукесса была уязвлена.
      - Кажется, пора идти.
      - Да, - ответил он низким хриплым голосом, все еще не отрывая глаз от ее груди, - полагаю, что пора, Дукесса.
      Было уже довольно поздно.
      Стоя перед зеркалом, Дукесса соображала, как ей справиться с пуговицами на спинке платья. Вдруг дверь смежной комнаты открылась, и она увидела Марка в темно-бордовом халате.
      Дукесса замерла в удивлении.
      - Что ты делаешь здесь?
      - Я - твой муж и могу быть там, где мне нравится.
      - Понятно, - ответила она, глядя на завернувшийся ворот его халата, на протертый материал на локтях.
      - Сомневаюсь, что ты понимаешь это.
      - Как тебе понравилась Вильгельмина? Он слегка нахмурился.
      - О, разве она не была любезна со мной до приторности? Но я не склонен доверять ей, так же как и Тревору. Я был прав. Он не отрывал алчных взглядов от твоей груди, и не пытайся отрицать это. И Джеймс тоже пялился, однако последний больше погружен в свои внутренние проблемы. Слава Богу, вечер прошел нормально, никто не сосредоточивался на семейных делах. Выручали политические события, визиты иностранных послов, всевозможные слухи и сплетни. Ты слышала когда-нибудь куплеты о Великой Княгине Екатерине и ее брате, царе Александре? Грубость, жестокость и разврат...
      - Я слышала, как Спирс напевал их, у него недурной баритон, и сами куплеты довольно остры.
      - Да, он тоже так считает. Тетушка Вильгельмина вела себя абсолютно нормально, насколько это можно ожидать от одичавших колонистов. Еще эта замедленная речь! Почему надо говорить врастяжку? Так и подмывает прикрикнуть, чтобы они ворочали своими языками быстрее. К счастью, вечер закончился мирно.
      "Да, все прошло достаточно безболезненно, - подумала она. - Но удивительно, почему Вильгельмина пыталась очаровать Марка? Это было слишком явно и приторно, Марк прав". Что касалось ее самой, то она весь вечер не могла оторвать глаз от Марка. Она смотрела на красивые очертания его рта; любовалась его руками с длинными чувственными пальцами, вспоминая, как совсем недавно они ласкали ее; наслаждалась его низким, глубоким голосом. И вот он здесь, рядом. Зачем же он пришел? Чтобы снова мучить ее?
      - Ты не поможешь расстегнуть мне платье, Марк? Я просто не в силах справиться с ним.
      Услышав такое от любой другой женщины, он бы воспринял это как приглашение. Дукесса откинула со спины густые волны своих черных волос. Ее лицо казалось теперь еще более тонким в обрамлении длинных прядей, черты его были скульптурно-четкими и правильными, их лишь слегка оживляли черные короткие завитки волос возле ушей. Дукессе очень шли распущенные волосы, и она выглядела теперь не такой строгой, как с черной косой, уложенной вокруг головы.
      Марк расстегивал пуговки у нее на спине. На Дукессе в этот вечер было чудесное темно-голубое платье под цвет глаз. Закончив, он отступил на шаг:
      - Все, теперь ты свободна.
      Она повернулась к нему лицом. Он не двигался. В комнате не было ширмы.
      - Ты не мог бы оставить меня на время, мне нужно переодеться.
      - Нет, но я иду в постель.
      Она смотрела, онемев от изумления, как он идет к ее постели, стоявшей на возвышении в конце комнаты, развязывает и сбрасывает халат.
      Дукесса отлично поняла, чего он хочет, хотя она никогда не думала, что он так легко и цинично сможет продемонстрировать свое желание.
      Она стояла, уставившись на него.
      - Ты хочешь, чтобы я стала твоей женой, Марк? Он холодно улыбнулся ей.
      - Раздевайся, Дукесса.
      Очень медленно она стянула платье с плеч, и оно упало небольшой горкой голубого шелка к ногам. Затем, стоя в сорочке, слегка нагнулась и, сняв темно-голубые подвязки, освободилась от чулок.
      - Прежде ты почему-то не хотел меня, - сказала она, подойдя к постели.
      Ее лицо, в обрамлении черных волос, казалось очень бледным на фоне тусклого освещения комнаты. Мэгги была права. Это сочетание молочно-белой кожи и черных волос выглядело поистине завораживающе. Она была необыкновенно изящной - жена, опоившая его опием и женившая на себе.
      - Да, - ответил он. - Но я все же мужчина, а ты моя жена. Так в чем же дело? Мне это больше подходит, чем скакать в Дарлингтон в поисках какой-нибудь смазливой потаскушки. Ты доставляешь мне не очень много удовольствия, но все же я воспользуюсь тобой. Попробую удовлетвориться ничтожной толикой наслаждения. Иди ко мне, я хочу снять с тебя сорочку.
      - Но ведь ты говорил, что не станешь иметь детей от меня, не позволишь внукам моего отца унаследовать графский дом.
      - Да, разумеется, я говорил это. Так и будет.
      - Не понимаю.
      - Не сомневаюсь, что ты не понимаешь пока, но вскоре все прояснится. Я лишь прошу тебя, не надо никаких криков и жалоб. Если хочешь, лежи как оловянная болванка, пожалуйста, только никаких плачущих звуков, умоляю.
      - Надеюсь, ты не станешь называть меня Лизетт?
      Он рассмеялся своим мрачным смехом.
      - О, разумеется, нет. В нормальном состоянии спутать тебя с ней невозможно. Слишком заметная разница в ее пользу. Но почему бы мне не называть тебя Селестой?
      Она еще больше побледнела.
      - Ты ведь был в Лондоне всего одну ночь?
      - Да. И что?
      - За эту ночь ты успел побывать с Селестой?
      - Да, и она довольно искусна, хотя ей тоже не сравниться с Лизетт и ее утонченными ласками. Однако мне понравилось то, что она из Бристоля и прошла неплохую практику с моряками. Разумеется, они слегка грубоватый народ, но иногда и это занятно. А какая у нее грудь! Мои ладони не так уж узки, но ее грудь в них не умещалась. Ладно, хватит уже, иди сюда, Дукесса.
      Это было уже чересчур! В конце концов она слишком горда, чтобы выносить столько унижения.
      - Нет, Марк, мне что-то не хочется, - сказала она и, развернувшись, направилась к двери, подхватив по пути халат Она уже взялась за ручку двери, когда Марк оказался рядом. Он потащил ее назад за собой, потом остановился и, откинув в сторону ее волосы, стал целовать шею. Дукесса замерла. Ее халат распахнулся, и она почувствовала тепло его тела, его поцелуи, язык.
      Очень нежно он повернул ее лицом к себе, потом подхватил на руки и понес к постели. Положив ее на спину, Марк стоял рядом уже обнаженный, но она не смотрела на него.., не могла, чувствуя испуг. Ее состояние было далеко от возбуждения. Ни слова не говоря, он вытряхнул ее из халата, потом взялся за сорочку...
      - Ну же, давай, теперь это.
      Он поднял ей руки и стянул сорочку через голову. Через мгновение Марк уже лежал на постели, не касаясь ее. Дукесса молчала.
      - Как холодна, как сдержанна, - снова заговорил он, откидывая зачем-то ее волосы со лба и щек. - Это именно то, что джентльмен и хочет видеть в своей жене, которая прежде всего леди и не ищет без конца все новых и новых чувственных наслаждений, предавая своего мужа. Но какое разочарование, Дукесса, ты не можешь быть слишком строгой, имея такие хорошенькие аппетитные ушки. - Он поцеловал ей ухо, проникая в него языком. - Никогда больше не надевай таких сорочек, - прошептал он. - Она красивая и, несомненно, очень дорогая, но чересчур кокетливая.
      - Ты хочешь сказать, что эта рубашка подходит лишь таким, как моя мама?
      - Я не говорил этого, - ответил он после продолжительной паузы.
      - Ты боишься, что я стану чувственной кокеткой, что это у меня в крови.
      - Возможно, я не знаю. Не стоит так волноваться. - Он накрыл ее своим телом.
      Дукесса чувствовала себя совершенно беспомощной.
      Марк с нежной трогательностью смотрел на нее, повторяя легкими, еле ощутимыми прикосновениями линию ее тонких бровей, глаз, губ.
      Дукесса растворялась в его взгляде. Каждое его прикосновение отдавалось где-то внутри ее спазмом. Горечь от его недавних слов уступала место желанию. Она наслаждалась теплом его тела. Теперь он был в ее власти, она хотела его, нуждалась в нем так же, как и он в ней, и не желала скрывать своих чувств.
      - Дукесса... - проговорил он изумленно.
      Она слышала его прерывистое дыхание, видела, как он вдруг отстранился от нее, разглядывая сверху ее распростертое тело, всю ее, дрожащую от вожделения.
      Она смотрела на него непонимающими глазами, ощущая глухие удары в своем теле, сумасшедший ток крови в венах. Ей казалось, что она не выдержит такого напряжения и его отстраненной, любопытствующей позы.
      Ей показалось, что прошла вечность, пока он снова не коснулся ее. Он сжал ее бедра, потом вдруг, наклонившись, коснулся языком живота, его губы опускались все ниже и ниже... Напряжение было уже не таким болезненным благодаря непрекращавшимся движениям его губ и языка...
      Наконец хриплый, протяжный крик вырвался из ее горла. Сознание ее было затуманено, она не могла думать ни о чем, кроме своего наслаждения. Марк продолжал ласкать ее, и новые судорожные сладострастные волны пробежали по ее телу. Дукесса чувствовала себя теперь зависимой от него, его рта, от того дикого наслаждения, которое испытала.
      Перед глазами все плыло. Марк, видя ее состояние, дал ей передохнуть. Он чуть отстранился, наблюдая, как постепенно она приходит в себя.
      Ее расслабленное, беспомощное тело еще больше возбуждало его. Не в силах более сдерживаться, Марк вошел в нее. Нежным поцелуем он заглушил сорвавшийся с ее губ стон.
      Дукесса видела его дикое напряжение. Желая только одного - чтобы он был в ней как можно дольше, она лежала почти не двигаясь.
      Все, что происходило сейчас между ними, казалось чем-то невозможным. Она не хотела выпускать его из своего лона и боялась возвращения в реальный мир...
      Глава 14
      Все кончилось. Дукесса ощутила пустоту внутри себя. Марк молча, даже не посмотрев на нее, встал с постели, причинив ей этим острую боль. Дукесса вновь почувствовала отчуждение. Неужели возможно столь быстрое охлаждение! Ведь всего несколько минут назад в глазах Марка была нежность, чувственность, теплота. Почему же он вновь заставляет ее страдать?!
      Медленно, очень медленно она натянула простыню до подбородка, стыдясь своего недавнего исступления, необузданной страсти.
      - Проклятие, - сказал вдруг он. Теперь одно лишь недоумение сквозило в его глазах. Она вздрогнула как от удара.
      - Ты.., ты проклинаешь меня? После всего, что было? Почему? Что я сделала не так?
      Его глаза сузились.
      - Я не должен был допускать этого.
      Она слышала нотки отвращения и презрения в его голосе. О Боже, ведь ей тоже было бесконечно стыдно за все, что между ними случилось! Но она уже не была той робкой безответной девочкой, чувствовавшей себя связанной по рукам и ногам. Заставляя свой голос звучать уверенно и спокойно, она произнесла.
      - Что ты не должен был допускать? Ты не хотел оставаться со мной?
      Он пожал плечами, поднимая свой халат.
      - О, я очень хотел остаться с тобой, моя Дукесса, от этого и случился мой провал. Но больше этого не будет. В следующий раз я заставлю себя поступить так, как должен.
      - Не понимаю, о чем ты говоришь, Марк?
      - Увидишь, - усмехнулся он. - Несомненно, ты увидишь это раньше, чем закончится эта проклятая ночь.
      Дукесса не представляла, что ей надо ожидать. Возможно, новых приступов его ненависти и замкнутости. Ей трудно было вообразить, какие еще испытания он может изобрести для нее Она не могла проникнуть в его мысли так, как он проникал в ее тело, и чувствовала себя каким-то бессмысленным придатком к нему - его жена, наиболее доступный и удобный инструмент для достижения мужского удовлетворения, не больше, и далеко не столь желанная, как какие-нибудь Лизетт с Селестой или будущие его любовницы, пока еще безликие и бесформенные. Не в силах вынести всего этого, она отвернулась от него.
      Марк продолжал смотреть на нее, постепенно успокаиваясь. Ни с одной женщиной он не испытывал такого безудержного взрыва страсти Невозможно, бессмыслица! Неужели это она была столь безудержной и раскрепощенной в удовлетворении своей похоти? Куда же делись ее высокомерие и замкнутость?! Ему хотелось разорвать ее на куски, когда проникал в нее, побуждаемый сумасшедшими движениями ее бедер и сладострастными вскриками. Он потерял контроль над собой, она заставила его участвовать в ее наслаждении, тогда как ему достаточно было своего. Нет.., он желал, но не был готов к этому, надеясь получить лишь обычное расслабление. Что ж, она приятно удивила его, но теперь все, хватит, он не желает быть одураченным ею и ее отцом...
      - Это настоящий сюрприз для меня, Дукесса. Ты не только покорно принимала меня без всяких криков и жалоб, но и... Хотя нет, вскрики были, но другие, полные наслаждения и страсти. - На самом деле он хотел бы сказать, что она позволяла себе вопли, которые могли принадлежать лишь самой похотливой самке.
      Она лежала отвернувшись, зажав рот рукой, чтобы с уст не сорвалось ни одного слова.
      - Ты была полна желания, вожделела меня больше самой изощренной шлюхи... Он прервался и продолжил затем в более спокойной манере - Прости, забудь то, что я сказал, я не должен был применять такое сравнение. Но я хорошо знаю женщин и способен отличить, когда они действительно получают наслаждение, а когда - притворяются. Ты не притворялась. Это очевидно.
      Слезы катились из ее глаз, она ощущала их соленый вкус. Если бы он только был в состоянии понять, насколько оскорблял ее этими словами. Она готова была умереть от безнадежности и отчаяния.
      - Мне не понравилось это, Дукесса. Я не выношу сюрпризов и не люблю терять контроль над собой. Ты ведь этого добивалась от меня - чтобы я потерял контроль и наградил тебя сыном, наследником этого проклятого графского дома и твоего отца, который дал тебе все, что ты только могла пожелать? Это и был твой целенаправленный удар? Ты сумела искусно подогреть себя. Но я не позволю, чтобы твой замысел осуществился. Больше этого не случится, тебе не удастся захватить меня врасплох. Ладно, хватит!
      Услышав, как за ним захлопнулась дверь, она села в постели и потушила свечи на стоящем рядом столике. Оставался еще зажженным канделябр на комоде, и она встала. Его семя потекло из нее, заставив остановиться на какой-то момент. Ей пришлось вымыть себя, прежде чем затушить канделябр.
      Дукесса долго не могла уснуть, ворочаясь в постели.
      ***
      Когда она проснулась, солнце уже вовсю освещало спальню. Дукесса не помнила, как уснула, мысли и тело еще были во власти любовной неги.
      - Доброе утро!
      Она медленно повернулась. Марк сидел на краю постели, уже в костюме для верховой езды и черных глянцевых сапогах. Сладкая истома тут же оставила ее. Ах, она бы предпочла пребывать в своей полудреме, наполненной нежными видениями, продолжая хранить воспоминания о его обжигающих поцелуях и прикосновениях! Зачем он пришел? Зачем он сидит здесь перед ней - такой далекий, по-утреннему бодрый и свежий?! Она снова ощутила себя глупой и беспомощной, одураченной и презренной. Какие новые грубости придется ей теперь выслушивать от него?
      - Ты хорошо спала?
      Она кивнула.
      - Да, пожалуй.
      - Если женщина общается с опытным мужчиной, то у нее всегда бывает хороший сон.
      - И наоборот, не так ли? Он нахмурился.
      - Да, и наоборот. В самом деле я спал очень хорошо. Разумеется, мужчине гораздо легче получить удовлетворение, чем женщине, и все же... Этой ночью я ни разу не просыпался, будь это иначе, я бы вернулся к тебе.
      Он погрузился в молчание, вынашивая в себе новые слова.
      - Ты удивила меня.
      Она ждала. Ей так хотелось услышать, что он получил наслаждение с ней, что хочет быть с ней снова и что он наговорил ей много глупостей минувшей ночью.
      - Да, это был подлинный сюрприз. Как ты неистовствовала, получая наслаждение от моих губ! Потом, когда я вошел в тебя, ты так подскакивала, что я боялся отлететь по прямой траектории в другой конец комнаты.
      Он не имеет права так цинично говорить об этом, думала она. По крайней мере не теперь, при этом чистом, солнечном свете. Ведь он не кто-нибудь, а Марк Уиндем, ее муж.
      - Ощущение было совершенно новым для меня. Я никогда не предполагала, что смогу испытать подобное. Что поделать! Извини за излишнее беспокойство.
      - Ну нет, я уверен, что если бы ты захотела, то сумела бы держаться и по-другому. Ты вполне могла получить удовлетворение, оставаясь более спокойной. Но что-то заставило тебя вести себя именно таким образом. Мне кажется, я правильно определил причину твоего поведения прошедшей ночью.
      - Не понимаю, почему тебя привело в такое изумление мое поведение, Марк, проговорила она свистящим шепотом. - Я вела себя, как изощренная шлюха. Что же тут такого? Разве я не дочь своей матери-содержанки, которая удерживала при себе твоего дядю в течение двадцати лет? А моя куртизанская сорочка, так не понравившаяся тебе, по-моему, ясно говорит о моих вкусах и склонностях. Что можно ожидать от бастарда, кроме необузданного вожделения, похоти или даже разврата?
      - Послушай, мне вовсе не нравится, как ты ведешь себя и что говоришь. Все это будто списано с какой-то мелодрамы. Тебе не идет этот стиль.
      Дукесса лишь презрительно усмехнулась. Все, что она сказала, соответствовало действительности, и он не мог этого отрицать. Он поднялся и заходил по спальне. Она заметила, что в руках у него хлыст для лошади, в раздражении он даже стегнул им себя по правой ноге.
      - Этот наглый Спирс слонялся по моей комнате целое утро, ходил возле меня кругами, в результате чего и разбудил. Я постоянно слышал его дыхание и представлял во сне его двуличное ханжеское лицо с глазами викария, смотрящего на великого грешника.
      Она не отвечала.
      - Молчишь? Разумеется, как всегда. Правильно. Так по крайней мере не рискуешь ошибиться: чем больше молчишь, тем скорее сойдешь за умника. Так вот, Спирс, конечно, знает, что я был в твоей постели, и не сомневается, что я вытворял всякие омерзительные вещи с твоей возвышенной особой. Он выглядел весьма встревоженным. Несомненно, Баджи уже ожидал его с другой стороны двери для получения полного отчета. Слышала бы ты, каким благородным господским тоном он приказал подать ванну для моего сиятельства, после чего тут же отправился к Баджи - этому упрямому дураку. Он слегка ударял свернутым хлыстом по руке.
      - Может быть, мне следовало рассказать ему о твоих вскриках и судорогах, о том, как ты цеплялась за меня, словно обезумевшая мартовская кошка? Нет, полагаю, это было бы излишним. Пусть он останется со своей дурацкой верой, что ты воплощенная Мадонна на этой грешной земле. Ты по-прежнему молчишь. Что ж, продолжай и дальше в том же духе. Ничего страшного. Твоя красноволосая служанка ошиблась. Ты не нуждаешься ни в каких натяжках. Ты прекрасная чертовка с еще спутанными на голове черными волосами. Помнишь, как я насыщал твое ненасытное лоно, а ты подхватывала меня? - Он вдруг прикоснулся к ее лицу, слегка приподнимая его и поворачивая к свету. - Был ли я груб с тобой? У тебя до сих пор красный, распухший рот. Возможно, надо было остаться с тобой до утра. Думаю, у меня хватило бы сил довести тебя до изнеможения. Тебя бы теперь тошнило от собственной ненасытности.
      Она спокойно посмотрела в его голубые глаза.
      - Возможно, и нет.
      Он передернулся, глядя на ее приоткрытый рот в нерешительности, не зная, впиться ли в эти распухшие грешные губы или уйти. Наконец он пересилил свое вожделение и, оставив в покое ее лицо, отвернулся.
      - Мы это еще увидим, позже.
      Марк ушел, а она осталась одна гадать, что же он в действительности думает про нее. Возможно, Марк и был слегка удивлен ее поведением, но как он мог предполагать, что она навеки останется закостеневшей в своей невинности?
      Вошла Мэгги, без сомнения, присланная Марком, и вскоре Дукесса была выкупана, надушена, напудрена и одета в скромное утреннее платье из бумажного муслина с двумя крупными воланами на подоле. На лодыжках, поверх тончайших белых чулок, были завязаны белые бантики туфель. Особое очарование этому наивному наряду придавали крохотные пуговки на манжетах платья. Этакое благовоспитанное платьице юной особы для классных занятий.
      Вздохнув, она потянула вниз лиф платья, но, как ни старалась, ее очаровательная ложбинка в начале груди все равно оставалась прикрытой.
      Тут же вмешалась Мэгги:
      - Что ты делаешь, Дукесса? Не стоит рвать кружева на своем хорошеньком платьице. Ах, все понятно, ты хочешь постоянно обольщать его сиятельство! Да, у тебя, конечно, очень миленькая ложбинка и достаточно глубокая, но ведь ты имеешь и другие достоинства.