Кэтрин КОУЛТЕР
      НАСЛЕДСТВО УИНДЕМОВ
      ТОМ 2
      Глава 13
      Мэгги застегнула жемчужное ожерелье Элизабет Кокрейк на шее Дукессы и, отступив назад, залюбовалась отражением в зеркале.
      - Восхитительно! - проговорила она с довольным видом. Дукесса улыбнулась.
      - Моя мама говорила, что жемчуг надо чаще носить - соприкасаясь с телом, он сохраняет свой живой блеск и теряет его, лежа в футляре.
      - Восхитительно, - снова повторила Мэгги, прикасаясь к жемчугу. - Это жемчуг из устричных раковин. Он, должно быть, чертовски недешево обошелся его сиятельству.
      - Да, наверное, ты права, Мэгги.
      - Вообще ты довольно сносно выглядишь, даже красиво, если сделать маленькую натяжку. Я знаю, что и его сиятельство думает точно так же.
      - Значит, ты считаешь, что его сиятельство делает эту натяжку, Мэгги?
      - Какую натяжку, Дукесса? - растерянно спросила уже переключившаяся на свое Мэгги.
      - Тебе кажется, что его сиятельство находит меня красивой? Она обернулась, почувствовав на себе чей-то взгляд. Марк стоял на пороге открытой двери, соединяющей смежные супружеские спальни. Дукесса старалась казаться спокойной, но не могла отвести от него взгляда. Он был в безукоризненно сидящем вечернем костюме, с упругой бабочкой, завязанной искусными руками Спирса. Его густые черные волосы были, пожалуй, слегка длинноваты. Голубые глаза казались очень холодными, холоднее последней зимы, заморозившей Темзу. Она попыталась улыбнуться ему, чувствуя, как всколыхнулись смутные надежды, ведь, оказывается, он провел эту ночь совсем рядом, всего лишь за тоненькой дверью, в соседней комнате. Стараясь держаться непринужденно, она сказала:
      - Ax, Мэгги считает, что я недурна собой. А как вам кажется, милорд?
      - Но, леди, граф - ваш муж и обязан находить вас красивой, - решила ответить за него Мэгги.
      - Я обязан? Надо подумать. Ладно, ты уже достаточно подурачилась, Мэгги, можешь теперь оставить нас одних.
      - Сию минуту, - ответила Мэгги, недовольная желанием графа удалить ее. Позвольте лишь прикрыть этой хорошенькой шалью ее плечи. К вечеру становится прохладно, а я не хочу, чтобы она схватила простуду. Вот так, Дукесса. Теперь ты, бесспорно, прекрасна. Я одобряю.
      - Спасибо, Мэгги. Можешь идти.
      Мэгги, кивнув Дукессе и подмигнув графу, направилась к выходу, не переставая на ходу поправлять и взбивать свои пышные красные кудри.
      - Где ты откопала этого черта в юбке? - спросил он, уставившись в изумлении на закрывшуюся за Мэгги дверь.
      - Ах, это сделал Баджи в Портсмуте. Вернее, это она нашла его, оттолкнув от колес какого-то экипажа. Мне нужна была горничная, а ей - какое-нибудь место. Она была актрисой без роли. Я нашла ее неглупым и очаровательным созданием.
      - Она подмигнула мне!
      - Да, она никогда прежде не была служанкой и привыкла пользоваться тем, что мужчины постоянно пялятся на нее. Возможно, она забыла о своем истинном положении здесь и решила, что ты неплохой объект для ее флирта.
      "Или неплохой кандидат в ее покровители", - подумал Марк. Вслух же он сказал, укоризненно покачивая головой:
      - Боже, актриса в качестве горничной у графини Чейз! И это все ее рекомендации? Что ж, профессия объясняет ее манеры. Он называет ее графиней значит, еще не все потеряно.
      - Ты не должна позволять ей называть тебя Дукессой. Это слишком дерзко с ее стороны Тебя вообще каждый может называть Дукессой. Ты никакая не Дукесса, а графиня и моя леди.
      - Какие пустяки, мне это вовсе не важно, - сказала она, пристально разглядывая его. - Скажи лучше, как твоя рука?
      - Что? Ах, моя рука. Прекрасно. Хотя немного побаливает, я не давал ей отдыхать в последнее время.
      - А твои ребра?
      Марк тяжело уставился на нее в своей дьявольской позе - со скрещенными на груди руками. Он смотрел на нее так, словно хотел внушить благоговейный ужас к своей особе.
      - Что это значит? Забота любящей жены?
      - Возможно.
      - Мои ребра в порядке.
      - Я рада.
      - Я встретил Тревора. Он скакал на Клэнси, словно слившись с ним, и казался настоящим кентавром.
      Она улыбнулась. Не просто приподняв уголки рта, как обычно, а по-настоящему. Он помнил, что она уже видела Тревора, но продолжал стоять на своем.
      - Тревор - это никудышное имя для денди.
      - Возможно, но нельзя сказать, что он женствен и изнежен. Ты согласен?
      - Да, черт побери! Но это просто смешно, прицепить такое романтическое имя к мужчине его нрава и сложения.
      - Да. - Она помолчала и вдруг пристально посмотрела на него. - Я очень рада видеть тебя, Марк. Значит, я не зря надеялась на твой приезд.
      - Вообще-то я не собирался этого делать, но.., к черту... - Она почувствовала его замешательство.
      - Несмотря ни на что, я рада видеть тебя здесь. Тетя Вильгельмина очень сложная женщина, прямо-таки загадочная. Урсула мила. Полагаю, ты успел это заметить сегодня утром в саду. Джеймс - мой ровесник, возможно, чуть старше... Не знаю, что можно еще сказать о нем. У него слишком отстраненное выражение лица. Должно быть, что-то с ним не так. Тревор, как ты уже, наверное, и сам убедился, совершенно очарователен и.., добр.
      - Что означает в твоих устах "очарователен"?
      - Он очень сильный и красивый мужчина.
      - Я хочу, чтобы ты была более осторожна и думала, что говоришь в его присутствии. По-моему, его отношение к тебе имеет не совсем дружеский оттенок. Ты невинна и неопытна, а он уже довольно искушенный мужчина и, как мне кажется, не прочь приволокнуться за тобой.
      - Вряд ли я могу считаться невинной. Ведь наш брак состоялся, я - твоя жена.
      Его глаза округлились от изумления.
      - Да, - медленно произнес он. - Это так. Но мне надоело без конца спорить с тобой. А теперь скажи, почему ты так уж рада видеть меня здесь?
      Дукесса ответила отрывисто и резко:
      - Ты - мой муж, и я скучала без тебя.
      - Твой муж, - передразнил он ее с явным сарказмом. На какой-то миг до этого он сумел забыть о ее вероломстве, но теперь подозрительность вновь вспыхнула в нем. - А тебе не кажется странным, что мы с тобой муж и жена, Дукесса? Я помню тебя в девять лет, худой, с торчащими коленками, спокойной, отчужденной, замкнутой и.., наблюдательной. Я увидел будущую красавицу в том тихом, печальном ребенке и назвал тебя Дукессой.
      - Да, - ответила она. - Мне было девять лет, а тебе - четырнадцать, и ты был гордым и сильным, как "собственный сын дьявола". Мой отец не заблуждался, говоря это. Ты вовлекал маленьких Чарли и Марка в разные дурные забавы. Отец всегда знал, кто верховодил ими, всегда! Может быть, вспомнишь, как вы сколотили грубый гроб из сосны и, прокравшись ночью в церковь, поставили его на пол перед алтарем?! На следующий день было воскресенье, люди пришли в церковь и молча смотрели на этот гроб с вульгарным подобием букета, лежавшим на крышке. Все боялись, и никто не решался открыть его... - Она едва заметно улыбнулась. - Я всегда смотрела на тебя снизу вверх, а ты, пользуясь тем, что был старше, старался запугать меня.
      - Запугать? Прости, Дукесса, но я и вообразить не мог, что чем-то пугаю тебя. Скорее наоборот, одного твоего ледяного нечеловеческого взгляда было достаточно, чтобы отпугнуть кого угодно. Что же было во мне такого устрашающего?
      - Ты принадлежал к этому дому и имел полное право находиться в нем. Ты был сильным и уверенным в себе, чувствовал себя на своем месте. Мое положение было совсем другим.
      Он понял, что ему придется задуматься об этих словах, но сейчас он не был готов разбираться с прошлым.
      - Разве теперь ты не графиня Чейз? Отец выправил твое положение, дав все, что мог. Разумеется, он не смог обойти наследственное право, существующее в Англии. Чем ты недовольна? Разве кто-то не оказывает тебе должного уважения?
      - Нет, все очень добры со мной. Но я страшно переволновалась три дня назад. И опять ощутила себя бастардом последнего графа Чейза. Нет, все были великодушны со мной.., и я благодарна им за это.
      - А тетушка Вильгельмина?
      - Ее поведение кажется очень странным. Чтобы понять, тебе надо самому познакомиться с ней. Сейчас как раз подходящее время для этого. Все собрались в Зеленой гостиной. Прошу тебя, Марк, пойдем. Ты должен представиться ей и Джеймсу.
      - Отлично, Дукесса... Мой Бог, не слишком ли у тебя открытый вырез, подожди...
      Марк вдруг направился к ней, и она поднялась ему навстречу. Сначала он поправил шаль на ее плечах, потом завязал ее узлом на середине ложбинки между грудей. Все еще недовольный, он схватился за вырез платья и стал тянуть его вверх. Но что-то мешало - платье было прочно закреплено под грудью. Дукесса ощутила тепло его пальцев.
      Марк, казалось, не придавал этому обстоятельству ни малейшего значения и, нахмурившись, начал отчитывать ее:
      - Я не люблю этого, ты должна сменить платье. Надеюсь, другие наряды не столь откровенны. Без сомнения, эта паршивая собака Тревор будет без конца пялиться на тебя. Может быть, приготовишь для него один из своих ледяных взглядов и покажешь, как твой подбородок может задираться до самого потолка? Дашь понять, что он будет находиться у тебя под каблуком? А как ты будешь называть его? Что тебе больше нравится - паршивая собака или проклятый хлыщ?
      Но тут до Марка наконец дошло, что его пальцы прижимаются к ее груди. Она увидела, как вдруг потемнели его холодные голубые глаза, расширились зрачки, напряглись скулы. Он провел пальцами по ее обнаженным плечам, потом снова положил их на грудь. Непонятная волна дрожи прошла по ее телу, и она прильнула к нему. Однако он вдруг быстро отстранился. Стоило ей лишь чуть-чуть поддаться на зов своего тела, как он струсил. Для чего же он искушал ее? Дукесса была уязвлена.
      - Кажется, пора идти.
      - Да, - ответил он низким хриплым голосом, все еще не отрывая глаз от ее груди, - полагаю, что пора, Дукесса.
      Было уже довольно поздно.
      Стоя перед зеркалом, Дукесса соображала, как ей справиться с пуговицами на спинке платья. Вдруг дверь смежной комнаты открылась, и она увидела Марка в темно-бордовом халате.
      Дукесса замерла в удивлении.
      - Что ты делаешь здесь?
      - Я - твой муж и могу быть там, где мне нравится.
      - Понятно, - ответила она, глядя на завернувшийся ворот его халата, на протертый материал на локтях.
      - Сомневаюсь, что ты понимаешь это.
      - Как тебе понравилась Вильгельмина? Он слегка нахмурился.
      - О, разве она не была любезна со мной до приторности? Но я не склонен доверять ей, так же как и Тревору. Я был прав. Он не отрывал алчных взглядов от твоей груди, и не пытайся отрицать это. И Джеймс тоже пялился, однако последний больше погружен в свои внутренние проблемы. Слава Богу, вечер прошел нормально, никто не сосредоточивался на семейных делах. Выручали политические события, визиты иностранных послов, всевозможные слухи и сплетни. Ты слышала когда-нибудь куплеты о Великой Княгине Екатерине и ее брате, царе Александре? Грубость, жестокость и разврат...
      - Я слышала, как Спирс напевал их, у него недурной баритон, и сами куплеты довольно остры.
      - Да, он тоже так считает. Тетушка Вильгельмина вела себя абсолютно нормально, насколько это можно ожидать от одичавших колонистов. Еще эта замедленная речь! Почему надо говорить врастяжку? Так и подмывает прикрикнуть, чтобы они ворочали своими языками быстрее. К счастью, вечер закончился мирно.
      "Да, все прошло достаточно безболезненно, - подумала она. - Но удивительно, почему Вильгельмина пыталась очаровать Марка? Это было слишком явно и приторно, Марк прав". Что касалось ее самой, то она весь вечер не могла оторвать глаз от Марка. Она смотрела на красивые очертания его рта; любовалась его руками с длинными чувственными пальцами, вспоминая, как совсем недавно они ласкали ее; наслаждалась его низким, глубоким голосом. И вот он здесь, рядом. Зачем же он пришел? Чтобы снова мучить ее?
      - Ты не поможешь расстегнуть мне платье, Марк? Я просто не в силах справиться с ним.
      Услышав такое от любой другой женщины, он бы воспринял это как приглашение. Дукесса откинула со спины густые волны своих черных волос. Ее лицо казалось теперь еще более тонким в обрамлении длинных прядей, черты его были скульптурно-четкими и правильными, их лишь слегка оживляли черные короткие завитки волос возле ушей. Дукессе очень шли распущенные волосы, и она выглядела теперь не такой строгой, как с черной косой, уложенной вокруг головы.
      Марк расстегивал пуговки у нее на спине. На Дукессе в этот вечер было чудесное темно-голубое платье под цвет глаз. Закончив, он отступил на шаг:
      - Все, теперь ты свободна.
      Она повернулась к нему лицом. Он не двигался. В комнате не было ширмы.
      - Ты не мог бы оставить меня на время, мне нужно переодеться.
      - Нет, но я иду в постель.
      Она смотрела, онемев от изумления, как он идет к ее постели, стоявшей на возвышении в конце комнаты, развязывает и сбрасывает халат.
      Дукесса отлично поняла, чего он хочет, хотя она никогда не думала, что он так легко и цинично сможет продемонстрировать свое желание.
      Она стояла, уставившись на него.
      - Ты хочешь, чтобы я стала твоей женой, Марк? Он холодно улыбнулся ей.
      - Раздевайся, Дукесса.
      Очень медленно она стянула платье с плеч, и оно упало небольшой горкой голубого шелка к ногам. Затем, стоя в сорочке, слегка нагнулась и, сняв темно-голубые подвязки, освободилась от чулок.
      - Прежде ты почему-то не хотел меня, - сказала она, подойдя к постели.
      Ее лицо, в обрамлении черных волос, казалось очень бледным на фоне тусклого освещения комнаты. Мэгги была права. Это сочетание молочно-белой кожи и черных волос выглядело поистине завораживающе. Она была необыкновенно изящной - жена, опоившая его опием и женившая на себе.
      - Да, - ответил он. - Но я все же мужчина, а ты моя жена. Так в чем же дело? Мне это больше подходит, чем скакать в Дарлингтон в поисках какой-нибудь смазливой потаскушки. Ты доставляешь мне не очень много удовольствия, но все же я воспользуюсь тобой. Попробую удовлетвориться ничтожной толикой наслаждения. Иди ко мне, я хочу снять с тебя сорочку.
      - Но ведь ты говорил, что не станешь иметь детей от меня, не позволишь внукам моего отца унаследовать графский дом.
      - Да, разумеется, я говорил это. Так и будет.
      - Не понимаю.
      - Не сомневаюсь, что ты не понимаешь пока, но вскоре все прояснится. Я лишь прошу тебя, не надо никаких криков и жалоб. Если хочешь, лежи как оловянная болванка, пожалуйста, только никаких плачущих звуков, умоляю.
      - Надеюсь, ты не станешь называть меня Лизетт?
      Он рассмеялся своим мрачным смехом.
      - О, разумеется, нет. В нормальном состоянии спутать тебя с ней невозможно. Слишком заметная разница в ее пользу. Но почему бы мне не называть тебя Селестой?
      Она еще больше побледнела.
      - Ты ведь был в Лондоне всего одну ночь?
      - Да. И что?
      - За эту ночь ты успел побывать с Селестой?
      - Да, и она довольно искусна, хотя ей тоже не сравниться с Лизетт и ее утонченными ласками. Однако мне понравилось то, что она из Бристоля и прошла неплохую практику с моряками. Разумеется, они слегка грубоватый народ, но иногда и это занятно. А какая у нее грудь! Мои ладони не так уж узки, но ее грудь в них не умещалась. Ладно, хватит уже, иди сюда, Дукесса.
      Это было уже чересчур! В конце концов она слишком горда, чтобы выносить столько унижения.
      - Нет, Марк, мне что-то не хочется, - сказала она и, развернувшись, направилась к двери, подхватив по пути халат Она уже взялась за ручку двери, когда Марк оказался рядом. Он потащил ее назад за собой, потом остановился и, откинув в сторону ее волосы, стал целовать шею. Дукесса замерла. Ее халат распахнулся, и она почувствовала тепло его тела, его поцелуи, язык.
      Очень нежно он повернул ее лицом к себе, потом подхватил на руки и понес к постели. Положив ее на спину, Марк стоял рядом уже обнаженный, но она не смотрела на него.., не могла, чувствуя испуг. Ее состояние было далеко от возбуждения. Ни слова не говоря, он вытряхнул ее из халата, потом взялся за сорочку...
      - Ну же, давай, теперь это.
      Он поднял ей руки и стянул сорочку через голову. Через мгновение Марк уже лежал на постели, не касаясь ее. Дукесса молчала.
      - Как холодна, как сдержанна, - снова заговорил он, откидывая зачем-то ее волосы со лба и щек. - Это именно то, что джентльмен и хочет видеть в своей жене, которая прежде всего леди и не ищет без конца все новых и новых чувственных наслаждений, предавая своего мужа. Но какое разочарование, Дукесса, ты не можешь быть слишком строгой, имея такие хорошенькие аппетитные ушки. - Он поцеловал ей ухо, проникая в него языком. - Никогда больше не надевай таких сорочек, - прошептал он. - Она красивая и, несомненно, очень дорогая, но чересчур кокетливая.
      - Ты хочешь сказать, что эта рубашка подходит лишь таким, как моя мама?
      - Я не говорил этого, - ответил он после продолжительной паузы.
      - Ты боишься, что я стану чувственной кокеткой, что это у меня в крови.
      - Возможно, я не знаю. Не стоит так волноваться. - Он накрыл ее своим телом.
      Дукесса чувствовала себя совершенно беспомощной.
      Марк с нежной трогательностью смотрел на нее, повторяя легкими, еле ощутимыми прикосновениями линию ее тонких бровей, глаз, губ.
      Дукесса растворялась в его взгляде. Каждое его прикосновение отдавалось где-то внутри ее спазмом. Горечь от его недавних слов уступала место желанию. Она наслаждалась теплом его тела. Теперь он был в ее власти, она хотела его, нуждалась в нем так же, как и он в ней, и не желала скрывать своих чувств.
      - Дукесса... - проговорил он изумленно.
      Она слышала его прерывистое дыхание, видела, как он вдруг отстранился от нее, разглядывая сверху ее распростертое тело, всю ее, дрожащую от вожделения.
      Она смотрела на него непонимающими глазами, ощущая глухие удары в своем теле, сумасшедший ток крови в венах. Ей казалось, что она не выдержит такого напряжения и его отстраненной, любопытствующей позы.
      Ей показалось, что прошла вечность, пока он снова не коснулся ее. Он сжал ее бедра, потом вдруг, наклонившись, коснулся языком живота, его губы опускались все ниже и ниже... Напряжение было уже не таким болезненным благодаря непрекращавшимся движениям его губ и языка...
      Наконец хриплый, протяжный крик вырвался из ее горла. Сознание ее было затуманено, она не могла думать ни о чем, кроме своего наслаждения. Марк продолжал ласкать ее, и новые судорожные сладострастные волны пробежали по ее телу. Дукесса чувствовала себя теперь зависимой от него, его рта, от того дикого наслаждения, которое испытала.
      Перед глазами все плыло. Марк, видя ее состояние, дал ей передохнуть. Он чуть отстранился, наблюдая, как постепенно она приходит в себя.
      Ее расслабленное, беспомощное тело еще больше возбуждало его. Не в силах более сдерживаться, Марк вошел в нее. Нежным поцелуем он заглушил сорвавшийся с ее губ стон.
      Дукесса видела его дикое напряжение. Желая только одного - чтобы он был в ней как можно дольше, она лежала почти не двигаясь.
      Все, что происходило сейчас между ними, казалось чем-то невозможным. Она не хотела выпускать его из своего лона и боялась возвращения в реальный мир...
      Глава 14
      Все кончилось. Дукесса ощутила пустоту внутри себя. Марк молча, даже не посмотрев на нее, встал с постели, причинив ей этим острую боль. Дукесса вновь почувствовала отчуждение. Неужели возможно столь быстрое охлаждение! Ведь всего несколько минут назад в глазах Марка была нежность, чувственность, теплота. Почему же он вновь заставляет ее страдать?!
      Медленно, очень медленно она натянула простыню до подбородка, стыдясь своего недавнего исступления, необузданной страсти.
      - Проклятие, - сказал вдруг он. Теперь одно лишь недоумение сквозило в его глазах. Она вздрогнула как от удара.
      - Ты.., ты проклинаешь меня? После всего, что было? Почему? Что я сделала не так?
      Его глаза сузились.
      - Я не должен был допускать этого.
      Она слышала нотки отвращения и презрения в его голосе. О Боже, ведь ей тоже было бесконечно стыдно за все, что между ними случилось! Но она уже не была той робкой безответной девочкой, чувствовавшей себя связанной по рукам и ногам. Заставляя свой голос звучать уверенно и спокойно, она произнесла.
      - Что ты не должен был допускать? Ты не хотел оставаться со мной?
      Он пожал плечами, поднимая свой халат.
      - О, я очень хотел остаться с тобой, моя Дукесса, от этого и случился мой провал. Но больше этого не будет. В следующий раз я заставлю себя поступить так, как должен.
      - Не понимаю, о чем ты говоришь, Марк?
      - Увидишь, - усмехнулся он. - Несомненно, ты увидишь это раньше, чем закончится эта проклятая ночь.
      Дукесса не представляла, что ей надо ожидать. Возможно, новых приступов его ненависти и замкнутости. Ей трудно было вообразить, какие еще испытания он может изобрести для нее Она не могла проникнуть в его мысли так, как он проникал в ее тело, и чувствовала себя каким-то бессмысленным придатком к нему - его жена, наиболее доступный и удобный инструмент для достижения мужского удовлетворения, не больше, и далеко не столь желанная, как какие-нибудь Лизетт с Селестой или будущие его любовницы, пока еще безликие и бесформенные. Не в силах вынести всего этого, она отвернулась от него.
      Марк продолжал смотреть на нее, постепенно успокаиваясь. Ни с одной женщиной он не испытывал такого безудержного взрыва страсти Невозможно, бессмыслица! Неужели это она была столь безудержной и раскрепощенной в удовлетворении своей похоти? Куда же делись ее высокомерие и замкнутость?! Ему хотелось разорвать ее на куски, когда проникал в нее, побуждаемый сумасшедшими движениями ее бедер и сладострастными вскриками. Он потерял контроль над собой, она заставила его участвовать в ее наслаждении, тогда как ему достаточно было своего. Нет.., он желал, но не был готов к этому, надеясь получить лишь обычное расслабление. Что ж, она приятно удивила его, но теперь все, хватит, он не желает быть одураченным ею и ее отцом...
      - Это настоящий сюрприз для меня, Дукесса. Ты не только покорно принимала меня без всяких криков и жалоб, но и... Хотя нет, вскрики были, но другие, полные наслаждения и страсти. - На самом деле он хотел бы сказать, что она позволяла себе вопли, которые могли принадлежать лишь самой похотливой самке.
      Она лежала отвернувшись, зажав рот рукой, чтобы с уст не сорвалось ни одного слова.
      - Ты была полна желания, вожделела меня больше самой изощренной шлюхи... Он прервался и продолжил затем в более спокойной манере - Прости, забудь то, что я сказал, я не должен был применять такое сравнение. Но я хорошо знаю женщин и способен отличить, когда они действительно получают наслаждение, а когда - притворяются. Ты не притворялась. Это очевидно.
      Слезы катились из ее глаз, она ощущала их соленый вкус. Если бы он только был в состоянии понять, насколько оскорблял ее этими словами. Она готова была умереть от безнадежности и отчаяния.
      - Мне не понравилось это, Дукесса. Я не выношу сюрпризов и не люблю терять контроль над собой. Ты ведь этого добивалась от меня - чтобы я потерял контроль и наградил тебя сыном, наследником этого проклятого графского дома и твоего отца, который дал тебе все, что ты только могла пожелать? Это и был твой целенаправленный удар? Ты сумела искусно подогреть себя. Но я не позволю, чтобы твой замысел осуществился. Больше этого не случится, тебе не удастся захватить меня врасплох. Ладно, хватит!
      Услышав, как за ним захлопнулась дверь, она села в постели и потушила свечи на стоящем рядом столике. Оставался еще зажженным канделябр на комоде, и она встала. Его семя потекло из нее, заставив остановиться на какой-то момент. Ей пришлось вымыть себя, прежде чем затушить канделябр.
      Дукесса долго не могла уснуть, ворочаясь в постели.
      ***
      Когда она проснулась, солнце уже вовсю освещало спальню. Дукесса не помнила, как уснула, мысли и тело еще были во власти любовной неги.
      - Доброе утро!
      Она медленно повернулась. Марк сидел на краю постели, уже в костюме для верховой езды и черных глянцевых сапогах. Сладкая истома тут же оставила ее. Ах, она бы предпочла пребывать в своей полудреме, наполненной нежными видениями, продолжая хранить воспоминания о его обжигающих поцелуях и прикосновениях! Зачем он пришел? Зачем он сидит здесь перед ней - такой далекий, по-утреннему бодрый и свежий?! Она снова ощутила себя глупой и беспомощной, одураченной и презренной. Какие новые грубости придется ей теперь выслушивать от него?
      - Ты хорошо спала?
      Она кивнула.
      - Да, пожалуй.
      - Если женщина общается с опытным мужчиной, то у нее всегда бывает хороший сон.
      - И наоборот, не так ли? Он нахмурился.
      - Да, и наоборот. В самом деле я спал очень хорошо. Разумеется, мужчине гораздо легче получить удовлетворение, чем женщине, и все же... Этой ночью я ни разу не просыпался, будь это иначе, я бы вернулся к тебе.
      Он погрузился в молчание, вынашивая в себе новые слова.
      - Ты удивила меня.
      Она ждала. Ей так хотелось услышать, что он получил наслаждение с ней, что хочет быть с ней снова и что он наговорил ей много глупостей минувшей ночью.
      - Да, это был подлинный сюрприз. Как ты неистовствовала, получая наслаждение от моих губ! Потом, когда я вошел в тебя, ты так подскакивала, что я боялся отлететь по прямой траектории в другой конец комнаты.
      Он не имеет права так цинично говорить об этом, думала она. По крайней мере не теперь, при этом чистом, солнечном свете. Ведь он не кто-нибудь, а Марк Уиндем, ее муж.
      - Ощущение было совершенно новым для меня. Я никогда не предполагала, что смогу испытать подобное. Что поделать! Извини за излишнее беспокойство.
      - Ну нет, я уверен, что если бы ты захотела, то сумела бы держаться и по-другому. Ты вполне могла получить удовлетворение, оставаясь более спокойной. Но что-то заставило тебя вести себя именно таким образом. Мне кажется, я правильно определил причину твоего поведения прошедшей ночью.
      - Не понимаю, почему тебя привело в такое изумление мое поведение, Марк, проговорила она свистящим шепотом. - Я вела себя, как изощренная шлюха. Что же тут такого? Разве я не дочь своей матери-содержанки, которая удерживала при себе твоего дядю в течение двадцати лет? А моя куртизанская сорочка, так не понравившаяся тебе, по-моему, ясно говорит о моих вкусах и склонностях. Что можно ожидать от бастарда, кроме необузданного вожделения, похоти или даже разврата?
      - Послушай, мне вовсе не нравится, как ты ведешь себя и что говоришь. Все это будто списано с какой-то мелодрамы. Тебе не идет этот стиль.
      Дукесса лишь презрительно усмехнулась. Все, что она сказала, соответствовало действительности, и он не мог этого отрицать. Он поднялся и заходил по спальне. Она заметила, что в руках у него хлыст для лошади, в раздражении он даже стегнул им себя по правой ноге.
      - Этот наглый Спирс слонялся по моей комнате целое утро, ходил возле меня кругами, в результате чего и разбудил. Я постоянно слышал его дыхание и представлял во сне его двуличное ханжеское лицо с глазами викария, смотрящего на великого грешника.
      Она не отвечала.
      - Молчишь? Разумеется, как всегда. Правильно. Так по крайней мере не рискуешь ошибиться: чем больше молчишь, тем скорее сойдешь за умника. Так вот, Спирс, конечно, знает, что я был в твоей постели, и не сомневается, что я вытворял всякие омерзительные вещи с твоей возвышенной особой. Он выглядел весьма встревоженным. Несомненно, Баджи уже ожидал его с другой стороны двери для получения полного отчета. Слышала бы ты, каким благородным господским тоном он приказал подать ванну для моего сиятельства, после чего тут же отправился к Баджи - этому упрямому дураку. Он слегка ударял свернутым хлыстом по руке.
      - Может быть, мне следовало рассказать ему о твоих вскриках и судорогах, о том, как ты цеплялась за меня, словно обезумевшая мартовская кошка? Нет, полагаю, это было бы излишним. Пусть он останется со своей дурацкой верой, что ты воплощенная Мадонна на этой грешной земле. Ты по-прежнему молчишь. Что ж, продолжай и дальше в том же духе. Ничего страшного. Твоя красноволосая служанка ошиблась. Ты не нуждаешься ни в каких натяжках. Ты прекрасная чертовка с еще спутанными на голове черными волосами. Помнишь, как я насыщал твое ненасытное лоно, а ты подхватывала меня? - Он вдруг прикоснулся к ее лицу, слегка приподнимая его и поворачивая к свету. - Был ли я груб с тобой? У тебя до сих пор красный, распухший рот. Возможно, надо было остаться с тобой до утра. Думаю, у меня хватило бы сил довести тебя до изнеможения. Тебя бы теперь тошнило от собственной ненасытности.
      Она спокойно посмотрела в его голубые глаза.
      - Возможно, и нет.
      Он передернулся, глядя на ее приоткрытый рот в нерешительности, не зная, впиться ли в эти распухшие грешные губы или уйти. Наконец он пересилил свое вожделение и, оставив в покое ее лицо, отвернулся.
      - Мы это еще увидим, позже.
      Марк ушел, а она осталась одна гадать, что же он в действительности думает про нее. Возможно, Марк и был слегка удивлен ее поведением, но как он мог предполагать, что она навеки останется закостеневшей в своей невинности?
      Вошла Мэгги, без сомнения, присланная Марком, и вскоре Дукесса была выкупана, надушена, напудрена и одета в скромное утреннее платье из бумажного муслина с двумя крупными воланами на подоле. На лодыжках, поверх тончайших белых чулок, были завязаны белые бантики туфель. Особое очарование этому наивному наряду придавали крохотные пуговки на манжетах платья. Этакое благовоспитанное платьице юной особы для классных занятий.
      Вздохнув, она потянула вниз лиф платья, но, как ни старалась, ее очаровательная ложбинка в начале груди все равно оставалась прикрытой.
      Тут же вмешалась Мэгги:
      - Что ты делаешь, Дукесса? Не стоит рвать кружева на своем хорошеньком платьице. Ах, все понятно, ты хочешь постоянно обольщать его сиятельство! Да, у тебя, конечно, очень миленькая ложбинка и достаточно глубокая, но ведь ты имеешь и другие достоинства.
      Дукесса нервно рассмеялась, так что Мэгги даже остановилась на мгновение, но тут же пришла в себя и быстро продолжила:
      - Теперь тебе нужна моя помощь. Длинные волосы снова в моде. Всем ясно, что ничтожные общипанные стрижки не могут украшать голову леди. Ты можешь оставить косу на затылке, но давай выпустим из нее и завьем два длинных локона по бокам так, чтобы они доходили до плеч. Мне не нравятся твои мелкие глупые завитушки возле ушей. Возможно, они бы неплохо смотрелись с моими рыжими волосами, но тебе они совсем не идут. И ты не должна беспокоиться, что он не обращает внимания на другие твои достоинства. Джентльмены лишь делают вид, что ничего не замечают, так уж им положено делать. Это из вредности; но на самом деле они видят все.
      Дукесса почувствовала усталость от трескотни Мэгги.
      - Я все поняла, Мэгги, - уловив в ее монологе паузу, сказала она. Спасибо. Ты можешь быть свободна.
      Сверкнув на нее глазами, Мэгги принялась взбивать свои красные кудряшки, торчавшие и без того в разные стороны.
      - Да, теперь вы готовы к завтраку и можете спуститься вниз. Баджи поджидал ее за столом в небольшой круглой комнате, залитой лучами солнечного света. Огромные окна выходили на восточную сторону, и солнце бывало здесь только по утрам. Стол был недостаточно велик для того, чтобы за ним могли разместиться еще и нежданные родственники, нахлынувшие в Чейз. Очевидно, они завтракают в столовой, решила она. Слава Богу, можно отдохнуть одной, спокойно глядя через окно в парк на дубы, клены и липы, на короткие, ровно подстриженные кусты возле конюшни.
      - Ты слишком бледная и худая, Дукесса! Пожалуйста, поешь овсянку, я приготовил ее по особому рецепту.
      Она позволила ему усадить себя и с отвращением взглянула на овсяную кашу.
      - Я ненавижу овсянку, Баджи! И я вовсе не худа. Виновато это наивное детское платье, в нем я кажусь тебе несчастной девочкой.
      Он нахмурился.
      - Как я мог забыть! Ты ненавидела ее еще в детстве. Отлично. Ешь тогда горячие сладкие лепешки. Поверь мне, ты выглядишь прекрасно и в этом девичьем наряде. Желаешь немного почек?
      - Нет, спасибо. Неужели миссис Гузбери допустила тебя на кухню?
      - Я надеюсь, что его сиятельство попросит миссис Гузбери взять отпуск с сегодняшнего утра. В доме есть еще два повара, они будут готовить по моим рецептам. Я вовсе не горю желанием делать все сам. Я сказал его сиятельству, что прежде всего я твой камердинер и лишь потом повар. У твоего мужа сразу появилось обычное упрямое выражение лица, а я намекнул, что он должен сдерживать свой характер. Ты такая нежная.., его сиятельство должен мягче обращаться с тобой!..
      - Лепешки великолепны, Баджи. Но разве ты не знаешь, что его сиятельство всегда делает лишь то, что ему нравится. Вряд ли его можно изменить.
      - Разумеется. Теперь, когда ты уже откусила, получше прожуй кусок лепешки. Если его сиятельство зайдет слишком далеко, мы со Спирсом сделаем все, чтобы повлиять на него. Ладно. Теперь расскажи мне, что между вами случилось.
      - Знаешь, пожалуй, я не смогу, Баджи. Все это касается лишь нас двоих, меня и его сиятельства.
      - Он не сделал тебе ничего плохого? Скажи хоть это.
      - Нет, скорее, наоборот.
      - Ах, это звучит очень странно! Возможно ли это? Гм.., я должен подумать о твоих словах. Мой Бог, да ты, кажется, покраснела. Ты, Дукесса, умевшая окатить таким холодным взглядом, что бородавки соскакивали с лица?
      - Баджи, это правда. Ты всегда был мне ближе отца, но сейчас ты приводишь меня в смущение. И я вовсе не холодна.
      - Да, теперь я вижу, что поставил тебя в несколько неудобное положение. Я скажу Спирсу, чтобы он не слишком беспокоился. Но скажи, Дукесса, не позволил ли себе Марк что-либо недостойное джентльмена?
      - Понятия не имею, - сказала она, и в глазах ее вдруг заиграл неподдельный интерес. Она задумалась над тем, что это такое может быть - недостойное джентльмена? Возможно, и она вела себя не так, как положено леди. Она действовала распущенно, как куртизанка. Неужели ею она и была по своему складу? Как ей определить это и как следует вести себя в дальнейшем? Она посматривала на Баджи, зная, что никогда не сможет спросить его об этом. Так же, как и тетушку Гвент. Возможно, леди не имеет права погружаться в пучину наслаждения? Даже со своим мужем? Возможно, Марк должен был целовать ее лишь в губы, а не... Вероятно, ему следовало быстро и спокойно исполнить свои супружеские обязанности и безмятежно заснуть рядом с ней? Слишком много вопросов.
      - Дукесса, милая, очнись, нам с тобой надо обсудить меню на всю неделю. Мне не терпится приготовить несколько французских блюд. Что скажешь о филе форели в горшочке с соусом из каперсов? - прервал ее мысли Баджи.
      - Ах да... Форель с каперсами.
      - И я бы не хотел забыть о брюссельской капусте.
      - Ах нет, она не идет ни в какое сравнение с картофелем. Он усмехнулся.
      - А к нему немного свежей спаржи с соусом Бернэ? Она кивнула. Похлопав ее по плечу, Баджи направился на кухню.
      - Ты не должна позволять таких вольностей своему слуге, Дукесса, сказала, входя, тетушка Гвент.
      - Ты слышала все или лишь конец нашей беседы?
      - Мы слышали достаточно, смею заметить, - вставила Вильгельмина, смотрящая на нее, как полководец перед сражением. Дукесса проигнорировала последнее замечание.
      - Какой прекрасный сегодня день, вам не кажется? Я думаю отправиться на прогулку. Как вы думаете, что мне лучше надеть, тетя Вильгельмина, летний чепчик или маленькую круглую соломенную шляпку с белыми лентами, завязывающимися у подбородка?
      Вильгельмина, нахмурившись, прикусила нижнюю губу. Эта девчонка решила насмехаться над ней!
      - Или имеет смысл надеть костюм для верховой езды? К нему полагается чудесная черная касторовая шляпа со страусовым пером! Так что же вы скажете?
      - Я надеюсь, что ты свалишься с лошади, шлюха.
      - Что? Простите, мэм?
      - Я сказала, что вам надо быть осторожнее, чтобы не свалиться в какую-нибудь канаву.
      - Все верно. Именно так я и расслышала. Какая трогательная забота с вашей стороны. Не ожидала, я просто в замешательстве. Мы, конечно, родственники.., но не слишком ли вы печетесь обо мне?
      - Вы еще не отправились на прогулку?
      Дукесса презрительно улыбалась, слегка наклонив голову.
      - Я говорю, почему вы не спешите насладиться этим очаровательным днем?
      - Да, да, я поняла. Такая восхитительная забота со стороны родственников, о которых я даже и не слышала до тех пор, пока мистер Уикс не объявил им о завещании.
      - Мы желали бы никогда не слышать о вас, но Гвент писала нам обо всем год за годом. И мне, и всем остальным абсолютно ясно, что вы женили на себе его сиятельство из-за денег и титула.
      - Всем? Не могли бы вы выразиться поконкретнее, мэм?! Вильгельмина выразительно пожала плечами.
      - Мой сын Тревор тоже считает так, а его голова неплохо соображает.
      - Тревор сказал это? - Она сделала паузу и продолжила вновь, как можно спокойнее:
      - Но это вовсе не правда. Я бы унаследовала пятьдесят тысяч фунтов. Это Марку грозила нищета, если бы он не женился на мне.
      - Пятьдесят тысяч фунтов! Оставить какому-то бастарду за здорово живешь.
      - Я вовсе не бастард. Мой отец женился на моей матери и признал меня дочерью, попрошу вас не забывать об этом. Становится скучно, когда постоянно забывают совершенно очевидные вещи.
      - Граф не будет любить вас. Он женился лишь по необходимости и скоро заведет легион любовниц.
      - Полагаю, это вряд ли может задеть вас. В конце концов, раз вы настолько щепетильны, то можете отправляться назад, к себе в Балтимор. Уверена, мне не придется вспоминать ваши речи!
      Дукесса вышла, не дав Вильгельмине Уиндем возможности что-то возразить.
      По дороге она встретила Баджи и решила сделать пару добавлений к меню:
      - Ты помнишь ройтгемптонские круглые булочки, Баджи? Как-то ты уже готовил их. Пожалуйста, постарайся еще раз, это было очень вкусно. И еще, может быть, немного вяленой трески с пастернаком?
      - Извини, Дукесса, но у меня пока нет свежей трески, которую я мог бы приготовить должным образом. Сегодня это не получится. Возможно, в среду. Я должен послать кого-нибудь из прислуги в Стоктон на рыбный рынок. Скажи лучше, как твоим родственникам понравится, например, тушеный заяц?
      - Ах, это будет чудесно! Подай его на блюде в красном желе и с бобами.
      Еще несколько минут они обсуждали меню, после чего она отправилась переодеться в костюм для верховой езды - черную амазонку с эполетами и очень туго затянутой талией, к которой полагались высокие черные ботинки на шнурках и черная касторовая шляпа с кокетливым страусовым пером. Облачившись во все это, она пошла на конюшню за своей светло-гнедой Бирди. Кузен Тревор находился уже там, седлая строптивого Клэнси.
      - Прокатимся вместе, Дукесса. Я еду в Ривз по поручению матушки.
      - Но ведь это целых два часа езды, Тревор.
      - Да, я знаю. Сэмпсон уже объяснил мне лучший маршрут. Едем, Дукесса!
      - Одну минуточку, друзья мои. - Это был голос Марка, направлявшегося к ним с хлыстом в руке. - У меня тоже появилось желание проехаться в Ривз. Это такое приятное место! К тому же ты впервые едешь туда и наверняка можешь сбиться с дороги, Тревор. Я вовсе не хочу, чтобы Дукесса потерялась вместе с тобой.
      Тревор приподнял свои брови на добрых полдюйма.
      - Несмотря на разумные доводы, Марк, полагаю, это будет чистым наказанием для нас. Мне кажется, ты станешь третьим лишним. Разве не видишь, что мой Клэнси сходит с ума по Бирди? Мы с Дукессой не намерены отставать от них.
      Марк проигнорировал слова Тревора, и втроем они двинулись по дороге через парк к въездной аллее из гигантских дубовых и липовых деревьев, переживших не одно поколение владельцев Чейза. Миновав ее, они выехали на проселочную дорогу, ведущую в направлении юго-запада. Все это время путешественники пребывали в молчании, весьма нарочитом и ощутимом. Но разумеется, Дукесса чувствовала себя гораздо лучше своих спутников. Она с наслаждением вдыхала свежий летний воздух, напоенный ароматами трав, не обращая внимания на дурное настроение Марка. Дукесса усмехнулась, заметив, как он пытается вклинить между Бирди и Клэнси своего жеребца. Оказывается, он ревнив! Удивительно, как долго ему удается сдерживать себя!
      Но надолго его не хватило.
      - Мне не нравится, Дукесса, что ты, не спросив моего разрешения, отправляешься куда вздумается со всякими странными личностями.
      Глава 15
      Она повернулась в седле.
      - Странными? Ты находишь Тревора странным, Марк? Что же в нем такого особенного? Может быть, его колониальное происхождение? Или у тебя по-прежнему претензии к его имени?
      - Не притворяйтесь, мадам, вы отлично понимаете, что я имел в виду. И оставьте, пожалуйста, манеру вечно пикироваться со мной словами в присутствии этого ублюдка! Представляю, какое он сейчас испытывает удовольствие.
      - Оказывается, я не только странный, но еще и ублюдок. Ваши слова так и отдают гостеприимством, кузен.
      Осознав нелепость своего поведения, Марк прикусил язык. Остаток пути он молчал.
      В Ричмонде они решили остановиться и пропустить по стаканчику сидра в "Черном Быке". Теперь им уже оставалось не больше четырех миль до Ривза.
      Взяв Дукессу за талию, Марк снял ее с лошади.
      - Если ты желаешь быть со мной, как подобает жене, - сказал он ей, можешь тоже войти в трактир, если же тебе больше нравится играть роль дамы Тревора, то оставайся флиртовать с ним во дворе перед конюшней. Там вам будет удобнее, чем на глазах у мужа и посторонних. Все подумают, что ты из-за щепетильности не желаешь посетить это заведение, а он охраняет тебя.
      - Какой осмотрительный муж, - заметил Тревор, усмехаясь. - Нет, Марк, оставь свои уколы при себе. Я слишком измучен жаждой, чтобы оставаться здесь. - С этими словами он повернулся к Дукессе. - Неужели он всегда так обеспокоен мнением окружающих?
      - Вовсе нет, - ответила она. - Пожалуй, я наблюдаю это впервые, и мне нравится, что он стремится придерживаться правил хорошего тона. Возможно, вскоре он даже приобретет сходство с благородным героем какого-нибудь романа. Разве это не прекрасно? Как тебе кажется, Марк?
      Свое мнение Марк решил держать при себе. Не обращая внимания на Дукессу с Тревором, он двинулся в трактир.
      К удивлению Дукессы, посетителей внутри не оказалось. Марк заказал две кружки пива и стакан лимонада для Дукессы. Мужчины погрузились в обсуждение войны между Англией и Америкой, держась друг с другом весьма дружелюбно. Это не был амбициозный спор двух оппозиционеров, кузены со знанием дела обсуждали вопросы стратегии и тактики, отмечали просчеты, допущенные с обеих сторон. Дукесса с удовольствием прислушивалась к их спокойной размеренной беседе, ее волновал чуть хриплый и уверенный голос Марка.
      Через некоторое время они тронулись в путь к Ривзу.
      Вскоре они оказались в красивейшем месте: их глазам открылась зеленая долина, окруженная живописными холмами.
      - Какое очарование! - обратилась восхищенная Дукесса к Тревору. Посмотрите только на эти белые и черные домики внизу. Как это необычно, кузен! Говорят, здесь очень много магазинчиков, торгующих керамикой. Местная керамика - это нечто особенное. Благодаря ей это местечко стало чрезвычайно популярным.
      Тревор улыбнулся ее воодушевлению.
      - Магазинчик, который предстоит навестить нам, находится в Верхних Рядах.
      Марк нахмурился, недовольный тем, что Дукесса уделяет столько внимания Тревору.
      - Ах, кажется, они находятся к западу от этих холмов! - воскликнула она, поворачиваясь на этот раз к Марку и улыбаясь ему.
      - Откуда такая осведомленность, Дукесса? - спросил Марк.
      - По-моему, неплохо что-то знать. Знания никогда не бывают лишними, вмешался Тревор. - Редкий муж может возразить против этого.
      - О, это еще не все, что я знаю! Если бы мы смогли выбрать время, я бы показала вам самое дикое, забытое, но самое очаровательное местечко в йоркширских долинах - Мюке. Оно напоминает предгорья Шотландии.
      - Мюке? Какое удивительное название! - отозвался Тревор.
      Она вдруг поняла, что поддерживает бессмысленный диалог с Тревором лишь для того, чтобы хоть чуть-чуть позлить Марка. Дукесса была удивлена и даже разочарована его сдержанностью. Будь они вдвоем и заведи она с ним такую беседу, он бы уже раз десять обругал ее пустышкой. Но сейчас он морщился, как от безвкусицы, оставаясь при этом невозмутимым и молчаливым. Она проглотила комок в горле. Ревновал он ее или ей это только показалось?
      День был теплым, хотя небо хмурилось и обещал пойти дождь. Дукессе хотелось верить, что погода не помешает их прогулке.
      - Итак, - сказала она Тревору, швырнувшему всего один пенни прислуге-мальчишке, проворно подхватившему их лошадей, когда они спешились, мне уже ясно, что Марк, несмотря на имя, воспринимает вас теперь с уважением, как настоящего мужчину.
      Тревор рассмеялся, поглядывая в сторону Марка.
      - Пожалуй, его восхитила моя способность управляться с Клэнси, поэтому он и забыл о моем неудачном имени, не так ли, кузен?
      - Клэнси, - отозвался Марк, - совершенно невозможный жеребец. Очевидно, таким же должен быть и его наездник. Тревор снова рассмеялся.
      - Марк всегда говорит то, что думает, - сказала Дукесса.
      - Это просто счастье, что он не является одним из подручных дипломатов у нашего лорда Кэстельри, в противном случае Англия уже перессорилась бы с целым миром, - отозвался Тревор.
      Ее чистый, звонкий, мягкий смех заставил зажечься возбуждением глаза Тревора. Марк неодобрительно посматривал на них.
      - Он уже успел рассказать о сокровищах Уиндемов? - спросил вдруг Тревор.
      - Нет. А что это такое? Умоляю, расскажите мне!
      - Глупые басни, - ответил Марк. - Если бы Тревор и в самом деле верил в существование какого-то фамильного сокровища, вряд ли он стал бы распространяться об этом.
      - Да, согласен. Но это очень интересная сказка, и моя мать верит в нее. Ты тоже должна узнать об этом, Дукесса. - И он начал рассказывать о драгоценностях, относящихся ко времени Генриха VIII, точнее, к тому отрезку времени, когда он был женат на Анне Болейн - невероятной, неиссякаемой, по его словам, шлюхе... - Не знаю, верил ли мой отец на самом деле в существование сокровища, спрятанного в каком-то тайнике Чейза, - говорил Тревор, - но он знал огромное количество любопытных анекдотов о времени Генриха VIII. Благодаря всем этим басням мы и находимся сейчас в Ривзе. Моя мать надеется, что здесь, в одном из маленьких антикварных магазинчиков, мы сможем отыскать ключ к тайне. Магазинчик принадлежит Леонардо Боргесу. Наши отцы были друзьями с детства. Они долгое время вели интенсивную переписку. Отец считал, что мистер Боргес знает о многих любопытных вещах, особенно по части местных достопримечательностей и истории. Недавно он написал моей матери, что откопал нечто интересное, касающееся сокровищ Уиндемов. Возможно, сейчас в этой маленькой антикварной лавчонке нам удастся напасть на след фамильного достояния. Что скажешь на это, Дукесса? Тебе уже немного интересно?
      - Невероятно интересно! - воскликнула она и снова рассмеялась. Сквозь собственный смех она услышала, как Марк пробормотал под нос: "Кретинка, полная идиотка".
      - Но послушайте, Тревор, - сказала Дукесса, - вряд ли ваша мама будет довольна тем, что вы посвятили нас в эту тайну.
      - Все это чепуха, - ответил Тревор, пожимая плечами. - Не думаю, что сокровища существуют. Марк абсолютно прав в своем неверии. Ничего, Дукесса, надеюсь, скоро эти игры будут закончены. Я должен уговорить свою мать как можно скорее отправиться в Лондон. Но прежде необходимо убедить ее, что все возможности исчерпаны и здесь нет и следов каких-то сокровищ. Полагаю, ты уже имела счастье столкнуться с ее упрямым характером.
      - Но даже если здесь и есть что-либо, то при чем тут твоя мать? Сокровище должно принадлежать Марку.
      - Возможно, она придерживается другого мнения на этот счет, не знаю. Но если бы ей стало известно, что я выдал секрет вам, то она, без сомнения, захотела бы воткнуть нож мне в глотку. Полагаю, она намерена втайне, однажды в полночь при лунном свете, откопать это сокровище, а потом сбежать с ним.
      - Я обязательно расскажу ей обо всем, как только мы вернемся. Увидеть нож в твоей глотке было бы неплохо, - пробормотал Марк.
      - Не принимай близко к сердцу его слова, Тревор. Он просто неудачно шутит. Мы ничего не скажем твоей маме, ей и в голову не придет, что мы напали на след ее, то есть нашего, сокровища. Но скажи, что обо всем этом думает Урсула?
      Тревор послал ей какой-то странный взгляд.
      - Урсула всего лишь девочка.
      - Разумеется, и никто не собирается оспаривать того. Но все же, что она думает об этом загадочном сокровище?
      - Я не знаю.
      - Должна вам заметить, дорогой кузен, что у женщин тоже есть мозги и воображение. Они могут догадываться о таких вещах, которые вам и не снились.
      - Да... - ответил Тревор каким-то сдавленным голосом.
      - Дукесса права, - вмешался Марк, - женские таланты иногда могут привести мужчину в полное изумление. - Он вдруг заметил спокойный, самодовольный взгляд Дукессы, обращенный одновременно на него и Тревора. "Не слишком ли она уверена в себе? - подумал он. - Похоже, она уже не прочь флиртовать с любым, кто только пожелает доставить ей это удовольствие".
      Тревор хмуро посматривал на Марка. К магазинчику они приближались в молчании.
      ***
      Мистер Боргес явно был удивлен, встречая вместо одного троих гостей. Его удивление еще более возросло после того, как они представились. Он быстро пропустил их в помещение и опустил шторы на окнах, погрузив всех в полумрак.
      - Вряд ли вы поверите во все это, - говорил он, с воодушевлением пожимая руку Тревора в приветствии.
      - Очень может быть, - ответил Тревор, улыбаясь. Леонардо Боргес был очень крепким мужчиной с бычьей шеей и абсолютно лысый.
      - Очень рад вашему визиту, мистер Уиндем, и вашему, милорд. Мне приходилось встречать предыдущего графа Чейза. Вашу очаровательную жену я вижу впервые. Очень, очень приятно! Ее сиятельство, вне всяких сомнений, прекрасна... У меня нет слов! Но, мистер Уиндем, позвольте выразить вам мое соболезнование в связи со смертью вашего отца, мне писала о ней миссис Уиндем.
      Отец Тревора умер уже пять лет назад, но тем не менее он вежливо кивнул мистеру Боргесу.
      - Благодарю вас, сэр. Теперь, насколько я понимаю, вы хотели бы сообщить нам кое-что, касающееся таинственного сокровища Уиндемов?
      Мистер Боргес придвинулся ближе и понизил голос до шепота:
      - О, разумеется! Но я не настолько глуп и вижу, что вы считаете это лишь пустой болтовней, сказкой, укоренившейся в сознании вашей мамы благодаря пылкому воображению вашего отца. Неужели я произвожу впечатление человека, способного попустительствовать пустой болтовне и слухам? Я замечаю искру неуверенности в ваших глазах. Предыдущий граф Чейз не верил ни в какие сокровища. Вы тоже можете считать меня за дурака, искателя приключений. Ради Бога, думайте что хотите, ничего страшного. Но вам все же придется ознакомиться вот с этим. - Он вдруг резко развернулся и, насколько позволяли крупные габариты тела, ринулся к зашторенному входу в боковую комнату. Через мгновение он уже шел обратно, держа в руках объемистый старинный фолиант. Переплет его был украшен крестом, покрытым местами выцветшей, местами облупившейся красной краской и унизанным почерневшими от времени жемчужинами.
      - Прошу вас сюда, подальше от света. Боюсь, как бы ветхие страницы не рассыпались в прах при дневном свете. Взгляните.
      Мистер Боргес осторожно положил фолиант на крышку прилавка. Дукесса едва не задохнулась от пыли, когда он начал переворачивать страницы, каллиграфически исписанные старинным шрифтом. Одни страницы были исписаны черным, другие - синим, а некоторые - даже красным тоном краски. Было множество рисунков - животные, пасущиеся на лугах, по краям которых виднелись странные сооружения типа дольменов; мужчины и женщины, молящиеся коленопреклоненно во дворике перед небольшой нормандской часовней, казавшейся очень знакомой, и, наконец, величественное аббатство, изображение которого было выполнено густой черной краской на фоне зловеще-черных облаков. Даже следующие за ним страницы были того же мрачного, сочного тона.
      - О, мне кажется, я узнаю это строение! - воскликнул Марк, осторожно проводя кончиком пальца по контурам.
      - Ах, разумеется, милорд. Это ведь аббатство Сент-Сваль, бывшее когда-то одним из самых богатых во всей северной Англии.
      - Его руины лежат неподалеку от Чейза, - добавил Марк.
      - Конечно, это Сент-Сваль, - сказала Дукесса, - мы с Фанни и Антонией в детстве играли там в американских индейцев.
      - Ах, миледи, а вы знаете, что во времена Генриха VIII Кромвель - этот голодный шакал - поставил Сент-Сваль первым в своем грабительском списке?
      - Кромвель? - переспросил Тревор. - Насколько мне известно, он предводительствовал антироялистской партией в середине XVII века. Благодаря ему был обезглавлен наш король Чарлз.
      - Это был Оливер Кромвель, а я говорю о Томасе, его дяде, алчном предателе и всевластном ничтожестве. Генрих VIII назначил его вице-королем, предоставив тем самым неслыханную власть. - Понятно, - сказал Тревор, - и что это был за список?
      - Казна короля оказалась пуста, и Томас придумал гениальный план ее восполнения - конфискацию ценностей у монастырей. Чтобы обосновать законность этих действий, потребовалось провести Реформацию и объявить Генриха VIII главой англиканской церкви. Более трех лет продолжался период секуляризации церкви и общего падения нравов, когда открытый разбой и грабеж сделались чуть ли не нормой во всех слоях общества. Кромвель составил список монастырей, в котором первыми были самые богатые. С них и началась вакханалия.
      - Я начинаю понимать, откуда идут эти легенды о сокровищах, - сказал Марк. - Монастыри обладали не только землей и разной недвижимостью, но еще и огромными запасами денежных средств, драгоценных предметов культа и украшений, которые пополнялись веками. Представляю массивные золотые кресты, инкрустированные дорогими каменьями, всевозможные сосуды для воскурения мирра и ладана, кубки и прочее. Напрашивается следующая логика развития событий монахи ожидали набегов кромвелевской гвардии и постарались припрятать самое ценное или вообще все, что могли.
      - Именно так, милорд, именно так, - поддакивал мистер Боргес, одобрительно поглядывая на Марка.
      - Хотя я полагаю, что было бы логично бежать с этими сокровищами, чем прятать их и оставаться на месте, рискуя попасть под пытку.
      - Но они же были святые люди, - возразил мистер Боргес тоном ревностного епископа.
      - Насколько мне известно, - сказал Марк, - многие из монахов тогда были просто вынуждены отправиться странствовать по свету. Ведь Генрих VIII считал, что монастырей развелось слишком много, и охотно продавал их вместе с землями любому, кто мог предложить подходящую цену. Многие из монахов, не умея заработать себе на жизнь, превращались в голодных бродяг.
      - Итак, мистер Боргес, вы хотите сказать, что имеете ключ к тайникам этих монахов? - нетерпеливо перебил Марка Тревор.
      - Не совсем так, мистер Уиндем. У меня лишь есть подтверждение, что сокровища действительно были зарыты. Здесь есть интересная запись, сделанная на латыни. - Водя толстым пальцем вдоль строк, он медленно пересказывал текст:
      - Монах говорит, что это была ночь Бельтана на первое мая. Этот древний обряд еще до сих пор справляют в Шотландии и Северной Англии, - счел необходимым заметить мистер Боргес, после чего продолжил:
      - Монах пишет, что ночь была такой же темной, как невидящие глаза мертвеца. По долинам разгуливали резкие холодные ветры, их сила все нарастала, казалось, они могут выдернуть с корнями деревья.
      Какие-то люди жгли костры, пламя которых дико развевалось на ветру, и плясали вокруг этих костров как сумасшедшие, повинуясь древним языческим ритмам, завывая в экстазе и заклиная поля быть плодородными, травы в долинах расти выше и пышнее, призывая все блага наступающего лета.
      Монах говорит, что он и шесть его братьев по вере сбежали из аббатства, прихватив корзинки с сокровищами, и прятались теперь в темной ночи среди этих самозабвенных язычников. Они боялись попасть в руки наемников Кромвеля, которые уже были отправлены в аббатство. Еще он говорит, что с ними было огромное разбухшее чучело, туловище. Мне это кажется очень странным, - заметил мистер Боргес. - Что за туловище? Не понимаю. - Он перешел к следующему тексту. - Он и его братья пообещали Отцу Небесному, что сокровища аббатства никогда не попадут в алчные руки короля и не станут служить его развратным целям.
      Страница закончилась. Мистер Боргес перевернул ее и быстро пробежал глазами следующую.
      - Дальше все о празднике, его нарастающем экстазе, одержимых людях вокруг потрескивающих, сыплющих искры костров. Но вдруг все меняется, люди почему-то оказываются не в долине, а в какой-то непонятной комнате, и все они почему-то смотрят вверх, задрав головы. Ничего невозможно понять, - подытожил он.
      Когда мистер Боргес перевернул и эту страницу, все увидели оборванные корешки - текст был вырван из книги. Леонардо Боргес бережно провел кончиками пальцев вдоль пожелтевших обрывков.
      - Кто-то вырвал последние страницы.
      - Именно так, будь я проклят! - отозвался Марк.
      - Абсолютно согласен, - сказал Тревор.
      - И это было сделано уже очень давно, - заметил мистер Боргес, посмотрите, какие пожелтевшие края обрывков.
      - Но кто это сделал и зачем? - спросила Дукесса.
      - Очевидно, сделал тот, кто надеялся отыскать сокровища, - ответил Тревор.
      Марк вдруг нахмурился.
      - Простите, сэр, но ваше лицо мне кажется странно знакомым, особенно ваш поворот головы, манера, с которой...
      - Милорд, да ведь я ваш сводный кузен, и мистера Уиндема, разумеется, тоже.., да и вам, божественная, - улыбнулся он Дукессе, - я тоже прихожусь родней. Мы все немножечко родственники. Моя мать была бастардом вашей семьи. Прошу прощения, миледи, но она сводная сестра вашего дедушки. Неудивительно, что наши отцы, мистер Уиндем, были друзьями детства и сохранили теплые чувства друг к другу, даже когда ваш отец переселился в колонии. Правда, последний граф Чейз не желал признавать меня.
      - Мой Бог, - произнес Марк, радостно пожимая его руку. - По-моему, это уже становится традицией нашей семьи. - Он вдруг обернулся к Дукессе. - Не должен ли и я последовать этому примеру? Что, если духи предков начнут меня преследовать за то, что я не наполнил эту местность своими незаконнорожденными отпрысками?
      - Все это прекрасно, Марк, - ответила она, - но совершенно не относится к делу. Мне почему-то кажется, что в этой истории есть что-то еще.
      Попрощавшись с мистером Боргесом, они вышли на улицу.
      - Придется мне переписать эту историю, - сказал Тревор.
      - А ты, Дукесса, оформишь ее всякими миленькими рисуночками, - предложил Марк. - Возможно, у тебя появится и еще какой-нибудь талант, кроме того, которым ты уже успела удивить меня. Я и не предполагал, что ты окажешься способна на такое!
      - Уверена, ты не догадываешься о многих вещах, Марк. Или, возможно, ты просто не желаешь допустить, что они существуют.
      Марк посмотрел на ее раздвинувшиеся в улыбке губы и вдруг захотел, чтобы Тревор оказался где-нибудь подальше отсюда. "Хорошо бы прижать ее сейчас к дереву и задрать все юбки, оказаться внутри ее лона, - думал он. - Проклятый Тревор!"
      Дукесса продолжала между тем смотреть на него не мигая, с усмешкой. Марк выругался.
      Тревор, не отрывая глаз от них и понимающе усмехаясь, пришпорил Клэнси.
      - Берегите себя, постарайтесь не свалиться.
      Марк снова выругался, помогая Дукессе сесть на Бирди.
      - Погоди, еще увидим, кто из нас свалится и... Она сказала очень медленно, следя за направлением его глаз, сиявших ярче бездонных небес:
      - Знаешь, я намерена отыскать эти сокровища.
      - Какие сокровища? - удивленно спросил он, не отрывая взгляда от ее груди.
      Глава 16
      Марк не вымолвил ни слова за два с лишним часа обратного пути. Дукесса старалась не смотреть на него, но все ее мысли были о нем, о том, что он думает о ней, на что рассчитывает и как может повести себя. Она пришпоривала Бирди, чтобы та не отставала.
      Едва они подъехали к конюшням Чейза, он спешился и, подхватив ее за талию, снял с коня.
      - Идем, - проговорил он хриплым низким голосом и потащил за руку к конюшням. Они вошли в одну из полуоткрытых дверей, и Марк с нетерпением тут же прихлопнул за собой дверь ногой.
      Она никогда не предполагала, что мужчину может охватить столь неукротимое желание посреди белого дня. И ведь они уже приехали. Каких-то пара минут отделяли их от спальни. Он ждал целых два часа обратного пути, так неужели нельзя подождать еще чуть-чуть? Это кажется упоительным, волшебным! От неожиданности, возбуждения, томительного ожидания его ласк она почувствовала легкое головокружение. Они оказались в подсобной комнатке, где хранилась разная упряжь, какие-то инструменты и пахло лошадьми.
      - Здесь и теперь, - сказал он, разворачивая ее лицом к себе. На его щеках играл румянец, глазами он буквально пожирал ее. - Ну же, Дукесса.
      - Чего же ты хочешь от меня, Марк? Я не понимаю, скажи. - Она потянулась к нему навстречу.
      Марк внимательно смотрел на нее сверху вниз.
      - Всего лишь чтобы ты перестала притворяться и вновь стала собой, настоящей, как сегодня ночью. Хочу посмотреть, можешь ли ты снова желать меня с тем же безумием.
      Дукесса чувствовала, как его длинные чувственные пальцы расстегивают ее амазонку, потом ощутила на своей груди через батистовую блузку жар его прикосновений.
      - Марк, - невнятно прошептала она. Он стянул с нее шляпу вместе с булавками, целуя завитки волос возле ушей.
      - Ты хочешь меня, Дукесса?
      Оглянувшись на дверь и заметив ключ с внутренней стороны, Марк на мгновение отошел, чтобы повернуть его в замке.
      - Это самый глупый вопрос, который ты мог задать. Он сам раздел ее, потом уложил на сброшенную амазонку и, не отрывая глаз от ее лица, начал быстро сбрасывать с себя одежду. Через несколько мгновений он уже предстал перед ней со столь напряженной плотью, что она пролепетала, изнемогая от возбуждения и восторга, простирая к нему руки:
      - Матерь Божья, какой ты прекрасный! Иди ко мне.., скорее!
      Медленно, как будто не видя ее сумасшедшего нетерпения, он опустился рядом на колени.
      - Я хочу еще сильнее распалить тебя с тем, чтобы еще более обострить и продлить наше наслаждение...
      Она вскрикнула и прогнулась под ним.
      Медленно, не отрывая глаз от ее лица, Марк ласкал ее грудь, затем живот. Неожиданно он проник в нее. Его пальцы исследовали каждую складочку ее тела. Сладостные волны окатывали Дукессу, заставляя постанывать от наслаждения. Она сжимала руками его бедра, ягодицы, изнемогая от удовольствия. Плоть ее была перевозбуждена, и, когда он наконец, убрав руку, вошел в нее, заполняя все ее лоно, она болезненно вскрикнула, испытав мгновенный, мучительно-сладостный оргазм.
      Он ритмично двигался в ней, вызывая трепет каждой частички ее существа. Постепенно его движения становились все более резкими. В полумраке комнаты она всмотрелась в его лицо - закрытые глаза, заострившиеся скулы. Обведенные темным горячечным румянцем его черты, казалось, были искажены какой-то странной болезненной судорогой. Внезапно выкрикнув какие-то ругательства, он резко вышел из нее. Ничего не понимая, Дукесса смотрела на Марка, сидящего на коленях у нее между ног, и на его семя у себя на животе.
      Недавнее сумасшедшее наслаждение казалось ей теперь холодной золой в нетопленном камине.
      Обида как будто сковала ее всю. Дукесса не могла ничего сказать ему.
      Марк встал.
      - Сейчас я достану носовой платок.
      Закрыв глаза, она повернулась на бок, сжимая ноги вместе.
      - Только не надо слез и упреков, Дукесса. Разве ты не получила наслаждение? Уверен, ты имела его сверх всякой меры. Теперь ты поняла, что я имел в виду, говоря, что намерен строго контролировать отношения с тобой? У тебя не будет детей от меня! Все. Теперь можешь вставать и одеваться.
      Марк бросил платок рядом с амазонкой. Дукесса смотрела, как спокойно и легко он одевался, не обращая на нее ни малейшего внимания, как будто потерял к ней всякий интерес. Она, смотрела на его руки, с чувственными длинными пальцами, которые еще недавно проникали в самые интимные уголки ее тела, заставляя сходить с ума от невыносимого наслаждения. Дукесса устало закрыла глаза... Боже, каким же теперь он был жестким и уверенным в себе. Очень медленно она села, подняла сорочку и натянула через голову. Уставившись на превосходное испанское седло, лежавшее в углу, Дукесса вдруг сказала:
      - Сегодня ужин готовит Баджи. Марк глянул на нее в изумлении. Никаких слез и упреков. Одна лишь демонстрация спокойствия и отстраненности.