— Нет, не только. Конечно, знакомая обстановка пробудила во мне воспоминания — и приятные, и тягостные, но это лишь воспоминания. — Она перевела взгляд на окно своей бывшей спальни. — Подобно детским игрушкам и урокам, моя привязанность к этому дому давно в прошлом.

— А в эту минуту вас тревожит будущее?

— Разве я сказала, что встревожена?

— Это ясно без слов.

Ли бросила на него печальный взгляд:

— Ив этом вы правы. Жаль, что я не отнеслась, к вашему первому предостережению более серьезно.

— В чем дело? — насторожился Майкл. — Неужели Рейвен…

Она покачала головой. Рейвен поступил правильно: он сразу дал ей понять, что воспринимает ее всего-навсего как удобную защиту. Ли было не в чем упрекнуть его — она с самого начала знала, какова репутация Адриана.

— Дело не в том, что он сделал, — объяснила она Майклу, — а в том, каков он сам. Вы правильно советовали мне быть настороже. Я уже имела случай убедиться, что Адриан слишком многое унаследовал от своего отца. — Она потупилась, глядя на плиты садовой дорожки под ногами. — И хотя мне стыдно в этом признаваться, я сама слишком похожа на свою мать.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что сходство более чем очевидно, и я напрасно пыталась отрицать его.

Она опасливо оглянулась на застекленные двери гостиной, где собралось к чаю около дюжины гостей.

— Обстоятельства моего брака с Адрианом необычны… и весьма запутанны, — призналась она, — слишком запутанны, чтобы вдаваться в объяснения. Но можете поверить мне в одном: он умышленно ввел меня в заблуждение, как поступил его отец с моей матерью. Мужчины рода Рейвенов твердо убеждены, что женщины предназначены для одной-единственной цели. А я, к сожалению, унаследовала самые досадные слабости матери, — продолжала она со смешанным чувством гнева и горечи. Если бы не смятение, она наверняка удержалась бы от откровений. — Несмотря на ваши предостережения и мои собственные благие намерения, я пала жертвой чар опытного и подлого человека, как и мама.

— Постойте! — прервал ее Майкл, серебристые брови которого сошлись на переносице. — Вы считаете, что ваша мать была… — он густо покраснел, — …жертвой? Это бессмысленно!

Ли возмутилась:

— Да как вы можете сомневаться? Она действительно стала жертвой моего отца, а также отца Адриана, Шеффилда и еще бог весть скольких мужчин!

— Придержите-ка язык, леди! Я не стану слушать, как вы наговариваете на собственную мать, невзирая на то что пострадали и вы, и ваша сестра. Если у Дейвы и были слабости, то в первую очередь — ее романтическая натура.

— Вы на редкость снисходительны, — сухо отозвалась Ли. — Но я слышала, как эту слабость называли иначе.

— Значит, вы прислушивались к словам врагов вашей матери, — возразил Майкл. — И в первую очередь — графини. — Он кивнул в сторону дома, где занимала гостей тетя Миллисент. — Она всегда завидовала Дейве, и не без причины. Ваша мать обладала всеми достоинствами, о каких Миллисент могла лишь мечтать. Дейва была прекрасна, чувственна и так жизнерадостна, что могла озарить целый день одним взглядом или словом… как и вы, дорогая Ли.

— Именно такой я и запомнила ее, — подтвердила Ли. — Но у нее было еще одно свойство — то самое, которое слишком уж привлекало внимание мужчин.

— Нет-нет! — Майкл решительно покачал головой. — Мужчины на самом деле увивались вокруг вашей матери, но она воспринимала их ухаживания совсем не так, как вам представляется. Мужчин влечет к таким женщинам, как Дейва, с тех пор, как Адам вкусил яблока, моя дорогая! Это самое естественное влечение на свете.

— Может быть. Но в ответ она…

— Она улыбалась, — перебил Майкл, губы которого тоже растянулись в улыбке. — Она сияла, искрилась, как драгоценный камень — она и вправду была редкостным сокровищем. И опять-таки это выглядело естественно. Я видел, как вы делали то же самое, когда мужчины ухаживали за вами и мололи всякий вздор, пытаясь произвести на вас впечатление.

— Неправда!

Он рассмеялся:

— Поверьте, со стороны виднее. Это заметил не только я, но и ваш муж. Разве вы не видели, как он не находил себе места у стены бального зала всякий раз, когда вас приглашал на танец кто-нибудь другой? Откровенно говоря, его беспокойство вселило в меня надежду, что он не так плох, как мне казалось.

— Вы неверно истолковали его поведение, — мрачно пояснила Ли. — Если он и беспокоился, то отнюдь не из-за меня.

Майкл сочувственно усмехнулся:

— Бедное дитя, как много вам еще предстоит узнать! По крайней мере в этом вы отличаетесь от своей матери. Дейва прекрасно сознавала собственную власть и без стеснения пользовалась ею, чтобы добиться своего.

— Но она ничего не добилась, — возразила Ли. — В конце концов она стала отверженной.

— Отверженной? — Майкл поднял бровь. — Пожалуй можно сказать и так. Разумеется, ваш отец пришел в бешенство, застав ее с другим мужчиной. Он предложил ей расстаться, и она согласилась.

— У нее не было выбора.

— Нет, потому что таким было ее желание. Поверьте, одного приказа старого Олдвика было бы недостаточно, чтобы Дейва согласилась покинуть дом.

Ли окончательно растерялась. Она пыталась сопоставить слова Майкла с истинами, к которым привыкла за долгие годы.

— Но именно отец больше не желал видеть мать в своем доме. И нас тоже. Ее измены были непростительными. А кроме того, мать так и не смогла подарить ему сына.

Майкл возмутился:

— Кто наговорил вам все это?

Ли пожала плечами. Кто мог сказать ей такое?

— Я сама пришла к такому заключению, собирая обрывки разговоров и воспоминаний. Кое-что объяснила мне мама, что-то я подслушала, узнала из перешептываний слуг… и из длинного разговора с тетей Миллисент в день отъезда.

— О, тогда мне все ясно! — Майкл пренебрежительно фыркнул. — В то время вы были еще ребенком, — напомнил он. — Вы ничего не понимали, вам было тоскливо оттого, что пришлось покинуть родной дом. Вы наверняка что-то перепутали или неверно истолковали.

— Но понять поступки отца было несложно! — с жаром возразила Ли. — Они сами говорили за себя, подтверждая, что отец не любил ни маму, ни нас.

Услышав неподдельную боль в голосе Ли, Майкл сочувственно нахмурился.

— Ошибаетесь. Я ничуть не. оправдываю вашего отца, но уверен, что он любил вас и Кристиану. Просто ему было так проще избавиться от всех напоминаний о бурном скандале в свете.

— И вы надеетесь, что это заставит меня забыть о годах, проведенных в изгнании? Простить отца, который ни разу не навестил нас и не прислал письма?

— Ни в коем случае! — отозвался Майкл. — Но вы, Ли, уже доказали свою стойкость, пережив тяжкое испытания. А что касается матери… отчасти я согласен с вами. Ваш отец не мог дать ей любви, в которой она нуждалась. Подобная страсть была ему чужда.

— Так зачем же он женился на ней?

Майкл в раздумье пожал плечами:

— Он увидел ее, был ослеплен, подобно другим жертвам ее чар, и сделал предложение. Подозреваю, что было уже поздно, когда ваш отец понял, что ему досталось жаркое, неукротимое пламя. Но Рейвен — я имею в виду вашего свекра — сразу во всем разобрался. Пока он и ваша мать были вместе, он умело управлял любовным пожаром. Эти двое составили бы идеальную пару, но дело в том, что было уже поздно. К тому времени, как они познакомились, оба состояли в браке.

— Значит, мама стала игрушкой в руках Рейвена? — выпалила Ли, вложив в слова об отце Адриана всю ненависть к его сыну.

— Он любил ее, — возразил Майкл, — любил отчаянно и безнадежно.

— Почему же мама сбежала с другим мужчиной?

— Видите ли, Дейва мечтала о новой жизни, непохожей на лицемерное и легкомысленное существование, которое она вела здесь. — Его глаза затуманились. — Она мечтала забрать дочерей, уплыть с ними в Америку и начать все заново, мечтала о простой, но счастливой жизни. Ради исполнения этой мечты она была готова на любые жертвы.

— А Рейвен — нет, — заключила Ли.

— Достаточно сказать, что он никогда не подчинялся велениям сердца и был достаточно умен, чтобы понять вашу мать и желать ей только добра.

— Ну уж нет! Зная сына Рейвена, я уверена, что его отец был способен заботиться только о собственных чувствах.

— Вы ошибаетесь, — тихо возразил Майкл.

— Почему вы так в этом уверены?

— Я знал Дейву. А кроме того, — добавил он, доставая изящную коробочку из кармана сюртука, — если бы Рейвен не любил ее и не заботился о ее благополучии, он никогда не сделал бы ей такой подарок.

Осторожно открыв черный бархатный футляр, он вынул из него нитку бриллиантов в платиновой оправе, в которой был подвешен рубин размером с яйцо малиновки в оправе из бриллиантов.

У Ли перехватило дыхание: она впервые видела такое простое и вместе с тем поразительной красоты украшение.

— Оно настоящее?

Майкл рассмеялся:

— Разумеется! Оно называется «Солнце и звезды». Карл Второй подарил его одному из предков вашего мужа — согласно легенде, в благодарность за неоценимые услуги. О том, что это были за услуги, нам остается только догадываться.

Но Ли почти не слушала его. Она благоговейно провела пальцем по бриллиантовому ожерелью. Это прикосновение вызвало в ней трепет, пробудило воспоминания о прошлом и о матери.

— Возьмите, — предложил Майкл. — Оно принадлежит вам.

— Мне? — изумилась Ли, отдергивая руку, словно боясь обжечься.

— На него не вправе претендовать никто, кроме вас. Это ожерелье в течение нескольких поколений хранилось в семье вашего мужа, а затем перешло к вашей матери.

Не в силах отвести глаз от сияющих камней, Ли спросила:

— Но каким же образом оно попало к вам?

— За несколько недель до смерти Дейва прислала его мне с письмом, в котором просила тайно передать его герцогу в собственные руки. В то время я подумал, что она всего лишь решила порвать с прошлым. — Он испустил тяжкий вздох раскаяния. — Но вскоре я понял, что ожидание сломило ее. Смирившись с обманом Шеффилда и с тем, что ее мечтам не суждено сбыться, Дейва не хотела, чтобы ожерелье попало в чужие руки, когда сама она… — Он осекся. — Если бы я знал!..

Он замолчал, а Ли робко погладила его по руке.

— Откуда вам было знать?

— Я пытался исполнить просьбу Дейвы и вернуть ожерелье Рейвену, но несколько недель не мог застать его дома. От других людей я узнал, что у него возникли серьезные разногласия с сыном… то есть вашим мужем, — добавил он с таким видом, словно нашел среди разрозненных кусочков мозаики тот, который подходил к рисунку. — Но я не знаю, что произошло между ними.

Ли молча кивнула: она-то все знала! Десять лет назад умерла ее мать, и в то же самое время Адриан застал отца в постели со своей невестой. Неудивительно, что Майклу не удалось повидаться с герцогом. Старый Рейвен был занят: он приносил в жертву неродившегося внука и губил жизнь сына.

— После смерти Дейвы я решил не возвращать ожерелье герцогу. Я убеждал себя, что если бы Рейвен поступил иначе, Дейва была бы жива. Глупо, конечно… Ожерелье я спрятал в надежном месте, не зная, как с ним поступить. А потом я увидел вас, — с грустной улыбкой продолжал он, — принял вас за Дейву и в этот миг понял, что должен отдать «Солнце и звезды» законной владелице. Вашей матери не пришлось носить его, но говорят, что своей владелице оно приносит любовь и удачу. Пусть это предсказание сбудется, — прошептал он, вкладывая украшение в дрожащие руки Ли.

— Ли, где ты?

Услышав пронзительный голос тетки, Ли застонала и поспешно вытерла глаза, которые уже в сотый раз за день наполнились слезами.

Майкл быстро заслонил ее собой, пока девушка торопливо прятала футляр с ожерельем в свой ридикюль.

— Подождите немного, чтобы собраться с силами, —посоветовал Майкл. — А я пока отвлеку дракона.

Ли была только рада немного побыть одна, но не уверена, удастся ли ей взять себя в руки после всего, что услышала от Майкла. Вести принесли ей не только боль, но и облегчение. Если Майкл прав, значит, ее мать не была жертвой собственной страстной натуры, а просто совершила смелый, почти рискованный рывок к любви и счастью. И потерпела фиаско.

Ли задумчиво вздохнула. Оправдать и простить Дейву ей никак не удавалось — слишком уж много ни в чем не повинных людей пострадало из-за ее поступка. Но по крайней мере теперь Ли лучше понимала мать, и это принесло ей успокоение.

Наверное, она слишком похожа на мать, решила девушка, и эта мысль вдруг перестала тревожить ее. Адриан обвинил ее в излишнем романтизме. По словам Майкла, Дейва была неисправимым романтиком. Внезапно мать представилась Ли героиней одной из собственных сказок — Оливией. Прекрасной, упрямой, беспечной Оливией, готовой рисковать ради истинной любви.

Ли вдруг с душевным трепетом обнаружила, что это описание соответствует еще одному человеку. Адриан тоже был готов пойти на риск, бросить вызов отцу ради любимой женщины. Или скорее ради призрачной любви.

Странно было думать об Отщепенце лорде Рейвене как о неисправимом романтике. Должно быть, услышав подобное предположение о себе, он разразился бы хохотом. Но чем больше Ли размышляла, тем сильнее убеждалась, что у ее мужа и матери есть немало общего. Оба они любили пылко и безоглядно. Оба возлагали свои надежды на любовь.

Была у них и еще одна общая черта — Ли любила их обоих.

Осознание любви к Адриану нахлынуло на нее лавиной, поначалу вызвав потрясение, а затем чувство неизбежности и спокойствия. Она создана, чтобы любить его. Такова ее судьба. И подтверждение тому — все прихотливые повороты и изгибы их жизненных дорог, которые в конце концов пересеклись. Ли слишком долго скрывала истину от самой себя. А теперь стена, возведенная в целях самозащиты, рухнула, и все чувства и желания вырвались наружу.

Впервые с тех пор, как сегодня утром Адриан покинул ее спальню, Ли позволила себе всерьез задуматься об утреннем разговоре. Ее вдруг осенило: он не подпускал ее к собственному сердцу потому, что был слишком раним. Вот почему он никому не доверял, никого не любил и никому не позволял любить себя.

В душе Ли затеплилась надежда. Ей не удалось спасти мать, но она твердо вознамерилась спасти Адриана от самого себя — не важно, понравится это ему или нет.

— Ли, дорогая, где же ты пропадала? Надеюсь, ты не собиралась уйти не попрощавшись? — осведомилась тетка.

Именно об этом и подумывала Ли, в поисках Майкла направляясь из сада в парадный холл дома.

— Право, сегодня мы даже не успели перемолвиться и парой слов, — продолжала графиня.

— Простите, тетя Миллисент, — произнесла Ли, отыскивая Майкла взглядом, — но…

— Незачем извиняться. — Крепко взяв Ли за руку, тетка повела ее в гостиную. — Теперь, когда все гости разошлись, мы наконец сможем мило побеседовать. Еще чаю?

Ли почувствовала себя в ловушке. Ей не хотелось ни чаю, ни нелепых крохотных сандвичей, ни шоколадного печенья и уж тем более общения с теткой. В этот момент она мечтала лишь об одном — поскорее встретиться с Адрианом.

— По правде говоря, — произнесла она, сопротивляясь попыткам тетки усадить ее в кресло, — мне уже пора…

— Ни в коем случае! — воскликнула графиня и тут же попыталась смягчить резкий возглас жеманной улыбкой. — Дорогая моя герцогиня, я не могла дождаться минуты, когда мы сможем побеседовать с глазу на глаз, и вот наконец нам представилась такая возможность.

— Пожалуй, в другой раз. У меня вдруг разболелась голова. — Ли почти не лгала. Ей и вправду грозила головная боль после тет-а-тет с женщиной, — показавшейся ей вдруг скорее осьминогом, нежели драконом.

— Какой ужас! Ты непременно должна прилечь. Сейчас я позвоню…

Ли схватила колокольчик, стоявший на столе.

— Прошу вас, не надо! Пока боль еще не так сильна. Просто я хочу поскорее вернуться домой, пока мне не стало хуже.

— Ну, — отозвалась тетка, — тебе все же придется выслушать меня, пока не вернулся Майкл.

— Что вы хотите мне сказать? — насторожилась Ли. Тетка поправила белую кружевную отделку чепца и судорожно сжала руки.

— У меня есть к тебе одна просьба: убеди мужа .принять предложение твоего дяди. Граф задумал одно выгодное дело, и он…

— Сожалею, тетя, но я не вмешиваюсь в дела мужа и вам советую последовать моему примеру. А теперь, если вы не против…

— Мы погибли! Разорены!.. — без обиняков объявила тетка.

Ли уставилась на нее, уверенная, что ослышалась.

— Я знала, что это тебя удивит.

— Но как это случилось? — удивленно спросила Ли. — Поместья Олдвиков так обширны…

— В том-то и дело. Они не только обширны, но и запущены и требуют непомерных расходов. На одно содержание поместий ушло все наше состояние — до последнего пенни. — Оглядевшись, тетка перешла на шепот: — Нам грозит нищета, понимаешь?

— Но насколько я помню, прежде управление поместьями не составляло труда. Тем более что доходы, приносимые имениями…

— Доходы! — Тетка презрительно фыркнула. — С каждым годом они сокращались. После отъезда твоей матери твой отец утратил всякий интерес к делам и перестал следить за своим состоянием. Господь свидетель, твой дядя пытался поправить положение, но он лишен таланта делать деньги из воздуха, как некоторые. — Миллисент вздохнула. — Его единственным предприятием, которое принесло хоть какую-то прибыль, был контракт на строительство судов, заключенный с Рейвеном. Именно поэтому твой дядя и решил возобновить сотрудничество с ним. Дело наверняка окажется прибыльным, если ты сумеешь убедить герцога изменить свое решение.

— Значит, он уже отказал дяде? — спросила Ли, удивленная подобной откровенностью.

Графиня пренебрежительно махнула рукой:

— Это еще ничего не значит. Если ты уговоришь его…

— Я уже сказала, что не вмешиваюсь в дела мужа.

— А как насчет дел ближайших родственников? — Тетка пригвоздила ее к месту укоризненным взглядом. — В них вы тоже не вмешиваетесь, ваша светлость?

Ли отвернулась с недоверчивым смешком — так странно ей было слышать, что именно тетя Миллисент упрекает ее в предательстве интересов родных. Это обвинение поразило своей нелепостью.

— Разумеется, при твоем нынешнем положении тебе не о чем беспокоиться, — продолжала графиня, — но подумай о сестре!

Ли быстро обернулась к ней:

— Наследство Кристианы никоим образом не связано с фамильными поместьями.

— Конечно, — подтвердила тетка, — но представь себе, какой скандал может разразиться, если мы не предпримем самых решительных мер… И как можно скорее!

Ли пожала плечами:

— Едва ли финансовые затруднения родственников, с которыми Кристиана не виделась десять лет, повлияют на ее будущее, особенно теперь, когда она вправе рассчитывать на поддержку герцога Рейвена.

Тетка вздрогнула, словно слова Ли обожгли ее:

— Может, ты и права. Но у моей Дженни нет таких преимуществ.

— Судьба Дженни не моя забота! — Ли ощутила укол совести, который постаралась скрыть от тетки взглядом, достойным герцогини.

— Ушам своим не верю! — воскликнула графиня, касаясь руки Ли и впиваясь в неё пристальным взглядом заплывших глазок. — Ты же никогда не была эгоистичиой и злопамятной!

— Эгоистичной? — переспросила Ли. — Злопамятной? И вы осмеливаетесь обвинять меня после того, что нам с сестрой пришлось терпеть все эти годы по вашей вине? Вы смеете просить меня об одолжении после того, как отвечали отказом на каждую просьбу, не позволяли навестить вас и лишали даже слов ободрения? Нет, эгоизм и злопамятность тут ни при чем, — заявила она, не давая себя перебить, — все дело в…

Последнее слово застряло у нее в горле.

Справедливость! Справедливость в понимании Адриана, готового унизить и невинного, и виновного, оставляя за собой выжженную, безжизненную пустыню.

Ей не терпелось броситься домой, к Адриану, чтобы пробудить в нем остатки чувств, исцелить глубокую, саднящую рану, которую невольно разбередила сегодня утром. Но как она могла помочь ему справиться с прошлым, если сама не хотела забывать о былых обидах?

Воспользовавшись ее замешательством, тетка возобновила мольбы, не понимая, что зря теряет время. Никакими доводами и уговорами нельзя было склонить Ли к согласию. Времена ее беспомощности миновали. Она имела полное право сама принять решение: или покончить с прошлым, или сохранить его в душе навсегда. Точно так же ей самой вскоре придется решать, как быть — остаться в Лондоне или вернуться в пустой дом в Бэмборо, быть женой Адриана или спрятаться в собственную раковину.

— Я ничего не могу обещать, — произнесла она, прервав графиню на полуслове, — кроме одного: я попытаюсь замолвить за дядю словечко в разговоре с Рейвеном.