Почувствовав вскипавшую в нем злость, Леон постарался взять себя в руки.
— Это не результат несчастного случая, — ответил Леон, — и не вижу ничего невежливого в том, что вы спрашиваете об этом, но мне бы не хотелось говорить.
— Понимаю, — ответила Ариэл.
Чтобы не продолжать разговор, Леон резко развернулся и зашагал по дорожке. Ариэл последовала за ним.
— Мне очень жаль, — сказала она, пройдя несколько шагов.
— Хватит об этом, — последовал ответ.
Они прошли еще немного, когда Леон почувствовал, что Ариэл потянула его за рукав:
— Леон, подождите. Я забыла свою шляпку.
— Пусть лежит пока там, — ответил он, продолжая идти вперед. — Мы возьмем ее на обратном пути. Если, конечно, нам повезет и вороны не унесут ее раньше.
— Вы шутите, — сказала Ариэл, поджав губки именно так, как он учил ее.
Научил на свою голову. Леон почувствовал, как сердце сжимается в груди.
— И не думаю, — ответил он, пытаясь вылить вскипавшее в нем раздражение на эту злополучную шляпку. — Дело в том, Ариэл, что ваша шляпка просто отвратительна. Я никогда не видел ничего хуже.
— Правда?
— Правда.
Ариэл возмущенно тряхнула головой, отчего ее волосы взметнулись, засияв на солнце, и ускорила шаг. Теперь Леон видел только ее спину.
— Да будет вам известно, — сказала она через плечо, — эту шляпку подарил мне отец. Он подарил мне две шляпки одинакового фасона, но разного цвета.
— Не могу удержаться и не сказать, что я думаю о других ваших шляпках, — сказал Леон, поравнявшись с Ариэл. — Пожалуй, сегодняшняя не самая худшая из них.
— Смейтесь, смейтесь. Я, конечно, понимаю, что они немного вышли из моды и что я в них похожа…
— На ходячее пугало, — подсказал Леон.
Рот Ариэл открылся от удивления. Внезапно она разразилась веселым смехом, заражая им и Леона. Они смеялись весело и долго.
— Неужели они такие плохие? — спросила, отдышавшись, Ариэл.
Леон кивнул.
Ариэл снова встряхнула волосами, пробуждая в нем горячее желание уткнуться в них лицом.
— Ну и пусть. Это подарок папы, и я очень дорожу ими, — сказала она упрямо.
Леон удержался от ироничного замечания. Кто он такой, чтобы высмеивать человека, который даже не осознавал, носит дочь его подарок или нет. Леону не было знакомо чувство признательности, так как он сам никогда не получал подарков от своего отца. Что это за чувство родственных уз? Что за любовь соединяет родителей и детей? Возникает она с рождением ребенка или приходит позже, в процессе жизни? Может быть, Ариэл просто родилась с таким щедрым сердцем, а он нет?
Так или иначе, но она не такая бесчувственная, какой ей хочется казаться.
— Вы и должны дорожить ими, — ответил Леон с такой нежностью в голосе, что Ариэл с удивлением посмотрела на него. — Однако, — продолжал он, не давая ей опомниться, — отныне и до самой свадьбы вам лучше надеть эти шляпки на пугало, чтобы отпугивать дроздов в вашем саду.
— Согласна, — ответила Ариэл. — Я уберу их в коробки и постараюсь пока не носить.
Некоторое время они шли молча.
— Ваше вчерашнее платье совсем не похоже на ваши шляпки, — заметил Леон. — Вот оно по-настоящему великолепно.
— Оно вам правда понравилось? Мне купили его на свадьбу Каролины. Раньше у меня не было таких платьев. Сестра сказала, что у меня в нем томный вид.
— Похоже, вы дорожите мнением Каролины, — сухо заметил Леон, уже заранее представив себе, как выглядит ее сестра. — Платье здесь ни при чем, Ариэл. Что платье? Это кусок материи и только. Не платье красит человека. Вы сами делаете его красивым и запоминающимся.
Настолько запоминающимся, подумал Леон, что оно до сих пор не выходит у него из головы.
— Вы в нем восхитительны, Ариэл, — добавил он.
По ее порозовевшим щекам и смущенной улыбке Леон понял, что Ариэл не избалована мужскими комплиментами.
— Благодарю вас за добрые слова, — ответила она, — хотя уверена: вы просто хотели сгладить ужасное замечание о моей шляпке.
— Ошибаетесь. Шляпка действительно безобразна. Одно с другим не имеет ничего общего.
— Оставим этот разговор, — сказала Ариэл, уперев руки в бока. — Мы пришли сюда не обсуждать мои шляпки и платье, а отработать походку. Сами сказали, что это очень важно.
— Совершенно верно. Красивая походка вам просто необходима, она поможет завоевать сердце Пенроуза.
Леон подошел к стене и подал Ариэл руку.
— Позвольте вам помочь забраться на стену.
— Мне что, перелезть через нее? — с возмущением спросила Ариэл.
— Нет, просто взобраться.
— Для чего?
— Чтобы отработать вашу походку.
— К вашему сведению, я часами ходила по дому, отрабатывая осанку и походку. На этом настояла мама. Леди узнают по ее манере держать себя, неустанно повторяла она каждое утро, пока мы с Каролиной ходили круг за кругом по гостиной с тяжелыми медицинскими энциклопедиями на голове.
— Тогда чем вы все это объясните?
— Что объясню?
— Почему вы ходите так, будто у вас к ногам привязаны гири?
— Ничего подобного.
— Поверьте, Ариэл. Я долго наблюдал за вами и знаю, о чем говорю. Вы…
— Хватит, — оборвала его Ариэл. — Я благодарна вам за помощь, но должна заметить, что вы бесцеремонны.
— Чудесно. Принимаю это замечание к сведению, — сказал Леон, рассмеявшись. — Но забудьте все, чему вас учила мать. Сейчас в моде виляющая походка.
Закусив нижнюю губу, Ариэл посмотрела на Леона взглядом женщины, готовой спуститься на берег по шатким мосткам и уже занесшей над ними одну ногу.
— На самом деле? — спросила она неуверенно. Леон кивнул.
— Но это касается только походки. Голову вы должны держать прямо.
Леон обхватил руками ее бедра, с радостью отметив про себя, что на ней нет никаких женских ухищрений, делающих фигуру стройнее. Ее тело было таким же стройным, как он себе воображал.
— Пожалуй, вот таким образом, — сказал он, чувствуя, как Ариэл напряглась. — Пожалуй, виляющая не совсем отражает то, что я имею в виду.
Леон принял задумчивый вид, что позволило ему продолжать держать руки на бедрах Ариэл.
— Покачивать, — наконец он нашел подходящее слово. — Покачивание бедрами — вот чего я добиваюсь от вас. Вы должны покачивать ими медленно и плавно. Вот так.
Продолжая держать Ариэл за бедра, Леон попытался жестом изобразить нужную походку, но она стояла как гранитная скала. Тяжело вздохнув, он сказал:
— Ну хорошо, мы поработаем и над этим.
— Каким образом? Вы заставите меня ходить по стене? — с ироничной усмешкой спросила Ариэл. — Неужели вы говорите серьезно?
— Вы ходите так, будто боитесь упасть и разбиться, — объяснил Леон. — Неровная же поверхность стены позволит расслабиться, и ваша походка станет более естественной, а не такой, словно вы аршин проглотили.
— А если я упаду? — спросила Ариэл.
— Если вы упадете, — ответил Леон, крепче сжимая ей бедра, — я поймаю вас.
Отпустив бедра Ариэл, Леон предложил ей руку. Не приняв ее, она внимательно посмотрела ему в глаза. Внезапно Леону подумалось, что они ничем не скрепили их договор. Он предложил свою помощь, а она не отказалась, он как бы заразил ее силой своего энтузиазма. Но это пока.
Оба молчали.
А что, если она заартачится? Если такое случится, он сразу положит всему конец, раз и навсегда. Он снова будет свободен и сразу же уйдет, чтобы заняться собственными проблемами, которых у него предостаточно. Лучше бы она отказалась от его затеи, но в душе Леон сознавал, что не желает этого.
Внезапно он понял, чего хочет на самом деле — чтобы Ариэл доверяла ему. Пусть его намерения не совсем честные и искренние, но он хочет, чтобы они в конечном итоге были вместе.
Когда Леон совсем было отчаялся дождаться от Ариэл ответа и стал подумывать, под каким благовидным предлогом можно уйти, она в очередной раз удивила его и, протянув ему руку, сказала:
— Помогите мне подняться на эту стену.
Последующие десять минут Леон медленно шагал вдоль стены, а Ариэл, спотыкаясь, тащилась по ней. Она сразу же скинула накидку и отдала ее Леону, сказав, что та мешает ей двигаться. Сейчас ничего не оставалось, как нести ее, и этот факт вызывал в его душе смутное беспокойство.
Ариэл не упала, и Леону не пришлось ловить ее, хотя несколько раз она спотыкалась, но его рука каждый раз была рядом, готовая в любой момент поддержать. Дойдя до конца стены, Ариэл с улыбкой посмотрела на Леона, ища на его лице одобрение.
Эта доверчивость на него очень действовала. Неужели она настолько наивна, чтобы так открыто выражать свои чувства? То, что Ариэл так легко согласилась взобраться на стену, не принесло Леону ожидаемого удовлетворения — уж очень она бесхитростна.
— Как у меня получается? — спросила Ариэл.
— Намного лучше. Теперь попробуем отработать вашу походку на твердой поверхности.
Леон протянул руки, чтобы помочь ей спуститься, и был несказанно удивлен, когда она спрыгнула прямо в его объятия. Удивление перешло в восторг и даже нечто большее, когда их тела соприкоснулись и его руки обхватили ее.
Изогнув спину и весело смеясь, Ариэл посмотрела Леону в глаза. Она совершенно не чувствовала напряжения и вела себя вполне естественно. Щеки ее раскраснелись, губы раскрылись, обнажая зубы. Она вела себя как дерзкая девчонка и в то же время как женщина, знающая себе цену. Кровь застучала в висках у Леона, и пламя страсти разлилось по телу.
Он взял Ариэл за подбородок и, склонив голову, заглянул ей в глаза, подернутые дымкой желания.
Внезапно на вороте ее платья он заметил камею, и это привело его в чувство.
— Сирена? — спросил он, подавляя желание дотронуться до броши рукой. — Уверен, что раньше вы ее не носили.
— Нет. Я берегла ее… — Ариэл помолчала и добавила: — Я надеваю ее только на воскресную службу. Когда-то она принадлежала моей бабушке.
— Неужели на воскресную службу? — спросил удивленный Леон, дотрагиваясь до кружевного воротничка, который скрепляла брошь.
Брошь настолько заинтересовала Леона, что он развернул ее на солнце, чтобы лучше видеть работу искусного резчика. Она была сделана из янтаря удивительной глубины и чистоты, окаймленного золотым обручем. Но не камень привлек внимание Леона, а вырезанное на нем изображение мифического морского существа. Эта загадочная женщина была бессовестно сладострастной, с гордо откинутой назад головой, с рассыпавшимися по спине длинными волосами, с одной открытой роскошной грудью и полуобнаженной второй. Не женщина, а мечта, воплощенная в камне.
Леон откашлялся и пересохшим от волнения голосом заметил:
— Удивительной красоты вещица. Правда, мне казалось, что благовоспитанные английские леди получают в наследство нечто другое.
— Что именно? — спросила Ариэл с искренним удивлением. — Портрет герцога Веллингтона или, еще лучше, драгоценности, достойные королевской особы?
— Или более утонченную брошь, — добавил Леон.
— Так случилось, что эта брошь была подарена бабушке лихим капитаном дальнего плавания, когда он ухаживал за ней еще до встречи с дедушкой.
— И она тоже надевала ее только на воскресную службу? — спросил Леон с лукавой улыбкой.
— Как раз наоборот: она надевала ее, когда хотела поддразнить моего дедушку. Должна вам сказать, она совсем не походила на благовоспитанную английскую леди, чем я очень горжусь. Моя бабушка была большая проказница. — Ариэл вздохнула и грустно улыбнулась. Ее пальцы нежно коснулись броши. — Я очень скучаю по ней, — сказала она. — В детстве она часто разрешала мне дотронуться до броши и загадать желание. Бабушка была уверена, что эта сирена принесет мне счастье и все мои желания обязательно исполнятся.
Странное чувство охватило Леона: он ощутил свинцовую тяжесть в ногах, в то время как в голове все плыло как в тумане.
— Это… это просто удивительно, — сказал он задумчиво и, заметив настороженность в глазах Ариэл, быстро добавил: — Я говорю сейчас не о вашей бабушке, а о странном совпадении. Когда ваша бабушка позволяла вам дотронуться до броши и просила загадать желание, твердо веря, что оно непременно исполнится, за тысячи километров от вашего дома другая женщина, моя мать, делала то же самое.
— Неужели это правда? Леон кивнул:
— Нет, у нее не было броши, до которой я мог бы дотронуться, но у нее была лагуна, в которой, по ее словам, жили прекрасные сирены, и у нее был сын, который смертельно боялся воды. Вода унесла от меня моего отца, и шестилетний мальчик боялся, что вода унесет и его самого.
Леон все еще держал Ариэл за талию, а ее руки лежали на его плечах. Он почувствовал их легкое пожатие.
— Я могу понять чувства шестилетнего мальчика, — сказала она просто. — Он рассуждал вполне логично.
— Возможно. Но жить на острове, окруженном водой, и совсем не уметь плавать очень опасно. И вот тогда моя мать, чтобы как-то научить меня плавать, придумала чудесную сказку про сирен. Она сказала мне, что если я научусь нырять, то смогу поймать ее за хвост, а за свое освобождение она исполнит любое мое желание. Я легко попался на крючок, потому что у меня было одно, но очень сильное желание.
Лицо Леона стало печальным. Он и сам не ожидал, что воспоминания, так глубоко запрятанные в его душе, могут взволновать его.
— И сказка помогла? — тихо спросила Ариэл.
— Я научился плавать лучше всех в деревне. Я под водой переплывал широкую лагуну из конца в конец.
— А вам удалось когда-нибудь поймать сирену?
Леон грустно покачал головой, вспомнив разочарование, которое пришло в сердце шестилетнего мальчика вместе с гордостью за то, что он так быстро научился плавать.
— Нет, никогда, — ответил он, лаская Ариэл большим пальцем за ухом. — Я их так и не встретил вплоть до сегодняшнего дня. Мне бы хотелось…
Леон замолчал, боясь выплеснуть то, что было у него на сердце и названия чему он пока не знал.
Ариэл помогла ему справиться с эмоциями, легко зажав его рот своей рукой.
— Вы не должны говорить вслух о своем желании, — предупредила она Сейджа.
— Почему? — Он в удивлении изогнул брови.
— Потому что иначе оно никогда не исполнится. Таково правило. Неужели ваша мать не говорила вам об этом?
Леон снял руку Ариэл со своего рта и положил к себе на грудь:
— Нет, не говорила. Возможно, она тоже не знала правил, как не знала многого другого.
Ариэл попыталась вырваться из его объятий, но Леон продолжал крепко держать ее.
— Расскажите мне об этих правилах, — попросил он. — Почему мы не можем вслух говорить о своих желаниях?
— Я сама не знаю почему. Просто такое правило. Мне говорила об этом бабушка, а ей я верю.
— И сейчас?
Ариэл сделала неопределенный жест рукой и грустно улыбнулась, отчего сердце Леона сжалось еще больше.
— И сейчас, — ответила она. — Просто когда мы вслух говорим о наших желаниях, мы тем самым как бы воплощаем их в жизнь, а реальность может быть хуже, чем наши ожидания.
Ее слова были понятны Леону. Не надо, чтобы люди знали, о чем ты думаешь или, что еще хуже, желаешь в данную минуту. Желание, высказанное вслух, никогда не исполнится. Но как быть с тем желанием, которое всего несколько минут назад было на ее лице? Ведь ей явно хотелось получить его одобрение.
— Я понимаю, о чем вы говорите, — сказал Леон. — Но с другой стороны, если вы поведаете кому-нибудь о своем желании, то он может быть в состоянии помочь осуществить его. Вдруг это в его силах?
Лицо Ариэл стало серьезным, как будто они обсуждали вопросы жизни и смерти, а не вели разговор об исполнении желаний и сиренах.
— Вы говорите о добрых феях? — спросила Ариэл.
— А что, в Англии у фей есть крестные матери? — удивился Леон.
Ариэл беззлобно рассмеялась:
— Здесь игра слов, но это не одно и то же. Добрая фея является на землю, чтобы стать чьей-то крестной матерью, которая охраняет человека и помогает в осуществлении всех его желаний. Вы понимаете, о чем я говорю?
Леон понимал, но не спешил говорить ей об этом. Ему было так приятно держать Ариэл в объятиях и слушать ее нежный голос. Ему хотелось подольше насладиться этим моментом. Возможно, удастся поцеловать ее, а возможно, и нет. В воздержании тоже есть своя прелесть. Иногда и молчание бывает более интимным, чем сам поцелуй.
— Кажется, я все понял, — ответил он наконец. — У желаний есть свои законы, а феи посылают нам крестных. Это так?
— А я-то вчера думала, что уже ничему не смогу научить вас, — рассмеялась Ариэл.
— Разве я не прав? — спросил Леон.
— Не волнуйтесь, — ответила Ариэл. — Мы поработаем над этим вопросом.
Глава 11
Ариэл и не предполагала, что она из скромной, искренней девушки может превратиться в настоящую кокетку. Она с удивлением отмечала, что шаг за шагом, медленно, но верно кокетство овладевало всем ее существом.
Она скептически относилась к тому, чему учил ее Леон. Нельзя сказать, чтобы Ариэл ждала от него лекций по искусству флирта, но все же предполагала, что он научит ее правильно и остроумно вести беседу, более изысканным манерам за карточным и обеденным столом.
Но Леон никогда не поучал ее, вместо этого он тратил много сил и энергии на то, как она должна выглядеть и реагировать в той или иной ситуации, чтобы пробудить к себе интерес Пенроуза и завоевать его внимание. Он всегда доходил до самой сути вещей и объяснял их просто и понятно, но при этом требовал от нее соответствующего ситуации выражения лица, а это Ариэл очень смущало.
Еще труднее ей было представить на его месте Пенроуза, на чем он усиленно настаивал. Ариэл воображала, что играет в каком-то спектакле, где она получила роль себя самой, но только более раскрепощенной, хитрой и ловкой, в то время как Леон играл роль человека, которого ей предстояло соблазнить. Она только надеялась, что не станет посмешищем, прежде чем опустится занавес. А такая опасность существовала, так как с каждым днем она все больше входила в свою роль и уже совершенно перестала думать о том, кого изображает Леон.
Чем больше он учил ее тому, как завлечь в свои сети Пенроуза, тем больше она старалась завлечь его самого. Когда Леон брал руки Ариэл в свои и просил ее, чтобы, закрыв глаза, она представила перед собой Пенроуза, при всем своем желании девушка не могла вызвать в памяти образ человека, с которым проработала бок о бок целых три года. Перед ее мысленным взором всплывал совершенно другой, чей образ обрушивался на нее как теплый ласковый дождь, наполняя негой все ее тело. И это был Леон.
Как же мучительно чувствовала себя Ариэл в такие минуты!
За несколько недель она привыкла считать Леона человеком неограниченной свободы, которой в душе очень завидовала, и тем не менее приложила руку к тому, чтобы эту свободу ограничить и сделать из него того, кем он совсем не хотел быть. И вот теперь их роли поменялись. Он обучал ее, как в цивилизованной манере завоевать сердце человека нелюбимого, но столь необходимого ей. От одной мысли об этом хотелось плакать. И что самое ужасное, Леон разбудил в ней чувства, которые она никогда не будет питать к Пенроузу, но которые навсегда оставят след в ее душе.
Временами Ариэл задавалась вопросом: а что чувствует Леон? Неужели он не понимает всей двусмысленности их положения или просто умело это скрывает? Да, он хорошо владеет собой. Каждый раз, когда в их разговорах из него выплескивается что-то личное, он быстро уходит в себя и меняет тему.
Однажды она случайно узнала, как он стал героем.
— Все услуги оплачиваются, — как-то раз огрызнулся Леон, когда во время их жаркой дискуссии о королевских привилегиях Ариэл, защищая себя, напомнила ему, что его собственное образование на начальном этапе было получено на Гавайях при дворе короля Камехамеха.
Они играли в шахматы, и ход короля против королевы привел к разговору на эту тему.
— На самом деле я никогда не был по-настоящему членом этой королевской семьи, — сказал Леон, стараясь опровергнуть доводы Ариэл. — Король считал себя моим должником и в благодарность взял меня ко двору.
— За что же он решил отблагодарить вас? — спросила Ариэл, готовая спорить и дальше, лишь бы побольше узнать о Леоне.
Незамедлительно лицо Сейджа приняло хорошо ей знакомое выражение: рот плотно сжался, взгляд стал холодным. Он уже был готов сменить тему разговора, как обычно делал, но Ариэл стала упрашивать его рассказать, чем же король считал себя ему обязанным.
— Пожалуйста, расскажите мне, — просила она. — Мне, кроме Бата, нигде не приходилось бывать, и я всегда с интересом слушаю о вашей жизни на островах. Мне начинает казаться, что я и сама там побывала.
Сказать по правде, Ариэл немного кривила душой, ведь из всего того, о чем она просила рассказать, ее интересовал только сам Леон. Он ей представлялся фигурой экзотической и загадочной.
Лицо Леона стало еще более хмурым, однако он согласился поведать Ариэл о своем поступке.
— Ну если вы настаиваете, — сказал он.
— Настаиваю, — поспешила заверить его Ариэл. Пожав плечами, Леон передвинул на шахматной доске ладью и сказал:
— Я спас жизнь его младшему брату, и за это он взял меня ко двору, где я, как вы правильно заметили, многому научился. — Кивнув на доску, Леон добавил: — Ваш ход.
— Каким образом вы спасли ему жизнь? — спросила Ариэл, игнорируя его замечание. — Мне хочется знать, об этом все.
— Вот вы всегда так, — ответил Леон, глядя на Ариэл, будто она предложила ему пройтись голыми ступнями по раскаленным углям. — Мальчику только исполнилось девять лет, но он был очень смел. Однажды во время купания его настиг тайфун, и он чуть не утонул.
— И вы, не побоявшись тайфуна, спасли его?
— Перестаньте смотреть на меня как на героя, — грубо оборвал ее Леон. — Мальчик не умел плавать, а я это делал хорошо. Не вижу здесь никакого героизма.
Но в глазах Ариэл Леон был настоящим героем. Ее сияющая улыбка яснее ясного говорила об этом. Девушку совсем не заботило, как он относится к ее реакции на его рассказ.
— Черт возьми, вы когда-нибудь сделаете ход или нет? — снова грубо повторил Леон, давая тем самым понять, что разговор закончен.
Несмотря на то что Леон полностью отказался от ее педагогических услуг и все чаще сам поучал ее, Ариэл находила его компанию очень приятной. Они подолгу гуляли, а вечерами, сидя у камина, она читала ему сонеты Шекспира или что-нибудь из Байрона — то, что ему особенно нравилось и что он сам же выбирал. Они часто музицировали, разучивали дуэты. Игра в две руки доставляла им удовольствие и часто заканчивалась непроизвольным сплетением пальцев и смехом. Ариэл старалась не вспоминать, что это ее работа, за которую она получает деньги, и представляла себе, что приходит в гости, где ее встречает радушный и загадочный хозяин.
Отрывочные воспоминания, которые Ариэл удавалось выудить из Леона, его упорное нежелание рассказывать о своем прошлом делали его фигуру еще более загадочной. Кто он, Леон Николас Дюванн? Лорд-дикарь или лордСейдж? Джентльмен или простолюдин? Благородный человек, который честно помогает ей завоевать расположение мистера Пенроуза, или развлекающийся авантюрист?
Думая об этом, Ариэл невольно сжимала кулаки, и по ее телу ползли мурашки. Возможно, он пользуется ее безвыходным положением, преследуя какие-то свои гнусные цели…
Может ли она доверять ему? Всякий раз, когда сердце говорило — да, рассудок твердил — нет. Однажды он уже одурачил ее, дьявольски преуспев в своем обмане. Она чувствовала, что в нем сокрыто что-то темное, глубинное, покрытое тайной. Это Ариэл понимала. Но в конце концов, доверившись ему и согласившись принять от него помощь, она целиком отдала свою судьбу в руки Сейджа.
Сердце Ариэл болело. Оно научилось противостоять разочарованиям, и девушку уже не пугало ни холодное высокомерие Леона, ни его нежелание говорить о себе. Сердце понимало то, чего отказывался понять рассудок. Оно приняло Леона полностью и навсегда, несмотря на его ауру тайны и опасности, и теперь уже не примет никакого другого человека.
Ариэл часто напоминала себе, что надо быть разумнее. Ей казалось, ошибки прошлого ее чему-то научили. Эта постоянная борьба между сердцем и рассудком заставила ее совершить необдуманный поступок, доверившись сыну их дальних знакомых, о чем она будет жалеть всю оставшуюся жизнь. А ведь ей тогда исполнилось уже восемнадцать, и она могла быть менее доверчивой.
Вторая ошибка состояла в том, что она исповедовалась в своем «грехе» джентльмену, которому бесконечно доверяла. Непростительная наивность, думала Ариэл, вспоминая, как этот джентльмен, сославшись надела, немедленно уехал, чтобы уже никогда не появляться на пороге ее дома.
Именно тогда Ариэл поклялась себе никогда не питать никаких чувств к мужчинам, не быть от них эмоционально зависимой. Сказав Леону, что хочет иметь любовников, которых никогда не будет любить, она, конечно, погорячилась и поступила необдуманно, скорее из чистой бравады. Тогда она слушала свой рассудок, а не сердце и поэтому была уверена, что сумеет жить по заранее намеченному плану. И правильно, что Леон отказывался ей верить и просил ее не быть столь категоричной.
Прошла еще неделя. Их пребывание в доме мистера Пенроуза близилось к концу. Оставалась последняя неделя. И вот однажды, войдя в гостиную, Ариэл обнаружила, что ковер свернут, а за пианино сидит их новая учительница музыки, мисс Эрнхард, и, разминая пальцы, играет гаммы. Увидев Ариэл, нерешительно остановившуюся в дверях, музыкантша, несмотря на их мимолетное знакомство, послала ей ободряющую улыбку.
Свернутый ковер, музыка, улыбка на лице учительницы — во всем этом чувствовалось что-то неладное.
Ариэл подозрительно оглядела комнату и увидела, что Леон стоит у окна и, поставив ногу в высоком черном ботинке на плинтус, любуется солнечной погодой, установившейся в последние дни.
Внезапно оборвавшаяся музыка и наступившая в комнате тишина заставили его оторвать взгляд от окна и оглянуться.
— Не топчитесь в дверях, — сказал он, не меняя задумчивого выражения лица. — Сдается мне, что у нас осталось мало времени.
Ничего не понимая, но стараясь не выдавать своего волнения, Ариэл уперла руки в бока и сказала:
— Насколько я понимаю, вы решили заняться весенней уборкой дома. Как мило с вашей стороны подумать о музыкальном сопровождении. С музыкой и работать веселее.
— Не будьте занудой. У меня нет сегодня настроения с вами спорить. Идите сюда.
Ариэл пожала плечами и осталась на месте.
— У меня нет привычки спорить, если я для этого не вижу причины.
— Ну хорошо. Однажды вы мне сказали, что вам трудно делать то, что требует координации движений.
Леон замолчал и задумчиво оглядел Ариэл с ног до головы. Этот взгляд буквально прожег ее. Ариэл почувствовала, что под его непроницаемой внешностью все кипит от злости. Странно только, что злится он, а не она. Она, которую он против ее же воли заманил в ловушку. Никогда не поймешь, что на уме у этого человека. Только она подумает, что начинает понимать его, как между ними снова возникает недоразумение и он превращается в холодного, неприступного человека.
Взять хотя бы вчерашний случай, когда к ней пришел мистер Пенроуз поговорить о школьных делах. Она наплевала на свою гордость и под внимательным взглядом Леона проделала с Пенроузом все, чему учил ее Сейдж. По ее мнению, все прошло великолепно. Она просто превзошла себя, легко и ласково касаясь руки школьного директора — именно так, как они много раз репетировали. И что же, Леон остался доволен ею? Ничего подобного. Когда она позже спросила его мнение, он насупился, обругал ее и ушел.
И вот опять.
— Да, у меня плохо с координацией, — сказала Ариэл, — поэтому, если вы припасли для меня что-то с ней связанное, вам лучше сразу забыть об этом.
— Ни за что на свете, — последовал ответ. — Я припас для вас танцы.
У Ариэл все внутри похолодело. Танцы! Как же она сразу не догадалась? Вот для чего свернутый ковер и учительница музыки.
— Тогда вам придется найти более подходящую партнершу, — сказала Ариэл. — Для меня нет ничего хуже танцев. Мама предупреждала, что мой отказ учиться танцевать когда-нибудь обернется настоящей бедой, и вот, кажется, этот день настал.
— Вы все сказали?
Ариэл кивнула, серьезно подумывая над тем, чтобы убежать или упасть в обморок.
— Я хочу сам убедиться, насколько вы не умеете танцевать, — сказал Леон.
Ариэл вздохнула, отлично понимая, что если она убежит, то Леон непременно поймает ее и приведет обратно, а если упадет в обморок, то быстренько приведет ее в чувство.
— Вы только зря потеряете время, — сказала Ариэл. — Все мои партнеры приходили в ужас от моего умения танцевать. Папа придерживался того же мнения. Откровенно говоря, я вообще едва танцую.
— Что же вы делали на балах?
— Не знала, как убить время. Меня совершенно не интересуют всякие женские увертки, сплетни и тому подобное — короче, все то, что происходит на балах. Я не получаю от них никакого удовольствия.
— Тогда что же вас интересует?
— Моя семья и все, что с ней связано, школа с ее проблемами и…
— Ясно, ясно, — нетерпеливо прервал ее Леон. — Мне хотелось бы знать, что доставляет вам удовольствие, Ариэл?
— Ах, это. Опять начну с семьи. До болезни отца я с удовольствием проводила время дома с родителями. Затем работа, чтение и…
— Вы имеете в виду вашу работу здесь? — снова прервал ее Леон. — Господи, женщина, неужели вы не видите разницы между настоящей работой и всем этим спектаклем?
— Я в состоянии отличить серьезную работу от пустого времяпрепровождения. И если бы вы, ваша милость, не прерывали меня во второй раз, то давно бы поняли, что я дорожу работой в школе, особенно когда изучаю астрономию.
Ариэл с наслаждением отметила, как удивился Леон. Пусть не думает, что она несчастная, скучная рабочая лошадка. У нее тоже есть тайны.
— Астрономию, — как эхо повторил Леон. Он стоял, скрестив на груди руки и прислонясь плечом к панельной обивке стен. Новость настолько удивила его, что он едва устоял на ногах. — Довольно странное занятие для молодой леди.