Для встреч с этими немногими Артаксеркс имел укромный уголок. Неподалеку от комнат, где помещались его слуги, была небольшая, совершенно изолированная зала, в которой прежде хранился всякий хлам. Артаксеркс велел очистить ее, сказав, что будет держать здесь свои вещи. Грязь убрали, стены и потолок обили деревянными планками, пол выложили плиткой. Дворцовый краснодеревщик изготовил изящный столик, шесть выгнутых кресел и пару дифров, обив их алым шелком. По этой причине Артаксеркс именовал эту залу Алой. Алая зала была местом нежных свиданий и деловых встреч. Последние случались гораздо чаще, порой по несколько раз в день.
      Едва вернувшись с окончившегося трагедией обеда, царевич кликнул слугу и велел тому тайно - способ слуга знал - связаться с Гидарном и пригласить его в Алую залу. Слуга исполнил все в точности. Придя в назначенное место, начальник бессмертных застал там встревоженно расхаживающего из угла в угол Артаксеркса.
      Гидарн низко поклонился.
      - Ваше высочество...
      - Мы в опасности, Гидарн! - отрывисто бросил царевич, даже не предложив вельможе кресло. - Тебе известно, что произошло сегодня во время обеда.
      - Как и всему дворцу, ваше высочество.
      - Какому идиоту вздумалось опробовать на царе этот яд?
      - Не знаю, ваше высочество.
      Царевич прекратил свою беготню и подозрительно посмотрел на Гидарна.
      - Так это не твоих рук дело?
      - Нет, ваше высочество. Я верный слуга великого царя.
      - Это я уже сегодня слышал. И, надо признать, твои слова звучали столь искренне, что еще немного и я поверил бы им.
      Гидарн позволил себе усмехнуться, после чего многозначительно произнес:
      - Я предан своему повелителю, ваше величество.
      - Ну-ну, поосторожней, я еще не царь.
      - Пока еще не царь.
      Царевич неопределенно кивнул и с размаху уселся на один из дифров. Не дожидаясь приглашения, начальник бессмертных последовал его примеру. Какое-то время оба молчали, посматривая друг на друга; затем Артаксеркс спросил:
      - Кто это сделал?
      - Не знаю. Ни я, ни один из моих людей не причастны к этому. Нужно искать того, кому это выгодно.
      - Мне, но я этого также не делал.
      - Еще.
      - Тебе.
      Гидарн энергично помотал головой, напрочь отвергая подобное предположение.
      - Я бы воспользовался мечом.
      - Неужели Дарий?
      - Вполне может быть. У него есть вполне естественная причина ускорить уход отца в заоблачные выси Гародманы. Кроме того, здесь может быть замешана его жена, ненавидящая Ксеркса [жена царевича Дария Фраорта была дочерью Масиста, казненного Ксерксом]. Фраорта вполне могла действовать руками мужа.
      Артаксеркс лениво рассмеялся.
      - Вот об этом я как-то не подумал. Тогда вариант с Дарием становится предпочтительным.
      - Зато, могу поклясться, об этом сразу подумал Ксеркс.
      - Наверно, ты прав. Но кто бы это ни был, он спутал наши планы. Ведь так?
      - Да. Теперь нам придется поторопиться.
      - Когда?
      - Будет день, будет ночь, - уклоняясь от прямого ответа, сказал Гидарн.
      - Кто?
      - Ваше величество хочет слишком много знать.
      Губы царевича стали тонки, словно змеиное жало.
      - Хорошо. Но предупреждаю: не знаю, сколько вас будет, но хочу лишь одного - не допустите промашки!
      - Меня так же, как и ваше величество, это заботит более всего. Мне вовсе не хочется, чтобы жители Сард увидели мою голову на колу перед дворцовыми воротами.
      Артаксеркс негромко хмыкнул.
      - А занятное, должно быть, было бы зрелище!
      Увидев, что лицо Гидарна напряглось, юноша поспешно добавил:
      - Шучу. Кто-нибудь из твоих людей знает о моей причастности к этому делу?
      - Никто, ваше величество. Они полагают, что царевич Артаксеркс игрушка в руках коварного Гидарна.
      - Пусть полагают.
      - Пусть, - согласился начальник бессмертных.
      Царевич погладил ладонью поросший пушком подбородок и с внезапной злобой процедил:
      - Я хочу, чтобы это произошло сегодня же!
      - Как будет угодно вашему величеству. Мы готовы.
      - Но перед этим вы должны избавиться от моего брата. Это возможно?
      - Нет ничего невозможного, - протянул Гидарн. - Но это очень трудно. Царя охраняют евнухи и бессмертные Дитрава. Их немного и, если напасть внезапно, мы разделаемся с ними. Но узкий, перегороженный решеткой вход в Желтую башню сторожат двадцать отборных воинов. Они расступятся лишь перед царем или тем, кто предъявит серебряный ключ. А ключ этот - в руках Дитрава. Выходит, прежде, чем расправиться с царевичем, нужно убить Дитрава. А подобраться к начальнику первой тысячи весьма непросто!
      - Делай что хочешь, но Дарий должен быть мертв!
      Гидарн хотел что-то прибавить, но в этот миг в Алую залу вбежал преданный слуга Артаксеркса.
      - Сиятельная Аместрида! - запинаясь, выдавил он.
      Гидарн поспешно вскочил на ноги. В его планы совершенно не входила встреча с матерью царевича, коварной интриганкой, способной ради мимолетной прихоти донести обо всем увиденном Ксерксу.
      - Спокойно! - велел Артаксеркс, не теряя хладнокровия. - Быстрей сюда!
      Начальник бессмертных бегом последовал за царевичем, устремившимся к огромному, во всю стену гобелену с изображением леопардовой охоты. За яркой тканью скрывалась потайная дверь, о существовании которой Гидарн не подозревал. Отворив ее, Артаксеркс скороговоркой пробормотал:
      - Этот лаз выведет тебя в коридор за моими покоями. Поспеши, я не хочу, чтобы старая тварь о чем-нибудь пронюхала!
      Гидарн хотел этого еще менее. Кивнув, он поспешно юркнул в лаз, гобелен тут же опустился на прежнее место.
      Однако вопреки приказу царевича вельможа не поспешил прочь. Судьба предоставила ему возможность подслушать, о чем будут разговаривать мать с сыном. Как истинный царедворец Гидарн не мог отказаться от подобного соблазна. Устроившись поудобней на холодном полу, вельможа затаил дыхание.
      Сначала было тихо, но вскоре послышались тяжелые шаги и голос царевича.
      - А, мама! Не ожидал увидеть тебя.
      - Ты один? - басом осведомилась Аместрида, и Гидарн представил как выпуклые глаза царицы обегают комнату, придирчиво ощупывая каждый угол.
      - Конечно, один. Что привело тебя ко мне?
      Аместрида ответила не сразу. Жалобно скрипнул дифр. Гидарн понял, что царица присела рядом с сыном. Потом она зашептала, точнее зашипела. Ее слова были наполнены такой лютой злобой, что вельможа невольно вздрогнул.
      - Сколько ты еще намерен терпеть этого старого жирного ублюдка?
      - Но мама...
      - Молчи! Неужели тебе не надоело кланяться ему! Неужели ты не хочешь занять золотой трон и надеть на Себя царский кидар в присутствии шести тысяч коленопреклоненных сановников в ападане!
      - Мама, о чем ты говоришь!
      - Мой мальчик, ты полагаешь, что можешь обмануть меня, выдавая себя за неразумного юнца? Обмануть - да, но не меня. Я-то знаю, кто ты есть на самом деле. Ведь ты мой сын, моя кровь, твое сердце полно ненависти и коварства. Как ловко ты плеснул в чашу толстяка яд!
      - Но...
      - Молчи! Не говори ни слова! Твоя мама поможет тебе овладеть троном. А за это ты всегда будешь любить ее...
      - Мама!
      - Молчи!
      Послышалось мокрое хлюпанье, затем шуршание одежды и скрип дифра. Гидарн с гадливым чувством прислушивался к этим звукам, ощущая как горячеют щеки, а в голове начинают стучать крохотные гулкие молоточки. Аместрида издала сладострастный стон. Этот звук вывел начальника бессмертных из оцепенения. Прижимая к себе меч, чтобы тот не звякнул, и цепляясь плечами за нависающий свод, Гидарн пополз прочь от Алой залы. Подслушанный разговор мог дорого обойтись ему, ведь если Артаксеркс или Аместрида узнают, что он был свидетелем происшедшего между сыном и матерью, то уж тогда голове Гидарна наверняка красоваться на медном шесте у входа во дворец. Обдирая колени, вельможа полз на четвереньках по узкому лазу, а в голове его звучали восторженные стоны царицы. Так он добрался до конца потайного хода, откинул деревянную панель, скрывавшую этот ход снаружи, и осторожно высунул голову, желая убедиться, нет ли кого поблизости. В этот миг две пары сильных рук подхватили парса под локти и вытянули на свет.
      - Еще раз приветствую тебя, сиятельный Гидарн! - Голос Гистаспа был притворно-насмешлив. - Что это ты ползаешь, словно степной гад, вместо того, чтобы ходить как подобает человеку.
      Начальник бессмертных угрюмо молчал, сознавая, что попался будто несмышленый мальчишка. Теперь он был полностью в руках царского брата, за спиной которого стояли шестеро косматых телохранителей-скифов. Можно было, конечно, попытаться выхватить меч и умереть в бою, а не на плахе. Можно было...
      Брат царя потешался, глядя на растерявшегося вельможу.
      - Что-то ты сегодня не столь разговорчив, как обычно. И плащ твой помят и изодран. И уже не вспоминаешь о славных предках, и не клянешься в верности повелителю.
      Гистасп обернулся к своим скифам и приказал:
      - Оставьте нас. Ступайте к моим покоям.
      Проводив длинноволосых богатырей недоуменным взглядом, Гидарн воззрился на царского брата. Тот усмехнулся и, взяв вельможу за локоть, увлек его в сторону, противоположную той, куда ушли телохранители. В голосе Гистаспа звучала доверительность.
      - Страшные времена настали, Гидарн. Приходится даже в своем доме ходить в окружении вооруженных слуг. - И без всякого перехода. - Как поживает любимый богами Артаксеркс? - Гидарн не нашелся с ответом. Царский брат насмешливо хрюкнул. - А как дела у сиятельной Аместриды?
      Начальник бессмертных безмолвствовал, лихорадочно размышляя, как следует себя вести. Гистасп, напротив, извергал потоки слов.
      - Да, о нравы! Что сказал бы мудрый Заратустра, увидев все это! Мы катимся в пропасть. Куда подевалась былая простота! Где она, женская стыдливость и целомудренность! Суки совращают собственных щенков! Что ждет державу!
      - Чего ты хочешь от меня? - наконец спросил Гидарн, бросая косой взгляд на говорливого сановника.
      - Наконец-то ты соизволил собрать разбежавшиеся мысли! Хорошо, поговорим начистоту. Ты красиво говорил сегодня, Гидарн, но я не царь и я не поверил ни одному твоему слову.
      - Почему ты тогда молчал?
      - А что я должен был сказать? Что старый верблюд не вынесет перехода через Говорящую пустыню? Думаю, ты и сам давно понял это, как и то, что старому верблюду лучше оставаться в неведении относительно того, что думают окружающие его.
      Гистасп закудахтал-засмеялся, драгоценная цепь на его груди отозвалась легким звоном.
      - Говори, - прошептал Гидарн, - мне интересна твоя речь.
      - Я хочу оказать тебе две маленькие услуги, а за это ты ответишь мне тем же. Видишь вот эту штуку... - Гистасп извлек из поясного кошеля серебряный ключ и показал его вельможе. - Он открывает одну очень крепкую дверь. По-моему, он тебе нужен.
      - Допустим. Где ты его взял?
      - А разве это имеет значение! Лови, он твой!
      Гистасп подбросил ключ вверх. Начальник бессмертных ловко поймал его и зажал в кулаке.
      - Что требуешь взамен?
      - Хочу быть уверенным, что твои люди не появятся этой ночью в моих покоях.
      - Даю тебе слово. Что ты еще можешь предложить мне?
      - Я подскажу тебе место, где пройдет мой царственный брат, отправляясь на ужин.
      Усмешка тронула губы Гидарна. Начальник бессмертных резко спросил:
      - Яд подействовал слишком быстро?
      Этот вопрос совершенно не смутил Гистаспа. Он также усмехнулся.
      - Представляешь, это так огорчило главного хранителя царских погребов, что он вонзил себе в брюхо кинжал.
      - Сколько же украденного вина вытекло! - воскликнул Гидарн. Вельможи натянуто рассмеялись. - Что ты хочешь за вторую услугу?
      - Я был бы рад, если б вслед за отцом последовали оба верблюжонка.
      Гидарн покачал головой.
      - Не выйдет. Один из них нужен мне.
      - Ты делаешь глупость. Щенок не простит тебе смерти отца.
      - Он сам повязан в этом деле.
      - Все равно не простит. Становясь царями, наследники избавляются от отцеубийц. Он расправится с тобой тихо, посемейному.
      - Не выйдет, - упрямо стоял на своем Гидарн, и было непонятно, что он имеет в виду под этим "не выйдет".
      Но царский брат понял.
      - Тогда я не говорил тебе этого.
      - Хорошо. Так где будет царь перед ужином?
      - Он посетит меня, а возвращаться будет через старую галерею. Там десять глубоких ниш, в которых стоят треножники. Сегодня ночью их забудут зажечь.
      - Забудут?
      - Именно. Мои слуги порой страшно беспамятны.
      - А если он не захочет пойти к тебе?
      - Захочет. Ты когда-нибудь чувствовал себя волком, которого гонят облавой? Примерно так ощущает себя наш толстячок. Ему нужна волчица, рядом с которой ему будет спокойно. Я и есть эта волчица.
      - И старый верблюд пойдет к Гародману!
      - Надеюсь.
      - Ну хорошо. Я буду помнить об оказанных тобой услугах.
      - Тогда прощай. Нехорошо, если нас увидят вместе. Надеюсь встретить тебя за ужином завтра, сиятельный хазарапат!
      Гидарн кивнул и почти бегом бросился в покои Мегабиза, где дожидались известий прочие заговорщики. Минуло совсем немного времени, и у входа в Желтую башню появились трое закутанных в плащи вельмож. Шедший первым Гидарн показал начальнику караула ключ. Бессмертный внимательно рассмотрел его и кивнул своим воинам. Толстенная медная решетка со скрипом поползла вверх. Поднявшись по узкой винтовой лестнице, трое остановились перед обитой металлом дверью. Гидарн вставил в замочную скважину ключ. Послышался короткий скрежет и дверь распахнулась. Убийцы вошли внутрь.
      Нелегко было выманить Кобоса из его владений, где он чувствовал себя весьма и весьма уверенно. Дитраву пришлось пойти на хитрость. Он послал за евнухом не бессмертного, как делал обычно в подобных случаях, а маленькую улыбчивую служаночку, чьей обязанностью было омывать ноги царским гостям. Потрепав девушку по щеке, евнух осведомился, зачем он ей понадобился. Как и было велено, лукавая служанка ответила, что со старшим евнухом желает поговорить сиятельный Гидарн. Кобос не заподозрил ловушки. С некоторым промедлением, но он все-таки пришел туда, где по словам девушки должен был ждать начальник бессмертных, но застал вместо него Дитрава.
      Когда их взгляды встретились, Кобос дернулся, словно желая бежать, однако не сделал ни шагу, прекрасно понимая, что толстому неповоротливому старику не спастись бегством от быстрого воина. Надев маску недоумения, евнух спросил:
      - Как, это ты, почтенный Дитрав? А мне сказали, что меня хотел видеть начальник бессмертных.
      - Девчонка оговорилась. Тебя хочу видеть я.
      - Но...
      - Не заставляй меня быть многословным. Ты ведь знаешь, что произошло сегодня во дворце. Так вот, великий царь позволил мне предпринимать любые меры против тайных врагов его величества. У меня есть основания считать, что ты относишься к числу подобных врагов.
      - Но это оскорбление!
      - Ты не дослушал! - перебил евнуха Дитрав, сладострастно поглаживая эфес меча. - Великий царь также дал мне разрешение допросить любого человека, которого я сочту причастным к этому убийству. Допросить, применяя любые средства! Ты понимаешь, что это означает?
      Дитрав с кривой усмешкой посмотрел на моментально побледневшее лицо Кобоса. На деле начальник первой тысячи блефовал. Он не имел права говорить подобным образом с вельможей, входящим в ближайшее окружение царя, но зная трусливый характер Кобоса, Дитрав был уверен, что тот не отважится пожаловаться на него, и их разговор, чем бы он ни завершился, останется в тайне.
      - Как видишь, - продолжал бессмертный, - я мог бы побеседовать с тобой в застенках хазарапата. Но я желаю уладить это дело полюбовно и потому пригласил тебя сюда. Здесь нам никто не помешает.
      - Ну хорошо...
      Кобос нерешительно вошел в комнату и остановился, прикидывая, куда бы устроить свой толстый зад. Однако Дитрав заблаговременно подготовился к этой встрече. Все кресла, за исключением того, в котором сидел начальник первой тысячи, и скамьи были вынесены. Евнуху не оставалось ничего иного как встать против бессмертного и пребывать в столь унизительном положении на протяжении всего разговора. Дитрав не торопился. Какое-то время он изучал свою трехпалую руку, затем перевел взгляд на грязный, в подтеках от зимних дождей потолок. Нервы Кобоса не выдержали.
      - Говори, зачем звал.
      Начальник первой тысячи лениво взглянул на евнуха.
      - Ты куда-то спешишь?
      - Да, у старшего евнуха всегда найдутся дела.
      - У Гидарна тоже было много дел.
      Кобос сглотнул слюну.
      - Что с ним?
      - Не знаю. Но в последний раз я видел его неподалеку от пыточного застенка. С ним были шестеро скифов и лично Гистасп. Думаю, он будет откровенен. - Кобос облизал губы. - А ты, толстяк?
      - А при чем здесь я?
      Дитрав ответил вопросом на вопрос.
      - Ты ни о чем не желаешь рассказать мне?
      - Я ничего не знаю.
      - Ай-яй-яй! - Бессмертный укоризненно покачал головой. - Надеюсь, в руках палачей ты будешь откровенней. Сначала тебе вырвут ногти, потом тебя опустят в кипящее масло и ты будешь чувствовать, как мясо отстает от костей. Позже тебе вырвут чресла. Ну а в довершение раздавят голову! [Отравителей в Парсе казнили, раздавливая голову между каменными глыбами.]
      Евнух обливался холодным потом.
      - Я ничего не делал!
      - Это ты скажешь палачам. Пойми, Кобос, - Дитрав придал голосу доверительные интонации, - я говорю с тобой здесь лишь по одной причине. Если бы не расположение к тебе государя, твое жирное тело уже давно б терзали раскаленные клещи. Но государь милостив и велел мне сначала переговорить с тобой с глазу на глаз.
      - Это и вправду велел тебе великий царь?
      - Конечно. - Лицо Дитрава лучилось искренностью. - Разве я осмелился бы говорить с тобой подобным тоном без дозволения государя? На тебя донес Мегабиз, схваченный сразу после царского обеда. Но царь не до конца поверил его словам и потому ты сейчас здесь, а не на дыбе. Если будешь откровенным, то, полагаю, царь помилует тебя. Ведь владыка всегда был снисходителен к твоим слабостям.
      Неторопливо ведя речь, начальник первой тысячи зорко наблюдал за реакцией Кобоса и с удовлетворением убеждался, что евнух колеблется все более и более.
      - О чем я должен рассказать?
      - Ну хотя бы о том, что Гидарн замышлял против великого владыки. Кто его помощники? Какую роль в этом деле играешь ты? Ведь со слов Мегабиза можно подумать, что ты возглавляешь заговор.
      - Мерзавец! - выдавил Кобос.
      - Именно, - согласился Дитрав.
      Евнух вытер подрагивающей рукой пот с жирных щек и начал свою исповедь.
      - Главная роль принадлежит Гидарну. Он и Мегабиз замыслили убить великого царя и посадить на престол одного из царевичей. Помогают им в этом деле Артафрен, сын Гидарна Сисамн, а также Фарандат и еще многие вельможи, имен которых я не знаю.
      - А Дарий? Он замешан?
      - Не знаю.
      - Допустим. Вот теперь я вижу, ты честен. Что должен был делать ты?
      - Евнухам, которые охраняют царя, велено слушаться приказов Гидарна.
      Дитрав задумчиво забарабанил двумя пальцами правой, изуродованной руки по подлокотнику кресла.
      - Понятно. Как вы намеревались избавиться от царя?
      Евнух рухнул на колени и пополз к Дитраву.
      - Только не я, сиятельный начальник первой тысячи! Они заставили меня! Я не желаю зла владыке. Я уговаривал их сохранить ему жизнь и содержать под стражей в одном из отдаленных поместий. Но они хотят убить его!
      - Все правильно.
      Услышав эти слова, Кобос удивленно уставился на Дитрава, и тот поспешил поправиться.
      - Все правильно в смысле - я так и предполагал. Когда?
      - Что когда?
      - Когда вы собирались напасть на великого царя?
      - Не знаю! Клянусь здоровьем матери, не знаю!
      Дитрав расхохотался.
      - Ты б еще поклялся здоровьем детей! Иди сюда!
      - Пощадите меня, великий начальник первой тысячи!
      Кобос распростерся ниц, из глаз его текли слезы.
      - Ладно, не хнычь! - велел Дитрав. - Сиди здесь и никуда не уходи. Я доложу царю, что ты донес мне по собственной воле. Твоя глупая голова уцелеет, особенно если ты скажешь, что присоединился к заговорщикам лишь для того, чтобы выведать их планы. Понял?
      - Да, милосердный начальник первой тысячи!
      - И еще одно. Ты всегда должен помнить о том, что здорово обязан мне.
      - Я помню, сиятельный Дитрав!
      Евнух подполз к бессмертному и стал тыкать мокрыми губами в его ладонь. Дитрав брезгливо отдернул руку.
      - Сиди здесь и никуда не высовывайся!
      Оставив хнычущего Кобоса в одиночестве, Дитрав покинул комнату с намерением направиться к хазарапату. Однако бессмертному не пришлось сделать и десяти шагов, как путь ему преградил какой-то человек. Невысокий и коренастый, он был облачен в белую, порядком замызганную хламиду, а в руке держал деревянную трость. Лицо человека было неведомо Дитраву, но во всем облике: фигуре, резко очерченном контуре скул, глазах, узловатых сильных пальцах проглядывалось неуловимо знакомое, но пришедшее откуда-то издалека - за многие сотни парасангов или вереницу лет. Человек молча взирал на Дитрава, не выказывая враждебности, но в его взгляде было нечто такое, что заставило вельможу взяться за эфес меча. Серебристая полоска наполовину выползла из ножен, и только тогда Дитрав спросил:
      - Я знаю тебя?
      - Конечно, - ответил человек.
      Блеснуло острие - и один из говоривших, всхрипнув, осел по стене вниз. На серых плитах разлилось яркое пятно крови.
      Кобос слышал неясные звуки стремительной схватки, слышал как упало тело, но не осмелился оставить комнату. Близкий к обмороку, он сидел на полу, обнимая побелевшими руками кресло, словно оно могло спасти ему жизнь. Таким его и увидел вернувшийся Дитрав. В руке вельможи блестело окровавленное лезвие, узрев которое Кобос вскрикнул и спрятал голову под стул.
      - Не визжи, толстяк! - обнажив зубы в ухмылке, проговорил Дитрав. - Я не причиню тебе вреда. Сиди здесь и не высовывайся. А это, - бессмертный бросил на пол полураздетое окровавленное тело, - пусть полежит у тебя. Не возражаешь?
      Евнух затряс головой и пробормотал что-то нечленораздельное. Вновь засмеявшись, Дитрав убрал клинок в узкое лоно ножен.
      - К тому же вы, кажется, знакомы!
      Бессмертный толкнул ногой голову мертвеца, та дернулась, обратив синеющее лицо к Кобосу. Евнух издал ужасный крик и в тот же миг умер.
      - Паршивое сердце, - констатировал Дитрав. Повесив меч через плечо, он взял в руку деревянную палку, на которую прежде опирался коренастый человек, и неторопливо, уверенным шагом двинулся туда, где начинались царские покои и где должен был разыграться финал фарса, именуемого человеческой жизнью.
      День был ветрен, и корабли искали убежища в гаванях. В портовом кабачке Миунта за грязным, заваленным рыбьими головами и огрызками фруктов столиком сидели двое, чьи имена некогда были очень хорошо известны в этих и не только в этих краях.
      Одного из них, с лицом, пересеченным несколькими старыми рваными шрамами, боялись все навархи, когда-либо плававшие во Фракийском, Эгейском, Финикийском и Кемтском морях. За свою жизнь этот человек захватил и пустил на дно бессчетное множество судов, доверху набив спрятанные в киликийских горах сундуки звонкой серебряной монетой и мешочками с золотым песком. Родители дали ему имя Сиеннесий, но большинство знали его как Белого Тигра, самого жестокого и отчаянного пирата из тех, что жили когда-либо на этом свете. В былые времена Сиеннесий командовал целыми эскадрами судов; случалось, под его началом собиралось до сотни парусов, и тогда не было спасения от пиратской армады. Однако в последние годы афинская талассократия подорвала могущество киликийских пиратов. В непрерывных стычках погибли многие сотоварищи Сиеннесия, а сам он вернулся к тому, с чего начинал. Как и тридцать лет назад под его началом была одна-единственная эпактрида, стремительно растворяющаяся в морской дали при появлении эллинских триер.
      История жизни человека, сидевшего напротив Белого Тигра, была еще более причудлива. Рок вознес его на самый верх, дав власть, равную власти самых могущественных государей, а затем со всего маху швырнул вниз. Кто не знал раньше имени Фемистокла, разгромившего парсийский флот при Саламине? Кто бы теперь смог признать Фемистокла в этом седом, с бедной аккуратностью одетом старике? И Сиеннесий не признал, если б сам Фемистокл не окликнул его на пристани, напомнив, что некогда они встречались при дворе Ксеркса. А еще раньше судьба сводила их при Артемиссии и Саламине, но тогда они не знали друг друга.
      - Судьба! Судьба - странная штука! - говорил Фемистокл, прихлебывая кисловатое лидийское винцо, какое им подали с соленой жирной рыбкой, привезенной из Понта. - Она возносит высоко лишь для того, чтобы побольнее ударить о землю. Сколько великих имен: Мильтиад, Солон, Павсаний. Как высоко они взлетали и падали, разбиваясь о скалы. Судьба подлавливает человека в минуты величия, когда ему уже кажется, что он достиг таких вершин, где рок не властен над ним. И тогда судьба напоминает о себе, делая из героя предателя и изгнанника.
      Сиеннесий кивнул и налил себе еще вина. Кому как не киликийцу судить об ударах судьбы.
      - У меня было восемьдесят кораблей, а сейчас лишь остался один, заметил он, обсасывая сочную голову рыбешки.
      - Что такое восемьдесят пиратских посудин! - хмельно воскликнул Фемистокл. - У меня было двести триер, десять тысяч гоплитов, тысяча отборных всадников! В моем распоряжении была огромная казна в четыреста талантов и гостеприимно распахнутые сундуки сотни государств! Все они дрожали при одном упоминании моего имени. И все рухнуло в один миг. Зависть - вот что движет миром. Они завидовали великому Фемистоклу и мне пришлось уйти...
      - Кто они?
      - Кто? Сорок тысяч афинских граждан. Каждому хотелось быть Фемистоклом, но никто не понимал, сколько крови и пота мне пришлось пролить ради этого, сколько красивых слов пришлось бросить на алтарь людской глупости. Они изгнали меня, обвинив во мздоимстве.
      - И много брал? - забыв о вине, Белый Тигр с жадным любопытством посмотрел на эллина. Фемистокл не стал лицемерить.
      - По-всякому. Бывало и много. Но никогда - во вред Афинам. Ни разу деньги не подтолкнули меня к деяниям, способным навредить родной державе. Ни разу! О, горькая судьба изгнанника! - Фемистокл ударил чашей о стол, расплескав вино. - Я искал спасения в Аргосе, они преследовали меня и там. Мне не было покоя ни на Керкире, ни в Эпирских владениях. Подстрекаемые спартиатами и афинянами амфиктионы искали меня повсюду. Что было делать? И тогда я решил просить убежища у своих врагов, которых бил в бесчисленных сражениях - у парсов.
      - Царь сразу принял тебя?
      - Да. Изгнанник ожидал мучительной казни, но вместо этого был обласкан и получил титул эвергета. Немало лет провел я в Парсе, бардах, Сузах, пируя за столом великого владыки. Но недруги! Они нашлись и там! Эскадры эллинов год от года громили парсийский флот и царедворцы нашептывали великосердному Ксерксу, что у него за столом сидит виновник этого позора. Меня ожидала участь Демарата.
      - Спартанский царь.
      - Да. Изгнанник, как и я. Он провел много времени при великом царе, являясь его доверенным советником. Пять лет назад он умер. Лекари сказали, что у него был всплеск желчи. Но я видел тело Демарата, пока его еще не обмыли. На губах спартанского царя была розовая пена.
      - Яд?
      - И самый сильный. Его изготавливают финикияне. Демарат был неудобен многим - тем, что жаждали расплаты за обиды, нанесенные эллинами, и тем, что желали мира. А еще он был неудобен тем, что говорил правду. И потому он умер. Сразу после его смерти я пошел к царю и упросил его отпустить меня жить на море. Царь был добр и не отказал в моей просьбе. Он даже дал мне три города - на прокорм, одежду и вино. Три прекрасных города! Магнезия, Миунт и Лампсак, что в Пропонтиде.
      - Выходит, ты богат?
      - Был. Пока не пришли афиняне. Их эскадры захватили и разграбили Лампсак. Миунт и Магнезия объявили себя свободными после гибели парсийского флота. Теперь я живу здесь как частное лицо. И, видно, дни мои сочтены. Афиняне всюду ищут меня, требуя выдачи.
      - Вернись к царю, - посоветовал Белый Тигр.
      - Чтоб умереть от яда? Это я могу сделать и здесь, у моря. Так что прости, что не позвал тебя в свой дом. Мне не следует лишний раз напоминать миунтянам о своем существовании, принимая гостя. Здесь же на нас никто не обратит внимания.
      - Какие обиды, Фемистокл! Прошли те года, когда я мог позволить себе обижаться. Вот если б ты попался мне эдак лет пятнадцать назад!
      Изгнанник усмехнулся.
      - Пятнадцать лет назад я встречал тебя железом.
      - Думаю, наш счет равен. Моя эскадра сократилась вполовину, но потопила сорок твоих кораблей.
      - Да, были времена! - вздохнул Фемистокл, и глаза его на мгновенье затуманились. - Что привело тебя в этот городишко?
      Белый Тигр немного помялся, но решил сказать правду.
      - Я жду здесь одного человека.
      - Он местный?
      - Нет, он нанял меня в Иоппии [Иоппия - город в Иудее], велев доставить сюда и ждать.
      - И ты ждешь?
      - Он платит золотом.
      Эллин улыбнулся в бороду.
      - Не узнаю пирата. Почему ты не помог ему расстаться со всем золотом сразу?
      Сиеннесий задумчиво покачал головой.
      - Он не из тех, кто легко расстается со своим золотом. Его деньги пахнут кровью.
      - Ты испугался крови?
      - Кровь бывает разной, эллин. Но когда человек платит деньгами, которые плавают в крови, я предпочитаю не ссориться с этим человеком.
      Фемистокл растер рукой небольшую винную лужицу, багровым пятном протянувшуюся по столу.
      - Ты заинтриговал меня, пират. Кто этот таинственный человек? Я знаю его?
      - Может быть. Он невысок, сухощав, широк в кости. У него властное лицо и голубые глаза. И еще он никогда не расстается с посохом, хотя его ноги не нуждаются в дополнительной опоре. Он сказал, что ему нужно попасть в Сарды и обещал вернуться к восходу солнца.