Те же, кто добровольно отказались от власти над миром, занимались тем, что было им по душе. Один стал отшельником, второй воевал, третий путешествовал. Но пришел день и демиурги, охваченные жаждой власти, пожелали установить полное господство над человеческим миром, объединив разноязыкие народы и подчинив их своей злобной воле. Эта воля зародилась в недрах Востока и черной чумой начала расползаться по миру. Возникли огромные воинственные империи, запылали пожары, пролились реки крови. И все это вновь, как и много столетий назад, делалось во имя великой целы - сделать человека счастливым. Те, кто отказались от власти над миром, хорошо помнили к чему все это тогда привело. Они объединили силы и стали бороться с захватившими власть демиургами. События, участниками которых мы являемся, есть часть этой борьбы.
      Философ замолчал, ожидая реакции своих слушателей. Ученик безмолвствовал, а спартиат задумчиво выдавил:
      - Вот бы нам такое оружие, какое имели боги Золотого века. - Это было единственное, что запало в душу воину. Эмпедокл посмотрел на него и захохотал. До слез. Затем внезапно посерьезнел. В этот миг тоненько тренькнул невидимый звоночек - дз-зинь! Еврит посмотрел на Павсания, тот в свою очередь на философа. Эмпедокл остался невозмутим, словно ничего не расслышал. Рассеянно катая по столу финиковую косточку, он произнес, обращаясь к Евриту:
      - Насколько я понимаю, ты доверенное лицо Леонида. - Заметив удивленное выражение, появившееся на лице спартиата, философ добавил:
      - Хотя, похоже ты не догадывался об этом. Павсаний мой ученик и я ему также полностью доверяю. Поэтому я раскрою вам одну тайну. Силы, желающие подчинить мир своей воле, пытаются уничтожить нас, то есть меня и царя Леонида.
      - Вы те самые боги, которые пожелали стать людьми? - сдавленным голосом спросил Павсаний.
      - Нет. Но мы на их стороне. И мы обладаем силой. Чтобы избавиться от нас, наши враги готовы пойти на все. Они презрели правила игры и пускают в ход и магию, и отравленный кинжал. Так совсем недавно враги пытались убить царя Леонида.
      - Это был Перпикт. Он был безумен, - поспешно вставил Еврит, вступаясь за честь спартиатов. Вновь тренькнул звоночек.
      - Может быть и безумен. Но его безумством двигала злая воля, да и речь совсем не об этом. Не так давно царь должен был быть на Крите, где его ждали друзья. Однако на побережье Пелопоннеса он попал в засаду. Будь на месте Леонида кто-нибудь другой и можно б было заказывать поминальный пир.
      - Царь Леонид великий воин! - с гордостью подтвердил Еврит.
      Эмпедокл зевнул.
      - Я говорю все это потому, что к нам идут незваные гости. Они перелезли через стену и прошли сквозь лес. Думаю, они уже вошли в дом.
      - Клянусь Зевсом... - Спартиат начал медленно подниматься со своего места. - Так почему ж мы спокойно сидим?!
      - Дело в том, дорогой юноша, что у каждой игры есть свои правила, которые следует исполнять, и лишь в этом случае она доставляет удовольствие. - Звонок тренькнул в третий раз. Философ поспешно пробормотал, вскакивая:
      - Тогда было рано, а теперь в самый раз!
      Они едва успели сорвать со стены мечи: Эмпедокл чудо-клинок, привлекший внимание спартиата, Павсаний - махайру, а Еврит сразу два ксифос и акинак, как дверь с треском распахнулась и в комнату ворвались вооруженные люди. Каждый из них сжимал в руке короткий меч, некоторые прихватили с собой беотийские, наиболее подходящие для подобной схватки, щиты, кое-кто на всякий случай, скорей по привычке, надели легкие шлемы, но не один не облачился в панцирь. Это свидетельствовало о том, что незваные гости рассчитывали на внезапность нападения. Возглавлял врагов человек с восточными чертами лица. У него был характерный горбатый нос, черная колечками бородка, через левую щеку тянулся рваный шрам.
      - Пун мой! - закричал философ и стремительно атаковал слегка оторопевших от подобного приема гостей. Еврит с изумлением проследил за тем, как мудрец дважды махнул своим чудо-мечом и на пол рухнули два обезглавленных трупа. Однако оставаться зрителем спартиату пришлось недолго. Враги опомнились и перешли в наступление. Пятеро насели на Эмпедокла - впрочем, через мгновение их осталось четверо, - еще шестеро напали на Еврита и Павсания. Спартиат взял на себя пятерых врагов, так что на долю ученика пришелся лишь один, но и этого для него оказалось слишком много. Судя по всему, акрагантянин куда лучше работал поварешкой, нежели мечом.
      Нападавшие не были новичками в ратном деле, в этом Еврит смог убедиться сразу, но для них явно было неожиданностью, что у философа оказался подобный гость, машущий мечами с такой легкостью, словно в его руках не по десять мин [мина - мера массы, равная 600 гр.] заостренной бронзы, а невесомые ивовые прутики. Предвидь подобное, они хотя б облачились в доспехи. Ведь незащищенное броней тело столь уязвимо, оно разваливается под ударом меча подобно куску свежего масла... Еврит не особо утруждал себя хитроумными финтами. Вот ксифос рассек воздух, а заодно и горло одного из нападавших и почти в тот же миг акинак выпустил кишки еще одному. Враги отшатнулись, воспользовавшись этим спартиат перешел в контратаку. Он со звоном отбрасывал в сторону клинки противников, краем глаза следя как обстоят дела у его товарищей. У Эмпедокла все было в порядке. Он разрубил пополам очередного врага, причем чудо-меч рассек сначала подставленный под удар щит, а уж потом пошел наискось сквозь плечо, позвоночник и ребра; прочих философ оттеснил к выходу из трапезной. Павсанию приходилось туго. Здоровенный бородатый воин загнал акрагантянина в угол и уже примеривался как бы половчее отсечь его ученую голову.
      Получай! Еврит метнул в бородача акинак. Вообще-то спартиатов никогда не учили бросать нож или меч, но все вышло удачно, будто Еврит ежедневно упражнялся подобным приемам. Попав точно промеж лопаток, узкий клинок пронзил тело насквозь. Бородач даже не вскрикнул. Цепляясь непослушными руками за одежду акрагантянина, он медленно сполз на пол. Павсаний посмотрел на свой заляпанный кровью хитон, сдавленно охнул и растянулся рядом с убитым.
      Эмпедокл каким-то образом сумел заметить этот бросок.
      - Молодец, спартиат!
      Чудо-клинок с хрустом вспорол грудную клетку очередному врагу. Через мгновение он лишил руки еще одного. Последний бросился было бежать, но философ аккуратно уколол его острием в незащищенную шлемом шею.
      Оставшиеся враги вынуждены были разделиться. Один с криком бросился на Эмпедокла, двое других яростно атаковали Еврита.
      - Спартиат, не забудь, пун мой! - вновь заорал философ, рассекая пополам отлично закаленный клинок, подбиравшийся к его животу. Еврит не ответил. Парировав выпад чернобородого, кого Эмпедокл именовал пуном, он перехватил ему руку и ударил врага коленом в живот. Тот охнул и начал оседать. Еврит присел одновременно с ним, и сделал это очень вовремя, потому что меч другого убийцы просвистел прямо над его головой. Обозлившись на свой промах, нападавший ударил еще раз. Еврит увернулся вновь, а вот корчившийся от боли пун не успел. Бронзовое острие попало ему чуть выше глаза и вышло наружу, покрытое кроваво-жирными сгустками умерщвленного мозга. Воспользовавшись замешательством врага, Еврит вонзил свой ксифос в последний раз. Клинок вошел в левый бок и вышел из правого. Роняя изо рта струйки крови, воин рухнул на труп чернобородого.
      - Отличный удар! - похвалил также расправившийся со своим последним врагом Эмпедокл. Еврит кивнул и, упершись ногой в труп, не без труда освободил клинок, застрявший в ребрах. В этот миг философ обнаружил, что чернобородый, как и все остальные, мертв.
      - Зачем ты убил пуна?! - набросился он на Еврита. - Ведь я велел тебе не трогать его!
      - Это не я, а вот он. - Еврит указал острием ксифоса на распростертого на полу воина, изо рта которого набежала порядочная лужица крови. - Он слишком неосторожно махал мечом.
      - Болваны! - Эмпедокл брезгливо скривил губы. - Это наемники Ферона. Видишь, какие у них шлемы? - Шлемы у убитых были действительно очень своеобразные - с большими нащечниками и тремя медными завитками на затылке. Еврит впервые видел подобные. - Такие шлемы изготавливают в Этрурии. Ими пользуются воины Великой Эллады [Великая Эллада - группа греческих полисов, находящихся в Южной Италии; наиболее значительными являлись Таронт, Сибарис, Кротон, Неаполь, Посидония]. В войске Ферона много наемников из Кротона и Тарента. Видно, тиран не слишком щедр, вот они и решили подзаработать, прикончив меня. Их нанял этот пун, а вот кто платил ему, мы уже, к сожалению, не узнаем...
      - А ты оживи его, - как бы между прочим предложил Еврит, вытирая окровавленный меч о одежду одного из убитых.
      - Тебе рассказал об этом Павсаний?
      - Да.
      - Я бы мог попытаться, но к сожалению меч повредил лобные доли мозга. Он будет двигаться, но не сможет говорить.
      Спартиат выразительно посмотрел на философа, словно говоря: слова недорого стоят. Эмпедокл перехватил этот взгляд.
      - Все жаждут чуда, - пробормотал он. - Ну ладно, смотри.
      Склонившись над неподвижным телом мудрец сделал несколько кругообразных движений руками вокруг окровавленной головы. В тот же миг мертвец пошевелился и открыл правый глаз; левый очевидно был поврежден ударом меча. Затем он начал вставать, нащупывая скрюченными пальцами рукоять меча. Еврит попятился. Чудо-клинок Эмпедокла описал дугу и упал на шею того, кто еще недавно был человеком. Струйки крови из перерубленных артерий забрызгали ноги философа. Тело, лишенное головы, кулем осело на пол и застыло, на этот раз навсегда.
      - Вот и все. Теперь он уже наверняка ничего не скажет, - философски заметил Эмпедокл. - Впрочем, это уже неважно. Я догадываюсь, чьих рук это дело. Пойдем-ка лучше посмотрим, что там случилось с бедным Павсанием.
      - А ты уверен, что там, - Еврит кивнул головой в сторону двери, больше никого не осталось?
      - Уверен. Эти ребята не настолько умны, а кроме того, ни один из них не согласился бы, чтобы его товарищ ожидал развития событий где-нибудь в кустах, в то время как он рискует шкурой в доме. Ну и последнее, самое главное - они не рассчитывали встретить такой прием.
      Философ подошел к лежащему замертво Павсанию, легко, словно ребенка, взял его на руки и положил на стол, предварительно сбросив локтем посуду. Серебряные блюда покатились с жалобным звоном, великолепный расписной фиал разлетелся вдребезги. Осмотрев своего ученика, Эмпедокл хмыкнул. Вид у него был озадаченный.
      - Да у него ни одной царапины!
      Спартиат отвернулся и, не в силах больше сдерживаться, рассмеялся.
      - Ты что?
      - Он просто лишился чувств при виде крови.
      - Тьфу, мальчишка! - Эмпедокл в Сердцах сплюнул и тоже засмеялся. Придется потребовать с него деньги за разбитую посуду.
      - Возьми их у мертвецов. Пун расплатился с ними золотом.
      - Да? - Философ нагнулся к ближайшему покойнику, нащупал под пропитанной кровью туникой кошель, извлек его и, развязав тесемку, высыпал на стол штук двадцать золотых монет. - Хм, действительно. Но как ты догадался?
      - Не знаю. Просто пришло на ум.
      - Просто... - задумчиво протянул философ. - Просто, мой друг, это не объяснение. В нашем мире нет ничего простого. Возьми эти монеты себе.
      - Не нужно. - Еврит сделал протестующий жест ладонью. - Мы привыкли к железу.
      - Возьми, - настаивал Эмпедокл. - Купишь себе новую одежду. Твоя вся забрызгана кровью.
      Спартиат осмотрел себя. Действительно, вид у него был как у мясника на бойне. Впрочем, Эмпедокл выглядел не лучше, вот только кровь была менее заметна на пурпурной ткани.
      - Ну хорошо. - Еврит взял одну монету. Философ усмехнулся.
      - Странные вы все-таки люди, спартиаты. Хотя я начинаю понимать, почему Воин полюбил вас.
      - Воин?
      - Так я называю царя Леонида, - пояснил Эмпедокл.
      - А как он зовет тебя?
      - Жрец.
      Мудрец похлопал ученика по щекам. Однако тот не собирался приходить в себя. Тогда Эмпедокл оставил его на время в покое и взял со стола кратер с вином. Сделав несколько больших глотков, он плотоядно облизал губы и протянул сосуд спартиату. Тот отрицательно покачал головой.
      - Я не пью чистое вино.
      - Напрасно. Вода разжижает кровь, а вино делает ее более горячей, хотя... - философ не говорил. Поставив кратер на место, он вновь похлопал Павсания по щекам. Тот слегка дернулся, но глаз не открыл. - Похвальное упорство, достойное лучшего применения. Ему надлежало быть столь же упорным во время схватки! - прокомментировал Эмпедокл поведение ученика. Затем он с одобрением взглянул на спартиата. - Ты славно дрался.
      - Но хуже, чем ты. - Еврит вспомнил, как пренебрежительно отозвался о мудреце в разговоре с Павсанием и ему стало стыдно.
      - Просто я намного опытнее. С годами ты превзойдешь меня. Единственный, кого ты никогда не сможешь превзойти, это Воин.
      - Я знаю.
      - В благодарность за твою помощь я хочу сделать тебе подарок. Ты можешь выбрать себе любой клинок, который тебе нравится. - Еврит тут же посмотрел на чудо-меч, положенный философом рядом с Павсанием. Заметив этот взгляд, Эмпедокл поспешно добавил:
      - Кроме этого. Это мой меч.
      - Тогда я возьму акинак. Он хорошо сбалансирован.
      - Замечание опытного воина! - с уважением произнес Эмпедокл и заорал:
      - Ну когда же этот несносный Павсаний очнется!
      Крик возымел воздействие. Ученик открыл глаза, но увидев пятна крови, щедро покрывавшие одежду спартиата, мудреца и свою собственную, поспешно закрыл их. Эмпедокл бесцеремонно толкнул его в бок.
      - Вставай! Все кончено. Или, быть может, ты хочешь, чтобы тебя бросили в яму вместе с этими мертвецами?
      Подобная перспектива пришлась не по душе Павсанию, и он поспешно поднялся. Впрочем толку от него все равно было мало. Едва увидев трупы, обезглавленные чудо-мечом, акрагантянин тут же закрыл глаза вновь. В итоге всю грязную работу пришлось делать Евриту и Эмпедоклу.
      В укромном уголке леса была вырыта большая яма, ставшая последним пристанищем наемников и их чернобородого предводителя. Как только могила была засыпана землей, Еврит собрался уходить. Ему надо было успеть присоединиться к прочим спартиатам до того, как они отправятся в дворец Ферона. Перед тем как проститься, Эмпедокл передал ему письмо, а также новенький пурпурный хитон и роскошный, шитый золотыми нитками плащ.
      - Немного не по росту, зато без следов крови. - Не слушая возражений, мудрец заставил спартиата переодеться, добавив:
      - Вернешь, когда купишь себе новую одежду.
      - Как же я верну? - спросил Еврит. - Ведь сразу после аудиенции у тирана мы возвратимся в Сиракузы.
      - Попросишь любого горожанина передать хитон и плащ философу Эмпедоклу. Не сомневайся, все будет исполнено в точности. Чернь меня обожает.
      Вместе с Павсанием он проводил Еврита до самых ворот. Когда они шли через лес, Эмпедокл нагнулся и указал рукой на едва приметную проволочку, в несколько рядов лежавшую на тропинке.
      - Дз-зинь! - сказал он, подражая звону колокольчика, предупредившего о появлении незваных гостей. Не говоря ни слова, Еврит укоризненно покачал головой. Догадавшись, о чем тот подумал, философ усмехнулся. - Игра. Ведь жизнь ничто. Умирая, человек вновь воскресает в другом обличье и его муки продолжаются. И так тысячу поколений, пока душа не очистится и не будет допущена в царство светлых духом. Похоже на бред? - спросил он и сам ответил на свой вопрос:
      - Так и есть. Но люди верят, потому что хотят жить. И умирать без страха. Как прекрасно умирать, зная, что через мгновение возродишься вновь.
      У ворот они распрощались. Евриту предстояло быть участником переговоров с акрагантским тираном Фероном; переговоров, увы, неудачных. Эмпедоклу было назначено на этот день вызывать дождь. Стояла жара и нивы нуждались в поливе. Павсанию надлежало замывать кровавые пятна, покрывавшие пол и стены трапезной, и при этом размышлять о смысле жизни. Их пути разошлись. Быть может надолго, а скорей навсегда. Пока же они еще могли видеть друг друга.
      Философ и его ученик смотрели вслед уходящему воину до тех пор, пока он не скрылся за изгибом улицы. Здесь Еврит обернулся и увидел две неподвижные фигуры, одна из которых, облаченная в пурпур, была словно с ног до головы покрыта запекшейся кровью, вторая была бела, подобно коже невинной девушки. Алое на белом... Кровь так эффектно и пугающе смотрится на снегу. Спартиат помахал рукой.
      Он был благодарен Судьбе, сведшей его с этими людьми.
      Странными людьми, интересными людьми, загадочными людьми; людьми, в чьей душе мудрость уживалась с жестокостью.
      Он был благодарен Судьбе, даровавшей ему возможность жить именно в это время.
      Странное время, интересное время, загадочное время; время, напоенное кровавыми ветрами и приходящим из неведомых глубин огнем познания.
      Время, равное тысяче поколений.
      Время жить.
      Время...
      Диалог по поводу похвального слова тирании,
      так и не сказанного философом Эмпедоклом
      [Фаларид (Фаларис) - тиран Акраганта, правивший в 6 в.
      до н.э. Проводил активную экспансионистскую политику.
      "Прославился" тем, что сжигал своих политических
      противников в медном быке. Несмотря на жестокость,
      деятельность Фаларида высоко оценивалась его
      современниками, в том числе и Пифагором.]
      Фаларид. Что означают слова, сказанные тобою, Эмпедокл, о готовности произнести похвальное слово тирании? Значит ли это, что ты наконец признал тиранию как единственно правильную форму правления?
      Эмпедокл. Ни в коем случае. Тирания есть зло, избежать которое было бы благом для любого народа.
      Фаларид. По-твоему, зло заключается в тирании или любой единоличной власти?
      Эмпедокл. Любая власть безнравственна.
      Фаларид. Из сказанного тобой я могу сделать вывод, что ты отрицаешь абсолютно любую власть.
      Эмпедокл. В определенной мере - да. Любая власть несовершенна, ибо устанавливается человеком, который далек от совершенства.
      Фаларид. А если власть установлена богом или богами? Подобная власть должна быть идеальной.
      Эмпедокл. На это я имею три контраргумента. Первый - боги не должны вмешиваться в дела людей. По крайней мере благоразумные боги. Второй полагаю, ты согласишься со мной, отношения между самими богами далеки от идеальных. Тиран Зевс не может удержать в полной покорности своих рабов.
      Фаларид. Власть Зевса наследственна и происходит из глубокой древности, потому я назвал бы Зевса базилевсом [базилевс - царь в архаичной Греции].
      Эмпедокл. Считать базилевсом того, кто сверг собственного отца. О какой легитимности здесь может идти речь? Низвергать царственных отцов удел тиранов!
      Фаларид. Ты заблуждаешься.
      Эмпедокл. Вовсе нет. И третий - чтобы раз и навсегда покончить с этим спором по поводу развратников и лгунов с Олимпа, признаюсь, что склонен присоединиться к мнению Протагора [Протагор (480-410 до н.э.) - виднейший философ-софист, оказавший влияние на Перикла, Еврипида и Демокрита; за скептическое отношение к богам был изгнан из Афин], сказавшего: "О богах я не могу утверждать ни что они существуют, ни что их нет".
      Фаларид. Выходит, ты считаешь, что боги не существуют на самом деле.
      Эмпедокл. Вовсе нет. Но я считаю, что они выглядят иначе, чем полагает традиция. Я имел смелость как-то заметить по этому поводу:
      Бог не имеет над телом ни головы человечьей,
      Ни двух ветвящихся рук, вверх со спины устремленных,
      Ни скорых колен, ни ступней, ни органов, шерстью покрытых,
      Дух он священный и только, скрытый от нашего слова,
      Пронзающий разумом быстрым космос от края до края.
      Фаларид. Бог есть лишь мыслящий дух. Позволь не согласиться с тобой, Эмпедокл. Впрочем, вернемся к нашим баранам. Так о чем мы говорили прежде?
      Эмпедокл. Верно о тирании.
      Фаларид. Я хвалил ее, ты ругал.
      Эмпедокл. Нет, до этого еще не дошло.
      Фаларид. Прекрасно, значит сладкое пиршество спора ожидает нас впереди. Но возвратимся к сказанному тобой. Ты отрицаешь любую власть. Значит ли это, что ты за анархию?
      Эмпедокл. Нет. Анархия - тоже власть, власть безвластья. Много худшая, чем, скажем, тирания или демократия.
      Фаларид. Так какую же власть предпочитаешь ты?
      Эмпедокл. Аристократию духа.
      Фаларид. Поясни, что ты имеешь в виду, говоря об аристократии духа?
      Эмпедокл. Я признаю власть, которая основывается на воле людей, постигших тайны сущего, сильных духом и смелых сердцем.
      Фаларид. Такие есть?
      Эмпедокл. Должны быть.
      Фаларид. Почему бы не предположить, что эти качества присущи тиранам?
      Эмпедокл. Не буду спорить. По крайней мере многим из них. Но в этом случае прибавь сюда жестокость, подозрительность, коварство.
      Фаларид. Человек не может быть выкрашен в один цвет и кому, как не тебе знать это.
      Эмпедокл. И кому как не тебе, Фаларид.
      Фаларид. Аристократ духа - есть сверхчеловек?
      Эмпедокл. В какой-то мере. Но лучше сказать - нет. Первого определяет мудрость, второго - сила. Аристократ духа будет мудрым.
      Фаларид. Тогда при нем должен состоять палач.
      Эмпедокл. Об этом я не думал.
      Фаларид. Положим, я и сам ничего не имею против такой власти, которую ты именуешь аристократией духа. Не хочу обижать тебя, Эмпедокл, но сдается мне, ты украл эту идею у Платона.
      Эмпедокл. Не хочу огорчать тебя, Фаларид, но Платон еще не создал своего "Государства".
      Фаларид. Как все перемешалось в этом мире. Словно опять наступили времена хаоса. Хорошо, я признаю твое первенство относительно этой идеи. Мне нравится придуманная тобою власть, но она не подходит для нашего мира. Она химерична. Она может существовать как великая утопия, но в реальном мире, мире людей ей нет места. Она основана на гармонии, которой нет там.
      Где вечная злоба, убийство, стаи карающих духов,
      Точащий силы недуг, тщета и ничтожество тленья...
      [Эмпедокл, из поэмы "Очищения"].
      Эмпедокл. Да, это так. Но человек должен думать о высшем.
      Фаларид. Должен, не спорю. Но порой нужно спускаться на залитую кровью землю, где царят безвластие и хаос. Сильная власть - вот что нужно человеку!
      Эмпедокл. Власть...
      Фаларид. Власть. Можно ли считать лучшей власть аристократов по роду?
      Эмпедокл. У нее есть определенные достоинства.
      Фаларид. Например?
      Эмпедокл. Аристократы учены и чтят традиции предков. Они богаты, их меньше других волнует нажива.
      Фаларид. Далеко не бесспорно. Набив мешок серебром, тут же шьешь себе второй.
      Эмпедокл. Действительно не бесспорно. Тогда авторитет славы предков.
      Фаларид. Теперь скажу я. Передаваемые по наследству богатство и власть делают человека черствым и корыстолюбивым. Он думает лишь о том, как бы сохранить их. Он заботится о собственном благе, а не о благе граждан. Носить белоснежный хитон - не значит иметь чистую душу. Хотя я и не могу утверждать, что нет аристократов с высокими помыслами. Взять к примеру тебя, Эмпедокл. Но в основном это заевшаяся свора, защищающая лишь свои узкокорыстные интересы.
      Эмпедокл. Каждый человек думает прежде всего о собственных интересах. Это осталось у него от зверя. Лишь сильные духом могут думать в первую очередь о благе других. Я не отношу аристократов по роду к их числу. Но что ты можешь сказать о демократии, давшей немало примеров мужества и самоотверженности.
      Фаларид. То есть о власти народа, которую мы оба втайне презираем. Ты кривишь душой, Эмпедокл, говоря о достоинствах демократии. Но я буду терпелив и постараюсь, руководствуясь разумом, а не эмоциями, доказать тебе всю пагубность этой власти. То, что мы называем демосом или народом, легко превращается в охлос, что значит чернь. Пожалуй, трудно провести грань между чернью и народом. Чернь есть народ, а значит народ есть чернь. Это аксиоматично. Демократия же означает власть визжащего орущего стада, внезапно обретшего силу. Это неразумное сборище, готовое последовать за любым ловко бросающим слова демагогом или раздающим серебро богачом. Это мрачная стихия, где властвует охлос. Мы, эллины, извечно презирали темных варваров, но, устанавливая в своих городах демократию, мы уподобляемся этим неразумным дикарям, вверяя судьбу народа крикливым политиканам, готовым ради крохотной толики власти торговать честью, совестью, славой предков. Возьмем к примеру Афины. Ведь в мире нет демократии более совершенной, чем афинская. Но что есть афинская демократия. Отвечу сборище бесчестных крикунов, вершащих обманом присвоенную власть. Это эклессия, обрекающая на изгнание Алкивиада [Алкивиад (450-404 до н.э.) афинский государственный деятель и полководец; был обвинен в осквернении статуй Гермеса (герм) и бежал; позднее вернулся, но вскоре вновь вынужден был удалиться в изгнание; убит по приказу персидского сатрапа Фарнабаза], Протагора и Тимофея [Тимофей (4 в. до н.э.) - афинский политический деятель; умер в изгнании], это буле, выносящий смертный приговор героям Аргинузских островов [в 406 г. до н.э. возле Аргинузских островов афинский флот одержал победу над спартанским; из-за разыгравшейся бури афиняне не смогли предать земле тела погибших товарищей; по возвращению в Афины шесть из десяти стратегов, командовавших афинским флотом (остальные отказались вернуться) были обвинены в надругательстве над памятью павших и приговорены к смерти; против смертного приговора голосовал лишь Сократ] и великому стратегу Фокиону [Фокион (402-318 до н.э.) - афинский государственный деятель, 45 раз избиравшийся стратегом; был казнен по ложному обвинению], это свора казначеев, полетов, аподектов и логистов [казначеи, полеты, аподекты, логисты - афинские чиновники, распоряжавшиеся финансами], ворующая больше, чем сорок тиранов вместе взятые. Афиняне должны благодарить судьбу, что у внука Сикионского тирана Клисфена [Клисфен Сикионский (600-565 до н.э.) - тиран города Сикиона, дед известного афинского государственного деятеля Клисфена] хватило ума и мужества хоть немного обуздать демократию разумными ограничениями. Что бы стало с Афинами, если б горшечнику или золотарю было позволено занять должность архонта! Тогда я первый собрал бы армию и двинул ее на покорение охваченного хаосом демократии города. Демократия означает непрерывную борьбу за власть. Она дозволяет эту борьбу законодательно и тогда начинается свара, которую не унять никакими призывами к мудрости и благоразумию.
      Эмпедокл. Да, власть слишком сладкая штука. Даже для мудрых.
      Фаларид. Тебе нужны еще доказательства?
      Эмпедокл. Еще? Я слышал от тебя лишь доводы, которые нельзя считать доказательствами.
      Фаларид. Пусть будет так. Но и подобных доводов вполне достаточно, чтобы убедить в том, что демократию нельзя признать лучшей формой власти. На олигархии [олигархия - власть нескольких родов; Аристотель называл олигархию вырождением аристократии], полагаю, не будем особо задерживаться. Она пахнет дурнее, чем аристократия. И вот, наконец, мы подошли к предмету нашего спора. Тирания...
      Эмпедокл. Кстати, это слово пишется с одной или двумя "н"?
      Фаларид. Это не существенно.
      Эмпедокл. Что же тогда следует считать существенным?
      Фаларид. Не юродствуй. Облаченному в пурпурную тогу не приличествует примерять грязный плащ софиста [софист - представитель философского течения, отрицающего судить двояко; к наиболее известным софистам следует отнести Протагора, Горгия и Гиппия; Софисты оказали значительное влияние на почти все философские школы античности]. Итак, тирания. Мудрость, сила, благо - вот что есть тирания.
      Эмпедокл. Коварство, жестокость, ложь, потакание черни - вот что такое тирания.
      Фаларид. Да, тираны коварны. Они вынуждены быть коварными, так как имеют дело с подобными себе. Это лишь условие самосохранения. Выживает тот, кто перехитрит другого. Да, они лгут. Но кто не лжет в этом мире? Да, они жестоки. Но ведь в младенчестве они были похожи на прочих детей. Жестокими их сделала жизнь. Когда-то я был аристократом и подобно тебе презирал чернь. Но в тот день, когда граждане избрали меня властелином Акраганта, я вдруг понял, что это вовсе не чернь, а мои дети, мой народ. Ведь они доверили мне свои жизни. Ты просто ненавидишь людей, Эмпедокл!
      Эмпедокл. Допустим. А за что мне любить их. Я не люблю никого, даже себя. И я не верю в сказки о мудрых правителях, ибо сам создаю их, эти сказки. Мудрый никогда не рвется к власти. Удел мудрого - отшельничество. Власть - удел глупца.
      Фаларид. Тогда ты назвал глупцом Солона [Солон (640-560 до н.э.) афинский политический деятель, законодатель и поэт; эллины относили Солона к числу семи древних мудрецов].
      Эмпедокл. Он не был тираном.
      Фаларид. А Гераклит? [Гераклит (554-483 до н.э.) - эфесский философ и государственный деятель. Учение Гераклита содержит много диалектических и материалистических положений.]
      Эмпедокл. Он отказался, как и я. Эфессянину ведома суетность жизни.
      Фаларид. Мы признаем мудрецами семерых древних мужей и двое из них Периандр и Питтак - были тиранами.
      Эмпедокл. Но пятеро не были.
      Фаларид. Тиран это мудрый базилевс, возрождающий связь с природой, защищающий от врагов, заботящийся о слабых и убогих.
      Эмпедокл. Убогим и слабым надлежит умереть.
      Фаларид. Тогда обречено все человечество. Ведь кто-то всегда окажется сильнее, а значит НЕ КТО-ТО будет признан слабым и убогим.
      Эмпедокл. Я презираю тиранов за то, что они ищут дешевой популярности у охлоса.
      Фаларид. А разве не ищут ее сторонники демократии - риторы и демагоги? А разве не ищешь ее ты, объявляя себя магом, врачевателем и даже богом? Признайся, быть популярным приятно.
      Эмпедокл. Приятно. Хотя порой и утомляет. Все же я прежде всего философ - человек, бегущий от суеты дабы познать суть вещей.
      Фаларид. Однако можно быть не философом, но просто мудрым человеком. Разве не был мудрым Поликрат, приветив при своем дворе Анакреона [Анакреон (Анакреонт) - поэт-лирик 6-го века до н.э.; жил при дворах Поликрата Самосского и Гиппарха Афинского], Демокеда [Демокед - известный греческий врач], Пифагора... [Пифагор (540-500 гг. до н.э.) - великий греческий философ-идеалист, основатель пифагорейской школы.]