Дж.КОУЛЬ
      АТЛАНТЫ. ВОИН
      Идя навстречу неминуемой смерти, гвардия
      кричала: "Да здравствует император!" История
      не знает ничего более волнующего, чем эта
      агония, исторгающая приветственные крики.
      В.Гюго, "Отверженные"
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВОСТОК. ПАРСА
      ПРОЛОГ. ЭПОХА ВОСТОКА
      На всей земле был один язык и одно наречие.
      Двинувшись с Востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и
      поселились там. И сказали друг другу: наделаем кирпичей и
      обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а
      земляная смола вместо извести. И сказали они: построим
      себе город и башню, высотою до небес: и сделаем себе имя,
      прежде нежели рассеемся по лицу всей земли. И сошел
      Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны
      человеческие. И сказал Господь: вот, один народ, и один у
      них язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они
      от того, что задумали делать. Сойдем же, и смешаем там
      язык их, так, чтобы один не понимал речи другого. И
      рассеял их оттуда Господь по всей земле...
      Библия. Бытие, 77, 7-8
      История Земли знавала пять эпох. Так считал Гесиод. Так считал Овидий. Так считали древние.
      Первым было ПОКОЛЕНЬЕ ЛЮДЕЙ ЗОЛОТОЕ, чья участь могла вызвать лишь зависть. То было поколение, коему судьба предназначала жить вечно.
      Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою,
      Горя не зная, не зная трудов. И печальная старость
      К ним приближаться не смела. Всегда одинаково сильны
      Были их руки и ноги. В пирах они жизнь проводили,
      А умирали как будто объятые сном. Недостаток
      Был им ни в чем неизвестен.
      [Гесиод "Дела и дни", 112-117]
      ЗОЛОТОЙ ВЕК - термин, ставший нарицательным. Эпоха безоблачного счастливого существования человечества. Но это была не та эпоха, к которой относим себя мы. Это время правильней считать праэпохой. Люди Золотого века были рождены не землею. Их породил космический хаос для того, чтобы они обуздали хаос земной, и они ни на мгновенье не переставали чувствовать себя гостями этого мира. Они поклонялись Кроносу - незыблемому Времени - и тем богам, имени которых история до нас не донесла. Пралюди пытались обуздать дикое естество природы, чуждой им, найти гармонию между естеством и сознанием. Они верили в Разум и Силу.
      Их победа была близка. Во имя Разума они покорили хаос Времени и Крон сменил Урана.
      Это была великая эпоха, эпоха атлантов и лемурийцев, обитателей Гондваны и гипербореев, эпоха ТИТАНОВ. Кто они были, неведомые нам, о которых не сохранилось даже преданий? Боги? Пророки? Боголюди? А, может быть, сверхлюди или возомнившие себя таковыми?
      В своем стремлении обуздать первозданный хаос они встали наперекор Вечности и она стерла их с лика Земли. Титаны пали под напором хтонических стихий и канули в небытие. И лишь время им судья.
      Гигантские катастрофы, спустившие на дно целые континенты, превратили эту эпоху в прошлое.
      Время хаоса, космических сил и подземных стихий минуло. Еще клокотали вулканы и падали в океан пурпурнохвостые кометы, но уже настало время упорядочения, обуздания хаотических сил. На смену Разуму, рожденному Космосом шел Разум Земной, единый и всеобъемлющий, облеченный в форму богоданного закона.
      После того, как Сатурн был в мрачный Тартар
      низвергнут,
      Миром Юпитер владел, - серебряный век народился...
      [Овидий "Метаморфозы", книга первая, 114-115]
      СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК - при этих словах видится закат, но закат прекрасный. Нередко случается так, что закат прекраснее восхода, ведь он предвещает ночь, за которой последует неведомый день. Закат таит в себе тайну. Он подобен блеклым отблескам отраженных диском луны солнечных лучей, что высвечивают истину ярче полуденного светила.
      Серебряный век Земли был куда более прозаичен. Его лишь с натяжкой можно назвать эпохой. То было время малых племен, малых войн и малых расстояний. То была эпоха обнищания духа и возврата к патриархальной дикости. Люди перестали поклоняться Космосу и обратили свои взоры к Земле. Время дикости - наивной и нетронутой.
      На тысячелетия Земля застыла в мертвом оцепенении, не в силах рвануться вперед. Стояло солнце, замерли звезды. Поколение мертвых людей, возвращающихся в пальмовые рощи.
      Нужен был взрыв, взрыв великий и очищающий. Мертвые люди были не вправе царить на земле. И они исчезли подобно своим предшественникам. То было время грандиозных катастроф, сотрясавших землю потопами, извержениями, землетрясениями. Хотя катастрофы эти были лишь слабым отзвуком катаклизмов, сотрясавших некогда цивилизацию, но они произвели на людей страшное впечатление, они заставили их встрепенуться и пасть ниц пред силой Земли. Ведь это были слабые люди, ЛЮДИ ЗЕМЛИ, не познавшие бездну Космоса. Человек преклонился перед стихиями, а так как они ему были непонятны, обожествил их. Через эпоху Ноя, Прометея и Энкиду разбуженное и уверовавшее в иррациональный фетиш человечество вступило в век медный, век древних сатрапий.
      Закованные в медь когорты шли с Востока, где встает солнце...
      Восход солнца.
      Эпоха, которую мы считаем нашей, зародилась именно там, где восходит солнце - на Востоке. Поднявшись из-за высоких горных хребтов светило смешало в пробирке тысячу капель живой природы, уронило каплю разума, создав пестрый, словно лоскутное одеяло, человеческий мир. Мир хаоса и разрушения, мир порядка и созидания. Наш мир.
      Египтяне и аккадцы, шумеры и евреи, финикийцы и вавилоняне, лидийцы и мидяне, скифы и ассирийцы, киммерийцы, арабы, хетты, массагеты, армяне, бактрийцы, арии, индийцы, сотни более мелких племен и народов. Невообразимая смесь обычаев, верований, образов жизни. Ни одна другая часть Земли просто не в состоянии породить подобный хаос. Лишь Восток.
      Восток - родина человека и зверя, добра и зла, силы и слабости. Адам и Ева, если они действительно существовали, жили на Востоке. Здесь творил Демиург и пал на землю ироничный ангел. Здесь же были ад и эдем.
      Почему именно Восток? А не Север с его исполинской мощью? Не доколумбова Америка, давшая миру действительно великие цивилизации? Не жаркая Африка, которая возможно была родиной прачеловека? Не Запад, чья грозная мощь спустя века перевернет мир?
      Почему Восток? Этого не в силах объяснить никто. Мы вправе лишь предполагать.
      То был район невиданной стихийной активности. Рожденные союзом Космоса и Земли силы превратили его в бурлящий котел, полный бурь и смерчей.
      Лишь на такой закваске мог появиться человек нашей эпохи, движимый неисчислимыми мириадами чувств и желаний.
      Восток занял наибольший отрезок НАШЕЙ эпохи. Сто поколений безраздельного господства Востока. Сто поколений господства медных людей.
      С копьями. Были те люди могучи и страшны. Любили
      Грозное дело Арея, насильщину. Хлеба не ели.
      Крепче железа был дух их могучий. Никто
      приближаться
      К ним не решался: великою силой они обладали,
      И необорные руки росли на плечах многомощных.
      [Гесиод "Дела и дни", 145-149]
      [Арей (Арес) - греческий бог войны]
      Опираясь на силу они покоряли слабейших, а когда мир стал принадлежать грозным остриям медных копий, они попытались покорить стихии. Иначе чем объяснить огромные, поражающие воображение сооружения - все эти пирамиды, зиккураты, колоссы, грандиозные стелы и высеченные в толщах скал храмы. Что это как не попытка обуздать Время и Космос, земную твердь и глубинный мир? То была попытка отыграться за поражение, нанесенное человеку в праэпоху.
      Восток был дерзок в своем стремлении и время наказало его. Время пошло быстрее. Оно стало слишком стремительным, чтобы воздвигать пирамиды и грандиозные храмы, оно замельтешило сотнями новорожденных - жадных и нахрапистных, без оглядки кидающихся в кипящий страстями омут Востока.
      Незыблемый и неспешный, словно Хапи, Восток превратился в клубок противоречий, неразрешимых и сокрушающих. Один за другим на арену выходили новые народы - молодые и яростные. Эпоха Египта и Шумера сменилась владычеством гиксосов, семитов, митанни, хеттов, кровавой поступью ассирийских легионов, развратом блудодейного Вавилона.
      Все как в библейском мифе. Люди собирались построить башню, мечтая покорить небо, и тогда Демиург смешал их языки, заставив бросить все силы на то, чтобы договориться между собой. Но как трудно договориться разноязыким народам! Как трудно даже в наше время. А в эпоху Востока это было невозможно. Слишком горяча была кровь, слишком доступны наслаждения и слишком мало ценилась жизнь. Слишком мало...
      С тех пор эра величия Востока окончилась. Началась эпоха смут, калифов на час, варварской пышности и жестокости. Люди лишились естественных ценностей - веры в добро, дружбу, справедливость. Они стали поклоняться жестоким, но слабым богам, богам, что сдирали кожу с захваченных пленников. Слабость пыталась казаться сильной через жестокость.
      Восток стал неспособен на самостоятельное развитие. Он погряз в самом себе, задохнулся в насыщенном миазмами воздухе Междуречья. Закованные в медь когорты сгорели в горниле междоусобных войн, их поглотили безбрежные пески и бездонное море.
      Восток потерял свою созидающую силу, дарованную ему землею. Отныне он мог порождать лишь химерические идеи.
      Время Востока обращалось в прошлое. На смену ему шло время Запада.
      1. ТАК ГОВОРИЛ ЗАРАТУСТРА
      Да возрадуется Ахура-Мазда, и
      отвратится Анхра-Манью воплощением Истины
      по воле достойнейшей.
      Радости Солнца бессмертного, светлого,
      чьи кони быстры, - молва и хвала, радость
      и слава.
      Как наилучший господь промолвит мне
      служащий жрец, как наилучший глава по
      Истине промолвит пусть знающий верующий.
      Мы молимся Солнцу,
      Бессмертному Свету,
      Чьи кони быстры.
      Когда Солнце светит,
      Когда солнце греет,
      Стоят божества
      Все сотнями тысяч
      И счастье вбирают,
      И счастье дарят
      Земле, данной Маздой,
      Для мира расцвета,
      Для истины роста.
      Как наилучший Господь промолвит мне
      служащий жрец, как наилучший глава по
      Истине промолвит пусть знающий верующий.
      Молитву и хвалу, мощь и силу
      прошу Солнцу бессмертному,
      светлому, быстрому конному.
      Истина - лучшее благо.
      Благо будет, благо тому, чье Истине
      лучшее благо.
      Авеста. Гимн Солнцу. Яшт 6.
      [Заратустра, Заратуштра (Зороастр
      греч.) - древнеперсидский жрец и пророк.
      Предположительное время жизни - 12 - 11
      вв. до н.э. Основатель зороастризма.
      Ахурамазда, Ахура-Мазда (Ормазд - греч.)
      - "господь премудрый", верховное божество
      зороастрийского пантеона, олицетворяющее
      силы света и добра. Авеста - священная
      книга зороастрийцев. Англо-Майнью, Анхра
      Манью (Ариман - греч.) - бог-противник
      Ахурамазды, олицетворение сил тьмы и зла]
      По пыльной, разбитой конскими копытами дороге шел человек. В это раннее утро мир еще спал, ни единая душа не попалась человеку навстречу за время его пути.
      Странник был неприметен собой. Затешись он в людскую толпу, и вряд ли кто обратил внимание на его простое, изборожденное годами и ветром лицо. Обыкновенный маг, каких сотни в парсийских городах. Замызганный белый халат, тростниковый посох, редкая старческая щетина на щеках и подбородке. Вот только глаза. Глаза были необычны. Огромные, пронзительные, с неестественно-голубыми, почти белого цвета зрачками. Они источали ум, властность, силу. Эти глаза могли покорить, навязать свою волю, могли заставить сердце биться радостной дрожью. Если требовалось, эти глаза могли и убить.
      И еще. Они совершенно не боялись солнца. Так поговаривали и странник охотно подтверждал эти слухи. И словом, и делом. Как, например, сейчас. Утреннее - холодное, но уже ослепительное - солнце встало ровно в конце дороги по какой шагал странник, и он, не мигая, словно слепец, устремил взор в раскаленный диск, на фоне которого появились стены Парсы, столицы Персиды.
      Странник приободрился и прибавил шаг. Долгий путь ничуть не утомил его. Несмотря на прожитые годы, определить точно число которых он, пожалуй, затруднился бы и сам, странник был полон сил. Он мог без труда проделать вдесятеро большее путешествие, чем это. Маги-лежебоки пускали сплетни, что он переносится по небу, подобно демону. Что ж, странник не отрицал и этого.
      Стоявший на обочине крестьянин, вышедший на пахоту, низко поклонился страннику. Тот ответил на поклон плавным движением руки и крестьянин вдруг почувствовал, что его перестал мучить голод. Поклонившись еще ниже он прошептал в спину удаляющемуся страннику:
      - Хвала мудрейшему и великому!
      Но странник не слышал этих слов, он шел дальше.
      Парса была сравнительно молодым городом. Еще поколение назад на этом месте было лишь небольшое торговое селение. Как-то эти края посетил царь Дарий. Место чрезвычайно понравилось ему и он велел заложить здесь царский город. При Дарий была возведена часть дворца и началось строительство оборонительных стен. Окончательный вид столица приобрела при преемнике Дария Ксерксе, который правил Парсийской империей уже шестой год.
      Ночная стража еще не закончилась. Но маг не собирался ждать, когда сонные стражники соизволят открыть окованные медью ворота, как это делали семеро опоздавших засветло попасть в город торговцев-мидян. Не обращая внимания на их презрительные к бедности взгляды странник подошел к воротам. И стукнул в них своим посохом. Раздался высокий металлический звук. Стоявшие на стене караульные встрепенулись. Прозвучала короткая команда и створки ворот распахнулись. Стражники склонились в низком поклоне. Сопровождаемый изумленными взорами торговцев странник вошел в город.
      Вслед за первой стеной находилась вторая - высотой более тридцати локтей [локоть - мера длины, используемая в древнем мире; примерно 44 см]. Воины, охранявшие эту стену, также беспрепятственно пропустили странника.
      Городской рынок только просыпался. Торговцы съестными припасами раскладывали на лотках свой товар - мясные окорока и птицу, сладости и пышные лепешки; купцы с далекого Гирканского моря подвешивали на бечевах духовитые осетровые балыки и выставляли глиняные вазочки с крупной, почти в горох величиной, черной икрой. Чуть дальше шли ряды, где продавали одежду, конскую сбрую, украшения, но странника они не интересовали. Он направился туда, где торговали мясом, где витал пряный запах стылой крови.
      Его узнавали и здесь. Каждый торговец считал своим долгом поклониться ему, хотя многие потом бросали неприязненные взгляды в его согбенную глазами спину.
      Миновав мясные ряды, странник подошел к бойне. Здесь он обнаружил того, кто ему был нужен. Сидевший у кучи отбросов нищий вздрогнул, когда тростниковый посох уперся в едва прикрытый лохмотьями бок.
      - Здравствуй, Зели.
      Нищий быстро обернулся, вскочил на ноги и низко склонил немытую голову.
      - Да живет вечно дестур-мобед [жреческое сословие магов включало три ступени: совершенный наставник (дестур-мобед), наставник (мобед), ученик (гербед)].
      - Отведи меня туда, где мы можем поговорить, - велел странник, бросив быстрый взгляд в сторону, где, похоже, мелькнул белый халат мага.
      - Я знаю такое место, наставник.
      - Иди вперед, я последую за тобой.
      Подобрав с земли несколько мясных объедков нищий сунул их в висящую через плечо торбу и направился к невысокому глиняному дувалу. Попадавшиеся навстречу горожане старательно обходили оборванца, опасаясь коснуться его. Зели был гербедом-послушником, посвященным богу тьмы Ариману. О гербедах Аримана шла дурная молва, что они могут принести несчастье лишь одним прикосновением к человеку. Прорезав толпу прохожих, постепенно заполнившую рынок, Зели подошел к дувалу и ловко перемахнул через него. Спустя мгновение его примеру последовал странник. Перед тем, как перекинуть не по-старчески легкое тело вниз, он обернулся назад и успел заметить, что человек в белом халате, толкаясь локтями, прорывается через толпу.
      Дувал был сооружен таким образом, что неизбежно становился западней для непосвященного в его тайну. Если с внешней стороны глиняная стенка достигала всего двух с половиной локтей, то изнутри она обрывалась глубокой ямой. В яме виднелись черные отверстия воровских лазов, уходящих глубоко под землю.
      Оказавшись в яме, Зели шустро влез в одну из этих нор, но его спутник задержался. Он прижался спиной к стене и терпеливо ждал, и в конце концов его ожидание было вознаграждено - в яму шлепнулся облаченный в белый халат преследователь. Оглушенный внезапным падением, он попытался подняться на ноги, но не успел. Блеснула сталь, оборвавшая короткий всхрип. Тот, кого именовали наставник, наклонился к убитому и внимательно, словно запоминая, рассмотрел его лицо. Затем он достал крохотный стеклянный пузырек и вылил его содержимое на голову трупа. Произошла мгновенная реакция. Кожа обуглилась и распалась, обнажая мышечные волокна, которые в свою очередь расползлись гнилыми ошметками. Спустя мгновение на земле лежало еще теплое тело, на плечах которого красовался полуразвалившийся череп. Странник сунул узкое лезвие стилета в тростниковые ножны - получился посох - и исчез в норе.
      Зели ждал его в небольшой пещере. Он не осмелился поинтересоваться чем была вызвана задержка, а наставник не стал давать объяснений и спросил:
      - Что-нибудь узнал?
      - Как и велел дестур-мобед.
      - Говори.
      - Маги соберутся через два солнца в полночь в пещере близ Козлиного ручья. Это в десяти милях от Парсы.
      - Я знаю это место. - Заметив, что Зели нерешительно порывается сделать добавление к ранее сказанному наставник спросил:
      - Что-нибудь еще?
      - В зале, где беседовали маги, толстые стены. Поэтому я расслышал лишь часть разговора, но мне показалось, что они несколько раз упомянули имя сиятельного Артабана, хазарапата царя Ксеркса. [Хазарапат - начальник личной охраны (первой тысячи) персидского царя. Помимо своих основных обязанностей осуществлял функции верховного контроля. Без согласия хазарапата ни один посетитель не мог попасть на прием к царю.]
      - Артабана? - переспросил странник. При этом он не казался слишком удивленным. - Я подозревал о том, что он замешан в заговоре магов. Ладно, я займусь этим делом лично. У тебя все?
      - Да, наставник.
      - Хорошо. Ариман благодарит тебя. - Нищий упал на колени и поцеловал ногу странника. - Служи ему верно и впредь, и он не забудет тебя.
      Помедлив наставник добавил:
      - У входа в лаз лежит труп. Избавься от него.
      Сказав это, странник исчез, словно растворился в воздухе. Зели пожал плечами и полез наружу. Когда он увидел жутко обезображенное тело, его вырвало.
      Прямо на ухмыляющийся череп.
      На самом деле странник не совершал никаких трюков для того, чтобы исчезнуть из подземной пещеры. Он просто дождался, когда Зели опустит глаза долу и бесшумно шмыгнул в лаз. Выйдя с базара он пошел по широкой, выложенной камнем улице мимо вилл вельмож, мимо святилищ Ахурамазды и Митры. Вскоре он подошел к гигантской платформе, на которой располагался комплекс царского дворца.
      Попасть на платформу можно было лишь одним путем - по огромной, сложенной из базальтовых блоков лестнице, которую охранял отряд бессмертных. Вооруженные луками и короткими копьями с серебряным яблоком под острием эти воины составляли личную гвардию персидских царей. Всего их насчитывалось десять полков по тысяче человек каждый. Охрану дворца нес первый полк бессмертных, набранный из сыновей самых влиятельных сановников. После десяти лет верной службы бессмертные назначались фратараками [фратарак - наместник округа, средней территориальной единицы в Персидской империи], командирами воинских отрядов, многие из них позднее становились сатрапами [сатрап - наместник сатрапии, крупнейшей территориальной единицы в Персидской империи]. Число бессмертных было неизменно. Если бессмертный погибал в бою, выбывал из полка по болезни или по какой другой причине, его место тут же занимал другой воин. Десять тысяч - ни одним меньше, ни одним больше. Бессмертные были символом мощи и незыблемости государства, провозгласившего наступление парсийской эпохи.
      Странник беспрепятственно миновал бессмертных, почтительно расступившихся перед ним, и стал подниматься по лестнице. Шаг за шагом ровно сто одиннадцать ступеней. Магическое число!
      Стены врезанной в платформу лестницы украшали барельефы, изображавшие военные и дворцовые стены, а также статуи древних магических божеств крылатых грифонов, баранов, быков и козлов, сфинкса и подземного льва с острым хвостом скорпиона.
      Сзади послышался цокот копыт. Странник обернулся. Сидя верхом на коне, по лестнице взбирался богато разодетый вельможа. Вот он поравнялся со странником, бросил на него презрительный взгляд и поскакал дальше. Хотел поскакать... Его лошадь вдруг заартачилась, встала на дыбы и сбросила седока на каменные плиты. Проделав это, животное мгновенно успокоилось и застыло на месте. Пряча улыбку странник продолжил свой путь. Едва он поравнялся с изрыгающим проклятья вельможей, как тот мгновенно согнулся в низком поклоне и пробормотал:
      - Прости, что не узнал тебя, просветленный.
      Странник кивнул головой и прошел мимо. Вельможа обжег его спину ненавидящим взглядом. Но странник уже привык к подобным проявлениям неприязни и не обращал на них никакого внимания.
      Взобравшись по лестнице на платформу он прошел через портик, украшенный четырьмя огромными статуями быков и очутился в тачаре - личных покоях царя.
      Здесь роскошь сочеталась с комфортом. В просторных залах тачары не было громоздких каменных или электроновых изваяний, вместо хладного мрамора пол был покрыт светло-серой штукатуркой, а стены обиты теплым деревом. Из небольших арочных окон лился мягкий свет, блики которого терялись в драпировках из пурпурной шерсти.
      В приемной зале было немноголюдно. Присутствовавшие здесь люди разбились на несколько групп. Одну составляли близкие родственники царя Арсам, Гиперанф и Гистасп. Облаченные в длинные, расшитые золотом хламиды они негромко переговаривались. При появлении мага все трое после некоторых колебаний приветствовали его поклоном головы. Странник ответил им тем же. Неподалеку от родственников царя стояли пятеро или шестеро вельмож. Большинство из них также поклонились вошедшему, лишь Артифий, сын Артабана поспешно отвернулся.
      У стены возле статуи крылатого барса скучал в одиночестве человек, чьи скромные одежды, резко контрастирующие с богатыми хламидами сановников, свидетельствовали о том, что он родом с запада. Его тело облегал простой льняной хитон, на ногах были легкие сандалии. Он казался скромной пичугой в окружении пышных павлинов. То был спартанский царь Демарат, изгнанный из родного города. Скользнув по магу безразличным взглядом, спартанец вернулся к прежнему занятию - устав созерцать надутые физиономии эвергетов [эвергет (благодетель - перс.) - наиболее приближенный к царю человек; титул эвергета присваивался за значительные заслуги перед Персидской империей; среди эвергетов были персидские вельможи, так и иноземцы, к примеру афинянин Фемистокл, спартиат Демарат, милетянин Гистиэй] и родственников царя он предпочитал рассматривать вооружение стоявших у дверей, что вели во внутренние покои, бессмертных.
      Окинув комнату взором и кивнув эвергетам в знак приветствия странник встал у стены. Ждать пришлось недолго. Распахнулась дверь и в залу вошел начальник личной охраны царя Артабан. Парсийские вельможи склонились в низком поклоне. Лицо спартанца скривила презрительная гримаса, которую он даже не попытался скрыть. Глядя на него, маг не сумел удержаться от улыбки. Он прекрасно понимал гордого воина, привыкшего склонять голову лишь перед друзьями, павшими на поле брани. Магу был также неведом придворный поклон. Он мог пасть на колени лишь пред сильным, но время сильного еще не пришло.
      Даже самые большие недруги не могли отрицать, что Артабану самой судьбой предназначено быть государственным мужем. Он намного превосходил всех прочих сановников: и умом - острым, властным, быстрым в выборе решений, - и внешностью. Высокого роста он был статен, дороден; большая холеная, окрашенная хной борода подчеркивала мужественные очертания лица, нос был подобен острому орлиному клюву, глаза светились мыслью, но могли метать и молнии.
      Артабан оглядел собравшихся, задержав взгляд на маге, после чего сказал:
      - Великий царь, царь царей, царь двадцати трех провинций, сын Дария, внук Виштаспы, богоравный Ксеркс моими устами выражает свою волю и объявляет, что сегодня будут приняты Гистасп, сын Дария, Арсам, сын Дария, Анаф, сын Отана и Артифий, сын Артабана. Остальным повелеваю явиться на следующее утро.
      Недовольно ворча вельможи, которым было отказано в приеме, разошлись. Ушел и Демарат. Маг остался стоять на месте. Вновь взглянув в его сторону Артабан провозгласил:
      - Царь повелевает войти в его покои Гистаспу, сыну Дария.
      Следом за Гистаспом были приняты и другие сановники. Выходили они очень быстро, что свидетельствовало о том, что царь торопится и не склонен вступать в длинные разговоры. Маг догадывался о причине подобной спешки. Падежный информатор из числа приближенных царя сообщил, что в царский гарем доставлены две очаровательные ионийки. Судя по всему Ксерксу не терпелось отправиться к своим новым наложницам.
      Зала опустела. Остались лишь бессмертные, да невозмутимый маг. Давая отдых ноющим от ходьбы ногам он прислонился к безобразному каменному туловищу какого-то монстрообразного божества. Лица бессмертных дрогнули от этого кощунства. Негромко скрипнула створка приотворяемой двери, появился Артабан.
      - Ты еще не ушел, Заратустра? - деланно удивился он.
      - И не уйду. - Маг усмехнулся. - Не ради этого я проделал многочасовой путь.
      - О, я понимаю тебя! - Артабан махнул рукой, приказывая бессмертным удалиться, и дружески тронул Заратустру за локоть. - Дорога, пройденная ногами отшельника, несоизмеримо дольше, чем та, что проскакал конь Гистаспа или Гиперанфа. Поверь мне, я искренне сочувствую тебе, великий маг, но ничем не могу помочь. Царю не терпится устремиться в сребростенный гарем.
      - Да, великий царь падок до иониек, - невозмутимо согласился Заратустра.
      Пальцы Артабана, сжимавшие локоть странника, ощутимо дрогнули. Вельможа конечно же подозревал, что Заратустра имеет соглядатаев среди придворных, но не думал, что они столь осведомлены - ведь девушек доставили из Сард лишь ночью. Однако Артабан быстро совладал с собой. Коротко рассмеявшись он поспешно сменил столь щекотливую тему разговора.
      - У повелителя много забот. Увы, он не всегда располагает временем выслушать советы своих мудрых слуг.
      Заратустра, прекрасно знавший, что именно Артабан решает, кто попадет, а кто не попадет на прием к царю, заметил:
      - Я слышал, что в последнее время великий царь стал прислушиваться к советам одним и совершенно забыл о других.
      - Недоумеваю, Заратустра, кого мог забыть великий князь.
      - Ну, например, Мардония или Мегабиза.
      - В твоих словах отсутствует истина, маг. Как может повелитель забыть о Мегабизе, сыне благородного Зопира, оказавшего столь значительную услугу его деду Курушу, или Мардония, долгие годы верно служившего высокочтимому отцу? Они, как и прежде, пользуются благорасположением повелителя.
      Маг проигнорировал эту напыщенную тираду.
      - Почему же в таком случае они не могут увидеть своего господина в течение уже многих лун?
      Артабан всплеснул руками.
      - Повелитель очень занят и, как ему ни горько от осознания этого, он не всегда может позволить себе выслушать речи своих верных слуг. Он просил передать свое искреннее сожаление, что не может принять тебя, великий маг.
      - Подозреваю, он даже не знает о том, что я здесь, - пробормотал Заратустра.
      Начальник охраны возмутился.
      - Как может Заратустра подвергать сомнению мою искренность?!
      - О нет, почтенный Артабан! Я сетую на твою забывчивость!
      - Достаточно! - сорвав с себя вежливую маску закричал вельможа. - Я не намерен больше терпеть подобных оскорблений. Ступай вон или тебя вышвырнут из дворца!
      Заратустра медленно повернул голову и устремил на Артабана пристальный взгляд. Сила этого взгляда давила на сановника, словно каменная глыба, руки и ноги его дрожали, лоб покрылся испариной. Но, собрав свою волю в комок, он выстоял.
      - Убирайся! Или я крикну стражу!
      - Будь осторожней, Артабан, - нараспев прошептал Заратустра. Иногда, нужно немного яду; он вызывает приятные сны. И, в конце концов много яду, для приятной смерти [Ф.Ницше "Так говорил Заратустра"].
      Резко повернувшись Заратустра вышел, оставив все еще дрожащего Артабана в одиночестве.
      Но маг не отказался от своих попыток пробиться к царю Ксерксу. Используя гипнотические способности он заставил раздеться одного из бессмертных, повстречавшегося ему вблизи дворца. Облачаясь в цветастый халат, Заратустра без особого труда миновал одурманенную его взором стражу и прошел мимо к женским покоям. Здесь он сбросил одеяние воина и смело шагнул через порог.
      Стоявший неподалеку от двери евнух бросился навстречу с мечом в руке. Но Заратустра отбросил толстяка незаметным движением ладони. Рухнув на выложенный глиняными плитками пол и ошеломленно взирая на руку, в которой мгновение назад был зажат кривой меч, евнух послушно выслушал все то, что ему сказал маг.
      - Немедленно доложи повелителю, что его хочет видеть маг Заратустра.
      Евнух уполз за шелковые занавеси, привезенные из далекого Таия, а вскоре появился оттуда пятясь задом. Следом за ним показался великий царь Ксеркс, лишенный, правда, в этот момент особого величия. Оправляя складки льняной одежды он недовольно посмотрел на Заратустру и сказал:
      - Ты преступаешь все мыслимые границы, маг! Разве тебе не известно, что проникшего в наш гарем ожидает медленная мучительная смерть?
      - Известно, великий царь, - ничуть не смущенный таким началом ответил Заратустра. - Но я не имел иной возможности созерцать светлый лик наместника Ахурамазды. И, кроме того, каких бед может натворить в гареме столетний старец Заратустра, чья мужская сила и в молодые годы была меньше сотой доли тех достоинств, какими обладает великий царь!