Бирн и Ольга устроились за столиком и заказали ужин. Вскоре потекла оживленная беседа: трое мужчин наперебой развлекали даму, рассказывали ей смешные истории, забавные случаи, передавали последние сплетни, почерпнутые из газет. Аурелио, правда, редко вступал в беседу, зато остальные двое были в ударе. Капабланка с нескрываемым восторгом смотрел на очаровательную соседку, ему все больше нравилось п ее лицо, и гортанный голос, и раскатистый, слегка сдерживаемый смех.
      Мужчины ничуть не удивились, когда вскоре Ольга все больше стала уделять внимание Капабланке. Что поделаешь: где уж бороться с его привлекательной внешностью, мягкими манерами, так высоко ценимыми женщинами, и ореолом мировой знаменитости. Не проявлял признаков беспокойства Бирн: видимо, с Ольгой его связывала только дружба, а то и просто знакомство. Капабланка был, как никогда, мил, любезен, остроумен; Ольга с нескрываемым восторгом глядела в его серо-зеленые глаза, отвечала улыбкой на улыбку его чувственных губ. Нужно ли говорить, что к концу вечера между ними установились те невидимые узы, которые иногда с первого взгляда связывают мужчину и женщину.
      Ольга рассказала Хосе Раулю о своей жизни, осторожно расспрашивала о его делах. Из ее рассказов Капабланка понял, что она много читала, многое знает и даже писала в русских журналах. Начав говорить об этом, она вдруг спросила кубинца:
      - Вы не любите русских?
      - Откуда вы это взяли?! - удивился Капабланка.
      - Как вы вспыхнули, когда упомянули имя Алехина.
      - О, это совсем другое дело! - понял Хосе. - Этот человек сделал мне в жизни очень много плохого. Я прошу вас никогда не говорить о нем. А русских?!. Я дважды бывал в России, у меня там очень много друзей.
      Заиграла музыка, Капабланка пригласил Ольгу танцевать. Тихо двигаясь в темпе медленного танго, они пристально смотрели в глаза друг другу.
      Вместе они составляли красивую пару, и этого впечатления не портило даже то, что Ольга была чуточку выше своего партнера: высокие каблуки.
      - Ка-па-бланка, - зашептала вдруг Ольга почти на ухо Хосе. - Я закрываю глаза и вижу далекое детство. - Ольга опустила веки, темные драпировки загасили два светлых, голубых огонька. - Я вижу русские газеты со странными маленькими фигурками. Имена шахматных мастеров и первое среди них - Капабланка!… Я тогда дивилась: что это за штука такая - шахматы? Видимо, не простая игра, если весь мир хотел узнать, что случилось с этими миниатюрными башенками, с этими прыткими лошадками…
      - А вы сами играете в шахматы? - перебил воспоминания Ольги Хосе.
      - Нет, но завтра же начну учиться.
      - Умоляю вас, не надо! - запротестовал Хосе. - Шахматы так портят женскую красоту.
      - Тогда я буду изучать Капабланку, его самые красивые партии, - кокетливо произнесла Ольга и продолжала воспоминания:- Я помню, газеты много писали о лучших игроках России, но каждый раз тон статей становился возвышенным, когда речь заходила о Капабланке. Хосе Рауль Капабланка-и-Граупера - какое загадочное имя для каждого русского! И к этому имени всегда добавляли эпитеты: лучший, идеальный, непревзойденный. Я не могла представить себе его лицо, оно застилалось предо мной то ладьей, то конем. Временами оно сияло в ореоле блеска короны. И вот однажды я прочла слова, окончательно поразившие мое воображение: «Красавец Капабланка».
      - Дорогая, вы причиняете мне боль, - в тон Ольге произнес Капабланка. - Это ведь было двадцать лет назад!
      Хосе Рауль протестовал против похвал, расточаемых Ольгой, но было нетрудно понять, что именно такие похвалы были ему особенно приятны. Женским чутьем Ольга поняла это и сразу взяла самый верный тон, который всегда был бальзамом для самовлюбленного кубинца. Может быть, другого мужчину и смутили бы несдержанные комплименты, восторженные похвалы, высказываемые прямо в лицо, но не Капабланку…
      - Газеты писали, - продолжала шептать Ольга, - о его приятных манерах, неповторимой гениальности. Передо мной вставала картина, как он, окруженный толпой почитателей, улыбаясь, подходит к шахматной доске, касается маленьких фигурок, и они, как заколдованные, сразу начинают светиться, оживать… Я и вообразить себе не могла, что когда-нибудь встречу Капабланку…
      Из кабаре они ушли вместе и с тех пор каждую свободную минуту проводили вдвоем. Ольга поведала Хосе о своей судьбе. Детство в России, революция, эмиграция. Неудачное замужество, одиночество. А разве он не был тоже одинок даже в самом ярком ореоле славы? Далекая, чужая сердцу семья, скитание по странам Европы. Женатый холостяк, обязательства без радостей. Ольга от души смеялась, слушая рассказ Хосе о том, как в Карлсбаде в двадцать девятом году он просмотрел потерю коня в партии с Земишем, когда ему вручили телеграмму с извещением о приезде жены.
      Хосе Рауль полюбил Ольгу. Бесконечные легкие успехи у женщин всего мира не убили в нем жажды глубокого, сильного чувства. Сердце кубинца ждало постоянной привязанности, недаром он так ценил когда-то верную любовь Кончиты. Вскоре пришел момент, когда Хосе Рауль твердо решил связать свою жизнь с Ольгой. Глория не возражала против развода, хотя длительная процедура требовала времени. Теперь Хосе и Ольга поселились вместе, хотя перед светом и стеснялись очень-то афишировать свои отношения.
      Однажды во время странствований по Европе они остановились в Кельне. Гуляя по улицам немецкого города, они разговаривали о шахматах.
      - Скажи мне, Хосе, почему ты не выступаешь в турнирах? - спросила Ольга.
      - Они приносят мне мало радости, дорогая, - печально ответил Капабланка.
      - Почему?
      - Свергнутому королю всегда неприятно возвращаться в царство, где он был когда-то владыкой.
      - А если у него есть надежда вновь стать королем?
      - Лично у меня такой надежды давно уже нет, - покачал головой Хосе.
      - Почему?
      - Вот уже семь лет, как я не король, - объяснил Капабланка. - Пять из них прошли в ожесточенной битве за свои права. И чего я достиг? - развел он беспомощно руками.
      Ольга поспешила рассеять печаль любимого.
      - Да, но тогда ты был несчастлив, болен, у тебя не было интереса к жизни. Теперь совсем другое дело! Теперь с тобой я, и я постараюсь сделать все, что могу, для того, чтобы ты был счастлив. Мы поправим твое здоровье, вновь сделаем тебя молодым, бодрым, полным сил.
      - Спасибо, милая Кикирики! Это поистине счастье, что я тебя встретил. - Смешное прозвище Кикирики Хосе заимствовал из детской сказки, рассказанной Ольгой.
      - Я бы очень хотела, Хосе, чтобы ты вновь всерьез занялся шахматами, - предложила Ольга.
      - Как - занялся?
      - Изучал партии, читал книги, занимался дома, как это делают твои коллеги-гроссмейстеры.
      - Нет, моя милая! К этому приучаются с детства. А я… Если хочешь знать, - засмеялся Капабланка, - у меня и доски-то шахматной нет!
      Они зашли в кафедральный собор. Под высокими сводами оба сразу почувствовали себя маленькими, потерянными. Но они любили друг друга, были вместе, и ничто им было не страшно. Ольга купила свечку, зажгла ее. Так она когда-то делала в России. Она давно уже не молилась, но здесь надолго задержалась у иконы и что-то исступленно шептала. Капабланка отошел в сторону, чтобы не мешать ей.
      - Ты знаешь, о чем я молилась, дорогой? - спросила Ольга Хосе, когда они вышли из собора. - Нет… сейчас я не скажу… Когда-нибудь потом. Мне кажется, моя молитва услышана.
      В тот же день вечером Хосе взял руку любимой и, глядя ей в глаза, сказал:
      - Дитя мое! Я вспомнил нашу беседу в соборе. Тебе хочется видеть меня вновь чемпионом, на вершине славы. Что же, желание твое понятно. Хорошо, дорогая, я вернусь к шахматам. Только для тебя. Еще раз в жизни я стану сильнейшим шахматистом мира. Последние годы я был разочарован во всем. Я даже ненавидел шахматы. Но сейчас все переменилось. Я буду вновь играть, и играть хорошо. И я добуду этим деньги, достаточно денег для нашей женитьбы и существования.
      Вскоре от Глории из Гаваны пришло согласие на развод, и Ольга с Хосе стали официально мужем и женой. Капабланка наслаждался счастьем семейной жизни с любимой женщиной. Умная и добрая, Ольга сумела понять характер Хосе, сделаться для него не только преданной женой, но и другом, советчиком. Она любила Хосе и ради любви жертвовала многим. Хосе был для нее богом, идеалом мужчины; она готова была отдать все для его благополучия.
      Когда Хосе играл в турнире, она всегда бывала рядом. Недвижимая и тихая, она сидела где-нибудь около столика, за которым играл Хосе. Иногда в руках ее была книжка, но она редко читала. Некоторые спрашивали, не скучно ли ей следить за игрой, которую она не понимала? Она отвечала, что следит вовсе не за игрой, а за Капабланкой.
      Изучая лицо мужа, она часто знала, какова ситуация на доске. Самое важное - быть с ним рядом. Иногда она мысленно разговаривала с ним. Заметив, что Хосе устает, она шептала: «Я здесь рядом с тобой, моя преданность оберегает тебя». Порой она воображала, что стоит рядом с ним, как благожелательный дух, защищает его от злых дум, делает атмосферу чище и приятнее. В некоторые мгновения ей чудилось, что она касается руки Хосе, вливает энергию в его тело. К концу партии она чувствовала себя измотанной, будто сама играла. Как-то она спросила Хосе:
      - Скажи, ты чувствуешь мои мысли, когда я стараюсь помочь тебе во время партии?
      Тот засмеялся:
      - Что за чепуху ты говоришь! Как можешь ты помочь мне, дитя мое? Но, конечно, я люблю, когда ты рядом. Я знаю, это глупо с моей стороны, потому что ты можешь устать от шахмат.
      Чуткая и добрая, преданная и, может быть, несколько искусственно наивная, Ольга добилась того, что Хосе с каждым днем все больше любил ее, старался не расставаться с ней ни на минуту. Временами он сам удивлялся, как могла из бесчисленного множества встреченных им женщин только она одна взять над ним такую неограниченную власть? Ольга не делала для этого никаких усилий. Она просто любила Хосе и безропотно отдавала ему всю себя целиком. Именно это и покорило самоуверенного, избалованного поклонением кубинца. Поистине, самая большая сила женщины - это ее слабость!
      В декабре тридцать четвертого года Капабланка, впервые после перерыва, сыграл в гастингском турнире. Отсутствие практики сказалось - он занял всего четвертое место. Такой же итог был и в московском турнире, сыгранном через два месяца после гастингского. Но уже тогда знатоки отмечали, что в игре кубинца появилось нечто новое. Он смелее вступал в бой. делал меньше коротких ничьих. Гигант просыпался, постепенно и неохотно, лениво расправляя свои богатырские плечи. Ольга была довольна: молитва, прочитанная ею в кельнском соборе, возымела действие.
      Вскоре произошло событие, придавшее сил Капабланке, вселившее в него новые надежды. Алехин проиграл матч Эйве и не был больше шахматным королем. Раньше Капабланка рассуждал так: «Чего стараться, добьюсь успехов, признания шахматного мира, но ведь повторная встреча с Алехиным все равно неосуществима. При наших отношениях никто никогда не сумеет организовать матч-реванша. Ссора зашла так далеко, что только полная уступка с одной стороны может привести к договоренности. А кто будет уступать? Он, во всяком случае, не собирается!» Было ясно: стремиться особенно не к чему!
      И вдруг, о радость; все разом изменилось! Теперь король Эйве, а спортивный голландец не раз говорил, что Капабланка - ближайший претендент на шахматный трон. Нужно срочно доказывать всем, что жив еще Капабланка, что может он еще светить прежним ослепительным светом. Правда, кубинца расстроило сообщение о том, что Алехин обеспечил себе матч-реванш, но затем он успокоился. Вряд ли русскому в его состоянии полного упадка удастся выиграть повторный матч; значит, нужно всего обождать года два-три, а за это время отшлифовать до блеска шахматное оружие. Будущее рисовалось Хосе и Ольге в самых светлых, самых радужных красках. Только бы играть хорошо, только бы доказать вновь свою шахматную исключительность!
      И Капабланка начинает играть так, как давно уже не играл. С болью расставался он с женой, уезжая в Москву на новый турнир. Кикирики не рискнула поехать в страну, где когда-то ее родители пережили столько ужасных минут. При расставании Хосе обещал ей сражаться в Москве так, как давно уже не сражался.
      - В Москве в тридцать шестом году я впервые за долгий срок играл на победу, - говорил впоследствии кубинец.
      Не так-то просто было одержать победу в Москве! Страшная десятка собралась в русской столице! Правда, Ласкер не был опасен - шестьдесят восемь уже исполнилось, не до ста же лет будет он хорошо играть! Потерял былую уверенность и Флор, зато русская звезда, Михаил Ботвинник, бился, как всегда, неистово и самоотверженно. В партии между ними добрая когда-то фортуна вновь порадовала кубинца, подарив ему очко вместо неизбежного поражения.
      До отказа заполнили зрители Колонный зал Дома союзов в последний день турнира. У входа на улице ждала новостей толпа, радиокомментаторы сообщали стране каждый ход решающих партий. Капабланка опережал Ботвинника на пол-очка, но все могло случиться в последнюю минуту. Ботвинник играл с Левенфишем, которого часто побеждал до этого. Вопрос был в том, сумеет ли Капабланка выиграть у гроссмейстера Элисказеса? Если нет, у Ботвинника все шансы догнать, а то и перегнать кубинца.
      Изящный, импозантный появился Хосе Рауль в залитом светом Колонном зале. Он опоздал минут на десять. Трудно сказать, была ли это случайная задержка или преднамеренная? У него был такой сияющий, не озабоченный вид, что, казалось, партия его ни капельки «е волнует. Да и дебют он играл так, будто совсем не стремился к победе. Спокойный вариант итальянской партии, чаще всего он приводит к ничьей. «Будет дележ первого и второго призов», - решили москвичи.
      Но вот в позиции белых обозначился небольшой перевес. Совсем мало заметный - их фигуры обладали лишь немного большей свободой. Кто-нибудь другой на месте кубинца, может быть, не заметил бы этого преимущества, а заметив, не сумел бы использовать. Но ведь на сцене сидел возродившийся Капабланка! В мгновение ока был пущен в ход легендарный капабланковский механизм, с поразительным искусством и точностью реализовал кубинец свое превосходство. Четкость маневров его была столь поразительна, каждый ход Хосе Рауля был таким чеканно-точным, что порой в тишине зала будто слышалось тикание механизма.
      Когда Элисказес остановил часы и зал взорвался аплодисментами, Капабланки на сцене не было. Лишь минут через пять его нашли где-то в кулуарах. Партия его больше не интересовала, он уже увлекся чем-то другим. Долго не отпускали со сцены кубинца восхищенные москвичи. Хотя в сердцах их была досада: Ботвинник не догнал лидера, все же они не могли сдерживать восхищения обаятельным Хосе Раулем. Шахматный гигант пробудился вновь и стоял перед ними во весь свой исполинский рост. Период депрессии кончился, Капабланка был готов на новые, самые ответственные сражения. С триумфом покидал Хосе Москву, ставшую к тому времени общепризнанной шахматной столицей мира. Он дал согласие участвовать еще в одном турнире в Москве в феврале тридцать восьмого года, оговорив свой приезд вместе с Ольгой.
      В жаркий день конца лета Капабланка и Ольга приехали в Лондон. В который уже раз за последние дни супруги обсуждали один вопрос: ехать Ольге в Ноттингем или нет?
      - Ты будешь чувствовать себя там одинокой, - уверял Хосе. - Ничего, кроме шахмат. А я не смогу уделить тебе должного внимания. Может быть, я буду даже иногда раздражен. Там не будет никого, кроме шахматистов.
      Ольга подумала: «Как я могу быть одинокой, когда там будет Хосе? Это же турнир сильнейшего состава, все лучшие гроссмейстеры мира съезжаются в Ноттингем. Коллеги Хосе, они являются частью его жизни. О каком одиночестве может идти речь?» Тут другие причины, но Ольга ни за что не сказала бы об этом Хосе. Первый приезд Ольги в среду шахматистов, где знали его первую жену. Вдруг это будет доставлять неприятности Ольге, а это повлияет на Хосе, помешает ему играть? По выработанной привычке во всем соглашаться с мужем Ольга решила остаться в Лондоне.
      Расставаясь с Хосе на станции, Ольга сказала:
      - Ты возьмешь первый приз в Ноттингеме. Тот уставился на жену в изумлении.
      - Это что: одно из твоих предчувствий? - тон был ироническим, но глаза Хосе сняли от счастья. Ольга знала, что нужно говорить мужу!
      - Нет, не только предчувствие, - объяснила она. - Ты только что приехал из Карлсбада, подлечился, отдохнул в хороших условиях. Перед игрой это для тебя самое важное. Но если ты хочешь… немножко и предзнаменование.
      С тревогой раскрывала Ольга каждое утро лондонские газеты в поисках сообщений из Ноттингема. Фамилия Капабланки, напечатанная буквами, казалась ей такой странной и в то же время много значила. Хосе начал турнир средне: он, правда, отложил важную партию с Алехиным в выигрышной позиции, зато проиграл Флору и был где-то в середине турнирной таблицы. Нужно ли говорить, как счастлива была Ольга, когда ей вручили долгожданное письмо Хосе: «Я одинок, приезжай скорее».
      Нагруженная книгами, сладостями ехала Ольга в Ноттингем. Она чувствовала себя королевой, призванной занять трон. Даже скучный ландшафт, пролетавший в окне вагона, казалось, таил улыбку. На вокзале в Ноттингеме она сразу увидела в толпе Хосе. Как всегда после разлуки, ей показалось странным и чужим лицо любимого. Глаза Хосе светились радостью, хотя он мало говорил и скупо выказывал свои чувства; все же каждый раз, когда их взоры встречались, в больших глазах мужа Ольга читала неподдельный восторг.
      Капабланка поцеловал жену.
      - Ты выглядишь блестяще, мое дитя, - сказал он. - Недаром меня все спрашивали в Лондоне; «Ваша жена киноактриса?»
      - А как твои дела?
      - Сегодня я выиграл у Алехина.
      Капа произнес это таким равнодушным гоном, будто это была обычная победа над рядовым мастером.
      - О! - радостно вскрикнула Ольга. - Что за история была в этой партии?
      - Видишь ли, когда пришло время откладывать партию, Алехин нарушил правила записи хода и был вынужден сделать его на доске. Несколько дней комитет думал, как поступить. Сегодня Алехин сдался.
      Отличное начало - приезд Ольги принес Капабланке счастье! II в дальнейшем Хосе стал выигрывать партию за партией.
      - Вы принесли Хосе Раулю счастье, - оказала Ольге Раиса Флор. - Вы настоящий талисман!
      Ольга впервые попала на шахматный турнир, и на какой турнир! Она волновалась немного: как-то встретят ее люди, о которых она так много читала в газетах? Вечером в «Стейшен-отеле», где жили участники, Капабланка представил жену коллегам. По тому, как довольно светились глаза Хосе Рауля, Ольга поняла: она была на высоте!
      Ольге понравились Ласкер и его тихая супруга, хотя они и редко общались с остальными участниками. Говорили, в Ноттингеме Ласкер пристрастился к гольфу, каждую свободную минуту ездил играть. «Вот так и должен выглядеть шахматный чемпион», - думала Ольга, наблюдая, как невозмутимо сидел Ласкер за шахматной доской. Очаровала ее совсем еще юная чета Ботвинников; Ольге особенно было приятно видеть, что худенькая, черноглазая Гаяне Ботвинник, так же, как и Ольга, часами просиживает около играющего мужа.
      Узнав, что Ольга русская, поспешили познакомиться с ней и поговорить на родном языке выходцы из России. Забавный толстяк Боголюбов, правда, мало обращал внимания на что-нибудь, кроме шахмат и бриджа, зато Тартаковер ошеломил Ольгу неиссякаемым остроумием. Попытался было говорить с ней и Алехин, но Ольга холодно встретила эту попытку.
      Познакомили ее с элегантным Эйве, забавным югославом Видмаром. Но особенно удивил ее американский чемпион Решевский. Маленькая голова, большой с залысиной лоб, роговые очки. Ольга невольно вспомнила стихи русской поэтессы Веры Инбер о шахматах: «Из-под лысой черепной коробки холодный взгляд вооруженных глаз». Хосе рассказал ей, что Решевский в возрасте шести лет уже давал сеансы, разъезжая по Европе, и что когда-то у него играл в сеансе Видмар. Задиристый югослав всерьез утверждал, что тогда Сэмми играл лучше, за что Решевский жестоко отомстил ему, обыграв в Ноттингеме.
      Днем к подъезду отеля подавался большой зеленый автобус, и все участники ехали в Бистонский университет, где проводились туры. Ольга неизменно сопровождала Хосе. Иногда она гуляла на лужайках около здания университета, вокруг живописного пруда, но большую часть времени сидела в залитом светом, просторном зале. Ей нравилась обстановка тишины и торжественности, царившая на турнире. Было что-то своеобразное и таинственное в этих мастерах, сидевших в молчании друг против друга. Великие полководцы своих маленьких армий, беспрекословно выполняющих их команды, они смотрели друг на друга как два беспощадных врага и все-таки обычно оставались друзьями.
      Часам к шести вечера позиции на досках выяснялись. Ольга любила эти минуты, ибо тогда лицо Хосе светлело. Удовлетворение выражалось в его глазах, особенно тогда, когда он одерживал победу. А таких дней становилось все больше.
      Капабланка выигрывал партию за партией и вышел на первое место. Два мастера сказали как-то Ольге, что Хосе играет, как в свои самые лучшие времена.
      И вот настал последний тур. Ужасный последний тур! Многое пришлось пережить Ольге в этот погожий августовский день! Игра началась утром, нужно было к банкету, назначенному на вечер, закончить партии. Впервые Ольга не пошла на турнир: так хотелось вечером выглядеть красивой! К тому же англичане сказали: Капа играет белыми с Боголюбовым, а он всегда легко бьет чемпиона Германии.
      Уже в вечернем туалете пришла она в турнирный зал. Около партии Хосе собралась огромная толпа.
      - Как дела у Капабланки? - ничего не подозревая, спросила Ольга у знакомого английского любителя.
      - Плохо, - ответил любитель.
      - Плохо?! - воскликнула Ольга. - Как это может быть?! Все говорили, что Хосе всегда обыгрывает Боголюбова.
      - Когда-нибудь это должно было кончиться, - философски спокойно произнес англичанин.
      Но Ольги было не до философии!
      - И что же теперь будет? Капабланка не возьмет первого приза? - растерянно произнесла она. Взглянув на ее лицо, англичанин поспешил успокоить перепуганную женщину.
      - Еще не все потеряно. У Ботвинника тоже против Винтера позиция неважная. Если оба проиграют, разделят первый и второй призы. Ну, а если Ботвинник сделает ничью, тогда придется ограничиться вторым призом.
      Какой ужас! Зачем она не поехала сразу на игру вместе с Хосе? Теперь все пропало! Из-за одной какой-то партии мигом полетят все планы. Неужели Хосе не выиграет? Это все она виновата: уйти в такой момент!
      Ольга подошла к столику. Хосе был мрачен, брови его нахмурены. Явно дела плохи. Капабланка заметил жену, и на его озабоченном лице промелькнула тень улыбки.
      В перерыве они вместе шли из университета.
      - Ты иди обедай, - сказал Хосе, - А я выпью лишь чашку кофе. Мне нужно подумать над позицией. Может быть, мне удастся сделать ничью.
      Все желания последних месяцев, напряжение решающих дней вылились в восклицании Ольги:
      - Ты должен выиграть эту партию! Капабланка зло посмотрел на жену.
      - Выиграть?! - удивленно произнес он. - Каким, к черту, способом я могу выиграть в этой позиции?
      Но затем, вспомнив, что Ольга ничего не понимает в шахматах, извиняясь, добавил:
      - Прости, я забыл. Кончай твой ленч. Я пойду.
      Потом началось это долгое ужасное доигрывание; Ольга думала, конца не будет страшным минутам. Ботвинник сразу кончил свою партию вничью и теперь ждал решения судьбы первого приза. «Как-то сыграет Хосе? - мучилась Ольга. - Как будет обидно, если проиграет! Какие-то жалкие пол-очка разрушат все планы, унесут все надежды».
      Но вот толпа, окружившая столик Капабланки, зашевелилась, что-то произошло в партии.
      - Он гений! - шепнул па ухо Ольге Тартаковер. - Сделать ничью в такой позиции!
      И вправду была ничья. «Слава богу, - облегченно вздохнула Ольга. - Пусть победа делится с Ботвинником, главное достигнуто. Хосе завоевал два первых приза подряд: в Москве и в Ноттингеме. Я счастлива!»
      Красивая, нарядная появилась Ольга вечером на банкете. Не беда, что платье, украшенное блестками, было всего моделью, данной напрокат подругой из универсального магазина в Нью-Йорке. Но с каким изяществом Ольга шествовала по ресторану, как величественно приподнимала край широкой юбки!
      Капа любовался женой, он и не подозревал, откуда у Ольги такой роскошный наряд.
      Их посадили на самые почетные места. Справа от Ольги господин Дербишер, финансировавший турнир, слева английский чемпион сэр Томас. Хосе сидел между четой Дербишеров, тут же рядом Ботвинник с женой. Цветистыми фразами отмечали выступавшие большой успех молодого Ботвинника, не менее тепло приветствовали возврат к шахматной жизни и новый взлет на вершину славы Хосе Рауля Капабланки.
      Позже Хосе заказал шампанское для себя и коллег.
      - Мы теперь богаты на время, - шепнул он Ольге. - Премия была хороша, хотя я ее и поделил. Мы можем позволить себе это маленькое удовольствие.
      Ольга была на верху блаженства. Все, о чем просила она в страстной молитве в соборе, понемногу осуществлялось. Шахматный гений Капабланки вновь расцвел, он опять достиг предельных шахматных высот. Остался один шаг, один решающий шаг до высшего счастья. Ничего, что нужно ждать еще год, два, Хосе будет первым в мире! Она поможет ему достичь трона, отдаст для этого все свои силы. Ее любовь будет охранять, Хосе на трудном, но светлом пути!
 

3

 
      Дебелая полная монашенка в черном одеянии удивленно поглядывала на соседа по купе. Ее заплывшие маленькие глазки выражали то испуг, то недоумение. Странный какой-то пассажир! Как только сели в Париже, он пристроился у окна, воздел на нос роговые очки и стал перелистывать газеты. Целую уйму газет! Найдет что-нибудь интересное, улыбнется или, наоборот, сердито сведет брови к переносице, потом хмыкнет, поведет плечами и принимается за следующую газету. Скосив глаза, насколько ей позволял кипенно-белый крахмальный чепец, служительница божья попыталась было рассмотреть, какие газеты читает спутник. Лишь две были голландские, остальные не то немецкие, не то английские.
      В спешке последних приготовлений к отъезду Алехин не успел прочесть, что пишут газеты о предстоящем матч-реванше. «Прочту в поезде, - решил он, - до Амстердама времени будет много». Смешно было читать предсказания этих всезнающих провидцев. «Алехин не сумеет вернуть былую форму после пяти лет такого упадка», - утверждали американцы. Еще более решительное мнение сообщал Флор. «Большинство гроссмейстеров считают, что прекрасная форма и молодость Эйве дают ему хорошие шансы на победу». Что против этого возразишь?
      Сам Эйве высказывался скромно, но не без самоуверенности. «Нельзя рассчитывать на легкую победу», - предупреждал он своих голландских поклонников. Но все-таки на трудную-то победу можно рассчитывать! Так большинство газет, большинство специалистов. Заладили: «Победит Эйве, победит молодость». А Алехин старый, что ли? Один Ласкер оставался верным своим привязанностям. «Алехин привык штурмом брать препятствия, - писал шахматный ветеран. - Может быть, ему за три-четыре месяца удалось наверстать упущенное?» Какой-то репортер осмелился спросить мнение о матч-реванше даже у Капабланки. Тот ответил сердито: «Не скажу ни слова».
      Кроме статей с прогнозами, были еще такие, где авторы просто рассуждали о достоинствах и недостатках обоих противников. «Об Эйве говорят: нет шансов, - писал один, - шепчут: нет таланта; ведущие шахматисты думают: я его легко обыграю. Да, но ведь выиграл-то он у самого Алехина!» Много спорили о физическом состоянии Алехина. Далась им эта история в прошлом матче! Зноско-Боровский откуда-то узнал режим дня Алехина перед матчем и спешно сообщал о нем читателям. «Алехин ложится спать теперь ровно в десять вечера, встает в семь утра. После завтрака совершает прогулки, занимается рыбной ловлей. Он поправился на двадцать пять фунтов. У него больше нет нервных движений, говорит медленно. Разительная перемена по сравнению с прошлым матчем!»
      Вдруг Алехин засмеялся, монашенка испуганно отодвинулась в угол дивана. «Алехин везет с собой корову!» - прочел он заголовок в одной из газет. Прошел номер, поверил репортер! Нахальный такой: «Что вы сейчас пьете, гроссмейстер: ликер или коньяк?» - «Молоко. Для этой цели я приобрел корову нормандской породы по имени Анна-Мария. Если матчевый комитет не будет возражать, я возьму Анну-Марию с собой на матч в Голландию».
      И еще раз улыбнулся Алехин. Мимо окна только что пронеслась огромная реклама: «Пейте лучшее в мире голландское молоко!» А он придумал: в Тулу со своим самоваром. Поезд давно уже мчался по Голландии, в окнах мелькали задумчивые ветряные мельницы, игрушечные расписные домики. Огромными цветистыми пятнами перемежались тюльпанные поля, луга с черно-белыми коровами. Все это напомнило Алехину прошлый матч с Эйве, вот такие же поездки в вагонах из одного городка в другой. Вспомнились дни обидных поражений, позорное бессилие горячечного алкогольного дурмана. На миг его вновь охватило чувство испытанного тогда одиночества в обстановке всеобщей неприязни голландцев. Кошмаром предстали перед мысленным взором последние дни матча, дни позора и унижения.
      - Ноги моей больше не будет в Голландии! - в запальчивости воскликнул он тогда и всерьез решил было выполнить это обещание. Потеряв шахматную корону, он отправился в Австрию. «Панхаз» - отель в Земмеринге - пожертвовал десять тысяч гульденов, лишь бы увидеть у себя повторную встречу чемпионов. Заметались сторонники Эйве! «Как, наш Макс будет играть не у себя дома!» Экономные и расчетливые голландские дельцы мигом нашли нужные средства. «Четырнадцать тысяч гульденов», - перекрыли они нужную сумму расходов и срочно подписали контракт с Алехиным. Что было делать? Ничего не оставалось, как согласиться играть на родине Эйве, иначе можно было вообще потерять всякую возможность играть реванш. Десяти тысяч ведь недостаточно на весь матч.
      «И вот наступает решающая минута, - подумал Алехин. - Через три дня начинаем.