Хмель мгновенно слетел с Алехина, когда он увидел, какую ошибку совершил. Мало того, что терялась пешка, позиция черных сразу становилась безнадежной. Предстоял печальный выбор: соглашаться на проигрышный эндшпиль без пешки или сохранить ферзей. Алехин избрал второе, но и в этом случае его положение оставалось безнадежным. Сильные проходные пешки белых в центре сдавили его фигуры, у черных не было ни малейшей возможности проявить активность.
      Получив шансы одержать еще одну победу, - да какую важную! - Эйве старательно рассчитывал варианты, аккуратно обходя элементарные ловушки, расставленные противником. Алехин сидел за доской понурый, его угнетала не столько потеря пешки, сколь отсутствие малейшей возможности проявить инициативу, полная пассивность отброшенных и стесненных фигур. Убедившись в безнадежности своей позиции, Алехин решил пойти на авантюру, на сей раз вынужденную. Отдав коня за две центральные пешки, он добился, хотя и дорогой ценой, свободы для своих фигур. Тут же он поднялся с места, прошел в буфет и выпил рюмку коньяку.
      Когда Алехин вернулся в зал, Эйве все еще думал над ходом. Его часы мерно тикали, в зале стояла мертвая тишина. Нельзя мешать Эйве думать! Зрители, напуганные непонятной жертвой Алехина, еще не разобрались, что происходит на доске. Внимательно глядели сотни глаз в лицо чемпиона мира, пытаясь по его настроению, по его виду угадать, какова позиция на доске. Алехин отвернулся от зала к задней стенке сцены, но и отсюда на дерзкого пришельца без рода без племени с картины глядели чопорные древние голландцы взглядами высокомерия и ненависти.
      Вот Эйве сделал ход. Он верно решил задачу. Его ферзь вернулся из удачного похода в тылы неприятеля и теперь успешно принимал участие в защите собственного лагеря. Алехин попытался создать угрозы этому ферзю, но голландский чемпион был начеку. Ход, еще один, и Алехин убедился в бесполезности дальнейшей игры. Безнадежная позиция! Без фигуры, без угроз, без всякой надежды на инициативу. Алехин остановил часы, пожал руку Эйве и пошел в зал искать кота.
      Любители шахмат еще толпились в фойе, коридоре, на улице, когда Алехин выходил из турнирного помещения. «Молодец, Макс!» - доносились до него голоса голландцев, делившихся друг с другом радостью. «Здорово Эйве выиграл! Уже на восьмом ходу Алехин мог сдаться».
      «Творчество, радость созидания, - вспомнил Алехин разговор с Л аскером. - Кому нужны все эти понятия о красоте партии, о содержании? Вот я «зевнул» пешку, и для них это самое красивое, самое интересное. Им все равно, как бы ни выиграл Эйве, лишь бы ему записали очко».
      Стараясь избежать насмешек, Алехин прижал к груди Чессика и заботливо прикрыл его плащам.
 
 
      «Куда пойти? - раздумывал Алехин, очутившись в узеньких улочках, прилегающих к турнирному помещению. - Возвращаться в отель? Грейс встретит молчаливым, презрительным взглядом и усмехнется. «Опять напились, опять проиграли!» Нет, - решил Алехин, - не пойду в отель. Вернусь позже, когда она уляжется спать. Пройду тихонько, незаметно. А сейчас придется погулять». Ему страсть как хотелось зайти в кафе, выпить рюмочку, но появляться на людях в такой поздний час с котом в руках… Нет! Алехин решил не заходить в кафе и продолжал шагать по пустым ночным улицам.
      «Радуются теперь в стане Эйве, - думал чемпион мира. - Злорадствуют, вероятно. «Конец Алехину! Как может он играть в таком состоянии! Зевнул пешку, попросту забыл ее защитить. Какая это игра! Разобьет его наш Макс!» Алехину вспомнились улыбки врагов в фойе «Карльтон-отеля», веселый смех Кмоха, Эйве. В сердце расстроенного чемпиона закипела злоба. Злоба на голландцев, на Эйве, на его окружение, но главное, на самого себя. «Дошел! - ругал сам себя Алехин. - Еще один ноль получил, да какой ноль! Без всякой борьбы: просто пришел и отдал партию. Нет, хватит! Теперь конец! - твердо решил Алехин, забыв, что уже не раз давал себе такие обещания. - Кончаю пить, иначе можно и матч проиграть. Разница сократилась уже до одного очка. Нет больше запаса, нужно нажимать. Завтра ни одной рюмки!»
      Так, поругивая сам себя, давая клятвенные обещания бросить пить, шагал потерпевший поражение чемпион, сам не зная куда, в неизвестность, в пустоту. Полутемные амстердамские улицы были пустынны в этот поздний час; лишь изредка встречалась влюбленная парочка, или прозябшая женщина выжидающе, с немой просьбой заглядывала в глаза одинокого мужчины.
      Неожиданно улица оборвалась. Алехин попал на набережную. Крупный порт даже ночью жил полной жизнью. Краны с тихим скрипом грузили на пароход огромные тюки; в другом конце, на освещенной палубе раздавалась веселая мексиканская песня. Иногда до Алехина доносились возгласы, которые даже он, при ого знании десяти языков, не понимал. Чемпион мира побродил вдоль набережной, потом сел на железную скамейку в скверике.
      Черное безоблачно-чистое небо было усеяно мудреными комбинациями звезд различной яркости. Где-то вдали оно сливалось с морем, но темнота мешала разглядеть горизонт. А ближе на разных расстояниях от берега стояли десятки больших и малых' кораблей, принесших сюда, в порт Северного моря, людей и грузы из самых отдаленных уголков земли. Целый лес труб, мачт, антенн высился над черными силуэтами; надписи на всевозможных языках угадывались на лоснящихся корпусах. Некоторые плавучие гиганты спали, их иллюминаторы, как глаза уснувшего чудища, были закрыты; на других еще царило веселье, с палуб лился свет, в ресторанах обнявшиеся пары скользили в танце под ритм бесшабашно веселого джаза.
      Алехин неподвижно сидел на скамейке, безразлично взирая и на чужой покой, и на чужое веселье. Ему просто нужно выждать, выиграть время, чтобы без неприятностей вернуться домой. Чессик, спущенный на землю, ласково терся об его ногу. Два запоздавших матроса попросили у Алехина прикурить. При свете вспыхнувшей зажигалки они удивленно рассматривали чудаковатого, но прилично одетого господина, пришедшего. (в полночь гулять в порт с котом. «Странная земля - Голландия», - пожали они плечами и поспешили на корабль.
      Вдруг Алехин вздрогнул. На каком языке только что раздался крик с соседнего корабля? Не может этого быть?! Когда с палубы во второй раз послышалась русская речь, сомнений больше не могло быть.
      - Куда ты тянешь, черт, - гулко раздалось в ночи. - Правей давай, правей!
      Алехин сделал несколько шагов и различил корабль, стоявший у причала. Это был советский корабль. Алехин взял на руки кота, спрятал его под плащ и тихонько подошел вплотную к борту карабля, с которого донесся взволновавший его голос.
      На носу плавучего гиганта виднелась надпись: «Петр Великий». Корабль пришел из России, может быть из Одессы или из Кронштадта. Как близки были в этот момент названия родных Алехину городов! Люди на корабле еще не спали. Наоборот, чувствовалось какое-то особое оживление, будто готовились они к большому торжеству. Наверху в полутьме кто-то возился, что-то пристраивал. Вдруг он крикнул вниз: «Давай, зажигай!» - и сразу над палубой загорелись ярко-красные лампочки. Подняв голову, Алехин прочел огромную световую надпись: «XVIII Октябрь».
      «Какое сегодня число? - спросил сам себя Алехин. - Двенадцатая партия, двадцать девятое октября, - вспомнилась дата. - До праздника еще целая неделя, почему же они уже сейчас готовят иллюминацию?» И сам себе ответил: «Видимо, решили заранее в порту произвести нужные работы. Трудно будет изготовить необходимое в открытом море».
      Несколько раз прошелся Алехин от носа корабля до кормы, стараясь получше все запомнить, заглянуть на палубу, в каюты, в кубрик. Его интересовали люди на корабле, как они одеты, как улыбаются, как говорят. Это же его соотечественники, их объединяет общая любовь к большой, доброй стране. Может быть, один из этих людей несколько дней назад гулял по Невскому или грелся на пляже в Одессе. Может, /недавно еще фланировал он по Крещатику или зачарованный стоял около Василия Блаженного. Русские люди с русской душой, русским характером, как близки они были в этот вечер ему, затерянному в неприветливой Европе. И не знал никто на корабле, что вот сейчас у самого борта «Петра Первого» одинокий человек терзается неутолимой тоской по оставленным, но никогда не исчезавшим из сердца родным просторам.
      Алехин вернулся на скамейку. Долго глядел он на светящиеся в ночи огненно-красные буквы. Революция. Каким страшным ураганом пронеслась она над семьей Алехиных, с какой силой вмиг смела весь их жизненный уклад! И его самого лишила родного дома, семьи, уюта. Нарушила все планы, ввергла в водоворот самых неожиданных событий, заставила совершать поступки и действия, о которых никогда до этого и мысль не приходила в голову. Субботники в Сибири, работа переводчиком Коминтерна, следователем в органах Советской власти - разве мог когда-нибудь думать о такой деятельности сын предводителя дворянства и купчихи Прохоровой. Вспомнил Алехин голодовку в Москве, свой отъезд на турнир в Гаагу, оставленных в Советской России шахматных друзей. Как изменилось там все, чего только не понастроено, как не похожа теперь Москва на голодную, разрушенную Москву двадцатого года. Взглянуть бы хоть одним глазком! А шахматы! Алехину вновь рисовались картины общественного признания и почета, какими окружены шахматы в его родной стране.
      Чеесик, устроившийся на земле у йог Алехина, вдруг замяукал.
      - Холодно, Чессик? - пожалел Алехин любимца. - Холодно. Домой хочется.
      Он поднял кота на руки и с нежной заботой укрыл его плащом. Чессик притих, но мурлыкать не хотел.
      - Ты на меня обиделся, Чессик? - спросил Алехин единственное живое существо, оставшееся с ним в этот тяжелый для него вечер. - Дураком тебя давеча назвал. Ну, извини. Ты же сам виноват: как можно предлагать играть голландскую защиту в Голландии против голландца. Не обижайся, Чессик. Знаешь, лучше пусть ругает любящий, чем хвалит равнодушный.
      При этих словах Алехин мгновенно замер. Он вспомнил, где слышал эту фразу. Эти слова произнес Ласкер, и сейчас они нодали Алехину неожиданную идею. Кто знает, как течет мысль человека, какие мелочи иногда заставляют его принимать вдруг то или иное решение. Одиночество Алехина, слова «XVIII Октябрь», «советский корабль» и фраза Ласкера, напомнившая Алехину весь разговор с экс-чемпионом, подсказали поступок, к которому много месяцев готовили бесконечные раздумья и тягостные размышления.
      Поднявшись со скамьи, Алехин быстро зашагал обратно в город. Нетерпеливо всматривался он в светящиеся надписи, рекламы, ища чего-то очень нужного, без чего в данный момент не было жизни. Вот он нашел, наконец, то, что искал, и решительно открыл дверь в помещение, на двери которого виднелась надпись «Пост» - «Почта»,
      - Телеграфный бланк, пожалуйста, - попросил он у ночного дежурного. - Могу я писать по-русски?
      - А куда телеграмма? - поинтересовался дежурный.
      - В Москву.
      Дежурный удивленно посмотрел на Алехина. Вот уже пятый год работает он на почте, но еще ни разу никто не посылал телеграмм в Москву. А теперь этот странный человек с кошкой под полой хочет ночью послать телеграмму в Советскую Россию, да еще по-русски.
      - Пишите лучше по-французски, - посоветовал он Алехину. Посадив Чессика на стул, чемпион мира написал быстрым размашистым почерком:
      «Москва. Редакция «Известий»
      Не только как многолетний шахматный работник, но и как человек, понявший всю глубину того, что сделано в СССР в области культуры, шлю свои искренние поздравления шахматистам Советского Союза с XVIII годовщиной Октябрьской революции.
      Александр Алехин»…
 

14

 
      Алехин выполнил обещание бросить пить, хотя и не сразу. Тринадцатую и четырнадцатую партии он еще играл в таком плачевном состоянии, что лишь случайная неточность помешала Эйве набрать из этих двух партий два очка. В тринадцатой азартная игра белыми привела Алехина к безрадостной для него позиции, а в следующей встрече чемпион мира попросту уже на девятом ходу просмотрел мат и мог спокойно сдаться.
      Счет матча сравнялся: после четырнадцати партий оба противника имели по семи очков. И в этот трудный момент Алехин вновь проявил свой сильный характер. Бросив пить, следующие пять партий он провел с обычным для себя блеском. Здесь были и глубокие стратегические построения, и сложные комбинационные удары, и тончайшие ладейные эндшпили. Алехин выиграл шестнадцатую и девятнадцатую партии и опять вырвался на два очка вперед. Мир радовался возрождению шахматного гения, хотя мало кто знал, чего это ему стоило.
      Алехин плохо подготовился к голландской битве. Усталость, ослабевшее сердце доставили ему много тяжелых минут. Плохо было н с дебютной подготовкой: сколько раз в ходе двухмесячной битвы сожалел чемпион мира, что мало уделял времени перед матчем анализу дебютных вариантов, подготовке новых, надежных систем.
      Пришлось перестраиваться и на ходу призывать всю свою фантазию, изобретательность, чтобы успешно противостоять знаниям и опыту лучших теоретиков мира, приехавших в Голландию помогать Эйве. Сколько сил отняло это у Алехина, сколько бессонных ночей потратил он, изыскивая верные пути в той или иной дебютной системе. Эту гигантскую работу он проводил один, без чьей бы то ни было помощи. В то время как Алехин глубокой ночью, утомленный и истерзанный, сидел за шахматной доской, производя анализ отложенной позиции или готовя варианты, его противник спокойно отдыхал, уверенный в добросовестном анализе работающих за него теоретиков.
      Такая гигантская нагрузка привела к резкому расстройству сердечной деятельности у Алехина. Во второй половине матча врач неизменно дежурил в турнирном зале. Сколько раз, когда сердце чемпиона начинало беспощадно сжиматься или вдруг принималось лихорадочно метаться в груди, приходилось ему прерывать игру и искать спасения в медицинских средствах.
      После завтрака в день двадцатой партии Алехин по привычке отдыхал в фойе «Карльтон-отеля». Сторонников Эйве не было в этот день в фойе, может быть, они, наконец, испугались двух побед чемпиона мира. Почитав детективный роман, Алехин вытянул ноги и удобно развалился в мягком, глубоком кресле. На стене перед ним висела небольшая картина. «Видимо, копия Рембрандта, - решил Алехин, - в центре яркое пятно, свет которого постепенно к краям картины исчезает в густой темноте. Как небрежно отнеслись голландцы к своему гениальному художнику, - подумал Алехин. - Растеряли многие его полотна, в Гааге и Амстердаме находятся лишь отдельные его произведения. Остальные разбросаны по всему свету». Напряженно разглядывал отдыхающий чемпион полутемные места картины, угадывая плохо освещенные, но очень выразительные лица.
      Вдруг в фойе появилась Грейс. Ее приход был неожидан для Алехина - обычно она редко возвращалась в отель днем. Грейс была чем-то разгневана: она бросала на мужа взгляды, от которых могла, чего доброго, загореться обстановка фойе.
      Предчувствуя недоброе, Алехин поднялся с кресла и проводил жену на второй этаж. Молча прошли они пологую лестницу, длинный коридор, застеленный мягкой ковровой дорожкой. У дверей номера обнаружилось, что Грейс не взяла у портье ключ, полагая, что он находится у мужа. Алехин пошел вниз за ключом.
      Уже у самой лестницы, когда Алехин с ключом возвращался на второй этаж, его взгляд упал на шахматную доску: два туриста играли партию за низеньким столиком. Что удивительного, - раз вся страна в эти дни взволнована шахматами, они тоже решили приобщиться к загадочному искусству.
      «Мат в три хода, - автоматически на ходу подсказал Алехину верное решение позиции мозг, привыкший к слепому анализу, - Жертва ферзя на аш-семь, затем шах ладьей на аш-один и мат на аш-восемь под защитой слона. Да, но черные могут перекрыться на аш-пять конем. Мата нет. А что, если тогда пожертвовать еще ладью. Черные возьмут ладью, шах на жэ-один, король отойдет на аш-семь. Шах на жэ-семь, король отходит. А дальше что? Сразу не видно». Постояв с минуту над доской, Алехин присел на стул рядом с играющими и вскоре с головой ушел в анализ интереснейших возможностей. Чутье подсказывало ему. где-то должен быть мат, а как - решение не приходило в голову. Он уже перебирал и такую возможность и такую, мата не получалось…
      Вдруг кто-то резко выдернул из его рук ключ. Подняв голову, Алехин увидел спину Грейс, убегающей вверх но лестнице.
      - Сорри, дарлинг! - спохватился Алехин и пошел вслед за женой.
      В номере Алехин почти испугался, взглянув в лицо жены. Зеленые глаза Грейс метали молнии, коричневые брови почти сошлись над большой складкой на переносице.
      - Я так понимаю, вы специально задались целью меня изводить, - как обычно в минуты злости, четко выговаривала слова Грейс.
      - Извини, дорогая, - искал путей к примирению Алехин. - Очень интересное положение. Острое, запутанное.
      - Вы меня тоже ставите в положение достаточно запутанное, - все больше злилась Грейс. - Вас не устраивают мои друзья, порядки в моем доме. Целый месяц вся Голландия судачит о ваших выходках с котом, о вашем, простите, не совсем человеческом состоянии во время игры.
      - Мы же договорились не вмешиваться в дела друг друга, - оскорбленный и словами и тоном Грейс, процедил сквозь зубы Алехин.
      - Вы можете пить сколько вам угодно, - махнула рукой англичанка. - Особенно после того, как вы догадались не приходить ко мне в постель в таком состоянии. Но вот это уже выходит за всякие рамки!
      Грейс бросила на столик газету. Это была советская газета «Известия». Алехин посмотрел первую страницу, последнюю, затем развернул газету. На второй полосе он сразу увидел маленькую заметку, обведенную карандашом. Это была его телеграмма.
      Радость охватила Алехина. Дошла, напечатали! Значит, не забыли о нем в Москве, ждали от него весточки. Прав был Ласкер: была когда-то ругань, но никогда и не исчезала любовь.
      Грейс презрительно смотрела на мужа. Ее, по-видимому, окончательно вывела из себя откровенная радость на лице Алехина, то, как он бережно обращался с газетой, как заботливо сложил и спрятал ее в карман пиджака.
      - Очень вы умно поступили! - язвительно сказала Грейс, следя за тем, как Алехин прячет газету в карман. - Мне перевели ваш варварский русский язык. Большевики у вас все отобрали, сделали нищим, а вы им телеграмму. Поздравляю!
      Алехин был настроен добродушно. Он с улыбкой, тихо покачивая головой, смотрел на Грейс, как смотрят взрослые на капризного, расшалившегося ребенка.
      - Теперь в Париж нельзя будет показаться! - расходилась Грейс, которую бесило спокойствие мужа. - Красной будут звать. Как, по-вашему, хорошо это звучит: красная королева?
      - Зачем красная? Черная, хотя и выглядит белой. Это замечание не улучшило настроения Грейс.
      - Если уж хотите быть совсем точным, - отчеканила она, - то скорее бывшая королева.
      - Что ты имеешь в виду?
      - В наш век троны непрочны, в том числе и шахматный.
      - Ты хочешь этого? - перестав улыбаться, спросил Алехин. - Тебе лучше будет?
      - Мне все равно! - не сдержалась Грейс. - Мне надоели ваши трюки, ваше, мягко выражаясь, не совсем трезвое состояние. Газету стыдно раскрыть. А теперь еще будут трезвонить: Алехин продался большевикам!
      - Ну и пусть. Мне это безразлично!
      - Мне, только и знаешь, что мне! - незаметно в гневе переходя на «ты», воскликнула Грейс. - А обо мне ты подумал? Тебя-то возьмут твои большевики, а что я? И чего тебе не хватало? Кажется, все есть: почет, слава, деньги. Все создала, и чем ты мне отплатил?! Нет, довольно с меня! Сегодня же еду в Дьеп. Живи один. Только ко мне не возвращайся! Я не хочу больше видеть вас в моем доме!
      К сердцу Алехина вдруг подступило что-то холодное, недоброе. Оно заполнило всю грудь, стянуло горло. Дышать больше было нечем, какая-то страшная сила подняла его с кресла.
      - Убирайся к дьяволу со своим домом! - хрипя, крикнул он в лицо Грейс. Перепуганная англичанка поспешно схватила свою сумочку и стремглав выбежала из номера.
      Вечером во время двадцатой партии Алехин дважды заходил в буфет пить коньяк. Его дела в партии поначалу складывались неплохо, казалось, встреча эта кончится ничьей. Когда позиция совсем упростилась, и на доске остались, кроме королей и пешек, всего по ладье и слону, Алехин вдруг допустил грубейший просмотр. Эйве немедленно использовал промах чемпиона мира. Алехину пришлось сдать партию. Следующую, двадцать вторую, партию Алехин играл настолько слабо, в ней было сделано им столько ошибок, что впоследствии Алехин всю жизнь стыдился ее показывать.
      Два проигрыша подряд - этого ни разу не случалось с Алехиным ни в одном матче на первенство мира. И какие поражения: одно в результате грубого просмотра, другое вследствие безобразно разыгранного дебюта. Что случилось с чемпионом мира? Почему он, совсем, было, оправившись от депрессии периода восьмой - четырнадцатой партий, вновь выбился из колеи, стал искать спасения в алкоголе? Какие потрясения вызвали приступ душевной слабости, депрессии и, как следствие, нелепо слабую игру? Приступ тоски - говорили одни; озлобление против голландцев - приводили причину другие; семейные неприятности - утверждали третьи. Кто знает? Одно можно сказать: во время матча Алехин находился в таком физическом и моральном состоянии, что вывести его из равновесия могла самая незначительная причина. Чтобы свалить вековой дуб, подпиленный под корень, достаточно толчка ребенка.
      Все было против Алехина в этот труднейший момент его шахматной карьеры. В матче с Эйве он неоднократно шел наперекор всем шахматным законам, пытался грубой силой, необоснованным наскоком преодолеть то главное, что лежит в стратегической основе любой шахматной позиции. Он беззаботно жертвовал пешки там, где их нужно было беречь, бросался в атаку, не закончив мобилизации сил. Он рвался к обострению игры в тот период шахматного боя, когда нужно было, наоборот, заботиться об укреплении собственной позиции.
      «Я все могу! - как бы утверждал своими действиями Алехин. - Шахматы должны подчиняться мне - чемпиону мира!» Грубым насилием над тонким искусством он оскорбил шахматы, нарушил их законы, шел наперекор принципам, заложенным в самой игре. Одновременно он пренебрег элементарными нормами спортивного режима, основными законами спортивной этики.
      И за это понес жестокое наказание! Шахматы отомстили ему. Как своенравный властелин, которому перестали повиноваться, как ревнивая женщина, которой пренебрегли, шахматы обрушили свой гнев на того, кого десятки лет до этого баловали своей покорностью. Алехин в Голландии был один, физически разбит, морально подавлен враждебностью восьми миллионов голландцев. Вдобавок ко всему против него, казалось, восстали сами шахматы. Последние партии матча - подлинные драматические спектакли под общим названием: «Гений и беспутство».
      Двадцать вторая партия, двадцать третья - две спокойные ничьи. Двадцать четвертая встреча противников. Шахматы наносят первый чувствительный удар своему чемпиону. Глубокие маневры, смелый замысел, тонкий расчет привели к подавляющему перевесу Алехина. Победа его ясна, вот-вот Эйве сдастся. Алехин ищет самый простой путь. Чего может быть проще - пешечный эндшпиль. Чемпион мира переводит игру именно в это окончание. У него грозные проходные пешки на краю доски. Удержать их невозможно. Эйве может уже со спокойной совестью сдать партию.
      И тут происходит нечто невероятное. Алехину для выигрыша нужно продвинуть вперед одну из своих пешек. Кажется, все равно, какую. Алехин переставляет на два поля вперед ту, которая ближе к центру. И тотчас холодеет от ужаса! Что он наделал! У противника находится единственный путь к спасению. Очевидность оказалась ложной. Шахматы поймали оскорбившего их гения на одну из своих хитрейших ловушек. Анализ показал: пойди Алехин другой пешкой, Эйве сразу бы сдался.
      Оставалось играть пять партий. Счет равный. Кажется, чего еще нужно чемпиону мира. Делай ничьи, при равном исходе матча ты же сохраняешь звание. Но не таков Алехин! Ему нужна победа, победа, во что бы то ни стало! Следующую партию он играет резко на выигрыш, в своем любимом стиле. Одна за другой жертвуются две пешки. Атака белых кажется неотразимой, фигуры Алехина вот-вот настигнут черного короля, застрявшего в центре. Но шахматы лишь усмехаются «ад своим бывшим любимцем. Они ловко дают возможность Эйве отразить атаку и свести на нет все усилия чемпиона мира. Когда фигуры Алехина изнемогли и отказались продолжать наступление, выяснилась, что в стане белых понесены огромные потери. Победа Эйве, и какая важная победа! Впервые в матче голландский чемпион получил перевес в счете очков, и его шансы выиграть матч стали, как никогда, реальными.
 
 
      Успех вдохновляет Эйве. Двадцать шестую партию он играет так, как, может быть, не играл никогда в жизни. Глубокая стратегическая постановка дебюта, неожиданная жертва коня, точные маневры делают эту партию лучшей из всех сыгранных Эйве за всю его жизнь. Нет слов - игра голландца в этой партии великолепна, однако тот факт, что нашлась возможность жертвы, что она оказалась правильной и вела к форсированному выигрышу - еще один акт мести шахмат Алехину.
      Теперь уже у Эйве два лишних очка. Огромная дистанция на четыре оставшихся партии! Как догнать Эйве? Как ликвидировать разрыв в счете? Трудно, ох как трудно это сделать! Но Алехин и тут не теряет надежды. Не он ли всегда славился редкостным умением выигрывать самые ответственные партии в самый ответственный момент? Сколько раз брал он призы, побеждая в последнем туре конкурента! Неужели в этот самый трагический момент всей своей жизни он изменит обычаю?
      Уже в следующей встрече Алехин с блеском оправдывает свою славу. Двадцать седьмая партия - шедевр шахматного искусства! Игра в ней Алехина восхищает. Здесь есть все: изобретательность в дебюте, остроумные, тонкие маневры, удивительный ладейный эндшпиль. Когда на сороковом ходу Эйве сдается, гроссмейстеры единодушно восклицают: «Не может Алехин при такой игре потерять звание чемпиона мира!» С ними соглашаются мастера, любители и, может быть, даже сам Макс Эйве.
      Но не согласны с этим мнением сами шахматы, а ведь от них очень многое зависит! «Не позволим! - заявляют они.
      - Мы не можем разрешить торжествовать человеку, который пренебрег любимым искусством. Знаем, что это случилось в отдельных партиях, знаем, что сделал он это в тяжелый момент, угнетенный и подавленный, физически и морально разбитый. Это не снимает с него вины. Мы лучше, чем кто-либо, знаем величие его гения, любим и ценим его пытливый ум, фантазию, изобретательность. Но мы решили дать ему наглядный урок, подвергнуть его тяжелому, но очень полезному испытанию. От неудач гибнет слабый духом, сильного они лишь закаляют!»
      Последние три партии матча - это уже не борьба Алехина с Эйве. На финише в борьбу жестокую и упорную вступили Алехин и шахматы. Эта схватка была трагична для разбитого чемпиона, но она была очень важна и принципиальна для шахмат.
      Двадцать восьмая партия. Алехин делает в ней все, что в его силах. Он играет черными, но, все же, добивается перевеса. У него лишняя пешка плюс позиционный перевес. Как реализовать преимущество в этом случае? Переходи в эндшпиль, - учат шахматные законы. Но, оказывается, здесь-то и была еще одна ловушка, расставленная шахматами. Именно в этом случае, именно в этой конкретной обстановке правильнее было избегать разменов. Только сохраняя фигуры, можно было добиться победы, только в сложной борьбе мог оказаться правым безумец, осмелившийся восстать против шахмат. После размена эндшпиль, хотя и выглядел выигрышным, оказался далеко не простым. Шахматы сделали так, что в нем нашлась тонкая защита, ее-то и использовал Эйве для спасения партии.
      Разрыв в очко сохранился. Алехину осталась последняя возможность спасения: из двух партий одну выиграть, другую свести вничью. И вот предпоследняя встреча. Чемпион мира играет белыми. Он двигает вперед на два поля королевскую пешку. Эйве выводит королевского коня. Как интересно! В ответственный момент гроссмейстеры-консультанты посоветовали Эйве избрать против Алехина защиту, изобретенную самим Алехиным. Тонкий психологический расчет. Чувствительный удар расстроенным нервам чемпиона. Пусть борется Алехин против Алехина!
      Дебют приводит к равной позиции. Но дальше тонкие маневры позволяют Алехину выиграть пешку. Важное приобретение! Разве не достаточно это для выигрыша? Вспомним, какие труднейшие окончания выигрывал Алехин в Буэнос-Айресе - и это против «бога» шахматной техники, против самого Капабланки. Неужели теперь он не реализует перевес? Неужели опять ему не повезет и он не добьется такой необходимой, такой важной победы? Не хватит ли судьбе наносить ему жестокие удары!
      Позиция все больше и больше упрощается. Алехин сохраняет лишнюю пешку, и это должно привести к торжеству белых. Правда, на доске ладейный эндшпиль, а он, по шуточному утверждению мастеров, никогда не выигрывается. Но это всего лишь шутка, а Алехин - несравнимый специалист разыгрывания ладейных эндшпилей.
      Кажется, вот-вот будет достигнута важная победа, может быть, важнейшая во всей шахматной карьере Алехина. Вот-вот Эйве остановит часы, примирится с равным счетом. Но шахматы твердо решили до конца оставаться принципиальными. Когда, казалось, жар-птица была уже в руках у Алехина, хитрые фигурки сгруппировались вдруг в такой комбинации, что выигрыш белых, несмотря на лишнюю пешку, стал невозможен. Истощенный неимоверными усилиями, побитый и уничтоженный в борьбе с Эйве и с самими шахматами, Алехин на пятидесятом ходу соглашается на ничью. К последней партии Эйве имеет на очко больше. Кто станет чемпионом мира, решит последняя единственная партия. Два месяца боролись два чемпиона, двадцать девять раз садились они за начальную позицию на шахматной доске и… ничего не решили. Судьба шахматной истории, судьба короны всемирного шахматного короля зависела теперь от единственной встречи. Какая важная партия, сколько нервов она стоила партнерам!
      В личной библиотеке Алехина одной из любимых книг был сборничек новелл Стефана Цвейга «Роковые мгновения».