* * *
      Проснулся я человеком во всех смыслах этого слова: во-первых, в человеческом обличье, во-вторых на душе было легко и светло... Как никогда. Да, никогда еще мне не было так хорошо. За исключением, конечно, часов, которые я проводил в тайваньских погребках, наполненных сладковатым дымом, который нельзя вдохнуть, который сам лезет в легкие и расползается по всему организму. И тогда... Но это не в счет, это все искусственно и неестественно. Я оделся. Есть мне совершенно не хотелось, а хотелось только прогуляться. И я отправился туда, в Мерсенвилль. Написано море книг по демонологии с описанием всевозможных существ и простых ведьм, а также способов борьбы с ними. Все это средневековая литература, авторами которой были полуграмотные инквизиторы-неудачники. Ни одна такая книга из числа виденных мною не содержит даже капельки правды. Ведьм никогда не жгли на кострах, их место всегда занимали глупые бабы или же сумасбродные девчушки, настоящие сумасшедшие. Или же лица мужского пола. Им все равно нечего терять, дураки были во все времена. Мы же... Мы или стояли на площади в толпе наблюдающих, или подписывали приговор, или подносили факел. Это мы выдумывали изощренные пытки, которыми прославилась инквизиция на все времена. Это мы - кто же еще мог целые дни и ночи проводить в подземельях? - выбивали из людей признание. Часто в числе "обвиняемых" были те, кто насолил чем-то церкви. Или другим высокопоставленным лицам. Или те, кто слишком много знал поговорка "будешь много знать - быстро постареешь" переросла в "будешь много знать - долго не проживешь". И всегда золотым звеном в этой цепи были мы - те, в кого слепо верили, но под чьим началом невольно ходили все от мала до велика. На улицах царило тревожное оживление: все без исключения сочувственно качали головами и шептали что-то друг другу на ухо, хотя пятьдесят процентов не имели ни малейшего понятия о произошедшем. А произошло вот что - пропал человек. Мелкий землевладелец, он владел небольшим куском земли за городом у реки, бревенчатым домом. Молодая жена металась по улице, поминутно протирая платком воспаленные глаза. Я походил немного, поцокал языком, бросил несколько сожалеющих взглядов по сторонам и отправился в центр. Туда, где площади окружены лавками и кабаками. Где всегда много людей, где есть за кем понаблюдать. Интересное изменение - мостовую на площади заменили дощатым настилом. Лошадиные копыта гулко стучали по нему, грозя проломить. Но, видимо, доски твердые и толстые. Только - зачем? Я зашел в пару кабачков, выпил пару бокалов пива - в каждом разное, где светлее, где темнее, где горче, где слаще. Покружил еще немного по улицам, поглазел на витрины и собрался уже обратно, но что-то привлекло мое внимание... Кто-то. Человек. Мужчина, на вид лет... трудно определить, но волосы уже седые. Я его где-то уже видел, только где... Ладно, неважно. Может быть, просто дежа-вю, такое случается довольно часто. Желтые Камни после Мерсенвилля показался огромной пыльной библиотекой, где единственный звук - шорох передвигаемых книг. Вечная тишина. Самый большой дом в мире, ни у кого такого нет. Мой дом целый город, подумать только! Я прошелся по домам. Искал что-нибудь, что-нибудь интересное, что могло сохраниться после нескольких сотен лет забвения. Книги. Да, здешние люди часто покупали книги. В основном, в Желтых Камнях жили люди образованные, не всякое там... Но книги почему-то все однотипные: романы на розовой бумаге, иногда - исторические романы. Это поинтереснее, только кто знает историю лучше меня, прожившего все, что происходило в мире? Драгоценности - они мне не нужны. Продать? В принципе, никогда не знаешь, когда понадобятся деньги. Можно, можно собрать драгоценности и разом... нет, лучше частями сплавить торговцам. Пригодится. Все, больше в домах искать нечего. Все остальное давно истлело, рассыпалось плесенью. Или вынесли вкрай осмелевшие воры. Я выбрал какую-то книжицу и уселся ждать заката.
      Вечером я опять отправился в Мерсенвилль. Жаль, Луны сегодня не было. Небо заволокло тучами до самого горизонта. Но мне все равно. В темноте я вижу так же ясно, как люди на свету. Добыча не шла в руки, как вчера, пришлось ходить по улицам, выжидая неосторожного пешехода. Хотя, нет, неосторожного - неправильное слово. Запоздалого... Удача повернулась ко мне лицом только заполночь. Уже погасли окна, затих говор за дверями, улицы залила тьма и тишина. И я, уже отчаявшись, хотел было лезть в окно и вершить свои дела... когда наткнулся на алкаша, уснувшего прямо на мостовой. Этот был вообще!.. Почти мертв, жизнь едва теплится. Я никогда не думал, что т_а_к можно упиться. И кровь у него на вкус была отвратительной! Меня едва не вырвало! Как можно так гадить свой же организм? Оказывается, можно. Сдерживая тошноту, я поплелся обратно. - Стой, - темный силуэт вырос прямо передо мной. Так неожиданно, что я усомнился, человек ли это. Да, человек... этот тот самый, с седыми волосами, я видел его днем! И откуда столько смелости? Он знает, с кем имеет дело? - Ты что это, человече? - эх, жаль, нет Луны, я б ему показал личико... - Зря ты, Марсель, к былому вернулся. Ведь жил человеком. Голос! Норкаус! Этот голос долго звучал в моих снах... Я похолодел от ужаса. Мне тут же захотелось испариться, убежать куда-нибудь, скрыться... От этого человека нельзя скрыться! Лучшая защита - нападение, мой единственный, крохотный шанс... Но черная рука неумолимо взметнулась, целя мне в лицо. Что-то горячее ударило в глаза, удар отбросил меня на мостовую. И силуэт навис надо мной. Меж пальцев свисал шнурок и крохотный металлический талисман. Странный символ, но сила в нем - молодая, буйная, такая может сломать что угодно. Меня - тем более. Я попытался заслониться ладонями, но он ударил, широко размахнувшись. Шнурок был для меня подобен секире. Огненному топору бога-громовержца, карающего за непослушание и отступничество. Ночь погасла...
      07
      Я долго ходил кругами, глядел на камни, которые погребли нас под собой. А Димитрий сел прямо на землю и не желал ни думать, ни двигаться. Отчаяние доконало его? Я просто еще не осознал всего произошедшего, это всегда так, понимаешь только потом, вначале все кажется обычным и безобидным. Наконец, мне это надоело. - Димитрий, вставайте! Надо выбираться! Слышите! Он лишь мотал головой, тупо уставившись в землю. Я бил его по щекам, дергал за волосы - никакой реакции, он был похож на психа, которого накачали всякой психотропной дрянью. Взяв за бодбородок, я поднял его лицо кверху и заглянул в глаза. Мне стало страшно. Лучше бы я не видел этого. Лицо без выражения всегда вызывает страх или хотя бы недоумение. Глаза Норкауса - пусты, мышцы лица непроизвольно сокращаются, складываются в гримасы. Нечто, похожее на приступ эпилепсии, только не бьется он в судорогах и не брызжет пена изо рта. Может быть, это другая нервная болезнь? Но раньше я такого за ним не замечал... Надо подождать, если это приступ, то он пройдет. Если же это последствие шока, то мы обречены. Дождь закончилася, небо расчистилось, в наш каменный мешок заглянуло солнце. И заиграло на мокрых камнях. Встал в воздухе пар, видно было, как плывет он над землей и ползет по скалам. Что же делать? Разобрать завал - нереально, тем более вполне вероятно, что скала просто развалилась там, где проходила щель-выход. Карабкаться наверх? Я осмотрел уцелевшие скалы - почти отвесная стена, кольцом вокруг меня, еще и мокрая. Но влага испарится... Копать? Еще более глупо. Кто знает, как глубоко корни этих скал. Выходит, только лезть через верх. Но что тогда делать с Норкаусом? Как поднять его тело на такую высоту? Солнце усердно разогревало остатки Красной скалы. Вот уже и высохла шершавая поверхность. Я осторожно ступил на груду обломков, взошел на ее верхушку. Уцепиться практически не за что, только мелкие выступы. Но, говорят, в экстремальной ситуации в человеке проявляются вовсе нечеловеческие способности. Я с огромным трудом дополз до середины, прилепился к стене, будто паук, и поглядел вверх - заманчиво сияло синее небо в обрамлении солнечного света. На край жерла, иначе и не назовешь, села пичуга. Интересно, как ее зовут... Все внутри меня похолодело и сдалось в один тугой и до безобразия липкий ком. Кажется, этот комок тяжелее всех этих скал вместе взятых. И он тянет меня вниз, отрывается от скалы... Время растянулось, все движения вокруг меня стали чудовищно медленным - пичуга уже, наверное, минуту поднимала крылья, чтобы взмахнуть и взлететь. Я рванулся вперед, к скале, вцепился в камень пальцами, сжал так, что на коже выступила кровь. Вот он, выход, еще немного вверх, пока не иссяк порыв!.. Когда голова перестала кружиться и время потекло с обычной скоростью, я уже сидел на узкой кромке. Внизу паровала мокрая земля и сидел, качаясь, Димитрий Норкаус.
      Через два часа я уже вернулся с мотком прочной веревки и двумя помощниками - спасать мирата вызывался каждый второй, а каждый первый был просто уверен, что пойдет он. Это не благородство, отнюдь: каждый надеялся на благодарность мирата, например, освобождение от налогов, если не пожизненное, то хотя бы на год. Они оба работали на шахтах сеньора Каприццио. Он очень гордился богатой примесью римских кровей в своих жилах и считал себя хозяином половины мира. Правда, по мере приближения к Красным скалам, храбрость шахтеров потихоньку улетучивалась. Они все чаще оглядывались, бросали друг на друга опасливые взгляды. Я боялся, что они могут в любой момент все бросить и сделать ручкой, забыв и о налогах,и о мирате. Но этого, слава Небу, не случилось. Мы благополучно дошли до скал, представлявших собой довольно плачевное зрелище. Громадные трещины, груды обломков - вот то, во что превратился массив за одну только ночь. Видно, и от молний скалы тоже пострадали: тут и там виднелись оплавленные грани. Камень плавится! Подумать только, какая же мощь заложена в молнии, что плавит даже камень! Наверное, от человека не осталось бы даже пепла. Взбираться наверх было уже сложнее, особенно неуклюжим рабочим. Они привыкли к ограниченности движения, в них не было необходимой ловкости. Они ломились по камням, как два медведя. И каждый раз мое сердце проваливалось глубоко, куда глубже пяток, когда за ними с грохотом осыпались камни. Я первым заглянул в дыру. И увидел Норкауса, он уже не сидел, раскачиваясь, он ходил по своей камере. - Димитрий! - он поднял голову, сощурился, видимо, яркий свет причинял боль его глазам. - Держите веревку! Один конец каната держали мои помощники, а другим обмотался Норкаус. И мы, медленно и осторожно, подняли его. Димитрий был бледен, а кожа его холодна, холоднее льда. Я заметил, что он едва держится на ногах и поспешил доставить его в город.
      Димитрий сидел на кровати, держал в руках чашку с дымящимся чаем, смотрел в стену. Бледность уже оставила его лицо, в движениях появилась твердость и уверенность. Да и по всему было видно, чувствует он себя гораздо лучше. Чем тогда, на камнях, когда он был холоден, дрожал то ли от холода, то ли от страха, то ли от слабости. Широко распахнутые глаза, бессвязный говор, непроизвольные движения. Я сел напротив. - Что с вами произошло? - наверное, в десятый раз спросил я. - Ничего... Я просто смотрел, следил, слушал. Меня там вообще не было и нечего было меня бить и таскать за волосы, ты только мешал. - Вы ужасно выглядели. - Да и чувствовал я себя не лучше. Я чуть было не умер там, зато сумел проследить за Марселем, узнать, где он. - И? - Не так уж далеко. Прыжок занял бы всего мгновение, если найти хорошее место. Марсель, поганец, сжег все, что было в скалах. Но и прыжок был отличный, моментальный, не занял времени _вообще_! - Как такое может быть? Все, что ни делается, требует времени. - Смотря что делается. Говорю же, Марсель использовал коллосальное количество силы, а подобная операция... В общем, аналога ей просто не существует, это действие с тонкими материями. Тебе это трудно понять. Прыгнуть отсюда у нас не выйдет, надо искать другое место...
      * * *
      За Красными скалами лежала пустыня. Именно отсюда приходил горячий сухой ветер, редко, правда, но приходил. В жаркое лето, когда Солнце и не сходило с небосклона, только, пожалуй, на несколько часов - на ночь. А в остальное время безжалостно жарило землю. Вот тогда и приходил ветер, словно довесок ко всем несчастьям. И выжигал все оставшиеся посевы, высушивал землю до такого состояния, что она даже не каменела, а рассыпалась под ногами. Идешь, а она крошится... Пустыня не имела имени. Или имела, но у народов, живущих по другую ее сторону. Каменистая почва со следами соли, песка совсем мало и тот снесен в большие холмы-барханы. Кое-где - редкие колючки, в высоту сантиметров десять, зато корень, я слышал, может быть до пятнадцати метров. В воздухе висел запах раскаленного камня - один раз такой услышишь и на всю жизнь упомнишь, совершенно особый запах, сравнить не с чем. Может быть, только с запахом земли в этой же пустыне. Земли, которая давно перестала быть почвой, а превратилась в одну гигантскую растрескавшуюся глыбу. Даже осенние и весенние дожди не могли возродить в ней жизнь. С собой мы взяли много воды и гораздо меньше пищи. Еду, как сказал Норкаус, можно найти даже в этой пустыне - сверху неприметное такое растеньице, а корень у него как арбуз. Размерами. А по вкусу сырая репа. Шли мы целый день, только один раз остановившись на отдых у огромной выглаженной ветрами глыбы. Скудная тень не давала прохлады, но защищала от лучей Солнца. Вообще, удивительно, насколько разнится климат в пустыне и в долине с той стороны скал! Непонятное природное явление! Здесь - настоящая Сахара, даже жарче и суше, а там - обычная осень средней полосы. Норкаус говорил, что в этом мире есть гораздо более необычные странности и что на эту внимание обращать вообще не стоит. Здесь и день длиннее, и Солнце поднимается выше, словом, все не так. Не так, как должно быть. Может быть, если хорошенько посмотреть, можно увидеть, что эти регионы разделяет нечто большее обычных скал?.. Вечером пустыню залил багрянец. Все стало темно-красным: и небо на западе, где висело, как яблоко, солнце, и камни, и барханы, и сам воздух. Оптический эффект. О таком нужно в учебниках физики писать как о чудесных явлениях в природе. Ведь на нашей Земле такого не увидишь - нет там света, способного окрасить воздух. Костер разводить было не из чего да и незачем: камни так нагрелись за день, что можно было спокойно класть еду на них. Только хлеб, сушеная рыба и мясо сами достаточно разогрелись в наших мешках. Я боялся, что хлеб зацветет, покроется бело-зеленой плесенью. Тогда придется выбрасывать большую часть наших запасов, не будешь ведь есть эту гадость! Хорошо, если он высохнет. Сушеные лещи истекали жиром. Это от температуры. И я в очередной раз укорил Норкауса за неправильность выбора: ведь рыбу прежде чем сушить солят, после нее нас будет мучить жажда. На что Димитрий ответил: "Больше взять было нечего, другая еда испортилась бы уже к полудню". Мы поели, завернулись в одеяла и легли спать. Завтра нужно встать пораньше, пока не жарит солнце и успеть пройти как можно больше. ...Малиновый огонь взрывает тьму. Он словно исполинский клинок, режет, мечет, рубит, рвет все на части. Столб огня прыгает в темноте, высвечивая камни, деревья, людей, дома. Он исходит с небес. Звезды, слившись в одну, пали на землю разрушительным пламенем. О Боги, о великое Небо, нет! Огненный палец втирает в землю все, до чего может дотянуться. Люди заходятся в криках и падают ниц пред перстом богов, а через мгновение они лежат, растертые в пепел...
      * * *
      Ведьма устало вздохнула. Видно, ход отнял много сил. Зато она добилась успеха. Вскоре герои - ее и Свона - встретятся и тогда не обойдется без схватки. Возможно, насмерть. Это исход игры. Или нет? Что скажут Боги-судьи? Они создали прекрасный мир. Полный, многогранный, почти настоящий. И Ведьма, и Свон пытались внести в него что-нибудь новое, что видели вокруг себя. Они создавали его максимально похожим на реальность. Свона тоже охватил азарт. Он видел, к чему ведет Ведьма. И сам хотел испытать своего персонажа на прочность. Во что обернется их схватка? Ведь единственно ради этого и творилась Вселенная под куполом Сферы. Следующий ход...
      * * *
      Ночью поднялся ветер. Сильный, жесткий и удивительно холодный. Мне казалось, что в таком месте попросту не может быть холодно... Я поежился и встал, плотнее кутаясь в одеяло. По небу неслись редкие облака, висела Луна, заливая пустыню мертвенным светом. Димитрий... Он давно не спал, он ходил кругами, подбирая с земли камни и выкладывая из них окружность. Когда круг был завершен, он посмотрел на меня; видимо, Димитрий не заметил, что я проснулся и хотел меня будить. - Подойди сюда, - сказал он, сам встал в центр круга, а мне велел встать рядом. - Вот, я нашел место. Чувствуешь силу? Она струится здесь, идет от земли, от камней к самому небу. Она везде, чистая, сырая сила. Абсолютная энергия. Я и вправду почувствовал _что-то_. Не могу точно сказать что. _Оно_ просто было и я знал, я ощущал _его_. Димитрий веле мне расслабиться и не сопротивляться - чему? Хорошо, я стоял спокойно, глядя в звездную даль и думал о чем-то отвлеченном. - Нет! - Норкаус вскрикнул гневно. - Ты делаешь неправильно. Расслабься и не сопротивляйся, я же сказал. Думай об этом, пусть оно войдет в тебя. А ты не даешь силе завладеть тобой. Сплошные загадки, неужели нельзя говорить понятно... Я попытался вновь ощутить прикосновение _этого_, что Димитрий называл силой. И вздрогнул от неожиданности: оно накатывало волнами, оно колыхалось в воздухе подобно мареву в жаркий день. Такое ощущение, словно стоишь по шею в воде и море, волнуясь, колышет тебя из стороны в сторону. Норкаус зашептал... Но его шепот казался мне криком, от него все внутри дрожало: желудок явно пытался вывернуться наизнанку, а сердце давно и безнадежно сбилось с ритма, трепыхалось, скакало из стороны в сторону. В голове поднялся гул. Пустыня поплыла по кругу, расцвела радужными фонтанами. И тут Норкаус закричал по-настоящему, во всю силу легких. И мир провалился в никуда... Я не знаю, сколько это длилось, но прошло совершенно без ощущений. Я просто заснул на какое-то время, а проснулся уже в другом месте. Посреди поля, заросшего наполовину пшеницей, наполовину сорняком. Там, где поле, оканчивалось, стоял город, окруженный стеной из желтого камня. А сзади шумел лес. - Быстро! - Димитрий рванулся в сторону леса. - Быстро, говорю, чего стал! Ноги побежали сами. В голове еще кружилось, чередовались обрывки картин каменистой степи и желтого города. Даже в свете Луны стена имела цвет яичного желтка. За лесом стоял еще один город. Не каменный, приветливый, обычный городок. И плавно изгибалась под ним река. Норкаус мчался, не разбирая дороги, миновал табличку "Мерсенвилль", текст которой был написан латиницей. На улице я заметил темную фигуру. О, Небо! Что угодно, но не человек! Демон, мифическое чудище, но не человек! Но глаза его вспыхнули ужасом при виде Димитрия. Оно упало на мостовую... Нет, это Норкаус ударил его, а потом занес над ним руку с чем-то на шнурке и ударил... Я стоял, оцепенев, а Норкаус хлестал его, и демон вопил, Небо, как он кричал!.. Загорались одно за одним окна, люди выбегали на улицу, крестились, зажимали рты. От раскрытых окон и дверей на улице стало светло. Да, это настоящий демон, как на картинах в церквях и старинных книгах. В руках Норкауса поблескивал металлический значок, привязанный к шнурку. Именно им он бил демона. Потоки черной крови текли по мостовой, кровь дымилась, кипела, по ней бегали язычки пламени. Черная, будто смола... Один последний вопль, с которым не могли сравниться все предыдущие, вознесся к ночному небу. Существо растянулось на мостовой, раскинув руки в стороны. Оно было мертво. И все вспыхнуло синим огнем! И кровь, и уродливое тело, все было охвачено пламенем. Горело оно всего пару секунд, после чего рассыпалось черным пеплом. Ветер подхватил его и унес - к далеким горам, к лесу, к городу из желтого камня. В ту же ночь городская стена рухнула, дома рассыпались. Город превратился в руины. Желтая груда. В тех камнях очень любили селиться гадюки...
      * * *
      Ведьма улыбнулась одними уголками губ. Она проиграла, но игра была честной. Здесь все подчиняются одним правилам, а наказание смерть. Но Боги-судьи не спешили оканчивать игру. - Нам понравился мир, который вы создали, - прогудел голос, он очень похож на настоящий. Хотите ли вы сыграть еще одну партию на этом же поле? Взгляды Свона и Ведьмы встретились. Взгляд Свона горел азартом, а Ведьмы - желанием отыграться. Конечно, они хотели! Игра продолжилась. На этот раз она была гораздо более многогранной. Игроки отшифовали мир почти до кристального совершенства. Ходы изжили свое, теперь игра шла в реальном времени. И каждый игрок держал в своих руках по сотне, по тысяче различных персонажей... И в игру было введено еще одно новшество.
      2: ИСХОД.
      Представьте:
      человек исчез с планеты...
      Куда и как - признаться, сам не знаю.
      И звери, наконец, поверив в это,
      пошли гулять... И их не убивают!
      Плющом увиты, рушатся заводы,
      в траве поют непуганные птицы,
      а через век - глядишь! - речную воду
      олени пьют без страха отравиться
      и умереть от ядохимиката...
      Гудят леса, пустыню вытесняя,
      и по утрам восток багряно-матов,
      а что ни ночь - завеса голубая
      висит в степи до самого рассвета,
      полынь-траву прохладной лунной студит...
      Представьте: человек исчез с планеты...
      И успокойтесь. Этого - не будет!
      Лев Вершинин
      ВСТУПЛЕНИЕ.
      Мир застыл в ожидании. Если взглянуть на него с точки зрения Мироздания, все в мире людей остановилось. Им казалось... они думали... но это были только иллюзии. Жизнь замерла - все ждали чуда. Человечество ждало чуда с самого момента своего зарождения. Когда в маленьком и несовершенном мозгу предчеловека мелькнул первый проблеск сознания, он стал ждать чуда. Это заложено природой в саму суть нашего естества. И все время мы ждем. Пришествие кометы, взрыв звезды, рождение сверхновой, новые звездные цивилизации, конец света - мы ждем, мы жаждем всего этого. Мы страстно желаем, чтобы жизнь бурлила и пенилась, а не текла спокойно. Остальное - противоестественно.
      Прогремел гром на границе тысячелетий. Прогремел - и ушел, так и не успев положить начало буре. Человечество с трепетом душевным отодвинуло тяжелый, для кого-то - непомерно тяжелый, засов и вдохнуло свежий, пахнущий озоном и бензином, новой жизнью и звездами воздух. Свершилось! Человек ступил в новое тысячелетие...
      Двенадцать лет прошло с момента общей эйфории - начала второго тысячелетия, прежде чем человечество смогло по-настоящему шагнуть в космос. Нет, были, конечно, попытки протянуть руку вверх еще в двадцатом веке, но они остались лишь попытками. То есть, смысла в них не было ровным счетом никакого. Хотя, нет, ведь они послужили фундаментом для последующего развития. У двадцатого века было много эпитетов. Его называли и веком атома, и веком скоростей, и веком космоса. Многие помнят ту эйфорию, что охватила людей после того, как человек сумел впервые выбраться из голубой атмосферы. Так всегда, коснешься чего-то ранее неизвестного, приоткроется завеса тайны - и уже море возможностей, и все в твоих руках. И проблемы, встречающиеся на пути, кажутся неприступными скалами. Но, благодаря упорству и настойчивости, дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки...
      ЗЕМЛЯ, БОСВАШ, 15.40, ВРЕМЯ - ОБЩЕЕ СРЕДНЕЕВРОПЕЙСКОЕ. 08.05.2023
      Лаборатория - большая квадратная комната, разделенная на шесть одинаковых ячеек прозрачными перегородками. В каждой - койка и куча всяческой аппаратуры. Лаборатория принадлежит научному центру, ЦИМ, именно здесь проходят конечную стадию подготовки пилоты всех пяти классов. Здесь, в этом отдедении разместилась бригада нейропрограммирования. Вот в таких лабораториях и проходят наши мозги через мясорубку импульсов различной частоты и силы. Доктор Хелен Фаммер. Ее ласковые руки лепили мне на лоб электроды, опутывали меня всего проводами. В первый раз было так больно, что я кричал без умолку и бился в конвульсиях. Мне весь сеанс кололи релаксанты и, наконец, привязали ремнями к койке. Синие полосы от ремня до сих пор не разошлись... Во второй раз уже было полегче. И боли такой не было, и вел я себя поспокойнее. Конечно, себя я не контролирую во время сеанса, но говорили... Сегодня третий раз. И я с содроганием вошел в лабораторию. Четыре ячейки - заняты. На койках покоятся подрагивающие тела в паутине проводов, облепленные электродами. На лбу и затылке каждого висит "краб" - такая штучка, которая тонкими иглами впивается в кожу, доходит до нервных окончаний и действует, можно сказать, напрямую. Меня пробрала дрожь от мысли, что холодная железяка без всяких признаков души будет копаться у меня в нервах. Но основой страха служили рассказы пилотов об окончании подготовки. Когда, мол, под кожу на шее, над шейными позвонками вживляют контроллер, психочип. Все, с этого момента человек перестает быть человеком. Эмоции исчезают. Вернее, попадают под контроль этого устройства, следящего одновременно за импульсами, исходящими от мозга, кровяным давлением, температурой тела. Если какой-либо показатель выходит из рамок допустимого - психочип возвращает все на свои места. Но происходит эта операция под гипнозом, то есть пилот, по идее, помнить ничего не должен. Большинство и не помнит, но кое-то слабо поддается гипнозу, это ведь не скальпелем по нервам. И память остается. И остается нестерпимая боль, когда иголки-электроды пронзают плоть, касаются нервных окончаний, когда чип проводит тест проверяет способность мозга работать с ним совместно. И это хуже всего. Доктор Фаммер заметила меня еще у самых дверей. Ведь лаборатория просвечивается насквозь, видно все, от стенки до стенки. Она улыбнулась мне сквозь перегородку, встала из-за стола, подошла. - Здравствуй, Майк, - поздоровалась она. Наверное, их обучают на курсах психологии: как и когда улыбнуться, в каком тоне разговаривать и прочее. Каждое ее движение, каждое слово внушало увернность в том, что все прекрасно, все нормально, все идет, как положено. Доктор Хелен посмотрела в записную книжку. - У тебя еще два сеанса? Вместе с сегодняшним? Прекрасно. Пойдем. Она отодвинула пластиковую занавеску и подошла к приборам. Загорелись индикаторы "Power on", высветились цифры отсчета времени, напряжения. - Раздевайся, ложись. Я снял рубашку, туфли, носки, подкатал штанины и лег на койку. Черт, как всегда холодная! Холодный полиэтилен... Доктор Хелен налепила мне на лоб два диска - это чтобы снимать показатели мозговой деятельности и прервать сеанс в случае чего. За дисками последовали маленькие круглые присоски на лоб, на виски, на затылок, на шею, руки, ноги, ступни... Кругом, кругом сплошные датчики и электроды. В конце доктор посадила на лоб - разве там осталось свободное место? и затылок по "крабу". - Готов? - спросила она, задержав руку на ряде выключателей. Готов ли я? Готов ли я в очередной раз пережить жуткую промывку мозгов? Мегабайты информации, перерабатываемые специальной аппаратурой, чтобы закачать мне в мозг... Прямо, прямо... В самый мозг... Боже, как это... противно! Но необходимо. - Да... - Я не вижу, чтобы ты расслабился. Успокойся, расслабь мышцы, закрой глаза. Или вколю релаксант! Ну да, этот ваш чертов препарат просто лишает возможности двигаться. А потом мышцы ноют, содрогаются в конвульсиях... Нет уж, хватит с меня! - Я полностью готов... "Готов" потонуло в вязком гудении. Гул вливался в меня через множество электродов. Он наполнял меня... Но это только начало. Сейчас, сейчас войдут электроды "краба". О-о, если бы я мог кричать! Я бы заорал во все горло! Я бы сорвал с себя эту пакость, сжег, растоптал, разнес на куски всю лабораторию. Ощущение такое, будто в твой затылок вверчивается раскаленное сверло! Неужели нельзя придумать способ погуманнее? Я знал, что тонкие, почти невидимые проводки сейчас вонзаются в мой спинной мозг. Микроскопически тонкие, тронь пальцем - и не останется даже следа. Все, внешний мир исчез, испарился. Остался лишь голос, внушающий необходимые пилоту знания. Хотя, голос - это плод моего воображения. Мозгу так легче воспринимать информацию. ..."Raven", торговое судно класса "3", устройство... принцип действия... Стандартный трансфер, работает от обычных батарей. Трансфер... устройство... принцип действия... возможные неисправности... Точность и процент вероятности промаха зависит от расчетов, которые производит бортовой компьютер при помощи специального программного обеспечения. Необходимые параметры: координаты точки отправления, берутся с показаний бортовых датчиков и радаров, и координаты цели, берутся из баз данных, звездных карт. Расчет максимально короткой траектории прыжка... Используемые параметры: напряженность полей, объемы инородных тел в не-пространстве, расчетное и прошедшее время, длина прыжка, радиус дуги, описываемой в не-пространстве для достижения обычных координат цели... ...Уродливая рожа. Это - враг, с ними человечество встретилось около года назад. Они - воинственная раса, полностью милитаризованная. У них нет культуры, нет ничего, они знают только постоянную войну. У них нет гражданского населения. Они называются "валвари". Их герб две винтовки, окруженные кольцом огня. Они - единственная разумная раса, которую нам удалось встретить. Они - гуманоиды. Наша задача - убивать валвари... Сознание вернулось настолько быстро и неожиданно, что было похоже на мгновенную вспышку или взрыв - удар света. Я открыл глаза и увилел лицо доктора Фаммер. Она снимала с меня присоски и диски. Наверное, я застонал, потому что доктор приподняла мою голову и поднесла к губам стакан с водой. Очень кстати - горло судорожно сжималось от сухости. - Ничего, ничего, - заботливо прошептала она, - все могло быть хуже. Гораздо хуже. Ты молодец, Майк, ты прекрасно держишься, другим сеансы даются много тяжелее. И сегодня ты перенес процедуру легко. Это означает успех! Слышишь, Майк, пей, это успех! Ты подходишь. Сегодня твой первый день, der erste tag, твой первый настоящий день! Хелен по матери была немкой и унаследовала от нее некоторую угловатость, которая полностью компенсировалась второй, испанской, отцовской кровью.