Это было похоже на берег моря. Белые волны песка застыли, набежав на отвесные рыжие скалы. Фургон катился вдоль откоса, плавно покачиваясь, будто лодка на морской зыби, и ветер свистел над его тентом и хлопал откинутым пологом, как парусом.
      Старый апач не обманул. Но и не предупредил, что путь вдоль скал займет так много времени. Солнце уже висело над горизонтом, когда путники наконец достигли прохода.
      — Мы уклонились слишком далеко на юг, — сказал Кардосо. — И долина, которая лежит за проходом, заведет нас в Мексику. Предлагаю остановиться здесь. Мне бы не хотелось ночевать за границей.
      — Какой патриотизм, — сказал Илья.
      — На той стороне идет война. Если ночной патруль заглянет к нам на огонек, то мы очень нескоро попадем в Тирби. Лет так через десять, отбыв срок на каторге.
      — А я слышал, что мексиканское правосудие снисходительно к северным соседям.
      — Да, снисходительно. Но только к тем, кто занимается бизнесом в городах, подкармливая чиновников. А не к тем, кто шатается по ночам в зоне военных действий с полным фургоном оружия.
      Они нашли укромное место для ночлега и распрягли лошадей. Илья напомнил майору:
      — Вы собирались отыграться. Может быть, перебросимся в карты, пока есть время?
      — Есть время? — Кардосо огляделся и подозвал Рико: — Полезай вон туда, на скальный выступ. Оттуда тебе все будет видно. Через час я тебя сменю.
      Он подставил мексиканцу колено, помогая взобраться наверх, и только потом ответил Илье:
      — Не время для игры. Ужин, чистка оружия, караул — сейчас не до карт. Но обещаю вам, что, как только приедем в Тирби, мы усядемся за первый же покерный стол.
      Костер разжигать не стали. Ужин состоял из галет и воды, а на десерт по кругу прошлась фляжка с виски. Нагретые за день скалы быстро остывали, и вслед за темнотой на горы сошла прохлада. Кутаясь в одеяла, Остерман и Кардосо продолжали светскую беседу.
      — Если не секрет, чем вы собираетесь заняться в Мексике? Будете давать уроки покера местным аристократам?
      — Это тоже не исключено. Хотя, скорее всего, содержание моих уроков будет несколько иным.
      Кардосо достал сигару, покрутил в пальцах, понюхал, а потом спрятал обратно в карман.
      — Почему вы не курите?
      — Запах сигары разносится слишком далеко. И те, кто не видит нас, могут учуять. Так вот, сейчас в Мексике идет война. Необычная война. Армия воюет против собственного народа. Народу, чтобы выжить, нужно самому стать армией. Хотя бы на время. Пока к власти не придут другие люди. Не такие людоеды, как нынешний диктатор. Созданием новой армии занимаются мои друзья, и я бы хотел им помочь.
      — Ваши друзья — безнадежные романтики, — сказал Остерман. — Где они наберут солдат? Будут бродить по деревням, созывая новых рекрутов? Таким парням, как наши Мануэль и Рико, нет дела до политики, и в армию их не заманишь. Некогда им воевать, им землю пахать надо. А вы говорите — новая армия, новая армия…
      — Без романтики не обойтись, — возразил Кардосо. — Политика грязное дело, поэтому она всегда окутывается романтическими нарядами. Думаю, что все будет не совсем так, как планируют мои друзья. Конечно, вооруженный народ — это сила. Но сила неуправляемая, недисциплинированная и непредсказуемая. Народу можно доверить роль пушечного мяса. Но сердцевиной армии должны стать наемники. Необязательно местные. Даже лучше, если они будут пришлыми. У них не будет жалости к землякам по ту сторону фронта, они не станут церемониться с гражданским населением. Они четко выполнят поставленную задачу. Получат жалованье. И, после победы революции, отправятся по домам, не создавая проблем для новой власти.
      — Где же их взять, этих наемников?
      Кардосо пожал плечами:
      — Это наименее трудная часть задачи. Один из них сидит перед вами. Если вы присоединитесь к нему, их станет как минимум трое. Рико и Мануэля зачислим в обоз. Вот и готова маленькая, но весьма ценная боевая единица.
      — Вы говорите как опытный вербовщик, — заявил Илья. — Знаете, Дэвид, если бы я захотел участвовать в мексиканской революции, то мог это сделать гораздо раньше. В прошлом году мы ненадолго застряли в Эль-Пасо. И там я подружился с поставщиком овощей в местный салун. Сам он был простой огородник, но в Мексике у него остался брат. Образованный человек, учитель ботаники. И борец за повышение урожайности.
      Братьям был нужен надежный партнер, чтобы возить через границу рассаду различных полезных растений. Схема была проста, как яблоко в разрезе. Из Техаса отправляются высокопродуктивные сорта пшеницы, кукурузы и фасоли. Из Мексики в Штаты направляются тоже пшеница, кукуруза и фасоль, но не такие урожайные. Зато приспособленные к суровым условиям. Если их сажать рядом, вперемешку, то наша фасоль станет более стойкой, а их — более продуктивной.
      — Пока не вижу ничего революционного, — сказал Кардосо. — Если только они не собирались прятать под кукурузой патроны.
      — Вы попали в самое яблочко, — засмеялся Илья. — Да, это было выгодное предложение. Делать нам все равно было нечего, да и оплату мой ботаник предлагал вполне приличную, но я отказался. До меня дошел слух о том, как мул с грузом такой рассады сорвался на осыпи и упал на дно ущелья. Взрыв, последовавший за этим падением, забросил его останки обратно на тропу. Возможно, что рассаду слишком усердно удобряли нитроглицерином.
      — Что поделать, динамит — хлеб революции, — сказал Кардосо.
      Ночь прошла спокойно, и, тронувшись на рассвете, к полудню они перевалили через горы,
      Дорога сузилась до тропы, изгибаясь в тесном каменистом ущелье, но за последним поворотом перед путниками распахнулась гладкая равнина, покрытая высокой травой.
      Кони пошли резвее, радуясь привычному простору. Слева и справа зеленели покатые склоны, выше них темнели синеватые густые леса.
      — Если придется еще раз ночевать, — сказал Илья, — я предпочел бы свернуть к лесу. Там можно будет без особого труда разжиться мясом. В этих лесах полно оленей, и они не боятся человека.
      — Тебе это рассказали сами олени? — спросил Кирилл.
      — Книжки читать надо. — Остерман благодушно улыбнулся в ответ на привычную колкость приятеля. — В трехтомной «Истории Мексики» написано, что северная Сонора — заповедный край. Когда-то эта долина была населена ацтеками, но они ушли отсюда к океану. Давно, очень давно. Звери за это время успели забыть о людях.
      — Почему они ушли? — спросил Мануэль. — Места здесь вполне подходящие для жизни, как я посмотрю. Земля жирная, рядом вода, солнца сколько угодно. Зачем покидать такое славное место?
      — Этого не знает никто. Наверно, им просто на месте не сиделось. — Илья пожал плечами. — Ученые считают, что сюда они тоже пришли откуда-то с севера. Никто не знает, какая сила гонит людей с места на место.
      — Я знаю эту силу, — сказал Кардосо, отхлебнув из фляжки. Он предложил ее и попутчикам, но те дружно отказались. — Эта сила зовется дьяволом. Вот что я слышал от своих проводников-индейцев, когда служил в Неваде…
      Долгая дорога по однообразной равнине была бы слишком жестокой пыткой, если бы люди не умели себя развлекать в пути. Песни путников, длинные и неторопливые; обстоятельные пересказы всем известных легенд; вялый спор о преимуществах того или иного пороха — сгодится все. Лишь бы не молчать, лишь бы не заснуть в седле и не проморгать появления на горизонте всадника, который может оказаться врагом.
      Под мерный перестук копыт майор Кардосо начал свой рассказ:
      — В знойных долинах между гор жили племена, которые знали чары и волшебство. Земля приносила им удивительные плоды. Тыквы были такими огромными, что их едва можно было обхватить руками. Кукурузы было так много, что мелкими початками топили печи, а большие можно было носить охапками, и в каждом было не двенадцать рядов зерен, а сорок четыре. Стебли томатов вырастали такими длинными и толстыми, что на них забирались, как на деревья.
      Эти племена сеяли и убирали хлопок всех цветов — красный, желтый, фиолетовый, зеленый, рыжий, сероватый и белесый, красный и… нет, красный я уже говорил. Да, еще черный и оранжевый. Хлопок так и рос цветным, никто его не красил.
      И были у этих племен все богатства мира — золото, серебро, изумруды и рубины.
      Но нельзя пользоваться чародейством безнаказанно. Рано или поздно настает расплата.
      Вожди этих племен заключили союз с дьяволом, и он пообещал им удесятерить их богатства, если они переплывут океан.
      И бросили они свои хлопковые поля, покинули свои золотые рудники, оставили дома, украшенные драгоценными камнями. И поднялись племена из долин, перешли через горы и направились к океану, взяв с собой только свои волшебные книги и каменные плиты с рисунками.
      Но, выйдя на берег океана, они остановились, потому что не знали, как пересечь его. И все их чародейство потеряло силу в морских волнах. А дьявол оставил их без помощи…
      — Это просто сказка, — произнес Остерман, внимательно выслушав эпическое повествование, прерывавшееся пару раз бульканьем фляжки. — Черного хлопка не бывает.
      — Да, сеньор Билли, — сказал Мануэль. — Сказки все это. На самом деле все было не так.
      — А как?
      — На самом-то деле все эти племена остались в долинах, да там и вымерли. Спаслось только одно племя, семейство Патекатль, и спаслось оно из-за своего позора. Все дело было в том, что земля в долинах была хорошая и богатая, и одна женщина научилась добывать из земли вино.
      Она, женщина эта самая, стала накалывать листья агавы и добывать оттуда мед, из которого вино делают, называется «майяуэль». А Патекатль нашел корни, которые бросают в мед, чтобы получилось пульке. Когда созрело самое первое пульке, Патекатль пригласил на праздник всех уважаемых людей племени, всех стариков и старух. Всем дали поесть как следует, а потом и выпить нового напитка. Каждому, кто был на празднике, дали по четыре чашки, чтобы не напивались.
      А сам-то Патекатль выпил пять чашек. Ну, и потерял рассудок, посрывал свои одежды и обнажил срамные места. Все старики и старухи страшно оскорбились и хотели его наказать. Но он убежал вместе со всем своим племенем. И дошли они до моря, а дальше идти не могли, потому что не знали, как ходить по воде. И это даже было не само море, а только топи и болота на побережье. И основали там поселение, которое теперь называется Матаморос. Вот так.
      — Наши версии сходятся, — сказал майор Кардосо. — Людей отсюда выгнал дьявол. А имя тому дьяволу — пьянство.
      Он невозмутимо встряхнул свою фляжку, на слух определяя ее наполненность, и отпил еще один глоток.
      — Не вешайте на дьявола чужие дела, — сказал Кирилл. — Людей отсюда выгнали другие люди. Так бывает всегда. И везде.
      — Да, сеньор Крис, — вздохнул Мануэль. — Все беды — от людей.
      Рико, ехавший впереди, предостерегающе поднял руку, и все замолчали, остановив коней. А мексиканец спешился и присел над дорогой, пытливо ощупывая ее. Он вставал и переходил с места на место, снова опускался на корточки, перебирая пальцами дорожную пыль. Что-то растер, понюхал, пересыпал с ладони на ладонь.
      Наконец он вернулся к своей лошади и подъехал к фургону.
      — Ну, что тебе сказали следы? — спросил Кирилл.
      — Солдаты, — коротко ответил Рико.
      Кардосо тоже соскочил с коня и прошелся по дороге, разглядывая следы. Он повторил все действия мексиканца — присел, растер, понюхал. Но его отчет был более подробным,
      — Да, похоже на то. Это не апачи, они не подковывают своих лошадей. А эти лошади подкованы, причем недавно. И их много. Не меньше двух десятков. Апачи редко собираются в такие большие банды. Лошадей кормили овсом, судя по помету. И еще, судя по помету, они проехали здесь несколько часов назад. Колонна держалась ровно. Один всадник скакал сбоку, потом вернулся. Есть сигарный пепел. Я тоже думаю, что это солдаты.
      — Может быть, это просто бандиты? — с надеждой в голосе спросил Мануэль. — Вроде нашего дона Хосе Рибейры?
      — Нет, — сказал Рико.
      — Лошади не перегружены, — пояснил Кардосо. — Едут налегке, а бандиты всегда возят с собой всякие припасы. Это явно солдаты. Патруль.
      Мануэль перекрестился:
      — Господи, помилуй. Обереги, Господи, от патрулей на дороге. Давно уже такого не было. И что их сюда-то занесло?
      — Это нас сюда занесло, — проворчал Рико. — Надо было ехать через Сьерра-Виста. А теперь…
      Он махнул рукой.
      Мексиканцы казались смертельно напуганными. Кирилл постарался их подбодрить:
      — Во всяком случае, этот патруль нам уже не встретится. Но почему вы так боитесь солдат?
      — Потому что нет для крестьянина напасти страшнее, чем солдаты на дороге. Мы из-за них и в город ездить перестали.
      — Остановят на дороге и давай спрашивать: «За кого ты?» да «За кого?». А мы ни за кого! — Рико ударил себя кулаком по коленке, и его лошадь испуганно попятилась. — Ни за кого мы! Мы сами за себя!
      — Ага, только скажи им такое. Ах, за себя? Значит, против нас? И все, пропал человек. У нас еще поспокойнее, чем в других местах. А то, бывало, целые деревни выжигали. Кто-то ночью нападет на казарму, убьет пару солдат — и назавтра соседней деревни как не бывало. Не ищут, кто прав, кто виноват. Подпалили крыши, набили обоз зерном и ушли. А ты, значит, живи на пепелище. Или уходи на север.
      — А кто косо посмотрит, того — к стенке, — добавил Рико.
      — Значит, нам повезло, что мы с ними разминулись, — сказал Остерман.
      — Да, но патруль обычно возвращается той же дорогой, — заметил Кардосо. — Предлагаю растянуться. Дозор вперед, остальные на самой границе видимости.
      Они тронулись дальше, но теперь ехали молча и внимательно оглядываясь. Рико скакал далеко впереди, иногда свешиваясь с лошади, чтобы рассмотреть следы.
      Примерно через час он остановился.
      — Кто-то попался, — сказал он.
      — Здесь солдаты нагнали трех мулов, — сообщил Кардосо после осмотра следов.
      Через несколько миль, когда справа от дороги зашелестел высокий тростник, Рико снова остановился, привстал на стременах и, оглядевшись, осторожно направил свою лошадь вдоль свежих следов, надломленных и примятых стеблей, которые еще не успели распрямиться.
      В конце тропы, на топком берегу мутной узенькой речки, лежали два трупа. Голые мужчины со связанными за спиной руками. Жужжащие мухи кружили над ними и сплошным сверкающим слоем копошились на их лицах.
      — Ну что, Мануэль? — спросил Илья, чтобы привести в чувство мексиканца, окаменевшего от ужаса. — Теперь тебе ясно, почему в этих благословенных краях никто не живет?
      — Мы не слышали выстрелов, — заметил Кирилл. — Значит, они далеко.
      — Были далеко, — сказал Кардосо, оглядываясь поверх тростника, — Но здесь они задержались. Не хотел бы я их догнать.
      — Что вы предлагаете? — спросил Кирилл.
      — Нам спешить некуда, — ответил майор. — Надо закопать покойников. А те, кто их тут бросил, пусть себе едут.
      Через два часа на обочине дороги темнели два холмика с крестами, связанными из толстых стеблей тростника. Никаких надписей, никаких знаков, хоть как-то обозначающих, кто здесь лежит. Две безвестные жертвы на дорогах войны.
 
      Они ехали молча. Тишину нарушал только скрип колес да мягкий топот копыт. И когда первая пуля прошелестела в воздухе, ее услышали все. А через секунду донесся и щелчок далекого выстрела.
      — Ходу! — приказал Кирилл, оглядываясь.