— Наверно, у него с собой несколько пачек. Хорошо снабжают рейнджеров, от души. Поливает свинцом, не дает головы поднять. Интересно, он знает, что стреляет по девчонкам? Знает, не слепой. Пули винчестеров, наверно, только в листьях шуршат у него над головой. И то — если долетают. Как он наслаждается своей мощью и неуязвимостью… Наверно, устроился между корнями толстого дуба. Красота! Ствол на опоре, защищен со всех сторон. Со всех? А сзади? Хорошо бы зайти ему за спину. Конечно, проще всего найти его лошадь и подождать поблизости. Рано или поздно стрелок соберется возвращаться к своим, тут бы я его и перехватил. Но мы не можем ждать… Стоп. Об этом тоже лучше не думать. Какие у нее глаза…»
Раздвигая упругие ветви кустарника, он протиснулся вперед и оказался в сухом русле ручья, который некогда тек со склона горы.
Время от времени он слышал выстрелы. Сухой щелчок винчестера, и в ответ ему два-три раскатистых Удара чужих винтовок. Радовало то, что, пока он полз, выстрелы противника становились все ближе. Наконец Илья понял, что зашел стрелку во фланг.
«Надеюсь, нашим удалось незаметно перебраться в проход. Лишь бы не мешкали. Хорошо, что шакалы так удачно расположились. Удачно для нас. Они не ожидают, что мы рванем не в долину, а в горы. Они не сразу заметят. Может быть, даже не успеют обстрелять. Обидно будет получить шальную пулю, когда ты уже вырвался из ловушки».
Слева ударил выстрел «маузера». Теперь до стрелка было метров пятьдесят. Но Илья не различил ни вспышки выстрела, ни порохового дыма.
Он не сводил глаз с линии кустов над обрывом. Пожалуй, на месте стрелка Илья выбрал бы именно эти кусты. Сразу за ними поднимались плотной стеной высокие деревья, над которыми кружила птица. Кружила, но не садилась. Значит, что-то ее отпугивало.
«Ненавижу, когда надо торопиться, — подумал он. — Подождать бы еще пару часов. Солнце начнет садиться, и будет у меня за спиной, и станет просвечивать сквозь деревья и кусты. В косых лучах любое движение в лесу становится более заметным. Мне хватит отблеска, хватит и тени, чтобы его засечь. Он же не каменный, ему надо будет пошевелиться, или он захочет сменить позицию… Надо ждать. Да только некогда».
Он провернул шейный платок узлом назад и поднял его до переносицы, чтобы лицо не маячило белым пятном среди веток и листьев. Снова громыхнул «маузер», и он переполз вперед, пользуясь тем моментом, когда стрелок всматривается вдаль, пытаясь увидеть результат выстрела.
И вот порыв ветра принес ему запах человека. Он скользнул чуть правее и застыл, вжимаясь в землю.
В легком шелесте листвы Илья уловил новый звук. Впереди, совсем рядом, металл скользнул по металлу и мягко щелкнул. Такой звук может издавать только патрон, загоняемый в магазин.
Стрелок перезаряжает винтовку! Сейчас он не видит ничего, кроме патронов и магазинной щели. Остерман вытянул клинок из нарукавных ножен и, почти не таясь, пополз вперед, огибая сзади то дерево, за которым — теперь он знал это абсолютно точно — прятался стрелок.
И вдруг кто-то поднялся с земли прямо перед ним! С винтовкой в одной руке и со свернутым одеялом в другой. Стрелок хотел сменить позицию, а может быть, собрался уходить совсем. Ему не удалось ни то ни другое. Илья вскинулся и налетел на него. Рубанул ножом по шее — и потянул за собой наземь враз обмякшее тело.
Лежа рядом с бьющимся в агонии стрелком, Остерман крепко прижимал ладонь к земле. Если кто-то побежит сюда, он почувствует шаги раньше, чем услышит.
Убитый затих. Илья привстал, осматриваясь, — и в этот момент раздался револьверный выстрел.
Кинувшись в траву, он услышал, что кто-то падает рядом, с хрустом обламывая сухие ветки.
— Илюха, это я…
Он поднял голову и увидел между деревьями Кирилла. Из дула его револьвера сочился дымок.
Шагах в десяти от себя он увидел второго стрелка. Тот лежал на боку, запрокинув простреленную голову, и ствол его винтовки был нацелен прямо на Илью.
— Они работали парой, — сказал Кирилл, поднимая с земли «маузер». — Как и мы.
Он передернул затвор и дважды выстрелил в воздух, подавая сигнал Кардосо.
— Ого! Ну и отдача! Поищи их лошадей. А я прикрою Мануэля.
Кирилл прокрался вперед, туда, где только что скрывался один из стрелков.
— Отличная позиция, — послышался его довольный голос из кустов. — Наши как на ладони. И фланги просматриваются.
Илья вытер нож, несколько раз вонзив его в лесной настил, осмотрел лезвие и загнал в ножны. Затем наклонился над убитым. Его внимание привлекла крючковатая рукоятка револьвера. То был карманный кольт 22-го калибра.
«Хороший подарок для Инес», — подумал он.
— Ага! Илюха, наши тронулись! Давай живее с лошадьми, а то потом не догоним!
— Ты же собирался дальше идти без них, — сказал Остерман.
— Передумал. С ними веселее.
Лошади стояли недалеко. Илья снял путы с их ног и повел к Кириллу.
— Эх, жалко уходить, — сказал тот, выбираясь из кустов. — Если бы они сунулись, положил бы всех. Не нравится мне это, Илюха. Слишком легко они нас выпустили. Тут что-то не то.
Выглянув из-за дерева, Илья увидел, как несколько всадников мчатся от каньона к лесу. Он узнал Мануэля по красной рубахе. А вот и майор в своем белом сюртуке. Вот девчонки. Сколько их? Три, четыре, и вот еще одна. Это Инес? Да. Наконец-то. Вот же копуша!
— Их мало, — заметил Кирилл. — Кого-то не хватает.
— Потом разберемся! — Илья погладил чужую лошадь по шее, прежде чем вставить ногу в стремя.
Чем выше они забирались, тем прозрачнее и реже становился лес. Мануэль ехал первым, его красная рубашка мелькала между голыми стволами сосен. Илья держался рядом с Инес. За ними сбились в стайку остальные девчонки, а Рико, Кирилл и Кардосо прикрывали тыл.
Маленький отряд стал еще меньше, вырвавшись из каньона. Фернандо, Шон и Пит остались среди скал.
— Я знал, что они не пойдут с нами, — сказал Кардосо. — Фернандо не верит, что мы перейдем через гору. Пит ранен, а Шон не может его бросить.
— Думаете, им удастся спрятаться? — спросил Рико.
— По одиночке это легче, чем вместе со всеми. К тому же Фернандо рассчитывает, что рейнджеры пойдут за нами.
— А они пойдут?
— Конечно.
— Сволочь он, ваш Фернандо, — сказал Рико. — Я с первой минуты ему не доверял. Хорошо, что его нет с нами.
— Нет, плохо, — сказал Кирилл. — У него остался дробовик. У нас только винчестеры и «маузеры». С ними не поохотишься. А сухарей осталось мало.
— Не пропадем. Зато — все свои.
Мануэль остановился, поджидая их у границы леса. Впереди расстилался луг, зеленым ковром огибающий скальную гряду.
— Пойдем вдоль скал, — сказал он. — Пока светло, надо забраться повыше. Сверху будет видно, куда идти.
— Я думал, ты и так знаешь, куда идти, — сказал Остерман.
— Знать-то я знаю… — Мануэль сбил шляпу на затылок и вздохнул.
— Пора искать место для ночевки, — сказал майор. — Как только увидим хорошую пещеру, остановимся.
— Нам нельзя останавливаться, — возразил Илья. — Рейнджеры наверняка уже идут по нашим следам.
— Может быть. Но даже если так, они тоже остановятся и начнут разбивать лагерь, не дожидаясь темноты.
— Вот и отлично! Пусть они разбивают лагерь, варят кофе, выставляют часовых. А мы оторвемся еще дальше.
— Если мы будем спорить по каждому поводу, ничего хорошего не выйдет, — сказал майор,
— Вот и не спорьте, — ответил Остерман. — Мануэль, почему стоим? Чего ждем?
Двигаться по ровному лугу оказалось ничуть не легче, чем по лесу. Склон, огибая скалы, становился все круче, и лошади замедляли ход, осторожно переступая по скользкой траве. Когда солнце уже касалось вершин далеких гор, они увидели широкую расщелину между скал. Мануэль свернул туда и тут же вернулся. На его лице сияла улыбка:
— Это проход! Все сюда!
Действительно, расщелина, понемногу расширяясь, уходила вниз, туда, где виднелись макушки елей. Сумерки уже заливали их густой синевой, но за лесистым склоном угадывался простор долины.
— Остановимся здесь, — предложил Кардосо. — Хорошее место. Можно развести костер, его не увидят ни с какой стороны. Разве что сверху. Но выше нас только небо.
— Да, пожалуй, надо отдохнуть, — сказал Мануэль. И посмотрел на Илью.
— Внизу отдохнем, — сказал Остерман. — Я понимаю, что все устали. И мне тоже хочется есть. Но не забывайте — за нами гонятся.
— Ночью в горах не ходят. — Майор обвел всех взглядом, ожидая поддержки. — Никто не ходит, ни рейнджеры, ни индейцы. В темноте мы собьемся с пути. Тем более — в незнакомой местности.
— Но рейнджеры знают эти места, — быстро сказал Илья. — Они могут и не остановиться. Говорите, костер не будет видно? Так они найдут нас по запаху дыма. Ночью от глаз мало проку, зато уши и нос работают лучше, чем днем. И как мы можем сбиться с пути? Тут одна дорога — вниз.
Кардосо потянулся к седлу и досадливо отдернул руку:
— Черт! Моя фляжка осталась в городе… Билли, я провел в горах не один год. И знаю, что говорю. К тому же я хорошо изучил повадки наших преследователей.
Кирилл понял, что ему снова пора вмешаться.
— Дэвид, никто не сомневается, что у вас больше опыта, — сказал он. — Но опыт охотника не подходит для убегающего зверя.
— Мы не звери.
— Да. Мы слабее и глупее, чем звери. Но мы можем у них кое-чему научиться.
Кардосо еще раз оглядел всех.
— Что ж, будем учиться у зверей.
У Кирилла отлегло от сердца. Больше всего он боялся, что у майора начнется командирский зуд. Ясное дело, военный человек, привык к дисциплине, да еще знаком с тактикой… Казалось очевидным, что сейчас именно ему все должны беспрекословно подчиняться.
Но людей из каньона вывел не майор, а Илья. И продолжал вести дальше. Он не знал дороги, понятия не имел о тактике и никогда не командовал — никогда раньше. Кардосо, возможно, умел ловить преступников. А Илья с Кириллом сами были преступниками и умели удирать от таких, как майор. Видимо, Кардосо это понял без лишних объяснений. И подчинился. Великое дело — дисциплина…
Темнота навалилась, как только они вошли в лес. Лошади шли так тесно, что одна била хвостом по морде другую. Спуск становился все круче. Мануэль вел своего коня зигзагом, отчего цепочка то и дело разрывалась, и приходилось останавливаться — иначе, оторвавшись от группы, можно было и не найти ее спустя несколько минут. Наконец они остановились на небольшой поляне, залитой лунным светом.
— Два часа на отдых, — объявил Остерман. — Огонь разводить не будем, иначе потом ослепнем в темноте. Мануэль, покорми девушек.
— Располагайтесь, а я покараулю, — сказал майор.
Он накинул темное пончо поверх сюртука и отошел, мгновенно растворившись в черноте.
Девчонки сидели кружком. Они молчали, и было слышно только, как хрустят сухари.
Рико рылся в сумке и ворчал:
— Одни тряпки! Набрали всякой дряни, и никто не догадался заглянуть на кухню…
— Это не дрянь, — подал голос Мануэль. — Шелковые рубашки. Где такие найдешь? Они же вечные. Нам их хватит на всю жизнь.
— Собираешься жить вечно? — спросил Илья. — Что у нас кроме сухарей? Были же консервы,
— Наверно, они остались у Фернандо.
Рико выругался сквозь зубы и закрыл сумку.
— Вот, нашел галеты. Погрызем. А когда встанем на дневку, я раскину силки. Ничего, лес прокормит.
Кириллу не хотелось есть. Но он заставил себя разжевать каменную галету. Запил водой из фляжки. Потом вытянулся на траве, глядя в звездное небо, окруженное черными кронами елей. Чтобы не думать о том, что будет завтра, он принялся вспоминать названия созвездий. И не обнаружил в памяти ничего, кроме пары Медведиц и Стожар. Выждав еще несколько минут, он поднялся и отошел, прихватив винчестер.
Отойдя на десяток шагов, он тихонько свистнул. В ответ послышался приглушенный голос майора:
— Что случилось?
— Смена пришла. Идите ужинать.
Кардосо подошел бесшумно, как призрак.
— Все тихо. Но Билли прав, кто-то может идти за нами.
— Ничего. Оторвемся. Днем заляжем в лесу, а ночью снова двинемся.
— Понимаю. Вы хотите сыграть с рейнджерами в прятки, а они думают, что играют в догонялки. Как у нас с провиантом?
— Негусто. С виллы утащили только винтовки без патронов и ворох шелковых рубашек. И никакой еды.
— Шелковые рубашки? Незаменимая вещь на войне. Я сам видел, как такая сорочка не порвалась под ударом стрелы. Ткань вошла в рану вместе с наконечником, и его было нетрудно вытащить. Кстати, и при пулевых ранениях шелк лучше хлопка или шерсти. Он не гниет…
Кардосо замолчал. В темноте Кирилл не видел его лица, но чувствовал, что майор смотрит на него.
— Почему вы не уходите? Что-то хотели спросить?
— Да. Боюсь, что потом у нас не будет времени.
— Так спрашивайте.
«Если он спросит о Потрошителе банков, я признаюсь, — подумал Кирилл. — Наверно, майор видел наши розыскные плакаты. Отложилось в памяти, а теперь вот всплыло. Интересно, он помнит, какое вознаграждение там значилось? Я вот не помню. Надо будет у Илюхи уточнить».
— Зачем вы это сделали? Я имею в виду наш побег.
— Как зачем? Чтобы вы с Мануэлем не тратили время на руднике. У вас же были другие планы, не так ли?
— Мануэль — ваш родственник? Старый друг?
— Попробую объяснить. В Тирби мы приехали вместе, так? Разошлись по своим делам. Потом выяснилось, что нам надо уехать. Разве мы могли его бросить? Нет, не могли. Заодно и вас прихватили, очень удачно получилось.
— Я бы не спешил с такими оптимистическими оценками. И все равно — не понимаю.
— А тут и понимать нечего.
— По-моему, я даже не успел вас поблагодарить.
— Да не за что. Просто мы своих не бросаем, — сказал Кирилл. И разозлился, что майор заставил его выдать такую напыщенную фразу. — Идите ужинать. Галеты, наверно, остались со времен Колумба. Но у Рико крепкие зубы. И пока вы будете предаваться метафизическим раздумьям, от вашего ужина останутся только крошки.
22
Казнь в каньоне
Конфедеративная Территория Аризона имела трех основных врагов. С юга она подвергалась нападениям мексиканских бандитов. С севера угрожали войска Федерации. А мародеры-апачи орудовали повсюду. Для борьбы с индейцами, янки и мексиканцами были созданы законные вооруженные формирования, которые стали называться рейнджерами — по примеру техасских союзников.
Бен Гаттер прослужил в аризонских рейнджерах недолго. Он увязался за Третьей ротой, когда ту направили на фронт, бить проклятых янки в Арканзасе. Бену было пятнадцать, но выглядел он чуть старше, и ему дозволили повоевать, то есть поголодать, помучиться поносом, померзнуть в шалаше да помесить грязь босыми ногами. К счастью, через месяц наступила весна. А с ней и война кончилась.
Узнав о капитуляции, ни один из рейнджеров не захотел возвращаться в Аризону. Жить под пятой северян? Ни за что! Пехота выстраивалась в очереди, чтобы сдать оружие и отправиться по домам. А рейнджеры прорвались к Галвестону, захватили корабль и ушли на нем в Мексику. В родной Аризоне хозяйничали северяне. А рейнджеры строили новую колонию близ Веракруса, и над их хижинами гордо развевались флаги Конфедерации.
Однажды эти флаги были замечены американским консулом. Он нанес визит соотечественникам, однако остался крайне недоволен приемом. Отчистив костюм и подлечив ушибы, консул дождался, когда к нему заглянет местный алькальд. Неизвестно, о чем они говорили. Но скоро через поселок рейнджеров начали прокладывать дорогу. Хижины были снесены за день. А гордые флаги разбитой, но непокоренной Конфедерации стали развеваться уже по ту сторону Юкатана, на гондурасском берегу.
Такие колонии после Гражданской войны возникли и в Колумбии, и в Бразилии — чем дальше от Вашингтона, тем спокойнее чувствовали себя те, кто отказался капитулировать. Бен Гаттер провел несколько лет даже в Чили. Но когда ему исполнилось тридцать, он вдруг вспомнил, что давненько не видел родителей. И вернулся в Аризону.
Ему не понравились новые порядки. Куда-то улетучился дух независимости и свободы. Слово «рейнджер» вообще оказалось запрещенным, и теперь вместо них была «конная милиция». Бен Гаттер честно попытался вписаться в систему. Купил ранчо, обзавелся породистыми коровами, и несколько лет дела его шли в гору. Но страшная зима восемьдесят шестого года похоронила все его стадо под слоем снега и льда. Гаттер продал дом, чтобы рассчитаться с долгами. После чего ему оставалось только оседлать коня и отправиться к мексиканской границе. Бог ясно дал понять, что Бену нет места на земле, захваченной северянами.
На пути в Мексику он заглянул в Тирби — и увидел флаг Конфедерации над шахтерской палаткой.
Здесь он нашел множество солдат, которых мог бы назвать однополчанами. По крайней мере когда-то они служили в одной армии, от которой теперь остались только потрепанные флаги и воспоминания, пробуждающие гордость. Бен нанялся в охрану рудника, а через год уже командовал небольшим конным отрядом, который защищал границы владений полковника Тирби.
Бен потребовал, чтобы его подчиненных называли рейнджерами. Хотя и сам понимал, что до настоящих аризонских рейнджеров этим парням еще расти и расти.
«Настоящий рейнджер не дал бы перерезать себе глотку», — подумал Бен Гаттер, стоя над трупом одного из своих лучших стрелков. Второй снайпер лежал неподалеку, с аккуратной дыркой между глаз.
— Работали двое, — доложил его помощник, Флойд. — Подкрались сзади. Следы лошадей ведут к скалам и там теряются.
— Подкрались сзади, — задумчиво повторил Гаттер. — Значит, шли на выручку тем, кого парни зажали в каньоне.
— Получается, что банда не такая и маленькая, — сказал Флойд. — Что будем делать с трупами?
— Зароем здесь же. У ребят в городе никого не осталось.
— Здесь? В лесу?
— А что? Это место ничем не хуже городского кладбища. Постой здесь. Я пришлю к тебе двоих с лопатами.
Гаттер вернулся к отряду, который расположился на выходе из каньона. Подходя к стоянке, он издалека услышал жалобные крики одного из пленных. Того допрашивали по всей строгости, а двое других валялись на песке, ожидая своей очереди.
Пленный висел головой вниз, покачиваясь на веревке, привязанной к толстой ветке сухого дерева.
— Что новенького? — спросил Бен.
— Все то же. — Рейнджер по кличке Акула протянул Гаттеру кнут: — Хочешь сам?
— Обойдусь без инструментов. — Гаттер присел, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с головой пленного, и спросил: — Ты знаешь, кто убил моих ребят?
— Нет! Я не убивал! Мы никого не убивали! — прохрипел тот, брызгая кровавой слюной. — Нас увели силой!
— А лошадей с виллы тебе всучили под угрозой расстрела? А седло, на котором написано «Том Уоллес»? Мы нашли Тома в бараке возле виллы, с перерезанной глоткой. Твоя работа?
— Нет! Его добили сами охранники!
Кнут просвистел и хлестнул по лицу пленника.
— Осторожней, Акула! — Бен встал, вытирая с щеки капли крови. — Да, с этим бесполезно толковать. Талдычит одно и то же. Пора кончать.
— Пристрелить его? — спросил Акула.
— Много чести. Вздернем. Вместе с остальными. Если, конечно, они окажутся такими же упертыми ослами.
Он поглядел на парочку, лежавшую на песке. Рыжий ирландец был без сознания. Повязка на бедре была густо-красной от впитавшейся крови, а штанина джинсов казалась черной. Мухи сплошным блеетящим слоем копошились вдоль краев повязки, ползали по серому лицу, останавливаясь на ссадинах. Лежащий рядом мексиканец иногда встряхивал головой, сгоняя мух, но те, едва взлетев, снова усаживались на его курчавые волосы и копошились в кровавом пятне на виске.
«С ирландцем особо не поговоришь, — решил Гаттер. — А мексиканца можно расколоть. Они страшно | боятся боли. И вечно цепляются за жизнь. Этот все скажет».
— На сук его, — приказал он, пнув мексиканца в бок.
Бен отошел в сторонку и присел на камень. В песке блестели гильзы.
«Сорок четвертый калибр, — с одного взгляда определил Гаттер. — Они отстреливались из винчестеров. Никудышные стрелки. Нет, эти не могли убить моих парней. Там работал кто-то другой».
— Сколько людей в банде? — спрашивал Акула между ударами кнута. — Сколько людей в банде?
— Не знаю! Не знаю! — вопил мексиканец, извиваясь в воздухе. — Трое! Нет, четверо! Нет, пятеро! Да, пятеро, пятеро!
Судя по следам, из каньона вырвалось не меньше десятка лошадей. Об этом знал и Акула, поэтому продолжал хлестать, повторяя свой вопрос.
— Пять мужиков и пять девчонок! — наконец прокричал мексиканец.
Акула повернулся к Бену. Тот удовлетворенно кивнул, и Акула спросил:
— Куда они ушли?
— В горы!
— Кто убил моих ребят в лесу? — спросил Гаттер.
— Они же и убили!
— А может быть, это сделал ты?
Мексиканец долго не отвечал, и Акула уже размахнулся, но Гаттер жестом остановил его.
— Ну, что скажешь? Вы, мексиканцы, большие мастера резать людей. Я даже уважаю того, кто это сделал. Мои ребята не мучились. Мгновенная и неожиданная смерть — это подарок судьбы. Многие мечтают о таком подарке. Не так ли, амиго?
Бен Гаттер гордился своим умением говорить на испанских диалектах. В Мексике — один, в Колумбии — другой, в Чили — третий. Сейчас Бен изъяснялся, как настоящий мексиканский пастух.
— Нет, — наконец, проговорил мексиканец. — Твоих ребят убил не я. А жаль.
— Что-что?
— Ну да ничего, — спокойно продолжал пленник, сплевывая кровь. — Мясник и тебе подарит то, о чем ты так мечтаешь. Он всех убивает быстро. Ты и глазом не моргнешь, а твоя башка уже покатится по песку.
Бен вскинул руку, снова останавливая Акулу.
— Расскажи мне, кто такой Мясник.
— Скоро сам узнаешь, рогоносец.
Гаттер не сдержался и ударил его каблуком в лицо.
Акула снова принялся орудовать кнутом, мексиканец истошно вопил, а Бен отошел в сторону. Допрос почти ничего не дал. Все, что дальше скажет пленник, будет враньем. А главное так и не удалось выяснить.
Куда направляется банда? В Сухую долину ее не пропустили, и она скрылась в горах. Но там, за горой, только котловина, из которой один выход — в Тирби.
Они пойдут по скалам? Вдоль хребта? Дожидаясь возможности спуститься в Сухую долину? Но кто ж им даст такую возможность? Мексиканские патрули предупреждены, они будут шастать у подножия хребта, пока Сайрус Тирби не разрешит их командиру вернуть людей в казармы.
Ну, а если Мясник — не выдумка? Если это неизвестный бандит? Тогда у него, конечно, есть свои люди на той стороне. И они могут договориться с патрулями.
Так что же теперь? Самому, что ли, мотаться вдоль границы, ожидая, пока банда Мясника решится спуститься с гор?
«Нет, — решил Бен Гаттер. — Все это бред. Сказки для трусов. Мне известны все, кто действует в округе. Ближе всех сейчас околачивается Туко Вилья, но он побоялся бы сунуться к нам. Кто еще? Шайка Датчанина ушла в Техас. Здесь остались только апачи. Может быть, эта шайка снюхалась с Джеронимо? Нет, индейцы одинаково ненавидят и нас, и мексиканцев. Значит, это какая-то новая банда. А новичкам ни за что не прорваться в Мексику».
— Хватит, — сказал он Акуле. — Уже темнеет. Ребята, готовьте веревки. И приведите сюда лошадь покойного Уоллеса. Том будет рад, что она поможет казнить его убийц.
Фернандо Васкес и раньше подозревал, что милосердный Господь не слишком расположен к нему. Но теперь его просто распирало от возмущения. Когда его окружили рейнджеры, он бросил коня и, словно ящерица, стал карабкаться по отвесной стене каньона. Он был уже почти у самого верха, когда пуля чиркнула по голове. Не повезло. Просто не повезло. Разве не могла пуля пройти чуть левее и попасть точно в затылок? Ну ладно, стрелок промазал. Но разве нельзя было грохнуться со скалы башкой на камни, а не жопой на песок? Столько было возможностей для быстрой и достойной смерти — и Бог не использовал ни одной, чтобы Фернандо Васкес поскорее предстал перед ним.
«За что, Господи!» — мысленно возопил Фернандо.
«Да уж есть за что», — назидательно ответил кто-то.
«Значит, мне еще рано умирать?» — спросил Фернандо.
«Помучайся, помучайся, помучайся… « — прозвучало в ответ. И он мучился. Не столько от боли, сколько от душившей его злобы. Ведь он уже почти перехитрил этих недоносков. Он пропустил мимо своего укрытия всех рейнджеров. И долго лежал, затаившись под камнями, зажимая рот лошади, лежавшей рядом. Он все сделал правильно, но эти рогоносцы заблудились и повернули обратно. И застали его, когда он уже садился на коня. Если б они не заблудились… А теперь, конечно, у них хватало отваги измываться над безоружными и связанными…
Первым на лошадь усадили Пита. Это было нелегко, потому что он так и не пришел в сознание. Двое рейнджеров поддерживали его с боков, пока третий, оседлав сук, набрасывал петлю.
— Плеснуть бы в него водой, чтоб очухался! Да воду жалко, — посетовал кто-то.
— Надо было подождать.
— Чего? Пока он сам загнется?
— Несправедливо это! Что за казнь, если он и не знает, что его казнят!
— Хватит возиться, — приказал начальник рейнджеров.
Фернандо Васкес отвернулся, чтобы не видеть постыдного зрелища. Он бы и уши зажал, если б руки не были связаны. Свистнула плетка, лошадь обиженно всхрапнула и скакнула вперед. Хрустнул сук под тяжестью тела, с громким треском переломились шейные позвонки, а потом Васкес слышал только мерное поскрипывание веревки, на которой раскачивалось тело…
— Фернандо, прощай, — сказал Шон. — Без обид, амиго?
— До встречи, брат, — ответил Васкес, глядя, как ирландца подводят к лошади.
Палач уже приладил вторую веревку рядом с той, на которой висел Пит.
— Ничего, ничего, — громко и весело заговорил Шон, когда его усадили в седло. — Мясник не станет вас вешать, парни. Хорошая веревка в хозяйстве нужнее, чем несколько патронов. Он вас будет ставить парочками, нос к носу, и стрелять под лопатку. А с тебя, Гаттер, он снимет шкуру. Целиком. Набьет соломой и отправит в Тирби. Верхом на осле. Вот будет потеха…
Он не договорил, взвизгнув от боли. Фернандо зажмурился, слушая, как бьется в воздухе его тело.
Две веревки скрипели на разные голоса, протирая в коре дорожки, которые уже никогда не зарастут.
«Трупы снимут и зароют, — думал Фернандо, — веревки истлеют, а шрамы на дереве останутся навсегда. Потому что дерево сухое… «
И вдруг он ясно представил все, что с ним случится через несколько минут. Сук уже пару раз хрустнул под тяжестью. Он не выдержит еще одного висельника. Он обломится! Он даже может переломиться пополам, и тогда веревка, которую набросят на Фернандо, может соскользнуть с него! И Фернандо останется жить!
«Ну да, — уныло добавил он. — Останешься жить. Пока тебя не пристрелят. Тут же, на месте. С петлей на шее…»
Его пнули в плечо:
— Пошел!
Он неловко поднялся и направился к лошади. Вставил босую ногу в стремя и без помощи рейнджеров забрался в седло. Ни один из его палачей не смог бы сделать это как он — со связанными за спиной руками. Седло было липким от крови Пита. Фернандо привычно обхватил стремена большими пальцами ног и огляделся.
Рейнджеры, обмахиваясь шляпами, сидели возле лошадей, прячась в их тени от низкого, но все еще обжигающего солнца. Их начальник расстелил на песке карту и тупо уставился на нее. Казалось, им всем нет никакого дела до казни.
Никогда еще Фернандо не был так зол. Самый распоследний преступник в самом захудалом поселке имеет право услышать приговор, пусть и несправедливый, а потом еще и молитву. А многим даже дают выпить перед смертью. Или хотя бы выкурить самокрутку. А эти недоноски собираются придушить его, как паршивого цыпленка!
Он не раз видал, как вешают. Однажды из-под ног приговоренного выбили скамейку, а тот вдруг оказался таким длинным, что его ноги достали до помоста. Так он и стоял, хрипя и мотая языком, пока ноги не подломились. Лучше всего, когда в помосте имеется сдвижной люк. А еще удобно вешать на подъемной балке амбара, там и блок имеется, и крюк. Только вот потом лошади еще долго будут испуганно останавливаться, не доезжая до амбара… И все равно, вешать надо на виселице, и чтобы рядом был священник, и чтобы люди пришли посмотреть. Совсем другое дело, когда видишь людей, а не этих недоносков…
Васкес обернулся, окинув прощальным взглядом закатное небо и зелень долины, до которой ему так и не удалось добраться. Последнее, что он увидит в своей жизни, — это мертвые скалы каньона.
Рейнджер подвел лошадь под дерево и отошел подальше. Видно, не выдержал резкого запаха мочи и крови, который шел от повешенных. Палач тоже морщился и отворачивался, суетливо набрасывая петлю на шею Фернандо.
Глядя на него, Васкес подумал: «Сейчас ты грохнешься отсюда вместе с суком, и сам свернешь шею. Вот братцы-ирландцы обхохочутся, когда твоя душа полетит за ними вдогонку!»
Веревка скользнула по его лбу, но петля прошла мимо. Палач выругался и наклонился, обвив сук ногами. Его руки приблизились к лицу Васкеса.
«Вот сейчас! — подумал Фернандо. — Сейчас переломится! «
И вдруг, сам того не ожидав, он впился зубами в руку палача.
Тот завопил — и грохнулся на землю.
Лошадь рванулась вперед, испугавшись крика.
Фернандо припал к ее шее и укусил. Толстая соленая кожа не поддавалась зубам. Но лошадь поняла, чего он от нее хочет. И понеслась вперед, в глубь каньона. Васкес мертвой хваткой сжал ее коленями и привалился к шее. Он знал, что теперь никакая сила не вышибет его из седла. Даже пуля. Даже десять тысяч пуль.
23
В гостях у дедушки
Они остановились, едва забрезжил рассвет. Рико отыскал овражек и отвел туда лошадей — по одной, аккуратно огибая кусты, а потом замел следы, присыпав их старой листвой.
Мануэль с девчонками расположился в уютной ложбинке между двумя поваленными дубами. Все просто с ног валились от усталости, но Кардосо настоял на том, чтобы еще раз обойти вокруг и уничтожить все следы, которые стали хорошо видны в косых лучах восходящего солнца. Только после всех мер безопасности майор наконец закутался в пончо и повалился под куст, чтобы поспать ровно два часа. Он должен был сменить Илью, который вызвался первым заступить в караул.
