Наутро, войдя в свою угловую комнату, Степан обнаружил, что Саби до сих пор не встала. Она лежала под ворохом одеял, беспомощно глядя на него. Ее лоб был горячим и липким. Дети прыгали на кровати, забавляясь скрипом пружин. Завидев Степана, они двумя колобками скатились на пол и прижались к матери.
      Окна в комнате были раскрыты, и под ними вдоль стены белела аккуратная полоска снега.
      — Мать, да ты совсем плоха, — пробормотал Степан. — Тебя лечить надо.
      — Не надо лечить. Я скоро встану.
      — Не вставай. Сейчас Эрни принесет чего-нибудь поесть.
      — Я не хочу есть.
      — А я не спрашиваю, хочешь ты или нет.
      За последние десять лет Степан Гончар обращался к врачам только однажды, и то лишь для профилактики — надо было провериться после вынужденного участия в непотребной оргии, которая завершила деловой ужин. Свои простуды и обострения гастрита он успешно лечил сам и был уверен, что сможет вылечить и Саби. Чем бы она ни болела, ей необходим покой, уход и полноценное питание. И все это Степан мог ей обеспечить. Пусть больная лежит столько, сколько нужно. Некуда спешить.
      Вместе с Эрни они прибрали в разгромленном зале. Трактирщик покормил омлетом немногочисленных постояльцев и отправился на конюшню, а Степан принялся мыть полы. Разбитые окна закрыли тяжелыми ставнями, отчего в трактире стало еще темнее, зато тепло. Жар камина быстро прогрел остывшее за ночь помещение, и Степан ползал по полу в одной майке, отскребая кровь от досок. Он вышел на крыльцо с ведром и чуть не выплеснул грязную воду на новых гостей.
      Эрни стоял, окруженный десятком вооруженных бородатых мужчин в меховых куртках и кожаных плащах. Каждый держал в одной руке винчестер, а в другой — повод своей лошади. Кони высились за спинами своих хозяев и, казалось, так же как хозяева, внимательно слушали трактирщика. -…Стрельба стояла такая, что по стенам словно градом било! Почтари отбивались, как целый полк. Но ребята Юдла все-таки смогли подложить динамит. И когда рвануло, то весь мой дом подпрыгнул, как испуганный птенчик! Вот тут Стивен мне и говорит… Как же он сказал, погодите… Ага! Он снял со стенки тесак и говорит: "Кажется, нам пора вмешаться".
      Слушатели одобрительно загудели, а кони зафыркали, окутываясь паром.
      — Кажется, мне пора вмешаться, — сказал Степан с крыльца, и все повернулись к нему. — А то ты припомнишь еще что-нибудь, о чем и говорить-то не стоит.
      Он спустился по ступеням и прошел мимо собравшихся. Вылил воду на кучу золы и вытер руки о джинсы.
      — Но ведь так оно все и было, — сказал Эрни. — Люди хотят знать, как было дело.
      — Так ты и есть Стивен Питерс, который с Востока? — спросил один из мужчин, такой же бородатый и диковатый на вид, как и все остальные. Но на его груди под распахнутым плащом блестела латунная звезда. — Это ты тут загрузил работой гробовщика?
      — Что плохого в том, что хороший мастер немного заработает? — сказал Степан.
      — Я Брайан Коннели, и эти бездельники выбрали меня шерифом. И это я тут даю заработать гробовщику, а не любой прохожий.
      "И где же ты был вчера вечером, шериф?" — хотелось спросить Степану. Но он только улыбнулся и виновато развел руками.
      Шериф Коннели был вполне удовлетворен таким ответом.
      — Ладно, Питерс. Если Фрэнк Юдл попался тебе, а не мне, значит, у тебя вчера был удачный день. А у меня вот — не очень.
      — День на день не приходится, шериф.
      — Это точно. Эрни, так ты говоришь, они увезли даже ром? — Шериф недоверчиво наклонил голову к плечу, сверля трактирщика взглядом.
      Эрни горестно вздохнул.
      — Рома и точно нет, — сказал Степан. — Но мне показалось, в подвале пылятся какие-то бутылки.
      — Тебе не показалось, — мрачно ответил трактирщик.
      — Значит, я могу угостить шерифа и компанию?
      — Да подожди ты угощать. Сначала надо вымыть полы.
      — Какие там полы, — сказал шериф, потирая руки. — Вперед, парни!
      И повеселевшая компания, шумно переговариваясь, застучала каблуками по ступеням крыльца.
      — Ты меня разоришь, — тихо сказал Эрни, поднимаясь последним и подталкивая вперед Степана. — Шериф не дурак выпить, и эти дармоеды тоже. От них одни убытки. Я же не могу брать с тебя деньги за вино, которым ты их угощаешь.
      — А ты возьми меня в компаньоны, — так же тихо предложил Степан. — И тогда я разделю твои убытки. А потом и доходы.
      — Надо подумать. Какую долю ты хочешь?
      — Пятьдесят на пятьдесят.
      — Идет. — Эрни подал ему руку.
      Три бутылки вина были осушены как раз за то время, которое понадобилось трактирщику для завершения рассказа о гибели шайки. После этого каждый нашел свои идущие от самого сердца слова, чтобы охарактеризовать покойных. Пока злопамятные жители Эшфорда обсуждали происхождение Фрэнка Юдла, его кипучую деятельность и удивительные моральные качества, шериф стоял у стойки напротив Степана и как бы между прочим, вполголоса, задавал как бы незначительные вопросы.
      Откуда родом мистер Питерс? Кем были его родители? Когда они приехали в Америку? Какую церковь посещал мистер Питерс в бытность свою в достославном городе Бостоне? И в конце концов, где он оттачивал свое искусство владения кольтом? Кстати, нельзя ли глянуть на твое оружие, Стив?
      Если на все предыдущие вопросы Гончар еще ухитрялся отвечать достаточно расплывчато, то теперь отвертеться было невозможно.
      Осмотрев револьвер со спиленной мушкой, шериф Коннели заметил:
      — Я тоже предпочитаю сорок четвертый калибр. Хорошо, когда и винчестер, и револьверы заряжаются одинаковыми патронами. Раньше я пользовался кольтом сорок пятого калибра. И вот, было горячее дело, мы засели на островке, а краснокожие носились вокруг. Пальба стояла такая, что выстрелов было не различить, сплошной рев, как будто лавина сходит. И в спешке вогнал я патрон от кольта в магазин винчестера. Они же на вид одинаковые, патроны. И само собой, дергаю затвор — и патрон клинит. Что ты будешь делать!
      — Да, не позавидуешь, — кивнул Степан. — Ну и что же ты сделал?
      — Если б такое случилось в стычке один на один, то сейчас мы бы с тобой не беседовали. Но там нас было много. Упал я между двух валунов, ножом открутил шурупы, снял стенку ствольной коробки и просто выдернул чертов патрон. Тут же привинтил стенку на место, перезарядил родными патронами, "сорок четыре — сорок", и как ни в чем не бывало продолжил стрелять. Даже подумать ничего не успел, руки сами все сделали. Но с тех пор зарекся носить разные патроны и достал себе "ремингтон" вместо "миротворца" . Да у тебя, само собой, тоже бывали такие моменты, верно?
      — Таких не было.
      — Вот не пойму, ты скромный или скрытный? — усмехнулся шериф. — Скромные мальчики не кладут на снег таких стрелков, как Юдл. Ты и не знаешь, похоже, кого встретил. Это были настоящие солдаты. Они умели только убивать. За ними тянется кровь от самой Алабамы. И в Канзасе, и в Миссури они оставили немало могил. Знаешь, есть такие ребята, которым очень не понравилось, что война закончилась. Так и продолжают воевать.
      — Есть такие ребята, — сказал Степан. — Но Фрэнк Юдл вчера подписал договор о вечном мире. И весь его эскадрон — тоже.
      — Не весь, — многозначительно покачал пальцем шериф Коннели. — И тебе не мешает это знать, Стив. У Фрэнка есть брат. Остин Юдл. Ходили слухи, что его подстрелили в прошлом году, но никто не видел его трупа. Поэтому будем считать, что он жив. Остин такой же убийца, как и Фрэнк, и губернатор штата Миссури обещал за него пять тысяч. Правда, эти деньги до сих пор так и лежат в кармане губернатора. И знаешь почему? Потому что ни один охотник за скальпами не согласится навести свой ствол на Остина. Просто не успеет прицелиться. Тот слишком быстр, чтобы быть подстреленным. Он уже уложил дюжину таких охотников.
      — Дюжину? Значит, тринадцатый охотник имеет хорошие шансы, — сказал Степан Гончар.
      — Да, ты скромный парень. Слишком скромный. Просто убийственно скромный, — протянул шериф. — Имей в виду: если Остин жив, он отомстит за брата.
      — Сигару, шериф? — Степан распечатал картонную коробку.
      — У нас тут курят самокрутки. Если задержишься в Эшфорде, и сам перейдешь на них. Но ты, похоже, не надолго к нам. Рассчитаешься с Фарбером за своих бобров и снова уйдешь в леса. Знаем мы вашу породу.
      Степан осторожно отрезал ножом кончик тонкой зеленоватой сигары, а шериф чиркнул спичкой по гладкой поверхности буфетной стойки. Поддерживая вежливую беседу с представителем закона, Гончар старался не упускать из поля зрения своего компаньона. А Эрни уже заключал контракты на ремонт фасада, на расширение жилых помещений и на поставку строительных материалов и продуктов питания. Кажется, его размах подкрепляла вера в финансовые возможности нового совладельца трактира.
      — Нет, шериф, я задержусь у вас, — сказал Степан. — Хочется пожить в теплом доме, среди людей. Так что я задержусь. Если вы не против.
      — Я — не против. Я тебе больше скажу, нечего тебе ютиться в этом сарае. Переезжай ко мне. Дом у меня большой и теплый. Старуху мою ты не стеснишь, она только рада будет новому едоку. А если захочешь поработать, так я возьму тебя в помощники.
      — Я здесь поживу, у Эрни.
      — Как хочешь. — Коннели впился взглядом в Степана. — Я же все понимаю, Стив. Понимаю, кого ты тут ждешь. Только знай. Если Остин захочет тебя найти, он найдет тебя хоть здесь, хоть в Чикаго, хоть в Мексике. Лучше бы тебе поехать с нами, в город. Лучше бы тебе не оставаться одному здесь, у дороги.
      — Может, и лучше. Да только профессор попросил, чтобы я ждал его на почтовой станции. Вот я и буду ждать.
      — Станции больше нет, — сказал шериф.
      — Профессор об этом еще не знает.
      — Здесь никто не прикроет тебя, если начнутся проблемы. Лучше бы тебе поехать с нами.
      — Нет, шериф. Спасибо. Но я останусь. Место встречи изменить нельзя.

      Эрни отправился в город за стеклом и припасами. Когда Гончар попросил привезти еще и лимонов, трактирщик скривился:
      — Только городские хлыщи закусывают бренди лимоном! В нашем заведении не бывает такой публики.
      — Не волнуйся, я прошу не для хлыщей.
      — Ладно, привезу. Только мне противно платить Виттакеру за лимоны.
      Степан уже знал, что Мозес Виттакер — это заклятый враг Эрни, конкурент, владелец салуна и игорного клуба, главных очагов культуры и досуга в Эшфорде. У Виттакера работал повар-француз, который к тому же умел играть на фисгармонии. И раз в неделю мимо трактира Эрни в город проезжал фургон с продуктами и винами из самого Миннеаполиса.
      — Да ведь он может и не продать, — добавил Эрни. — Скажет, что кончились. Слишком большой наплыв клиентов. Все съели, все выпили. Ясное дело, уж этот змей не упустит случая сказать мне какую-нибудь гадость.
      — Ты объясни ему, что лимоны нужны для лекарства. Он не откажет. И заплати сколько он запросит, не жадничай.
      — Я не жадный, а экономный. А вот ты, компаньон, разбрасываешься деньгами. Зачем платить за доски сразу же? Пусть их сначала напилят, обстругают, пусть привезут и сгрузят, тогда и рассчитался бы.
      — Давай посчитаем. Вот сейчас ты дашь парням с лесопилки десять долларов и скажешь, что тебе нужны доски для ремонта. Я понятия не имею, сколько досок нам нужно. И цен ваших тоже не знаю. Но я знаю, как действует на простых работяг один только вид живых денег. Я думаю, что парни загрузят тебя под завязку. И причем в течение часа. И мы начнем ремонт уже сегодня, не будем терять время. А каждый выигранный день — это наш доход.
      — Ясное дело, чем раньше откроемся, тем лучше. Но только у нас тут не привыкли так легко расставаться с наличностью, — проворчал трактирщик.
      — Наличность потечет к тебе рекой, как только мы все наладим, — заверил его Степан. — И потечет она как раз по этой самой дороге. Грешно не использовать такое выгодное расположение. Люди будут останавливаться у нас, если мы им предложим услуги. Кому-то надо починить свою телегу. А другой захочет ее просто смазать и осмотреть. Зачем же это делать в чистом поле, если здесь в их распоряжении будет крыша, инструменты, запчасти и все такое? А пассажиры пока посидят в твоем трактире, перекусят, да еще и музыку послушают.
      — Ну и где же ты возьмешь музыку? — ехидно поинтересовался Эрни. — Сам будешь им петь? И стучать по сковородке?
      Степан понял, что зашел слишком далеко в своих наполеоновских планах. Если гараж и станцию техобслуживания еще можно организовать на пустом месте, то для музыки нужны инструменты, исполнители или хотя бы пластинки. Да нет, пластинок тут еще не знают…
      — Можно переманить к нам повара от Виттакера вместе с его фисгармонией, — уверенно сказал он, чтобы не гасить огонек вдохновения в глазах своего компаньона. — А можно и еще что-нибудь придумать. Главное — не терять время.
      Они запрягли пару меринов в повозку, и Эрни отправился в город. А Степан еще раз обошел хозяйство, осматривая свои владения. Больше всего ему понравилась конюшня, и теперь он понимал, почему Саби так хотела остановиться именно здесь. Под высокими сводами хранились тюки спрессованного сена, от которого шел волнующий запах лета, деревни, детства… На стенах висели седла и поводья, лошади косили на него черные глаза из-за дощатых переборок. "Это мои лошади", — подумал Степан и сунул руку в карман, будто надеялся достать кусок сахара, или горбушку с солью, или чем еще принято угощать лошадей. Но в кармане куртки оказалась только пустая гильза.
      — Извините, девчата, в следующий раз, — сказал Степан кобылам и вернулся во двор.
      Он устроился на крыльце так, как видел однажды в кино: откинулся со стулом к стенке, а ноги положил на перила. На бедрах покоился винчестер, в уголке рта дымилась сигара, и синяя шляпа убитого Капрала была надвинута почти на самую переносицу. Что ни говори, а сигары тут хорошие, хотя и без акцизных марок и других опознавательных знаков. Наверно, контрабанда.
      Эрни сказал, что это дорогие сигары, по пятьдесят центов штука. Их у него почти никто не покупал, поэтому так хорошо сохранился запас, сделанный еще пять лет назад, когда он только начинал свой бизнес. А до этого он работал кочегаром на пароходах, ходил по Миссисипи. Пароходы взрывались, горели, тонули, но кочегары никогда не оставались без работы, если, конечно, им удавалось выжить. А другой работы для ирландцев и не было. Когда-то дед Эрни, потомственный ирландский батрак, пересек океан, чтобы оказаться подальше от англичан и стать свободным человеком. Но оказалось, что и здесь командуют те же англичане, только они называют себя американцами. Конечно, Америка все же выгодно отличалась от Старого Света тем, что здесь еще было много свободного места. Было куда уйти. Например, на бесплодные земли Техаса или ущелья Колорадо. Правда, и там рано или поздно появлялись все те же англичане, как только первые поселенцы обживали новые места. Ирландцы и здесь оставались шахтерами на рудниках, принадлежащих англичанам. Или арендаторами на землях, которые принадлежали — угадай кому? Верно.
      Как понял Степан, Эрни называл англичанами всех, у кого было много денег и кто не признавал Католической церкви. Гончар не разбирался в богословских тонкостях и не видел разницы между католиками и протестантами. Но спрашивать об этом у Эрни ему было некогда, да и не хотелось.
      Его гораздо больше занимали сейчас сугубо земные дела. Например, надо было по-умному распорядиться капиталом, который появился после встречи с командой Юдла.
      Итак, после долгого и неоднократного пересчета Степан выяснил, что его наличность составляет восемь тысяч семьсот семьдесят долларов в банкнотах и четырнадцать тысяч восемьсот — в серебряных и золотых долларах. Итого… Двадцать три тысячи пятьсот семьдесят. Плюс один серебряный доллар профессорской дочки.
      Имелся еще и золотой песок, который на самом деле оказался не песком, а тончайшими чешуйками. Каждую из них можно было сдуть с ладони, как пушинку. Но все вместе они весили целый фунт. То есть около четырехсот граммов.
      Определенную часть капитала составляли четыре кобылы и два мерина, а также седла, оружие, одеяла и амуниция бандитов. Плюс динамит, почти полный ящик. Все это можно было как продать, так и пустить в дело, чтобы получить прибыль. Степан Гончар уже хорошо знал, как тут получают прибыль с помощью винчестера.
      Пять трупов все еще лежали у дороги, запорошенные мелким снегом. Одинокая ворона прохаживалась неподалеку, искоса поглядывая на тела. Когда она подпрыгнула к ним слишком близко, Степан легонько стукнул прикладом по полу. Одного удара оказалось достаточно, чтобы ворона отлетела подальше и принялась ковыряться среди черных обугленных бревен на пожарище.
      Мирную тишину вдруг нарушил далекий рокот. Степан встал, вглядываясь туда, где дорога сворачивала в лес.
      Он не сразу сообразил, что такой звук могут издавать только конские копыта, когда их не четыре и не восемь, а сто или двести.
      Всадники плотной колонной выезжали из-за леса, и морозный пар колыхался над ними. На нескольких пиках, поднятых кверху, развевались короткие флаги с красными и белыми полосками.
      В колонне были не только верховые. Раскачивались два белых тента над фургонами, а за ними четверка лошадей тянула длинную открытую повозку, груженную двумя большими катушками. "Провода везут, — догадался Степан. — Линию будут восстанавливать". Он сошел с крыльца и встал над телами убитых, держа винчестер на скрещенных руках.
      Колонна остановилась, сбиваясь в плотный строй и наполняя воздух шумом конского дыхания, скрипом амуниции и звоном металла. Двое передних всадников спешились и приблизились к Степану. Они были в синих двубортных куртках, красных шарфах и бурых кожаных брюках. И шляпы на них были такие же, как на Гончаре, — синие, с кокардой в виде скрещенных сабель.
      — Капитан Мортимер, — представился один, с ястребиным профилем и седыми усами. — Веду эскадрон по следу банды Юдла. Кажется, мы немного опоздали?
      — Не думаю, — ответил Степан. — На холоде Юдл мог бы спокойно ждать вас еще дня три. По-моему, он ничуть не попортился.
      — Вижу. У вас есть потери?
      — Двое телеграфистов. Они лежат в сарае.
      — Куда ушли остатки банды?
      — Говорят, они собирались укрыться в Дакоте.
      — Сколько их?
      — Не могу знать, сэр.
      — Но вы же их видели. Неужели нельзя было пересчитать, хотя бы приблизительно? — раздраженно сказал капитан.
      — Я пересчитал всех, кого видел. Их было ровно пять, — ответил Степан, решив не упоминать об убежавшем раненом бандите.
      — Выходит, остальные здесь не появлялись? Это плохо.
      "Кому плохо, а кому не очень", — подумал Степан.
      Второй кавалерист наклонился над трупами, вглядываясь в потемневшие лица.
      — Старший Юдл здесь, — доложил он. — И Гриве, и Хукер, и Андерсон тоже. Пятого я не знаю. Если наши данные верны, то в банде осталось тридцать шесть человек. Мы легко найдем их по следу. Им негде укрыться. Надо спешить, сэр, пока они не ушли на юг, в бедленды .
      — Сержант, отправьте дозорную группу по дороге в город, туда и обратно, и чтоб в городе не останавливались, — распорядился капитан. — Выставить посты. Двадцать человек на прочесывание леса, пусть дойдут до болота и вернутся по реке. Остальные на разгрузку.
      — Есть, сэр.
      — Капитан, могу я предложить вам кофе? — сказал Гончар.
      — Меня устроит чистый стол безо всякого кофе, лишь бы было где развернуть карту.
      — Тогда прошу в дом.
      Капитан вошел в трактир, на ходу разматывая длинный вязаный шарф, и не глядя повесил полевую сумку на крюк у дверей.
      — А Эрни где? — спросил он.
      — В город поехал.
      — У него все в порядке?
      — Если не считать разбитых окон, то да. Кофе, сигару?
      — Спасибо, предпочитаю трубку.
      Развернув на игорном столе топографическую карту, капитан склонился над ней.
      — Почему так темно? — недовольно спросил он.
      Гончар растворил скрипучие ставни, и вместе со светом в зал ворвался свежий морозный воздух.
      Степан увидел, что вокруг пожарища бродят двое в штатском. Один шевелил палкой золу, глядя под ноги. Другой подобрал полы длинного пальто и пробрался по угольям к сейфу, который краснел рядом с уцелевшей печкой. Он достал из кармана связку ключей и принялся совать их по очереди в скважину замка.
      — Кто застрелил Юдла? — спросил капитан, раскуривая короткую трубку.
      — Я, — ответил Степан и представился: — Стивен Питерс, работник профессора Фарбера.
      — Вам причитается вознаграждение, вы это знаете, мистер Питерс?
      — Догадываюсь.
      — Когда будете в Миннеаполисе, загляните в суд. Я сообщу о вас судье Тэтчеру, это он назначил тысячу долларов за Фрэнка. Где вы проходили службу?
      — На юге, — ответил сержант запаса Гончар, вспомнив абхазские мандарины.
      — Понятно. Не хотите пойти ко мне проводником?
      — Нет, спасибо. Так я принесу вам кофе?
      — Нет, спасибо. — И капитан снова склонился над картой.
      На крыльце кто-то затопал, стряхивая снег с обуви. Вошли двое в штатском.
      — Плохие новости, Мортимер, — сказал тот, кто возился с сейфом. — Все оборудование сгорело. Провода перерезаны в нескольких местах, мы нашли три обрыва, но наверняка есть и другие. У нас много работы. Вы выяснили, что с нашими ребятами?
      — Они лежат в сарае, — сказал капитан, не отрываясь от карты.
      — Лежат в сарае… Где их похоронят?
      — Полагаю, вы не собираетесь увезти их с собой?
      — Увезти с собой? Это было бы прекрасно. Но мы еще и сами не знаем, когда уедем отсюда. Мы могли бы установить аппарат и реле, и мы натянем провода, но сначала надо восстановить помещение.
      — Тяните линию в город, — предложил капитан. — Там и установите свою точку, в офисе шерифа. Самое подходящее для этого место. Решетки на окнах, круглосуточная охрана, сейф.
      — Все не так просто, Мортимер. До города шесть миль.
      — Не хватит провода?
      — Не в этом дело, — сказал телеграфист, снимая пальто и подсаживаясь к столу. Седой и розовощекий, он сразу же расстегнул воротник сорочки, словно ему было очень жарко. — Сигнал не дойдет. Расстояние между нашими станциями не должно превышать двадцати миль. Через каждые двадцать миль мы ставим аппараты, реле и батареи, чтобы усиливать сигнал. Поэтому придется что-то делать именно здесь.
      — Можно сколотить какую-нибудь времянку на месте сгоревшей станции, — сказал второй телеграфист, с клиновидной бородкой, уныло глядя через окно на пожарище. — Палатку, что ли, поставить?
      — Расположите аппаратуру прямо в трактире, — вмешался Степан. — На втором этаже мы выделим для вас комнату. Обязательно нужны решетки? Возьмем старые, их только придется почистить и покрасить. Перетащим сейф. Здесь вам будет не хуже, чем у шерифа. И даже лучше.
      — Может быть, это единственный возможный вариант, — согласился седой. — В таком случае Управление будет оплачивать аренду помещения. Это гораздо дешевле, чем строительство новой станции. Прекрасный вариант.
      — Рад за вас, — сказал капитан, складывая карту гармошкой. — Еще больше я рад за себя. Теперь эскадрон будет двигаться гораздо быстрее. Через полчаса мы выйдем к границе.
      — Рано радуетесь, Мортимер, — рассмеялся седой. — От нас вам удалось избавиться, но куда вы денете мадам Нимур? Насколько я помню, вы обещали губернатору, что доставите ее в город.
      — Обстановка исключает малейшую возможность задержек. — Капитан аккуратно обмотал шею шарфом. — Мадам Нимур останется здесь со всей своей амуницией. Как только горожане узнают, что в шести милях от них замерзает великая певица, они сами придут за ней. И отнесут ее в город на руках. И саму мадам, и все ее неподъемные чемоданы. Мистер Питерс, вы не забыли насчет судьи Тэтчера? Тогда, джентльмены, разрешите мне присоединиться к своим солдатам.
      Капитан Мортимер церемонно поклонился, приподняв шляпу — не по-военному, а как-то очень аристократически.
      Когда за ним закрылась дверь, седой телеграфист сказал:
      — Ничем не выбить из этих южан их чопорность и высокомерие. Можно подумать, что это они выиграли в войне, а не мы. Голдмэн, хватит смотреть в окно с такой кислой миной. За работу, джентльмены!

      Среди солдат Мортимера, которые помогали телеграфистам разгружать фургоны, Степан Гончар заметил нескольких мужчин в гражданской одежде. Особенно выделялся один — темнолицый и горбоносый. Его черные волосы были заплетены в косу, которая виднелась из-под меховой шапки.
      Оказалось, что заметил его не только Степан.
      Когда горбоносый поднес к дому очередной ящик, сверху вдруг послышались детские голоса, и двое малышей Саби скатились с покатого навеса прямо в сугроб. Они радостно кричали что-то на своем языке, и мужчина с косичкой отставил ящик в сторону. Он развел руки в стороны, присел, и дети, подбежав, повисли на нем. Гончар увидел в открытом окне второго этажа бледное лицо Саби. Девушка стояла, тяжело опираясь руками о подоконник. Даже отсюда, снизу, было видно, что ее шатает. Боясь, что Саби упадет, Степан кинулся по лестнице наверх.
      Он едва успел подхватить Саби, когда она уже оседала на пол. Поднял на руки и отнес на кровать. Даже сквозь одежду он чувствовал жар ее тела.
      — Там Майвис, родственник моего мужа, — проговорила она, почти не двигая потрескавшимися губами. — Я уеду с ним.
      — Куда, на войну? Он приехал с солдатами.
      — Я знаю. Он — скаут . Он возьмет меня с собой.
      — Нет, — отрезал Степан. — Лежи.
      — Хорошо. Позови его ко мне.
      Скаута Майвиса звать не понадобилось, потому что он пришел сам. Дети, щебеча и подпрыгивая от возбуждения, ввели его в комнату, точнее — втянули за обе руки.
      — Привет, Стивен, — низким рокочущим голосом произнес индеец. — Я — Красная Птица. Племянники мне все рассказали.
      Он снял шапку и подошел к постели, где лежала Саби. Они долго молча смотрели друг на друга. Индеец взялся за кисть девушки, подержал в руке и бережно опустил. Саби отвернулась к стене.
      — На обратном пути я заеду за женой моего брата, — сказал индеец. — Если она согласится, я отвезу ее к своей семье. Сейчас я не могу ее забрать.
      — Зачем ее забирать? — спросил Степан. — Она больна. Ей надо лежать в тепле. Я буду заботиться о ней.
      — Хочешь сделать ее своей женой? — спросил индеец.
      — Не думал об этом, — слегка растерялся Степан. — Пока я хочу, чтобы она не умерла.
      — Если Me Cay Бис не умрет, она может быть твоей женой. Или моей. Женщина не должна оставаться без мужа. И дети не должны оставаться без отца. Что скажешь, Стивен?
      — Я буду заботиться о ней.
      Индеец кивнул, потрепал детей по взъерошенным волосам и вышел из комнаты, бесшумно шагая.
      Малыши, в одинаковых длинных, ниже колен, рубашках, затихли, глядя на Степана. Он присел перед ними и спросил:
      — Ну и как вас зовут?
      — Его зовут Шаути, — сказал один мальчишка, хлопнув по плечу другого. — А я — Вокини. Мы будем жить у тебя?
      — Будем жить вместе, — сказал Степан.
      — А у тебя есть другие дети и жены?
      — Нет.
      — Почему? Ты такой старый, и у тебя нет жен? Так не бывает.
      Они оказались близнецами, только молчаливый Шаути был побледнев, а у бойкого Вокини от верхней губы до скулы тянулся тонкий извилистый шрам.
      — У белых людей все по-другому, — вдруг сказал Шаути.
      — Вот что. — Степан отошел к окну и опустил раму. — Вы не будете больше прыгать через окно. Посидите здесь, а когда солдаты уедут, спускайтесь во двор.
      — Здесь плохой воздух, — сказал Вокини.
      — Разве ты не можешь потерпеть немного? Сколько тебе лет?
      — Что?
      Саби подала голос с кровати:
      — Им по шесть лет. Стивен, иди спокойно, занимайся своим делом. Они потерпят.
      — Как ты себя чувствуешь? — спросил он, присаживаясь на край постели.
      — Жарко. Ноги не слушаются. — Она попыталась сесть, но он удержал ее плечи на подушке. — Стивен, я должна тебе сказать. Майвис и мой муж вместе служили скаутами в кавалерии. Когда муж встретил меня, он уволился из полка и забрал меня от хозяина, где я жила с детства. И мы ушли к моим родичам, кочевать в лесах вокруг озера. Мой муж шайен, но родичи приняли нас. Оттава не враждуют с шайенами. Но теперь все изменилось. Шайены объединяются с сиу, а сиу — наши враги. Будет плохо, если мы станем жить в семье Майвиса. Ему придется уволиться и вернуться в семью. Сейчас другое время. Сейчас шайенов заставляют жить в резервации. Я не хочу в резервацию.
      — Не бойся. — Степан погладил ее по щеке. — Забудь это слово.
      — В нашем языке нет такого слова.
      — Теперь его нет и в нашем языке. Кстати, твои дети говорят по-английски не хуже тебя. Они тоже жили у белого хозяина?
      — Нет. Я научила. Стивен, если я не умру, я буду хорошей женой. Подай мне лоскуты, я буду шить тебе плащ.
      — Ты будешь лежать и выгонять из себя болезнь.
      — Как?
      — Просто лежи, как будто спишь. И проси свое тело избавиться от болезни. Лично я всегда так делаю. И, как видишь, до сих пор этот способ мне помогал. Поможет и тебе.
      — Хорошо. Я сделаю так, как ты говоришь. — Она закрыла глаза и выпустила его руку из своей.
      "Вот так, — думал Степан, спускаясь по лестнице. — Вошел в комнату одинокий охотник, а вышел многодетный отец семейства".
      Он понимал, что, пообещав заботиться о Саби, связал себя не только с ней и ее детьми. Нет, теперь он был частью племени. Самой незначительной частью, о существовании которой само племя, возможно, и не узнает никогда. Но, по крайней мере, сразу три шайена теперь будут считать его членом своей семьи — Майвис Красная Птица, Шаути и Вокини.

      Пока он занимался обустройством личной жизни, кавалеристы приготовились к маршу. Пропел горн, и всадники взлетели на коней. Прозвучала новая мелодия, и колонна тронулась с места. Капитан Мортимер козырнул на прощание, и Степан Гончар тоже приложил кончики пальцев к полям своей шляпы, провожая солдат.