ГЛАВА 42

« — А полиция не может помочь? Здесь они, кажется, на каждом шагу? — Хью Джеймс разломил кусок хлеба и откусил, сколько влезло в рот. — Надо же такому случиться в иностранной гостинице!

— Полицию мы вызвали, — заверил я его. — То есть надеюсь, что вызвали, потому что звонил портье. Сказал, что они смогут прийти только поздно ночью или даже утром, а до тех пор ничего не трогать. Нам дали другие комнаты.

— Как? Вы хотите сказать, что и в номер мисс Росси вломились? — Большие глаза Хью стали еще круглее. — А другие номера?

— Не думаю, — мрачно сказал я.

Мы сидели в ресторане под открытым небом, недалеко от Замкового холма в Буде, и через Дунай нам открывался вид на здание парламента. Было еще довольно светло, и небо отражалось в речной воде голубыми и розовыми отблесками. Ресторан выбирал Хью — сказал, что это его любимое место. Мимо проходили будапештцы, молодые и старые, и многие задерживались у ограды набережной, чтобы полюбоваться видом, словно и они никак не могли насмотреться на свой город. Хью заказал для меня несколько местных блюд, которые я еще не пробовал, а пока на столике стоял неизменный золотисто-коричневый хлеб да бутылка токайского — знаменитого вина с виноградников на северо-западе Венгрии, как объяснил мне Хью. Мы уже миновали стадию знакомства — обсудили мою диссертацию (Хью захихикал, услышав, как ошибался на мой счет профессор Шандор), поговорили о своих университетах и о книге по истории Балкан, которая скоро должна была выйти у Джеймса.

— Что-нибудь украли? — Хью наполнил мой бокал.

— Ничего, — все так же уныло отозвался я. — Конечно, я не оставлял в номере денег и других… ценностей, а паспорт у дежурного или в полиции, не знаю точно.

— Что же они искали? — Хью приветственно поднял свой бокал и отпил вина.

— Это очень, очень долгая история, — вздохнул я, — но она вполне вписывается в разговор, который нам предстоит.

Он кивнул:

— Ладно, тогда на штурм.

— Только если и вы примете участие.

— Само собой.

Я подкрепил свои силы, выпив полстакана токая, и начал с самого начала. Все колебания о том, насколько можно доверить профессору Джеймсу историю Росси, я отринул еще на трезвую голову: доверие могло быть только полным и взаимным. Хью слушал молча, очень внимательно, но когда я заговорил о решении Росси продолжить поиски в Стамбуле, он подскочил:

— Клянусь Юпитером, я сам собирался туда съездить. Правда, я уже два раза бывал в Стамбуле, но заняться там поисками Дракулы решил совсем недавно.

— Избавлю вас от лишних трудов… — Теперь уже я долил вина и поведал ему о стамбульском приключении Росси, потом о его исчезновении — здесь глаза у Хью вылезли на лоб, однако он промолчал.

Потом я рассказал о встрече с Элен, не утаив ее странного отношения к Росси, обо всех наших поисках и находках, включая сегодняшнюю, описав попутно Тургута и его друзей.

— Как видите, — заключил я, — меня не слишком удивляет перерытая сверху донизу комната.

— Да уж… — Он задумчиво помолчал. К этому времени мы успели управиться со множеством мясных блюд и пряных закусок, и он с явным сожалением отложил вилку, которой больше не находилось применения. — Удивительно… я имею в виду нашу встречу. Но исчезновение профессора Росси — это очень, очень печально. Ужасно странно. До вашего рассказа я считал, что изучение истории Дракулы не слишком отличается от любой другой научной работы. Разве что от той книги мне всегда делалось не по себе. Конечно, это не основание для выводов, но все же…

— Я вижу, что не так злоупотребил вашим доверием, как опасался, — заметил я.

— Да, эти книги, — продолжал рассуждать Хью. — Я насчитал четыре: ваша, Росси, моя и того стамбульского профессора.. Дьявольски странно… четыре одинаковых.

— Вы не знакомы с Тургутом Бора? — спросил я. — Вы сказали, что уже бывали в Стамбуле.

Он покачал головой:

— Нет, даже имени не слыхал. Но ведь он литературовед, так что я не мог столкнуться с ним на исторической или на какой-нибудь конференции. Я буду благодарен, если вы согласитесь как-нибудь нас познакомить. В архиве, о котором вы говорили, я сам не бывал, но читал о нем в Англии и подумывал туда добраться. Вы, как и обещали, избавили меня от лишних трудов. Знаете, мне в голову не приходило, что дракон в моей книге может оказаться картой. Поразительная идея!

— Да, а для Росси, возможно, дело жизни и смерти, — договорил я. — Но теперь ваша очередь. Как вы наткнулись на вашу книгу?

Он посерьезнел.

— Как и в вашем случае — и в двух других, о которых вы говорили, — я не столько наткнулся на нее, сколько получил — не могу сказать, от кого или каким образом. Пожалуй, начну с небольшого предисловия. — Он помолчал, и мне почудилось, что разговор его тяготит. — Видите ли, я получил ученую степень девять лет назад в Оксфорде и после этого преподавал в Лондонском университете. Семья моя живет в Камбри, это в Озерном краю, — небогатая семья. Им нелегко пришлось, но они сделали все, что могли — как и я, — чтобы я получил лучшее образование. Я всегда чувствовал себя немного чужим, особенно в частной школе — меня устроил туда дядя. Зато работал больше других, старался быть первым учеником. И с самого начала увлекся историей.

Хью промокнул губы салфеткой и покачал головой, словно вспоминая юношеское безрассудство.

— К концу второго курса в университете я уже понимал, что многое могу, и удвоил старания. Потом началась война, и все оборвалось. Я к тому времени почти три года провел в Оксфорде. Кстати, там я впервые услышал о Росси, хотя и не был с ним знаком: он уже был в аспирантуре и публиковал статью за статьей. Но он, должно быть, перебрался в Америку вскоре после моего поступления.

Он погладил подбородок большой обветренной ладонью.

— Дороже науки для меня ничего не было, но я любил и свою страну, так что сразу завербовался во флот. Мы отплыли в Италию, а пять месяцев спустя я вернулся. Ранение в предплечье и в ноги. — Он коснулся белого манжета хлопчатой рубахи, может быть, вспоминая окровавленный бинт. — Я довольно быстро поправился и хотел вернуться, но меня больше не взяли — при взрыве корабля пострадало и зрение. Так что я вернулся в Оксфорд, старался не слышать воя сирен и к концу войны закончил курс. Последние дни, проведенные в университете, были, пожалуй, счастливейшими днями моей жизни, несмотря на все трудности: мир избавлен от ужаснейшего проклятия, я наконец закончил образование, а девушка, которую я любил, сколько себя помню, согласилась стать моей женой. Денег у меня не было, да еды и за деньги нельзя было купить, но я ел у себя в комнате сардинки и писал любовные письма домой — простите, что рассказываю вам все это, — и как черт готовился к экзаменам. И, конечно, замучил себя до полусмерти.

Он поднял бутылку токайского, увидел, что она пуста, и со вздохом поставил обратно.

— Последнее испытание подходило к концу, и венчание было назначено на конец июля. В ночь перед последним экзаменом я чуть не до утра просидел над конспектами. Понимал, что готов ответить на любой вопрос, но просто не мог остановиться. Я работал в уголке библиотеки колледжа, забившись между полками, откуда мне видны были другие такие же безумцы, листавшие конспекты. В наших маленьких библиотеках попадались ужасно славные книжицы, и я позволил себе отвлечься на пару минут, вытянув с соседней полки два томика сонетов Драйдена. Потом я заставил себя поставить их на место — решил, что лучше выйти покурить и потом снова сосредоточиться. Я втиснул книги на полку и вышел во двор. Была чудная весенняя ночь, и я задумался об Элспет, и о домике, который она обставляет для нас, и о своем лучшем друге — он был бы куда лучше меня, — погибшем на нефтяных полях Плоешти, — он воевал в американской армии, — а потом я вернулся в библиотеку. К моему удивлению, Драйден снова лежал на столе, словно я и не убирал его, и мне подумалось, что я, пожалуй, переработался. Я хотел поставить его на место, но места не оказалось. Я точно помнил, что томики стояли следом за Данте, но место было занято другой книгой — книгой в старинном переплете с вытесненной на корешке фигуркой маленького зверя. Я вытащил ее, и она сама открылась в руках — ну, это вам знакомо.

Его добродушное лицо побледнело, и он принялся рыться в карманах сперва рубашки, потом в брючных, пока не откопал пачку сигарет.

— Не курите? — Он закурил и глубоко затянулся. — Меня захватила наружность книги, явно старинной, и грозный вид дракона — ну, понятно, точь-в-точь как у вас. В три часа ночи библиотекаря, конечно, не было, так что я прошел в каталог и поискал сам, но узнал только имя: Влад Цепеш, и его происхождение. На книге не было штампа библиотеки, так что я унес ее к себе. В ту ночь я плохо спал и на следующее утро мне было не до экзамена: я только и думал, в какие еще библиотеки обратиться и не съездить ли в Лондон, где могло оказаться больше литературы. Но времени не было, и, уезжая домой, я захватил книгу. Посматривал на нее время от времени. Элспет поймала меня на этом, и когда я ей рассказал, почему-то очень встревожилась. До нашей свадьбы оставалось пять дней, а я только и думал о книге и постоянно заговаривал о ней с Элспет, пока она не попросила меня перестать. А однажды утром — за два дня до венчания — меня вдруг осенило. Понимаете, недалеко от деревушки, где жили мои родители, был большой особняк, построенный еще при Якове, — он входил в маршрут автобусных экскурсий. Мне еще в школе надоели разговоры о нем, но я запомнил, что вельможа, построивший его, был большим книголюбом и собрал коллекцию книг со всего света. Я не мог уехать в Лондон перед самой свадьбой и подумал, нельзя ли порыться в его знаменитой домашней библиотеке — там могло найтись что-нибудь о Трансильвании. Родителям я сказал, что пойду прогуляться, а они, конечно, решили, что у меня свидание с Элси. Утро было дождливое — и туманное, и холодное. Хранительница особняка сказала, что сегодня экскурсии не проводятся, но в библиотеку меня впустила. Она слышала о нашей свадьбе, была знакома с моей бабушкой, так что даже угостила меня чашкой чая. Я скинул макинтош и, увидев два десятка полок, собранных добрым якобитом, забиравшимся гораздо дальше на восток, чем большинство собирателей, забыл обо всем на свете. Я перебирал эти чудеса, сначала купленные в Англии, вероятно, уже после окончания его великих путешествий, пока не добрался до Венгрии и Трансильвании, и там нашел одно упоминание Влада Цепеша, потом другое, третье и, наконец, с восторгом и изумлением обнаружил описание погребения Влада на озере Снагов, перед алтарем облагодетельствованной им церкви. Описание представляло собой легенду, записанную англичанином, побывавшим в тех краях, — на титульном листе вместо имени стояло просто «Путешественник». Автор был современником вельможи времен Якова Первого. Значит, как вы понимаете, предание пережило Влада на добрых сто тридцать лет. Путешественник побывал в снаговском монастыре в 1605 году. Он беседовал с монахами и от них услышал легенду о великой книге, сокровище монастыря, лежавшей на алтаре во время похорон. Все монахи, присутствовавшие при погребении, оставили в ней свои подписи, а те, кто не умел писать, нарисовали дракона в честь Ордена Дракона. Потом, говорит Путешественник, он захотел увидеть могилу, и монахи показали ему большую плиту в полу перед алтарем. На ней был нарисован портрет Дракулы и под ним — надпись на латыни, возможно тоже краской, поскольку автор не упоминает о резьбе. Его поразило отсутствие на могильной плите обычного креста. Что-то заставило меня заботливо скопировать эпитафию… — Хью огляделся, затушил окурок в пепельнице и понизил голос: — Я списал ее и, припомнив уроки латыни, прочел вслух перевод: "Читатель, подними его… " — вы знаете, как там дальше. Снаружи все еще лил дождь, и где-то в библиотеке хлопнуло растворенное окно — в лицо дунуло сырым холодом. Нервы у меня были так натянуты, что я подскочил, опрокинул чашку и пролил чай на книгу. Промокая лужу и проклиная свою неуклюжесть, я ненароком взглянул на часы — был уже час дня, и меня ждали домой к обеду. Мне показалось, что все нужное я уже нашел, так что я собрал книги, поблагодарил хранительницу и пошел назад по аллее среди цветущих июньских роз. Дома я ожидал застать родителей, а может быть, и Элси за столом, а застал целую толпу друзей и соседей. Отец на себя был не похож. — Хью зажег новую сигарету, в собирающейся темноте огонек спички заметно дрожал. — Он положил руку мне на плечо и рассказал, что Элспет, возвращаясь на одолженной у кого-то машине из соседнего городка, куда ездила за покупками, попала в аварию. Шел сильный дождь, ей показалось, что на дороге что-то мелькнуло, и она затормозила, машину занесло… Слава богу, она была жива, но тяжело ранена. Ее родители сразу поехали в больницу, а мои дожидались меня. Я нашел машину и гнал так, что сам чудом не попал в аварию. Думаю, подробности вас не интересуют — она лежала с перевязанной головой, широко открыв глаза. Вот так… она живет в каком-то санатории, с хорошим уходом, но не говорит и мало что понимает, и есть сама не может. Самое страшное… — голос у него дрогнул, — самое страшное, что я всегда считал это случайностью, просто несчастным случаем, а теперь, после ваших рассказов — о друге Росси Хеджесе и о вашем… о вашем коте, — не знаю, что и думать. Он нервно затянулся. Я тяжело выдохнул:

— Мне очень, очень жаль. Не знаю, что сказать. Как ужасно.

— Спасибо. — Хью понемногу приходил в себя. — Прошло немало лет, а время, знаете ли, лечит. Просто…

Тогда я не понимал, как понимаю сейчас, чего он недоговорил — напрасные слова, непроизносимая литания о потерянном. Мы сидели так, разделенные и связанные прошедшим, когда подошел официант и поставил на наш столик свечу в стеклянном фонарике. Кафе наполнялось людьми, изнутри донесся взрыв смеха.

— То, что вы рассказали о Снагове, — снова заговорил я, — знаете, я ничего этого не знал — о надписи на могиле, и о нарисованном лице, и о том, что там не было креста. Мне кажется очень важным, что надпись совпадает с надписью на карте Росси, — доказательство, что первое погребение в самом деле находилось в Снагове. — Пальцами я стиснул виски. — Но тогда почему же на карте — я имею в виду карту с драконом в книгах и те, в архиве, — почему на них не изображены приметы Снагова: озеро, остров на нем?

— Хотел бы я знать.

— А после того вы продолжали заниматься Дракулой?

— Несколько лет не занимался. Не хватало духу. Но около двух лет назад я поймал себя на том, что снова задумываюсь о нем, так что, начав работу над последней книгой — о Венгрии, я не пропускал ничего, связанного с этой темой.

Уже совсем стемнело, и в воде Дуная отражались огни фонарей на мостах и набережной Пешта. Подошел официант, предложил нам «эспрессо», и мы с благодарностью согласились. Хью сделал глоток и отставил чашку.

— Хотите взглянуть на мою книгу? — спросил он. Я не сразу понял его:

— На ту, что вы пишете?

— Нет, с драконом. Я опешил:

— Она у вас с собой?

— Я всегда ношу ее с собой, — строго пояснил Хью. — Или почти всегда. На время доклада оставлял в номере — решил, что там она будет в большей сохранности. Стоит мне подумать, что ее могут украсть… — Его голос прервался. — Вашей ведь не было в номере?

— Нет. — Я невольно улыбнулся. — Свою я тоже ношу с собой.

Он вдруг сдвинул в сторону посуду и открыл свой портфель. Из портфеля появилась шкатулка полированного дерева, из нее — матерчатый пакет, который Хью положил на стол. В пакете оказалась книга — меньше моей, но в таком же переплете из потертого пергамена. Страницы были темнее и крошились сильнее моих, но оттиск, сделанный в двух цветах — драматическое сочетание черного и красного, был точно таким же и занимал разворот от края до края — скалящийся на нас дракон. Я молча открыл свой портфель и, выложив на стол собственную книгу, открыл разворот и положил рядом с гравюрой Хью. Совершенно идентичны, подумал я, склонившись над ними.

— Смотрите, даже клякса одинаковая. Отпечатаны с одного клише, — тихо сказал Хью.

Я видел, что он прав.

— Знаете, вы напомнили мне еще одно. Забыл сказать. Мы с мисс Росси сегодня заходили в университетскую библиотеку — она хотела вспомнить кое-что, прочитанное два года назад… — Я описал том румынского фольклора и жутковатый стишок о монахах в великом городе. — Ей казалось, что песня может иметь отношение к стамбульскому манускрипту, о котором я вам рассказывал. Текст, на мой взгляд, может относиться к чему угодно, зато на странице оказалась примечательная заставка: чаща леса, в которой виднеется церковь и дракон рядом с ней, и еще слово.

— Дракулиа? — мысль Хью следовала тем же путем, что и моя.

— Нет, «Ивиреану»… — Заглянув в свой блокнот, я показал ему написание слова.

Он широко распахнул глаза:

— Потрясающе!

— Что? Говорите же скорее.

— Да ведь я только вчера наткнулся на это слово в библиотеке.

— В той же библиотеке? Где? В той же книге? — В нетерпении я сыпал вопросами, не дожидаясь ответов.

— Да, в университетской библиотеке, но книга была другая. Я шарил в каталоге в поисках материалов по своей теме, а поскольку наш друг не идет у меня из головы, то я вечно натыкаюсь и на его имя. Знаете, Дракула и Хуньяди были смертельными врагами, а позже он враждовал с Матьяшем Корвинусом, так что, читая о них, то и дело натыкаешься на его имя. Я ведь говорил вам за ланчем, что нашел документ, составленный по приказу Корвинуса, — тот, где упоминается дух в амфоре?

— Да-да, — живо откликнулся я. — И там вам встретилось слово «Ивиреану»?

— Нет… Документ Корвинуса чрезвычайно интересен, но по другим причинам. В нем сказано… вот, я сделал выписку. Оригинал на латыни.

Он достал блокнот и прочел мне несколько строк:

— "В год Господа нашего 1463 смиренный слуга короля предлагает ему сии слова из великих писаний, дабы уведомить его величество о проклятии вампира, да сгинет он в аду. Составлено для книжного собрания его величества, в помощь ему в исцелении от чумы нашего города, изгнании вампиров и спасении наших обителей от великого зла"… И так далее. Потом добрый книжник, имя которого забылось, приводит ряд ссылок на различные классические труды, среди которых и описание духа в амфоре. Вы видите, что документ датируется первым годом после ареста Дракулы, годом его заключения в замке Буды. Как видно, Матьяша тревожили те же беды, что и турецкого султана. Мне представляется, что Дракула приносил с собой беду повсюду, где оказывался. Оба документа говорят о чуме, и оба упоминают вампиров. Большое сходство, не правда ли? — Он задумчиво помолчал. — Вообще-то, чуму можно понимать и в буквальном смысле. В Англии я читал, что Дракула использовал в борьбе против турок заразу. Засылал в турецкий лагерь своих людей, больных инфекционными заболеваниями, — в турецком платье.

Хью Джеймс задумчиво прищурился на свет фонаря, и его добродушное лицо изменилось. Мне пришло в голову, что в новом союзнике нам посчастливилось встретить обладателя проницательного ума.

— Поразительно, — признал я, — однако насчет «Ивиреану»?

— О, прошу прощения, — Хью улыбнулся, — отклонился от темы… Да, это слово тоже попалось мне в библиотеке. Три или четыре дня назад, кажется, в румынском издании Нового Завета. На титульном листе внизу значилось «Ивиреану» — ручаюсь вам, то самое слово. Я просматривал книгу, потому что в оформлении переплета явственно сказывалось оттоманское влияние. Тогда я особенно не задумался — то и дело натыкаюсь на румынские слова, для меня, по правде сказать, весьма таинственные, потому что румынского я почти не знаю. Я засмотрелся на него из-за шрифта — очень изящного. Решил, что это, должно быть, название местности или города.

У меня вырвался стон:

— И все? Больше вы его нигде не видели?

— Боюсь, что нет… — Хью занялся остывшим кофе. — Но если снова где-нибудь наткнусь, обязательно дам вам знать.

— Ну, возможно оно и не связано с Дракулой, — протянул я, утешая сам себя, — жаль только, у нас нет времени хорошенько покопаться в здешней библиотеке. В понедельник мы вылетаем обратно в Стамбул — к несчастью, нам разрешили въезд в страну только на время конференции. Если найдете что-либо интересное…

— Ну конечно, — заверил Хью. — Я пробуду здесь еще шесть дней. Если что-нибудь найду, писать вам на факультет?

Я чуть вздрогнул: уже несколько дней я совсем не вспоминал о доме и понятия не имел, когда снова смогу заглянуть в свой почтовый ящик на факультете.

— Нет, нет, — поспешно возразил я, — пока не надо. Если вам попадется что-то, что покажется важным для нас, позвоните, пожалуйста, профессору Бора. Просто скажите ему, что знакомы с нами. Если я сам буду с ним говорить, то предупрежу, что вы можете с ним связаться. — Достав визитную карточку Тургута, я переписал для Хью номер его телефона.

— Очень хорошо. — Он сунул записку в нагрудный карман. — И возьмите мою карточку. От всей души надеюсь, что мы еще встретимся.

Мы несколько секунд помолчали. Он сидел, опустив взгляд на стол с пустыми чашками, освещенный мерцающим огоньком свечи.

— Послушайте, — заговорил он наконец, — если все, что вы рассказывали, — правда… вернее, все, что рассказывал Росси… и граф Дракула, или Влад Цепеш, жив — в каком-то ужасном смысле этого слова… я хотел бы помочь вам…

— Избавиться от него? — тихо договорил я. — Буду иметь в виду.

После этого нам, казалось, уже не о чем было говорить, хотя я тоже надеялся, что смогу когда-нибудь продолжить разговор. Мы нашли такси, доставившее нас в Пешт, и Хью настоял на том, чтобы проводить меня в гостиницу. Мы сердечно прощались с ним в вестибюле, когда портье, с которым я разговаривал днем, вышел из своей кабинки и схватил меня за локоть.