— Сейчас опись произведем или пусть народ мучается? — Мания, хоть и прапорщик, но в душе женщина, роется в золотых побрякушках. Глупая. Любое украшение на ее лысой голове теряет всякий смысл. Блестящее с блестящим не смотрится.

— Бумажками пусть канцелярские крысы занимаются, — у меня свой взгляд на распорядок дня. — У нас, Мария, сейчас более важная задача. Если есть тайник с награбленным имуществом, то есть тот, кто должен сюда вернуться. Лично я бы вернулся непременно.

— Верно, — Баобабова мгновенно забывает об украшениях, превращается в верного сотрудника спецотдела «Пи». — Будем сидеть здесь сколько потребуется. Месяц, два, я на все готова.

Баобабова усаживается за поваленной на пол однорукой, безголовой, безногой скульптурной композицией из мрамора. Роется в косметичке, достает полбуханки черного хлеба и кусок дурно пахнущего на подсознательном уровне сала.

Кушает прапорщик аккуратно, не роняя ни крошки. Но и не глядя мне в глаза.

Я вздыхаю и, стараясь не поворачиваться в сторону дурного запаха, изучаю предполагаемое место появления преступника. При глубоком размышлении становится понятно, что через стальную дверь преступник, или же, преступники, не ходят. Скорее всего за ковром, который так и не стал моим ковром, только черный выход. Если угодно, черная дверь. А основной вход вот он, над головой.

В центре высокого купола видно отверстие, в которое на награбленное имущество молча взирает луна.

После недолгих поисков в развалах отыскиваю довольно приличный диван, пыжусь в одиночку, подтаскивая махину к месту наблюдения. Затем выбираю из кучи оружия подходящее к званию оружие. Винтовку с оптическим прицелом. Весьма удобная вещь, когда необходимо куда-нибудь прислонить голову и подремать.

Баобабова, опахнув меня остаточными не парфюмерными запахами, присаживается рядом. У человека совершенно нет совести. Диван скрипит, но вес двух сотрудников отдела «Пи» выдерживает.

— А вот если бы у меня было сало….

— Не откажусь.

После этого разговор затихает окончательно. Напарник, прикрывающий спину, конечно, прекрасно. Но иногда лучше иметь напарника, который спасал бы не только душу, но, хотя бы изредка, и желудок.

— Скучно!

У Баобабовой, видите ли, скучное настроение. Права наука, когда утверждает, чем полнее желудок, тем меньше желание веселится. Вот я с прошлого обеда ничего не кушал и в результате очень даже ничего. Веселюсь от всей души.

Долго веселиться не позволили свежие обстоятельства.

Отверстие купола заслоняет темная фигура.

Предчувствуя переломные в уголовном деле события, прыгаю за диван. Машка, хоть и с плохим настроением и полным желудком, живенько переваливает через спинку. Дышит тяжело, капельки пота на бритой голове. После завершения задания внутренним приказом по «Пи» прикажу перед заданиями ни есть, ни пить.

— Думаешь, он?

— Больше некому, — кажется, подозреваемый нас не заметил. Висит вниз головой, уцепившись конечностями за край отверстия. Выходит не ошиблись глаза мои, когда на подоконнике этого типа увидел. Гигантская летучая мышь. Пусть даже и южно-африканская.

Баобабова, ничуть не смущаясь присутствующего рядом коллеги, лезет пятерней в разрез бронежилета. Вытаскивает миниатюрный дамский револьвер. Странно, я думал она запасное оружие в косметичке хранит.

— На.

— Я лучше с фонарем, — обматываю сетку вокруг кулака. — Так вернее.

Мария не настаивает. Лишний шум ей тоже ни к чему.

Гигантская летучая мышь делает два круга под потолком. Парит плавно, почти не работая перепончатыми крыльями. Видать сильны восходящие потоки.

Знаками показываю напарнику, что она должна контролировать левый фланг и если что, отрезать собственным телом и огневой мощью пути отступления подозреваемого.

Машка плотоядно ухмыляется. Теперь она в своей тарелке. Работа привычная, деланная не раз и не два, осечек не будет.

Отсчитываю время на пальцах. Три пальца, два пальца, один палец, полпальца, суставчик, ноготь. Больше показывать нечего. Приходиться вылезать из-за спинки дивана, который уже стал мне близким и родным.

— Всем стоять, никому не двигаться, мордой к потолку, крылья за спину!

Баобабова, молодец. Справившись с сытым урчанием в животе, выскакивает из-за другого конца дивана. Зубы оскалены, глаза на выкате. Ноги на ширине плеч, руки не дрожат. Лицо больше похоже на озверевшую рожу.

Подозреваемый, он же условный преступник, мечется под куполом, мельтешит. Бросается тараном на хрустальную люстру, разбивая лампочку. Темнота, друг не только молодежи. Теперь морду летучей мыши разглядеть трудно. Больно маневренность высокая.

Баобабова не выдерживает, прыгает вперед, переворачивается в полете на спину и ведет прицельный огонь. Надо бы по правилам предупредительный выстрел сделать, но правила забыты. Тем более, что стреляет Баобабова, как положено, в воздух. Так что буква закона соблюдена.

Пистолеты дергаются, изрыгая свинец и короткие вспышки огня. Ни одна пуля не пропадает даром. Все в луну.

Обоймы пусты. Машка судорожно нажимает на курки. Вместо грома сухие щелчки. Но Баобабовой нет до этого дела. Жмет, как заведенная.

Гигантская летучая мышь, почувствовав, что основная артподготовка закончилась без особых потерь с ее стороны, резко сваливается в крутом пике и таранит тяжелым телом доблестного прапорщика Баобабову. Тяжелые лапы, на концах которых, почему-то вместо когтей тяжелы копыта, упечатываются в лоб не успевшей отскочить Марии, нанося ей не тяжкие ушибы и временное сотрясение мозга.

— Маша! — слишком поздно кричу я, предупреждая напарника. Задумался на секунду, вспоминая полбуханки хлеба и здоровый кусок сала. Поздно.

Машка тяжело валится набок, закатывая глаза. Один-ноль в пользу преступника.

— А-а-а! — дико кричу я и бросаюсь вперед, к не успевшему набрать высоту черному телу.

У каждого в жизни единственный раз бывает свой первый, свой памятный подвиг.

Черная фигура гигантской мыши медленно разворачивается, шипит, брызжа слюной. Зажмуриваю глаза, а вдруг слюна ядовитая. И со всей силой, с разворота, с замаху, опускаю тяжелый стариковский фонарь на черный силуэт.

Промахиваюсь. Совсем немного. Метра полтора, не больше. Никогда не думал, что южно-африканские летучие мыши такие увертливые.

Фонарь, так удачно упакованный мной в сетку, с лету с маху врезается не в голову странного существа, как было запланировано ранее, а в тугое черное крыло.

Хороший удар. За такие раньше в тире выдавали бутылку пива. Или плюшевого зайца, кому как с паспортом повезет.

Раненое точным ударом молодого лейтенанта существо, припадая на одну сторону плохо управляемым летательным аппаратом, с воем отчаяния, в котором слышатся нотки гнева и непонимания специфики работы нашего отдела, отшатывается в сторону кучи с ценностями из мира искусства. Выхватывает из стопки картин полотно с изображением черного фона на черном фоне, приблизительная стоимость картины по предварительной оценке гораздо больше моего месячного оклада, и опускает сие произведение мне на голову.

Летательному аппарату с переломанным крылом везет в меткости больше, чем молодому лейтенанту. А может рама у произведения искусства оказывается более прочной.

Ответный удар сшибает меня с ног и я, не теряя ни собственного достоинства, ни сознания, валюсь рядышком с постанывающей Баобабовой.

Грозная летучая мышь готовится нанести последний удар. С неприятным сопением поднимает над нами нечто тяжелое, на вид из мрамора, и прицеливается, выбирая наиболее удачное место для сброса смертоносного груза.

У хорошего оперативного работника должна быть великолепная память. Если у вас ее, памяти, нет вообще и в частности, то в органы, а тем более внутренние вам дорога заказана. Потому, что нет более ценного для нашего брата фактора, нежели память.

Провожу рукой по коленке Баобабовой. Не здесь. То, что ищу, находиться не на коленке. Убеждаюсь, что напарник жива. Сквозь темень беспамятства Машка кому-то обещает отвинтить голову за слишком шаловливые конечности.

Но времени разбираться с сердечными делами напарника нет. Мышь полностью взяла контроль над ситуацией в свои отбитые фонарями крылья и готовится уничтожить непрошеных гостей.

Прозорливым умом молодого лейтенанта догадываюсь пошарить на лодыжке Баобабовой. То, что мне необходимо, на месте. Небольшой дамский гранатомет пристегнут к ноге прапорщика. Отцеплять его от ноги нет ни времени, ни возможности. Вскидываю ногу Баобабовой на плечо, свободной рукой загибаю мешающий Машкин носок и, не целясь, стреляю в гигантскую южно-африканскую мышь, непонятно за каким хреном прилетевшая промышлять на территорию суверенного государства.

Ракета, направленная уверенной и точной рукой молодого лейтенанта, не без помощи ноги его напарника, таранит черное тело преступника, пронзает насквозь и улетает туда же, куда до этого улетели все пули Баобабовой. В отверстие в куполе. Прямым рейсом на луну.

— Бинго-у! — ору я от счастья.

Разбуженная всенародным ликованием прапорщик Баобабова приходит в себя, моментально оценивает качество проделанной работы и присоединяется в крике ликования:

— Ногу отпусти!

Женщины никогда не поймут всей прелести точного выстрела. Только нам, молодым лейтенантам, дано осознать это прекрасное чувство. То же самое, что на рыбалке вытащить из пышущего утренним паром озерца теплого и верткого карася, или, в крайнем случае, переехать на машине не успевшую взлететь с асфальта ворону. Счастье, как известно, у мужчин и женщин разное.

Южно-африканский мутант, оценив свои ничтожные шансы как отвратительные, мощно загребая воздух одним крылом, бросается в бегство. Стремительно взмывает к дырке в куполе и, на секунду, заслонив собой торчащую на одном месте луну, скрывается в утренних сумерках. Но перед тем, как окончательно раствориться в темном небе зарождающегося дня, с его тела срывается и падает на лысину Баобабовой капля крови.

— Ранен?! — почему-то удивляюсь я, на всякий случай обнюхивая расплющенную каплю. Шутки с томатным соком мне уже надоели. Баобабова, более решительная чем я, рукавом смазывает улику с группой крови подозреваемого и голосом, не терпящим противоречия, объявляет:

— Будем брать. Преступник ранен, его жизнь на волоске. Он растерян и напуган. Значит будет делать только глупости. Что позволит, не прибегая к излишним сложностям, схватить беглеца.

— Можешь меня расстрелять на месте, но одни мы ничего не сделаем.

Нервничает Мария, не верит в свои силы. Плохо. С таким настроением только на рынке морковку продавать.

— Попробуй еще раз связаться с дежурным. Расстояние-то плевое. Две остановки с тремя пересадками.

Прапорщик Баобабова, превозмогая боль ушибленного тела, вытряхивает из косметички рацию. Просит подержать на весу проволоку, заменяющую антенну, а сама, нацепив наушники, обращается к пространству:

— Восемь нулей семь требует поддержки! Восемь нулей семь нуждается в немедленной поддержке!

Это может показаться чудом, но рация пробивается в эфир и далекий, чуть хриплый голос с помехами отвечает Баобабовой:

— О! Рашен герл! Ай эм американ бой! Ай лав ю рашен герл энд рашен пипл! Ай лав ю рашен президент!

— Я в групповухах не участвую, — огрызается Баобабова и переходит на другую волну. Летят в эфир требования о поддержке. Но, молчит рация. Никто не отвечает Машке, кроме одинокого американца. Но в нашем деле американский товарищ не помощник.

— Попробуй с теткой связаться, — советую Машке, которая готова разрыдаться от первых неудачных попыток.

Мария молодец. Утирает рукавом слезы и следует совету молодого лейтенанта. К общему удивлению тетка выходит на связь практически мгновенно. Словно сидела она все это время у кухонной рации и ждала сеанса связи. Правда сначала тетка путает нас с какими-то связными и требует немедленно принять зашифрованные сообщения, но после того, как Мария доходчиво напоминает о родственных узах, успокаивается.

Баобабова, перемешивая повествования всхлипываниями и стонами объясняет суть вопроса и через двадцать минут добивается согласия тетки на сотрудничество с нашим отделом. Тетка клятвенно обещает связаться с милицией или, в крайнем случае, дойти до министра по чрезвычайным ситуациям.

— А раз тетка обещает, то непременно поможет, — Баобабова свертывает походную рацию в косметичку, подтягивает ботфорты и, весело сверкая бритой лысиной, смеется впервые за всю ночь: — Жизнь, Лесик, продолжается. Далеко этот гад от нас не уйдет.

В погоню! В погоню!

Отыскать капли крови странного летающего существа в темноте кладбища оказывается не сложно. Подчиняясь неизвестным законам, кровь из раненого преступника проливается исключительно на хорошо утоптанные тропики. Кровавый след ведет строго к выходу. Мимо заколоченной тяжелыми досками сторожки. Мимо свежих могилок и свежевырытых ям.

— Старик-то обманул, — замечает впередиидущая Баобабова, кивая на заколоченную сторожку.

— Зато фонарь пригодился, — у меня нет настроения размышлять над странным поведением дряхлого и таинственного старика. Кладбище, это не центральная площадь города, где можно спокойно допросить подозрительного гражданина. Захотел дедок появиться, да бога ради. Вреда не принес, и на том спасибо. А над тем, кто из нас привидение, еще поспорить надо. Может это мы для него гости с того света. Он то у себя дома.

Над головой, рассекая темноту пляшущими столбами света, тарахтят вертолеты поддержки.

— Мировая у тебя тетка, — в боку слегка покалывает, но я держусь.

— Мировая, — соглашается Мария, прислушиваясь к далеким еще завываниям милицейских сирен. — Через полчаса в нашем распоряжении будут все силы города.

— Через полчаса товарищ наш в теплые края улетит, — зло плюю на землю. Мы уже вышли с кладбища и плеваться можно сколько угодно. Хоть с горя, хоть с радости. — Да и что может получиться? Мы, значит, его обнаружили, выследили. Логово разворошили. Ранили в конце концов. А другие подъедут через полчаса и готовенького клиента на блюдечке начальству поднесут. Не согласен!

Баобабова тоже не согласна. Она вспоминает о нанесенных черным мутантом обидах и хочет лично задать несколько вопросов преступнику, сумевшему провести лучших сотрудников оперативных служб.

— Не поднесут, — не вижу лица Марии, но чувствую, как оскалилось ее лицо. — Скорее всего гаденыш попытается укрыться в новостройках. Там его ни одна милиция не найдет. Это же черные дыры современности.

Это правда. Баобабова не врет. В газетах часто пишут, как в только что начавших строиться домах пропадают не только отдельно взятые люди, но также целые строительные бригады, не говоря уже о главных бухгалтерах с зарплатой Я так думаю, что современные новостройки похуже старомодных кладбищ. Перефразируя поэта — в новостройку кто попал, заблудился и пропал.

— Поэтому для нас с тобой самое главное не упустить подлеца. Сумеем загнать его в угол, наша возьмет. Нет, тогда пиши письма. Отлежится пару дней и улетит в свою южную Африку.

Баобабова ловко перепрыгивает через канаву с водой и углубляется в горы строительного мусора:

— Лешка! Смотри! Гаденыш наш хромает! — Баобабова волнующе передергивает затворы и прибавляет ходу.

Преступник с темным прошлым, темным настоящим, но однозначно веселым тюремным будущим, припадая на одно крыло, то взлетает, то вновь валится на землю. Но уверенно двигается в сторону строящегося торгового комплекса. Баобабова права. Хочет скрыться в переплетениях железобетонных конструкциях или того хуже, уйти по заранее подготовленным к зиме траншеям.

Баобабова закатывает на бегу рукава:

—Задержу голыми руками гаденыша.

— Помогу, чем смогу — на бегу скидываю лишнюю одежду, остаюсь в белой майке. На фоне прапорщика я, конечно, не Геракл, но внушить ужас и страх преступнику способен. Особенно когда надую щеки. Специально перед зеркалом тренировался.

Кровяные пятна бегут вверх по лестнице. Параллельно пятнам отчетливые отпечатки копыт. Преступник не уйдет. Преступник обречен.

— Сорок пятый размер, — на ходу определяет Баобабова. Я не могу с ней не согласится. Однако меня смущает тот факт, что отпечаток копыта имеет характерную особенность в виде товарного знака крупной обувной компании.

Но рассуждать о странных формах копыт южно африканской мыши некогда. Это потом, в тишине кабинета, мы тщательно проанализируем погоню. Отметим все удачные решения, и, заодно, и неудачные. Снимем у пойманного преступника и отпечатки крыльев, и отпечатки копыт. Узнаем, по злому умыслу злодей воровал капитанское имущество, или по наводке уголовных элементов.

А сейчас, сбивая дыхание, только вперед. Вверх по лестнице без перил. Туда, где только что скрылось существо, нарушившее покой и сон капитана Угробова, подставившее меня, молодого лейтенанта Пономарева и оторвавшее от чтения очередного женского романа прапорщика Баобабову. Преступник, даже если он гигантский южно-африканский мышь, должен ответить за все.

На десятый этаж взлетаем легко и непринужденно. Впереди Мария с закатанными рукавами. Глаза блестят, мышцы играют. Амур в памперсах мечет по сторонам стрелы. Следом, уцепившись за пояс прапорщика, я, молодой лейтенант Пономарев, совершенно неприспособленный к единовременному преодолению большого количества ступеней. Дышу тяжело, но уверенно.

Следы раненого мутанта ведут еще выше. На крышу. Переглядываемся с напарником. У нас, как у хороших напарников, одна и та же мысль.

— Взлетная полоса!

В голове моментально прорисовывается чудовищная картина. Раненое мутированное чудовище, морщась от боли в прострелянном и отбитом крыле, разбегается по крыше, криво усмехается нам, выскочившим наверх, и, оттолкнувшись от карниза, воспаряет в утренних потоках восходящего воздуха к потухающей луне.

На четвереньках, спеша и отталкивая друг друга, вываливаемся на покрытый крошечными каплями росы рубероид крыши. По такому покрытию нормальные летчики не взлетают. Скользко. Но летучий монстр не наши отважные летчики. Ему терять нечего. Или мордой в антенну, или крылья за голову и в зоопарк на вечное хранение.

Черная фигура, расправив крылья на всю возможную ширину, замерла на самом краю парапета. Если тщательно протереть глаза, видно, как балансирует гигантская южно-африканская мышь на кончиках копыт. Кажется, совсем чуть-чуть, и сорвется тяжелое тело, ухнет вниз.

Но нет. Преступник знает, что делает. Неподвижная балансировка на краю пропасти не бравада. Он ждет нас. Людей, которые выследили его и его логово.

— Стой, где стоишь! — без всякой надежды на выполнение выдыхаю я, наводя на затылок темного силуэта пистолет.

Вполне очевидно, что у преступника, то есть у гигантской летучей мыши абсолютно отсутствует слух. Такую возможность тоже нельзя исключать. Все нормальные летучие мыши пользуются ультразвуком.

— Леша! А куда мы его денем? — справедливо спрашивает Мария. — Осудить его никто не осудит. Не человек потому что, а глупая, хоть и гигантская мышь. В нашем законодательстве нет статьи, по которой можно засудить этого стервеца.

— На родину отправим, — решаю я. Машка права. Даже если засадим на длительный срок в зоопарк, подлец выйдет при первой же амнистии. — В южную Африку на вечное поселение. Нам такие животные не нужны. Пусть его чернокожие милиционеры воспитывают.

Прапорщик Баобабова решает зайти к преступника с фланга. Бросается в сторону и сливается с рубероидом. Я начинаю осторожно подкрадываться к парапету.

— Это кто здесь животное?

Гигантский мутированный мышь, родом из южной Африки, встряхивает раненым крылом и неторопливо оборачивает к нам обычное человеческое лицо.

— Человек? — ахает отдел «Пи».

Без всякого сомнения перед нашими глазами разумное существо. Человек. В дурацком блестящем костюме гигантской южно африканской мыши. В шапочке с острыми ушками. В плаще трансформере. Широкий ремень вокруг пояса. На ногах не копыта, а обыкновенные ботинки для скалолазов.

Резкий порыв ветра налетает с соседних крыш. Доносит до нас свирель подкативших к торговому центру многочисленных патрульных машин. С одной стороны милицейские Жигули. С другой черные Волги параллельных служб. Вертолетчики, до этого где-то плутавшие, наконец отыскивают три фигурки на крыше и освещают их прожекторами.

— Ты кто? — опускаю оружие. Стрелять в живого человека нехорошо.

— Я? — неизвестный в клоунском одеянии вскакивает на носок одной ноги, вторую загибает в колене, расправляет плащ-крылья и становится похожим на слегка потрепанного черного петуха. — Не узнал, мент?

Честно признаюсь, что не узнал. А сам краем глаза наблюдаю, как скользит змеей по пластунски прапорщик Баобабова. Еще чуть-чуть, еще короткий бросок, и в наших руках окажется сумасшедший клептоман.

Баобабова не успевает.

Человек в черном одеянии, хлопает крыльями, улыбается и сообщает:

— я — Бэтмен!

После чего лихо отталкивается от парапета, запечатлевает свой силуэт на фоне восходящего солнца и, как того следовало ожидать, камнем летит вниз. Благополучно минует десять этажей, но на уровне первого этажа запутывается в плаще и смачно шмякается прямо на капот только что подъехавшей патрульной машины.

— Плохой разбег, — Баобабова перевешивается через парапет и внимательно наблюдает за суетой внизу. Обеспокоенные внезапным падением инородного предмета на капот, милиционеры открыли огонь из автоматов. Стреляют куда попало. Залегшие за Волгами ребята в черных костюмах огрызаются из пистолетов. — Как говоришь, он себя назвал?

— Бэтмен, — вспоминаю я трудное имя. — Плакали наши медали. За клептоманов нынче ничего не дают.

— Наоборот, — Машка поворачивается на спину и смотрит голубыми глазами в утреннее небо. — Криминальный авторитет Бэтмен, разыскивается Интерполом за ряд дерзких краж. До недавнего времени считалось, что он умер. Оказывается жив. Был. Пока с нами не повстречался.

Рокот вертолета садящегося на крышу заглушает звуки просыпающегося города. Из вертолета спрыгивает капитан Угробов, сгибается, бежит под винтами к нам. Вертолет, выполнив задачу по доставке на крышу начальства, отправляется на базу.

— Здоров, молодцы! — щурится капитан, крепко и надежно прижимая к груди кобуру с именным пистолетом. — Хорошая, работа, ребята. Спасибо вашему внештатному сотруднику. Приперся в отделение посреди ночи. Всех на ноги поднял. Думали бомж, хотели посадить на санобработку. А когда разобрались, он сам куда-то пропал.

— Внештатному сотруднику? — переглядываемся с Машкой. — Товарищ капитан, вы ничего не путаете? Вас тетка должна была предупредить. Женщина по существу.

— Я на зрение не жалуюсь, — обижается капитан. — Тетку от бомжа пока отличить могу. Да вы не комплектуйте. Бомжи тоже прекрасными осведомителями бывают. Ваш-то…. Митрич, хороший мужик оказался. Быстро исчезающий. Но, перед тем как испарится, товарищ успел доложить, где находятся сотрудники отдела «Пи». И склад награбленного имущества сдал. Сейчас там товарищи все по описи принимают. Недели на две работы. Но пистолет разрешили в порядке исключения забрать. За что отдельное спасибо. Кстати, молодцы, а как прикажите ваши шутки понимать? Где преступник?

Мы молча показываем вниз, на помятый капот, вокруг которого ребята, расстреляв все патроны, сошлись стенка на стенку.

— Нет! — Грозит пальцем Угробов. — Там не преступник, а одно название. Смотрите, что я тряпье отыскал.

Капитан Угробов разжимает кулак. На ладони лежит сморщенное тельце крошечной летучей мыши с кривыми, суховатыми крыльями.

— Южно-африканская летучая мышь. Больше в тряпках ничего не было.

— А где же тело? — Баобабова растерянно переводит взгляд с тельца мыши на солидную вмятину на капоте.

— Вот я и хотел у вас узнать, где же тело? — хмурится капитан.

В кармане капитана пищит рация.

— Капитан Угробов, — рычит Угробов, — Да. Да. Есть. Есть. Здесь. Это вас.

Принимаю от капитана аппарат. Прижимаю к уху и слышу далекий, но уже знакомый голос Садовника.

— Лейтенант Пономарев? Узнали? Как вам первое дело?

Я не знаю, что ответить и только мычу в ответ.

— А теперь слушайте приказ, лейтенант. Даже не приказ. Совет. Забудьте все, что вы видели этой ночью. Все равно никто не поверит. Могут и по морде надавать за вранье. Пусть прапорщик сочинит подходящую версию. Например, про банду подростков, державших в страхе весь город. А вы эту банду разогнали.

— Но общественность должна знать, какое необыкновенное явление….

— Вы что, дурак, лейтенант Пономарев? Обществу нужна раскрываемость, а не дохлые летучие мыши в ботинках сорок пятого размера.

— Мы видели….

— Мало ли кто что видел, лейтенант. Позвольте объяснить вам некоторые вещи. Надеюсь, вы знаете, что такое внешняя разведка? Думаю, вам можно открыть важную государственную тайну. Тот товарищ, который сбросился с крыши, наш засекреченный разведчик, недавно вернувшийся из-за границы после выполнения важного государственного задания. Но, не выдержал долгожданной встречи с Родиной и сошел с ума. Сбежал с конспиративной коммунальной квартиры, где проходил адаптацию. Занялся разбоем, грабежом. К сожалению, мы потеряли его след. И только благодаря вашим усилиям секретный агент возвращен товарищам из разведки. Сейчас он уже готовится к новым заданиям на благо нашей Родины. Делает пластическую операцию на ушах. И мне стоило огромного труда уговорить товарищей из внешней разведки оставить вас с Баобабовой в живых. Вы все поняли, лейтенант Пономарев?

— Да, — придушил бы Садовника на месте. Такую фишку испоганил. — Я все понял.

В трубке засопело и подобрело:

— Кстати, лейтенант Пономарев! Вам отдельная благодарность от министра обороны за найденные танковые гусеницы. Обороноспособность страны в надежных руках. До встречи на секретных заданиях, лейтенант Пономарев.

Отключаю рацию, отдаю капитану. Смотрю вниз. Туда, где лежат подменные остатки гигантской южно-африканской мыши, оказавшейся на самом деле глубоко засекреченным русским разведчиком, вернувшимся на короткую побывку домой.

Милиция давно разъехалась по домам. Только какие-то люди в желтых комбинезонах и противогазах утапливают в жидком бетонном фундаменте черную одежду Бэтмена и машину с расквашенным капотом.

Капитан Угробов ворчит под нос: — «Ничего, ничего» — и отправляет метким броском черное тельце летучей мыши в бетонное основание.

Человек в желтом комбинезоне делает по трупу мыши контрольный выстрел и утапливает тельце лопатой.

Хлюп. И никаких следов. Никаких улик.

— Товарищ капитан, — становлюсь рядом с капитаном. Баобабова пристраивается с другого бока. Утренний ветер обдувает наши мужественные лица. — Но вы же все видели? Вы же можете подтвердить?

Угробов не выдерживает молодого лейтенантского пылающего взора. Отводит глаза на людей в комбинезонах.

Баобабова понимающе вздыхает.

— Знаете лейтенант, — Угробов брезгливо обтирает ладони об штаны. — Я еще хочу доставить себе удовольствие видеть вас живыми и здоровыми. Так же, как и себя. Поэтому отвечу искренне. Я ничего не видел. Я ничего не знаю. Но с этого дня ваша группа получит все, что захотите. Это единственное, что могу сделать для вас и для отдела «Пи».

— Неужели все так и закончится? — нас с Баобабовой душит обида. — Выходит все зря?

— Почему зря? — удивляется капитан Угробов. — Митричу вашему медаль непременно выпишем. В вы, товарищи оперативные работники, работайте. Родина ждет от вас новых подвигов.

Звонит, надрываясь, телефон. Бедняга. К нему никто не идет на помощь. Потому, что в нашем отделе не до надрывающихся телефонов.

Прапорщик Баобабова с утра получила порцию замечаний от начальства. Опоздание на работу, плюс превышение должностных полномочий. По дороге на работу, руководствуясь собственной инициативой, по старой привычке разогнала несанкционированный митинг. Двадцать человек со свернутыми знаменами в темной подворотне. После того, как подъехало подкрепление, выяснилось, что это дворники района с метлами проводили планерку на местности. После внезапного вмешательства Баобабовой улицы нашего города надолго погрязнут в мусоре, а врачам прибавится работы.

Мария переживает. Никогда раньше не доводилось видеть переживающих прапорщиков. Тупо глазеет на мусорную свалку за окном. Не глядя, вырывает из очередного любовного романа страницы и, комкая, разбрасывает по отделу. По личному опыту знаю, что сейчас Машку лучше не беспокоить. Двинет по морде с продыхом, два часа на полу валяться. Неинтересно.

Телефон выдает очередную протяжную трель. Кому-то не терпится пообщаться.

Без всякого интереса рассматриваю пустые шкафы. За две недели работы секретного отдела «Пи» на пыльных полках появилась только одна папка. С жирной единицей на обложке и с единственным целлофановым пакетиком внутри. В пакете кусок крыла гигантской летучей мыши неизвестного производства. Все, что осталось от нашего первого задания. Начальство приказало забыть славную разработку Бэтмена. Я понимаю. Государственные секреты превыше всего. Пусть все остается в голове. Непонятно только, на кой черт столько пустых полок?

Телефон заводит надоевшую трель. Баобабова не выдерживает. Выхватывает из кобуры пистолет и, не целясь, стреляет. Попадает в единственно ценную вещь в кабинете. В кактус, который подарил нам капитан Угробов после благополучного возвращения своего личного оружия.

— Глупо, — комментирую вспышку гнева коллеги, наблюдая, как жизнелюбивое растение отторгает из себя три кусочка свинца. Расплющенные пули звонко падают на блюдце с засохшими водяными разводами.

— Лесик! Только давай без нотаций! — морщится Баобабова. В ее глазах тоска и боль.

Пожимаю плечами. Можно и без нотаций. Но кактус не виноват в том, что кому-то в подворотнях видятся несанкционированные митинги. Сдержанней надо быть. И внимательней к трудовому народу, который необходимо защищать, а не разгонять при помощи кулаков.

Телефон звякает не так уверенно, как раньше. Недавно прочитал, что окружающие нас вещи чувствуют человеческие настроения. Наверно телефон тоже чувствует, что всех достал.

— Может, ответишь?