— Значит так, бойцы прапорщики и лейтенанты! В городе введен план перехвата. Кодовое название «Кэмел». Приказано задерживать всех подозрительных лиц в сопровождении верблюдов. С начальством согласовал. Взял грех на душу, соврал. Сказал, что из зоопарка совершено коллективное хищение парнокопытных. Пока вверенные мне силы проводят зачистки по району и ловят бандитов, послужите святому делу. Это сводки за последние тридцать лет по разбойным нападениям на граждан. То самое, что просили. Ковыряйтесь, бумажные черви и ищите закономерности. Может, повезет и вы узнаете имя преступника раньше, чем мы его схватим.

Про бумажных червей капитан, конечно, погорячился, но сказать спасибо не забываем. Проверить архивы давно следовало.

— Товарищ капитан, — Баобабова смущенно обтирает уголки губ. Красная губная помада смазывается, превращая Марию в подобие страшненькой деревянной куклы. Только веревок над головой не хватает. — Товарищ капитан. Если нечаянно увидите группу гномов, ну нечаянно…. Задержите лично для меня.

— Нет вопросов, — Угробов настолько возбужден предстоящей зачисткой, что на гномов не обращает никакого внимания. — Нарисуй приметы на отдельном листе.

Мария шарит по столу в поисках бумаги. Капитан нетерпеливо топчется, не выдерживает, кидается к шкафу, в надежде отыскать бумагу. Распахивает двери шкафа и недоуменно задирает бровь:

— Лейтенант! Позовите, пожалуйста, Лидочку.

Быстро и четко выполняю задачу.

Секретарша Лидочка без особой охоты покидает пост. Охранять двери собственной приемной с оружием в руках куда почетней, чем сидеть в этой же самой приемной.

— Я здесь, товарищ Угробов, — лепечет она. Богатый жизненный опыт подсказывает, что так просто с поста у дверей начальство не снимает.

— Это что такое? — тычет капитан Угробов напряженным пальцем в глубину полок.

В углу пыльного шкафа, наполовину заваленный желтыми пачками папок, понуро склонил череп скелет. Костяшками правой руки сжимает финку.

— Натуральный скелет, — хмыкает Баобабова, толкая меня в бок. — Сохранился лучше мумии в пирамиде. Ему только зубы почистить, и хоть сейчас на допрос.

Секретарша Лидочка красиво хлопает ресницами, но быстро соображает.

— Господи! — хлопает ладошами по щекам. Собственным, естественно. — Товарищ капитан, помните десять лет назад прямо из вашего кабинета совершил дерзкий побег опасный преступник…

— Особо опасный преступник, — вспоминает Угробов, вглядываясь в пустые глазницы скелета. — Как же помню. Узнаю кадра. До сих пор в розыске. Даже денежная премия за поимку обещана.

— Вот, — разводит руками секретарша Лидочка, — Как бы мы его уже….

Капитан Угробов отличается быстротой реакции. Захлопывает сворки шкафа:

— Вот яркий пример того, что правосудие рано или поздно карает всех. Окончательное опознание проведем после завершения операции «Кэмел». О том, что здесь видели, никому ни слова. Лидочка, большая просьба, будет время, проведите в шкафах полную ревизию. Может какого олигарха еще найдете.

Угробов запихивает в карман словесное описание гномов, которое на скорую руку чиркает Машка и, козырнув, убегает. Мы с напарником взваливаем архивные документы и уходим в свой отдел, дабы не мешать секретарше Лидочке выполнять приказ по ревизии.

В отделе сдвигаем столы друг к другу и скрупулезно сортируем уголовные дела тридцатилетней давности. Каждый случай нападения на бородатых граждан отмечаем на карте города крестиком. С каждым часом крестов становится все больше и больше. И все чаще и чаще многозначительно переглядываемся с Машкой. Но преждевременных выводов не делаем. Пока работа не закончена, молчим. Наконец, последняя папка отброшена в сторону.

— Что скажете, коллега Баобабова? — вытираю пот. В кабинете без кондиционеров и вентиляторов душно.

Прапорщик стаскивает зубами колпачок с черного фломастера и жирной линией очерчивает небольшой круг на карте. Круг практически полностью заполнен крохотными крестами:

— Я скажу, коллега Пономарев, что только что в этом кабинете двумя сотрудниками секретного отдела «Пи» открыта новая страница в истории криминалистики. Думаю, до нас никто не догадался выделить отдельной позицией бородатые дела. Значит, это здесь?

Баобабова втыкает фломастер в центр круга.

— Если учесть, что все остальные нападения на бородачей совершены совершенно произвольно географически, то мы нашли район, из которого преступник совершает большинство нападений. И заметь, Маша, именно в этом районе ко мне подходила та самая девушка.

— И именно здесь находится та самая парикмахерская, у которой я повстречалась с гномами, — смеется Баобабова не потому, что встретилась с гномами, а потому, что мы сделали большое и важное дело.

Из коридора слышится странный топот. В дверь заглядывает капитан Угробов.

— Не хотите полюбоваться? — Угробов загадочно улыбается.

Мы идем любоваться.

По коридору, под присмотром омоновцев в сторону приемной не спеша движется караван верблюдов.

— Капитан Угробов слов на ветер не бросает, — капитан Угробов жутко доволен тем, что показал молодым лейтенантам и прапорщикам, как работают настоящие капитаны. — Сейчас снимем отпечатки, допросим по всей форме и узнаем, кто творит безобразия.

— А кроме верблюдов больше никого не задержали? — намекает на гномов Баобабова. Но капитан понимает ее по-своему.

— Вы, ребята, слишком многого хотите. Я за этими-то…, — капитан раздраженно пинает величаво проплывающего мимо верблюда, — … по всему городу гонялся. Это, кстати, только часть задержанных. Остальные дожидаются своей очереди на стадионе.

— Первый раз слышу, что бы в нашем городе была такая высокая плотность верблюдов на душу населения, — заявляет Машка, закрывая дверь в коридор. — Не иначе снова наш гад балуется, следы запутывает.

Полностью согласен с Марией. Не удивлюсь, если сейчас в окно постучится гигантская летающая божья коровка и попросит хлебушка на ужин.

Оконное стекло с грохотом разлетается от мощного удара. В образовавшуюся дыру настырно лезет мохнатая лапа. И только металлическая решетка сдерживает ее натиск. Надолго ли?

Еще не додумавши до конца мысль о крупных формах насекомых, падаю на пол. Баобабова рывком бросается под прикрытие стен.

Это конец. Преступникам надоело играть с нами в цацки. Решили закончить все одним движением челюстей. Побыстрей уж, не хочется долго мучатся.

— Лейтенант Пономарев!? Где вы?

Отрываю голову от пола. Первый раз слышу, чтобы божьи коровки разговаривали.

При более тщательном осмотре мохнатая лапа превращается в ветку дерева. Стекло разбито булыжником. А на решетке, словно обезьяна в зоопарке, висит скрючившись товарищ Садовник. Несмотря на достаточность освещения лица не видно. Только еле различима ромашка, зажатая в зубах по причине занятости рук.

— Здесь Пономарев, — поднимаюсь с пола, делая вид, что проверял, надежно ли закреплены доски. — А через дверь трудно зайти?

— Секретная миссия, — оправдывается Садовник, умудряясь одними губами обрывать у ромашки лепестки. — Да и не протолкнуться. К вам что, зоопарк с шефской помощью приехал?

— Вроде того, — подает голос Баобабова, пряча под бронежилет пистолет.

— Ясно, — сообщает Садовник, удобнее перехватывая прутья. — Я, собственно, ненадолго. Сообщить последние новости. Цивилизация Исполнителей предъявила ультиматум. Только что. Или мы им немедленно выдаем преступника, или с Землей прекращаются всяческие контакты. В целях собственной безопасности они намерены спрятаться в параллельности.

— Знаем про ультиматум. Из первых рук, так сказать, знаем. И что дальше? Мы взлетаем на воздух, а они умывают руки. То есть бороды.

— Верно. Даже сели ничего не случится, Земля может потерять Исполнителей. А это чревато последствиями. Мы не сможем контролировать правительства и влиять на обще геополитическую обстановку.

— А надо? — Баобабова равнодушно рассматривает ногти.

— Да вы что? — Садовник хочет всплеснуть руками, но вовремя вспоминает, где находится. — Две тысячи лет жизнь Земли контролируется, подправляется, направляется по давно намеченному руслу. Потеряв Исполнителей, мы теряем все.

— Лично мне не нравится, что за меня кто-то что-то решает, — Машка откусывает заусенец. — Я хочу все делать сама.

— Не валяйте дурака, прапорщик, — голос Садовника наливается гневом и злостью. — Свободолюбие, конечно, замечательно, но Земля еще нуждается в контроле. У вас есть двадцать четыре часа. Не хочу угрожать, но если через сутки вы не найдете тех, кто нападает на Исполнителей, мы встретимся снова. И поверьте, это будет не слишком приятная для вас встреча. Возможно и наверняка последняя наша встреча.

Садовник пару раз дергается и, оттолкнувшись, исчезает в наступающих на город сумерках.

Мы долго стоим молча. Машка, сложив руки, разглядывает темноту. Я тупо изучаю щели в половицах. Первой нарушает тишину Мария:

— Получается, что у нас нет другого пути, как найти ребят, похитивших бороды. Может Садовник и врет насчет последней встречи, но не верить ему нет никаких оснований. Такие люди слов на ветер не бросают. А умирать в столь юном возрасте не хочется.

— Не хочется, — соглашаюсь с Марией. — Но и свиньей быть не хочется. У Садовника в этом деле свои интересы. Вершить судьбу Земной цивилизации. Гигантские интересы. И заметь, не самостоятельно, а с помощью другой цивилизации. Это называется — загребать власть чужими руками.

— Нашими?

— И нашими, в том числе. Мы думали, что мы секретный отдел «Пи». Помогаем людям. А оказываемся пешками в чужой игре.

— Которыми можно пожертвовать. И в случае проигрыша и в случае выигрыша.

— Получается так.

— Что предлагаешь? Бросить все, послать Садовника подальше? Тогда нас точно найдут рано утром в придорожной канаве.

— Мрачная перспектива. Но мы никого не будем посылать. Мы найдем тех ребят, которые оприходовали по голове Исполнителя. Поговорим по душам.

— А мы умеем разговаривать по душам, — Баобабова кровожадно хрустит костяшками пальцев.

— И если узнаем, что Земле хоть каким-то боком угрожают, тогда и примем окончательное решение. Если по словам Садовника в деле замешана третья цивилизация, то не нам, двум молодым сотрудникам секретного отдела «Пи» лезть в драку. Разберутся сами.

— А если все же Исполнителя случайно пристукнули? — Мария указывает на обведенный черным фломастером круг. — Попался под горячую руку и ледоруб?

— И срезали бороду, которая исполняет желания?

— Вопрос снимается.

— Вот именно. Случайностей здесь столько же, сколько на наших погонах полковничьих звезд. Так что давай выполним первую часть пожелания Садовника, будь он неладен. Найдем плохих парней.

— Хороший план, — Баобабова выдвигает из-под стола железный ящик. Значит догадывается, что предстоит серьезная операция. — Только ты мне, Лесик, скажи, как мы их найдем? Они на тротуаре с поднятыми руками не стоят. И бородами, как флагами, на перекрестках не машут. С чего начнем?

— У нас есть одна ниточка, — недобро ухмыляюсь, отчего Мария замирает, склонившись над своим богатством.

— Какая такая ниточка? Выкладывай, Леша. Ты чего на меня так смотришь?

— Я не на тебя смотрю. На твои ноги.

— Дурак. Нашел время.

— Сама эта самая. Скажи, много в нашем городе девушек с длинными ногами?

— Кроме меня предостаточно.

— А с бородавками на щеке?

— А-а-а, — тянет Машка, догадываясь, к чему я клоню. — С бородавкой, в красном платке и с кожей….

— … Холодной, словно лед. Вот именно! Найти человека с такими приметами раз плюнуть. И я даже знаю где искать.

— Снова на кладбище? — недовольно морщится Мария. — Думаешь, ожившая мертвячка?

— Именно. Она стояла так же близко, как ты сейчас. Не приведи судьба тебе испытать тот же ужас, что испытал я. До сих пор согреться не могу. Мертвячка, не иначе. Однако, кладбище отпадает. Только недальновидные мертвецы, покинув уютные могилы, остаются на кладбище. Не спорю, место для жительства данной категории граждан весьма удобное. Не слишком далеко от цента города. Но слишком велик риск быть замеченным. Нет, Маша! Наша прохладная гражданка прячется где-то здесь, — дуло пистолета утыкается в круг с крестиками.

— И сообщники?

— Вполне вероятно. Разыскав девчонку узнаем и подробности.

Баобабова зарывается с головой в железном ящике:

— Мертвецы пуль не боятся?

Я не знаю, чего боятся, а чего не боятся мертвецы. Согласно известным мне данным, почерпнутым из кинофильмов и книжек, трупы неравнодушны к осиновым крестам, святой воде, серебру и солнечному свету. Найти за двадцать четыре часа в урбанизированном городе осину тяжелее, чем девушку с холодной кожей. Святая вода хорошее средство. Но на дворе ночь. Все точки распределения святой воды закрыты. Серебро необходимо переплавить в пули. А где и как? А солнечного света разыскиваемая не боится. Платочек повязала, плащ с перчатками накинула, на глаза очки. Вот и вся нелюбовь. Так что получается мы с Машей Баобабовой встретимся со злодеями с голыми руками.

— Вот! — Баобабова громыхает об стол тяжелыми предметами. — Знала что рано или поздно пригодится.

— Это что? — на неопытный взгляд молодого лейтенанта вещи, выложенные прапорщиком ничего общего с мертвецами не имеют.

— Автономная газовая горелка с запасными баллонами. У меня тетка на космодроме сварщиком работала. Вот… нечаянно позаимствовала. Хотела выкинуть, да я к рукам прибрала. Пригодиться.

— А это еще зачем?

— Капканы на медведя. Работают и с трупами. Пусть только эта гадина мне в руки попадется, я ей всех гномиков припомню.

Капканы на крупного зверя, конечно, замечательно. Но мы же не звери. Мы честные оперативные работники.

— Это убери, — сдвигаю громыхающее железо на край стола. — Человек не зверь. Достаточно по голове настучать. Горелки возьмем. От мертвецов, кажется, огонь тоже помогает. И обычное оружие тоже прихватим. Мертвяк не мертвяк, а перестраховаться не мешает. Вполне может статься, что ошибаемся мы насчет трупов. Может, самая обычная девчонка, но с пониженной температурой тела.

— Не завидую я ей, — Баобабова послушно запихивает капканы в ящик.

Да уж. Завидовать нечему. Никакой личной жизни.

— Леша! — голос Баобабовой как-то странно теплеет. — Возьми. Это наша фамильная драгоценность. От прабабки досталась. Она у меня княжеских кровей была.

На ладони у Марии серебряный крест.

— Тяжелый какой. Не жалко?

— А я не навсегда. Поймаем негодяев, обратно в ящик спрячу. А если потеряешь, тебя вместо креста в коробочку засуну. И будешь ты всегда при мне, как тот скелет в шкафу. Понял?

Чего ж непонятного. Посею крест, замочит не взирая на дружбу и рабочие отношения.

— Остается один вопрос, — проверяю, насколько удобно закреплена горелка за поясом. — Очерченный нами круг поисков слишком велик. Три десятка жилых домов, пара заводов, другие предприятия и общественные заведения. Тяжело отыскать иголку в стоге сена за двадцать четыре часа.

— Значит, надо применить магнит. Кажется у нас есть одна очень умная особа, способная найти все, что угодно в этом городе.

— Твоя тетка? — Не хотелось бы привлекать к пискам гражданское население. Особенно теток.

— Лесик, иногда ты такой недогадливый, — сердится Баобабова, защелкивая замки на железном сундуке. — При чем здесь моя тетка? Я говорю о той собачке, которую мы сплавили в институт Павлова.

— Машка! Ну, ты… молодец! Собака-невидимка на службе правоохранительных органов! Это же здорово. В конце концов она нам обязана. Мы ее, можно сказать, спасли от смерти. Думаю, она нам не откажет. Если совесть всю не проела на колбасном заводе.

— И если ее еще не засунули в какую-нибудь центрифугу. Век собачий не долог. У меня в том институте тетка год лаборанткой проработала. Много всего разного рассказывала.

— Такую редкую породу в центрифугу не засунут. Где телефон?

Мария вежливо швыряет на мой стол телефон и усаживается на краешек.

— Нашла кресло, — ворчу я, удерживая шаткий стол в равновесии. Параллельно набираю номер.

— Але! Але, говорю! Это институт Павлова? Здрасть. Это милиция с вами общается. Мы вам недавно собачку странную привезли для опытов. Чернилами облитую….

— Фиолетовыми, — шепчет Машка.

— Мне тут подсказывают, фиолетовыми чернилами. Она у нас по одному делу проходит. Даже по трем. Хотелось бы ее на время позаимствовать.

Из трубки слышатся нехарактерные для трубки звуки и радостный голос с той стороны практически лает в ответ:

— Гражданин лейтенант?! Не узнали? Это же я! Меченый! Собственной шкурой, можно сказать. Что значит, почему до сих пор живой? А какой я, по-вашему, гражданин лейтенант, должен быть? Хе-хе! Что делаю с телефоном? А я тут на проходной работаю. На полставки, сутки через трое. Вахтером. Всех впускать, никого без особого разрешения не выпускать.

Прикрываю трубку рукой и сообщаю Машке радостную весть. Баобабова закатывает глаза, показывая, насколько ее возбуждают новости.

— Премного вам, гражданин лейтенант, благодарен. Кормят здесь, конечно, не как на колбасном заводе, но жаловаться грех. Жильем обеспечили. Однокомнатной, деревянной. Карабин выдали, фуражку, калоши. Практически на чистопородного стал похож.

— Рад за тебя, Меченый, — пытаюсь остановить словоохотливого собеседника, но Меченый захлебываясь, делится своими радостями. Для него мы единственные близкие люди и товарищи на всей планете.

— Я теперь уже не фиолетовый. Меня, гражданин лейтенант, в целях усиления охранных функций решили оставить как есть, невидимым. Очень данная особенность в работе помогает. И не только в работе.

Бегающий у проходной одинокий карабин должно быть сильно пугает гостей института.

— А как вы поживаете, гражданин лейтенант? Видать совсем жизнь загнула, раз о Меченом вспомнили?

— Есть кое-какие трудности, — соглашаюсь с трубкой. — Помощь твоя нужна. В очень важном государственном деле.

— Преступность одолевает? — голос на том конце провода становится серьезным. — Знакомое дело. У нас тут в институтской столовой тоже все насквозь коррумпировано. Главный повар ставленник мафии, занялись бы на досуге. А, гражданин лейтенант?

— Обязательно займемся. Но чуть позже. Так как насчет того, чтобы помочь на добровольных началах?

— Через двадцать минут у меня заканчивается смена. После чего я полностью в вашем, гражданин лейтенант, распоряжении.

— Отлично. Встречаемся на центральной площади под памятником. Сам доберешься, или машину прислать?

— Проездной у меня. Декадный. Шучу, гражданин лейтенант. Доеду, не маленький. Узнаете меня так, или журнальчик свернутый притащить? А пароль будет? И правильно. Нам от общественности скрывать нечего. Шучу, шучу!

В трубке звучат гудки отбоя. Непонятно, зачем Меченому проездной. С его то внешностью.

— С поисковой собакой встречаемся через тридцать минут.

Прапорщик Баобабова мягко спрыгивает со стола и сосредоточенно застегивает бронежилет на все липучки. Я давно за Машкой заметил странную привычку — на любое дело, как на последний праздник. Бронежилет застегнут, ботфорты начищены, амурчики в памперсах на плечах улыбаются. А в глазах столько решимости, что любому встречному сразу ясно, человек не просто так бронежилет таскает, а для дела.

Вздрагивает телефон. Хватаю трубку.

— Это я, — на самом деле это капитан Угробов. — Как, не все еще штаны протерли? А я тут за вас работаю. Допрашиваю. Есть интересные фактики. Не желаете узнать?

Мы с Баобабовой не желаем. У нас через тридцать минут важная встреча. А до центральной площади еще добраться надо. Но капитану так просто не откажешь!

— Вашего верблюда мы пока не нашли, но в результате допросов других задержанных удалось вскрыть глубоко законспирированную сеть наркоторговцев. Действовали, маскируясь под грузовые караваны. Раскрыто также восемь убийств, пять ограблений и три попытки мошенничества на авто заправках. Представляешь, Пономарев, эти подлецы, просмотрев одну из отечественных комедий, взяли показанный криминальный опыт на вооружение и заправляли машины чистой, как бы ты понимаешь чем. И что самое интересное, за три года махинаций, со стороны водителей ни одной жалобы. Впечатляет?

— Вас, товарищ капитан, теперь наверное в звании повысят, — Баобабова у дверей многозначительно показывает на часы. — Убегаем мы, товарищ капитан. Дела срочные у нас.

Капитан Угробов желает нам успехов и возвращается к прерванным допросам. За окнами скоро полночь. Но до самого утра будут гореть окна в кабинете сурового капитана Угробова. Такой вот у человека характер.

Появляемся у памятника за пять минут до назначенного времени. Ночной ветер гонит по тротуарам обрывки газет. Это сегодня утром взорвалась типография. Фонари мерцают тускло, отбрасывая на асфальт замысловатые тени. Подозрительные личности шастают в темных переулках. Крики о помощи и редкие сигналы проносящихся мимо машин сливаются с гудением троллейбусных проводов. Мерзость, а не ночь, одним словом.

— Думаешь, придет? — Баобабова ежится от пронизывающего ветра. Странно ранняя осень.

— Если совесть есть, придет. А не придет, завтра же арестуем по полной программе. К пограничникам отправим. Там ему устроят сутки через трое.

— Если наступит завтра, — Баобабова цитирует нараспев кого-то из классиков.

Из-за поворота показывается белый линкольн с тонированными стеклами, мягко шурша шинами тормозит метрах в десяти от нас. На всякий случай достаем оружие. До сих пор свежи воспоминания о случае месячной давности, когда «запорожец» без особых примет, с заляпанными грязью номерами обстрелял из обреза шестую танковую дивизию, проводившую на полигоне учебные стрельбы. В результате двадцать танков не подлежат ремонту. Не бронетехника, а сито.

Стрелять по нам никто не собирается. Задняя дверца лимузина бесшумно открывается. Сначала показывается блестящая калоша. Затем вторая. Потом еще две. Следом из лимузина выплывает карабин и фуражка. Между карабином и фуражкой болтается небольшая магнитола из которой слышится рок-н-ролл.

— Рок-н-ролл этой ночью… рок-н-ролл этой ночью…. Я думал, будет хорошо, а вышло не очень….

— Езжай любезный, — дверца захлопывается и лимузин, оставив на асфальте дымящиеся следы, исчезает в ночи.

— Я тоже хочу сутки через трое, — заявляет Баобабова.

Калоши старательно обходят ночные лужи. Карабин волочется по асфальту. Фуражка норовит сползти на бок. Приемник рыдает гитарой.

— Прекрасная ночь для случайных встреч. Колбаски не хотите?

Прямо из воздуха, в районе фуражки появляется кусок краковской колбасы. С одной стороны кусок постоянно уменьшается.

— Меченый? — на всякий случай переспрашиваю. Вдруг обычно не вдруг появляется. Желающих работать совместно с отделом «Пи» хоть отбавляй. Но нам всякие не нужны. Мы работаем только с проверенными товарищами.

Кусок краковской колбасы исчезает окончательно. Значит мы не обознались.

— Какие собаки и без охраны! — театрально вскидывает руки Машка. — Ты бы еще с мотоциклистами охранниками прикатил. Умник, сутки через трое.

Эк ее зацепило. Если выживем, обязательно куплю ей фуражку и магнитофон.

— Мотоциклистов я специально не стал брать, — обижаются калоши. — Гражданин лейтенант, мы работать собрались, или наблюдать завистливые отношения прапорщиков к заслуженным членам общества?

Баобабова щелкает затвором и многозначительно целится в то место, где только что исчез огрызок колбасы.

— Ста из ста. В том числе и из табельного оружия.

Меченый в долгу не остается. Щелкает невидимыми челюстями:

— Сто из ста. В том числе и в бронежилетах.

Два профессионала, два зверя стоят друг против друга. Страшным огнем горят глаза у одного. Ужасным блеском сверкают калоши другого. Одно неверное движение и смерть снимет богатую жатву у памятника в центре города.

— Девочки и кобельки, прекратите лаяться.

Слова помогают мало. Поэтому делю предупредительный выстрел в воздух. Где-то вдалеке звякает милицейская трель, выдает два аккорда и замолкает. Никто не хочет нарушать в такую страшную ночь темного очарования заснувшего города.

— Через восемнадцать часов, если захотите, лично перестреляю каждого. С трех шагов с завязанными глазами, до первой крови. А пока, будьте любезны….

Прапорщик Баобабова, как существо с более развитым, по мнению некоторых ученых, мозгом, первая укладывает пистолет в кобуру. Меченый примирительно тявкает и на секунду отбегает к гранитному бордюру у памятника. Над задними калошами Меченого хорошо проглядывается фанерная дощечка на веревочке — «Руками и ногами не лапать. Охраняется государством».

Вот за что я люблю собачек, так за скромность и неумение гадить где попало, как человек. На месте Меченого любой несознательный гражданин вытащил бы из-под полы банку с черной краской и от всего сердца, размашисто, начертал бы на постаменте, что был он здесь. И число поставил бы. А Меченый все сделал культурно.

— Так что, гражданин лейтенант, за дело такое срочное? — калоши дрожат, отряхиваясь.

— Необходимо найти человека.

— Видать, срочно надо, раз в такую ночь Меченого вспомнили? — хихикают калоши, но тут же становятся серьезными. — Что за индивидуум?

— Женщина. Девушка, точнее. Из примет известно только, что длинные ноги, родинка на щеке и холодная.

— Извини, гражданин лейтенант. Меченый трупы не ищет. Они, трупы тоесть, пахнут плохо. Да и следов от них мало остается. Разве что червяки белые.

— Червяков не будет, — заверяю я. — Девушка только на ощупь холодная. А так все как у нормальных людей.

— Она еще с гномами знается, — вставляет Баобабова, ощупывая засохшие царапины на голове.

— С гномами не с блохами. Вреда общественности никакой. Серьезная задача. Практически невыполнимая. Мало примет, понимаете? А вы еще за восемнадцать часов хотите гражданку отыскать. Проблематично.

— Слушай ты! — злится Баобабова, делая шаг навстречу калошам в фуражке. — Мы тебя не спрашиваем, проблематично или нет. Согласен помочь — помогай. Не согласен — вали отсюда.

Меченый незаметно усмехается. Его не смущает суровость прапорщика Баобабовой. В своей короткой собачьей жизни он и не таких суровых теток видел:

— А вы мне не тыкайте. Я, между прочим, после того как в подвале дозу подхватил и невидимым для людских глаз стал, поумнел сильно. И знаю, что говорю. Я вот, например, двадцать четыре языка знаю, а вам, гражданка с лысой головой, не грублю. То, что за дело ваше возьмусь, и так ясно. Я вот гражданину лейтенанту многим в жизни обязан. Он меня, так сказать, на истинный путь вразумил. Настоящей собакой сделал. За одно это благодарен буду до конца дней моих.

Передние калоши приподнимаются на уровень моей груди и что-то сырое и теплое облизывает лицо.

— Времени мало, — смущаюсь я. За всю жизнь меня только единожды облизала собака. Когда я, еще будучи школьником возвращался с магазина, споткнулся, упал и уронил целую палку колбасы. Нет, не краковской. Докторской. Даже слеза не успела на глаз накатить, случайная собачка колбаску сколбасила. Рыгнула сыто и облизала в благодарность.

Меченый кивает фуражкой, отходит немного, поворачивается к нам боком. Мол, доверяю я вам ребята. Не стреляйте в собачек, повернувшихся к вам боком. Снова из воздуха появляется мобильный телефон, загораются кнопки и идет гудок вызова.

Мы с Баобабовой завистливо переглядываемся. Нам в отделении даже записной книжки не выдали, своими обходимся. А тут у какой-то собаки с невидимым телом, в галошах и со знанием двадцати четырех языков, телефон. Вот она — жизнь собачья.

О чем и с кем разговаривает Меченый не слышно. Отдельные слова напоминают визжание, кое-какие фразы похожи на рычание. Очевидно, один из иностранных языков, который удалось выучить Меченому в результате несчастного случая в подвале.

— Есть такая тема, — мобильный телефон исчезает и на его месте материализуется инкрустированная трубка. Так как Меченый не курит, то понимаю — данная вещь для представительности. — Я поинтересовался через свои каналы о девушке с холодными ногами….

— С длинными.

— Это для вас они длинные, а для нашего брата длина и цвет роли не играет. Теплая или холодная, вот что главное.

— Извини.

— Человеческая особь с указанными приметами была неоднократно замечена у спуска в канализационный колодец за номером сто четырнадцать. Паршивое место, надо заметить, этот самый колодец. Как у вас, у людей, говорят, кто в тот колодец попал, тот навеки пропал.

— Координаты? — мы с Баобабовой уже в положении «подготовиться к бегу».

— Координаты мои вам ничего не скажут. Сам проведу. До места назначения. Заодно и покажу кое-что интересное. Только уговор — все, что увидите и услышите должно умереть вместе с вами.

Давать обещание не трудно. Тем более такое. За последнее время нас с Машкой только и делали, что просили слишком много не болтать. А мы и так не из болтливых.

— Тогда вперед, — калоши разворачиваются к городу передом, к нам фанерной табличкой, предупреждающей о ценности носителя. Под фуражкой раздается молодецкий визг: — Опер группа! За мной!

Прапорщик Баобабова бежит легко. Дыхание ровное, топтание минимальное. Слышны только невнятные угрозы в адрес слишком умных шавок. Я со своей стороны молчу. Берегу нервы. Оно, может, кому-то и приятно с собачками наперегонки бегать. Но мне данная разновидность физической подготовки не нравится. Галоши ведь не по газону шлепают. Все больше норовят по темным закоулкам, где много крыс, угрюмых теней и противной грязи.

Стараюсь запомнить дорогу. Многие доверчивые граждане погибают только из-за того, что не запоминают ночные маршруты. Человек, а тем более молодой лейтенант, должен ясно представлять, куда он движется в пространстве и во времени.

Забегаем в подворотню.

— На мелочи не отвлекаться! — предупреждает Меченый.

Оставляем без внимания трех граждан, изымающих из карманов четвертого гражданина наличность и другие носильные вещи.