Очевидно, речь Проклятого состояла как раз из этих самых амбиций и ультиматумов, так как он на несколько долгих секунд задумался. Но, так и не найдя более подходящих слов, продолжил:

– Мы хотим, что бы вы, отступники и предатели джунглей, выполнили наши следующие требования! Самое главное! Ты, белая пантера, должна немедленно сдаться Проклятому народу, чтобы до конца выполнить возложенную на тебя миссию. А именно – захват города Пришельцев и передачу его и самих Пришельцев нам. После чего мы гарантируем тебе спокойную жизнь в северных болотах с ежегодной контрибуцией в виде трех…

Мил скуксился.

– …пяти оленей. Если не выполнишь это требование, то тебя, белая пантера, ожидает самое суровое наказание. Это что касается тебя. Далее. Предатель Проклятого народа, мутант, именуемый себя Мистером, должен быть немедленно уничтожен, а его спутники доставлены под суровые очи вожаков Проклятых. И последнее. Мы гарантируем, что все несознательные жители, решившие поддержать вас, отделаются самыми легкими наказаниями в виде исправительных работ по расчистке пещер Проклятых от мусора и помета на сроки от месяца до шести. Вожаки же несознательных, а именно орангутанг Альвареза и пещерный медведь Бобо, отправятся в ссылку на ледники до скончания века своего.

– А серые странники? – напомнил Мил.

– Серые странники и вожак стаи серых странников, сам серый странник Ночной Родж, будут уничтожены полностью, без надежды на продолжение рода. Я все сказал.

Мил поджал губы с левой стороны пасти и покачал мордой.

Ну до чего обнаглели! И ведь поимели совесть выслать этого несчастного и предложить такое, что умному и в страшном бреду не приснится. И ведь, судя по виду Проклятого, они уверены, что он, Мил, эти драконовские условия с радостью примет. Нет, джунгли определенно негативно влияют на ум и развитие несовершенных.

– И что станет с джунглями? – Мил уже выбрал место на теле Проклятого для удара и теперь только рассуждал, справедлива ли будет эта смерть.

– С джунглями? – Проклятый оживился и почти затараторил, что было весьма непросто с его тремя зубами. – Джунгли переходят в полное подчинение Проклятого народа и Благородных Кошек…

– Кого-кого? – не понял поначалу Мил, но ответ Проклятого утвердил его в первоначальном варианте ответа.

– Благородных Кошек, – повторил мутант. – Ты и твои приспешники называют их Маленькими Но Очень Злобными. И как только ты выполнишь свою часть миссии и поднесешь нам на лапе город Пришельцев, мы займемся самими джунглями. Отрегулируем вопрос питания и власти. Закон джунглей должен быть один – у кого сила, у того и мясо…

Следующие несколько секунд Проклятый захлебывался кровью, хлещущей из рассеченного Милом горла.

Мил с недоумением посмотрел на свои когти, словно впервые увидел их. Серые шипы с капельками крови. Первой крови. И первую кровь пустил он, Мил. Да простит его звезда, дающая планете тепло и свет. Но больше эту белиберду он слушать был просто не в состоянии.

Ведь до чего додумались? Превратить джунгли в подсобное хозяйство. И сделают, если на их пути не встанут такие, как он, Мил. Такие, как Альвареза или Ночной Родж. И тогда уж точно не будет в джунглях ни смеха, ни радости. Ни удачной охоты, ни этих маленьких шмелей, так назойливо жужжащих прямо перед его мордой.

И тут Мил подумал о том, что за всю жизнь в джунглях в образе белой пантеры, да и человека, он никогда не слышал, чтобы шмели так странно жужжали и зарывались в пепел, с гудением, поднимая фонтаны черной трухи.

– Бобо! – дико заорал Мил, распластываясь по земле. – Бобо, подлец!

Бобо не был подлецом. И он даже не был невыдержанным пещерным медведем, у которого сдали нервы. Все это время он внимательно наблюдал за, казалось бы, мирным разговором белой пантеры и мутанта. И даже когда Чокнутый одним ударом срезал голову Проклятого, Бобо лишь слегка подергал за лиану, привязанную к железяке. Все шло по плану. Мутант довыступался, а Чокнутый закрыл это выступление. Обычное дело в джунглях.

Но когда масса на той стороне пустоши всколыхнулась и ринулась навстречу, а дурной альбинос занялся разглядыванием когтей, Бобо решил, что пришло то самое время, о котором он так долго мечтал. А то, того и гляди, навалятся на Чокнутого, пока он своим маникюром любуется. Уж лучше так, чем никак. И Бобо, остервенело выругавшись, дернул за лиану.

Никогда еще у черной, выжженной пустоши не было такого праздника. Что дожди, робко ронявшие на ее черное покрывало несколько сотен капель, которые испарялись, не успевая удариться до пепла?! Разве могут они сравниться с тем урожаем, что пустошь получает сегодня, в это великолепное утро. Может, стоит подумать о том, что давно стоит поменять цвет? Красный пепел – это так романтично и элегантно…

Титановые пули ни на мгновение не задержали ни Проклятых, ни жителей. Что с того, что рядом кто-то падает и тут же затаптывается лапами тех, кто еще недавно стоял рядом. И что с того, что у бегущих на теле образуются странные рваные раны, а по сторонам летят выдранные куски мяса и внутренностей. Цель поставлена. И цель должна быть достигнута. Так приказывали вожаки. А слово вожаков – закон.

Бобо с некоторым разочарованием смотрел на дергающуюся железяку, которая, по словам Чокнутого, должна была сыграть решающую роль в этой битве. Что в ней такого, если Проклятые и иже с ними как бежали навстречу, так и продолжают бежать. Может быть, Чокнутый ошибся? А если так, то надо бросать все к пещерной матери и выручать глупую белую пантеру, которую, того и гляди, сомнут Проклятые.

Неизвестно, как долго еще Бобо мог размышлять о решающей роли железяки, но железяка издала чавкающий звук, скрежетнула напоследок и заглохла.

Бобо несколько раз тупо дернул за лиану, ничего не произошло. И только тогда медведь своим цепким умом догадался, что сама звезда, дающая планете тепло и свет, посылает ему знак. И хотя приказ Чокнутого однозначно гласил, что без его разрешения никто с места не трогается, Бобо, видя, как, перекатываясь и клокоча, на их позиции двигается вражеская армия, сделал то, что на его месте сделал бы настоящий герой. Мощным толчком спихнув ни к чему не пригодную железяку в яму, он набрал полные легкие воздуха и заорал, перекрывая бурление жителей:

– За джунгли! За правду! За альбиноса! Вперед!!!

И словно невидимая искра пробежала по рядам взбунтовавшихся. И то, что копилось внутри жителей все это время, выплеснулось.

Не стертая долгими годами жажда крови толкала этих существ вперед. Рыча, воя, взметая лапами черную пыль, они бросились туда, где через минуту их могла настигнуть смерть. Она не была им страшна. Каждый из них знал, что джунгли рано или поздно повернутся к ним спиной, и тогда придется в одиночку смотреть в глаза самому страшному зверю в джунглях, имя которому – смерть. Они не знали страха. Но им была противна сама мысль, что тот, кто бежал сейчас рядом, кто-то, совершенно из другой стаи, другого цвета шерсти и величины клыков, может вдруг по великому недоразумению счесть их трусами. Ибо нет в джунглях более позорного имени, чем трус.

Две армии, два непримиримых противника столкнулись на черной, сухой и выжженной земле. Пустой и безжизненной среди цветущего океана зелени и благоухания. Словно джунгли знали и специально приготовили этот клочок пустоши для того, чтобы не пачкать все остальное.

Две армии. Два непримиримых противника. У каждой своя идея. У каждой свои доводы. Разные и неприемлемые для другой. Но в одном-единственном были похожи эти существа. У всех у них было чем убивать и было кого убивать.

Проклятого, успевшего первым добежать до него, Мил опрокинул на землю и коротким ударом располосовал живот. Он еще не пришел в себя после первого убийства, но сейчас, когда думать о добродетельности и заповедях не было времени, Мил только тряхнул мордой, прогоняя чувство нереальности. В какой-то момент он хотел закричать так, чтобы его услышали все, кто приближался к нему с двух сторон. Зачем? Ради чего? Хотел. Но не смог этого сделать. Единая серая масса, состоящая из мешанины тел Проклятых, опрокинулась на него, закружила, завертела, заставляя рвать, грызть и царапать. И он рвал, грыз и царапал. Так, как подсказывали ему древние инстинкты первобытного существа, которое во что бы то ни стало хочет сохранить жизнь.

Кровь Проклятых на вкус была такая же кисловато-сладкая, как и любая другая. И плоть Проклятых ничем не отличалась от плоти всего живого. Мягкая, податливая. Только звук разрываемого тела, хруст костей и суставов. И ничего больше. Все это захватывало Мила, делая его еще более диким, нежели все остальные. Потому что внутри он все так же оставался человеком. А для человека нет ничего сладостнее, чем чувствовать себя сильнее, чем твой противник. И может быть, только этой сладостью человек отличается от всего живого.

В какой-то момент Мила опрокинули на землю, почти втоптали в ставший сырым пепел. Чьи-то лапы тянулись к нему, чьи-то клыки мелькали перед его мордой. Но это почти мгновенно закончилось. Кто-то словно тисками сжал его загривок, приподнял над землей, давая время прийти в себя и встать на ноги. Он быстро отряхнулся, используя секундный перерыв, отметил глазами, как Бобо, который помог ему подняться, продолжает движение вперед, монотонно работая лапами, словно здоровенными кувалдами. Еще несколько секунд на то, чтобы оценить происходящее.

Чуть в стороне пантеры сцепились с Полосатыми кошками и Большими Нечесаными гривами. По правде сказать, ни у тех, ни у других не было особого желания убивать друг друга, поэтому то, что происходило между ними, можно было скорее назвать выяснением соседских отношений. Ничего личного. Никто не добивал упавших, которых было не слишком много и которым предоставляли свободно удалиться с поля боя. Никто не выцарапывал глаз и не отгрызал хвосты. Потому что даже самая продажная кошка знает, что показываться в джунглях без глаза, а тем более без хвоста совсем уж пропащее дело. Только изредка, когда кто-то уж сильно зарывался, следовало грозное предупреждение, останавливающее рьяного вояку.

Гораздо сложнее обстояли дела там, где схлестнулись обезьяноподобные. Орангутанги, равно как и другие, предпочитающие питаться бананами и гусеницами, никогда не испытывали друг к другу особой любви. Мало ли точек неприязни?! Зона охоты и проживания. Похищение детенышей или самок. Или самое больное – вера. Все просто. Племя орангутангов свято верило в свою собственную красоту и неповторимость. И, соответственно, не слишком признавало подобное право за всеми остальными прямоходящими. Тем более такими страшными, как орангутанги, макаки. О красоте горилл среди соплеменников Альварезы вообще говорить считалось дурным тоном.

И нет ничего странного в этой вере. История джунглей знает немало случаев, когда убивали и за меньшее. У одних вера в бога, у других – в собственную красоту. И возьми небо звезду, дающую планете тепло и свет, ради такой красивой веры можно было пролить и свою, и чужую кровь.

Альвареза со своими ребятами держался. На последнем издыхании, но держался. Слишком неравны силы. Но не зря, не зря их так долго мурыжил Мил, заставляя тренироваться. И если спасенные скажут Милу спасибо за те приемы рукопашного боя, что им так долго втолковывала белая пантера, это станет самой лучшей наградой бывшему полицейскому.

Что творится с флангов, Мил видеть не мог. Он уже бросил наблюдать и осмысливать. Джунгли не дают времени на долгие раздумья. Зачем крутить мордой, соображая, какую жертву лучше убить. Убивай ту, которая ближе. Но он был уверен, что мутанты, его мутанты, стояли, стоят и будут стоять до самого конца. Если уж кому и нет дороги обратно, то только им. Или проиграешь и умрешь, или выиграешь, оставаясь живым. Нет, эти уродцы будут стоять до последнего.

Мил сиганул к пантерам, вспомнив, что должен и им показать, что альбиносы не такие уж потерянные индивидуумы. Но тут случилось совсем непредвиденное. Первый же обладатель мохнатой гривы на шее и огромных, не в пример Милу, клыков, с которым он столкнулся нос к носу, аккуратно отбросил, парировал удар и довольно грубо бросил в глаза:

– Куда прешь, щенок! Дуй отсюда, пока бока не намяли.

Мил ожидал чего угодно, но только не этого. И только когда подскочивший Квар, старина Квар, отпихнул его своим телом, сумел внятно произнести:

– Что, черт возьми, происходит?

У Квара не было времени объяснять Чокнутому все в мельчайших подробностях, и он ограничился коротким:

– Нормально все.

Разве можно объяснить альбиносу, что ни пантеры, ни гривастые, ни прочие Большие кошки не способны убивать равных себе, тем более состоящих почти в кровном родстве. И не мог объяснить. Что же побудило кошек встать в ряды Проклятых? Мало ли причин. Джунгли…

Более подробную информацию дал Бобо, который затормозил четырьмя конечностями рядом с Милом:

– Это, что ли? Не бери в голову. Они в голодные времена не то что пищей – самками делятся. Эффект выживания. Сам понимать должен. А теперь и решай, как у них складываются отношения. Но ты лучше туда посмотри.

Мил обратил свой взор в ту сторону, куда показывал медведь.

Прямо на них, сметая все на своем пути, подминая тела своих и чужих, перла тяжелая вражеская кавалерия с широкими оттопыренными ушами. И не беда, что она была в единственном числе. Урон, который наносил длинноносый житель, мог сравниться только с зимним ураганом. Те смельчаки, которые рискнули встать на его пути, давно были мертвы.

– Черт! – Мил закусил нижнюю губу. Он как-то не подумал об убойной силе этого, по всей видимости, дикого слона. И, судя по общей картине, перевес потихоньку переходил на сторону Проклятых.

– Надо отступать, – нервно вздрагивая, сказал Бобо. Надо. Но тогда все будет проиграно. Стоить только чуть дрогнуть, чуть попятиться назад, и то легкое, неуловимое чувство удачи отвернется от них навсегда.

– Где серые странники?

– Да какие странники против такой махины, – отмахнулся медведь. – Да они уже и так давно схлестнулись. Вон там, видишь, туча пыли? Так это они. Ну не выдержали. А ты сам бы стал ждать приказа? То-то же. Родж правильно поступил. Рыси сами хотели нас с флангов обойти, тут их страннички и перехватили. У них к Маленьким Но Дерьмовым Кошкам свои счеты. За прошлое. Пущай разбираются. Так что начет лопоухого? А, Чокнутый?

Думай, Мил, думай. На то ты и человек, хоть и бывший, чтобы думать. Находить выход из кризисных ситуаций. Еще немного – и жители дрогнут. Дрогнут и побегут. И тогда конец. Не помогут ни призывы, ни белая шкура. Бросить всех на эту тумбу? Это сколько новых смертей. И в этих смертях будет виноват он, Мил. Потому, что не продумал и не предугадал.

– А глаза мы ему выцарапать можем? – спросил он у Бобо. Просто так спросил. Без всякой надежды. Медведи этого не сделают. Не достанут. Орангутанги слишком заняты своими разборками. От пантер и мутантов проку мало. Больше умрет, чем хоть на пару шагов приблизятся.

Бобо не отвечал, тупо вглядываясь в одну точку.

– Или испугать его? – не унимался Мил, все более распыляясь, видя, как один за другим жители погибают под тумбами лопоухого.

– Испугать? – эхом отозвался пещерный медведь, но глаз от чего-то интересного не отвел.

– Ну да. – Ну почему медведи такие тугодумы? – Чего боятся слоны? Чего может бояться вислоухий?

– Они могут бояться только одного. – Голос Бобо упал до самой низкой отметки. Милу пришлось напрячься, чтобы расслышать все слова пещерника. – А вернее – кого.

– Мышей! – Хорошо, когда хорошие мысли приходят одновременно к двум умным жителям. Жаль только, что эти мысли такие несбыточные.

– Мыши, мыши, мыши! Да нет у нас мышей! – Мил готов был плакать от бессилия.

– Мышей нет, – как-то уж слишком радостно сообщил Бобо, расплываясь в довольной улыбке. – А вот в единственном числе – это можно.

Смутная, совсем слабая догадка промелькнула в голове у Мила. Боясь спугнуть ее, он медленно стал поворачивать морду в сторону звезды, дающей планете тепло и свет. Как раз в ту сторону, куда так настойчиво был устремлен взгляд Бобо.

– Матерь пантерья! – только и смог вымолвить он.

Тяжело переваливаясь из стороны в сторону, с легким хрустом валя вековые деревья, словно однодневную траву, загораживая собой весь горизонт, через джунгли шла Мышь. Та самая, которая до этого спокойно жила в могилах и была их Хранительницей.

Остановившись на краю пустоши, махнув хвостом, смяв по ходу дела близлежащую растительность, Мышь хрюкнула и обвела долгим взглядом поле боя.

Необычный звук, этот самый хрюк, был мгновенно услышан и над черным пепелищем пронесся всеобщий крик изумления. А потом наступила тишина.

Мышь подняла правую лапу, вытерла нос и двинулась прямиком к белой пантере.

За то время, которое Мил не имел удовольствия видеть это, несомненно, величественное чудо джунглей, Мышь заметно прибавила в росте. Но с такой же пропорциональностью похудела. В джунглях достаточно тяжело найти столько жертв, а питаться травой гордость не позволяет. Да и где настричь столько травы?

– Привет, белобрысый! – Мышь опустилась перед распахнувшим пасть Милом на задние лапы, отчего стала казаться еще больше.

Милу пришлось задрать морду высоко в небо, даже захрустели шейные позвонки. Но перед этим он унял дрожь, которая предательски выдавала его состояние.

– Привет, давно не виделись, – проглотить тугой комок в горле, прежде чем продолжать, – какими судьбами в наши края?

– Занесла судьбинушка, – грустно прокомментировала Мышь свое нынешнее положение. – А у вас здесь что? Аль праздник какой?

Говорливая, зараза.

– Да так, – уклонился от прямого ответа Мил. – Разборка небольшая.

– Вижу, что не праздник урожая.

Больше всего Мил не хотел, чтобы эта здоровенная мышь вспомнила, как над ней грубо измывались, заставляя быть скаковой лошадью. Все что угодно, только не это.

– Дело у меня к тебе, белобрысый. – Мышь обвела вмиг ставшим кровожадным взглядом поле брани и только потом вернулась к белой пантере. – Должок за тобой, белобрысый.

Вот оно. Случилось.

Мил в очередной раз проглотил слюну и подумал, что день с самого начала не удался. Сначала Проклятые. А сейчас должник появился. И, судя по его бурлящему животу, явился он сюда не для разговоров об искусстве.

– Должок, говорю, – повторила зачем-то Мышь, хотя и без того ясно, что слова таких крупных представителей мимо ушей не пропустишь.

– Жрать нас пришел? – решился Мил. А что терять. Разговорами смерть не задержишь. Но Мышь была другого мнения.

– Ты меня, белобрысый, за скотину не держи. Я ж тебе не неблагодарная тварь. Слава джунглям, с понятием. Ты мордой не мотай, а послушай лучше меня. Да не пяться, не слопаю. Это вон пусть твой мохнатый дружок пятится, всю спину мне прошлый раз когтями исцарапал.

Бобо, бормоча под нос оправдания в свой адрес, быстро ретировался на безопасное расстояние.

Мышь, кряхтя, приняла лежачее положение. Данная поза давалась ей с трудом, но она стоически перенесла это телопередвижение.

– Ты мне, белобрысый, ничего не объясняй и не оправдывайся. Оправдываться не за что, да и объяснять нечего. Пока затишье у вас, я о своем должке с тобой пошепчусь. А если кто мешать станет, того ждет смерть лютая, – последние слова Мышь сказала громко и четко, так, чтобы слышали и свои, и чужие.

Мил, вспоминая маму, осторожно уселся перед переростком.

Мышь огляделась, проверяя, до всех ли дошло сказанное. Убедившись, что мешать никто не собирается, опустила морду. Потом как-то странно скуксилась и, почти пуская слезу, стала причитать:

– А ты знаешь, белобрысый, какая я несчастная? А ты знаешь, как жрать хочется? Иной день так набегаешься, что вечерами лапы отваливаются. Все сама да сама. И никто не поможет. И никто не пожалеет. Крыс-то мне на месяц хватило. Уж больно плодовитыми оказались. Сначала все смеялись, издевались. Потом в подполье ушли, затаились. Пришлось и оттуда выкуривать. Травкой питалась, пробовала на голодной диете посидеть. Тоска. Бедная я. Ты посмотри, что со мной жизнь сделала!

Мышь чуть приподнялась на лапах, показывая Милу ребра.

– Ты вот что, белобрысый. Как хочешь, но сделай то, что попрошу. Из-за тебя я в эту кашу попала, ты уж меня и выручи. Как? Сам сообразишь. Я ж не дура. По джунглям набегалась, ума набралась. Слышала, что ты раньше другим был. Вот и меня другой сделай. Уж выручай, белобрысенький. Ну что, обещаешь?

Мил хотел ради решения такого дела поковыряться в носу, вовремя опомнился и только поморщил черный влажный нарост на морде. Перед ним стояла проблема. Отказать Мыши – значит обречь и себя, и жителей на непредвиденные обстоятельства. Она ведь голодная и потому злая. А всем известно, если кто-то большой в джунглях испытывает угрызения в желудке, то лучше с ним не спорить и вообще стараться не попадаться на глаза. Значит, этот вариант не подходит. Согласиться? Но как выполнять? Она ведь – имеется в виду как проблема, так и Мышь – никуда не пропадет. Стать вечным кормильцем ходячего мясокомбината Мил тоже не собирался. А что касается превращения…

– Ну так что, белобрысенький? Дел-то.

– Я не думаю, что у меня получится, – робко попробовал оправдаться Мил. Робко потому, что нет ничего непредсказуемее голодного жителя.

Но Мышь была абсолютно другого мнения.

– Получится, получится! Раз с самим собой такую штуку учудил, то с другими и подавно получится. Значит, по рукам?

Здоровенная лапа Мыши с неимоверным грохотом опустилась прямо перед мордой подскочившего от неожиданности Мила. И ему ничего не оставалось, как всунуть свою миниатюрную лапку в клешни гигантской Мыши.

Пожатие было крепким, но не сильно болезненным. Синяк максимум на неделю, если с примочками и ежедневными процедурами.

Как он будет выходить из создавшейся ситуации, Мил не хотел и думать. Придет время, все встанет на свои места. А сейчас, после заключения сомнительной сделки, требовалось извлечь из нее все возможные плюсы. Пойти, так сказать, на сговор с потенциальным преступником ради решения проблемы с преступником настоящим. А именно с Проклятыми.

Последние, за время вынужденного перемирия, успели перегруппироваться и теперь столпились вокруг лопоухого, что-то страстно обсуждая.

Также Мил с удовлетворением отметил, что со времени прибытия Мыши расстановка сил в лагере противника явно изменилась. Все кошки, ранее сражавшиеся на стороне Проклятых, под шумок смылись, забрав всех раненых и подбитых. Что касается самого слоноподобного существа, то оно растерянно переминалось с ноги на ногу, изредка бросая робкие взгляды на невиданное доселе существо, определенно напоминающее мышь.

– Значит, так. – Мил решил выкачать из ситуации все возможное. – Помочь тебе, так и быть, попробую. Не сразу. Уж не обессудь. Процесс требует тщательной подготовки и определенных навыков. Надеюсь, ты это понимаешь?

– Не дурная, соображаю, что к чему, – глубокомысленно ответила Мышь.

– Но перед тем как мы начнем претворять в действие мой, честно скажу, не совсем надежный план, требуется разобраться вон с теми ребятами. Ага! С серенькими маленькими и серенькими большими. С остальными мы сами, но эти на твоей совести.

Мышь думала всего несколько секунд. За это время она на глазок оценила гастрономическую ценность предложенных ребят, нашла их если не слишком аппетитными, то уж калорийными точно, и согласно кивнула:

– Прямо сейчас?

– Один момент, – подскочил Мил. Требовалось убрать из опасной зоны остальных жителей.

Две-три команды – и жители, правильно оценив ситуацию, ретировались на исходные позиции. Только чуть в стороне от основного места битвы продолжала идти драка. Именно там серые странники, не обращая внимания на основное затишье, продолжали выяснять отношения с Маленькими Но Злобными Кошками. И как мог видеть со своего места Мил, не одна пара кисточек на ушах останется лежать на черном пепелище. Серые странники вспомнили все обиды, нанесенные им за последнее столетие и, теперь настойчиво и надежно вдалбливали в глупые мозги рысей, кто в джунглях настоящий поборник прав жителей.

– Теперь они к вашим услугам. – Мил великодушно махнул лапой в сторону Проклятых. Сами Проклятые находились явно в прострации. Как так? Битва была уже выиграна, тяжелая пехота заканчивала свое дело, как вдруг откуда ни возьмись появилось это чудовище, которое было явно на стороне бунтовщиков. План захвата власти в джунглях рушился прямо на глазах.

Мышь, получив инструкции, неторопливо приблизилась к Проклятым.

– Привет всем! – Ухмылка Мыши была хоть и дружелюбной, но не предвещала ничего хорошего. – Так кто тут тянет на моих друзей?

На то, что происходило дальше, Мил смотреть не стал. Слишком свежо было воспоминание о том, как Мышь поглощала крысиную орду. Неприятное, сказать честно, воспоминание.

– Давайте все отсюда, – повернулся он к жителям. – Сейчас здесь начнется рок-н-ролл.

– А что такое рок-н-ролл? – поинтересовался оказавшийся поблизости Альвареза.

– А это когда больно и всем. Главное, чтобы у нашего нового друга не разгулялся аппетит. Тогда и нам достанется. Так что сваливаем в сторонку. Квар! Оставь парочку своих присмотреть. Кстати, как там дела у странников?

Серые странники уже закончили свои разборки и теперь гнали в сторону джунглей небольшую стаю согласившихся капитулировать Маленьких Но Злобных Кошек. Плачевное зрелище. Позади поверженной стаи ковылял сам Мурза, вожак бесславно проигравшей стаи. Вот уж кому не позавидуешь. Не в правилах рысей прощать вожаков, которые своими действиями замарали имидж племени. Минимум – позорное выдергивание усов, максимум – сельхозработы по выращиванию пожизненно лечебной травки от поноса и прочих неприятностей.

– А ведь, кажется, наша взяла. – Седой Квар пристроился рядом с Милом. – И без особых проблем и потерь.

Мил кивнул. Квар почти прав. Без особых проблем. Почти. Если не считать проблемой Мышь, которая в это время наверняка закладывает в пасть очередную партию Проклятых либо обгладывает беднягу слона. Белой пантере даже стало жаль тех, кто в эту минуту близко знакомился с Мышью. Но без крови в джунглях нельзя. Кровь – мерило побед и поражений Неудач и успехов. Сегодня повезло Милу и жителям. А могло произойти все наоборот. Джунгли переменчивы.

Перед тем как окончательно углубиться в джунгли, Мил успел заметить, что воздух над выжженной пустошью странно сгустился, почернел, налился влагой. И уже когда белая пантера вышагивала бок о бок с жителями, все дальше уходя от места кровопролития, на пепел упали первые капли дождя. Не того, который даже не успевал долететь до сухой земли. Тяжелые капли, перемешиваясь друг с другом, образуя почти сплошной поток, рухнули с небес на обожженную рану джунглей и спустя несколько минут почти затопили ее. Джунгли старательно смывали со своего тела и черный пепел, и пролитую жителями кровь. Джунгли не любили беспорядка. Во всем должна быть чистота, гармония и цветущая зелень.

По расчетам Мила, не прошло и пары часов, как произошло еще одно неординарное событие. Это случилось в то самое время, когда его небольшая армия расположилась на одной из цветущих полян. Кто-то зализывал раны. Кто-то делился впечатлениями. А кто-то просто размышлял о сущности жизни. К последним относился и Мил, который спрятался от всех, накрыв глаза лапой.

Что теперь станет с джунглями? Кай изменится жизнь после всего происшедшего? С Проклятыми покончено. Мистер со своими мутантами быстро наведет порядок в своем племени. Будут спокойно обитать в темных и сырых пещерах. Новое время, новые мысли. Жители? А что жители. Вернутся к своим делам. К их делам. Жрать, спать и справлять естественные надобности. Иногда охотиться на жертву. Иногда самим становиться жертвами. Прекрасное занятие. Серые странники уйдут на окраины и там станут в спокойствии воспитывать детенышей, рассказывая им долгими ночами о славных героях минувшей войны. И может быть, они когда-нибудь будут вспоминать его, Мила. Вспоминать странную белую пантеру, которая натворила в джунглях столько разных дел.

А он? Что станет с ним, с Милом? Неужели он так и останется в шкуре пантеры? Оно, конечно, ничего, но все же быть человеком гораздо интереснее. А почему, собственно? Интересная работа? Да пропади она пропадом, эта работа, из-за которой отстреливают башку. Женщины? О них вообще лучше не думать. После той ночи с Шейлой даже как-то стыдно и думать об этом. Все остальные прелести человеческой жизни? Сомнительные прелести, надо признать.

Мил вздохнул. Поворочался, принимая более удобное положение.

Но успокаиваться еще рано. Остаются Пришельцы. Что делать с ними? Судя по всему, пройдет совсем немного времени, и Пришельцы станут превращаться в мутантов. Планета не отпустит их так просто. Сначала появятся единицы. Их станут изучать, восхищаясь игрой природы. Потом их с каждым днем будет становиться все больше и больше. И вскоре наступит такой момент, когда новые мутанты схлестнутся с оставшимися людьми. Будущее такого столкновения даже трудно представить. И выиграют мутанты. Это ясно. И когда они почувствуют свою силу, то возьмут в руки оружие. А тогда… Тогда джунглям полная крышка. Будь ты хоть гигантской мышью, хоть героической белой пантерой.

– Чокнутый! Где Чокнутый?

Мил нехотя оторвался от приятного дела, которое он называл размышлением в дремоте. По поляне носился Альвареза, яростно размахивая руками-пропеллерами и истошно вопя, полагая, что вопли лучшее средство, когда кого-то разыскиваешь.

– Да здесь я. Здесь. – Можно подумать, тяжело разглядеть единственное белое пятно на сплошной зелени.

– Чокнутый! – Альвареза даже не соизволил извиниться за столь резкое отвлечение Мила от дремоты. – Там такое! Такое!

Что может быть в джунглях такого, что сможет настолько возбудить и так легковозбудимого орангутанга?

– Мышь? – предположил Мил, лениво подтягиваясь.

– Да нет же. – Альвареза уже внаглую тряс Мила за грудки, пытаясь выбить из того остатки благословенной дремы. – Там… Пришельцы там! Прилетели… Сами… Вот на такой дуре!

Альвареза растопырил, насколько мог, лапы, пытаясь указать размеры так называемой дуры. Но, очевидно, размах конечностей был явно недостаточен, и обезьяна почти обессиленно выдохнула: