«Раз вместе с финнами, значит — противник, — подумал я и приказал ребятам взять в плен в первую очередь врагов, одетых в эту странную форму. В ходе боя шесть человек были взяты в плен». При штабе любой дивизии имелся отдел НКВД, туда и доставил плененных вояк Маргелов. На стол начальника отдела легла топографическая карта с нанесенной обстановкой, полевая сумка с документами, подтверждавшими принадлежность офицеров к шведскому генеральному штабу. Особист схватился за голову.
« — Что ты наделал, стервец! Ведь это же нейтралы, шведы.
— А разве под маскхалатом, да в круговерти боя разберешь, где финн, где швед...
— Чую, быть грандиозному скандалу. Надо бы тебя основательно взгреть, капитан.
— За что?
— За превышение полномочий.
А вы свяжитесь с командармом».
Неизвестно, чем бы обернулся для Маргелова сей «проступок», но В. И. Чуйков с ходу определил, что поимка «нейтралов» — пища для политиков, и распорядился немедля отправить пленных шведов самолетом в Москву. Упоминалась ли при этом фамилия «Маргелов» — неизвестно. Не получил капитан и достойной награды. Многие годы спустя, вспоминая этот эпизод, Василий Филиппович шутил: «Ничего, что без ордена остался, зато шведов до смерти напугал». А между тем это был не единич ный случай боевых столкновений со шведскими подразделениями в практике Маргелова и его подчиненных. Об этом свидетельствуют строки боевых донесений:
«2.03.40 г., 10:00. В десяти километрах северо-западнее Меркеярви по р. Космян-Иоки засадой 596 сп встречена группа противника в 6 человек (фельдфебель и 2 солдат убиты. Пленных — 3 человека (сержант, прапорщик, солдат). Все пленные и убитые шведы».
«10.03.40 г., 18:00, м. Меркеярви. Собраны и доставлены РО (разведывательным отрядом.
— Б. К.)капитана Маргелова в полк бойцы и командиры, павшие в бою с белошведами следующие товарищи:
Пом. ст. адъютанта л-т Наприенко
Ком. взв. 4-й роты л-т Самохин
Всего — 15 человек.
Раненых — 15 человек.
Пропали без вести 3 красноармейца».
Судя по потерям, бой был необычайно жестоким. Но каково же было удивление Маргелова, когда числившиеся без вести пропавшими бойцы явились целыми и невредимыми и поведали следующее. Финны взяли их в плен, когда у них кончились патроны. Пробовали отбиться ножами, да не тут-то было. Их на каждого по трое, а то и по четверо навалилось. А затем случилось невероятное. Пройдя с десяток километров, финский офицер скомандовал: «Кругом! Марш!» — и враги разошлись в разные стороны.
Уже знакомый нам офицер НКВД, прознав о приключении с невероятно удачным исходом, засадил всю троицу под арест и назначил следствие. Понадобились поистине самоотверженная стойкость Маргелова, его убежденность в храбрости, мужестве и искренности своих подчиненных, с которыми он доказывал их невиновность, для того чтобы они вышли на свободу.
Очередная передышка подошла к концу и командир 596-го полка, доукомплектовав в первую очередь разведбат, доложил по команде: «2-й батальон подготовлен для маневра и нанесения удара».
Не заставила себя ждать и директива Ставки Главного Военного совета по началу наступательной операции силами «пяти стрелковых дивизий с мощной артиллерией», в числе которых находилась и 122-я. Основным направлением для наступления этой ударной группировки были определены Кемиярви, Рованиеми, Кемь.
Наступил март с его утренниками, ярким, но холодные солнцем. Обученное пополнение, лыжные эскадроны, вооруженные легкими пулеметами и минометами, заметно усиленная артиллерия, готовая сокрушить завалы и надолбы, порождали надежду в долгожданном переломе в ходе боевьгх действий.
Еще далеко не все знали, что прорыв хваленой линии Маннергейма, взятие Выборга и угроза высадки десанта Хельсинки словно холодный душ подействовали на руководств0 Финляндии. 7 марта 1940 года премьер-министр Р. Рюти, сопровождавшие его Ю. К. Паасикиви, генерал К. Вальден и профессор Войонмаа сели за стол переговоров которые завершились подписанием мирного договора между СССР и Финляндией. Оно состоялось в Москве 12 марта, а на следующий день, ровно в 12 часов, военные действия должны были прекратиться на всех участках фронта.
За несколько дней до этого в штабе дивизии, куда был вызван Маргелов, шла деятельная подготовка к решительному наступлению. Командарм определил и сроки его начала — между 15 и 17 марта. Было далеко за полночь, когда Маргелов прилег и тотчас крепко заснул. Разбудил его громкий голос:
— Подъем, комбат, войне конец!
— Неужто?
— Только что об этом сообщило радио
.
В 7 часов утра комдив приказал построить всех, кто находился поблизости от КНП дивизии, с тем чтобы сообщить радостное известие. И тут внезапно начался мощный артналет. Финны и шведы, словно в отместку за поражение, обрушили на расположение дивизии град снарядов и мин. Погибать, зная, что ты всего лишь в шаге от мира... Но в то мартовское победное утро радость и горечь шествовали рука об руку. Потери от обстрела были значительны. Не миновал вражеский осколок и Маргелова.
Он не помнил, как оказался в медсанбате, откуда его переправили в полевой госпиталь. Едва сознание стало возвращаться, Маргелов стал упрашивать сестричку сообщить, что сейчас происходит в 122-й дивизии. Сестра милосердия разводила руками, а вскоре надобность в ее информации отпала — разведчики разыскали раненого командира. Они рассказали, что дивизия отошла от мест боев километра на два, на новую государственную границу, которую наши установили совместно с финнами. Вновь приходится рыть землян-101 и окопы.
К концу войны разыскала Маргелова его жена.
Они познакомились в Минске, где Феодосия Ефремовна учительствовала, а затем стала студенткой Белорусского Государственного университета. Маргелов был настойчивым ухажером, и все же «нежному и преданному солдафону», как иногда называла Василия Феодосия, понадобилось больше года, прежде чем его избранница сказала «да». Произошло это в 1935 году, и спустя некоторое время у супругов Маргеловых появился на свет сын Анатолий. Только вот видел его отец чрезвычайно редко. За походом в Западную Белоруссию последовала финская война, и лишь в середине 1940 года семья собралась под одной крышей в Муравьевских казармах — гарнизоне, расположенном недалеко от Новгорода. В сентябре 1941 года казармы оказались на переднем крае фронта. В невообразимой кутерьме, царившей на новгородском вокзале, Феодосии Маргеловой, которая была на сносях, чудом удалось сесть в эшелон, отправлявшийся на Урал. В Молотове (ныне Пермь. —
Б. К.)она второй раз стала матерью. Сына назвала Виталием.
Однако не предполагала Феодосия Ефремовна, что война и долгая разлука с мужем круто изменит ее жизнь. Не опускалась она до мелочных обид и упреков, когда узнала, что у Василия Филипповича, тогда уже комдива, — новая семья. А любовь к нему пронесла через всю жизнь.
* * *
Ценою больших потерь Красная Армия все же одержала победу. Очевидным было нежелание высшего руководства страны и армейской верхушки признаться в откровенных просчетах, а порой и в обычном головотяпстве. Многое из того, что ранее составляло государственную тайну, в последние годы увидело свет. И все же в истории советско-финляндской войны еще много недомолвок. К их числу можно отнести и вопрос о возможности применения Воздушно-десантных войск.
Известно, что только 11 февраля 1940 года Ставка Главного Военного совета директивой № 01663 распорядилась ввести в состав 15-й армии (командарм М. П. Ковалев, член Военного совета корпусной комиссар Н. Н. Ватутин) три авиадесантные бригады и 3-й транспортный авиационный полк. Выброска десанта, вероятно, планировалась, но пока осуществлялись формирование и переброска армии, война подошла к концу. И Ставка вынуждена была с горечью констатировать: «Либо армия теперь же в ближайшие 4 — 5 дней добьется успеха, либо, если она опоздает, как до сих пор опаздывала, то ваши операции могут оказаться излишними и никому не нужными».
Все именно так и произошло, и десантники остались без дел.
Автор публикации «Мы могли разбить Гитлера в пух и прах Ф. Морозов не без основания утверждает:
«...Действия десантников могли бы в считанные дни решить все проблемы, связанные с необходимостью прорыва знаменитой линии Маннергейма. В тылу у третьей линии обороны финской армии не было ничего, что бы могло помешать свободному перемещению по финским тылам наших десантников»
.
Г К. Жуков воспроизводит слова Сталина, которые он услышал во время памятной, своей первой встречи с ним в мае 1940 года:
«К сожалению, в войне с Финляндией многие наши соединения и армии показали себя в первый период плохо. В неудовлетворительном состоянии армии во многом виноват бывший нарком обороны Ворошилов, который длительное время возглавлял вооруженные силы. Он не обеспечил должной подготовки армии, его пришлось заменить. Тимошенко лучше знает военное дело. Итог войны с финнами мы подробно обсудили на совещании при ЦК...»
Как известно, состоялось это совещание в Москве в период с 14 по 17 апреля 1940 года. Сохранившаяся стенограмма отчета командующего 9-й армией В. И. Чуйкова и замечаний И. В. Сталина позволяет оценить и действия 122-й стрелковой дивизии:
«
Чуйков:Нужно сказать, что такой дикой местности, как на участке 9-й армии, нигде не было. Это сплошные леса, озера, болота, и, кроме того, как ни удивительно, компас изменял направление ввиду наличия магниторудных озер. Вместо того чтобы показывать на запад, компас показывал на восток.
Сталин:Все-таки чем объяснить, что 122-я дивизия, имея такие условия, неплохо действовала?
Чуйков:Она дралась с одним Сальским батальоном, и когда противник подбросил силы, она уже сделать ничего не могла.
Сталин:Сколько было в 122-й дивизии?
Чуйков:В 122-й дивизии было около 12 тысяч человек.
Сталин:Все же 130 километров она прошла...
Чуйков:Товарищ Сталин, если бы эту дивизию не отве ли, то уже в направлении с юга [финны] готовили сделать этой дивизии то, что было с другими дивизиями. Она ото. шла на 35 — 40 км.
Сталин:Она остановилась на 120 версте от границы, 20 раз ее можно окружить. От командира дивизии зависит все»
Мы же от себя можем добавить: и от разведки тогда зависело многое. А она в дивизии была на высоте.
...В конце июня 1941 года 122-я стрелковая дивизия на тех же самых рубежах, которые она занимала после советско-финляндской войны, дала решительный отпор частям 169-й немецкой стрелковой дивизии группы «Норд» и 6-й финской дивизии «Норвегия».
«Прощаемы за храбрость»
Боеспособность войск основывается на жесткой дисциплине. В разные времена крепилась она по-разному. В 1878 году в вооруженных силах Российской империи были учреждены дисциплинарные части, которые существовали в качестве отдельных батальонов, рот, команд. Они формировались из нижних чинов, осужденных «полковыми и военно-окружными судами за грубые нарушения воинской дисциплины, нежелание выполнять воинские обязанности, за уклонение от военной службы по религиозным мотивам...» Максимальный срок наказания для преступивших закон равнялся трем годам.
Чуть позже появился даже воинский устав о наказаниях, установивший правило: «Воинские чины могут быть прощаемы лишь в виде награды за храбрость в сражении или за другие отличные подвиги». Этот принцип, несколько видоизменяясь, сохранялся в разные эпохи армейской жизни.
Дисциплинарная практика Красной Армии, а затем и Советской, многое почерпнула из дооктябрьского времени. М. В. Фрунзе, опираясь на опыт прошлого, сделал вывод: «Поддержание служебной дисциплины в рядах армии является обязательным и необходимым условием ее мощи, и в этом отношении требования Советского государства самые решительные». При его непосредственном участии был разработан «Временный дисциплинарный устав РККА», который действовал с 1925 по 1940 год.
В дисциплинарные части, созданные в 1919 году, направлялись в основном дезертиры, не желавшие служить в Красной Армии.
После Гражданской войны дисциплинарные части стали пополняться военнослужащими срочной службы, осуждении на срок до одного года. Просуществовав до 1934 года, дисбаты были ликвидированы. Основанием для такого решения послужило мнение высшего военного руководства о том, что в Красной Армии изжиты случаи откровенного неповиновения и дезертирства и со всеми солдатскими прегрешениями вполне может справиться командир или начальник, отправив нарушителя на гауптвахту, предельный срок пребывания на которой ограничивался двадцатью сутками.
Советско-финляндская кампания преподнесла целый «букет» воинских преступлений, для которых рамки временного дисциплинарного устава оказались тесны. Так появилось на свет «Положение о дисциплинарных батальонах РККА» № 214 от 15 июня 1940 года. Согласно этому положению должность командира дисциплинарного батальона приравнивалась к должности командира полка, а формировался дисбат из рядовых и младших командиров, осужденных военными трибуналами за самовольное оставление части, за невыполнение приказаний и другие тяжелые проступки. Срок пребывания в батальоне, в зависимости от тяжести содеянного, составлял от шести месяцев до двух лет.
В верстах двадцати от Великого Новгорода, на левом берегу Волхова, граф Муравьев, николаевский вельможа и устроитель русской армии, заложил небольшой военный городок, который даже в советское время продолжал носить имя своего основателя. В путеводителе по Новгородской губернии начала XX века эти места описаны так: «Унылый и однообразный вид берегов Волхова несколько облагораживают усадьбы
и постройки времен Аракчеева, так называемые "штабы"... Близ штабов построены пристани. В Муравьевских казармах некогда квартировал уланский полк, который сменила 1-я резервная артиллерийская бригада...»
Решением военного совета Ленинградского военного округа Муравьевские казармы были признаны самым подходящим местом для размещения в них 15-го отдельного дисциплинарного батальона. Командовать им был назначен майор Маргелов. Такой выбор нельзя назвать случайным. Во-первых, это было повышение по службе, а во-вторых, дисциплинарная часть находилась не только под пристальным вниманием командования и политуправления округа, но и военной прокуратуры и, конечно, НКВД. И только офицер с незапятнанной репутацией, пользовавшийся безусловным авторитетом у начальства, мог быть назначен на должность. Дисбат этот хотя и носил порядковый номер пятнадцать, но был, по сути, первым в Красной Армии. Майору Маргелову предоставлялось право отбора офицеров, только должность заместителя командира батальона по политической части находилась в ведении политуправления округа В помощники Маргелову был назначен старший политрук Николай Петрович Бастин, который одновременно являлся и секретарем партийной организации. Говорить о том, что все офицеры дисбата были либо членами либо кандидатами в члены ВКП(б), не имеет смысла. Идеологическая «подкованность» краскомов рассматривалась как основа борьбы с «пережитками капитализма» в красноармейской среде. Пережитки эти, впрочем, свойственны всем временам: наколки на теле, похабщина, утверждение собственного «я» или попросту мордобой.
Времени на раскачку Маргелов не имел. В батальон этапировали партиями, иногда превышавшими сотню человек. «Исправление» начиналось сразу, но без унижения человеческого достоинства. Маргелов был тверд в понимании задач дисбата — это не исправительная колония, не тюрьма, а воинское подразделение, где труд соседствовал с боевой учебой. По численности личного состава дисбат был более схож с линейным полком: к декабрю 1940 года в нем насчитывалось 2500 человек.
Напряженный служебный ритм Маргелова отражает книга приказов. По частым его командировкам в Ленинград можно судить, с каким повышенным интересом в штабе ЛВО относились к нововведению. Характерно одно из донесений, подписанных Маргеловым: «Добиться полного исправления осужденного дело чести ОДБ, вернуть его в свою часть, полностью загладив вину перед родиной честной работой».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
