Поднимаюсь с земли и отряхиваю брюки. Плечо неприятно саднит, я засовываю руку под рубашку м убеждаюсь, что повязка стала набухать от крови.
      За железнодорожными путями, там, где дюны мусора прорастают густым кустарником и крапивой, я набредаю на полуразвалившийся одноэтажный дом. Внутри пахнет сыростью и гнилью. Не самое удобное место для ночлега, разве только одно преимущество - вряд ли меня будут здесь искать. И даже если будут, я услышу продирающихся сквозь кустарник людей и успею улизнуть. Обхожу пустые комнаты с проваленным полом и сквозняками, наконец, из досок и обрывков толя сооружаю себе гнездо в углу посуше. Привалившись к осыпающейся штукатуркой стене, я смотрю в проем пустого окна на ночное небо, верхушки кустарника, обступающего барак со всех сторон, и на звезды. Как-то постепенно звезды померкли, и стало совсем темно...
      Я вдруг стал испытывать беспокойство, потому что не поднялся на второй этаж и не посмотрел, что там? Тогда я
      медленно встаю и на ощупь ищу скрипучую лестницу. Я иду,
      вытянув перед собой руки, и все время боюсь наступить на что-то
      мохнатое и неподвижное, вроде как вывернутую наизнанку
      козлиную дубленку. Я не понимаю, откуда у меня такие мысли,
      наверное, я что-то вспоминаю и вспомнить не могу. На втором
      этаже светлее, свет пробивается сквозь пыльные стекла. Тут есть
      кое-какая мебель. Старинный шкаф, трюмо, панцирная кровать с
      набалдашниками. Я подхожу к окну - протереть его и посмотреть,
      что делается снаружи. А когда оборачиваюсь, то замечаю, как на
      трюмо, перед зеркалом, горит свечка. Пламя качается из стороны в
      сторону и коптит. Я подхожу к зеркалу и тут слышу - кто-то
      быстро пробежал по комнате и остановился у меня за спиной. В
      зеркале отражается женский силуэт... Она находится очень
      высоко, почти под потолком, и я решаю, что женщина стоит на
      табуретке. Тут вдруг она начинает опасно раскачиваться, вот-вот
      упадет, и я оборачиваюсь, раскрыв руки, чтобы поддержать... В это
      же мгновение я начинаю дико кричать, потому что руки мои ловят
      пустоту, женщина не стоит, а визжит надо мной, глядя сверху
      вниз одутловатой мордочкой удавленницы. Я кричу и не слышу
      своего голоса, а она раскачивается, задевая пальцами босых ног
      меня по лицу. Я кричу, давясь от рыданий, и просыпаюсь.
      Рассвело.
      Капли дождя барабанят по остаткам жести на крыше одноэтажного барака, стекают по стекам в зеленых разводах плесени. Лицо у меня все мокрое от брызг. На треснувшем подоконнике нахохлилась пара голубей.
      Я лежу неподвижно, боясь поверить, что это был всего лишь сон... Сквозь тонкие стены и слышу, как кто-то ходит в дальнем
      конце барака и кряхтит. Наконец, что-то с грохотом падает, а этот
      кто-то, невнятно бормоча, выбирается наружу, а потом, топая,
      проходит под моим окном и с треском удаляется в заросли
      кустарника.
      Надо пойти и посмотреть, почему он там возился, думаю я.
      Но в подсознании еще клубится страх сна, я не в силах пошевелить даже пальцем. Наконец, разминаю онемевшие мышцы, потом, дрожа от сырости, снимаю рубашку и разматываю бинты. Бинты жесткие от засохшей крови, но рана уже не кровоточит, только края покраснели и распухли, и острая боль пронизывает все тело, когда я поднимаю руку.
      Помогая себе зубами, я снова делаю повязку и натягиваю рубашку. Рубашка успела остыть, и теперь сырость особенно чувствуется.
      Обхожу барак, комнату за комнатой, пока не попадаю в ту, где, видимо, тоже побывали люди этой ночью. Судя по обширному ложу из нескольких рваных матрасов, здесь спали вповалку несколько человек, бродяг, наверное.
      Короче, я забрел на чужую территорию, и мне здорово повезло, что не прирезали ночью, пока снились кошмары. Теперь придется искать другое пристанище.
      На запасных путях стоит пассажирский поезд, дверь одного из вагонов открыта, и проводница выметает на улицу мусор. Я останавливаюсь чуть в стороне, так, чтобы сор не летел в мою сторону.
      - Тебе чего? - проводница разгибается, держась рукой за поясницу, и смотрит на меня.
      - Надо побриться, почистить одежду, в общем привести себя
      в порядок. Окажите гостеприимство, а?
      - В бегах, что ли? - она смотрит подозрительно.
      - Нет, что вы... Загулял просто. Если в таком виде явлюсь...
      - Понятное дело, - она смягчается. - Бедные твои родители.
      Бритву я тебе найду, кто-то из пассажиров оставил...
      Из зеркала на меня смотрит осунувшаяся физиономия в рыжей щетине и с воспаленными глазами. Глубоко вздохнув, я промываю под краном бритву, распечатываю конвертик с лезвием... Постепенно я начинаю себя узнавать. Нашелся даже дешевый одеколон, а когда я снова перевязываю плечо, в туалет заглядывает проводница и отбирает у меня заскорузлые бинты.
      - Где это тебя? - спрашивает она.
      - Так, стеклом порезался.
      - Знаю я эти стекла. Пойдем, в аптечке бинт есть. И мазь. Она вонючая, но помогает.
      * * *
      Дождь перестал, и выглянуло солнце, и земля сохла прямо на глазах. Я ходил по улицам города и высматривал, не промелькнет ли впереди прохожих стройная фигурка Риты. Ноги сами привели меня на Железнодорожную улицу.
      В моих действиях появилась пусть далекая от истинной, но все же цель. Близко к дому, где мы встречались с Юлей, я не стал подходить, а выбрал пустой ларек на противоположной стороне улицы. Задняя стенка у ларька была в нескольких местах продавлена, а внутри по колено всякого мусора, и пахло чем-то кислым. Может, до определенного времени это было убежище
      неприкаянных сограждан, жаждущих выпить бутылочку
      портвейна и заняться революцией. Я имею в виду сексуальную, а
      ей, как и любой другой, конспирации только на пользу. Теперь же,
      наверняка, самим завсегдатаям стало гадко от помойки, которую
      они натворили.
      Сквозь частые щели мне прекрасно были видны и подъезд, и окно квартиры. Окно было чуть приоткрыто, и я мысленно представлял, как от сквозняка качается бахрома розового покрывала. Какая мерзость.
      Я очень долго пробыл на своем наблюдательном пункте, и меня уже слегка поташнивало. Но никакого движения за окном не заметил. Я продолжал ждать с терпением пигмея и, когда совсем затекли ноги, выбрался из засады и направился в подъезд.
      По прошлому опыту я помнил, что дверь была без глазка. Значит, если там есть обитатель, то ему придется хотя бы спросить:
      "Кто там-м?"
      Возле двери я остановился, чтобы собраться с мыслями. Потом надавил на кнопку звонка. Никакого ответа.
      Можно было успокоиться и выбросить из головы эту совершенно пустую квартиру. Если бы...
      Если бы после того, как я отпустил кнопку, не услышал, как в квартире скрипнули половицы... Кто-то подошел к двери с той стороны и замер, как и я, прислушиваясь.
      Дверь мне не откроют, а играть в молчанку не имеет смысла. Если кто-то здесь спрятался, то явно неспроста. Короче, когда у квартиры дурная слава, то, наверное, я найду в ней именно это.
      Человек, решивший спрятаться, вряд ли станет менять убежище
      из-за одного случайного звонка в дверь. Тем более дверь
      достаточно прочная, а для меня и вовсе как стена, через которую не
      пробиться.
      Я придумал себе другой путь, надо только подождать, пока стемнеет.
      * * *
      На лестничной площадке я открыл окно и, стараясь особенно не высовываться, ощупал стену снаружи. Дело в том, что строители, не в силах превозмочь свои эстетические потребности, проложили желтый кирпич узкими горизонтальными полосками красного. Эти полоски выступали из стены - немного, на ширину ладони разве, придавая дому замечательно художественный вид. С точки зрения строителей, естественно.
      Теперь я знал, что мне предстоит. Вернее, предполагал. Потому что когда предстоит ночная прогулка на высоте шестого этажа, ничего не знаешь наверняка.
      Небо было звездное.
      Луна казалась огромной, страшной и висела над крышами.
      Не знаю, к удаче такое или наоборот?
      Некоторое время пришлось ждать, пока дворник бестолково мел асфальт перед подъездом. Наконец, он ушел. Во многих квартирах уже легли спать, не было света и там, куда я стремился. Впрочем, уверен, в квартире его и не зажигали.
      Окно осталось приоткрытым.
      Захотелось курить, но я понимал, что огонек от сигареты будет заметен с улицы, а мне не стоит привлекать внимание.
      Потом проверил одежду - ничего не должно мешать. Любая мелочь может стоить жизни.
      Под конец не выдержал и посмотрел вниз.
      Шестой этаж, не Бог весть какая высота, в случае чего не успею даже толком понять, где оступился.
      Захотелось все бросить и смыться. Если еще немного постоять у открытого окна, представляя, как мои девяносто килограммов устремятся вниз со скоростью свободно падающего тела, а потом послышится звук, словно кто-то уронил арбуз... тут никакой силы воли не хватит.
      Надо торопиться, пока нервы не издерганы. Я решительно залез на подоконник.
      Луна поднялась выше, посветлела и была похожа на
      ртутный шарик. Держась за переплет, я повернулся спиной к улице
      и стал приседать на одной ноге, в то время как другой скользил по
      стене дома, пока носком не попал на узкую полоску красного
      кирпича. Утвердившись, я перенес наружу другую ногу.
      Карниз казался еще уже, чем когда на него смотришь.
      Весь вес приходился на пальцы ног, и стоит случиться судороге, мне не миновать затяжного прыжка. Ночной ветер холодил спину, я стоил, ухватившись за переплет, и не в силах был выйти из оцепенения.
      А если подует сквозняк, окно захлопнется и прижмет мне пальцы?
      Впрочем, не стоит об этом задумываться.
      Когда оконный проем кончился, пришлось прямо распластаться по стене и продвигаться вперед по сантиметру. Одной рукой я продолжал держаться за выступ рамы, компенсируя
      неустойчивое равновесие. Наконец, я отполз на длину вытянутой
      руки. Теперь впереди должна быть водосточная труба, моя
      следующая опора.
      Правой рукой я провожу по шершавой поверхности стены и понимаю, что чуть-чуть, но не дотягиваюсь.
      Снизу все выглядело, ближе.
      Я потянулся изо всех сил, на какое-то мгновение пальцы, державшиеся за раму, начали соскальзывать... Не знаю, каким чудом мне все-таки удалось ухватиться за костыль, на котором крепилась труба, и сохранить равновесие.
      Держась обеими руками, я был словно распят на стене на высоте шестого этажа.
      Сжимая костыль, я расслабил левую руку, она бессильно повисла вдоль тела. Стараясь не торопиться, шаг за шагом, я добрался до трубы. Тут можно перевести дыхание. Рана от напряжения разболелась, и левая рука, похоже, вышла из строя.
      А ведь на следующем этапе она должна меня страховать.
      Я перебрался через трубу и, обнимая ее, вытащил из брюк пояс. Один конец ремня я обмотал вокруг левого запястья, перекинул его через костыль, а другой зажал в кулаке.
      Ноги стали предательски дрожать. Это искала выход накопившаяся усталость.
      Еще несколько сантиметров, еще...
      Вытянутая правая рука уже нащупала срез окна, толкнула приоткрытую створку... Я понял, что выиграл.
      Еще через минуту я стоял, согнувшись, на подоконнике, а потом тихо влез в квартиру.
      * * *
      Я был готов защищаться. Я был готов постоять за себя, если вдруг кто набросится. Я вовсе не был уверен, что здесь меня примут радушно. Но я стоял возле окна, готовый к бою, а никто на меня не нападал. В квартире было темно и тихо.
      И от этого затаившегося спокойствия я волновался еще больше. Нет ничего страшнее, чем ожидание опасности.
      Я видел очертания мебели, стены, - на которых отражался лунный свет, кровать...
      На кровати кто-то лежал.
      Я беззвучно подкрался и склонился, пытаясь разглядеть... В это мгновение я почувствовал страх, словно тупой иглой ткнули под сердце. Я даже зажмурился и отпрянул.
      На кровати лежала Рита.
      Она лежала неподвижно.
      Рядом, на стуле, был ночник. Я нащупал выключатель и зажег свет. Тусклая лампочка осветила разметавшиеся по подушке волосы, по-детски приоткрытый рот, длинные тени ресниц. Рита спала, натянув одеяло до подбородка и обняв во сне подушку. Я перевел дыхание и устало опустился на кровать, стал снимать с запястья ремень. Она не проснулась, только чуть заворочалась во сне.
      - Рита... - тихо позвал я. Она открыла глаза. Зеленые глаза смотрели сначала отчужденно, потом испуганно.
      - Ты? - произнесла она почти беззвучно, я понял только по движению губ. Ты?
      Я кивнул и улыбнулся:
      - Можешь даже потрогать.
      Потом протянул руку и осторожно поправил ей волосы. Она отстранилась и уткнулась лицом в подушку.
      - Этот сон, - сказала она глухо, - какой страшный сон, господи... Этот барак, свеча, зеркало, удавленник... Я кричала и не могла проснуться...
      Я поежился. Что-то знакомое было в ее сне.
      - Где ты пропадал столько времени? - сказала она в подушку.
      Ну и ну, оказывается, это я пропадал!
      Она все лежала на животе и обнимала подушку, а мне теперь спешить некуда, и я ждал, пока она успокоится. Потом не выдержал и ущипнул ее под одеялом. Я просто хотел немного подбодрить ее. Она ударила меня по руке и села на кровати, держа одеяло под подбородком.
      - Как ты сюда попал? - спросила.
      Я показал на окно.
      - Но ведь...
      - Пустяки, метра три по карнизу. Если бы это было не так высоко, я справился бы намного быстрее... - я сделал паузу и подумал, что настала моя очередь спрашивать.
      - А как ты сюда попала?
      - Лисенок... Это Юля, - пояснила, - дала ключи. Мне надо было спрятаться, и она помогла.
      - По-моему, эта девица не питала к тебе дружеских чувств.
      - Она их и сейчас не питает. Только раньше я ей мешала, а теперь - уезжаю. Ей выгодно, чтобы я уехала без скандала - легче будет занять мое место. В нашем светском обществе.
      - Но почему ты уезжаешь? И что случилось в твоей
      квартире? Кстати, я хотел бы зажечь верхний свет - не люблю
      сидеть в потемках.
      - Тут не надо, - она откинула край одеяла и спустила босые ноги на пол. Давай на кухне, я там занавесила окно покрывалом. И отвернись, пожалуйста, мне надо переодеться.
      * * *
      - Ну все, пойдем, - позвала она и пошла впереди меня.
      Рита была в туфлях почти без каблуков и казалась совсем маленькой и беззащитной.
      Зажгла плиту, поставила чайник. Потом достала из шкафа чашки и насыпала в них растворимого кофе. Она чувствовала себя тут вполне уютно.
      - Ты здесь бывала раньше? - спросил я, но она не ответила, а ушла в комнату и вернулась с нераспечатанной пачкой "Лаки Страйк". Когда чайник закипел, разлила воду по чашкам и села напротив.
      Я курил и разглядывал ее сквозь облачко дыма. Рита казалась школьницей, пусть немного распутной, но все же невинной. Я имею в виду своих сверстниц, какими их запомнил. В сущности, мы были последнее невинное поколение.
      - Ты меня изучаешь, да? - Рита взяла обеими руками чашку и поднесла ее к лбам. - Наверное, я должна тебе объяснить, что не имею никакого отношения к этому убийству.
      - Тогда почему ты прячешься?
      - Они ворвались утром в квартиру, связали меня, запихнули в ванную, а потом сидели на кухне и пили мой коньяк. Я слышала
      их разговоры - они ждали тебя. Я им не нужна была. Потом кто-то
      пришел и сказал, что ты убежал. Они ушли, а мне осталось
      распутать веревку. Я боялась появляться у себя дома... Весь день
      пряталась то в кино, то... Потом позвонила Лисенку и взяла у нее
      ключи от этой берлоги. Она сказала, здесь безопасно.
      - Не хочешь сообщить в милицию, что на тебя напали?
      Рита грустно улыбнулась и достала из пачки сигарету.
      - Мне нельзя иметь дело с милицией, - сказала она тихо, - я очень много знаю лишнего. Мне бы быстро заткнули рот. Для этого существуют сокамерницы и несчастные случаи. Все покупается за деньги.
      - Ты хочешь сказать, тебе известно, кто убил директора?
      Девушка замотала головой:
      - Таких кандидатур можно найти сколько угодно. Кроме меня и моего мужа.
      - Твоего мужа? А в милиции придерживаются другого мнения.
      - Это я ему посоветовала увезти тело. Но убил не он.
      - Ничего не понимаю, - сказал озадаченно. Зачем ему тело, если задушил кто-то другой.
      - Ремень на шее, - она постучала пальцем себе по горлу, - это был ремень моего мужа, с такой пряжкой. Но ведь он не такой дурак, чтобы воспользоваться собственным ремнем в собственном подъезде. Его просто решили подставить...
      Она внезапно замолчала и опустила голову.
      - Но если ты не при чем, чего тебе было бояться?
      - Я тебе уже рассказывала, с чего начинала, - теперь она не поднимала глаз, и я видел только склоненную макушку. - Кроме хорошей фигуры и всего прочего, что нравится мужикам, у меня
      было еще одно достоинство - я не трепалась. А когда люди крутят
      дела - только такие мне были нужны, только такие могут помочь в
      жизни, - им всегда нужен посредник, который не болтлив и умеет
      организовать нужную встречу, устроить все красиво и безопасно.
      Сначала это понял один из моих друзей и стал пользоваться. Потом люди, с которыми он у меня встречался, тоже стали приглашать своих знакомых... Иногда они просто выпивали, иногда играли в карты, а то и приводили девиц или о чем-то договаривались.
      - Воровская малина? - спросил я с усмешкой.
      В этот момент мне хотелось ее ударить.
      - Воры тоже приходили, - сказала она с вызовом и посмотрела в упор, только большей частью приходили вполне уважаемые лица. Не всегда и не всех приглашаешь к себе домой, кабинет или ресторан. Вполне уважаемые люди...
      - Вроде директора комбината?
      - Я ведь с самого начала не морочила тебе голову, не уверяла, что я невинная овечка, - она чуть закусила губу.
      - Ладно, проехали, - я кивнул.
      - И ты еще спрашиваешь, почему я прячусь? - она прижала к пепельнице незажженную сигарету и сломала ее. - Если мной заинтересуются органы, как, по-твоему, с точки зрения людей, которые были у меня в гостях, не будет опрометчиво позволить мне распустить язык? Ведь никто не даст им гарантии, что я не начну рассказывать все подряд, если на меня как следует там нажмут? А я ведь слышала многое.
      Я не знал, насколько она права, но в глазах у Риты был такой неподдельный страх, что я поверил - люди, с которыми она встречалась, достаточно опасные создания.
      - Вот почему я отсюда сматываюсь, - она провела ладонью по лицу, словно стряхивая паутинку. - Никто не должен знать, куда я уеду. Я просто исчезну, начну на новом месте и постараюсь не совершать прежних ошибок.
      - Но ты до сих пор не уехала...
      - Да, - она подняла на меня странно заблестевшие глаза, - я
      не могла уехать, пока ты здесь... Только не задумывайся над этим,
      ни к чему тебе над этим задумываться...
      - Не понял...
      - Я сбежала из семьи, где меня ненавидели, я шаталась по вокзалам и подвалам, где встречала всяких подонков, потом мне удалось вырваться из нищеты, пробиться в этот мир, а тут тоже одни подонки, и муж у меня подонок, и все кругом... Я обречена была обалдеть от первого, кто отнесется ко мне по-доброму, будь то мужчина, ребенок или собака.
      - Замечательное сравнение, - я отпил остывающий кофе, - очень удачное сравнение.
      И засмеялся. А она вдруг посмотрела на меня с яростью.
      - Черт бы тебя побрал, - произнесла Рита медленно, - я ведь влюбилась в тебя. Я совсем обезумела, разве ты не видишь?
      Я замер с чашкой в руке, потом осторожно поставил ее на стол, словно боялся расплескать. Я на самом деле этого не увидел.
      - Ну что - ты молчишь? - глаза ее потемнели еще больше, хотя, казалось, некуда больше темнеть.
      Несколько дней назад я был беззаботным малым, которому ничего не стоило полюбить такую девушку, как Рита. С такими глазами, губами, фигурой....
      - Тебе... неприятно мое прошлое? - сказала она с запинкой.
      - Дело не в этом. Мне нет дела до твоего прошлого...
      - Хочешь сказать - тебе все равно? Нет до меня дела?
      - Почему же? Вовсе не это хотел сказать... - я ощущал какую-то пустоту внутри себя.
      Да, несколько дней назад мне ничего не стоило полюбить такую девушку...
      - Тебе наплевать на меня?
      Промолчал.
      - Я тебе нисколько не нравлюсь, да? - у нее запылали щеки.
      Не хочешь отвечать?
      - Почему же? - повторил я, а ощущение пустоты усиливалось.
      В таком состоянии я склонен совершать безрассудные поступки, - я тебя тоже люблю.
      - Уедем, - Рита встала и подошла ко мне. - Уедем вместе.
      - Да, конечно, - я обнял ее за тонкую талию и прижался щекой к бедру, - чем не выход?
      Я почувствовал, как она вся напряглась при этих словах.
      - Тебе не дает покоя убийство? - спросила, проведя пальцами по моим волосам. - Но ведь про это можно просто забыть.
      - Угу. Можно. Со временем.
      Через ткань одежды я чувствовал тепло ее тела, и от этого в душе словно распрямилась пружина. Усталость накатывала волнами.
      - Для этого есть милиция, пусть они ищут, - упрямо сказала Рита.
      - Да. Только я все делал вовсе не потому, что сомневался в способностях профессионалов или хотел им помочь.
      - Тогда зачем? - в голосе ее послышалось недоумение.
      - Вокруг столько зла, и надо попробовать, на что ты способен. Я хочу сказать, способен ли ты противостоять ему в одиночку, как умеешь. Тут дело не в технике сыска или приемах рукопашного боя, а в том, хватит ли у тебя воли пройти по карнизу. Важно знать, на что ты способен.
      - Идеализм, - сказала она высокомерно.
      - Может быть, - я уже совсем спал, обнимая ее за бедра. - Только я хочу знать, что во мне заложено. Иначе как определишь, на что имеешь право рассчитывать в этой жизни. Я хочу рассчитывать на многое...
      - Становление личности? - холодно поинтересовалась Рита.
      - Наверное. Я не хочу тебя обманывать...
      - Значит, мы вместе никуда не уедем?
      - Почему? Вот найду его... или их...
      - Нет! - она отпрянула в сторону, - я не хочу опознавать тебя в морге. Я не хочу связать свою жизнь с потенциальным смертником. Если тебя не убьют завтра, то убьют через неделю, месяц, год. Я пыталась понять тебя, пыталась с первого нашего разговора, с первой встречи. Может быть, у тебя обостренное чувство долга, может, любопытство, может, свой интерес? Нет! У тебя просто патологическая страсть искушать судьбу, - она выкрикивала слова, как ругательства. - Я не хочу, не желаю постоянно бояться за тебя. Ты сумасшедший, это ты спровоцировал кошмар этих дней. Когда один все время лезет на рожон, остальные тоже теряют голову...
      - Уж не я ли подсунул труп в подъезд твоего дома?
      - Да, - она смотрела на меня бешеными и яркими, как звезды, глазами, - не удивлюсь...
      - Успокойся, - я прикурил две сигареты и одну протянул ей, - тебе было бы неплохо выпить стаканчик и немного успокоиться. В этой дыре найдется пара стаканчиков винца?
      - Ты сумасшедший, - она прижала ладони к пылающим щекам, - ты сумасшедший...
      - Мне уйти? - я бросил сигареты в пепельницу и встал, - не люблю истерик.
      - Уходи! Только по карнизу, как пришел, это доставит тебе удовольствие. Ненавижу...
      Она вдруг размахнулась и ударила меня ребром ладони по скуле. Я на мгновение ослеп от обиды, потом с силой схватил ее за плечи. Она попыталась вырваться, как в тумане промелькнули ее испуганные глаза, сползавший с тонких смуглых плеч халат, обнажившаяся грудь, снова халат, смятый под нашими телами, ее руки, одновременно отталкивающие и удерживающие меня. Женщина извивалась, поднимая бедрами переплетенные тела с такой силой, что, казалось, пол прогибался под нами. Я чувствовал на лице ее горячее дыхание, которое становилось все чаще, пока вдруг не взорвалось воплями дикой кошки...
      * * *
      Утреннее солнце нашло лазейку между шторами и разбудило меня. Я лежал поперек широкой кровати, вытянувшись во весь рост и закинув руки за голову.
      Приоткрыл веки и увидел Риту, она сидела в кресле, поджав под себя стройные ноги, и, улыбаясь, смотрела на меня. Глаза ее сияли. Я окончательно проснулся.
      - Ты даже во сне с кем-то борешься, - сказала она со смехом, - я уже давно на тебя смотрю.
      И потом, без всякого перехода:
      - Я люблю тебя.
      Я открыл рот, чтобы ответить, но она протестующе махнула рукой:
      - Ничего не говори. Я тебя раскусила. Ты любишь, только если готов убить от ярости.
      - Выбрось это из головы, - я рывком сел и огляделся, - а то я буду каждый раз получать по физиономии, если ты вдруг надумаешь проверить мои чувства.
      Она засмеялась.
      - Надо скрыть следы преступления, - я смущенно оглядел устроенный в комнате беспорядок. - Мы вели себя достаточно бесцеремонно. Она состроила недовольную мину и по-звериному потянулась, упираясь руками в подлокотники кресла. Потом встала.
      Пока я умывался и перебинтовывал съехавшую повязку, она заправила постель и аккуратно сложила мои вещи.
      В прихожей я наткнулся на чемодан. Он стоял под вешалкой, коричневый и пузатый, с блестящими металлическими замками.
      Я спросил:
      - Когда ты успела собрать вещи?
      Мне показалось, она смутилась.
      - Я еще несколько дней назад сложила чемодан и отнесла его в камеру хранения. Но ведь я не знала, сколько времени потребуется, чтобы тебя отыскать, и принесла вещи сюда. Надо было во что-то переодеваться... Халат, например...
      - Запасливая, - я покачал головой, - а вот мне даже побриться
      нечем.
      - Да, не мешает... - она на мгновение задумалась, потом радостно улыбнулась, словно вспомнила, - у меня же электробритва в чемо...
      И осеклась.
      - Что? - я удивленно смотрю на нее, - а больше в твоем чемодане мужских вещей нет?
      Она колеблется, потом отвечает:
      - Да, куртка, рубашки... самое необходимое... Не смотри так. Ты же не можешь меня ревновать к мужу!
      - Веселенькое дело, - я чуть не расплескал кофе, - значит, вы собирались вместе уехать? Меня ли ты ждала в этой квартире?
      - Перестань, - она рассерженно бросила надкусанный бутерброд на тарелку, когда я собирала вещи, то понятия еще о тебе не имела...
      - Ничего не понимаю, - я от изумления стал искать сигареты, - значит, ты хотела уехать прежде, чем заварилась эта каша? Почему?
      - А если я не захочу отвечать?
      - Ты только не подумай, что я и сам не соображу. Ты заранее знала, что директора убьют в ту ночь. И ты знала, что тебя будут подозревать по той простой причине: случиться это могло не без твоего участия. Вам понадобился человек, которого не заподозришь в предварительном сговоре, выражаясь юридически. А дело было так: я только что приехал, никого в этом городе не знаю. Алик сажает меня в машину, говорит, что человек, который, кстати, ни разу не повернулся ко мне лицом, это - директор. А потом я нахожу труп в подъезде. Уже настоящего директора. И я
      был уверен, что убили человека, с которым я только что вместе
      ехал. И убили его тоже только что. Так я и сказал в милиции,
      поэтому они ищут того, кто мог это сделать в те десять
      пятнадцать минут, пока я топтался у подъезда. Ну а у
      настоящего убийцы, конечно же, есть на это время железное
      алиби.
      - Но почему ты решил, что этот таинственный убийца - это я?
      - Ты знала, что у директора на руках большие деньги. И ты собиралась уехать, собрала вещи. Для того, чтобы бросить дом, работу и вот так уехать, нужны очень веские причины. Если ты заранее спланировала это убийство, такие причины у тебя были.
      - Зачем мне тогда понадобилось просить Виктора вывезти
      труп? - она усмехнулась, - ведь тем самым я испортила себе алиби...
      то алиби, которое ты только что мне выдумал.
      - Вовсе нет. Если бы тело сразу нашли, не так-то трудно было определить, убили ли директора только что или час-два назад. Но после того как труп пролежал столько времени на свалке, точное время убийства уже нельзя определить.
      - Но я бы тем самым подставила своего мужа. Неужели ты считаешь, что я такая дура, чтобы не додуматься, - когда его обвинят в преступлении, он не станет прикрывать меня.
      - Если деньги директора у тебя, он будет молчать. Он ведь рассчитывает на свою долю.
      - Какая доля, что ты говоришь! - она всплеснула руками. - Ты представляешь, что ему может быть за убийство?
      - Его никто не сможет в этом обвинить.
      - Верно, он ремонтировался в тот вечер и звонил мне из мастерской. Его все там видели. А звонил он мне, сам знаешь, уже
      после того, как ты нашел труп.
      - Ну вот, видишь? Убил не он. А то, что труп спрятал, так ведь его задушили ремнем Виктора, вот он и испугался. Убедительная версия?
      - Убедительная, - она кивнула. - И правильная.
      - Можно и по-другому посмотреть. Ремень оказался на шее директора вовсе не потому, что кто-то хотел подставить твоего мужа, а наоборот, чтобы он смог "объяснить", как его якобы подставили, и поэтому он спрятал тело. А на самом деле он его спрятал, как я уже сказал, чтобы нельзя было точно определить время убийства.
      - Ты сумасшедший, - она сжала кулачок. - Совершенно очевидные вещи ты выворачиваешь наизнанку.
      - Но ведь директор в машине был фальшивый. Значит, кто-то спланировал убийство?
      - Ясно кто - Алик.
      - Он не смог бы в одиночку. Труп должны были вытащить на лестницу незадолго до моего появления, иначе на него наткнулся бы кто-нибудь другой. Пока гости сидели за столом, разве ты не выходила несколько раз на кухню? Все хозяйки так делают.
      - Ты ошибаешься, - у нее губы ходили ходуном, - ты во всем ошибаешься, но твоя ошибка будет стоить мне жизни... Неужели это тебя не остановит? Разве после вчерашнего... Разве ты не любишь меня?
      - Люблю, - я еще удерживал на лице одеревенелую улыбку, - но что от этого изменится?
      За спиной послышался шорох.