это - наши общие дети...
      - Не так все просто, - возражаю я. - Тут все дело в воспитании, понимаешь?
      - Ты в этих делах дока, я знаю, - грозит пальцем собеседник, - вечно норовишь улизнуть.
      Он поворачивается и уходит. Я смотрю ему вслед, а он все уменьшается и уменьшается, уходя сквозь годы, разделяющие живых и мертвых. Теперь я уже не могу ему признаться, что ошибался.
      - Они добрались до нас, старина, - кричу я ему вдогонку. Ты да я, спина к спине, мы будем отбиваться от этой мрази. Только тебе, старина, я доверю прикрывать спину. Потому что не подведешь. Потому что знаешь - есть кое-что пострашнее смерти.
      Но что?
      А маленький человечек меня уже не слышит, он продолжает свой путь по бесконечной тропе. Сколько по ней прошло до него, и будет после - Бог знает...
      * * *
      Я просыпаюсь, и некоторое время лежу, уткнувшись лицом в подушку. Ощущение такое, что кто-то пытался проломить мне череп, но сделал это очень неумело. Боль постепенно стихает, и я начинаю воспринимать наступивший день во всей его полноте.
      За окном, пасмурно и все окутано влажной пеленой. В средней полосе мы живем полной жизнью только в солнечные дни, а когда начинается непогода, прячемся, как улитки, в свой домик.
      Вылезать из-под одеяла не хочется. Звонит телефон.
      Чертыхаясь, я спускаю на холодный пол ноги и беру трубку.
      Звонит Эдгар.
      - Ты с ума сошел будить в такую рань, - говорю я вместо приветствия, пытаясь определить, который сейчас час.
      - Ты... хорошо провел вечер? - голос у него был глуховатый.
      - Неплохо. А почему спрашиваешь?
      - Так, из вежливости. Ты просил поискать историю болезни Веры Громовой. Помнишь?
      - Да, конечно. И что, удалось?
      - Видишь ли, эту девушку сегодня привезли...
      - Куда? - я еще не совсем пришел в себя и потому соображал довольно туго.
      - К нам, к нам привезли, - я слышал, как Эдгар на другом конце провода закурил, - час назад. Тело уже в морге.
      - Ты с ума сошел. Какое тело?
      Прошла целая вечность, прежде чем Эдгар ответил:
      - Она мертва... старик.
      - Ты с ума сошел, - повторил я тихо. Эдгар еще что-то говорил, а я опустил трубку на столик и некоторое время сидел, уткнув лицо в ладони. Мне стало неважно.
      У нее были светлые волосы, тонкие запястья и мешковатое платье. И удивительный разрез глаз - улыбчивый.
      И искореженная судьба.
      Я достал сигарету и попытался прикурить, но только изломал несколько спичек. Потом снова взял трубку:
      - Эд, как это произошло?
      - Несчастный случай. Она выпала из окна.
      - Как это произошло? - я чувствовал, что повторяю одну и
      ту же фразу.
      - Я не знаю подробностей.
      - Ты на работе?
      - Да.
      - Дождись меня.
      Я повесил трубку. Раздавил в пепельнице незажженную сигарету. Потом выпил из графина воды. Привкус был противный, металлический.
      Мне часто не хватает выдержки - я начинаю суетиться там, где любой здравомыслящий человек глазом не поведет. Но тут есть и свои преимущества. В ситуации, когда другие впадают в панику, я уже перегораю настолько, что начинаю действовать автоматически.
      Поэтому, наверное, мне всегда везло на экзаменах - в их широком и узком понимании. И не везло ни в одной игре, включая азартные, и не только настольные.
      После звонка Эдгара все стало на свои места. Я знал, что мне теперь предстоит. Кому-нибудь, быть может, наплевать, когда молоденькие девушки выпрыгивают из окон ни с того ни с сего. Мне - нет.
      И от этой мысли уже не отделаешься...
      Я привожу себя в порядок, насколько это возможно после того, как на двое последних суток пришлось не больше семи часов сна. Спускаюсь в гостиничный буфет, который находится на втором этаже. Кусок холодного обветренного мяса, горьковатые маринованные кабачки и разведенный теплой водой концентрат, почему-то именуемый растворимым кофе, - не слишком изысканный завтрак. Но в моей ситуации выбирать не приходится. Я зажимаю
      мясо между двух ломтей хлеба и решительно принимаюсь за дело,
      без которого трудно осуществить намеченную программу. Мое
      положение теперь тоже чем-то напоминает сандвич. С одной
      стороны, дом Бессоновых со всеми его обитателями. С другой...
      Об этом я только что сказал. А мне предстоит играть роль начинки, причем такой же неудобоваримой, как это мясо. И все дела.
      Я заканчиваю трапезу и спешу на улицу, чтобы поскорее отбить воспоминания о ней табачным дымом. Вот и попробуй бросить курить.
      В проходной медицинского института меня остановили.
      - Так, - сказал дежурный очень серьезно, - ваш пропуск.
      - Нет у меня пропуска, - признался я честно.
      - А нет, так и нечего тут, - он сердито помассировал лысый затылок.
      - Мне к...
      - Пропуск есть? Пропуска нет. Тут все воскресенье дежуришь, а они ходят.
      - Я ж по делу. Давайте позвоню по внутреннему...
      - По делу... - вахтер вдруг обозлился. - По делу через дорогу. Похмелись сначала.
      Перегаром от меня, наверное, и правда попахивало, но я обиделся:
      - Не надо оскорблять.
      - Оскорбишь вас... Хамничают тут.
      Мимо прошел пожилой мужчина и, кивнув вахтеру, спросил:
      - Кто хамит, Егорыч?
      - Да вот, - вахтер ткнул в меня пальцем.
      - Нехорошо, товарищ, - пожилой покачал головой. - Человек на работе, а вы грубите.
      - Послушайте, - я пытался говорить спокойно, - вы ведь только что вошли? Откуда вам знать, как было дело?
      - Егорыч, - пожилой махнул рукой, - вызывай милицию. С ними иначе нельзя. Распустились.
      И пошел дальше. Я почувствовал, что непроизвольно сжимаю и разжимаю кулаки. Вахтер хитро посмотрел на меня и снял трубку.
      - Щас с тобой разберутся, - сказал он. - Щас про твои нетрудовые спросят,
      - Какие нетрудовые? - мне вдруг стало смешно.
      - Забыл поди, как вчера этой баронессе сушеной огород копал? Водка память отшибла?
      ...Веселая старушка, у которой я разорил грядки с огурцами. Положительно, в провинции даже высморкаться тайком не сумеешь.
      - Откуда вы про это знаете? - глупо спросил я.
      - Оттуда, - он засунул ноготь между передними зубами и вытащил кусочек пищи. - От народа не скроешься. И где эта баронесса сушеная деньги на шабашников берет? Ворует поди. Из карманов, наверное. Я за ней давно наблюдаю. От соседей греха не утаишь.
      - Почему вы так плохо говорите... - старушка мне нравилась.
      - Не твое дело. Проспись сперва.
      - Перестаньте тыкать.
      - Ты мне покомандуй! Я тебе щас устрою... - и он начал крутить диск телефона.
      Сзади послышался шорох. Я обернулся и чуть не толкнул свою
      новую знакомую, которую я вчера так и не проводил. Не до этого
      было, сами знаете.
      - Вы к Эдгару Яновичу? - Марина улыбнулась и поправила влажные от мороси волосы.
      - Да.
      - Егорыч, пропусти! - она обернулась к вахтеру.
      - Оно... это... конечно, - вахтер кашлянул в кулак. - Чего ж не пропустить? А то спрашиваю: вы куда, товарищ? А он нервничает.
      Я опять дернулся, но девушка подхватила меня под руку и потащила к лифту.
      - Не обращайте внимания, - тихо сказала она, - такой характер.
      - Тяжелое детство? - я усмехнулся. - Окна на помойку выходили?
      - Не злитесь, - девушка продолжала держать меня под руку, - вам не идет. Как Нина Бессонова? Нашли общий язык?
      - Простите, я вас не понимаю...
      - Мы с ней давно дружим. Еще когда я в клиническом работала. Бессонов постоянно весь персонал к себе приглашал, если праздник какой, день рождения... Да, и мои дни рождения тоже у них отмечали, пока не удалось по дешевке снять комнату. В общежитии ведь не разгуляешься. Вы не думайте плохо о Нине - у нее работа такая, оттого нервная.
      - Где же она работает?
      - В наркологическом диспансере. Пишет диссертацию.
      - Вот как? Я, признаюсь, по-другому это представлял. А вы что здесь делаете в воскресенье?
      - Я на репетицию пришла. У нас тут самодеятельный театр.
      - Серьезно?
      - А вы думали! - она нахмурилась. - Шекспира ставим. - "Двенадцатую ночь". Раньше я Виолу играла, а теперь маркизу... Я жутко обаятельная маркиза.
      * * *
      ...В кабинете Эдгар был не один. Говорят, профессия накладывает отпечаток на внешность. Не берусь судить, что первично. В комнате Эдгара сидел дородный мужчина, с уже седеющими висками, одетый довольно непритязательно, но аккуратно. Очки в роговой оправе, чуть
      оттопыренная нижняя губа и голубые глаза за толстыми линзами,
      казавшиеся от этого неестественными и цепкими.
      - Познакомься, - Эдгар вскочил, словно пытаясь заслонить меня. - Сухоручко из милиции...
      Встреча для меня была достаточно неожиданной и, что хуже всего, преждевременной. Нет, я вовсе не собирался играть в прятки с законом, однако существовала вероятность, что некоторые мои действия могут быть неправильно истолкованы. И еще - нужно было кое-что узнать, чтобы принять окончательное решение. Но посетитель, по-видимому, привык немного опережать события. И потому улыбнулся мне как старому знакомому.
      - Эдгар Янович, - он тоже встал, - зря вы волнуетесь. Я вполне могу представиться сам. Но, раз уж вы мне так помогли, остается только добавить, что зовут меня Теодор Алексеевич.
      - Очень приятно, - пробормотал я машинально.
      - Надеюсь, так оно и есть, - Сухоручко кивнул и сел на место.
      Он улыбался благожелательно и дружески, однако глаза за стеклами очков вели самостоятельную жизнь. Теодор Алексеевич указал жестом на свободный стул. Видимо, он быстро осваивался в чужих кабинетах.
      Повисла неловкая пауза. Эдгар сидел совершенно растерянный, не зная, о чем говорить. Я тоже решил, что лучше пока помолчать. Сухоручко рассматривал меня с таким видом, словно собирался писать портрет.
      - Может, кофе? - предложил наконец Эдгар.
      - Не откажусь, - Сухоручко кивнул, не отрываясь от моей физиономии. Только я вас прошу, дайте немного времени побеседовать с вашим товарищем тет-а-тет. - он засмеялся. - Я пока не вижу необходимости в официальных процедурах, но поговорить необходимо. Вы меня понимаете?
      Было не очень ясно, кого из нас двоих он спрашивает.
      - Хорошо, - Эдгар совсем растерялся. - Я схожу на шестой этаж. У них большая кофеварка.
      Он мучительно затоптался на месте, чувствуя себя предателем.
      - Заранее благодарен, - Сухоручко был сама любезность. - Минут через пятнадцать с удовольствием попьем кофе. Не раньше.
      У меня возникло опрометчивое желание дать ему пинка. Это придало бодрости.
      - Ну-с, - Сухоручко наклонился к стоявшему у его ног портфелю, открыл его и достал зеленую папку, - я хотел бы кое-что выяснить.
      - Это допрос?
      - С какой стати? Что-то натворили?
      - Мне утром позвонил Эдгар.
      - Ну, конечно. Вы догадались. Вчера днем разыскивали Веру Семеновну Громову, если не ошибаюсь?
      - Ошибаетесь. Я разыскивал девушку по имени Вера. О том, что существует на свете Громова, мне сообщил Николай Петрович, к сожалению, не знаю его фамилии...
      - Вы были раньше знакомы с Громовой?
      - Повторяю, даже не знал, как выглядит...
      - Тогда чем вызван ваш интерес? К Вере?
      - Один общий знакомый.
      - К этому мы еще вернемся. А теперь позвольте узнать, что вы делали в субботу вечером?
      - Это вчера-то? Ходил на дискотеку. Потом проводил до подъезда девушку, с которой там познакомился.
      - Этой девушкой была Громова?
      - Я не интересовался ее фамилией.
      - А когда вы вернулись в гостиницу?
      - Около четырех ночи. Мне открыла ночная дежурная.
      - Поздновато.
      - Я в отпуске. Могу себе позволить.
      - Логично, - Сухоручко улыбнулся ничего не выражающей улыбкой, - так кто ваш общий знакомый?
      - Некто Бессонов.
      Сухоручко поморщился.
      - Вам не кажется, слишком много совпадений?
      - Каких совпадений? - я изобразил недоумение.
      - Как вы познакомились с Бессоновым?
      - Заочно.
      - То есть? - он встрепенулся.
      Я рассказал про плащ.
      - Любопытно, очень любопытно, - Сухоручко побарабанил пальцами по столу. Я смогу увидеть замену?
      - Куртка осталась на вешалке.
      - Хорошо, очень хорошо. И как вы - не мерзнете?
      - Надеваю два свитера.
      Вернулся Эдгар с кофейником и пачкой печенья.
      - Вот, кстати, - Сухоручко отодвинул какие-то бумаги на столе, освобождая место для кофейника.
      - Побудете еще в нашем городе? - он обернулся ко мне.
      - Не вижу причины.
      - Однако она есть. Я бы настоятельно просил вас задержаться. В противном случае... у нас есть средства заставить вас... Только не хочется к ним прибегать.
      - Вы меня в чем-то подозреваете? Разве это не несчастный случай?
      - Простите, - он пожал плечами, - но пока ничего не могу вам сообщить.
      - Тогда - всего доброго. Меня ждут в Москве.
      - Заставляете прибегать к крайним мерам...
      Когда я начинал работать на радио после института, меня посадили в одну комнату к корреспонденту, опытному и хитрому, как старый лис. Я от него многому научился. Прав у нас мало, говорил он, и любой администратор может послать тебя ко всем чертям. Поэтому делай вид, что ты знаешь и можешь в десять раз
      больше, чем на самом деле. Короче говоря, он советовал брать
      всех на пушку. Любой практик, раньше или позже, постигает эту
      науку. Я вспоминал об этом, глядя на моего собеседника. Я ему
      нужен, это ясно. И неподвластен. Пока...
      - Подписка о невыезде - это мера пресечения. А она, насколько я знаю, применяется только к лицам, в отношении которых имеются доказательства виновности, - я вежливо улыбнулся.
      - Я просто просил задержаться на два-три дня. И дать показания. Как свидетеля.
      - У вас должны быть веские основания для этого. Иначе вызывайте меня из Москвы.
      - Основания есть. Будьте уверены.
      Я молчал. Мне было интересно, как он выкрутится.
      Инициатива сейчас у меня, и каждое его слово станет ошибкой.
      - Мы должны выяснить, - наконец сказал он, - несчастный случай ли это, самоубийство, или...
      - Есть какие-то сомнения?
      - Есть... - он прикусил язык, но было уже поздно.
      Я кивнул. Теперь и я не прочь остаться. Если несчастный случай - против него не попрешь. Но за остальные варианты кто-то должен отвечать. И тут забота не только следствия.
      Но почему и моя тоже? Как это там у Экзюпери? "Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил", - кажется, так.
      То-то и оно.
      Сухоручко встает и торопливо прощается. Он кипит из-за своей оплошности.
      - А как же кофе? - Эдгар растерянно провожает его
      взглядом.
      Но мы уже остались в комнате вдвоем.
      - Да, - сказал Эдгар задумчиво, - и этого типа я считал приличным человеком... - Ты кого имеешь в виду?
      - Ну не тебя же, - он махнул рукой. - Пей кофе. А то остыл совсем.
      - А мне он понравился. Другой на его месте мог побить меня, как щенка.
      - Все ему рассказал?
      - Не совсем.
      Эдгар внимательно посмотрел мне в глаза:
      - Были причины?
      - Были... Эта девушка употребляла морфий.
      - Как ты узнал? - Эдгар быстро взглянул на меня.
      - Случайно... Слышишь, совершенно случайно я перехватил несколько ампул морфия, которые предназначались для нее.
      - Но почему ты об этом не сказал?
      - Видишь ли, во время этой случайности я немного нарушил закон. Паренек, у которого я их отобрал, попался на редкость нелюбезный. И я, честно говоря, не представляю, как все это объяснить твоему знакомому...
      - На кой черт ты с ними связался?! Эти ублюдки ни перед чем не остановятся.
      - Что же теперь поделаешь, старик?
      - Что поделаешь, что поделаешь... Ты знаешь, у меня такое впечатление тебе наплевать на себя.
      - Это не так, успокойся.
      Я замолчал и уставился на стену. Стена была зеленая, вся в
      бугорках от плохо размешанной краски. Я смотрел на эти бугорки
      и старался не думать о том, что где-то совсем рядом лежит труп
      девушки, с которой я только вчера танцевал.
      - Что мне удалось узнать, - Эдгар положил руки на стол, - она выбросилась из окна в шесть утра. Кто-то из соседей вызвал "скорую". Тяжелая травма черепа, позвоночника... Она очень искалечилась.
      - А травма черепа... в каком месте?
      - Что?
      - Эдгар удивленно посмотрел на меня.
      - Ах да, ты об этом... Лицо тоже изуродовано... Хотя, какая теперь разница? Вскрытие будет завтра. Конечно, кровь для анализа уже взяли... Ты меня не слушаешь?
      - Засасывает, как в болото. И самое смешное - нет выбора... Мне его не оставили.
      - Послушай моего совета, - Эдгар почесал переносицу. - Уезжай...
      - Отвяжись ты... Лучше скажи, можно сейчас установить - не была ли она под действием наркотиков?
      - Довольно приблизительно можно.
      - Попробуй, а?
      - Хорошо, подожди меня здесь.
      Я допил остывший кофе. Ощущение было такое, что я еще не проснулся. Вещи вокруг меняли свои очертания, и время буксовало на месте. Я закрыл глаза и откинулся на стуле, весь уйдя в назойливый гул, который преследует меня с утра. Гул рождается где-то в затылке и, вибрируя, растекается по всему телу. Казалось, я слышу ток крови в жилах. Когда вернулся Эдгар, мне
      немного полегчало.
      - Пойдем, - сказал он, - в мой зверинец.
      Я нехотя поднялся и пошел следом в соседнее помещение.
      - Мне нужна мышь, - Эдгар зачем-то подмигнул.
      - Мышь?
      - Вот именно, - наконец он выбрал одну и, протянув ее мне за хвост попросил. - Подержи, пожалуйста.
      Я без особого энтузиазма выполнил. Он достал из кармана шприц и впрыснул ей несколько капель темной жидкости.
      - Бросай сюда, - Эдгар показал шприцем на пустой маленький аквариум.
      Мышь забегала вдоль стенок.
      - Что ты ей ввел?
      - Кровь. Кровь погибшей. Утром законсервировали. Для экспертизы.
      Меня это покоробило.
      Мышь продолжала носиться по аквариуму.
      - Зачем?
      - Это проба на морфий. Кури, если хочешь.
      Мы помолчали. Мышь не успокаивалась.
      - А что будет? - спросил я.
      - Если в крови морфий, мышь сейчас околеет.
      - Вроде не собирается?
      - В том-то и дело, - Эдгар задумчиво склонился над аквариумом.
      Скрипнула дверь. Мы обернулись, и я невольно улыбнулся. После истории с вахтером я стал относиться к лаборантке Марине значительно лучше.
      - Не помешаю? - она посмотрела на меня.
      - Отнюдь, - Эдгар слегка расправил плечи. - Только в выходной могли бы отдыхать. Мне вовсе не хочется, чтобы меня считали эксплуататором.
      - Просто забыла записную книжку. А она мне срочно нужна, - легкий поворот головы.
      - А может... Нет, конечно... -, мой товарищ замялся.
      - Раз я вам не нужна, - лаборантка подошла поближе к аквариуму с мышью и заглянула в него, - то пойду?
      - Ну конечно, - Эдгар кивнул.
      Она скользнула к двери и вышла. Дальше случилось невероятное. Мы оба вдруг оказались возле двери, словно она протащила нас следом за собой на поводке.
      - Вот видишь, - сказал Эдгар, грустно улыбнувшись. - И как это получается, до сих пор не пойму.
      - Ведьма, наверное? - предположил я.
      - Что? А пожалуй, - согласился друг.
      Мышь как ни в чем не бывало продолжала бегать. Может, только чуть медленнее.
      - Значит, перед гибелью Громова не принимала морфий? - я посмотрел на Эдгара.
      - Не в том дело, - он подошел к окну. - В организме наркомана морфий присутствует всегда. Иначе начнутся явления абстиненции...
      - А по-русски?
      - Ну, наркотического голода, понимаешь? У наркомана быстро возникает привыкание к препаратам, и он должен постоянно увеличивать дозу. Без морфина организм просто не может
      функционировать. А пока мы наблюдаем полное отсутствие морфия.
      Или почти полное...
      - Ты уверен, что она употребляла именно морфий?
      - Я видел ампулы.
      - Ну, в ампулах может быть, что угодно. Когда я работал в Боткинской, у нас поймали медсестру... Она отламывала кончик ампулы, выкачивала из нее шприцем морфий, вместо него - димедрол. И потом на спичке снова запаивала ампулу, так что следа не оставалось. Сам не видел, но рассказывали.
      Мышь присела в углу и внимательно слушала Эдгара, не отрывая от него бусинок глаз.
      - Все равно не та картина, - Эд мотнул головой. - Где ампулы, которые ты перехватил?
      - В номере гостиницы.
      - Тогда быстро - туда и обратно. Проверим, что в них.
      Когда я выходил из лаборатории, Эдгар склонился над аквариумом и о чем-то говорил с мышью.
      Вахтер кивнул мне, как старому знакомому. Но до самых дверей я чувствовал на себе его взгляд...
      * * *
      Я взял у администратора ключи и поднялся в свой номер.
      В голове была путаница. Выпрыгнула ли девушка из окна сама, или же ее сбросили оттуда? И если сбросили, то что с ней сделали перед этим? Установить это может только экспертиза, но вряд ли Сухоручко поделится со мной ее результатами. Если не будет на то веских причин. Если не будет... И почему анализ,
      который только что сделал Эдгар, оказался отрицательным?
      Я открыл дверь и сначала прошел в ванную, выпил воды из-под крана. Саднило горло, и я боялся, что простудился. Аптечка осталась в машине.
      В комнате во время моего отсутствия подмели пол и поменяли воду в графине. Я это сразу заметил. Открыл шкаф и достал сумку. В боковой карман я вчера положил ампулы. Расстегиваю молнию и делаю немаловажное открытие. Карман пуст.
      Машинально открываю другие отделения сумки - там я храню всякие мелочи: запасную зажигалку "Zippo", фляжку с отличным бурбоном, фотоаппарат, диктофон размером с пачку сигарет. Вещи достаточно привлекательные для мелкого воришки, но они в полной сохранности.
      Я снова и снова проверяю содержимое сумки. И убеждаюсь - исчезли только ампулы. Но каким образом? Во всяком случае, дело принимает скверный оборот.
      Я снова спускаюсь к администратору. Она встречает меня, улыбаясь.
      - Какие-нибудь проблемы?
      - Да... - я замялся, - мне хотелось. бы знать, кто только что убирался в моем номере?
      - У вас претензии к уборщице?
      - Ничего страшного, - я начал врать. - Просто, боюсь, она выбросила один клочок бумаги, а у меня там нужный адрес...
      - Ах, вот оно что. Тогда, конечно, спросите у нее. Мусор еще не выносили, это я наверняка знаю - ей пришлось бы взять ключи от черного хода.
      - Отлично, где она сейчас?
      - Поищите, убирает на этажах...
      - Спасибо, - я отошел, но потом вернулся. - Простите, а как ее имя-отчество?
      - Да зовите ее просто Вера. Она молоденькая. Вера Громова,
      - администратор сняла трубку зазвонившего телефона, и прикрыв ее ладонью, добавила, - ее бытовка на втором этаже, в конце коридора.
      Я подождал, пока женщина поговорит по телефону. Наконец она повесила трубку и вопросительно посмотрела на меня:
      - Что-нибудь еще?
      - А вы видели сегодня Громову? - спросил я с нехорошим предчувствием.
      Администраторша пожала плечами.
      - Ясно... - я кивнул.
      В шесть утра Громова была мертва. В этом городе творится что-то не то.
      Я поднялся на второй этаж. Комната уборщицы, как и предполагал, закрыта. Вернулся в номер и позвонил Эдгару.
      - Старик, - сказал я, - ампулы пропали.
      - Понял, - ответил он. - У меня тоже кое-какие новости. Точнее, предположения. В два часа жду тебя... Помнишь кафе, где мы сидели в день приезда?
      - Помню.
      - А пока... постарайся поменьше высовываться.
      - Почему?
      - Ты слишком любопытен. У меня такое предчувствие: кому-нибудь это, может, уже не нравится.
      - Ладно, посмотрим. Мне здесь кое-что тоже не по вкусу.
      * * *
      По дороге к Бессоновой я заехал в гараж, где в пятницу оставил свою машину. Но там на двери висел огромный замок, и из будки вылезла, звеня цепью, черная овчарка. Она беззвучно скалила зубы и следила за мной. Цепь на вид была достаточно длинной, и я не стал искушать судьбу. Только окликнул несколько раз кого-нибудь из сторожей, но мой голос завяз среди ржавеющих остовов битых машин.
      Овчарка угрожающе зарычала. Я на прощанье помахал ей рукой. Будем надеяться, что она охраняет и мое имущество.
      Дом Бессоновых безмолвен. Я подождал некоторое время у двери, надавив на звонок, потом обошел вокруг. За окнами было пусто и темно.
      Чертова непоседа.
      Насморк усилился, и оставаться под моросящим дождем было рискованно. Я вспомнил про старушку. Ту самую, в доме с резными наличниками. Сейчас самое время воспользоваться ее приглашением. Тем более, как мне кажется, оно было искренним.
      Выпить горячего чая. И подождать.
      Только горячего чая мне сейчас не хватает, подумал я со злостью...
      * * *
      - Эге, - сказала старушка, пропуская меня в комнату, - да вы совсем простужены. Садитесь возле печки, я натопила. День
      больно сырой.
      - Спасибо, я где-то подхватил насморк.
      - Я всегда считала, - старушка поджала губы, - что эти рыбалки до добра не доводят. Разве так можно - целый день у воды просидеть. Я бы вас чаем с малиной напоила, но тогда на улицу выходить нельзя. Лучше дам с собой баночку, а вы обещайте, что вечером обязательно ее употребите. Договорились?
      - Спасибо.
      - Хорошо, что зашли, - продолжала старушка, хлопоча, - а я как раз оладушки напекла. С ними-то лучше, чем с хлебом. Только мука все равно не та, что раньше. Пшеницу ведь на удобрениях выращивают. А когда не по природе растет, ничего путного не выйдет. Вот акселераты нынешние...
      - А они-то почему не по природе? По-моему, самым что ни на есть естественным путем.
      - Так ведь растут на искусственном. И пьют искусственное, и едят искусственное, и в искусственное одеваются. Что им остается?
      - Проблематично, - я высморкался. Старушка вышла на кухню, а я прижался спиной к печке, впитывая внутренностями тепло нагретых изразцов.
      Дом был хороший, простой и уютный. Без всяких там современных штучек, вроде декоративных каминов и закопченных паяльной лампой стен. В общем дом, где нет ничего лишнего. Мой дед всегда мечтал о таком. И даже ездил к друзьям поработать в саду. Просто так, ради собственного удовольствия. Насколько я помню, у него это здорово получалось, как и все, за что он брался.
      После него осталось несколько тетрадок записей и две курительные трубки. Почерневшие от времени и пахнущие ароматными заморскими табаками... А дома он так и не нажил. Да и мне, наверное, не удастся. Может, гены?
      И тут я заметил нечто такое, что никак не вязалось с моими представлениями о старушке. Капкан. Большой черный капкан, новенький, лоснящийся от смазки. Из тех, что продаются в охотничьих магазинах. Зачем старушке медвежий капкан?
      Она вернулась с горкой оладьев, и мы сели пить чай. Чай был с мятой.
      - На днях мне приснилось, - рассказывала старушка, - будто попала я в ад. И нет там ни котлов, ни костров. Только серая мгла, ни дерева, ни камня. Лишь туман стелется. И встречает меня служитель ада. Тоже серый какой-то, но прилично одетый, при галстуке. Похож на какого-нибудь банкира. И как-то между прочим говорит: "Ох, трудно нынче работать стало. Вон сколько грешников поступает". Я смотрю - и правда. Огромная очередь стоит. Маленьких таких человечков. "А что вы с ними делаете?" - спрашиваю. "Как очередь доходит, - отвечает служитель, рубим их на куски - и в ящик. Только вот беда - емкости у нас все переполненные". "Как это?". Он молча открывает ящик, вроде как от письменного стола. А там вперемешку - разные части тела. И все это на моих глазах копошиться начинает, между собой срастаться... "Не волнуйтесь, - успокаивает служитель, из-за тесноты мы их на день обратно отпускаем. Но души все равно здесь остаются". А человечки между тем уже на края ящика вылезают, прыгают вниз и разбегаются...
      - Мне тоже иногда кошмары снятся, - вставил я.
      - Не в этом дело, - встрепенулась старушка, - просто я в холодном поту проснулась: сколько же между нами людей без души ходит?
      - Ну да, - я усмехнулся, - грешник с душой - просто славный малый. А вот без души...
      - Это-то и страшно, - покачала головой старушка.
      - Пока мы вместе - кто нас разберет? А настанет час - и судим будет каждый по делам своим.
      По-моему, она процитировала.
      Я допил чай и посмотрел на часы. Или Бессонова уже пришла, или у Сухоручко появятся новые проблемы. У меня, кстати, тоже.
      И немаленькие.
      - Вам пора? - спросила старушка.
      - К сожалению.
      У двери я обернулся.
      - Откуда это у вас? - и показал на капкан.
      - На пустыре нашла, - старушка неодобрительно покосилась на железки . Кто-то поставил. Знаете, там много бегает бездомных.
      Я еще раз взглянул на капкан. Что-то здесь не так.
      Какая-то бессмыслица...
      * * *
      Подходя к дому Бессоновых, я увидел у ворот машину. Мой знакомый сыщик стоял, облокотившись на открытую дверцу, и наблюдал, как я обхожу лужи.
      - Никак нам с вами не расстаться, - сказал Сухоручко и захлопнул дверцу. Мне невтерпеж посмотреть на эту куртку.
      - Хозяйки нет? - я старался не выдать голосом тревогу. Из-за насморка у меня это неплохо получилось.
      - Отчего же? Только что пришла. Роскошная женщина. Сердце радуется.
      - Тогда почему ждете у ворот? - спросил я. - В такую-то погоду?
      - Вас хотел встретить, - Сухоручко хитро прищурился. - Откуда знали, что я появлюсь?
      - А куда ж вам деваться? Так и будем мокнуть под дождем?
      - Не будем.
      - Кстати, - сказал Сухоручко, пока мы шли от ворот к крыльцу, - вам передавала привет барменша. Из дискотеки.
      - Польщен. Когда узнают официанты и таксисты - это ли не слава? Только я ничего великого не совершил.
      - Ну, ни скромничайте, - Сухоручко продолжал мило улыбаться, - а ловкость, проявленная на пожарной лестнице? Это ж ночью, да со спутницей...