Смыться из города было совсем просто. Четверо странников тащили достаточно тяжелую и длинную штуку, именуемую оружием, один - шел дозором впереди. Сам Родж, как и положено вожаку, прикрывал отход.
      Вот, собственно, и вся история, которую он рассказал обступившим его жителям.
      Мил, кивком поприветствовав Роджа, занялся осмотром трофея. Остальные расселись вокруг и, изредка бросая друг на друга многозначительные взгляды, наблюдали за Чокнутым. Хотя жителям и пришлось на своей шкуре испытать, что такое оружие Пришельцев, каждый из них в душе был уверен, что лучше острых когтей и крепких клыков в джунглях никогда не было, нет и не будет. Тем более если на звание лучшего оружия претендует этот странный кусок дерева, пахнущий камнем и чем-то еще, чему нет определения. Им только пчел гонять да воду мутить.
      Но если бы спросили самого Мила, что он думает по поводу этого куска "дерева", то в ответ раздалось бы только довольное урчание или слова, которых в джунглях не слышал никто.
      Серые странники постарались на славу. Улов даже больше, чем он мог ожидать.
      Перед Милом лежал один из лучших образцов стационарного оборонительного компактного бластера. Вещь тяжелая. Предназначенная для установок на механических средствах передвижения. Такое вручную не используешь.
      - Ну и что мы с ним делать станем? - Родж прекратил зализывать рану, и теперь его интересовало только одно: ради чего он эту рану получил.
      Белая пантера открыла было пасть, чтобы зачитать наизусть технические данные оружия, но тут с ужасом поняла, что в осуществлении ее планов вкралась небольшая ошибка. В наличии было оружие. Имелся также он, бывший полицейский, ныне бог знает что, который превосходно владел пулеметом. Но оставалось только одно. Как?
      Мил повертел перед носом лапой. А действительно, как? В охапку эту дуру не возьмешь, на плечо не взвалишь. К тому же волчара ждет ответа на свой справедливый вопрос.
      Несколько секунд белая пантера весьма двусмысленно вертела в воздухе лапами, стараясь произнести что-то величественное и боевое, но в конце смогла выдавить только многозначительное "м-да".
      - Ясненько, - констатировал Родж, который с самого начала был не совсем уверен в правильности выбора. Но что сделано, то сделано. Как говорят в джунглях, два раза шею жирафу не свернешь. Вожак стаи серых странников устало поднялся и, не глядя на Чокнутого, затрусил по направлению к своим родичам.
      - Что-то старик Родж уставать стал, - задумчиво изрек Бобо, ковыряясь когтем в ухе. - Стареем...
      За что Мил любил человеческий ум, так это за то, что даже незначительное, малозначимое слово могло будоражить сознание, выдавая умные идеи.
      - Бобо, подожди-ка. - Мил задумчиво взирал на пещерного медведя совершенно безумными горящими зрачками, от которых у того неприятно зазвенело в только что расковырянном ухе.
      - А что - Бобо. - Медведь попробовал было задом последовать за уходящим серым странником, но был вовремя перехвачен по дороге Чокнутым.
      - Дело такое, Бобо, - начал он издалека. Впрочем, длилось это недолго, и Чокнутый сразу перешел к делу. - У тебя в стае глухие есть?
      - Ась? - не понял Бобо, но догадываясь, что у Чокнутого почему-то начало ехать небо.
      - Понятно, - довольно кивнула белая пантера. - А слепые?
      Бобо, все больше впадая в растерянность, даже не знал, что и ответить. Обидеться за такие слова - да вроде и не за что. А отвечать... Дурные вопросы-то. Но ответил.
      - А зачем? - тем самым давая понять Милу, что с сообразительностью у пещерных медведей туго.
      - Видишь эту штуку? - Мил буквально за уши притянул огромную голову Бобо к оружию. - А если видишь, то должен понимать, что ни поднять ее, ни воспользоваться ею я не смогу. Мне нужна тягловая сила. И этой силой будут твои ребята. Не перебивай. Мы соорудим такую штуку, которая называется помостом, установим на ней эту хренотень, и тогда оружием можно будет пользоваться без ограничений. Дергай за лиану да командуй, куда поворачивать. И получится почти что танк. Понял?
      Бобо, наверное, долго бы обдумывал слова странной белой пантеры, если бы сразу же после слов Чокнутого Альвареза не захлопал в ладоши. Занятное дело - хлопать в ладоши и делать изумленные глаза. Но Бобо был весьма непростым парнем, чтобы вот так восторженно воспринимать слова Чокнутого о тягловой силе. Кое-что ему все же оставалось непонятным. А без этого, извините, нет никакого понимания.
      - А зачем глухие и слепые?
      - Все очень просто. - Мил был настолько воодушевлен пришедшей в голову идеей, что не заметил, насколько саркастически прозвучал вопрос. А может быть, и заметил. Но натренированный ум полицейского приказал пропустить мимо ушей подобный тон. - Слишком над ушами пищать станет да в глазах полыхать.
      Бобо тщательно обдумал сказанное. В его мозгу родилось нечто, напоминающее странное сооружение "настил". Рядом четверо абсолютно глухих и незрячих медведей. И когда картина основательно прорисовалась, он сдался. План Чокнутого был не просто великолепен, он был ужасно великолепен. Если они, пещерные медведи, понесут эту странную штуку на себе, да еще если она хоть что-нибудь сможет сделать, то в истории джунглей данный факт окажется весьма знаменательным. По крайней мере через годы и столетия о племени пещерных медведей будут говорить как о жителях, которые в трудные минуты для джунглей таскали на хребте странную дуру. Конечно, если Чокнутому можно верить. А в Чокнутого Бобо верил.
      - Есть и слепые, и глухие, - приходя в себя, авторитетно заявил Бобо. - Сообразим.
      Время в джунглях - понятие неопределенное. Есть день, есть ночь. Есть сезон дождей и сезон засухи. И есть все остальное. Никто и никогда в джунглях не пытался вести счет убегающим дням. Если и происходило нечто важное, то в памяти жителей это отпечатывалось только двумя словами - "давно" и "недавно". Да и не существовало ничего такого, о чем можно было вспоминать с особыми подробностями.
      Мил лежал на уступе скалы и с этой высоты наблюдал за расположившимся внизу новым лагерем. Собственно, новым он был месяц назад. Обстоятельства сложились так, что Мил вынужден был переместить лагерь на север. Слишком уж неспокойным и заметным было старое место. И правильно сделал. Оставленные на месте старого лагеря разведчики донесли, что через пять дней туда явились Проклятые. Послонялись по округе, ничего не нашли и убрались восвояси. А если бы нашли?
      Темные фигурки жителей сверху казались игрушечными. Словно большой муравейник под ногами. Суетятся, снуют взад-вперед. Кажется, нет никакого порядка. Но порядок есть. Не зря Мил потратил столько сил на обучение своего войска, своей армии. Каждый знает, что делать, и каждый делает все, чтобы победить.
      Война. Джунгли еще не успели забыть этого слова. Особенно серые странники. Но между той и этой войной слишком много разницы. Одно дело - загонять усталых странников в болота и там убивать их. Совсем другое - иметь в противниках хорошо организованную и подготовленную армию. Уж на что Ночной Родж специалист по муштре, так и он иной раз удивляется. Нет-нет да и извергом назовет. Совсем жителей замучил. Но ведь понимает, все понимает. Иначе давно бы уж собрался и ушел вместе со своей бандой правду искать. Клыками, когтями да дурной головой.
      Мил поежился. Близость снега давала о себе знать. А когда дули северные ветра, только густая шуба спасала его от дрожи и холода.
      Но место хорошее. Проклятые сюда не сунутся. Замерзнут да сосульками покроются. А остальные жители без них не попрутся, себе дороже. Даже Маленькие Но Злобные Кошки.
      - Вот же... - выругался Мил, вспомнив о рысях. Изредка из джунглей прибывали лазутчики, которые докладывали о переменах. Весьма неприятных переменах. Джунгли словно с ума посходили. Кошки сгоняют в свою армию всех, кого повстречают. Не соглашаются добром - гонят силой. А кто совсем уж непонятливый, того находят мертвыми. Да еще и Проклятые.
      - Ох, война, война... - вздохнул Мил, нехотя поднялся с нагретого места и, перескакивая с камня на камень, неторопливо потрусил по направлению к лагерю.
      Иногда ему казалось, что все, что происходит с ним, нереально. Белая шкура, дурацкий хвост, усы, торчащие в разные стороны. Что может быть глупее? И все, что с ним происходило, - тоже сон. Но слишком явный, совсем непохожий на ночной кошмар. А снов не было. Снов не приходило. Мил, ложась спать, всегда мечтал увидеть простой человеческий сон. Но этого никогда не происходило. Может быть, и есть правда в том, что животные спят без сновидений. А жаль.
      Мил поднялся и двинулся в сторону лагеря.
      x x x
      Он вздрогнул и, чуть не поскользнувшись на скользких камнях, вполголоса выругался, когда за спиной раздался негромкий голос:
      - Чокнутый?!
      Шейла вот уже несколько дней выслеживала белую пантеру, которая с удивительным постоянством куда-то исчезала из лагеря каждый вечер. Вот и в этот раз, покрутившись по еле заметным следам Чокнутого, она наконец-то нашла его заветную тропинку.
      Мил, полуобернувшись, ждал, пока молодая пантера подойдет ближе. Ждал с некоторым раздражением. Потому что единственное место, где он мог побыть в относительном спокойствии, теперь является достоянием постороннего. И именно того постороннего, с которым он меньше всего хотел встречаться и объясняться. В душе Милу было жаль эту молодую глупую кошку, которая возомнила бог знает что, но он понимал, что рано или поздно разговора не избежать. Придется и отвечать на вопросы, и оправдываться. А именно последнее Мил любил меньше всего. В настоящий момент под угрозой стояли его независимость и одиночество. А Шейла могла стать причиной разрушения этого хрупкого и относительного спокойствия.
      - Подожди, Чокнутый. - Шейла, чуть запыхавшись от неудобного передвижения по острым камням, тщательно выбирая дорогу, приблизилась к Милу.
      - Да жду я, жду. - Если уж и не избежать оправданий и тяжелых объяснений, то нужно сделать так, чтобы все прошло быстро и как можно мягче. Незачем сильно травмировать неокрепшее сознание молодой самки.
      Шейла уселась рядом, не глядя в глаза Чокнутому. Красивое зрелище две пантеры на фоне убегающей за горизонт звезды, дающей планете тепло и свет.
      - Давай поговорим.
      Мил удивленно вскинул бровь, правда, насколько это позволяло звериное обличье. Пантера начинает разговор так, словно он, Мил, чем-то ей обязан.
      - Ты не слишком приветлив в последнее время, Чокнутый. И твое странное поведение настораживает. Собственно, мне нет никакого дела до того, хочешь ты говорить со мной или нет. Без разницы. Но я должна высказать тебе все то, что хочу. После этого можешь и дальше не замечать меня.
      Мил ожидал плаксивых объяснений, признаний и черт еще знает чего, что может ожидать самец от самки, которая по праву джунглей принадлежит ему.
      - Я не думал...
      - Говорить стану я. Чокнутый. Ты и так достаточно наговорил и сделал, чтобы весь лагерь только и трещал о тебе как о герое, которому принадлежат все джунгли. Я так не думаю. Нет уж, можешь не открывать свою пасть до тех пор, пока я не закончу. Да, ты спас меня. И не один раз. Я все помню. И по закону... По закону джунглей я принадлежу тебе до тех пор, пока кто-нибудь не посмеет оспорить этот факт. Но, по всей видимости, тебе мало дела до меня. Я все понимаю. Самка - дура. Самка - несамостоятельный житель. Да мало ли чего - самка. Всего лишь одна из многих. А ты у нас герой. Ты у нас спаситель. Все позволено. Все слушают, все уважают. А я дура... И вообще... Пошел ты...
      Шейла, теоретически не закончив свой монолог, вскочила и, даже не взглянув на Мила, рванулась от него.
      Данного развития событий Мил не ожидал. Его мало кто посылал. А если и посылал, то тут же получал по заслугам. Но Шейла совсем другое дело. По морде не надаешь.
      - Эй! Постой-ка. - Милу потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Великое светило побери, что эта самка себе позволяет?
      Шейла остановилась, но оборачиваться на Мила не собиралась. Старая, проверенная тактика, на которую в джунглях попадаются самые примитивные. Показать самцу, что он никому по большому счету не нужен, довести его до кондиции и уж потом... Чокнутый, конечно, умный, но еще слишком простоват и мало жил в джунглях, чтобы достаточно хорошо разбираться во всех тонкостях обычаев.
      Мил зашел вперед и встал перед Шейлой так, что его нос почти уткнулся в нос пантеры. По его мнению, это была именно та поза, при которой обычно его слова доходили до собеседника в самой лучшей форме.
      - Ты чего, взбесилась? Совсем с ума сдвинулась?
      Шейла демонстративно не отвечала, воротя морду от почти орущего на нее Чокнутого. Все правильно. Самец должен выговориться, выплеснуть отрицательные эмоции. Даже в такой неприглядной форме, в которой это делает Чокнутый. А потом можно и по душам. Но пока рано.
      - Ты морду от меня не вороти! - продолжал орать Мил, которого поведение девчонки все больше и больше заводило. - Я тебе тут не...
      В этом месте его затормозило. Трудно найти достаточно точное определение, когда речь идет о самом себе. Трудно, но можно. Следующую фразу Мил сказал уже нормальным голосом. Вся злость, все недовольство внезапно куда-то ушли, испарились. Осталась только какая-то необъяснимая жалость к этой молодой самке.
      - Я ведь не житель... Я другой...
      Ну конечно! Что еще может сказать белая пантера в свое оправдание. Старая Ириза предупреждала ее, Шейлу, что Чокнутый в конце концов заикнется об этом. Самцы они все такие. Дел натворят, а потом в кусты. Я не такой! Я другой! Я вообще не из вашей компании. Вот именно в такие моменты и следует вести наступление. Проверено временем и джунглями.
      Шейла глубоко вздохнула, как перед прыжком через пропасть, улыбнулась уголками губ, повернулась к Чокнутому и лизнула того по морде горячим шершавым языком. По наглой, самоуверенной морде, но Мил от такой неожиданности сел на часть тела, на которую обычно от неожиданности садятся все пантеры. Единственное, чего он хотел все это время, так это того, чтобы Шейла отстала от него, нашла ему другую замену и вообще... Дальше чем "вообще" Мил додумать не мог. Потому что в его голове вспыхнуло пламя. Ничтожные, глупые человеческие мысли словно стайка потревоженных птиц разлетелись в разные стороны, уступая место звериным инстинктам и желаниям.
      В любом из людей живет это. Первобытный инстинкт.
      x x x
      Серебряное пятно, скрытое от Шейлы и Мила низким кустарником, едва потревожив листву, метнулось в сторону. Квар, внимательно наблюдавший и слушавший весь разговор между дочерью и белой пантерой, понял, что ему здесь больше делать нечего. Джунгли не любят слишком любопытных отцов, которые следят за каждым шагом детей. Взрослых детей, в которых говорит древний зов предков и джунглей. Всю дорогу до лагеря Квар чему-то загадочно улыбался. Если бы кто сумел прочитать его мысли, то с удивлением обнаружил бы, что суровый Квар, редко улыбающийся староста становища пантер, великий воин и вождь, думает о том, как славно кувыркаться на солнечной полянке с маленькими детенышами пантер и думать, что его род никогда не угаснет.
      Квар в радостном настроении добрался до лагеря, где и заснул, спокойно и без снов, с уверенностью в завтрашнем дне.
      Его разбудили не самым подобающим образом. Настойчивыми толчками в бок. В другое время и в другом месте Квар ни за что бы не стерпел такого скотского обращения. Но последние события в джунглях довольно сильно повлияли на его психику. Да и не только его. Каждый, кто находился в лагере, давно забыл, что такое поваляться под теплой звездой, дающей планете тепло и свет, после славной охоты. И о том, что можно рано утром открыть глаза, посмотреть на окружающие тебя джунгли и снова задремать, не спрашивая ни у кого разрешения. Но теперь те, кого будили с первыми лучами звезды, дающей планете тепло и свет, и заставляли носиться по джунглям, называя это тренировками, получили другое. Совсем другое, чего раньше бескрайние джунгли не знали. Они получили веру в товарища и веру в свои собственные силы. А это не так уж и мало.
      Над Кваром возвышался Мистер, который прошлой ночью вернулся с дальних дозоров. А в данный момент именно он толкал кулаком в бок пантеры и нудно тянул:
      - Квар... Да Квар же...
      - Ну, я Квар... - старик нехотя поднялся, потянулся, хрустнув суставами, облизал одним движением языка свою морду и, сочтя, что утренний туалет совершен в минимальном объеме, обратил взор на мутанта. - А-а, ты-ы. Что случилось, мой дорогой, отвратительно пахнущий друг?
      Отвратительно пахнущий друг состроил недовольную мину. Его иногда раздражали дурацкие шутки старика. Но впрочем, не сильно. Раз воняет значит, воняет. Сам виноват. Таким уж уродился.
      - Дело такое. - Мистер почесал то место, где раньше находилось ухо, которое отвалилось, зацепившись за сучок. Новое отрастет не раньше чем через неделю, а пока придется так. - Такое дело, говорю. Там все старосты собрались. Тебя одного ждут.
      - Вожаки? - переспросил Квар.
      - У вас не поймешь, когда вожак, а когда староста. Пошли, что ли. Давно ждут. Случилось что-то.
      А в лагере действительно случилось ЧПП. Данные звуки, как объяснял всем Альвареза, обозначают в его племени что-то вроде опасности.
      - Но в нашем случае, - орангутанг залез на камень и оттуда вещал внимательным слушателям, - ЧПП обозначает только одно. Чертова пантера пропала.
      Квар вошел в круг при последних словах Альварезы и не сразу понял, о чем речь.
      - Чокнутый исчез, - пояснил Бобо, который сидел на карачках, грустный и безутешный. - Пропал, как в болото канул. И когда? Ведь сегодня мы вроде бы должны выдвигаться!
      - А может, он того, деру дал? - осторожно поинтересовался Мистер, но тут же заткнулся под осуждающими взглядами жителей.
      - Ты думай, прежде чем говорить. - Ночной Родж укоризненно покачал мордой. - Ишь придумал - деру... о другом беспокоиться надо. Может, его Проклятые захватили? А?
      - И сейчас висит он, распятый на дереве. Весь в ранах и в крови. И никто ему не поможет. Потому что мы... Потому что мы... - Бобо уткнулся носом в мохнатую лапу, и плечи его мелко задергались.
      Описанная пещерным медведем картина была настолько ужасна, что, глядя на него, и остальные присутствующие стали вести себя не слишком мужественным образом.
      Глядя на все это безобразие, Квар вдруг подумал о том, что еще ни разу в жизни не видел, чтобы жители джунглей вот так, тяжело и от всего сердца, переживали за одного из них. Светило знает, что со всеми ними сделал этот Чокнутый?!
      - Шейлу кто-нибудь видел? - спросил он.
      - Да при чем здесь Шейла. - Бобо, уже не таясь, рыдал, растирая горькие слезы.
      - Тут дело такое, - начал было Квар, но моментально разразившаяся тишина и внимательные глаза, уставившиеся на него, заставили старую пантеру смутиться.
      - Ну-ка, ну-ка, - прищурился Бобо, - выкладывай, какое такое дело.
      - Э-э... - Нечасто Квар попадал в такие дурацкие ситуации. Но он понимал, что в данный момент от жителей лучше ничего не скрывать. Да и смысл? - Дело тут, значит, такое. Я бы сказал, семейное. Потому как, значит, этот самый Чокнутый и Шейла, дочка моя... В общем, не вашего ума дела, что они там делают. Вот.
      Жители не глупы. Жители многое повидали. И жители прекрасно знают: когда смущается старая пантера, дело касается весьма сложных взаимоотношений внутри стаи.
      - Неужто они... - ахнул Альвареза, хлопнув себя по щекам.
      - Ну... я сам не стал дожидаться. - Квар почувствовал, как кровь, до того не дававшая о себе знать, прилила к морде. - Но... Но...
      - Не тяни, родимый!
      - Дело, в общем, к этому шло. Так что волноваться не стоит. Никуда он не денется, Чокнутый.
      Бобо, впитывавший каждое слово пантеры, на секунду задумался и произнес, авторитетно и твердо:
      - Шейлу необходимо поместить в безопасное место, под надежную охрану, до полного, так сказать, решения вопроса.
      - Это еще зачем?
      Пещерный медведь посмотрел на Квара, как на месячного кутенка.
      - Папаша, а дурак! Если все то, о чем ты нам поведал, правда, то представляешь, какое потомство получится? Ум - Чокнутого. Сила Чокнутого. Мужество - Чокнутого. Красота...
      - Красота уж точно не его! - неожиданно разозлился Квар, которого несколько обижало то, что обсуждением его внуков занимаются все кому ни попадя. - Красотой в Шейлу пойдет.
      - Ага, - поддакнул Мистер, который, как ему самому казалось, гораздо лучше всех в джунглях разбирается в красоте. - Черненькие в белый горошек. Или того лучше - полосатенькие.
      Он даже не стал обижаться на подзатыльник, которым его наградил Бобо.
      - Дураки вы все. - Ночной Родж согласно кивнул, одобряя поступок медведя. - Какой бы он ни был и сколько бы их ни было, эти детеныши будут детьми Чокнутого. Со всеми достоинствами и недостатками. И я считаю, что рано или поздно эти самые достоинства и недостатки пригодятся и нам, жителям, и джунглям. А посему я присоединяюсь к Бобо. Шейлу необходимо на время изолировать. Мы не в игрушки играем. Война идет. Но Чокнутому об этом - ни слова. Не стоит ему знать, что мы тут задумали. А девчонку удалим под благовидным предлогом. И нам, и Чокнутому спокойнее. Да и молодой пантере.
      С тем, что это справедливо, согласились все, даже старый Квар. Конечно, его, как отца, не слишком устраивало то обстоятельство, что дочь окажется не рядом с ним. Но жители правы. Не самочье это дело решать будущее джунглей.
      Чокнутый и Шейла появились в лагере лишь под вечер. У самой кромки они разъединились. Шейла побрела в свою нору, которую делила с Иризой. А Чокнутый, прихрамывая на заднюю ногу - пришлось погоняться за Шейлой, - поволокся к месту, где обычно проводил ночи.
      То, что произошло с Милом, для него самого было невероятным. Странным и необычным. Он, человек по сути, существо высшее и разумное, совершил нечто, что не поддавалось логике. Мил даже не мог назвать то, что произошло, словом, которое обычно произносил без всяких церемоний. Он продирался сквозь кустарники, даже не стараясь обойти их, и все повторял про себя, словно заговоренный: "Я сошел с ума..."
      Где-то уже в середине лагеря Мил обратил внимание, что те жители, которые встречаются на пути, как-то странно улыбаются, здороваются, приветливо покачивая мордами.
      Донесли. Разнюхали.
      В груди Мила на какое-то ничтожное мгновение вспыхнула злоба, но быстро исчезла.
      Собственно, а что такого произошло? В конце концов, я пантера. Шейла тоже. И плевать на всех тех, кто считает, что благородная самка из стаи черных пантер не пара безродному чужаку альбиносу. Наверняка джунгли и не такое видели. А если брать еще глубже, то жители...
      Окончательно оправдать себя в своих же глазах Милу не позволили. На него налетела орущая стая жителей, состоящая из Бобо, Альварезы и Квара.
      - Явился! - Бобо.
      - Прибыл, ненаглядный! - Альвареза.
      - Нет, вы только посмотрите на него. - Это уже сам Квар. - Даже в ус не дует. Я - главнокомандующий! Я - такой, сякой! Да знаешь ты кто?
      Не будь среди встречавших Квара, Мил разобрался бы с жителями по-свойски, но присутствие отца той, с которой он весь день как угорелый носился по джунглям, выискивая самые красивые и укромные места, не позволяли развернуться.
      - Ты что ж натворил, а? - Квар не просто кричал, он наседал на Мила всем телом. - Стыд-то у тебя есть?
      Мил молчал. Признаться честно, он никак не ожидал, что старая пантера так отреагирует на последние события. То сам настаивал, что Шейла его по праву, а как до дела дошло, пасть разевать? Он уже хотел влезть в это трио со своими оправданиями, но его опередил Альвареза, которому больше всех нравился спектакль, который они с жителями репетировали полдня.
      - Нехорошо, Чокнутый, поступаешь. - Брови вместе, руки на уровни земли. - Ты ж на сегодняшнее утро выступление назначил, а сам продрых где-то? Все стаи давно готовы, тебя ждем, с места не сходим. Не кормлены, не поены и, так сказать, не выгуляны. Нехорошо, командир. Нехорошо.
      Пасть Мила стала понемногу открываться. Выходило, что его песочат совершенно не из-за Шейлы? И, по всей видимости, никто ничего не знает? Даже Квар? Но тогда это очень, очень и очень здорово.
      Мил реагировал моментально. Старые повадки полицейского не подкачали и на этот раз. Морда приобрела задумчиво-усталое выражение, и он, сурово посмотрев на товарищей, сказал только два слова:
      - Я думал.
      После чего повернулся к жителям спиной и величественно удалился. Если бы Мил соизволил обернуться и посмотреть, чем за его спиной занимаются жители, то был бы несказанно удивлен.
      Альвареза, уткнувшись ноздрями в плечо Бобо, глупо хихикал, понемногу задыхаясь от лезущей в рот шерсти. Сам Бобо готов был плашмя брякнуться на землю и залиться смехом, но подпорка в виде орангутанга не позволяла осуществиться его планам. Поэтому он только радостно озирался, выискивая глазами тех, с кем в дальнейшем можно разделить радость.
      И только старая пантера, староста Квар, чуть свесив морду, с легкой, чуть грустной улыбкой смотрел вслед Чокнутому и думал о том, что всегда мечтал иметь такого сына, как этот белый Чокнутый. И еще старая пантера думала о том, что теперь ее сердце будет разрываться на две половины между Шейлой и альбиносом. Почему? Просто так уж устроен и воспитан он, вожак стаи черных пантер.
      Ночью Шейла и Ириза в сопровождении того самого отряда, который занимался их освобождением, покинули лагерь в неизвестном направлении. Молодой пантере даже не позволили проститься с Чокнутым. Быстрые сборы, последние короткие объяснения Квара, неумолимого и какого-то даже жестокого, - и в дорогу.
      Уходя все дальше от лагеря, молодая пантера все реже и реже оборачивалась в ту сторону, где оставался ее друг, ее любовь, ее самец. Но все чаще и чаще старая Ириза ловила на морде Шейлы странную блуждающую улыбку. Словно молодая пантера погружалась все глубже и глубже в мир фантазий, воспоминаний и сладкого ожидания новой встречи.
      А утром лагерь мятежников опустел.
      Высоко в небе, там, где прозрачный горизонт почти соприкасается со светилом, дающим планете тепло и свет, в восходящих потоках воздуха парил стервятник. У него не было имени. У стервятников никогда не бывает имен. Ни один из уважающих себя жителей никогда не снизойдет до разговора с этой птицей, питающейся мертвечиной и гнилью. Да и стервятник, если он, конечно, не желторотый птенец, только что вылупившийся из яйца, не найдет ни одной причины, по которой станет искать общения среди неравных ему. Но как ошибаются те из жителей, кто считает, что в маленькой, почти лысой голове стервятника нет никаких мыслей. Как ошибаются...
      Стервятник, у которого не было имени, внимательно следил за тем, что происходит там, на земле. Иногда то, что интересовало его, скрывалось за зеленью деревьев, и тогда стервятник нервничал. Но то, что служило объектом столь пристального внимания безымянной птицы, двигалось по направлению к выжженным равнинам. И одно это успокаивало стервятника. Он знал, что рано или поздно то, за чем он следит, появится на безжизненной пустоши. И тогда уже ничто не помешает ему, стервятнику, следить.
      Стервятник поймал теплый поток, взмыл чуть выше. Вот уже двое суток он ничего не ел. Голодный желудок неприятно урчал и требовал хоть чего-нибудь. Но даже и этого "чего-нибудь" в столь трудное время не найти. В последние месяцы происходило что-то странное. Их, стервятников, развелось так много, что еды часто не хватало.
      Птица решила опуститься чуть ниже, чтобы рассмотреть будущую пищу. Темный комок, почти неразличимый с земли, с легким свистом спикировал и, затормозив, устроился на сухой верхушке некогда могучего лесного великана. Замечательный вид. Столько еды стервятник не видел давно. Старинные приметы верны: чем больше вылупляется стервятников, тем больше будет пищи. Он вглядывался сквозь листву в проходивших под ним жителей и уже знал наверняка: скоро в джунглях прольется много крови. И скоро в джунглях станет так много никому не нужного мяса, что он и его конкуренты в деле добывания пропитания смогут отъедаться до отвала не одну неделю.
      Стервятник, завороженный видом пока живой пищи, потерял осторожность и спустился еще ниже. Желудок стал призывно дергаться, принуждая приступить к принятию пищи немедленно. Птица свесила голову, истекая слюной, и именно в этот момент потеряла бдительность. Суковатая коряга, брошенная одним из жителей, с надсадным шелестом раздвинула листья и вонзилась точно в маленькую голову стервятника. А птица еще успела подумать, что пролежавшие два-три дня под звездой, дающей планете тепло и свет, тушки имеют ни с чем не сравнимый, неповторимый вкус.
      - Ненавижу эту погань. - Альвареза вытащил из-за кустов тушку стервятника и поднял за горло вверх, для всеобщего обозрения. Развелось тут всякого дерьма, пройти невозможно.
      - Они по земле не ходят. - Ночной Родж не обратил никакого внимания на сомнительно геройский поступок орангутанга. - Каким местом мешал?
      - Ходить не ходил, а на голову постоянно гадил, - не унимался Альвареза, который больше всего в жизни мечтал научиться летать. А по несбыточности такого желания столь же страшно ненавидел тех, кто этим свойством обладал.
      - Да хватит вам. - Мил помотал мордой. Странные все-таки жители. Готовы из-за любого пустяка развести столько философии, что тошно становится. За всю дорогу от лагеря жители настолько надоели ему своим и нытьем, и гудением, что становилось иногда по-настоящему плохо. Правильно ему Квар предлагал. Передвигаться раздельными группами и не действовать друг другу на нервы. Но раз он, Мил, не послушался, то приходилось терпеть и иногда самому встревать в различного вида разговоры.
      - Хватит, - повторил он, - передайте лучше своим, чтобы остановились на краю джунглей. Да дозорных предупредить не забудьте, пусть не лезут вглубь.