— Капитан Уорд рассказывал мне разные морские истории, — сказала Кэти. Судя по всему, они ей доставили немалое удовольствие. У нее даже глаза заблестели. Причесана она была по-старому, и я решил, что так ей гораздо лучше. — В его устах это все звучит так увлекательно, — продолжала Кэти, — и теперь я понимаю, почему тебе так хочется в море, Роджер.
— Это жизнь для настоящего мужчины, — заявил Джон, — но времени для чтения у тебя там не будет, мастер Роджер. Если услышишь как кок сзывает всех на обед, тебе придется поторопиться, если не хочешь остаться голодным.
Пока я расправлялся с остатками мяса, Джон продолжал рассказывать Кэти о различных морских поверьях. Он был хорошим рассказчиком, и Кэти слушала его, затаив дыхание. На меня она почти не обращала внимания. В голову мне пришло поверье совсем иного рода — никогда не знакомь любимую девушку с красивым и интересным другом.
Когда я закончил трапезу, а на это у меня ушло не так уж много времени, Кэти с сожалением заявила, что должна идти, так как отец просил ее не задерживаться. Она легко спустилась с лесенки. В пене кружев юбки мелькнула ее стройная лодыжка.
Она протянула мне руку и голосом, который неожиданно прозвучал очень серьезно, произнесла.
— Я горжусь тобой, Роджер. Ты совершаешь смелый поступок и я уверена, что ты станешь знаменитым. Я всегда буду думать о тебе.
— Спасибо, Кэти. — Я многое хотел ей сказать, но понимал, что сейчас не время. Я чувствовал, насколько непрезентабельно выгляжу рядом с моим капитаном в его великолепном камзоле. Я ограничился лишь тем, что добавил. — Я тоже буду думать о тебе. Всегда.
Потом Кэти протянула руку Джону, и он сжал ее в своих огромных ладонях.
— Я позабочусь об этом молодом человеке, — сказал он, — и надеюсь тем самым заслужу награду, когда вернусь. Мы возвратимся домой героями. Прошу вас, приберегите в своих мыслях местечко и для меня.
— Непременно, — ответила она.
Она бросила нам последний очень серьезный взгляд, прошуршал шелк юбок, и Кэти исчезла. На минуту воцарилось молчание.
— Да, — произнес наконец Джон. — Наша Кэти прелестна и восхитительна. Просто удивительно, как быстро она повзрослела. Когда я уезжал, она была маленькой девчушкой с косичками и отнюдь не обещала превратиться в такое чудо.
«Наша» Кэти! Чего доброго, — подумал я, — Джон будет скоро именовать ее «моя Кэти».
Уже стемнело, когда сэр Бартлеми нанес нам еще один визит. Быстрым шагом он вошел в библиотеку. На нем был короткий плащ, который ввел в моду король Генрих, но теперь такой наряд редко кто носил. Плечи и рукава были так подбиты волосом и ватой, что любой надевший его выглядел истинным Геркулесом. Портрет старого короля висел на стене, и наш хозяин встал прямо перед ним. Он широко расставил ноги в своих старинного покроя штанах, просторных в бедрах и сужавшихся книзу, и заложил большие пальцы за пояс. Судя по всему, он очень гордился своим сходством со старым королем.
— Боюсь, у нас получится с вами неприятный разговор, капитан Уорд, — начал он. От дружелюбия, с которым он приветствовал нас утром не осталось и следа. Между глаз залегла вертикальная морщинка, выдававшая раздражение. — Я только что узнал, какие крайне неподобающие слова вы употребили вчера, обращаясь к горожанам. Так говорить может лишь глупец. — Его голос задрожал. — Я настаиваю на том, чтобы в будущем вы вели себя более осмотрительно, Уорд. Думаю, вам необходимо попридержать свой язык, иначе у нас обоих могут быть неприятности.
— То, что я говорю, касается только меня, сэр Бартлеми Лэдланд, — сурово заявил Джон. — Должен добавить также, что не люблю, когда вмешиваются в мои дела.
— Но ведь ваши речи вполне можно оценить как государственную измену. Королевский совет по крайней мере именно так может истолковать их.
— Если мои речи означают измену, значит плохи дела Англии. Меня не волнует, как истолкует мои слова Королевский совет. Все его члены получают пенсии от испанцев, вот это, на мой взгляд, настоящая измена, похуже, чем честные слова нелицеприятной критики.
Это еще больше разозлило нашего хозяина.
— Коли вам пришла охота самому сунуть голову в петлю — дело ваше, Уорд. Но вот что я вам скажу: если хотите продолжать наши дела на основе… теперешней договоренности, вы должны обещать мне попридержать язык.
— Я найду человека, который выкупит вашу долю, сэр Бартлеми, — раздраженно произнес Джон. — Мне как по-видимому и вам наше партнерство порядком надоело.
— Ну, зачем же так горячиться, Уорд? Несмотря на некоторые недоразумения мы с вами вполне понимаем друг друга. Я вовсе не собираюсь выходить из дела. Все, что я прошу, это быть немного осторожнее. Ну, а теперь, я полагаю, вам пора собираться в дорогу. Лошади вас ждут в Уэйланд Спинни. Еду вы найдете в седельных сумках. Не езжайте через Лондон. — В голосе его снова зазвучало беспокойство. — Будьте крайне осторожны, Уорд. Остановитесь сначала в Уэнди Тар. Это примерно в миле от Теобальдса. Вот вам письмо к сэру Эверарду Клементу. Отправьте его с посыльным и не высовывайте носа с постоялого двора, пока не получите ответ. Помните как многим мы рискуем…
— Будьте спокойны, — не без раздражения перебил его Джон. — Я приму все меры предосторожности. — И шепнул мне. — Старый дурень сделал все, чтобы перед отъездом мы больше не смогли увидеться с нашей Кэти.
6
Целью нашего путешествия был маленький городок Чеснат и для того, чтобы привлечь как можно меньше внимания, мы отправились туда окружным путем через Саутварк и западные предместья Лондона и лишь потом повернули на север в Хертфордшир. До этого я очень редко ездил верхом, и когда мы добрались до Уэнди Тэр, все тело у меня жутко болело.
Остановились мы в небольшой таверне, пропахшей запахами стоялого пива. Хотя мы прибыли туда в шесть утра, в зале был народ.
— Обрати внимание, — прошептал мне Джон, — все парни здесь с подружками.
Я заметил в компании, собравшейся в питейном зале несколько женщин, они довольно бесцеремонно разглядывали нас, но я сам слишком устал, чтобы проявить по отношению к ним какой-либо интерес. Нас провели в комнату с низким потолком, и я с радостью увидел там две кровати. На одну из них я без промедления улегся, у меня не было даже сил написать письмо матери, как я собирался. Когда я проснулся, было уже шесть часов вечера.
Я сразу понял, что разбудили меня громкие голоса. У окна в кресле, сложив на груди свои мощные руки, сидел Джон. Судя по всему, он был чем-то серьезно озабочен и хмуро взирал на весьма импозантного джентльмена, сидевшего напротив него. Я с интересом стал разглядывать незнакомца, одетого, судя по всему, по последней моде. Тщательно завитые длинные золотистые локоны молодого человека ниспадали на широкое белое жабо. На плечах у него лежал капюшон зеленого шелка. Материалом этого же цвета были отделаны и его штаны. Подошвы и каблуки его изящных желтой кожи башмаков были из пробкового дерева. Башмаки эти были так малы, что я немало подивился, как молодой человек сумел втиснуть в них свои ноги. Держался он непринужденно и даже томно, но голос его звучал резко и властно.
— Сожалею, что не могу помочь вам, капитан Уорд, — говорил он, — пожалуй, мне впору пожалеть, что я вообще впутался в это дело. Нрав нашего короля очень изменчив. Буду откровенен с вами, Уорд — в настоящее время Его Величество потерял к моей особе всякий интерес. Сейчас всеми его помыслами владеет долговязый шотландский увалень по имени Роберт Карр. Кровь Христова, да о таком человеке в приличном обществе и говорить не подобает. Мастер Роберт Карр родом из какого-то Богом забытого городишка, под языческим названием Фернихерст, и он намеренно выставил себя на посмешище в одном из турниров, чтобы привлечь внимание Его Величества. Я полностью потерял расположение нашего монарха. Мастер Карр твердо решил избавиться от меня, и если до него дойдут хотя бы слухи о наших отношениях, он своего добьется.
Я уселся на постели. Это движение стоило мне таких усилий, что я громко застонал. Двое сидевших у окна повернули ко мне головы. В синих больших, как у женщины глазах незнакомца блеснул огонек настороженности и подозрительности.
— Надеюсь, капитан Уорд, ваш друг понимает, что все, им услышанное должно храниться в глубокой тайне.
— Я ручаюсь за Роджера Близа, — ответил Джон. — Вы можете быть спокойны, сэр Эверард, он будет нем как могила.
Сэр Эверард Клемент нахмурился и раздраженно оттянул пальцем тугое накрахмаленное жабо. Не знаю, стало ли ему жарко от натопленного камина или его одолели беспокойные мысли.
— Если мастер Карр и в дальнейшем сохранит благорасположение короля, быть может и мне самому придется идти в море, — продолжал наш гость. — Ведь у меня нет никакого состояния, иначе я вряд ли вошел бы в ваше дело, Уорд. А теперь наш толстяк передал все мои доходные должности мастеру Карру. Если так будет продолжаться, клянусь Богом, мне придется просить милостыню. Если бы наше с вами дело не приносило хороший доход, у меня сейчас в кошельке и шиллинга бы на нашлось.
Он ненадолго погрузился в мрачное раздумье, а потом изрек.
— До чего же дошла наша страна, если пустоголовый шотландский недоумок сумел забрать такую власть над королем!
— Это еще не самое худшее, — заявил Джон. — Трудно поверить в то, что через несколько лет мы потеряем нашу былую морскую мощь, и никого это, кажется, не волнует. И все это из-за трусости человека, носящего на голове корону!
— По правде говоря, в теперешнем моем положении имеются и кое-какие преимущества, — задумчиво произнес сэр Эверард. — Теперь, когда я потерял расположение нашего монарха, мне больше не приходится проводить ночи в его опочивальне, где вокруг королевского ложа установлены три кровати для наиболее приближенных лиц. — Красивые губы сэра Эверарда искривила сардоническая улыбка.
— Да уж, смельчаком нашего Иакова не назовешь. Вы должно быть слышали, что опасаясь убийц, он носит одежды, плотно подбитые ватой, а все погреба еженощно проверяются — как бы туда снова не подложили бочки с порохом. Но даже этого ему мало. Он может уснуть, только когда в опочивальне находится несколько преданных ему людей. — Сэр Эверард фыркнул с отвращением. — А находиться там, скажу вам честно, не очень-то приятно. Его Величество терпеть не может мыться и спит всегда с наглухо закрытыми окнами. Под утро воздух в королевской опочивальне приятным никак не назовешь!
К этому времени мне удалось спустить ноги на пол. Любое движение, которое мне приходилось делать, натягивая трико, доставляло жуткую боль. Стараясь немного размять онемевшие мышцы, я в то же время краем глаза ухитрялся наблюдать за беседующими у окна. Меня удивила серьезность Джона. Он даже не улыбнулся в ответ на слова бывшего фаворита, касающиеся королевской опочивальни.
— Клемент, — с неожиданной страстностью обратился он к своему собеседнику, — мне кажется, вы не очень хорошо представляете себе всю серьезность нынешней ситуации. Дело здесь отнюдь не в том, что несколько моряков осмелились пренебречь королевскими повелениями. Я рискую головой, потому что знаю — судьба страны зависит сегодня от действий ее моряков. Мы живем на маленьком островке и судьба нашего народа неразрывно связана с морем. — Положив руки на колени Джон весь подался вперед. Глаза его сверкали. — Благодаря счастливой случайности испанцам удалось весь мир взять за горло. Итальянец открыл для них Америку [24] и принес им несказанные богатства. Однако между ними и новым Эльдорадо лежит Атлантика. Поэтому для охраны своих торговых путей они вынуждены держать огромный флот. Если бы они сумели эффективно использовать его, вся Европа оказалась бы перед ними на коленях. Но они не моряки, нет у них настоящего призвания к этому делу, — поэтому ничего у них не получилось. Мы, англичане — истинные моряки. Это у нас в крови. Когда дело доходит до драки им перед нами не устоять. Они до сих пор пугают непослушных детей именем Эль-Драка. [25]
Джон поднялся и принялся мерить комнату шагами.
— Нам и прежде удавалось срывать все их планы, направленные на достижение господства в мировой торговле, мы и сейчас сумеем это сделать. У нас есть для этого все необходимое, но мы не должны давать им передышку, сэр Эверард. Сейчас это главное. Они убедили Иакова подписать мир, который соблюдать не собираются. Если мы дадим им время укрепить силы, в дальнейшем мы уже не сумеем их одолеть. Они набирают моряков из других стран. Если мы уступим сегодня, на наших мечтах стать великой нацией можно поставить крест. Англия навечно останется маленьким островком, а власть Испании распространится на весь мир.
Никогда прежде я не слыхал, чтобы Джон произносил столь длинную речь. Убежденность, с которой он говорил, поразила меня. Судя по всему, на нашего гостя она также произвела впечатление — сэр Эверард сделался серьезен и задумчив. Когда Джон закончил, он мрачно кивнул.
— Кровь Христова, думаю вы правы, Уорд. Я никогда не смотрел на эту проблему с такой точки зрения. Вы говорите прямо как наш великий корнуэлец.
— Я никогда не имел чести быть лично знакомым с сэром Уолтером Рэли, — ответил Джон, — но уверен, что он думает так же как и я. Если бы у нас сейчас был такой вождь как Рэли, все было бы совсем иначе, и никакой король нам бы не помешал. — Джон внезапно замолчал и потрогал плечо, будто только что вспомнив о своей ране. — Неужели англичане настолько низко пали, что спокойно глядят, как орла держат в клетке, выдвинув против него смехотворное обвинение? Разве в этой стране нет больше закона?
Клемент предупреждающе поднял руку.
— Такие речи попахивают государственной изменой, Уорд. Я пока еще пользуюсь некоторыми милостями короля, и, по правде говоря, мне не хотелось бы их лишиться. В деле Рэли король не внемлет доводам рассудка. Он упрям и ненавидит этого великого человека. Принц Генри [26] несколько раз пытался вмешаться, но все безрезультатно. Боюсь, пока Иаков остается королем, у Рэли нет шансов получить свободу.
Сэр Эверард замолчал, раскрыв свою табакерку из слоновой кости, затейливо украшенную драгоценными камнями, и достал оттуда понюшку табаку.
— Тем не менее, я испытываю определенную симпатию к нашему бедняге-королю, — продолжал он, — этому робкому человеку выпала на долю нелегкая миссия — править своевольным народом в очень трудное время. Он помешан на мире, так как полагает, что от этого зависит его личная безопасность. Он трус, это верно, но нельзя ведь от куропатки ожидать поведения орла, дорогой Уорд.
— Из молодого принца выйдет настоящий король, когда придет его время, — заметил Джон, — дай-то Бог, чтобы случилось это не слишком поздно!
В дверь громко постучали. Джон и наш гость обменялись недоуменным взглядом. Я видел, что сэр Эверард встревожен. Знаком он велел Джону отступить в тень и сам подошел к двери.
В комнате появилось совершенно необычное существо. Сначала я даже не понял, человек ли это, так толст, коротконог и приземист он был. Он напомнил мне одну из фигур, изображенных на страницах книги Мандевилля. Больше всего меня поразили его глаза. Они блестели каким-то звериным блеском, пока он стоял в дверях, покачиваясь на пятках и поочередно разглядывая нас. Взгляд его напомнил мне взгляд животного и вместе с тем в нем прыгали какие-то смешинки. «Будто волк с чувством юмора», — подумал я.
— Я узнал, что вы беседуете здесь с друзьями, и взял на себя смелость присоединиться к приятному обществу. К моему удивлению, с лица сэра Эверарда исчезло выражение тревоги. Он даже рассмеялся.
— Это Арчи, — заявил он.
Я, разумеется, слышал об Арчи Армстронге, королевском шуте. Король Иаков привез его с собой из Шотландии. Мне было известно что английские аристократы очень недовольны засильем шотландцев при дворе. Особую неприязнь питали именно к Арчи. Последний нисколько не походил на тех шутов, к которым они привыкли. Он не прыгал, не скакал и не пел непристойных песенок. У Арчи были свои твердые убеждения, и он не колеблясь высказывал их, нимало не беспокоясь, что кому-то они могут прийтись не по вкусу. Король Иаков был, пожалуй, единственным человеком, кто искренне смеялся над едкими саркастическими высказываниями, которые позволял себе его прямодушный шут. Тем не менее, в придворных кругах все прочнее утверждалось мнение, что Арчи — человек незаурядный.
— Ну, конечно же это Арчи, — произнес он с сильным шотландским акцентом, — Арчи — хранитель королевской совести. Ох и нежная же и капризная это вещь — королевская совесть. Я говорил Его Величеству прямо в лицо, что Англия только выиграет, если Арчи станет королем, а Иаков — шутом. Вы сомневаетесь, джентльмены, что Арчи сумеет сыграть роль короля?
Неожиданно он столь разительно преобразился, что я едва мог поверить своим глазам. Он втянул щеки так, что язык перестал помещаться у него во рту, и кончик его высунулся наружу. Глаза забегали и приняли хитрое выражение. Все тело у него обмякло, ноги подогнулись, будто он готов был упасть. Брезгливо растянутые губы Арчи зашевелились, и я услышал голос, совершенно непохожий на его настоящий, но тоже с сильным шотландским акцентом.
— В конце концов, я — король Англии и поступаю так, как считаю нужным. Я весьма огорчен тем, что мои подданные сомневаются в мудрости заключенного мною мирного договора. Всякий, нарушивший договор, подписанный королем, будет закован в цепи и повешен. Слово короля.
Должно быть Арчи очень похоже изобразил Его Величество, потому что сэр Эверард Клемент буквально согнулся пополам от смеха. Джон поморщился при упоминании о казни, но тоже рассмеялся. Я также не выдержал и присоединился к их веселью.
— Арчи, — отсмеявшись заявил придворный, — а хочешь я удивлю тебя, парень? Взгляни-ка на этого гиганта-моряка. Это мой друг, хотя об этом я прошу тебя помалкивать. Но самое интересное, что зовут его Джон Уорд.
Джон даже вздрогнул от неожиданности, но как оказалось, волноваться ему было нечего. Шут выпрямился, с лица его исчезла маска, которую он натянул. Глаза засверкали как прежде, но теперь в них светилось любопытство и восхищение.
— Это правда? — воскликнул он. — Я и сам должен был догадаться, что это Джон Уорд. Джон, я горжусь тем, что мне выпала честь познакомиться с таким отважным воином. И не волнуйся — Арчи умеет хранить тайну. Черт побери, да я всегда восхищался тобой!
— И неоднократно заявлял об этом Его Величеству, — подтвердил Клемент. — Арчи, этот смельчак явился ко мне в надежде, что я смогу использовать свое влияние и помочь ему. Мне пришлось разочаровать его и сообщить, что в настоящее время я, к сожалению, лишен возможности помочь ему, и будет лучше, если он вернется на свой корабль и поскорее отчалит от берегов Англии, дабы королевское правосудие не успело вцепиться в него мертвой хваткой. А ты что скажешь по этому поводу?
Арчи согласно кивнул головой. По его мнению Джону в самом деле следовало уйти в море и не возвращаться до тех пор, пока не утихнет гнев короля. Потом, усевшись на корточки, он засыпал моего друга вопросами о его морских приключениях. Особенно жадно он интересовался подробностями захвата «Маддалины» и «Маленького Иоанна». Взволнованно облизывая губы, он буквально смаковал все перипетии сражения. — Ну-ну, — повторял он все время, — значит задали вы жару этим папистам!
Принесли ужин, чему я был, признаться, очень рад, так как сильно проголодался. Мне так хотелось есть, что я без остатка проглотил бы самый незатейливый пудинг. Мы все четверо уселись за небольшой стол и энергично заработали ножами. Арчи сознался, что недавно уже поужинал, однако не отстал от нас, воздав должное холодной говядине и старому крепкому элю. Он не спускал глаз с Джона и время от времени бормотал.
— Ну-ну, значит это и есть ужасный Джон Уорд?
Это был удивительный человек. Он завладел разговором, давая умные безжалостные характеристики членам королевской семьи и высшим должностным лицам королевства. Он высмеивал внешнюю политику Иакова и издевался над его теологическими изысканиями. Король, по его мнению, был форменным ничтожеством, тупицей и обладал утонченностью свинопаса. Выражался Арчи столь сочным языком, что я только диву давался.
Когда в разговоре упоминалось новое лицо, Арчи немедленно начинал изображать его. Физиономия его приобретала то угрожающее выражение, то становилась хитрой и язвительной, то лукаво-лицемерной. Когда это было необходимо, он говорил без всякого акцента, а несколько раз речь его вдруг становилась столь изысканно правильной, что мне невольно почудилось, будто я оказался в стенах одного из наших знаменитых университетов. Поразил он меня и тем, как изобразил королеву Анну. На лице его появилось томное выражение, и он сделал вид, что кокетливо приподнимает юбки, дабы показать стройную лодыжку.
Один раз во время еды он отложил нож и выразил сожаление по поводу того, что Джон уже «не юноша, у которого еще молоко на губах не обсохло».
— А в чем дело? — хмуро поинтересовался Джон.
Арчи объяснил, что в этом случае он мог бы привлечь благосклонное внимание короля, который питает слабость к высоким молодым людям. Наверное уже не меньше дюжины таких статных молодцов получили титулы и немалые состояния. А сейчас король буквально «помешался» на долговязом Карре. Он даже решил заняться образованием этого невежественного выходца из Фернихерта. Громко смеясь, Арчи продолжил.
— Он нарядил его в атлас и учит латыни, потом напичкает его пустую голову юридическими премудростями и сделает своим, ха-ха, советником. Он ему и орден Подвязки пожалует. Помяните мое слово, скоро этот молодой болван будет управлять всей Англией. — Все это Арчи выговорил на одном дыхании, ни на мгновение не останавливаясь. Слова сыпались из него как горох. Тема эта его видимо очень занимала, и он продолжал долго развивать ее.
— Боюсь, не принесли бы Англии несчастья эти увлечения короля, — не без грусти заметил он.
Уже стемнело, когда Арчи наконец спустился с высот государственной политики и вспомнил, что его давно ждут в Теобальдсе, где он должен был развлекать своего повелителя. Чувствовалось, однако, что ему очень не хочется покидать компанию, внимавшую ему с таким интересом. Он хлопнул Джона и меня по плечу и объявил, что у него есть план. Не соблазняет ли нас идея насладиться лицезрением короля, «погрязшего в свинских развлечениях двора»? Если у нас есть охота, это можно устроить. В конце концов, разве он, Арчи Армстронг, не истинный Макиавели [27] среди шутов? Предоставьте все ему. Одного слова Тимоти-а-Тайконсу, приятелю Арчи, который стоит в сторожке у ворот достаточно для того, что бы нас пропустили в замок без всяких расспросов. Окно в его, Арчи, комнате, выходит в Зал для приемов. Оттуда мы можем не опасаясь ничего следить за тем, как развлекается двор.
Не могу сказать, что я не испытывал сомнений относительно безопасности этого предприятия, но предложение Арчи меня очень заинтересовало. Поскольку я принял решение связать свою жизнь с морем, для меня это была, пожалуй, единственная возможность увидеть короля. Судя по всему, Джону эта идея тоже пришлась по душе. Сэр Эверард Клемент поначалу возражал против плана, но когда увидел, как захватила нас эта идея, пожал плечами и сдался. Он даже выразил желание сопровождать нас, дабы внести в это рискованное предприятие необходимый элемент здравого смысла.
Мы все поднялись и приготовились отправиться в путь.
В Эпплби Корт меня снабдили плащом, в который я и завернулся. Он был чудовищных размеров, из грубой коричневой материи и с огромным капюшоном, в котором без труда могла бы уместиться голова в большущем парике. Я был похож в нем на слугу. На Джоне и сэре Эверарде, соперничавших друг с другом в богатстве наряда были бархатные плащи. Воротники их были украшены золотым шитьем и оторочены горностаевым мехом. Подкладка была из атласа. Арчи плаща не носил и, похоже, чувствовал себя без него преотлично.
Во всей Англии не сыщешь места прелестней, чем уголок Гертфордшира, где по пути к Темзе несет свои спокойные воды Нью Ривер. Один из ближайших советников королевы Елизаветы, лорд Берли, по достоинству оценил это место, выбрав его для своей загородной резиденции. Иаков посетил Теобальде по дороге из Холируда в Лондон и с первого взгляда влюбился в этот изящный замок.
Он загорелся идеей получить этот замок в личную собственность и Роберту Сесилу, сыну Берли от второго брака пришлось отдать его королю в обмен на замок в Хэтвилде. Об этом нам по дороге из Чесната поведал сэр Эверард, а Арчи сообщил пикантные подробности из жизни Сесила, который, как поговаривали, получал деньги от Испании.
Быстрым шагом мы двинулись по живописной дороге, обсаженной деревьями, над кронами которых шуршали крыльями стрижи и вскоре добрались до красной кирпичной стены, окружавшей королевский парк. Сердце мое начало биться быстрее, когда моему взору предстали башни Теобальдса, на фоне осеннего звездного неба. Быть может Иаков был именно таким как утверждала молва, пусть даже он был так порочен как об этом красноречиво вещал его шут, но ведь он тем не менее оставался королем Англии, и мы стояли у порога его любимого замка. Как же все это могло не волновать мое воображение?
Арчи не без гордости сообщил нам, что длина кирпичной стены, окружавшей парк, составляет десять миль, а на содержание замка уходит столько средств, что их хватило бы, чтобы прокормить жителей всего Эдинбурга.
Арчи прошептал что-то на ухо Тимоти-а-Пиконсу и, судя по всему, сумел убедить этого сурового стража в том, что мы люди достойные доверия. Привратник кивнул и взмахнул своим фонарем, приглашая нас войти. Наш проводник свернул с мощенной черепицей дорожки, ведущей к главному входу и повел нас через травяной газон к неосвещенной двери в правом крыле здания. Я с любопытством озирался по сторонам, немного отстал от других и поэтому не слышал, что сказал шут воину, стоявшему у дверей на часах. Вероятно, объяснения Арчи удовлетворили охранника, потому что он без лишних вопросов пропустил нас внутрь.
Мы поднялись вверх по узкой темной лестнице и вышли в длинный коридор. За исключением толстого ковра на полу, приглушавшего шум шагов, обстановка здесь была скромнее, чем в Эпплби Корт. Пахло сыростью и плесенью, что в моем представлении никак не вязалось с обликом королевской резиденции. Арчи резко свернул в боковой зал и повел нас по еще одной узкой лестнице. Потом мы миновали анфиладу довольно скромно обставленных покоев и в конце концов оказались в комнате с побеленными стенами и потолками и двумя окнами. Одно, маленькое, находилось почти под самым потолком, другое, значительно ниже, и хотя было зашторено, пропускало узкий луч света из помещения, в которое выходило.
Это была комната шута. Он сбросил с кресла свой кафтан из клетчатой шотландской шерсти и жестом пригласил Джона сесть. Сэру Эверарду и мне он предложил сесть на свою незастеленную кровать в углу. Однако придворный покачал головой и заявил, что ему следует спуститься вниз и принять участие в предстоящей церемонии. После этого он весьма поспешно удалился.
— Я и сам опаздываю, — заявил Арчи. Из шкафа он извлек фляжку с вином, тревожно и даже нежно посмотрел на нее и с явной неохотой поставил на стол. Его действия должны были означать, что в случае нестерпимой жажды мы, конечно, можем приложиться к фляжке, тем не менее, он явно надеялся, что до такой крайности дело все же не дойдет. Потом Арчи продемонстрировал нам каким образом приподняв занавеску не более чем на дюйм с каждой стороны, мы сможем увидеть все, что происходит внизу.
— Смотрите, чтобы вас не заметили, — предупредил он и добавил, что вернется как только его роль в представлении закончится. Пока же он на всякий случай запрет дверь на ключ. Опять-таки на всякий случай нам следует запомнить, что страже он нас представил как своих двоюродных братьев Дагалда и Сэнди из Эдинбурга. Бросив хитрый взгляд на единственную свечу, Арчи высказал предположение, что нам будет лучше видно в темноте, и так как мы не стали возражать, быстро затушил крошечный огонек большим пальцем. Через секунду мы с Джоном остались одни в комнате.
Джон встал со стула.
— В хорошеньком положении мы оказались. Я доверил свою жизнь дураку, который болтает без умолку как попугай. Что ж, давай по крайней мере посмотрим, может действительно что интересное увидим.
Как и сказал Арчи, наше положение оказалось весьма удачным для наблюдения. Я видел большую часть длинного, величественного и высокого, в два этажа, зала для приемов. На одном конце его было установлено возвышение. На нем стояли кресла с высокими спинками, на которых восседали король и королева. Все мое внимание было обращено на королевскую чету. Я не сводил с них глаз.
Шут так удачно передал характерные черты королевского лица, что я без сомнения узнал бы его даже если бы он не сидел на возвышении. То же лукавство и лицемерие в глазах, те же втянутые щеки. Одет он, на мой взгляд, был довольно непритязательно, правда на шее у него висела массивная золотая цепь, а на пальцах сверкали алмазы. Зато королева Анна, славившаяся своими изысканными туалетами, была одета очень элегантно. Благодаря необычайно широким фижмам, юбки у нее были столь пышны и занимали так много места, что едва не прикрывали голени ее супруга. Я решил, что она довольно красива — волосы у нее были светлые и волнистые, глаза выразительные. Она с интересом наблюдала за драматическим представлением, которое разыгрывалось перед ними. Король же напротив, следил за происходящим весьма рассеянно. Развалившись на кресле, он почесывал грудь.
Представление, в котором участвовали придворные было довольно скучным. Актеры из этих придворных дам и господ вышли более чем посредственные. Некоторые из них плохо знали свои роли и часто путались. Тем не менее, я узнал главные персонажи — Грех, Молву, Любопытство, Доверчивость, Злобу, Купидона.
Король зевал и с явным нетерпением ожидал окончания представления. Впервые я почувствовал нечто вроде симпатии к этому столь дружно критикуемому всеми монарху. Мне казалось, что я вижу иронию, притаившуюся в углах губ его меланхоличного лица. Наконец, представление закончилось. Королева сейчас же встала и поклонилась королю. Вероятно она просила разрешения удалиться, так как Его Величество кивнул и тут же все придворные дамы, шурша шелком и атласом юбок поднялись со своих мест и приготовились последовать за королевой.