Как-то утром Бетси не появилась, и дурное настроение императора усугубил неожиданно сильный ливень. Дул сильнейший ветер, который, создавая из облаков поразительные фигуры, быстро гнал их по темному небу. Казалось, наступил Судный день, и было страшно взглянуть на мрачное небо.

В доме сразу потемнело, и слуги пытались побыстрее зажечь свечи во всех комнатах. По дому носились страшные сквозняки.

Наполеон гневно стоял у окна. Ему было необходимо что-то срочно обсудить с маршалом Бертраном, и он не желал ждать, пока закончится шторм и буря уберется подальше в океан.

— Маршан!

Слуга ждал вызова за дверью и показался внезапно, как чертик из коробки.

— Да, Ваше Величество.

— Я отправляюсь к маршалу. Принесите мне крепкий плащ.

— Ваше Величество, в такой дождь? Он вскоре закончится.

— Сейчас же. Вы меня слышите? Сейчас!

Маршан укутал императора в огромный плащ, и он нетвердыми шагами отправился под ливень. Бертран увидел, что к нему идет император и встретил его на половине пути. У него не было времени, чтобы чем-то прикрыться, и маршал сразу промок до нитки.

— Переодевайтесь, Бертран, и побыстрее. Мне нужно с вами кое-что обсудить.

Потом он начал говорить.

— У меня слабеет разум. Успокойтесь, мне не нужно слышать ваши протесты. Кто из нас может об этом более верно судить, как не я? Понимаете, маршал, мне тут нечего делать. Я только сижу и читаю или ссорюсь с этим бестолковым англичанином. Прежде передо мной всегда стояли важные проблемы. Мне нужно было принимать решения, намечать будущие победы и возмещать потери. Мой ум был тренированным и острым. Я мог разрешить любую проблему. Господи, разве можно сравнить с этим мою теперешнюю жизнь! Бертран, в этом и есть моя трагедия. Вам должно быть понятно, что это сводит меня с ума. Мой разум всегда пылал огнем. Иногда он был как бы притушен, но в нужный момент разгорался в сильнейшее пламя. Он пылал, сверкал, и во все стороны подобно искрам, разносились великолепные идеи. Всю мою жизнь мне помогал мой острый ум. А сейчас он дремлет.

У меня есть одно утешение. По ночам мой разум пробуждается. Пока я лежу в постели, я начинаю чувствовать пробуждение разума. Иногда во сне я вижу поразительные сны, и ко мне приплывают удивительные истины. Иногда они не четко сформулированы. Во сне идеи становятся просто фантастичными, и мне нужно много сил, чтобы уловить ошибки и их исправить.

Теперь я расскажу о причине, которая привела меня к вам, — продолжил император. — Прошлой ночью во сне ко мне пришла идея, как отсюда выбраться и провести последние несколько лет в комфорте и мире. Я перебрал все варианты и наконец прибыл к реальному решению, как корабль пришвартовывается к надежной стоянке. Бертран, скажите мне. Кто сейчас является главной фигурой в Европе?

— Меттерних? — предложил свой вариант маршал.

— Нет, Бертран, нет! Не Меттерних, ни в коем случае! Господи, он хорошо умеет дергать кукол за веревочки, не больше того. Если говорить о том, чье решающее слово может подействовать на европейских монархов, так это русский царь Александр.

Бертран сразу поддержал императора.'

— Конечно, сир. Как я мог так ошибаться? Все лидеры Европы немного опасаются русского царя. Он обладает удивительной силой.

— В Александре имеется источник величия. Он желает принести много добра своему народу и для многих народов мира, но у него в стране отсутствует стабильность, и он иногда не очень четко мыслит. Он никогда особенно многого не добьется. Но если его уговорить поведать миру о том, что здесь творится, другие монархи к нему прислушаются. Я в этом уверен.

— Да, сир, ужас вашего положения на острове не известен Александру. Вся информация тщательно фильтруется его придворными, и он думает, что вы живете в хорошем доме, расположенном в чудесном тенистом парке. И со всеми удобствами. Он также уверен, что у вас хорошее здоровье.

— Правильно, Бертран, правильно. Мы должны попытаться достучаться до него и послать людей, которые смогут его убедить в правдивости посланных ему сведений.

— Но-о-о…

— Я понимаю, что перед нами стоят большие трудности и это можно сделать только одним способом — с помощью Папы. Мне известно, что Александр исповедует православную религию, но он чтит Папу. Чтит больше, чем я. Теперь я понимаю, что дурно к нему относился.

Наполеон некоторое время обдумывал свою ошибку.

— Папа хорошо относится к моей матушке и много сделал для нашего семейства. Я уверен, что он может сделать так, чтобы кое-кого послали к Александру. Царь, я уверен, хорошо ко мне относится, несмотря на мой поход на Москву и ненависть, которую он ко мне в то время испытывал.

Бертран снял с себя верхнюю одежду и закутался в старый халат. На отвороте было пятно от вина, и халат пополз по швам. Эта парочка выглядела крайне странно, обсуждая будущие планы. Мадам Бертран заглянула в комнату, и ей стало дурно, когда она увидела наряд собственного мужа. Он жестом показал ей, чтобы она не входила в комнату.

— Сколько лет синьоре? — внезапно спросил Наполеон.

— Вы имеете в виду, сир, Виолетту Гравину?

— Кого же еще? Меня всегда завораживал ее голос. Она еще дает концерты?

— Да, сир. Она поет на лучших площадках в Италии и время от времени посещает Лондон и Вену. Конечно, ее голос не такой сильный, как прежде, и она уже не может брать верхние ноты, но в нижнем регистре она великолепна.

— Хорошо. А ее муж Джакопо? — Наполеон улыбнулся. — Именно это имя навело меня на эти мысли. Одного из нашего слуг зовут Джакопо. Вчера вечером я услышал, как кто-то зовет его пронзительным голосом: «Джакопо! Джакопо!» И ночью мне приснился сон, и я понял, где лежит ключ, чтобы открыть ворота тюрьмы.

Бертран сильно удивился, но тем не менее сказал:

— Этот забавный старичок, муж сеньоры. Он ей едва достигает до плеча. Но по-своему он — гений. Он прекрасно рисует! С ним трудно сравниться многим художникам.

Наполеон оживился.

— Вы поняли, что я задумал. Я хочу, чтобы для меня снова спела сеньора. Как вы считаете, она примет приглашение пожаловать сюда?

— Для нее это большая честь. Я в этому уверен, сир. Но как это все организовать? Согласится ли на ее визит английское правительство?

— Я думаю, что все может организовать Папа. Бертран, сразу пошлите приглашения и, конечно, с ней должен приехать Джакопо.

— Он повсюду следует за ней.

— Пусть он привезет с собой карандаши и краски. Бертран понемногу начал все понимать.

— Сир! — восхищенно воскликнул он. — Он вас будет рисовать в то время, пока будет петь сеньора!

— Да, Бертран. Я буду настаивать на том, чтобы он меня изобразил как можно более реалистично, мне известно, насколько я изменился за последние месяцы. Возможно, эти рисунки помогут нам убедить Александра в моем бедственном положении. Кроме того, я прикажу, чтобы Джакопо сделал рисунки моего дома с внешней и внутренней сторон. Пусть обязательно покажет крысиный ход на потолке в библиотеке и мою ужасную спальню, и крохотную, неудобную ванную комнату. Если он честно изобразит нашу столовую, все поразятся тому, насколько она неприглядна.

Эти рисунки, — продолжил Наполеон, — они должны увезти с собой. Если будет необходимо, сеньора пришпилит их к нижним юбкам. Даже сэр Лоув не посмеет обыскивать великую певицу!

Вот мой план — когда Папа добьется согласия Александра, следует сформировать отряд из нескольких человек, которые тайно отправятся в Россию. Сеньора, Джакопо и его правдивые рисунки, медицинские показания доктор О'Мира. Среди них также будет Ла Касе и… Бетси-и.

Бертран был поражен.

— Бетси? Сир, вы считаете, что это следует делать?

В последнее время лицо Наполеона было постоянно суровым, но сейчас оно расплылось в улыбке.

— Конечно, Бетси-и должна поехать. Александр поддастся ее очарованию. Могу себе представить эту сцену. Великолепный Александр… и все люди из делегации постоянно ему твердят: «Да, Ваше Величество», «Конечно, Ваше Величество», или «Да здравствует царь Александр!» Но в этот момент Бетси-и начинает его поправлять, если он сделает что-то не так. Бертран, она станет идеальным свидетелем, когда станет рассказывать о том, как я был счастлив в моем маленьком деревянном павильоне, пользуясь гостеприимством семейства Бэлкум, как я не хотел оттуда уезжать и о том, каково мне жить годами в этих зараженных крысами развалинах. Это расскажет Александру английская девушка с золотистыми волосами и сверкающими добрыми синими глазами. Она даже может его подразнить, ненароком показав ему маленькую ножку из-под широких юбок. Да, Бетси-и станет главным свидетелем. Бетси-и и рисунки Джакопо.

— Но, сир, она же англичанка, это будет непатриотичным жестом с ее стороны, — заметил Бертран.

— На свете существуют тысячи англичан, которые в открытую заявляют, что меня следует освободить. Кроме того, ей будет лестно сыграть свою роль в событии мирового значения. Она сможет попасть на страницы важной исторической хроники. Бертран, я уверен, что мы сможем привлечь Александра на нашу сторону. Если он скажет остальным: «Мы совершили ошибку, и Наполеон нам больше не опасен, следует прекратить его травить…»

После этого заявления к нему присоединятся и остальные правители.

Обсуждая план, который пришел к нему, пока он ворочался без сна на узкой железной походной койке, Наполеон изменился. Он, казалось, пришел в себя и говорил вполне уверенно, как в те времена, когда у него в руках были бразды правления всей Европой.

— Сколько времени у нас займет выполнение этого плана, Бертран? — спросил он.

Маршал начал делать расчеты.

— Три месяца, чтобы получить приглашение для сеньоры и Джакопо. Через три месяца они прибудут на судне из Лондона. Они, возможно, пробудут здесь месяц. Возвращение еще три месяца. Два месяца понадобятся на переговоры между Ватиканом и царем. Потом месяц в России и еще следует какое-то время отвести на корреспонденцию между столицами, а потом еще три месяца на то, чтобы послать за вами корабль. Сир, на все мне, кажется, понадобится около двух лет.

Наполеон посерьезнел.

— Бертран, это слишком долго. Неужели я доживу до этого времени?

— Конечно, сир. Я знаю, что вы не верите новому врачу, но он весьма к вам внимателен. Нам стоит попытаться. Да, да, сир, мы должны попробовать это сделать.

На следующее утро Наполеон закончил свой туалет очень рано. Он отправился в сад и взглянул на безоблачное небо.

«Почему меня постоянно волнует погода? — подумал император. — Мне кажется, что она тут всегда плохая. И я должен страдать от погоды все оставшееся мне время».

Ноги у него дрожали, и император приказал Маршалу принести ему трость.

С тростью в руках он отправился по направлению к «Хаттс-Гейт». Когда к нему подошел караульный и пристроился за ним сзади, император в ярости замахнулся на него тростью.

— Назад! Оставайтесь позади, вы — болван!

Караульный некоторое время переждал, а потом осторожно продолжил следовать за императором.

Наполеон уселся в кресло на веранде Бертрана. Маршал поспешил к нему присоединиться. Никогда прежде Наполеон не выглядел так плохо. Кожа у него стала восковой, и глаза были совсем безжизненными. Он с трудом дышал.

— Вы подсчитали, что пройдет целых два года, прежде чем нам удастся открыть глаза царю, — помолчав, сказал Наполеон. — Я пришел вам сказать, что нам не следует даже пытаться это делать.

Лицо Бертрана выразило глубокое разочарование. Он внимательно взглянул на больного императора.

— Но, сир, почему вы передумали? — спросил маршал.

Наполеон пошевелился в кресле, пытаясь собраться с силами.

— Бертран, вы будете смеяться, но я вам расскажу сон, который видел сегодня ночью.

Одна рука лежала у него на резной трости, а другой он нетерпеливо указал на дорогу, ведущую мимо дома в город.

— Я стал многое забывать. Как называется место неподалеку отсюда?

— Вы хотите сказать Девилз-Панч-Боул?

— Нет, нет! Чуть подальше.

— Наверно, это — Долина Герани.

— Точно, Долина Герани. Я здесь никогда не видел цветы герани, но там много зелени и иногда бывает вполне прохладно. Ивы дают хорошую тень. Я там был во сне прошлой ночью.

Бертран ждал, пока он продолжит. Наполеон говорил очень тихо:

— Сначала все было ясно. Я там был один и прекрасно себя чувствовал. У меня ничего не болело, и я был уверен, что какое-то время боли меня не станут мучить и я смогу обходиться без палочки.

Когда я добрался до долины, то остановился. Внезапно показалась луна, и вокруг все стало светиться. Все казалось в свете луны таким мягким и отливало зеленым светом. Мне даже… немного стало не по себе. Все сильно отличалось от того, что я видел наяву.

— Я стоял у края дороги, — продолжал император, — и сказал себе, что в долине что-то изменилось, и я подумал: «Что же они тут сделали?» Мне захотелось немного спуститься вниз и самому посмотреть. Но я сделал только один шаг. Казалось, меня что-то держало, и я почувствовал, как меня схватила за плечо крепкая рука.

Поэтому я оставался на прежнем месте у края дороги и начал осматриваться. Сначала я обратил внимание, что часть железного забора, который они поставили вокруг нового дома, переставили и оградили им часть долины. Внутри огражденного места была могила. В ней было нечто странное, потому что могильный камень лежал плашмя на земле. На старых заброшенных кладбищах иногда можно заметить, что могильные камни валяются плашмя на земле. Но это была свежая могила. Ее тут не было, когда несколько недель назад я посещал эту долину. Я попытался вспомнить, когда были похороны, и был уверен, что никаких похорон не было. И потом, почему они воспользовались Долиной Герани?

Здесь есть ручей, из него достают чудесную прохладную свежую воду. Кроме того, тут любят отдыхать люди. Молодые люди встречаются тут с возлюбленными. Я видел, как тут сидели парочки и держались за руки. Зачем было превращать чудесное местечко в кладбище?

Я все еще раздумывал об этом, когда луна вышла из облаков. Вокруг стало светло как днем, и тут я удостоверился, что за загородкой действительно была могила. Меня уже никто не удерживал за плечо. Я сошел с дороги и отправился к загородке. Я подошел ближе и начал разглядывать могильный камень. Бертран, на нем ничего не было написано!

— Никакого имени?

— Нет. И это очень странно. Я подумал: «Как странно!» Ведь там был кто-то похоронен, но не было написано его имени. Потом я пригляделся повнимательнее и увидел, что на камне было что-то написано. Внизу была высечена маленькими цифрами дата.

Он заколебался, прежде чем продолжить рассказ.

— Бертран, я знаю, что заглянул в будущее, и поэтому я развернулся и в панике побежал прочь от могилы.

Наполеон не мог найти слов.

— Я знаю, что стоял у собственной могилы.

Бертран попытался его успокоить. Он сказал, что подобные сны бывают довольно часто и ничего не значат. Наполеон его не слушал.

Затем император продолжил тихим голосом:

— Бертран, я знаю, что у нас нет времени, чтобы призвать себе на помощь царя. Вы сказали, что весь процесс займет около двух лет. Теперь послушайте меня. Дата в ногах камня, которую я видел собственными глазами, была — 5-е мая 1821 года.

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая