Прошло несколько недель, во время которых суровый губернатор не сводил осуждающего взгляда с семейства, проживающего в «Брайарс». По прошествии некоторого времени Бертраны опять пригласили Бэлкумов на ужин. Им объяснили, что Наполеон не будет присутствовать. Джейн отправилась на очередной прием, и Бетси уговорила мать позволить ей надеть самый красивый костюм, который ей изготовила миссис Кристи Димкуззен. В костюме хорошо обыгрывались военные мотивы. Он был сшит из материала черного цвета, и пуговицы кончались высоко на шее, а на плечах прикрепили забавную имитацию военных эполет. Юбка по контрасту была удивительно женственной и пышной, как у танцовщицы.

— Мадемуазель, — сказал Бертран, целуя Бетси руку как взрослой. — Будем надеяться, что после ужина нас посетит император. Ему очень понравится военный мотив вашего наряда.

— Он придет, господин граф, — шепнула ему Бетси. — Когда мы ехали в этой ужасной повозке, я заметила солнечный зайчик, и мне кажется, что он следил за нами через подзорную трубу.

— У нас будет ранний ужин, — объявила мадам Бертран, беря под руку миссис Бэлкум.

За ужином хозяин извинился за поданное красное вино с резким вкусом.

— Его обожает император, и сегодня он пополнил запасы.

— Я обратил на это внимание, — сказал господин Бэлкум, — оно из Кадиса, не так ли?

Бертран кивнул головой.

— Он просто обожает это вино и приказывает сразу подавать на стол и отсылает несколько бутылок нам. Вам оно нравится?

Гость сделал глоток.

— Вообще-то я привык к портвейну…

— Правильно, — захохотал Бертран. Он говорил медленно, не совсем хорошо объясняясь по-английски. — Не стоит больше ничего говорить. После десерта мы выпьем портвейн.

Портвейн прибыл, и господин Бэлкум расслабился, но вдруг до них донесся шум из комнаты, где находились дамы. Младшие девочки Бертранов что-то воскликнули, потом — голос Бетси.

Ночь пришла нежданно, как это бывает только в тропиках, и звезды не могли осветить пространство между домом Бертранов и Лонгвудом. Из дома Лонгвуда вышла небольшая группа людей. Впереди — трое слуг с горящими факелами. За ними — Наполеон, а за ним Перрон со свертком, завернутым в бархат под рукой. Совсем недавно умер Киприани, и Перрон занял его место, прислуживая императору.

На Наполеоне был надет сюртук, который он только что получил от портного. В нем он казался выше, что, конечно, было результатом пылкого желания похудеть. Он выглядел весьма подтянутым. При свете факелов его лоб казался выше и белее. Походка была быстрой, и в ней не осталось тяжести и неторопливости, когда он с ленцой прохаживался по территории Лонгвуда.

Бетси почувствовала, как у нее сжалось сердце. Никогда прежде он не выглядел таким внушительным и… романтичным. В первый раз она поняла, почему женщины не могли противостоять ему и почему он очаровывал людей даже в покоренных странах. Она решила, что таким был Наполеон, когда мимо него проходила гвардия и солдаты восклицали. «Идущие на смерть, приветствуют тебя!»

«Как он чудесно выглядит, — подумала девушка. — Он мне совсем не кажется старым!»

В этот момент она вспомнила, о чем ей говорила Леди в Вуали:

«Вы по уши влюблены в Героя».

Сейчас она понимала, что ее чувства по отношению к императору были несколько иными. Возможно, она им увлеклась. Об этом ее тоже предупреждала Леди в Вуали.

«Я не должна этого делать, — решила девушка. — Я должна быть разумной, и мои чувства не могут взять верх надо мною».

Когда группа повернула к воротам, Наполеон взял у слуги один из факелов и описал над головой красивую широкую огненную арку. Он даже изобразил балетное па. Но в этот раз движение было легким и изящным.

«Что случилось? — подумала девушка, приближаясь к окну. — У него чудесное настроение. Я никогда не видела его таким».

Такое настроение было также и у маршала. Если бы кто-то попытался за ним понаблюдать, то заметил, как на лице Бертрана отражались чувства императора. Но никому это и в голову не пришло сделать. Дамы столпились у окна, а Вильям Бэлкум отнес бокал в столовую и поставил его на стол.

«Ни на кого не может так хорошо повлиять это ужасное испанское вино», — подумал он про себя.

Войдя в небольшую гостиную, Наполеон поцеловал руку хозяйке дома.

— Дорогая, вы очень добры и тактичны и позвали к себе только приятных мне людей.

Он задержал руку на плече Бертрана. Бетси внимательно наблюдала за ними, и ей стало ясно, что у них была какая-то общая приятная тайна. Глаза у них блестели. Она сама начала волноваться, не понимая, в чем тут дело. Почему вдруг разгорелись пухлые щечки Бертрана?

Наполеон позвал Перрона и взял из его рук сверток. Это оказался футляр из розового дерева. В нем находилась шестиструнная гитара. Наполеон вынул инструмент и показал его всем присутствующим.

— Эта гитара принадлежала моей сестре, и она прислала ее мне до того… как я покинул Париж. Господи, как же хорошо она играла! Она была в этот момент прелестна. Моя прекрасная Полина не была хорошей музыкантшей. Тоже самое относилось к императрице. Жозефина играла на арфе лишь одну мелодию, да и ту — весьма плохо.

Надеюсь, что сегодня вечером, все будет наоборот, — продолжал император, — Бетси-и, я слышал, как вы играли у себя дома, и мне кажется, что у вас это неплохо получалось. Вы сможете что-либо исполнить на этом инструменте?

Бетси взяла в руки гитару, коснулась струн и провела рукой по гладкой поверхности. Она прикасалась к инструменту бережно и ласково.

— Какая чудесная гитара. Боюсь, что она слишком хороша для моих весьма средних способностей. Джейн играет лучше меня.

— Джейн здесь нет, — император повернулся к мадам Бертран. — Я слышал, что вы собирались играть в вист. Вас как раз четверо, и вы все играете лучше меня. Мне хочется послушать, как Бетси-и попробует сыграть на гитаре.

Все действительно собирались играть в вист, а Бетси с императором отправились в полумрак маленького садика. Ее твердой рукой направлял туда император. Они уселись под деревом. Юбка девушки раскинулась у ее ног широким веером и скрыла кресло полностью. В полумраке казалось, что Бетси парит в воздухе.

— Я волнуюсь, сир. Я действительно не очень хорошо играю на гитаре, а это — чудесный инструмент.

Наполеон не сводил взгляда с лунного лучика, волшебно расцвечивающего ее волосы, скрепленные узкой темной бархатной ленточкой.

— Этому инструменту повезло. Его всегда ласкают руки прекрасных женщин. Бетси-и, вам не стоит быть слишком скромной. Я хочу вас послушать.

Бетси начала перебирать струны и заиграла знакомую мелодию.

— Это французская песня, — заявил Наполеон.

— Песня Дюнуа, вам она должна быть хорошо знакома. По-моему, ваша племянница королева Гортензия Голландская помогала написать эту вещь.

Наполеон попытался вспомнить, а потом кивнул головой.

— Да, вы правы. Гортензия придумала мелодию. Она была более музыкальной, чем ее мать. Но почему-то эту мелодию начали использовать роялисты, и мне было неприятно ее слушать. Но мелодия вполне хороша. Спойте для меня.

— Мне известен отрывок песни. Я сыграю всю мелодию и спою ее самый конец.

Она начала уверенно играть, а потом запела по-английски:

«Бессмертная королева Небес,

Исполни солдатскую молитву.

Пусть стану я рыцарем смелым.

И сердце красавице отдам,

Пусть буду я рыцарем смелым

И сердце красавице отдам».

Наполеон не сводил с девушки глаз. Казалось, что он упивался прелестью юной красавицы.

— Малышка, у вас голос стал гораздо лучше. Но вы вообще настолько изменились, что я не могу поверить, что все случилось за такое короткое время. Как понять: у французской песни — английские слова?

— Кажется, ее перевел сэр Вальтер Скотт.

— Значит, так появляются песни на вашем невежественном острове?

— Пожалуйста, сир! Такой прелестный вечер… Неужели вы не можете более вежливо говорить о нас?

Наступило молчание, а потом Наполеон вздохнул.

— Вы не должны на меня обижаться из-за того, что я говорю колкости. Мне больше ничего не осталось.

— Вы хотите, чтобы я спела английскую песню? Она совсем новая и мне нравится.

Император утвердительно кивнул, и из-под пальцев девушки полилась печальная мелодия.

«Арфа когда-то наполняла залы Тары

Звуками музыки.

Сейчас она молчит и висит на стенах Тары,

И все кругом мертво.

Так гордость прежних дней

И нашей славы закончились, умолкли насовсем.

Сердца, что прежде бились сильно от похвал,

Теперь молчат».

— Я слышал, как Грассини пела эту песню, — заявил император. — Только тогда она пела по-итальянски. Мелодия весьма приятная, и вы поете ее с чувством.

— Грассини? Она была среди остальных?

Наполеон кивнул головой.

— Она оказалась такой надоедливой, потому что требовала, чтобы я признал перед всем миром, что она стала моей путеводной звездой. Я сказал «Нет!» и перестал ей снимать дом на рю де Шантерен.

Бетси была в шоке.

— Рю де Шантерен! Тот же самый дом?

— Нет. Она сейчас в России, как мне кажется. Конечно, я ее хорошо обеспечил.

Оператор поднялся на ноги, взял гитару из рук девушки и положил ее в футляр розового дерева, а потом снова занял свое место. Наступила тишина.

— Бетси-и, вы мне доставили удовольствие музыкой. Но мне хотелось с вами поговорить. Это очень серьезный разговор, моя малышка. Очень серьезный. Вы превратились в прекрасную, юную женщину. Мне приходилось встречаться со многими красавицами, но вы, — он быстро улыбнулся, — но вы — самая прелестная из чудесных красавиц. Красота дает большие возможности, но налагает и огромную ответственность. Вы — умны и хорошо владеете языком, чтобы выражать то, о чем вы думаете. Вы можете подняться на большие высоты.

— Сир, — возразила Бетси. — Как может женщина достичь высот в совершенно мужском созданном вами мире?

Он стал очень серьезен.

— Это относится ко многим женщинам. Они обычно выходят замуж и должны стать хорошими женами и растить детей. Но вы станете признанной красавицею, куда бы вы ни отправились — в Париж, Вену, Рим, Лондон и даже Нью-Йорк. Я буду разочарован, если вы не достигнете тех высот, которые я для вас рисую в уме.

Не так сложно предсказать, что случится на маленьком острове, где все подходящие для брака мужчины — если только кого-то из них так можно назвать — являются английскими офицерами. Вы сразу станете победительницей, и они столпятся у вас на крыльце и станут болтать о каких-то глупостях. Но ни один из них не достоин вашего мизинца. Я понимаю, что вы должны танцевать и немного флиртовать, но я очень рассержусь — нет, я буду вне себя от ярости — если вы увлечетесь кем-нибудь из них! Вы не должны ни о ком из них думать серьезно!

— Но, сир, — заявила Бетси. — Что если жизнь сложится так, что я никогда не покину этот остров? Вполне возможно, что мое семейство навсегда останется здесь.

— Нет, нет! Даже и не думайте! — воскликнул Наполеон. — Вы должны верить в судьбу. Если вы будете верить, вас ждет шанс. Вспомните о дамах, игравших крупные роли в мужском мире. Чудесная леди Холланд в Англии, мадам Сталь [51], Рекамье [52], мадам Роланд, Аврора Кенигсмарк… Нет, она на поколение младше и славилась красотой. Честное слово, я бы мог привести множество примеров. Возможно, вам удастся убедить отца отправиться в Нью-Йорк. Там есть возможность сколотить огромные деньги.

— Нью-Йорк! — заволновалась Бетси. — Это очень далеко от родных мест!

— Вскоре все в мире переменится. Я создал мир для солдат, где главным являлось преданное сердце, а не голубая кровь. Теперь Америка создает мир индустриальных гигантов, они их называют миллионерами. Завораживающее слово. Какие блестящие перспективы! Если бы я раньше обладал теперешними знаниями… В то время, когда я умирал с голоду во Франции, я бы, возможно, повременил вступать в армию. Вместо этого я отправился бы в Нью-Йорк и начал строить быстроходные суда. Я бы оставался до сих пор там, — добавил он со вздохом. — Бетси-и, — сказал он, помолчав, — для вас будет несложно покинуть остров. Вы читали о неком семействе, живущем на Корсике, чье имя было Бонапарт? — он показал в сторону дома. — Судя по голосам, они уже возмущены друг другом, а это значит, что им приносит удовольствие игра в вист. Значит, мы пока можем туда не ходить. Возможно, ваша вера в будущее укрепится, если я кое-что расскажу вам об этом семействе и о том, как второй сын выбрал свою звезду… и никогда не сворачивал с выбранной дороги…

Бетси была готова его выслушать.

— Пожалуйста, сир. Мне бы очень хотелось все узнать о втором сыне семейства Бонапарт.

В сердце Аяччо имеется тихая старинная четырехугольная площадь. Она расположена за собором, и на нее выходят узкие тенистые улочки с платанами и вязами. На одной из этих улиц — рю Сан-Карло стоял каменный дом в четыре этажа. Стены старого дома покрывала желтоватая штукатурка, и все окна, по два на каждом этаже, были прикрыты покрашенными в серый цвет ставнями.

Аяччо был не богатым городком, но дома, стоявшие за собором, выглядели вполне прилично, и их занимали старинные корсиканские семейства. Этот дом принадлежал семейству Бонапарт, которые в то время прославились только тем, что были весьма многочисленны. У них было двенадцать детей, но четверо из них умерли, а восемь оставшихся заполоняли большие и малообставленные комнаты и коридоры, выдувавшиеся сквозняками, дети шумели, пели, спорили и ссорились. Их головки выглядывали из-за ставень. Они смело карабкались на плоскую крышу и играли на улице и на узкой аллее возле дома.

Глава семейства Карл-Мария Бонапарт, которого обычно называли Карло, был юристом, говорливым и напористым. Он был высоким и стройным, с оливковой кожей и красивым носом. Его глаза никогда не были спокойны — они сверкали, танцевали и горели.

Мать — Летиция — принадлежала к благородному семейству Рамолино и принесла с собой юристу приданое. Правда, оно было невелико — семь или восемь тысяч франков. Когда мадам Бонапарт сочеталась браком с Карло, она была красавицей, ей в то время было четырнадцать лет. У нее были красивые темные глаза и привлекательное умное лицо. В доме на рю Сан-Карло стоял большой диван с высокими подголовниками. Это был удобный диван, хотя несколько потрепанный, именно с него по-настоящему начинается история семейства Бонапарт.

Карло поддерживал Паоли, возглавлявшего независимую партию на Корсике, когда Генуэзское правление было перенесено во Францию. К этому времени в семье родились две дочери. Они вскоре умерли. Потом на свет появился Жозеф; казалось, что он стремится зацепиться на этом свете. Кроме того, очередное дитя собиралось вскоре осчастливить семейство. Летиция решила — куда бы ни отправился ее любимый Карло, она последует за ним. Когда он поднимался в горы, чтобы там присоединиться к клану Паоли, она была вместе с ним. Несколько месяцев они жили в пещерах и часто засыпали на открытом воздухе. Им приходилось двигаться по горным перевалам и форсировать бурные разлившиеся реки.

— Наше дитя будет мальчиком и станет солдатом, — заявил Карло. — Никогда так рано не начиналась военная карьера.

Он оказался прав. Это был мальчик, и он стал полководцем.

Они продолжали играть в прятки с французскими войсками, когда Летиция поняла, что пришло время рожать. Она, волнуясь, сообщила новость мужу.

— Пожалуйста, Карло, я хочу, чтобы наш сын родился в нашем доме, а не где-то под кустом. Почему бы нам сейчас не вернуться домой?

Карло очень серьезно относился к военным делам. У него на куртке было нашито полдюжины карманов, и в каждом из них находился пистолет. Он начал их перебирать и раздумывать.

— Дорогая малышка Летиция, — шепнул он. — Со мной никто не делился, но мне кажется, что дела обстоят паршиво. Я тут ничего не могу поделать. Если ты хочешь, мы вернемся домой. Даже если французы в Аяччо станут подозрительно на нас поглядывать.

Когда они наконец добрались до города, Летиция понимала, что они прибыли тютелька-в-тютельку.

— Мне нужно сразу отправиться на мессу, — сказала она мужу.

Старый дядюшка Лючано и родственница, жившая вместе с ними, принесли старинное плетеное кресло и в нем Летицию понесли в церковь. Кресло поставили за задним рядом скамей в церкви, и это оказалось правильным, потому что только священник начал читать проповедь, как у Летиции начались схватки. Дядюшка Лючано, ранее служивший в церкви, а теперь ушедший в отставку и сильно страдавший от ревматизма, взялся за кресло с одной стороны, а взволнованный Карло — с другой.

— Не торопись! — с трудом прошептал Лючано.

— Хорошо, но все равно, дядюшка Лючано, нам следует поторапливаться.

Они отправились домой и еле успели вовремя. Когда они дошли до дома, у них не осталось времени, чтобы внести Летицию внутрь и отнести ее в спальню наверху: малыш-мальчишка, будущий солдат родился на диване в нижнем зале.

Это был дохленький человечек с большой головой, но даже сразу после рождения, казалось, что он все замечал. Все запомнили, что младенец не возвестил свое вступление в свет плаксивым, как мяуканье котенка, плачем. Нет, он издал громкий, настойчивый крик. Все, кто слышал этот крик впоследствии вспоминали, что он как бы пытался сказать:

— Вот я наконец появился и хочу, чтобы все поняли — все, что я пожелаю — я получу от жизни.

Младенца назвали Наполеон.

Тем временем армия Паоли потерпела серьезное поражение, и постепенно протест против французской оккупации пошел на спад. Карло решил, что он сделал все, что было в его силах, и отошел от движения. Позже его назначили на пост податного чиновника в суде Аяччо с жалованием шестьдесят фунтов в год. Ему эта сумма показалась настолько высокой, что он сразу начал строить столовую в старом каменном доме, а к ней чудесную террасу, где семейство собиралось по вечерам.

Но его годового жалования было недостаточно для огромного семейства. К тому же глава дома обладал экстравагантным вкусом, поэтому Карло приходилось немного заниматься юридическими делами. Он появлялся на работе в бархатном сюртуке с отделкой из кружев и поджидал клиентов. Но дети прибывали на белый свет с большей регулярностью, чем клиенты; семейству по временам приходилось достаточно туго.

Теперь следует представить всех детей семейства: Жозеф, Наполеон, Люсьен, Элиза, Луи, Полина, Каролина и Жером.

Дети были красивыми и умными, некоторые из них были очень похожи на храбрую матушку Летицию. Другие же обладали чертами характера, заимствованными от их легкомысленного отца.

Даже в то время, когда был жив папаша Карло, семейство жило весьма скромно. Карло был достаточно умен и умел заводить высокопоставленных друзей, но ему никогда не удавалось заработать достаточно денег, чтобы прилично содержать семейство. Эта проблема почти целиком лежала на плечах его жены — прекрасной Летиции, которой удалось сохранить остатки красоты до конца дней. В женщине было заложено глубочайшее чувство ответственности по отношению к семье и детям, и она обладала здравым смыслом. Каким-то образом ей удавалось кормить семью, и она ни минуты не сидела без дела. Она шила платья для своих дочерей и постоянно перераспределяла старые костюмчики среди своих мальчишек.

Жозеф был старшим среди оставшихся в живых детей и должен был заняться юриспруденцией. Хотя ему лучше подошло бы банковское дело. Даже будучи мальчиком, он где-то доставал деньги и умел удержать их в руках. Часто, когда его отец ничего не добавлял в тощий семейный кошелек, Наполеону приходилось слышать отрывки разговора между матерью и старшим братом.

— Маман, маман, я не могу это сделать! Я не кую деньги!

— Жозеф, у тебя всегда есть деньги. Мне это прекрасно известно, сынок. Я тобой горжусь, хотя мне непонятно, где мальчишка может достать столько денег. Пожалуйста, поделись деньгами всего один разочек.

— Маман, так нечестно. Почему бы нашему отцу…

— Достаточно! — Летиция никогда не позволяла критиковать удивительного человека, которому она отдала свою любовь.

— Банкиры, на которых ты работаешь, тебе помогут. Ты что хочешь, чтобы твои братья и прелестные сестрицы ходили голодными?

Жозеф всегда сдавался перед материнским натиском, и на столе появлялась дешевая рыба, а то и нога чудесного корсиканского барана. После того как Карло умер во французской больнице от рака, вся ответственность за денежные дела семьи легла на широкие плечи Жозефа. Его к тому времени избрали членом муниципального совета Аяччо. Именно поэтому Наполеон больше всех любил старшего брата и одаривал его коронами.

На самом деле совсем не обязательно было страдать от нужды храброй Летиции и ее многочисленному выводку. На свете существовал дядюшка Лючано. Он занимал в церкви пост архидиакона. В старости он стал жить вместе с ними. У него была сутулая фигура, горбатый крупный нос, и он сильно страдал от ревматизма. У него была холодная комната на третьем этаже, которую он редко покидал.

Ему перепоручили заботу о семейных финансах и той малости, что осталось от приданого Летиции. Старик считал, что деньги не стоит тратить. Их следует отдавать в рост под проценты, и тогда с течением времени их станет больше. Ни при каких обстоятельствах не следовало тратить деньги. Его не волновало, если шумные детишки страдали от голода. Старый мешок с костями подобные проблемы не волновали. Их все равно кто-то накормит. Женщина, жившая внизу, которую он уважал за ее трудолюбие и храбрость, что-нибудь да придумает. Ей всегда удавалось это сделать.

Когда к нему являлась взволнованная Летиция и молила дать ей денег, он только качал головой и тихо бормотал, что в данный момент у него на руках нет свободных денег.

— Но нужно что-то сделать! — кричала мать. — Дядюшка Лючано, я вне себя от отчаяния. Мы должны деньги мяснику и булочнику, они мне не дают в долг.

Дядюшка Лючано смотрел на нее из-под густых бровей и недовольно хмурился.

— Женщина, вы слишком вольно обращаетесь с деньгами. Так происходит все время, иначе вы бы не просили так часто, чтобы я вызвал кровь из камней. — Он продолжал хмуриться и что-то бормотать. — Хорошо, — наконец говорил он. — Я сейчас все посчитаю. Возможно, мне удастся дать вам кое-что. Приходите попозже.

Все думали, что жадина дядюшка держал деньги в спальне, но никто не догадывался, где же он их прятал. Малышке Полине удалось открыть его секрет.

Она была любимицей семейства — тоненькая девочка, настолько прекрасная, что Наполеон всегда считал ее самой прелестной женщиной в мире. Но это случилось гораздо позже, когда она выросла и проводила большую часть времени на кушетке (сначала это была та самая кушетка, на котором родился Наполеон, а затем она возлежала на более дорогих и красивых диванах и кушетках). Вокруг нее собирались воздыхатели и болтали не переставая о разных пустяках. А пока что у малышки была хрупкая фигурка и она постоянно нарушала все домашние правила.

— Мари-Полина, — временами ее мать была вне себя. — Почему я позволяю вам столько вольностей? Почему я вас не наказываю за все шалости?

— Маман, неужели я действительно так плохо себя веду? — удивлялась девочка. — Я этого не хотела.

Наполеон больше всех обожал эту шаловливую девчонку — так было до конца жизни.

Как-то утром неутомимая Полина влезла на третий этаж и через раскрытую дверь заглянула в комнату дядюшки Лючано. Он спал настолько крепко, что его не разбудила муха, сидящая у него на кончике носа.

Через некоторое время в спальне послышались громкие крики, слышные даже на площади, куда выходили окна спальни.

— Женщина! Летиция! Поднимайся ко мне побыстрее!

Летиция одним духом взлетела по узкой лестнице и увидела, что старик перевесился через край постели и что-то кричал абсолютно спокойной Полине, сидевшей на полу и подоткнувшей юбки под маленькими белыми коленками. Девочка нашла мешок, где хранились деньги. Она позже объяснила, что мешок хранился под постелью и его можно было достать только снизу.

Девочка была собой очень довольна. Она развязала завязки мешка и рассыпала серебряные и золотые монетки по полу. Когда пожаловала ее мать, малышка спокойно собирала монеты в равные кучки.