Среди убийц и грабителей

Я, конечно, с радостью согласилась и обещала через час-другой доставить деньги. И действительно, часа через два я вернулась и передала хозяину 35 тысяч рублей. Сирот о. Николая я обеспечила, и они сразу же после похорон уехали к себе на родину в провинцию. Я стала успокаиваться и пришла было в себя, как вдруг звонит мне по телефону этот противный бразилец и просит явиться для переговоров в Александровский садик, что у Кремля. Я почуяла недоброе, но делать нечего – отправляюсь. Оказалось, что этот мошенник проигрался на скачках и просит настойчиво дать ему 50 тысяч рублей. Обозлило это меня страшно, да что было с ним делать? Дала. Прошло недели две, вдруг он опять звонит. Я было выругала его по телефону, а он заявляет, что на этот раз дело крайне серьезно и переговорить необходимо. Отправляюсь опять в Александровский садик. На сей раз он заявил, что смерть о. Николая грозит выплыть наружу, что люди, выносившие из гостиницы его труп, что-то пронюхали, грозят поднять дело и, чтобы купить их молчание, необходимо 100 тысяч. Я возмущенно торговалась, но он так запугал меня, что я, наконец, согласилась дать и эти деньги. Но представьте, каков мерзавец! Не прошло и месяца, как он опять звонит и заявляет прямо начистоту: „Вот что, сударыня, я ликвидирую свои дела в России и на днях уезжаю в Бразилию. На родине мне понадобятся деньги, а посему извольте в последний раз мне дать 200 тысяч, в противном случае, приехав в Америку, я извещу оттуда и русские власти, и ваших детей, и знакомых о случае с о. Николаем“. В ярости я ему крикнула в трубку: „Да кто поверит россказням всякого проходимца?“ А он: „Однако вы очень наивны, сударыня! Не забывайте, что в моих руках находится ряд засвидетельствованных копий с протокола, а на них значится и ваша подпись. Этим документам, конечно, всякий поверит“. Огорошенная этими словами, я замолчала. „Так как же, сударыня, угодно будет вам исполнить мое требование?“ – „Но у меня нет этих денег!“ – попробовала я отговориться. „Полноте, ваши средства Москве известны! Впрочем, не торопитесь, даю вам неделю сроку, но в будущий четверг, в 3 часа дня, буду ждать вас в буфете Ярославского вокзала. Итак, сударыня, ваш ответ?“ – „Хорошо, привезу!“ – ответила я покорно. Однако, обдумав хорошенько свое положение, я пришла в отчаяние: получит он с меня и эти 200 тысяч, а какая уверенность может быть у меня, что на этом дело кончится? И помчалась я к моему постоянному адвокату г. Шмакову да и рассказала все, как вам. Он же мне говорит: „Здесь по суду ничего не поделаешь! Просто не знаю, что вам и посоветовать! Впрочем, вот что: едемте сейчас к начальнику сыскной полиции Кошко, посоветуйтесь с ним, может быть, он что-нибудь придумает“. Я, конечно, согласилась, и вот мы к вам и пожаловали.

– Благодарю вас, сударыня, за доверие, но я затрудняюсь что-либо вам ответить. Ваш тяжелый случай осложняется очень тем, что мошенник – иностранный подданный, а потому с ним приходится особенно церемониться. Во всяком случае, я подумаю. Сегодня у нас понедельник? Ваше rendez-vous в четверг? Приезжайте ко мне в среду, послезавтра. К этому времени я надеюсь что-либо изобрести. Не обещаю вам наверное, но во всяком случае попробуем.

– Ах, ради Бога, г. Кошко, придумайте, помогите, а то, право, хоть руки на себя накладывай!

– Постараюсь, постараюсь, сударыня, не отчаивайтесь!

Дама крепко пожала мне руку и выплыла из кабинета.

Я призадумался. Но прежде чем принять то или иное решение, я захотел посоветоваться с прокурором Московского окружного суда Брюном де Сент-Ипполит, с которым был в приятельских отношениях.

Выслушав меня, Брюн де Сент-Ипполит сказал приблизительно то же, что и Шмаков: что шантаж по закону русскому, как таковой, не наказуем, что для понятия о вымогательстве под угрозой требуются серьезные доказательства; но главное неудобство в том, что при ведении дела общим судебным порядком – огласка неизбежна, а это именно то, чего так боится пострадавшая. Тут может помочь только административное вмешательство. От прокурора я поехал к градоначальнику генералу Андреянову. Последний, ознакомившись с делом, заявил, что он не решается принять меры административного воздействия, так как в данном случае может вмешаться бразильский консул и, чего доброго, создаться целый дипломатический конфликт.

– Попробую все же, – сказал он мне, – позвонить министру внутренних дел.

И тут же он соединился по прямому проводу с министром Мак лаковым. Я наблюдал за ним. Градоначальник подробно изложил дело, выразил свои опасения и просил распоряжения. Выслушивая ответ Маклакова, он как-то конфузливо улыбнулся и раз даже вежливо перебил его: «Не Никарагуа, ваше высокопревосходительство, а Бразилия… Слушаю!… Слушаю-с!…» Затем, отойдя от аппарата, заявил мне: «Удивительно легкомысленный человек. Знаете, что он мне сказал? Очень нужно великодержавной России считаться с какой-то завалящейся Никарагуа! Уполномочиваю вас, генерал, применить к этому „парагвайцу“ те меры, что применили бы вы к рядовому русскому шантажисту. Действуйте энергично и быстро!»

Получив эти указания, я принялся действовать. В среду, когда приехала ко мне г-жа X., я сказал ей:

– Вот что мы сделаем. Завтра поезжайте на Ярославский вокзал и передайте этому типу 200 тысяч. Не беспокойтесь за деньги, он будет немедленно арестован, и эту сумму вам тотчас же возвратят. Но прежде, чем передать деньги, скажите ему следующее: «Вы несколько раз меня обманывали, и я вам больше не верю. Я привезла вам требуемые 200 тысяч, но передам их, только заручившись гарантией: застраховав себя от дальнейших ваших выпадов. Я хотела было потребовать от вас в замен копии протокола, но сообразила, что вы можете надуть меня – передадите мне три четыре, а у вас, быть может, переснята их дюжина. Вот почему я требую следующего: вы должны будете подписать компрометирующую вас бумажку». И вы протянете ему вот этот составленный мною документ.

Я передал даме бумагу. В ней значилось:

«Я, нижеподписавшийся, признаю себя виновным в том, что с помощью угроз, включительно до угрозы смертью, выманил мошенническим образом у госпожи X. последовательно 20, 50, 100 и, наконец, 200 тысяч рублей, в общей сложности 370 тысяч рублей. Впредь обязуюсь прекратить свои преступные вымогательства. Год, число, подпись».

Дав даме прочесть эту записку, я продолжал:

– Конечно, мошенник начнет отказываться дать свою подпись, но вы подчеркните, что не в ваших, конечно, интересах предъявлять эту расписку, так как вы больше всего боитесь огласки; что вы прибегнете к этой мере лишь в самом крайнем случае, т. е. если и на этот раз он не исполнит своего обещания и вновь предъявит какие-либо требования. Наконец, повертите перед его носом пакетом с 200 тысячами, надо думать, что он не устоит перед соблазном. Получив от него расписку, передайте деньги и поезжайте спокойно домой. Мои люди его арестуют, отберут деньги и привезут сюда. В субботу к часу дня приезжайте сюда для окончательной ликвидации дела. Тогда вы передадите мне подписанную шантажистом расписку. Я не назначаю более раннего срока, так как считаю полезным продержать его двое суток под арестом.

В четверг я командировал на Ярославский вокзал своего помощника Андреева и несколько агентов. Андреев мне потом докладывал:

– Ровно в три часа появилась г-жа X. и, подойдя в буфетном зале к столику бразильца, уселась. У них начался оживленный разговор. Затем г-жа X. предъявила бумагу. Мошенник, прочтя ее, сердито замотал головой. Они принялись спорить, и г-жа X. вытащила из сумки туго набитый пакет. Наконец, были потребованы чернила. Бразилец расписался и получил деньги. Г-жа X., спрятав расписку, немедленно удалилась. Я подошел к бразильцу и сказал:

«Пожалуйте, вас начальник сыскной полиции требует к себе». Бразилец сначала был совершенно ошарашен, он быстро оправился и громко заявил: «Прошу оставить меня в покое! Я никакого вашего начальника знать не желаю». Я указал ему на двух жандармов, стоявших у дверей: «Если вы немедленно добровольно не последуете за мной, то жандармы поведут вас силой». Угроза подействовала, и бразилец, бормоча что-то о консуле, последовал за мной.

В субботу, ровно в час, ко мне в кабинет вошла г-жа X.

– В четверг, – сказала она, – я исполнила все, как вы сказали. Вот вам расписка этого негодяя. Представьте, какой нахал: прочитав мою бумагу, он сначала не только отказался ее подписать, но принялся даже меня ругательски ругать. Какими только словами он не обозвал меня! И старой кикиморой, и старой потаскушкой – просто стыд и ужас! Однако ради дела я все стерпела и добилась-таки своего. Передав деньги, я не уехала домой, а спряталась у выхода и видела, как ваши люди его арестовали. У меня рука чесалась, так хотелось подбежать и обломать об него зонтик; но я, однако, сдержалась. Домой вернулась злая-презлая: разорвала на себе перчатки, выгнала горничную, высекла внука! Да где же он, этот мошенник?

– Прежде всего успокойтесь, сударыня! А затем – вот ваши деньги.

– Деньги – что! А где сам мошенник-то?

– Я сейчас его вызову. Но помните, нам предстоит разыграть комедию: необходимо его жестоко запугать, а это не так просто! Помните, что если он примется просить у вас прощения, то не прощайте сразу, помучайте хорошенько и лишь затем простите. Не удивляйтесь ничему, что будет происходить сейчас. Итак, – вы готовы?

– Готова, готова!

Я позвонил.

– Приведите арестованного в смежную с кабинетом комнату.

Когда это было исполнено, то началась «игра». Сначала мимо бразильца провели в мой кабинет нескольких арестованных в кандалах и наручниках (их тотчас же вывели в противоположную дверь). Затем я во все горло принялся разносить мнимых преступников, наконец, несколько моих надзирателей стали громко стучать и бороться в соседней комнате, а затем по сигналу завыли, застонали, запросили пощады. Я вызвал агента, наблюдавшего за бразильцем.

– Ну, что?

– Сидит ни жив ни мертв, бледный, чуть не трясется.

– Ладно! Теперь зовите его.

Взъерошенный, не бритый, вошел он ко мне в кабинет.

– Так вот ты каков гусь! – обратился я грозно к нему. – Ты это что же, мерзавец, по большим дорогам грабить собрался?! Или думаешь, что можно безнаказанно давать такие расписки?! – и я в воздухе потряс бумажонкой.

Но здесь моя дама визгливо вмешалась:

– Ах ты разбойник, ах ты негодяй! Что, брат, попался? Ты воображал, что на дуру наскочил? Что меня без конца грабить можно? Ах ты американская морда! Да я теперь тебя в Сибирь, в тундру, на Сахалин упеку!

Бразилец растерянно заметался и что-то залепетал.

– Проси сейчас же прощения! – крикнул я. – Да хорошенько! Не так, – на коленях, чучело гороховое!

Он упал на колени:

– Простите, простите, сударыня!

– Что-о-о? Простите! – взвыла г-жа X. – Не-е-ет! Ты не только пытался ограбить, но еще и облаял меня на вокзале, меня – вдову коммерции советника! Нет тебе, негодяй, прощения, и все тут!

Бразилец принялся снова умолять, но она казалась непреклонной.

Войдя в свою роль, темпераментная дама, натерпевшаяся, очевидно, достаточно за это время, смаковала свою победу. Прошло минут двадцать, а дама все упорствовала. Мне, наконец, надоела эта комедия, и я стал подмигивать ей: дескать, пора, прощайте уже. Какое там!

– Я не только сотру тебя в порошок, я не только запрячу тебя в Сибирь, а сегодня же повидаю еще твоего консула, и сама изложу ему дело.

Я принялся толкать ее ногой под столом. Мутным взором поглядела она на меня и, наконец, опомнилась.

– Ну, вот что, негодяй, – сказала она, наконец, своей жертве, – в душе я, конечно, не прощу тебя никогда! Но это дело до того мне претит, что я готова с ним покончить, а потому перед начальником я тебя прощаю. Но помни, что не для тебя, а для себя я это делаю!

Бразилец облегченно вздохнул.

– Рано вздыхаешь! – сказал я ему. – Твоя жертва тебя простила, но прощу ли я?

– Сжальтесь, г. начальник, ради Бога, не губите!

Я подошел к нему и сказал:

– Ну, черт с тобой! Ладно! Я бы не простил, да не хочу подымать шум, раскрывать тайну г-жи X. Я прощу тебя, но ставлю два непременных условия: во-первых – немедленно верни все выманенные деньги, а во-вторых, – чтобы через 48 часов тебя не было в России. Я тебя сейчас выпущу, но поставлю за тобой наблюдение, и если к завтрашнему дню ты не принесешь 170 тысяч и железнодорожные билеты на выезд за границу, то будешь немедленно арестован и тогда уже пеняй на себя. Помни, что подписанный тобой документ у меня. Ну, а теперь можешь идти!

Бразилец в точности исполнил мое приказание и на следующий же день явился с деньгами и с билетом.

– Ради Бога, г. начальник, разрешите жене остаться на некоторое время, чтобы ликвидировать дела с гостиницей!

– Хорошо, но чтоб торопилась.

Через месяц и она выехала из Москвы.

В день отъезда бразильца явилась ко мне сияющая г-жа X., и я ей передал деньги.

– Ах, я так вам благодарна, так благодарна, г. Кошко, что и сказать не могу. Наконец, я снова свет Божий увидела, а то, поверьте, все это время ходила как в чаду. Очень прошу вас, передайте вашим людям вот эти 50 тысяч, я так им благодарна!

– Что вы, что вы, сударыня?! Нет, такой суммы я не позволю им принять. Они исполняли лишь свои служебные обязанности.

– Нет, г. Кошко, уж в этом вы мне не откажите! Я непременно желаю их отблагодарить!

– Если вы, сударыня, непременно этого хотите, то поезжайте к градоначальнику и, если он разрешит, оставьте для передачи моим служащим некоторую сумму, но никак не более 5 тысяч; эта сумма будет им щедрой наградой.

Дама так и сделала.

Полицейский пристав и доктор были в двадцать четыре часа уволены в отставку.

Так были спасены семейный авторитет и «добродетель» миллионерши X.

РИЖСКИЕ АЛХИМИКИ

В самом начале девятисотых годов, в бытность мою начальником рижского сыскного отделения, в Риге произошло весьма замысловатое мошенничество, над раскрытием которого мне пришлось немало потрудиться.

По городу стали ходить упорные слухи о том, что образовалась шайка мошенников, ловко обманывающая доверчивых людей, продавая им медные опилки под видом рассыпного золота. Слухи эти были весьма упорны, причем молва называла даже инициаторов этой хитроумной комбинации. В числе их значились: домовладелец Лацкий, местный купец, обрусевший немец Вильям Шнейдерс, богатый латыш Ян Круминь и др.

Между тем никаких заявлений от потерпевших в полицию не поступало. Впрочем, это было неудивительно, так как все добываемое на приисках золото по закону обязательно должно было сдаваться в казну и оставление его в частных руках, а следовательно, и все торговые манипуляции р ним воспрещались и преследовались в уголовном порядке.

Но так как слухи не прекращались и назывались все те же лица, то я решил навести о них подробные справки. Выяснилось, что люди эти хорошо знакомы друг с другом, часто видятся, бывают нередко в местном клубе, где репутация их сильно «подмочена»: администрация клуба давно на них косится, подозревая в шулерстве.

Придравшись к этому подозрению, я произвел тщательный обыск у Лацкого, Шнейдерса и Круминя, отыскивая якобы крапленые карты, на самом же деле в надежде обнаружить запасы меди, служащей для мошенничества. Однако обыск оказался безрезультатным: ни меди, ни золота ни у кого из них обнаружить не удалось.

Через месяц примерно после этих неудачных обысков я получаю вдруг письменное приглашение от германского консула в Риге с просьбой пожаловать к нему по важному и совершенно конфиденциальному делу. Я отправился. Консул весьма любезно принял меня и сообщил, что на днях получил письмо от саксонского купца Альтенбурга, в котором последний рассказывает ему подробно, как он стал жертвой поразительно ловких мошенников, пригласивших его в Ригу и продавших ему, под видом рассыпного золота, медные опилки на 170 тысяч рублей. Альтенбург подробнейшим образом описывал приметы мошенников и указал место совершения сделки – Северную гостиницу; в конце письма он заявил, что никаких материальных претензий не предъявляет и дела не поднимает, так как знает, что покупка добытого на приисках рассыпного золота в России воспрещена; пишет он об этом консулу лишь в силу альтруистических побуждений, желая оградить на будущее время других.

Подробнейшие приметы и прямо художественное описание внешности мошенников, сделанное Альтенбургом, не оставляли, несмотря на вымышленные фамилии, сомнений в том, что и он стал жертвой шайки, возглавляемой Лацким, Шнейдерсом и Круминем.

Теперь в моих руках, помимо слухов, имелись уже конкретные данные, и я решил действовать смелее.

Но что было делать? Недавние обыски ничего не дали, а потому повторять их было бесцельно. Мне пришла в голову мысль о перлюстрации всей корреспонденции вышепоименованных лиц.

Чтобы получить разрешение на таковую, я отправился к местному губернатору М. А. Пашкову. Пашков был милейшим, честнейшим человеком. Однако он полагал, что даже и в борьбе с преступностью не следует забывать строгих велений морали и этики.

Вот почему слово «перлюстрация» повергло его в смущение и он отказал мне в своем содействии перед надлежащими властями на получение разрешения применить перлюстрацию к заподозренным в вышеназванном мошенничестве лицам. Я же для пользы дела считал ее в данном случае решительно необходимой, а потому вошел частным образом в соглашение с местным начальником почтовой конторы, моим личным знакомым, который и согласился осматривать всю получаемую и отправляемую этими лицами корреспонденцию.

Результаты не замедлили сказаться.

Так, на имя Лацкого вскоре было получено письмо от кенигсбергского купца Амштетера для передачи представителю торгового дома «Синюхин и К0», где Амштетер изъявлял принципиальное согласие на покупку 5 пудов золота и просил сообщить ему детали предполагаемой сделки. Стали просматривать корреспонденцию, отправляемую из Риги на имя Амштетера, и вскоре прочли письмо некоего Фоминых на бланке торгового дома «Синюхин и К°». Фоминых уговаривал немца приехать в Ригу, гарантируя ему пропуск «товара» в таможне, где у торгового дома давно подкуплены чиновники и т. д.

По исследовании почерка Фоминых, этот последний оказался не кем иным, как Шнейдерсом.

Мы тщательно продолжали следить за разраставшейся перепиской, фотографируя все письма и аккуратно пересылая подлинники по месту их назначения. Наконец, было получено извещение от Амштетера о дне и часе приезда, с указанием названия парохода. Аккуратный немец приложил к письму даже собственную фотографию. На ней красовался добродушный толстяк в широком дорожном пальто, в кепке и с сигарой во рту.

По моему приказанию с фотографии немедленно была переснята дюжина карточек, и мы стали усиленно готовиться к встрече. В условленный день, часа за два до парохода, восемь из моих лучших и опытнейших агентов заняли наблюдательные позиции. На пристани, на мостках, на берегу мои люди в виде носильщиков, извозчиков, городовых и пассажиров вели наблюдение. Каждый из них хорошо знал в лицо главарей шайки и был снабжен фотографией Амштетера. Минут за пятнадцать до прихода парохода к пристани подъехал на извозчике Лацкий с каким-то типом в поддевке, в высоких лакированных сапогах, с предлинной седой бородой. В этом типе мои люди не без труда узнали загримированного и переодетого Шнейдерса.

С приходом парохода мошенники принялись зорко следить за высаживающейся публикой. Одним из последних вышел Амштетер.

Он был все в том же дорожном пальто и кепке и для вящего, очевидно, сходства с фотографией покуривал сигару. Мошенники тотчас же подошли к нему, радостно приветствуя его, а Лацкий схватил даже чемодан приезжего и любезно понес его. Усевшись на парного извозчика, они покатили в Северную гостиницу. Здесь Амштетер с ними распрощался и направился в отведенный ему номер.

Северную гостиницу содержал, уже много лет, некий Антонов, человек, чрезвычайно дороживший репутацией своей гостиницы, вполне надежный, не раз сообщавший полиции о постояльцах, казавшихся ему подозрительными. Я немедля вызвал к себе этого Антонова…

– К вам сейчас с парохода приехал некий Амштетер?

– Да-с, г. начальник, вот их и документ-с.

– Вот что, Антонов, этот Амштетер вошел в соглашение с местными мошенниками и думает купить у них золото. Наверное, вы слышали уже, что в Риге завелись молодцы, которые продают медь за золото? Мне даже говорили, что сделки эти происходили и в вашей гостинице.

– Как не слыхать – слыхал! Опозорили мою гостиницу!

– Так вот! Нужно будет сменить вашу коридорную прислугу того этажа, где занял номер, Амштетер, и заменить ее моими людьми, конечно, на время.

Антонов подумал и сказал:

– Нет, г. начальник, это зря! Поднимется шум, пойдут разговоры, вы только мошенников спугнете. А вот что я вам скажу: люди служат у меня подолгу, народ надежный – ручаюсь за них, как за самого себя! Если там что присмотреть аль последить, а то и полюбопытствовать в вещах примерно – это они в лучшем виде могут, только прикажите. Опять же и я лично присмотрю и пособлю вам. А то менять прислугу – нет, это не дело!

– Что же, Антонов, пожалуй, вы и правы! Ладно, так и сделаем.

Я поставлю лишь наружное наблюдение, а вы настройте своих людей, да и сами смотрите в оба!

– Будьте спокойны, г. начальник, все в точности исполню!

Я так и сделал. Установить наружное наблюдение за Амштетером было тем более легко, что Северная гостиница помещалась как раз напротив полицейского управления, из окон которого виден был каждый человек, выходящий из ее подъезда.

Амштетер, приехав с пристани, помылся, переоделся, отправил телеграмму в Кенигсберг со своим рижским адресом и, позавтракав, потребовал себе гида, который мог бы показать ему так называемый клуб «Черноголовых». Клуб этот был рижской достопримечательностью.

Он представлял собой объединение холостяков на корпоративных началах, с ярко выраженными монархическими тенденциями. Основан он был еще до присоединения Лифляндии к России. Помещение клуба отличалось большой роскошью, прекрасными картинами, художественным столовым серебром, и слава его гремела на всю Европу.

Учреждение это называлось клубом «Черноголовых» потому, что члены его носили особые черные шапочки. Клуб был особенно популярен в Германии, и потому неудивительно, что Амштетер пожелал побывать в нем. Антонов известил меня об этом намерении своего постояльца, и я сейчас же направил своего агента в качестве чичероне, вменив ему в обязанность занять Амштетера осмотром клуба в течение, по крайней мере, полутора часов. За это время в его номере был произведен обыск. В чемодане оказалось белье, пачка аккуратно перенумерованных писем, по содержанию своему давно нам известных, и довольно большие складные весы в изящном плоском ящике. Денег никаких не было. Очевидно, Амштетер носил их при себе.

В этот же вечер его посетили Лацкий и загримированный по-прежнему Шнейдерс. Просидели у него с час. На следующее утро, часов в одиннадцать, они опять зашли к Амштетеру, и на сей раз визит их был очень краток. Часа в три дня Амштетер направился пешком на Калькштрассе, улицу крупных местных ювелиров, и, зайдя в ювелирный магазин Идельзака, довольно долго беседовал с хозяином.

У меня сразу же мелькнула мысль: подыскивает эксперта.

Взяв с собою агента Иванова, когда-то работавшего по ювелирной части, я направился с ним к Идельзаку.

– К вам тут в магазин с полчаса тому назад заходил господин (я подробно описал наружность Амштетера). Скажите, кто он такой и что ему нужно от вас?

Идельзак, знавший меня, любезно ответил:

– Да, действительно, такой господин заходил. Кто он – не знаю, а просил он меня прислать к нему в Северную гостиницу в комнату № 2, сегодня к 7 часам вечера, мастера для экспертизы каких-то золотых вещей. Я обещал, назначив цену в 10 рублей.

– Скажите, ваш разговор с ним слышал кто-либо?

– Нет, никто. Покупателей не было, мастер отсутствовал по поручению, а два приказчика пили чай в соседней комнате. Я был один, и мы говорили тихо.

– Он ничего больше вам не сказал?

– Нет. Разве что просил захватить и чувствительные ювелирные весы, и флакон с кислотой, – словом, все, что нужно для экспертизы. Да вот еще – почему-то велел не забыть мастеру захватить с собою двадцатифунтовую гирю точного веса. Зачем она ему – не знаю, но я обещал прислать с экспертом и гирю.

– Вот что, г. Идельзак, этот тип, к вам заходивший, мошенник, которого я давно выслеживаю. Мастера своего вы к нему не посылайте, вместо вашего эксперта пойдет мой агент – вот, г. Иванов. Он некогда работал в ювелирном деле, но вы, на всякий случай, освежите, пожалуйста, его познания по этой части, снабдите всем необходимым для экспертизы, не забудьте также и двадцатифунтовую гирю. Помните, г. Идельзак, что дело крайне серьезное, и я надеюсь, что вы не откажете исполнить мою просьбу. Помните, что в случае чего и вы можете отвечать перед законом.

Г. Идельзак, видимо в достаточной мере напуганный моим заявлением, нервно заговорил:

– Помилуйте, г. Кошко, да я всей душой рад вам помочь!

Необходимо ловить и уничтожить этих злодеев! Да разве я не понимаю?! Я все объясню вашему агенту, снабжу всем необходимым и в 7 часов отправлю в Северную гостиницу.

К 7 часам наблюдение в Северной гостинице было усилено: бойкий разносчик обходил номера, предлагая вечерние газеты; трудолюбивый монтер, стоя на лесенке, исправлял в коридоре электрические провода, подвыпивший купец, покачиваясь перед стойкой в буфете, подробно рассказывал буфетчику о преимуществах рижской миноги над ревельской килькой. Я лично с пятью агентами наблюдал из полицейского управления за подъездом гостиницы.

Ровно в 7 ч. появился мой эксперт и, шмыгнув в подъезд, поднялся к Амштетеру в номер. Минут через десять к гостинице подъехало два извозчика. На одном восседали Лацкий и Шнейдерс, на другом – латыш Круминь с неизвестным мне человеком. На каждом извозчике в ногах у седоков виднелся чемодан.

Их не без труда выволокли приехавшие и исчезли с ними в подъезде.

Вскоре из гостиницы прибежал мой «газетчик» и доложил, что из четырех приехавших трое прошли в номер Амштетера с чемоданами, а четвертый, неизвестный, остался почему-то ждать в коридоре.

Меня роль этого четвертого несколько смутила. Ведь не мог же он охранять в одиночестве мошенников.

Выждав около часу, я с агентами быстро вошел в гостиницу и поднялся во второй этаж. На разгуливавшего по коридору сообщника был бесшумно накинут мешок. Затем с коридорной горничной мы подошли к двери Амштетера. Она постучала. К дверям кто-то подошел и спросил: «Кто там?»

– Барин, вам заграничная телеграмма, – раздалось в ответ.

Замок щелкнул, протянулась рука, но в это время мои агенты сильно нажали на дверь и влетели вшестером в номер к Амштетеру.

Нам представилась картина, сильно напоминавшая последнее явление заключительного действия гоголевского «Ревизора». Правда, мы застали всего пятерых действующих лиц, но изумленная поза каждого из них удовлетворила бы, пожалуй, требования самого Станиславского.

На столе у стены виднелись две пары весов, большие складные Амштетера и крохотные нашего «эксперта». Тут же рядом с ними были выстроены в одну линию десять туго набитых кульков из крепкой, прекрасной выделки кожи. Пять из них были раскрыты, на остальных красовались увесистые пломбы с оттиском торгового дома «Братья Синюхины и К°». На столе же виднелись какие-то комочки папиросной бумаги, и в одном из них, видимо случайно развернувшемся, что-то блестело.

– Что, мошенники, попались-таки, наконец! – воскликнул я.

– Боже мой, Боже! Что теперь только будет? – взмолился Шнейдерс. – Ведь тут все наше состояние! Жена, дети – все теперь по миру пойдут!

– Полно, Шнейдерс, валять дурака! Расскажите лучше, откуда раздобыли столько медных опилок?

– Каких опилок?

– Да тех самых, что запломбированы у вас в мешках.

– Да помилуйте, это чистое золото!

– Ну что я с вами буду тут разговаривать! Григорий Николаевич, расскажите, как было дело? – обратился я к Иванову.

Иванов, сильно смущенный, проговорил:

– К великому моему изумлению, г. начальник, я должен засвидетельствовать, что в мешках чистое золото, по крайней мере, вот в этих пяти, что распломбированы!

– Что за вздор, Григорий Николаевич! Вы или рехнулись, или не умеете отличить золота от меди!

– Господин эксперт говорит сущую правду, – вмешался Амштетер. – Я настолько уверен в том, что это золото, что готов хоть сейчас заплатить за него деньги. Да и вообще, я не понимаю, что вам здесь нужно и кто вы такой?

– Кто я такой – вам скажет каждый из них, а нужно мне изловить мошенников, да, кстати, и сохранить вам не один десяток тысяч рублей! Но если это золото, то почему же вы, Шнейдерс, загримированы и переодеты?

– Потому, г. начальник, что сделка эта противна закону, и я, на всякий случай, хотел скрыть свою наружность от покупателя.

– Расскажите-ка подробнейшим образом все, чему вы были свидетелем, – обратился я к Иванову.

– Ровно в 7 часов, г. начальник, я вошел сюда. Амштетер любезно меня встретил, усадил, предложил сигару. Минут через 10—15 постучали и вошли вот эти господа с двумя чемоданами.

«Ну, слава Богу, все обошлось благополучно, – сказал Лацкий, обращаясь к Амштетеру, – товар довезен, никто ничего не подозревает, кругом тихо, и бояться нечего. Впрочем, мы нашего четвертого компаньона оставили здесь в коридоре на всякий случай.

Чуть что подозрительное заметит – сейчас же нам постучит в дверь тремя громкими ударами. Так что, видите, г. Амштетер, мы все предвидели. Ну, что же, приступим к делу?» – «С Богом!» – сказал Амштетер. Чемоданы были раскрыты, и из них извлекли вот эти десять мешков, тщательно запломбированных.

«Тут пять пудов золота, – сказал Шнейдерс, – по 20 фунтов в каждом мешке, как мы уже говорили». – «Прежде всего, проверим вес», – сказал Амштетер и, разложив привезенные им с собой весы, попросил у меня двадцатифунтовую гирю. «Не мог достать в Кенигсберге русской гири, у нас все на килограммы меряют».