Л. Кощеев
      О поддержке (обеспечении)
      По тому, как Она бросила трубку, я понял, что нужно ехать. Через пятнадцать минут, в 23:56, я уже пересекал темный, мрачный двор. Знакомые окна на третьем этаже светились и мерцали отблесками телеэкрана. Hо на телефонные звонки уже никто не отвечал, стальная дверь подъезда была наглухо заперта; и я метался под этими окнами, кидая в стекла мелкие камни и подстегиваемый самыми мрачными предположениями. Спустя полтора часа, когда эти предположения окрепли настолько, что уже не подталкивали к действиям, а, скорее, говорили о их запоздалости и абсурдности, дверь отворилась, и Она вышла. Мы сидели на холодной скамейке; порывы стылого ветра шипели в листве, и Ее голос сливался с этим шумом, выплескивая злобу, тоску, одиночество. И час шел за часом, а я только молчал... Это безумие продолжалось чуть больше месяца. Голос Ее был то холоден, то грустен, то деловит, иной раз скатываясь даже к нежности; пейджер дрожал от возбуждения, принимая Ее сообщения, и эта дрожь передавалась мне, сводя с ума. Она не говорила и не спрашивала - она только звала, всегда звала. Иногда это была знакомая группа цифр, иногда - отрывистое, но поэтичное "мне нужен зонтик и мужчина". А что я мог Ей ответить, кроме Ее же собственных инициалов? Да, да, конечно же, да. Я мчал через нудный сеющий дождь, торопясь доставить хотя бы зонтик. Я отменял встречи и отбрасывал другие дела, чтобы успеть на место через двадцать минут. Всякий раз я не знал, что от меня потребуется на этот раз. Я не знал, какая угроза нависла над Hей сегодня, но был готов прикрыть, увести Ее от чего угодно - скуки, грусти, удара, ареста; но одновременно Ее холодные, завораживающие глаза говорили и о том, что наиболее вероятный удар - удар в спину. Все это вообще было диким смешением лирики и юриспруденции, субботнего пикника и погони. Я не понимал, что от меня нужно в этой игре. Вероятнее всего, я сам - но весь, без остатка. Когда мы шли вместе по улицам летнего города, то ничем не отличались от тысяч других пар. Hо это не было ни любовью, ни дружбой. Ведь любовь не зависит от случайности встреч и сплетения житейских обстоятельств, а дружба не имеет предписанного срока. А нас всего-лишь столкнула судьба, и нужен я Ей по конкретному поводу. И часы нашего странного союза заведены и будут остановлены по действующему законодательству, санкциями должностных лиц. Я вел ее по улице под обстрелом завистливых взглядов, не поднимая глаз. Зависть - глупое чувство, парни. Завидовать - значит подозревать других в счастье, а это такая нелепость. Я-то явно не шел к счастью, и мог себя поздравить только с тем, что чужого я не ворую. Я просто берегу Ее для того, отсутствующего другого; и для того, что я делаю, есть только одно: Обеспечение.
      Собственно, я чем я еще занимаюсь в жизни, кроме обеспечения? Моя работа не имеет никакого самостоятельного значения, она только обеспечивает работу других; а их действия, в свою очередь, обеспечивают отдых кому-то третьему. С утра до ночи я помогаю, подсказываю, защищаю, прохожу дальше в салон и передаю на абонементы. Я давно уже не чувствую вкуса еды и удовольствия от музыки, поскольку все это мне нужно только для того, чтобы не упасть и не умереть с тоски до срока, не выполнив задачи очередного Обеспечения. Впрочем, кто из нас может похвастаться тем, что его жизнь и работа имеют ценность сами по себе? Разве не все вокруг погрязли во взаимном обеспечении, обслуживании и поддержке? -работники и клиенты, обеспечивающие и обеспечиваемые только постоянно меняются местами, не выходя из круга; человек бережет природу, чтобы она дала урожай, родители обеспечивают детей, чтобы те через несколько лет стали обеспечивать их самих; и когда пройдут века, когда уляжется вся эта пыль, от нас всех не останется ничего, кроме надписи на могильном камне "Они честно выполняли свой долг и помогали друг другу". Hо то, что принимается за норму в работе, почему-то абсолютно не принимается большинством в частных вопросах. Почему-то считается, что личная жизнь может быть и должна быть у любого. Между тем, эпитет "персональный, личный" как раз указывает обычно на избранность, исключительность: пенсия бывает у всех, персональная пенсия - только у привилегированных единиц. В точности то же и с "личной" жизнью. И вместо того, чтобы выстраивать странные нагромождения случайностей и уступок, а потом, обманывая самих себя, называть это своим счастьем - нам бы всем бросать свою серенькую, ничтожную жизнь, уходя в Обеспечение тех, у кого действительно нарисовалось что-то вроде счастья. В конце концов, люди, которые вызывают симпатию, нынче попадаются крайне редко - и их нужно обеспечивать вне зависимости от их к вам отношения. Я знаю всему этому цену, и знаю, чем это все кончится. Я несусь к концу, к разлуке с Hей, я сам приближаю этот момент изо всех сил, поскольку суть честной работы и в этом. Того, другого я не люблю; по большому счету, он мне совершенно безразличен. Hо он нужен Ей, а, стало быть, и мне. Он мне нужен точно также, как деньги в кармане или эти цветы в руке. Поэтому я обеспечиваю его, а он, сам не зная того, обеспечивает меня. И когда он вернулся, это было моей победой, моим спасением и моим концом. Конец обеспечения - это смерть. Возвращаешься домой, зная, что тебя никто больше не дернет срочным вызовом; вокруг пустота, а в душе что-то такое, что не зависит от времени и расположения обстоятельств.