Судорожно прокручивающему в голове всевозможные планы спасения Висту снова попались на глаза возбужденно бегающие по вольеру овчарки. Подозвав к себе одного из двух оставшихся в живых собаководов, он спросил:

– Твои собаки смогут внезапно напасть на «Иванов»?

– Так точно, – уверенно ответил тот, – они бросаются молча и приучены сразу вцепляться в человека и перегрызать ему горло.

– Прекрасно, – обрадовался Вист, – вот и давай, выпусти на них сейчас штук пять самых злобных, посмотрим, что из этого получится.

Собаковод быстро открыл дверцу вольера и, прицепив на специальные поводки шесть крупных псов, потащил их во мрак казармы. Вист, естественно, последовал за ними. Приказав всем прекратить стрельбу, он дал команду спустить собак. Те, возбужденные запахом свежей крови, со злобным рычанием бросились через баррикаду в сторону склада, и через несколько секунд оттуда раздались крики, стрельба и стоны.

Пользуясь передышкой, танкисты завалили ящиками вход в соседнее помещение, заклинили монтировкой люк в лифтовой шахте, поднявшись по цепи, как по лестнице, и собирались заклинить еще два небольших люка на потолке в центре зала. Но в этот момент, со стороны немцев послышался лай собак, и несколько крупных псов ворвались на склад, легко перемахнув через баррикаду из ящиков. Конечно, те из танкистов, кто держал в руках оружие, с трудом, но отбились от собак, но раненые, лежащие у боковой стены, никакого сопротивления оказать не могли и были загрызены псами насмерть.

– А русских ведь на складе совсем немного, – внезапно догадался уполномоченный, внимательно прислушиваясь к звукам борьбы, доносившимся со склада, – пожалуй, даже не больше десятка. Так вот, значит, почему они не атакуют, у них у самих там крайне мало людей. Ну что же, – решил он, – это мне сейчас очень на руку.

Оставив на баррикаде только пятерых солдат с винтовками, он приказал всем остальным уходить. Через минуту, оказавшись в помещении дизельной, Вист разделил их на две группы. Одним он приказал оказывать посильную помощь раненым, а троих, самых крепких, под командой Ганса отправил на разведку. Задача разведчиков была такова. Они должны были, поднявшись на второй этаж артиллерийского склада, добраться до двери, выводящей к лестнице запасного выхода, и, спустившись на один пролет, зайти на нижний склад с другой стороны, то есть практически в тыл нашим танкистам. Уже оказавшись там, они должны были попробовать произвести разведку намерений русских танкистов, а заодно, может быть, и выяснить, каким путем они там оказались. Поднявшийся вместе с разведгруппой на следующий уровень Вист с помощью своего чудо-ключа отпер дверь второго этажа и, еще раз объяснив им задачу, спустился в помещение дизельной. К этому времени к имеющимся шестерым раненым добавился еще один, совсем еще юный парень, которому пуля раздробила ключицу. Он лежал весь в крови на полу, а один из собаководов неумело бинтовал его прямо поверх мундира.

«За какие же грехи я попал в такое идиотское положение, – злился на себя Вист, – ну надо же было приключиться этому немыслимому, поистине дурацкому казусу именно сегодня!»

Он взглянул на часы: семнадцать двадцать пять. «Ну, что же, осталось всего полчаса до затопления бункера, – быстро прикинул он, – пора бы мне позаботиться и об эвакуации. Всех здоровых и легкораненых нужно будет отправить в «тупиковую шахту», откуда они через городскую канализацию доберутся до реки, а оттуда, попозже, легко смогут просочиться на окраины, где, переодевшись в гражданское, может быть, сойдут перед русскими за торговцев или крестьян. Гансу же с Карлом следует поручить доставить доктора Роде прямо к нему домой. Пусть пока приглядывают за ним, а то как бы наш милейший профессор не ляпнул случайно чего лишнего».

Вист вынул из кармана блокнот и, часто сверяясь со схемой кенигсбергских подземелий, начал рисовать план выхода на поверхность для оставшихся в живых солдат. Но, нарисовав его примерно наполовину, он задумался, отложил карандаш, а затем и вовсе порвал листок с нарисованными на нем проходами на мелкие части.

«Нет, старина Георг, – решил он, – так не пойдет. Первое, о чем меня спросят в Берлине, так это о том, сколько осталось живых свидетелей, которые знают, где сложены сокровища Рейха, и почему я это допустил. Пожалуй, я оставлю возможность спастись только троим: Роде, Карлу и, конечно, Гансу. Остальным придется «держать здесь оборону» до конца. Кстати, этот урок нашему искусствоведу будет весьма полезен на будущее».

Прекрасно понимая, что отстреливаться скоро будет совершенно нечем, Александр Иванович решил, что пришла пора отступать наверх и попытаться отсидеться под танками, надеясь, что их когда-нибудь откопают. Первыми двинулись на выход Степашин и Круглов. Но едва они скрылись за клинкетной дверью, как оттуда раздался шум борьбы, и капитан, шедший третьим, услышал крик механика: «Саша, здесь га...» Поняв, что дело плохо и враг неведомым образом зашел с тыла, капитан Сорокин выхватил из кобуры свой «ТТ» и дважды выстрелил в просвет двери. По лестнице дробно загремели чьи-то сапоги. Услышав в своем тылу выстрелы, к капитану подбежали все оставшиеся в живых танкисты.

– Надо отходить, братцы, – сказал им комбат, – и будьте наготове, кажется, на лестнице засели немцы.

Все приготовили оружие и осторожно выглянули на лестничную площадку. В тусклом свете ламп танкисты увидели лежащих на полу Степашина и Круглова. В спине механика так и остался торчать нож с костяной ребристой ручкой. Но самих немцев на площадке уже не было. Откуда они вылезли и куда потом пропали, так навсегда и осталось для капитана Сорокина загадкой.

В этот момент раздался условный стук в дверь, и уполномоченный торопливо отпер ее. В дизельную, звеня оружием, ввалились запыхавшиеся разведчики.

– Ну, что там? Определили, какие там силы у русских? – затормошил их Вист.

– Разведка не очень удалась, господин оберштурмбаннфюрер, – ответил за всех плечистый автоматчик в окровавленной форме. – Мы только-только спустились по дальней лестнице к складу, как услышали, что эти чумазые «Иваны» идут из склада в нашу сторону. Ну, мы тогда спрятались за дверями и кинжалами убили первых двоих, но тут нас заметили и начали стрелять. Тогда, согласно вашей инструкции, мы снова поднялись наверх и, наглухо заперев двери склада второго этажа, вернулись сюда.

– Прекрасно, – громко возликовал Вист, – русские, значит, отступают. Эх, если бы на запасном выходе стояло несколько мин, они бы все там и остались навсегда!

– Есть в нашем распоряжении средство и получше, – подал голос старший дизелист. – В технической инструкции к электростанции есть глава о том, что на лестничный марш запасного выхода можно подать высокое напряжение, безусловно, смертельное для всего живого!

– Что же ты раньше молчал? – набросился на него с кулаками Ганс, – мы там жизнью рисковали, а тут, оказывается, достаточно было просто кнопку нажать, мерзавец ты недоделанный!

– Спокойно, Ганс, не горячись, – осадил его Вист, – я более чем уверен, что наш дизелист сейчас же исправит свою ошибку.

Дважды повторять ему не пришлось. Тот резво бросился к своему агрегату и, поставив регулятор газа на полные обороты, перебросил напряжение на линию защитного поля.

Пока капитан вместе с Пилипенко осматривал убитых, Котенков и Усов, опасаясь, что фашисты засели где-нибудь на верхних площадках, держа автоматы наизготовку, начали осторожно подниматься по лестнице. Из-за клинкетной двери показался последний прикрывающий их отход, Федор Гурин, – стрелок-радист второго танка.

– У немцев снова собаки лают, – сообщил он капитану, – но как бы издалека.

Едва он произнес эти слова, как раздался резкий звенящий треск, и от лестницы в разные стороны густо полетели фиолетовые искры.

– Ток, ток! – завопил в ужасе Пилипенко, и поднявший голову комбат увидел, как тела Котенкова и Усова с почерневшими, обугленными руками и искаженными судорогой лицами валятся вниз.

– Что делать, – истерично заметался по площадке Тарас, – что же теперь делать, капитан?

Бледный как смерть Гурин тоже тревожно озирался, чувствуя, что из этой смертельной ловушки им уже не суждено выбраться. Но все же он превозмог себя и не поддался панике. Напротив, он высказал идею, которая только и могла их спасти в таком аховом положении.

– Комбат, – обратился он к капитану, – а что если мы эти дощечки к ногам привяжем?

И он указал рукой на валяющиеся вокруг разбитые ранее комбатом ящики с янтарными панелями.

– Янтарь-то, товарищ капитан, он ведь прекрасный изолятор, авось, долезем как-нибудь доверху, только руками, не дай Бог, за перила схватиться.

Рядом с ними заскулил в это время совсем потерявший голову Пилипенко. От досады, обиды и бессильной злобы на дурацкую ситуацию Сорокин сильно треснул его ладонью по затылку:

– Замолкни, сука, и без тебя тошно. Садись вот, привязывай, – подтолкнул он к нему сапогом несколько янтарных досок.

Поскольку веревок у них с собой не оказалось, пришлось снять с убитых ремни и с их помощью примотать бруски с янтарными украшениями к сапогам. Если бы немцы в этот момент догадались выключить освещение на лестничном марше, где наши сейчас находились, то, скорее всего, танкисты неминуемо бы погибли, так как действовать в кромешной тьме только с двумя фонарями, находясь на узкой лестнице, на которую к тому же подано высокое напряжение, было бы практически невозможно. Но выключить аварийное освещение на этой лестнице можно было только с первого этажа подвала, на котором немцев в этот момент не было.

Тарас Пилипенко, видимо хорошо взбодренный командирской оплеухой, между тем быстрее всех прикрутил бесценные панели к подошвам и осторожно ступил на первую ступеньку недобро искрящейся лестницы. Ничего страшного с ним не произошло, и он начал медленно подниматься, держа руки с еще одной янтарной панелью перед собой. Капитан и радист, воодушевленные его примером, двинулись за ним следом. Но не успели они подняться и до половины марша к следующей площадке, как снова услышали внизу злобное рычание собак, и из-за двери склада начали выскакивать мощные, упитанные овчарки. В попытках достать отходящих танкистов они с яростным рычанием бросались на лестницу, но, пораженные электрическими разрядами, тут же валились вниз.

«Только бы теперь не сорваться, – напряженно думал Вист, – сыграть роль до конца и нигде не сфальшивить. Ошибиться сейчас нельзя ни в коем случае, как-никак моя собственная жизнь тут уже висит на волоске».

Незаметным жестом он подозвал к себе Ганса и, когда тот приблизился, шепнул ему на ухо:

– Готовься уходить, не отпускай от себя директора ни на шаг!

– Карла предупредить? – еле слышно пробормотал тот в ответ.

Вместо ответа Вист только утвердительно кивнул головой. На весь этот мимолетный разговор у них ушло не более пяти секунд, и вот за эти ничтожные секунды судьбы всех находившихся в бункере солдат, как все еще обороняющих баррикаду, так и лежащих с ранами на полу в дизельной, были предрешены.

Через несколько минут Вист построил всех находившихся рядом с ним боеспособных солдат и произнес небольшую, но прочувственную речь.

– Доблестные солдаты фюрера, – громко начал он, – кучка большевистских агентов проникла в наше тайное подземелье, но благодаря вашей гранитной стойкости и беспримерному героизму большая часть их уничтожена, а остальным, как показала разведка, путь обратно перекрыт благодаря тому, что лестница, по которой они сюда спустились, подключена нами к току высокого напряжения.

Солдаты, неожиданно услышав столь радостное известие, одобрительно загудели. Вист, широко улыбаясь, поднял ладонь:

– Тихо, тихо, я еще не закончил.

Снова воцарилась тишина.

– Теперь осталось только схватить двух или трех оставшихся на складе красных агентов и доставить их сюда. Давайте запустим на склад и всех остальных собак, – повернулся он к собаководам. – Пусть и наши доблестные псы тоже поучаствуют в охоте. Вперед, солдаты фюрера!

Строй солдат рассыпался, и все, даже легкораненые, двинулись в казарму, чтобы поучаствовать в поимке, как всем представлялось, загнанных в ловушку и изгрызенных собаками большевиков.

– Эй, дизелист, – крикнул уполномоченный ГУИБ солдату, оставшемуся было у электростанции, – включай в казарме свет и сам тоже давай помогай товарищам, захватишь вражеского агента – представлю к железному кресту.

За металлическими воротами моментально вспыхнул яркий свет, и вся охранная команда, возглавляемая фельдфебелем охранной роты, с трудом удерживающим воющих и рвущихся с поводков псов, ввалилась в казарму. Пока солдаты перебирались через баррикаду, пока спускали с ошейников собак и осторожно, опасаясь все же получить напоследок пулю, крались вдоль стен к дверям склада, Ганс с Карлом, вошедшие последними, споро подхватив свои ранцы и небольшой чемоданчик Виста, вернулись в дизельную.

– Заклиньте чем-нибудь дверь, – крикнул им Вист, быстро направляясь к кессонной камере.

Пока его подчиненные собирали вещи, он уже успел открыть фальшивый электрощит и отпереть как выходную дверь, так и дверь на винтовую лестницу. После этого, сорвав с двери кессона свинцовую печать и вставив ключ в скважину, он с натугой откатил порядком подзаржавевшую дверь в сторону. Устройство механизма пуска воды в подземелье было просто и надежно. За стальной дверью находился только один массивный маховик и высоко поднятый кованый рычаг с противовесом. Вист торопливо взглянул на часы.

– Без трех шесть, – пробормотал он, – ну да ничего, три минуты в общем потоке истории ничего не решают.

Он решительно взялся за маховик и начал проворачивать его, как было сказано на инструктаже, по часовой стрелке до упора. Почувствовав, что маховик дошел до предела, он на мгновение остановился, вытер внезапно вспотевшие ладони и, не давая себе даже секунды задуматься над тем, что он творит, повис всей своей тяжестью на рычаге.

Утирая лица от струящегося по ним холодного пота, трое оставшихся в живых танкистов упрямо и равномерно поднимались по трещащей и искрящейся лестнице. Они уже миновали второй этаж и двигались к первому, успешно пройдя большую часть дьявольской лестницы, когда непонятный ревущий звук заставил их замедлить шаг и прислушаться.

– Что это такое там внизу грохочет? – спросил встревоженный радист у капитана.

– Не знаю, Федя, – отвечал тот, – по звуку похоже на какой-то водопад, но откуда бы ему здесь взяться?

Отчасти капитан был прав, это действительно был водопад, правда, не естественный, а искусственный. Если бы в этот момент он посмотрел на часы, то увидел бы, что на них ровно шесть, и в этот час в гибнущем Кенигсберге начал действовать план «ГРЮН». Прошло еще несколько секунд, и они с изумлением увидели, что на нижней площадке забурлила вода, поднимая вверх обломки ящиков и куски янтарных украшений. Но нашим танкистам было уже не до них. С трудом сохраняя равновесие на неуклюжих янтарных «копытах», они заспешили наверх к люку. Но на верхней площадке их поджидал еще один неприятный сюрприз. Для того чтобы пролезть в люк, нужно было так или иначе опереться на поручень лестницы, а он, как мы помним, был все еще под напряжением. Александр Иванович решил сам выполнить столь опасный кульбит. Оторвав несколько длинных, примерно 35-сантиметровых янтарных пластин, он заткнул их за ремень на животе и, опершись ими на поручень, одним мощным прыжком рванулся вверх, к свету танковых фар. Его все же тряхнуло током, и довольно сильно, но он все же смог выскочить из люка и откатиться в сторону. Теперь ему предстояло вытаскивать Пилипенко с Гуриным. Вынув из кармана уцелевший после прыжка фонарь, Александр Иванович включил его и огляделся. Заметив в куче мусора две доски, он вытащил их и поспешил обратно к люку. Вода бушевала уже на площадке второго этажа. Увидев это, капитан быстро, не теряя ни секунды, засунул обе доски в люк. Остававшиеся внизу танкисты положили их на поручень и, упираясь в них сапогами, протиснулись в распахнутый люк. Через несколько секунд все спасшиеся, казалось, от верной смерти танкисты были в сборе. Отдышавшись и сняв с ног спасшие их янтарные пластины, они решили еще раз попытаться связаться со своим полковым командованием и поползли для осуществления этой идеи по пробитому ими проходу ко второму танку, так как только на нем после обвала уцелела антенна. Уже подобравшись вплотную ко второму ИСу, они увидели, что из-под днища танка пробивается узкий лучик солнечного света. Оказалось, что пока они воевали внизу, наверху тоже шли тяжелые бои, и то ли снаряд, то ли бомба попала именно в их завал и пробила в нем небольшое отверстие размером только-только голову просунуть. Но это уже был реальный шанс на спасение. Используя ранее брошенные у люка ломы, танкисты несколько расширили пролом и, обдирая в кровь руки, протиснулись наружу.

Пока их начальник приводил в действие систему затопления, Карл и Ганс действовали четко и слаженно. Первый, не обращая внимания на саднящую рану, подхватил и вынес все их вещи на лестничную площадку, тогда как второй, вырубив кинжалом кусок проволоки из ограждения собачьего вольера, намертво скрутил обе створки ведущих в казарму дверей, использовав для этого приклепанные на них крепкие стальные петли. На всю эту суету, сидя на прислоненной к уже остывшей электроплите скамеечке, безучастно смотрел измученный и ничего уже не понимающий бывший директор бывшего Прусского музея изобразительных искусств доктор Альфред Роде. И только когда раздался грозный рев падающей воды, он удивленно поднял голову, явно недоумевая, откуда здесь мог появиться какой-то водопад. В этот момент из кессонной камеры буквально вылетел Вист. Мгновенно оценив обстановку, он схватил Роде за руку и, сдернув его со скамейки, поволок к выходу на лестничную площадку.

– Стойте, стойте, – затрепыхался вдруг тот, – куда же Вы, здесь ведь раненые остались! Да не тащите же меня, я никуда один не пойду!

Никак не ожидавший столь яростного сопротивления Вист выпустил доктора и оттолкнул его к здоровяку Гансу, который своими железными лапами моментально скрутил брыкающегося директора и вопросительно взглянул на разъяренного Виста. Но тому доктор нужен был живым. Однако и втолковывать строптивцу всю отчаянность их положения ему было уже некогда. Выхватив из кобуры пистолет, он несколькими торопливыми выстрелами прикончил пытавшихся отползти от него раненых и ткнул еще дымящийся ствол «вальтера» прямо в лоб профессора.

– Ну, ты видишь, идиот, вот они уже и мертвые, – гаркнул он, – теперь мы можем наконец идти?

Онемевший от ужаса Роде только хрипел в могучих объятиях Ганса, физически ощущая, как прыгающий на курке палец этого ощерившегося эсэсовца Виста сейчас закончит этот непрерывный кошмар последних дней, в котором он, профессор Роде, оказался явно по какому-то нелепому и безумному стечению обстоятельств. А из-под двери казармы, бурля и пузырясь, пробивалась черная, с резким кислым запахом вода, и Вист, отступив на шаг назад, махнул Гансу пистолетом:

– Скорее вытаскивай его на лестницу, потом будем объясняться!

– Пошел, – рявкнул на внезапно обвисшего директора Ганс и сильным толчком колена отбросил Роде к дверному проему, где его подхватил и буквально, как тряпичную куклу, выволок на лестничную площадку толстый Карл. Вслед за ним мощным броском из дизельной выскочил Ганс, и последним, словно капитан с тонущего корабля, шагнул через высокий порог водонепроницаемой двери и сам Вист. В пятнадцати метрах позади него тонущие солдаты уже молотили прикладами по связанным проволокой створкам, но он, не отвлекаясь на посторонние звуки, хладнокровно извлек ключ из гнезда двери и сильным толчком захлопнул ее, разом отрезая тех, кому можно было жить дальше, от тех, кому уже не суждено было увидеть над собой вновь серое балтийское небо.

Несколько отдышавшись, трое эсэсовцев буквально на руках вытащили безвольно обвисшего Роде наверх, в галерею А-12.

– Стойте, – приказал им Вист, когда они наконец выбрались на уровень «А».

– Идем туда, к свету, – махнул он рукой, приглашая своих спутников к тускло горящей невдалеке лампе.

Подойдя к ней, он опустил на пол свой чемодан и снова вынул из внутреннего кармана карту подземелий. Развернув и осмотрев ее при тусклом свете лампы, он оторвал от нее солидный кусок и подал его Карлу.

– Вот, смотри внимательно, – принялся объяснять он ему их общую задачу. – Вы двинетесь сейчас вот сюда...

Тщательно растолковав им маршрут дальнейшего передвижения, он также дал им еще несколько приказаний насчет директора, пообещав на прощание своим верным соратникам непременно и скоро их разыскать, торопливо пожал им руки и двинулся по уже пройденному маршруту к базе подводных лодок, где его ждал сытный ужин, добрый бокал коньяка и крепкий сон, вплоть до самой высадки в Киле.

Спрятавшись среди руин, трое наконец-то выбравшихся из-под завала танкистов, пережидая огневой налет, пролежали несколько минут в ближайшей к кирхе водосточной канаве. Когда обстрел несколько утих, они, используя в качестве укрытий попадающиеся на пути воронки и траншеи, начали пробираться в расположение своей части. Поначалу все складывалось вроде бы удачно, но в этот день Бог был, видимо, особо немилостив к танкистам. Уже преодолев половину пути, они вновь попали под шквальный обстрел, во время которого осколками снаряда был наповал убит Михаил Гурин. При других обстоятельствах они бы никогда не бросили товарища, но обязанность срочно доложить командованию о судьбе секретных машин гнала их вперед. Они постояли только полминуты над телом убитого, сняв свои шлемы, и двинулись дальше. Только сейчас Александр Иванович заметил, что волосы у Пилипенко из иссиня-черных стали сплошь седыми.

«Ну и дела, – подумал он в эту минуту, – хотя и всякое случается на войне, однако сегодняшний день выдался на редкость пакостный».

Добравшись наконец до штаба своего полка, капитан Сорокин узнал, что из всего его батальона на ходу осталось только четыре танка и что к этому моменту они уже выведены из боя для дозаправки и пополнения боезапаса. Выяснив, где они базируются, воины двинулись было в том направлении, как вдруг его последний спутник вскрикнул и, потеряв сознание, мешком рухнул на землю. Хорошо, что медики оказались под рукой и сразу отнесли сраженного внезапным сердечным приступом заряжающего в палатку с красным крестом.

День уже клонился к вечеру, когда вконец измученный капитан добрался наконец до остатков своего батальона. В строю у него остался только один тяжелый танк КВ и три густо иссеченных осколками Т-34. Прикинув, что только КВ в состоянии вытащить ИСы из кирпичного завала, капитан, взяв на броню несколько танкистов из резерва, двинулся обратно к развалинам кирхи. Освобождение обоих танков продолжалось почти всю ночь и закончилось в общем-то успешно. Пока они приводили выдранные из-под обломков боевые машины в порядок и перегоняли их в расположение полка, началось утро 8 апреля. Не успел Александр Иванович поспать после этого кошмарного дня и двух часов, как поступил приказ на передислокацию. Через полчаса все оставшиеся на ходу танки полка, вытянувшись в цепочку, двинулись на новые позиции. Но и тут танкистам Сорокина не повезло. После внезапного налета немецких штурмовиков под его командованием осталось только двенадцать человек и всего три танка из шести: ИС, КВ и Т-34. Поэтому командованием полка его часть была признана утратившей боеготовность и отведена в резерв.

А на следующий день, как всем нам хорошо известно из учебников истории и многочисленных военных мемуаров, Кенигсберг пал, и жалкие остатки батальона капитана Сорокина, как и многие другие, сильно потрепанные при беспрецедентном штурме ударные части, вывели на переформирование. Но пока это происходило, четырехлетняя война окончилась, и жизнь всех оставшихся в живых участников этой драмы пошла совсем по другим рельсам. На память о том страшном дне остались в вещмешке у капитана только три янтарных бруска длиной сантиметров по тридцать пять, причем на тыльной стороне каждого из них имелось по два узких, но глубоких паза, предназначенных для крепления их на деревянных панелях. Во время трудной послевоенной жизни два этих бруска куда-то запропали, а над третьим изрядно потрудился муж его двоюродной сестры, доморощенный ювелир-любитель Алексей, отпилив от него добрую половину на свои немудреные поделки. Это чрезвычайно расстроило Александра Ивановича, но, однажды приняв на себя обет молчания, он ничего не сказал и в этот раз, а только бережно припрятал оставшийся янтарный кусочек подальше.

На этом месте мы вынуждены расстаться со всеми героями нашего повествования, и мне осталось только вкратце поведать вам об их дальнейшей судьбе.

Уполномоченный Главного управления имперской безопасности Густав Георг Вист не без трудностей добрался до своего родного города Бремена, где и скончался в психбольнице 17 октября 1947 года.

Известный искусствовед, автор нескольких научных монографий доктор Альфред Роде благополучно дожил в своем доме по адресу: Кенигсберг, ул. Беекштрассе, д. 1, вместе со своей женой вплоть до пятнадцатого декабря 1945 года. Но в ночь на 16 декабря он, опять же вместе с супругой, «скоропостижно» скончался якобы от дизентерии, да так «скоропостижно», что прибывшим к нему домой на следующий день представителям советской комендатуры не удалось найти ни трупов супругов, ни даже их могил.

Карл Брюгге, по кличке «мясник», был найден убитым выстрелом из пистолета в спину в маленьком приморском городишке Пиллау 21 мая 1949 года.

Шарфюрер СС Ганс Уншлихт исчез бесследно.

Старшина Тарас Пилипенко скончался от обширного инфаркта 9 апреля 1945 г., лежа среди других раненых на полу полевого госпиталя, в 3 ч. 17 м.

По удивительному стечению обстоятельств в том же самом госпитале после тяжелейшей контузии лежал в коме и сержант М.Ф. Веселкин, пришедший в себя только 18 апреля в санитарном эшелоне под Новгородом. Вспомнить о том, что привело его на больничную койку, он смог только через семь лет.

Бывший же командир танкового батальона майор в отставке А.И. Сорокин, только по одному ему известным причинам сорок шесть лет хранивший эту тайну, был похоронен в конце марта 1991 года в Москве, на Ваганьковском кладбище.

Часть вторая

Глава третья

Первый анализ

Юрий разлил остатки джина по стаканам и по неизменной в веках, чисто русской традиции поставил ее под стол.

– Ты замечаешь, Алекса-ндр-р, какие у этих т-у-рок бутылки маленькие!

– Да это не бутылки маленькие, это мы с тобой слишком разогнались, – отвечал я, с трудом ворочая языком.

– Тогда давай по кофе-ю ударим, здесь он, слава Богу, пока на уровне мировых стандартов.

Взбодрив себя парой чашек пахучего турецкого кофе, он продолжил свое захватывающее повествование:

– Несколько дней спустя после похорон я, ради досужего интереса, сходил в нашу районную библиотеку полюбопытствовать насчет Калининграда – Кенигсберга и заодно выяснить, каким образом в непонятно кем выстроенном трехэтажном подвале оказались какие-то ящики со странными янтарными панелями. И ты представляешь себе, не успел я заикнуться библиотекарю о предмете моего интереса, как она буквально через минуту вынесла мне целую пачку книг и среди них небольшую, страниц на шестьдесят, книжонку, но, Бог ты мой, именно она открыла мне на многое глаза.

– Вот рекомендую Вам прочитать для начала книгу Владимира Дмитриева «Дело о Янтарной комнате», потом вот эту, энциклопедию «Города России» и еще справочник-путеводитель по Калининграду. Заодно могу предложить и книги, в которых описываются события военных лет, – монотонно ворковала она, вписывая их в мой формуляр.

А я уже открыл эту маленькую книжечку и буквально впился в нее глазами. Наверное, есть все же судьба как у человека, так и у книги. Эта небольшая брошюрка, изданная аж в 1960 году крошечным, всего тридцатитысячным тиражом, неведомым образом сохранилась и попала мне в руки именно в тот момент, когда в ней возникла необходимость. Забыв обо всем на свете, я буквально проглотил содержание этой книжечки, и пелена незнания спала наконец-то с моих глаз. Конечно, я и раньше слышал о Янтарной комнате, но что это такое и куда она пропала, мне было, в общем-то, безразлично. Но теперь, прочитав о том, что некий оберштурмбаннфюрер Рингель исхитрился буквально накануне штурма Кенигсберга упрятать Янтарный кабинет вкупе с другими несметными сокровищами в подземный бункер, я был совершенно ошарашен. Когда до меня дошло, что мой отец был фактически одним из немногих, если не единственным человеком, который хранил у себя дома кусочки этой всемирно известной комнаты, этого уникального и неповторимого образца ювелирного творчества, меня даже охватил нервный озноб. Кое-как справившись с сотрясающим меня возбуждением, я принялся перечитывать подряд все, что имелось по интересующей меня теме в этой библиотеке. Просидев в ней до закрытия и исписав общую тетрадь полученными сведениями, я отправился домой. Стояла уже глубокая ночь, но мне не спалось. Сидя на кухне и методично наливаясь чаем, я разбирал свои записи и, припоминая отцовский рассказ, пытался совместить одно с другим. Однако на каком-то этапе понял, что добытых сведений мне явно не хватает. Наскоком решить эту загадку не удалось. Наутро, сидя за своим столом в Бюро технической информации над переводом очередного нудного реферата, я вдруг осознал, что доставшаяся мне в наследство тайна успела так глубоко забраться мне в голову, так подчинить себе весь ход моих мыслей, что на все остальные дела энергии моей уже явно не хватит. С трудом домучив свой перевод и записавшись на два дня в Ленинку, благо, была уже среда, я просидел там четыре дня кряду. Перечитав все, что удалось найти по темам Калининград, Кенигсберг, Янтарная комната и поиски последней, я несколько сбросил пар охотничьей лихорадки. Проблема оказалась не столь проста, как мне показалось вначале. И основная трудность поисков заключалась в том, что при штурме Кенигсберга были использованы столь мощные средства разрушения, что от исторической части города практически ничего не осталось.