- Может, хватит? - сказал наконец Фёдор Михайлович. С чуба у него струйкой текла вода. - Да и рубаху надо выстирать. А то так и вернёшься в Москву с кальмарьей печатью и подписью.
      НА СПИНЕ УДАВА
      Дождь прошёл. К утру небо очистилось, и последние облака, как прозрачная стайка кальмарчиков, скользнули за горизонт. Протолкнулся сквозь воду край солнца, и вдруг всё ожило, заговорило.
      - Так, приготовиться! Сейчас трогаем! - почти пропел Иван Савельич.
      Я завернул на минуту в рубку. Там штурман Веня уже с хрустом прокалывал карту иголочкой циркуля.
      - В-вот г-где п-пойдём петлять, - показал он, - на спине удава.
      Широкая река вползала в джунгли, будто мускулистый удав. Даже на карте чувствовалось, как упорно она сжимала и разжимала свои могучие кольца.
      "Интересно, где же город? Весь затерялся в джунглях?" - подумал я.
      По трапу поднялся маленький скуластый лоцман в лёгком тропическом костюмчике, капитан скомандовал:
      - Малый вперёд!
      Я спустился на корму. Там толпилась команда, смотрела, как мимо нас летят под парусами рыбачьи катамараны.
      - Ну что, моего друга ещё не видно? - балагурил Ваня.
      - Как же не видно, вон он! - в тон ему отвечал боцман. - Уже стоит, поварёшку навстречу протягивает.
      В воздухе запахло камышом и мандариновой кожурой. Будто кто-то рядом чистил мандарины.
      Мы свернули в реку, и всё вокруг разом зазеленело. По берегам встали зелёными стенами пальмы, мягко раскачивались пышные листья бананов, щекотали воздух острые кисточки бамбука. Они сжимали реку, такую коричневую, будто в верховьях кто-то вливал в неё густо заваренный кофе.
      Потом среди воды показались домики на сваях. И раздался треск.
      - Ну всё, затыкай уши! - сказал Ваня.
      Навстречу нам двигались целые поезда лодок с моторами на бамбуковых шестах. Впереди шумел катер и, подпрыгивая на волнах, тянул их за собой, как вагончики.
      А возле них поплыли чьи-то головы.
      - Вон тебе и обезьяны. Видишь? - сказал Фёдор Михайлович.
      - Где? - вскинулся я.
      - А вон, в воде. Поймаешь и вырежешь!
      Вот оно что! По воде плыли мохнатые кокосовые орехи.
      - И верно, - сказал я. - Тут я уж точно вырежу такую обезьяну, только держись!
      Среди зарослей на берегу что-то остро сверкнуло золотом. Я пригляделся. Там поднимались вверх золотые, светящиеся шпили. Это среди зелёных двориков стояли тайские храмы, пагоды. Изящные, как резные шкатулки.
      Но вот пальмы раздвинулись, открылось большое озеро. Запестрели цветными бортами, заиграли флагами суда. Донёсся гул большого города.
      Фёдор Михайлович подошёл к трюму, похлопал по колесу "тоёты" и облегчённо вздохнул:
      - Ну, наконец-то доплыли. Баста!
      ОБЕД ДЛЯ ТИГРОВ
      Едва мы пришвартовались, на причал вырулил грузовик, с которого спрыгнул сухощавый мужчина и стал стаскивать на землю котлы, кастрюли, печку. А крепкий грузчик, у которого на груди синела вытатуированная морда тигра, потащил их к борту. Мускулы грузчика перекатывались, и казалось, тигр сердито скалится.
      Мужчина достал из бумажного мешка белую куртку, натянул поварской колпак и, увидев Ваню, закричал:
      - А, шеф, кок! Как деля?
      Ваня победно посмотрел на всех нас:
      - Ну, что я говорил?
      Это появился старый Ванин знакомый - повар тайских грузчиков.
      Он поднялся на корму, похлопал по груди себя, Ваню: мол, вот и встретились!
      На верёвке снизу ему подали чугунный котёл и мешок.
      - Рис! - угадал Ваня.
      - Раис! - подтвердил мужчина. Снизу поплыл ещё какой-то куль.
      - Перец! - сказал Ваня.
      Мужчина опять кивнул. Затем на палубе появилось мясо, баклажаны и какая-то травка.
      Ваня нагнулся, понюхал её, и лицо его стало удивлённым: "О!"
      А мужчина сладко втянул воздух, будто попробовал травку на вкус, и поднял вверх большой палец.
      На корме установили круглую железную печку, тайский повар поставил на неё котёл и сказал:
      - Вода, вода!
      - Будет вода, - пообещал Ваня.
      Я принёс шланг, протянул его на кухню к крану. Ваня доложил тайскому повару:
      - Ну вот и порядок, можно работать! - и отправился готовить обед.
      Тайский повар тоже принялся за дело. Промыл "райе", нарезал мясо, кабачки, понюхал ещё раз травку и всё запустил в котёл.
      На палубе уже скрипели лебёдки. Одна за другой "тоёты" опускались на причал - разминались после плавания. И "тигр Малайи", садясь за руль, отводил их к пакгаузу.
      Время от времени он поглядывал на корму и подёргивал шкщрями. Хищный зверь на его груди тоже поводил усами: сразу из двух кухонь тянулись острые, ароматные запахи.
      Наконец тайский повар ударил поварёшкой в медный таз. Потом зачерпнул ею варева из котла и, подойдя к камбузу, протянул Ване: "Пробуй".
      Ваня отхлебнул немного, посмаковал и показал большой палец:
      - Отлично!
      Он подошёл к своему котлу, зачерпнул своей поварёшкой борща и протянул её тайскому повару. Тот в свою очередь тоже отхлебнул, тоже покачал головой, и они оба начали с удовольствием похлопывать друг друга по груди: мастера!
      МАЛЕНЬКИЙ ПОМОЩНИК ИЗ ДЖУНГЛЕЙ
      Над судами кувыркались, кричали чайки. Тарахтели на реке моторы. Рыбаки, поднимая за жабры, показывали громадных рыб.
      А на причале стоял свой крик.
      Плавно проходили, что-то выкрикивая, женщины, держали на коромыслах десятки маленьких чашечек. В креслах, возле пакгаузов, пыхали тонкими сигаретами военные чиновники. Рядом толкались мальчишки. Один нёс на голове алое блюдо с нарезанным арбузом. Другой собирал в мешок обрывки бумаги. А ещё несколько прыгали у кормы прямо на швартовый конец и раскачивались на нём над водой.
      - Вот хулиганы! - сказал весело Ваня.
      Я погрозил им пальцем. Мальчишки недовольно спрыгнули на берег, достали из карманов бамбуковые трубки и стали обстреливать нас кукурузой. Шлёп, шлёп! Кукурузина шлёпнула Ваню по колпаку.
      - Ну, пираты! - крикнул он, схватил веник и побежал к трапу.
      Мальчишки бросились врассыпную, но вернулись и стали растирать себе лицо и шею ладонями с криком: "Мило, мило!" Я не понял, в чём дело. А Ваня сказал:
      - Мыло просят.
      - Мыться? - спросил я.
      - Продавать будут, - объяснил Ваня.
      Мальчишки шумели, кривлялись, но повар погрозил им ещё раз, и они ушли обстреливать другие суда. Мы вернулись на корму и вдруг увидели, что рядом с нами переминается с ноги на ногу большелобый чумазый мальчишка.
      Мы переглянулись, и мальчуган улыбнулся и застенчиво сказал:
      - Дай мыло, буду прыгать в воду с парохода! Тайский повар испуганно замахал руками, а Ваня пригрозил:
      - Я тебе прыгну! Змеи здесь шныряют, нечисти! Это всё туристы выучили нырять за монетку... Сами бы попрыгали!
      Мальчуган отошёл в сторону. Нет так нет! .. Он опустился на колени возле печурки, подложил дров и стал дуть в поддувало.
      - Вот это другое дело! - сказал Ваня.
      Щепки загорелись, а мальчик уже искал, что бы сделать ещё.
      Повар показал на ведёрко, мальчуган схватил его и наполнил из шланга водой. Я взялся за веник, но мальчик опередил меня и стал подметать возле печи.
      - Это что ещё за новый работник? - спросил боцман, заглянув на корму.
      - Помогает, - сказал я.
      - Молодцом! - подтвердил Ваня и позвал мальчугана: - А ну-ка, пошли со мной!
      Через несколько минут мальчишка вернулся с большим куском белого хлеба. Поверх хлеба блестело масло, высилась горка сахара.
      Мальчуган подошёл к борту, посмотрел вниз и кого-то окликнул.
      На причале сидели ещё два малыша. Они подбежали к пароходу. Наш помощник разломил хлеб на три части и две из них, одну за другой, бросил вниз.
      - Упадёт! - крикнул я.
      Но хлеб попал точно - один кусок одному, другой другому в руки. Тогда и наш мальчишка улыбнулся и тоже стал уминать свой кусок.
      - Вот это да, вот это парень, а?! - сказал Ваня.
      Я сбегал в каюту, отрезал кусок от простого мыла - половину-то не продаст! - и отнёс мальчугану:
      - Вот тебе, вымойся!
      Мальчишка подбросил мыло в руке, лукаво улыбнулся и пошёл по трапу на причал мимо чиновников, которые всё покуривали свои спичечные сигареты.
      - А мыло всё равно продаст, - сказал Ваня. "Увидим", - подумал я и посмотрел мальчику вслед. После обеда я снова вышел на корму.
      Команда смотрела, как мимо нас тянулись джонки, полные бананов и кокосовых орехов, а возле причала под кормой две гибкие девушки в белых брючках прямо с лодки торговали белыми лепёшками из кокосового молока и фруктовым напитком.
      К ним подбегали грузчики, бросали прямо из чашек в рот штук по двадцать кокосовых лепёшечек, брали целлофановые мешочки с напитком и снова, шли работать.
      Я облокотился на борт, засмотрелся.
      И тут кто-то тронул меня за руку. Оглянулся - рядом стоял наш знакомый мальчишка.
      Парень вертел передо мной чистыми руками. Смуглый лоб его сиял. А доброе смышлёное лицо говорило: "Вот, выполнил".
      - Ты смотри, - удивился Ваня. - Вот это парень! Весь день малыш помогал тайскому повару. Подтаскивал кастрюли, наливал воду, следил за огнём. А вечером подозвал меня к борту и показал на другой берег: красиво!
      Среди пальм по водяной улочке уходило за горизонт солнце. От него и к нему плыли лодки, и слышались нежные голоса. Опять вокруг пахло мандаринами, пальмовыми листьями. И я тоже сказал:
      - Красиво.
      - Таиланд, - с нежностью произнёс мальчик. И он вдруг распахнул маленькие руки так, будто хотел обнять и эту реку, и джунгли, и небо.
      - А как тебя зовут? - спросил я.
      - Тау, - сказал он.
      - Таи - это твоя страна. - Я обвёл рукой всё вокруг. - А как тебя зовут?
      Он улыбнулся, показал снова на пальмы, на реку, на пароходы и сказал:
      - Это Таи. Таиланд. А я, - он показал на себя, - Тау... Потом дотронулся до меня и спросил:
      - А ты - Москва?
      Я кивнул и подумал: "А что в этих джунглях он может знать про Москву?"
      И Тау будто ответил мне:
      - Москва Гитлера бах-бах.
      "А ведь знает! - обрадовался я. - Самое главное знает!" И мы стали объяснять друг другу, что как называется.
      Тау показывал на небо и называл его на тайском языке, а я говорил по-русски.
      Напротив остановились чиновники и внимательно прислушивались к нашему разговору.
      А мы говорили про пароходы, про облака, про звёзды, которые уже появились в небе.
      Потом Тау подобрал на палубе обрывок газеты, на котором был напечатан портрет красивой женщины, разгладил его и сказал:
      - Это королева. Она добрая.
      Скоро стало совсем темно. В воздухе что-то мелькнуло, потом ещё, ещё... И над нами, шурхая крыльями, закружились большие" летучие мыши.
      - Ну, мне пора, - сказал я Тау, - на вахту.
      А Тау сложил лодочкой ладони, поднёс их к щеке и показал, что ему тоже пора. Спать.
      Я похлопал его по плечам.
      - Иди домой, к маме.
      Но он развёл руками: дома нет, а мама работает на барже.
      Он смёл веником с трюма пыль, лёг прямо на металл и, раскинув руки, стал смотреть на звёзды. Я нашёл кусок брезента, чтобы подстелить ему. Но Тау отмахнулся: ничего! Трюм тёплый, дождя нет. Тау привык!
      Всю ночь я обходил палубу. Смотрел, всё ли в порядке, заглядывал в малярку, не случилось ли что, цела ли боцманская краска...
      На лавке у котлов спал, завернувшись в одеяло, тайский повар. Прямо на стенах пакгауза, будто прилипли, спали ящерки. Только внизу, под кормой, стукались в борт кокосовые орехи, слышался плеск воды и смех. Там покачивалась на джонке керосиновая лампа, и две девушки, торговавшие лепёшками, пересмеивались с грузчиками.
      А на трюме, свернувшись клубком, ёжился маленький большелобый мальчик. Под щекой у него лежала газета с портретом доброй королевы. Над головой проносились летучие мыши. А за рекой тихо дышала, словно старалась не шуметь, страна, которую он так хотел обнять своими руками.
      ВСЁ В НАШИХ РУКАХ
      За бортом зелёной полоской вспыхивали джунгли. День у меня был свободный, и я думал, как бы выбраться в город, когда меня окликнул Фёдор Михайлович:
      - Тут приехал товарищ из нашего посольства. (За ним шёл ладный молодой человек.) Можно получить свежие газеты. Сколько уже не читали! Подъедешь?
      - Конечно! - согласился я.
      - Ну то-то! - подмигнул мне Фёдор Михайлович и потряс свёрнутой в трубку тетрадкой. - А я пока контрольную выполню.
      Все знали, что помощник капитана настойчиво занимается английским и собирается сдать в пароходстве экзамен. И хотя капитан скептически замечал: "Во-первых, не сдашь. А во-вторых, зачем это на старости лет нужно!", Фёдор Михайлович выполнял все контрольные задания и говорил: "Во-первых, сдам, а во-вторых, пригодится!"
      Помощник грузно зашагал в каюту, а я, садясь в машину, сказал:
      - Взглянуть бы на город...
      - За чем же остановка? - сказал Григорий (так звали товарища из посольства). - Хоть сейчас. Что посмотрим? Центр? Королевский дворец? Дрессированных слонят, зоопарк?
      - Всё! И если можно, конечно, животных!
      - Всё в наших руках! - улыбнулся Григорий.
      Я приготовился смотреть на дикие джунгли, бамбуковые заросли, зелёные реки и каналы.
      Но банановые кусты и тихие улочки быстро остались за спиной, и мы вырулили на широкий проспект, вдоль которого к самым облакам поднимались белые, как в Лос-Анджелесе, здания.
      На площадях сверлили небо памятники. На постаменте одного стояли бронзовые солдаты...
      А над высоким зданием кинотеатра горела алая надпись: "Приключения Одиссея", и на рекламах стреляли ковбои.
      По дорогам летели автомобили, спешили стайки молодых людей с портфелями и книгами, и Григорий сказал:
      - В университет! Я усмехнулся:
      - Я-то думал, кругом джунгли, а здесь животных днём с огнём не найдёшь! Столпотворение! Почти как в Токио.
      - Найдём! - сказал Григорий. - Всё в наших руках! - И повернул машину к ограде, за которой зеленело поле и тянулись в небо высокие пальмы. Между ними, пощипывая траву, прогуливались медлительные серые слоны и коровы.
      - Зоопарк? - спросил я.
      - Нет. Зоопарк дальше, - сказал Григорий. - Это королевский дворец. Вон белое здание, в глубине...
      - Так вот же коровы и слоны! - сказал я.
      - Коров привезли специально из Швейцарии для короля. Он любит хорошее молоко. И слоны тоже королевские. Только королю сейчас, конечно, больше нравятся автомобили.
      Я хотел разглядеть королевский дворец, в котором жила королева маленького Тау. Но от улицы дворец и дворцовый парк были отгорожены широким водяным рвом, а за решётками неподалёку от пальм прохаживались часовые.
      КОГДА СМЕЁТСЯ ДЕРЕВО
      Григорий свернул в узкую улочку.
      Всё вокруг сразу задышало бензином. В открытых дверях каморок пыхтели примусы, синел чад.
      По обочинам кое-где стояли потрёпанные автомобили. Под ними возились с инструментами рабочие - пожилые китайцы, малайцы. А возле них толкалась детвора.
      Ребята тоже были перепачканы в мазуте, в масле, отвинчивали гайки, подносили детали и сами старались юркнуть под машину.
      Кое-где в открытых мастерских лежали стволы красного дерева, валялись головы кокосовых орехов. А на полках стояли тёмно-вишнёвые статуэтки танцовщиц, водоносов.
      И обезьяны. Те самые обезьяны, о которых я мечтал, тоже глядели с полок плутоватыми глазами.
      В одной мастерской около большого бревна среди стружек сидел мальчик и стучал деревянным молотком по маленькому долотцу. Из дерева уже выступали чёрточки лица: обрисовался лоб, показалась бровь, переносица.
      Вот мальчик ударил раз, другой - и появился кончик курносого носа. Ударил ещё раз - и нос сморщился от смеха.
      - Хорошо! - сказал я.
      Мальчик на секунду поднял голову, кивнул нам, но не оторвался от работы.
      Я сделал вид, что хочу взять у него долото и тоже постучать, но он оглядел меня и шутя что-то сказал.
      - Нужно учиться, чтоб дерево смеялось, а не плакало! - перевёл Григорий. - Без учёбы ничего не выйдет.
      И мальчик снова склонился над деревом и застучал молоточком.
      "Вспотеешь не раз, пока дерево улыбнётся!" - подумал я и сказал:
      - Мастер.
      - Нет, пока подмастерье, - возразил Григорий. - Но будет мастером.
      ВЕСЁЛАЯ СЛУЖБА
      Возле больших старинных ворот с каменными угрюмыми великанами Григорий остановил машину:
      - А сейчас зайдём в таиландский храм.
      И мы оказались в удивительном городке. Будто на каком-то странном космодроме.
      Среди каменных плит росли старые деревья, высились каменные изваяния чудищ, увитые цветами, а впереди поднимались башни, похожие на диковинные ракеты, сложенные из громадных камней.
      Среди них двигались люди в оранжевых, как у космонавтов, одеждах.
      Одни перебирали пальцами чётки, другие размахивали дымящимися кадильницами на цепочках, а какой-то старый монах крутил транзистор.
      В таких же монашеских тогах ходили вокруг ребята. И я показал на них Григорию:
      - А что они здесь делают?
      - Проходят службу.
      - Как проходят службу? Как военные?
      - Да. Как военные. Каждый должен отслужить в монастыре два месяца.
      - И мальчики?
      - Даже король.
      - А если в бога не веришь?
      - Так вот, чтобы верил. Без этого здесь не станешь ни врачом, ни учёным, ни королём.
      Ребята ходили вокруг молчаливые и хмурые.
      - Невесёлое это занятие, - сказал я. - Особенно для мальчишек.
      С такой наукой да с такой командой ни с одного космодрома не поднимешься. По мне, лучше, как Тау, палубу драить или смеющиеся фигуры из дерева вырезать. Это дело весёлое.
      И для тайских ребят, наверное, тоже. Не очень-то, поди, они в бога верят! Не то время: люди по Луне ходят, к Марсу подбираются. Наверное, порой и монахам хочется тогу на космический костюм сменить.
      Да и здесь вон какие башни! Кажется, сами летят и всех вокруг лететь зовут: в небо, к звёздам.
      МАЛЕНЬКИЙ ЛОСКУТОК ДЖУНГЛЕЙ
      Уже перевалило за полдень. Стало душно, и над пагода ми начали искать друг друга лёгкие облачка. Григорий отёр брови и засмеялся.
      - Упарился, будто пол-Сибири на лыжах исходил.
      - А мне на плечи словно бы влажное полотенце накинули, - сказал я.
      На широком поле толкались, кружились тысячи людей, и оттого само поле казалось громадной цветной вертушкой.
      - Королевская ярмарка, - сказал Григорий.
      По краю поля скуластые девчонки несли на головах ящики - целые огороды с зелёным луком и салатом. Раскосые старухи подбрасывали в руках земляных крабов. Сидели на корточках и курили крестьяне. Возле них подпрыгивали и клевали друг друга два петуха. А в стороне от торговых рядов какой-то парень держал за хвост кобру, что-то кричал, и все шарахались от него.
      - Стой, - сказал я Григорию. - Смотри - кобра! Григорий повернулся ко мне:
      - А не боишься?
      - Я в детстве змей за пазухой таскал, - сказал я. - С речки.
      - Ну да? И я тоже! - засмеялся Григорий. - Вот девчонки визжали!.. Раз не боишься, давай посмотрим.
      Он остановился у небольшого зелёного дворика. Среди города, казалось, уцелел зелёный лоскуток джунглей. Под деревьями в корытах, в аквариумах ворочались самые невероятные крокодилы: с тонкими носами, почти с клювами, маленькие и громадные, коричневые и зелёные. Но все хитрые и прожорливые.
      - Это ещё ерунда! Сейчас увидишь королевскую кобру, - сказал Григорий. - Самую большую, какую здесь поймали. Пять метров!
      "Всё у них королевское! Дворец королевский, слон королевский, ярмарка королевская - и кобра тоже!" - улыбнулся я.
      - Вон она! - показал Григорий на большой стеклянный ящик.
      Я присмотрелся. Там - в такую-то жару! - грелась большая тяжёлая змея. На шее у неё белели пятна. Но головы почти не было видно. Только маленький глаз тихо и жалобно смотрел на меня. Я хотел постучать по стеклу, но тут увидел записку, прилепленную вверху, и прочитал: "Пожалуйста, не беспокойте меня. Я болею".
      - И чего было бояться? - сказал я и отошёл к соседнему ящику: в нём за стеклом росло яркое деревце, видимо, редкое и для этих мест: зелёное, как ящерка-изумрудница.
      Я наклонился к нему и вдруг отпрянул. Деревце дёрнулось, ветки распустились, и в мою сторону стрельнули десятки зелёных змеиных голов.
      Это же не ветви, это змеи сплелись в клубок!
      Тут я взмок не от жары... И подумал: "Храбриться-то храбрись, а про осторожность не забывай!"
      УДИВИТЕЛЬНЫЙ ОБИТАТЕЛЬ ЗООПАРКА
      В зоопарке мы кормили слониху и слонёнка, угощали ветками пятнистого жирафа. Вместе с ребятами и матросами слушали щёлканье попугаев и крики мартышек.
      Я направился было к сердитому бенгальскому тигру, но Григорий потянул меня к просторному вольеру.
      Там стояла толпа матросов, толкались дети, а за глубоким рвом по цементной площадке ходил могучий коричневый орангутанг. Он медленно двигал сильными плечами и весело поглядывал на людей.
      Все смотрели на него, но мне показалось, что ещё внимательнее изучал людей он. Да так оно и было на самом деле.
      Орангутанг переводил взгляд с одного человека на другого, словно оценивал, кто чего стоит.
      Вот он посмотрел на рыжего матроса и - честное слово! - усмехнулся. Вот поглядел на самодовольного чиновника, и в глазах у него запрыгали искорки: "Ну и образина"! А потом смотрел исподлобья так зло и насмешливо, словно думал: "И чего вы на меня смотрите? На себя лучше поглядите!"
      Он лёг, сложил перед собой руки и упёрся в них подбородком, будто приготовился к приёму надоевших бестолковых посетителей. А глаза его говорили: "Я-то ведь знаю о вас всё! Насквозь вас вижу".
      Кто-то бросил в него скомканной газетой. Орангутанг с грустью и сожалением посмотрел на толпу, с достоинством взял газету, разгладил и стал водить по строчкам глазами. Будто читал!
      Я достал из кармана фотоаппарат и хотел было щёлкнуть, но орангутанг закрылся газетой. Я опустил камеру.
      Орангутанг тоже опустил газету и усмехнулся...
      Я снова вскинул аппарат, но орангутанг, будто играя, закрылся снова.
      Так я его и сфотографировал...
      Я всё никак не мог отойти от решётки, но Григорий взял меня за руку: "Пора" - и мы поехали к посольству.
      Григорий принёс газеты. Я прижал их к себе: свои, родные! В Москве напечатали!
      И мы поехали к судну.
      Уже наступил вечер. Захлопотали в небе рекламы. Возле маленьких баров женщины вращались в незнакомых танцах, зазывали посетителей. Неоновым светом наполнялись магазины, и, сидя прямо на тротуарах, детвора смотрела через витрины телевизионные передачи.
      - Да, а я-то думал - вся столица в джунглях, - сказал я ещё раз.
      - В джунглях тоже есть, - сказал Григорий. - Только древняя. Там много раз отбивали нашествия врагов - сражались в строю, дрались на боевых слонах. Но лет двести назад враги всё разрушили. Сады, храмы, дворцы - всё сгорело! Но и развалины потрясающие... А статуи там какие! Кобр
      тьма. Можно съездить. - Григорий посмотрел на меня. - Завтра у меня выходной. Едем в Аютию?
      - Ещё бы! - сказал я. - Ещё бы! Какой разговор?
      ТАЙСКИЙ БОКС
      Ночью опять была моя вахта. Я проверял боцманские замки, вслушивался в шорохи, в плеск реки, а сам всё нет-нет да и поглядывал на джунгли, откуда вылетали летучие мыши, раздавались крики.
      Где-то там, за дикими лианами, среди бамбука и невиданных деревьев, спала вечным сном древняя столица Аютия...
      А утром за завтраком Иван Савельевич спросил:
      - Куда собрался? Я объяснил.
      - Хорошо, конечно, но не выйдет, - сказал капитан.
      - Почему?!
      - Нельзя. Вдруг уйдём. Выгрузку-то скоро кончают. А вот посмотреть на тайский бокс успеем. Гладь брючата!
      Я огорчился: какой бокс! Я хочу в древнюю столицу, где по статуям прыгают обезьяны, ползают кобры...
      Но ничего не поделаешь! Да ведь и бокс не просто бокс, а тайский!
      На палубе невысокий лысоватый малаец, торговый агент, уже прогуливался с билетами.
      В центре города у серого здания под громадной афишей сновали десятки людей, от сигарет висело табачное облако. Люди ждали бокса. Мы вошли в помещение.
      В тёмном зале после жары было холодно и мрачно. Клубы дыма носились из угла в угол. На трибунах не сидели, а стояли, пили из бутылок, кричали. А возле самого ринга выстроились ряды стульев.
      - У нас первый ряд, - показал агент.
      Поодаль от нас сидели американские офицеры. Они курили. Я спросил:
      - Разве здесь курят? Разве можно?
      Агент повёл бровями: "А что?" И, положив ногу на ногу, закурил сам.
      Но вот заиграла музыка, раздался крик, аплодисменты, и на арену выбежали два молодых крепких парня. Оба они были в одинаковых трусах и босиком.
      Они поклонились друг другу, разошлись по углам и стали как-то странно подпрыгивать, кланяться.
      Я посмотрел на капитана.
      - Это они исполняют танец в честь духов борьбы, просят победы, объяснил Иван Савельевич. - Сейчас будут кланяться ещё сильней.
      Тут действительно один из боксёров сложил ладони и,
      став на колено, начал бить поклоны.
      За ним и другой в другом углу повторил те же движения, что-то шепча, словно с кем-то разговаривая и о чём-то умоляя.
      Наконец на руки им повязали матерчатые мешочки, ударил гонг, и боксёры стали подступать друг к другу.
      Один, стройный, тонкий, сделал несколько лёгких шагов, а второй, пониже, коренастый, вдруг нагнул голову и бросился на противника, словно не в бой, а в драку.
      Первый отразил удар и сам нанёс удар сверху. Коренастый зло сверкнул глазами, размахнулся ещё раз. Но и этот удар был отбит спокойно.
      В зале захлопали в ладоши.
      И вдруг коренастый, сжавшись в клубок, подпрыгнул и с размаху ударил противника ногой в челюсть!
      Я вскочил. Сзади закричали.
      - Хорошо, - сказал агент.
      - Да как же хорошо? Ногой!
      - Тайский бокс, - невозмутимо ответил агент.
      - Да ведь можно убить!
      - Бывает. - Агент выпустил колечко дыма. - Но ведь победитель получает пять тысяч батов!
      На лице высокого боксёра появилась красная полоса. Парень словно и не заметил этого. Он продолжал бокс без капли злобы, спокойно и красиво.
      Он тоже взмахнул ногой, но сделал это так, словно танцор на балетной сцене. Противник отлетел в сторону.
      Шатаясь, он поднялся, наклонил голову и пошёл вперёд, уже растравленный злостью. Но первый опять легко скользнул в сторону, и его враг проскочил мимо...
      Вокруг одобрительно зашумели.
      - Молодец! - сказал капитан.
      Мне он тоже понравился. Ни злобы, ни ненависти. Настоящий спортсмен. Благородно ведёт бой!
      И когда через восемь раундов судья поднял вверх его руку, мы зааплодировали.
      В зале снова плавали клубы дыма, за парой сменялась пара. И кого-то к концу поединка уводили с ринга под руку.
      Но вот на помост вышли два мальчика.
      Я повернулся к агенту.
      - Что, и они будут драться?
      - Конечно, - сказал он и достал новую сигарету.
      Я обвёл глазами зал и увидел, что вокруг немало мальчи
      шек. Теперь они пробирались к рингу и изо всех сил кричали, подзадоривая своих дружков.
      Мальчики на ринге тоже совершили танец, пожали друг другу руки. Улыбнулись и стали приплясывать на месте. Им совсем не хотелось драться.
      "Наверное, они не станут бить друг друга, а просто будут показывать своё умение..." - решил я.
      Но с трибун кричали всё сильней.
      Один из противников не выдержал, задел другого, второй ответил ударом...
      Мальчики уже били друг друга со злобой и яростью. Оба они были одного роста, но один тоньше и, чувствовалось, слабее. Второй, скуластый, мускулистый, нанёс несколько ударов. Потом развернулся и ударил товарища ногой.
      Нужно было отступить, отойти, но гордость не позволяла.
      Все кричали, винтом кружился дым. Зрители требовали боя.
      И вдруг мальчишка вскинулся, упал и замер на помосте.
      К нему подбежали судьи. Из боковой двери показался человек в белом халате. Но судья наклонился над мальчиком и сделал знак рукой: всё в порядке.
      Я встал. Больше смотреть на этот бокс я не мог. Агент улыбался. Капитан вздохнул:
      - Всё это деньги. Жестокий хлеб. Но на эти пять тысяч он сможет надолго обеспечить семью...
      А я представил себе маленького Тау и расстроился. Зря я мальчонке не вынес хорошего мыла!
      К ОКЕАНУ
      На судне я сразу побежал к артельщику за мылом. Для Тау. Пусть продаёт!
      Но артелка была закрыта. В порту такой порядок. Я заглянул в каюту к электромеханику.
      "Чудеса ботаники", голый по пояс, возился на коленках у кадки и сажал кокосовый орех. Рядом с ним лежали ещё несколько мохнатых шаров. Он потряс один - внутри забулькала вода.
      - Вот и на твою долю. Пока дойдём до Владивостока, пальма вырастет. А вон на столе - пробуй.
      В стакане была прозрачная жидкость - кокосовое молоко. На бумаге лежал расколотый орех. Мякоть у него была белая, как рафинад, и я хрустнул кусочком...
      Но орех орехом, а мне было нужно мыло!
      Валерий Иванович посмотрел в рундук: только простое, хозяйственное.
      - Давай! - схватил я и побежал на корму.
      На корме уже почти никого не было. Грузчики опускали на канате за борт печку, мешки с крупой. А Ваня и тайский повар похлопывали друг друга на прощание.
      - А где Тау? - спросил я.
      - Уехал помощник, - сказал Ваня. - Уже на другой стороне реки. Вон кокосовый орех тебе оставил.
      Мы тронулись вниз по реке. Забурлила опять кофейная вода, зафыркали на длинных палках лодочные моторы, зашумели сочной зеленью джунгли. На час-другой мы остановились возле белоснежных гор риса. Грузчики заложили трюмы мешками риса, и мы побежали мимо бамбука, мимо лёгких домиков на сваях и пагод...
      Мускулистая река потянула нас на своей спине к океану.
      ПРОСТОЙ КУСОК МЫЛА
      Наконец зелёные джунгли остались за спиной и превратились в тоненькую голубую полоску. Мы накрыли брезентом рис, кукурузу, зачехлили лебёдки и быстро двинулись на юг, к экватору.