Насчёт проскочили сейчас посмотрим, - остановил его капитан.
      Он пошёл в радиорубку и вернулся оттуда с новой картой погоды. На ней опять мишенями расползались тайфуны.
      - Ну и кастрюля! - сердито сказал капитан. - Вот варит! Ещё один тайфун катит на нас от Филиппинских островов.
      Из-за двери сквозь свист ветра послышался треск динамика и суровый голое диктора:
      "На побережье Японии обрушились ураганные волны.
      Улицы городов залиты водой. Разрушено множество домов, имеются жертвы".
      - Да, д-достаётся японцам! - вздохнул Веня. Капитан ещё раз с тревогой посмотрел в окно на автомобили и приказал:
      - Следите за морем.
      НЕБО КАК В АРТЕКЕ
      Я всё старался разглядеть кастрюлю, в которой завариваются тайфуны, но волны, хотя ещё кипели, становились тише, мягче, и скоро вся поверхность моря сделалась ровной, упругой, как плёнка из полиэтилена.
      - Ну, порядок, теперь дойдём. Теперь машины доедут! - Капитан весело пробежался по палубе и затянул уже новую песню: "Раньше думай о Родине, а потом о себе".
      А над бортом у мостика снова возникли три головы. Чёр ные, смоляные Коли и Вени, а между ними одуванчиком свет лая Митина.
      Все три друга плавали недавно и, чуть что, собирались стайкой, как мальчишки. Передаст Митя радиограмму - и на мостик. Посидит Коля над грузовыми документами - и к дружкам. Смотрят на острова, на дельфинов, покуривают - взрослые! - и вспоминают училище или школу.
      Как-то из-под борта выпорхнула летучая рыба, повела по воде хвостом, как сапожным ножом.
      Коля сказал:
      - Вот бы такую поймать! И в школьный музей обещал привезти.
      - И я об-бещал в школу, - сказал Веня. - Только не рыбу, а коллекцию монет из разных стран.
      - А меня просили привезти из Индонезии плёнку с песнями. А я никак туда не попаду! - пожаловался Митя.
      А когда обошли Тайвань, Коля выбежал на мостик, зажмурился от солнца и охнул:
      - Ну и небо! Синее, как в Артеке!
      - А ты что, в Артеке был? - спросил я.
      - Ага! - сказал Коля. - После пятого класса. В Кипарисном. Купался, виноград собирал.
      - Вот наелся, наверное? - спросил Митя;
      - До отвала! А шелковицей так объелся... Шелковица там такая большая росла. Вот наелись! - Коля засмеялся. - Всему звену промывание желудков делали! А потом после изолятора мы планёры строили, с Медведь-горы их запускали.
      На минуту все притихли и посмотрели вдаль, будто увидели там и шелковицу, и Медведь-гору. А Коля взглянул на море, на небо и повторил:
      - Ну точь-в-точь как в Артеке!
      Вдруг послышался гул, от горизонта летел военный самолёт.
      На палубу выбежал капитан, поднял бинокль.
      Самолёт заходил с левого борта. Он с гулом пронёсся над мачтами, потом сделал ещё один круг и прогудел совсем низко, чуть ли не над самой надстройкой. На гул из камбуза выскочил Ваня с ножом в руках.
      - Ну пират! - крикнул он. - Над мачтами летает! Настоящий пират!
      - Такое место. Подходим к Гонконгу, - сказал капитан.
      УТРО НА РЕЙДЕ
      На заре мы стали подходить к Гонконгу. И я с самой темноты торчал на баке. Шутка ли!
      Когда-то это слово будоражило весь мир. Мы с друзьями растаскивали на части книги, в которых оно попадалось: за каждой буквой нам виделись тысячи таинственных историй.
      Ещё в очень давние времена этот китайский порт старались прибрать к рукам дельцы из многих стран. Завладел Гонконгом - получил ключ к богатствам неведомого Китая: ввози свои товары, торгуй, вывози золото!
      Захватила его Англия - и тысячи британских кораблей хлынули в порт...
      Но добраться до богатств Азии было много охотников. И от разных хозяев - американских и японских, французских и немецких - в Гонконг пробирались разведчики, тайные агенты. По городу шныряли шпионы, наёмные убийцы, грабители. Они устраивали друг другу ловушки. И мир потрясали истории одна таинственней другой.
      А в гавани бродили целые флотилии пиратов и контрабандистов. Тысячи спекулянтов - английских, китайских, японских - старались обобрать друг друга. Самые удачливые, самые жестокие из них богатели, становились капиталистами, хозяевами богатого Гонконга.
      Вот в какой порт входили мы сейчас.
      Среди зелёной воды возникали холмистые острова - целые лабиринты! Из-за них, весело играя, поднимались к небу лучи солнца.
      На фоне жёлтого острова чётко обозначился серый силуэт авианосца.
      - Американец! - показал биноклем Иван Савельевич.
      Я его узнал сразу. Видел, как провожали из Сан-Франциско, и усмехнулся: бывают же встречи!
      Мы быстро миновали судно.
      Скоро из-за островов вышли джонки под яркими цветными парусами. Они набирали полные полотна солнца и наполняли воду весёлыми отражениями. Алыми, фиолетовыми, коричневыми. У берегов по всему заливу затемнели баржи с навесами. На их палубах резко чадили керосиновые дымки, гудели примусы, у кастрюль стояли женщины и перекликались звонкими голосами.
      Просыпался рабочий люд.
      На длинных цепях в бухте чуть пошевеливались сотни судов. Л за ними поднимался Гонконг.
      Он белел десятками высоких зданий и, чем ближе мы подходили, тем больше казалось, что не только мы глядим на него, а сам город, как с трибун стадиона, смотрит на свой за лив, на идущие по нему корабли, любуется ими. И казалось, что всё в этом городе под этим синим небом прекрасно.
      ВЕСЁЛЫЙ ГОРОД
      К борту сразу же потянулись баржи, полезли на палубу грузчики.
      За Колей, как за буксиром, побежали к трюмам бойкие торговые агенты, заскрипели тросы лебёдок и закачались в стропах ящики с креветками и макрелью.
      А команда, свободная от вахты, получила у помощника капитана гонконгские деньги и села в катер.
      - Только не теряться в щелях, - предупредил на прощание капитан. - Л то облапошат в два счёта.
      - Это т-точно, - сказал Веня, он сидел на самом носу катера. - К п-пи-ратам едем. Голову от-торвут, как к-кокосовый орех. В-вес-сёлый город!
      Вдали зеленели острова. Между ними ходили тугие волны. Катер быстро зарывался носом, и в лицо летели радужные брызги. Я ловил их руками. То с одной, то с другой стороны сверкали влажные бока судов. В стороне качались баржи. На одной женщина держала малыша и умывала из таза. На другой хозяйка доставала ведром из-за борта воду. Тут и там полоскалось под ветром бельё и светилось от солнца.
      - Красиво. .. И раздеть здесь тоже красиво могут, - засмеялся тоненький Митя.
      - А что, кроме шуток, - вмешался Ваня. Он был в новенькой рубахе, в остроносых туфлях. И брюки у него были наглажены, как отточенные лезвия. Тут сколько случаев было, целые пароходы пропадали! Недавно ограбили какое-то шведское судно.
      - Ну, это уж сказки! - рассмеялся я. - В наше-то время?
      - Какие сказки?! - выпучил глаза Ваня. - Ограбили шведское судно! Ночью подошли на джонках с оружием из-за этих вот островов, согнали на корму всю команду. Пистолет к виску, а сами бросили груз на джонки - и концы в воду. Один полицейский напал на след пиратов, так потом его голову нашли где-то в кустах.
      - Г-го-лову от-торвут з-запросто, - таинственно повторил Веня, будто не раз попадал в такие истории.
      - А, ерунда! - сказал электромеханик Валерий Иваныч, у которого было прозвище "Чудеса ботаники", потому что он собирал редкие, диковинные растения. По переборкам его каюты вились лианы, на полу стояла пальма... И сам он со своей стрижкой "ёжик" походил чем-то на кактус. Он и сейчас ехал снимать чудеса ботаники Гонконга.
      - Красивый город, - сказал Валерий Иваныч. - Нужно уметь видеть красивое.
      И Гонконг утвердительно сверкнул всеми своими стёклами.
      ДИСНЕЙЛЕНД В ГОНКОНГЕ
      Мы подошли к причалу. Катер со скрипом протиснулся среди барж. И Веня, прыгая по ним, вдруг закричал:
      - Братцы, м-монеты! - и бросился к киоску, за стёклами которого издалека поблёскивали серебряные кружочки.
      Я хотел было побежать за ним - другу-то обещал монеты! Но "Чудеса ботаники" взял меня за локоть:
      - Посмотрим на город сверху. А остальное ещё успеем. Только мы отошли от причала, как Валерий Иваныч воскликнул:
      - Ого! Вот это да!
      Прямо перед нами, как скала, возникла многоэтажная голубая громада. Странное сооружение! Вроде бы и дом, но вместо окон сияли огромные круглые иллюминаторы.
      - Видел? - с изумлением сказал Валерий Иваныч. - Морской вокзал! Недавно построили! А ну пошли дальше! Что там ещё за чудеса?
      Мы втёрлись в шумную толпу и вышли на бойкую улочку.
      И тут тоже начались чудеса. Но совсем другие.
      По улице, словно в Диснейленде, дребезжал старинный двухэтажный трамвай. Из окон его смотрели китайцы, но не гуттаперчевые, а настоящие, живые.
      Рядом с трамваем бежал человек и тащил коляску, в которой сидел толстый мужчина.
      Не мужчина - пуховик! Будто его нарочно посадили продемонстрировать, как капиталисты эксплуатируют бедняков.
      За ними ещё один тощий китаец тянул ярко-красную коляску с картонными ящиками, а сбоку бежала китаянка и покрикивала. Наверное, "быстрей, быстрей!".
      Совсем как в прошлом веке! Только люди были сегодняшние, живые.
      Какой-то мальчишка взмахнул передо мной пачкой газет. Прошли несколько шагов, и старик рикша тронул меня за плечо:
      - Поехали!
      Но я показал на ноги:
      - Ничего! Как-нибудь на своих на двоих!
      ОБЫКНОВЕННЫЕ ДЕТИ ГОНКОНГА
      Мы быстро прошли шумную улицу, заваленную картонными ящиками, уставленную лавочками, возле которых хозяева жевали резинку, кричали, размахивали платками, лентами, трещали трещотками, и стали подниматься в гору.
      Здесь не было ни лавок, ни рикшей. Высоким зданиям было просторно. Под тенистыми деревьями проносились сверкающие автомобили. И маленький полицейский в шортах и в белом шлеме указывал жезлом дорогу.
      Над одним высоким домом развевался английский, над другим американский флаги.
      Здания светились, будто айсберги. А шум города долетал сюда снизу, как гул птичьего базара.
      Дорога вилась по сопке, и над нею нависали крепкие тропические лианы.
      - Это только начало, - сказал "Чудеса ботаники", снимая фотоаппарат, похожий на ствол миномёта. - Вон какая красота!
      Сверху действительно было на что посмотреть. Между зелёными островами качались цветные суда, голубое небо сливалось с голубой водой, а далеко-далеко, у самого горизонта, тянулись пароходные дымки.
      Но вот мы поднялись ещё выше и пошли по широкой лестнице. Она была вся белая и уходила вверх - в небо. Возле неё рабочие подстригали газоны, а где-то вверху, казалось у самых облаков, темнела статуя английского короля в высокой, как колпак, короне... Вскинув голову, выставив вперёд ногу, он оглядывал океанские дали.
      Рядом с памятником ходили павлины с яркими хвостами. И тоже по-королевски поднимали головы, будто прислушивались к рокоту моря.
      - Отличный вид! - сказал Валерий Иваныч. Он приготовил фотоаппарат.
      Но тут из аллеи выбежала стайка китайчат с чёрненькими чёлочками, в белых сияющих рубашках. Мальчишки шалили, болтали головами из стороны в сторону. За ними семенила на высоких каблучках изящная няня или воспитательница.
      Они взобрались на пьедестал к королю, смеясь уселись вокруг него, а один, подпрыгивая, как козлёнок, подбежал к нам и показал мизинцем на детей: сфотографировать!
      - Можно! - улыбнулся Валерий Иваныч. Мальчуган взобрался на пьедестал и, сев среди своих товарищей, наклонил голову набок.
      "Чудеса ботаники" прицелился и щёлкнул аппаратом. Я тоже сделал снимок.
      Мальчишка наклонил голову в другую сторону и показал: ещё и так.
      Электромеханик улыбнулся:
      - Пожалуйста и так!
      Тогда малыши спрыгнули, а один, тот самый, остался и показал пальцем: "Теперь меня одного".
      - Ишь ты! - удивился я.
      - Хватит, - сказал Валерий Иванович. Воспитательница подошла к нему и тоже сделала знак:
      "Хватит". Но мальчуган поджал губы, гневно поглядел на неё, потом в нашу сторону и топнул ногой.
      Остальные дети притихли и с любопытством смотрели то на воспитательницу, то на мальчишку - ждали, что же будет. Видно, здесь привыкли выполнять его капризы.
      Но мы закрыли аппараты, и мальчишка зло спрыгнул вниз.
      - Ничего себе! - сказал я Валерию Иванычу. - Ничего себе привычки с детства. Выучился у кого-то!
      - Дети, - ответил он. - Обыкновенные дети Гонконга. "Не очень-то обыкновенные", - подумал я.
      Мы посмотрели ещё раз сверху на море, на ослепительные облака и стали спускаться по лестнице - с неба на землю.
      ВСТРЕЧИ НА ТОРГОВОЙ УЛИЦЕ
      Снова послышался уличный шум, запахло соей, перцем, появились улочки, заставленные лавками. В одной лавке седенький старичок в треснувших очках вколачивал в старый ботинок гвозди. В другой - женщина чистила рыбу.
      Из харчевен потянуло запахом чеснока и каракатиц, под ногами зашуршала обёрточная бумага в иероглифах, захрустела скорлупа. И впереди между высоких домов показался торговый ряд - настоящая щель!
      Торговцы выскакивали из-за прилавков, хватали прохожих за руки, хрипели, шептали, кричали:
      - Мохер!.. Нейлон!.. Бери гуд!.. Америхэн!..
      Ко мне подскочил желтозубый молодой китаец, вцепился в рубаху и затараторил:
      - Корефан, друг, покупай!
      - Что-то наших не видно, - сказал я Валерию Ивановичу, - уж не потеряли ли голову? - И вдруг столкнулся нос к носу с поваром Ваней. Цел! И голова на плечах.
      - А я босоноги купил! - похвастал Ваня. - По камбузу бегать. А ты что?
      - А ничего. Марки ищу!
      - Да вон их в киоске завались! - Ваня схватил меня за руку. - Пошли.
      Перед нами пробежал мальчуган с коромыслом. Маленький, тощий. Бока у него вздувались, как мехи, и было видно, как ходят рёбра. На коромысле качался десяток кастрюль, и из всех валил пар.
      Следом за ним бежал ещё один, ещё меньше. Ноги его, казалось, подламывались, коромысло врезалось в плечо. В котелках плескалась горячая похлёбка, и он старался не расплескать её. Лицо его было искажено от напряжения.
      Я посторонился, чтобы дать дорогу. Но тут сзади на меня кто-то прикрикнул.
      Я оглянулся. И там, обливаясь потом, мчался мальчишка. Нейлоновая рубаха на нём была расстёгнута, и в руках тоже покачивались большие котелки.
      А за ним ещё и ещё... Потные, взмокшие ребятишки толкали коляски с ящиками, тянули вёдра. Они ловко прокладывали себе путь, покрикивали, как катерки, и пропадали в узких проулках.
      - Видел жизнь? - вздохнул Ваня.
      - Дети Гонконга, - сказал я.
      Валерий Иванович нахмурился и ничего не сказал.
      Я достал фотоаппарат, но тут же спрятал. Здесь было темно, да и неловко как-то фотографировать человеческую беду. А стоило бы снять, чтобы дома показать, какой он, настоящий Гонконг. Сверху донизу.
      ПЕНСИЯ ДЛЯ РИКШИ
      По улице валили толпы народа. Шагали с покупками американские матросы с авианосца. Как кораблики, качались их белые шапочки. Сердито извивались драконы на блузах китаянок.
      Сквозь толпу пробирались автомобили и, обгоняя их, потея, снова торопились рикши - на велосипедах и в упряжи.
      Я спросил:
      - Интересно, такси вокруг полно, а люди на рикшах раскатывают. Зачем?
      - Дешевле, - сказал Валерий Иванович.
      - На машине два-три доллара, а тут доллар бросил - и кати куда угодно, - объяснил Ваня. - Экономия.
      - А бегут-то старики, - сказал я.
      - А молодому что тут делать, - сказал Валерий Иваныч. - Молодой на стройку пойдёт или торговать.
      - Так этим уже на пенсию пора! - заметил я.
      - На пенсию? - усмехнулся Ваня. - Сейчас увидишь пенсию.
      И он потянул нас в какой-то тесный проулок. Стало совсем темно. Солнце сюда не пробивалось. Было душно и влажно.
      Небо словно пропало. Кое-где в лавочках горели свечи. На улице прямо на лотках горами лежали пальто, куртки, мотки ниток. Торговцы провожали нас и, кося глазами на соседей, таинственно шептали:
      - Не надо его покупай. Его плохо! Моя покупай!
      А у грязной стены среди окурков и обрывков целлофана, вытянув голые ноги, дремали старики, привалясь друг к другу. Рядом лежала ободранная, старая кошка и поглядывала по сторонам.
      Это сюда, в эти ряды, бежали мальчишки с кастрюльками, котелками и раздавали их налево и направо торговцам. А старики только косили им вслед уголками глаз.
      У богатой лавки стоял молодой упитанный торговец с тарелкой в руке. Он степенно доставал палочками рис и отправлял в рот.
      За его спиной переливались шелка. На вешалках висели в ряд пальто и шубы.
      Наконец он поел, выставил ногу вперёд - как король на пьедестале, что-то крикнул, и тотчас к нему подбежал тощий, согнутый старик. За стариком потянулась кошка.
      Торговец показал старику на пол: "Подмести". И старик стал быстро мести мусор бамбуковой метёлкой. Подмёл, поставил метёлку в угол и встал около двери.
      Торговец подбросил монету - она упала на пол к ногам старика, протянул ему тарелку: в ней что-то оставалось. Тот, кланяясь, взял её, подобрал монету и хотел сесть у дверей магазина, но хозяин замахал рукой: "Пошёл, пошёл!" И старик, кланяясь, попятился к стене.
      Он примостился на корточках, взял горстку риса, положил возле кошки и, подвинув тарелку поближе, стал есть.
      Мимо него шли матросы с покупками, задевали платьями торговки-китаянки, перешагивали через ноги мальчишки-разносчики. Но старый рикша не обращал на них никакого внимания.
      - Вот тебе и пенсия и прекрасный Гонконг, - сказал Ваня. - А что город красивый, так кто спорит!
      ТЕНИ НА ВОДЕ
      Ночью на палубе у нас не работали. Молчали лебёдки, тихо было в трюмах.
      Я заступил на вахту и иногда обходил палубу, чтоб никакие пираты не стащили у боцмана краску, не сбили замки с малярки.
      Небо играло звёздами, отражалось в воде, и по нему скользили баржи и джонки - домики на плаву. Легко, невесомо. Будто это были только тени. Казалось, что и живут в них тени, а не люди. Вот течение понесло плавучий дом - заколебалась на окне занавеска, а на занавеске тени.
      Вот тень-мужчина взяла тень-чашку, вот из чашки закурился тень-дымок.
      А вон потянулось ещё судёнышко. У него на занавеске тень-женщина баюкает на руках тень-ребёнка. А рядом на джонке две тени укрылись тенью-одеялом и разом дунули на тень-свечу...
      Я всё ходил по палубе и смотрел, как проплывает мимо тень-жизнь...
      Вышел штурман Веня, закурил и тихо сказал:
      - Как в т-театре т-теней.
      Я кивнул ему молча, чтобы никого не разбудить. Утром начнётся дневная жизнь: заскрипят краны, зашумят лебёдки, и не тени, а живые люди потянут на спинах грузы, понесут ящики, потащат на коромыслах чаши и, как маленькие лод
      чонки перед айсбергами вельможных зданий, будут толкаться и кричать старые, усталые рикши. Пусть отдыхают.
      "КОРЕФАН"
      Все уже купили для друзей сувениры. Кто раздобыл монеты, марки, а я пока - ничего.
      И теперь шагал за помощником капитана, приглядываясь к прилавкам.
      В одном магазине приглядел целое деревце. Сосенку. Такую, как провожала нас из Японии, только миниатюрную. В другом продавали кобру с мангустой. А ещё дальше хохотала обезьяна из кокосового ореха. Выкатила глаза, выпучила красные губы. Шляпа на ней, как на английском офицере, очки из проволоки.. .
      Хороша!
      Но Фёдор Михайлович поморщился и тряхнул чубом.
      - Зачем тебе обезьяна из кокосового ореха! Да этих кокосов кругом пруд пруди! Сам вырежешь! Такую образину соорудишь - упадут! - И вдруг он повернулся ко мне: - Ты себе куртку купи. Возвращаться когда будем? Зимой! А ты в рубашке. А ну-ка пошли!
      И мы опять нырнули в "щель".
      Едва мы пробрались к прилавку, от которого несло запахом кожи, ко мне подскочил знакомый уже китаец:
      - А, корефан! Пальто! Смокинг! Куртка!
      Он вытащил одной рукой из вороха вещей жёлтое хрустящее пальто, подбросил его, другой - бесцеремонно похлопал меня по карману:
      - О, мони есть! Деньги есть. Покупай!
      - Ладно, ладно, - отодвинул его в сторону Фёдор Михайлович. - Знаем! И подмигнул мне: - Уже подсчитал, сколько содрать. Тут ухо держи востро.
      Помощник капитана сам вытащил чёрную куртку, чтоб и от снега и от дождя, примерил мне к плечам и вздохнул:
      - Маленькая. Китаец засуетился:
      - О, литл, маленький. Не надо литл, найдем биг - большой! Только покупай, мы - друзья. Ты корефан, я корефан...
      Он метнулся в лавчонку, выбежал с новой курткой, стал надевать на меня. Не лезет!
      - Сейчас, секунд, - сказал китаец, что-то выдернул из рукава, крутнулся волчком. Полезло!
      Фёдор Михайлович обошёл меня со всех сторон, посмотрел и степенно сказал:
      - Хорошо.
      Китаец обежал вокруг, закачал головой, зацокал языком:
      - Хорошо, корефан. Мони давай.
      Отсчитали мы ему доллары, завернули куртку и пошли дальше. Вдруг я почувствовал, что в руке у меня чего-то нет. Не хватает чего-то!
      Прошёл ещё немного и спохватился:
      - Фотоаппарата нет!
      - А был? - спросил Фёдор Михайлович.
      - А как же! - говорю. - Аппарат сына, да и плёнка интересная.
      Мы вернулись к лотку, где видели мангусту, - нет аппарата! Остановились у магазина, где продавали обезьяну, - нет аппарата!
      Фёдор Михайлович уверенно зашагал к "корефану". И я вдруг вспомнил: "Да ведь я аппарат в руке держал, когда к нему подходил! У меня ещё рука в рукав почему-то не влезала. А потом полезла!"
      Подошли мы, а китаец нас будто и не замечает.
      Фёдор Михайлович приподнял одно пальто с лотка - китаец покосился. Я приподнял второе - он подбежал и как затараторит:
      - Что тут корефан ищет, что надо?
      - Фотоаппарат, - говорю.
      - Аппарат? - Торговец щёлкнул пальцем у глаза.
      - Да, - кивнул я.
      - Нет фотоаппарата, - говорит, - не знаю. Тесное слово!
      Тут Фёдор Михайлович приподнял чуть не весь лоток. А китаец повернулся ко мне и быстро спросил:
      - Твоя камера? Будто не знает!
      - А чья же! - говорю.
      Торговец махнул рукой - будто делал одолжение! - нырнул на дно ящика, под стойку, и вытащил оттуда фотоаппарат. Мой!
      Протянул он мне его и говорит:
      - На! Ты корефан, я корефан. Мы друзья. Теперь всё только у меня покупать будешь!
      Торговцы вокруг ухмыльнулись.
      - Ну и корефан! - сказал я весело.
      - Пират ты, а не корефан, маленький гонконгский пират! - рассмеялся Фёдор Михайлович. - Надо ещё посмотреть, не валяется ли у тебя там чья-нибудь голова.
      - Голова? - торговец быстро поднял глаза и затряс ладонью. - Голова нет! Тесное слово! - И он бросился ловить новых покупателей.
      А Фёдор Михайлович отобрал у меня свёрток и, пристраивая его под мышкой, проворчал:
      - Давай сюда, а то тут и без аппарата, и без куртки останешься!
      ВАЛЬС НА ПРИЧАЛЕ
      Ещё утром, сойдя на берег, мы увидели в порту маленькую босоногую девочку. По всему причалу сидели и лежали грузчики и рабочие в пыльных робах. А девочка аккуратно переступала через них и подавала то одному, то другому блестящие оловянные чашки.
      Плескалось море, скрипели баржи, чашки стучали о причал, и казалось, будто она под эту оловянную музыку танцует какой-то странный танец. С чашками.
      - Вальсирует, - сказал я.
      - Хозяйка, - заметил Фёдор Михайлович. - Стольких накормить! Навальсируешься. - И тут же похвалил: - А молодец!
      Девочка задвигалась ещё быстрей. Со всех сторон её звали, а из лавки, стоявшей на причале, пожилая женщина всё подавала чашки с горячей кашей, и вслед нам доносился их стук...
      Когда мы вернулись на причал, был уже вечер. Хорошо! Ни городского шума, ни крика торговцев. Морской ветерок, волны да корабли до самого горизонта.
      И вдруг Фёдор Михайлович сказал:
      - А девчонка-то всё вальсирует... Мы этого как-то сразу не заметили.
      Весь причал был уставлен чашками, и девочка устало наклонялась и собирала их.
      Следом за нами на причал спустились несколько чопорных англичан, а за ними, вся в белых кружевах, как облако, появилась высокая молодая женщина. Она словно бы возникла из прошлого. На шляпе у неё развевались пышные перья, а сзади чуть ли не тянулся настоящий шлейф!
      Она прошествовала мимо девочки и пальцами отвела в сторону край платья, чтобы не испачкать об чашки.
      Девочка подняла голову, лицо её вдруг вспыхнуло от удивления, глаза засветились. Но женщина как-то высокомерно взглянула на неё и на её руки; девочка тоже оглядела себя, своё платье, сгорбилась и стала собирать посуду. Как Золушка.
      Раздался гудок. Это сигналили катера, и мы отправились на пароход.
      Вокруг нас бурлила вода, мчались рядом судёнышки - не таинственные пиратские, а натруженные джонки, баржи, на которых вместе со взрослыми деловито раскачивались в такт волнам дети. Они ворочали тюки с хлопком, швыряли сетки макулатуры, раскатывали тяжёлые рулоны бумаги.
      Постепенно Гонконг удалялся. Пропали из виду улочки, скрылись причалы, и всё за кормой становилось снова ярким, весёлым, праздничным.
      НАДО ГОТОВИТЬ КРЮЧКИ
      Мы шли через Сиамский залив в Бангкок, столицу Таиланда. Я и думать не думал попасть в эту страну, хотя слышал о ней давно, ещё когда она называлась "Королевство Сиам". По её джунглям пробирались самые страшные кобры. В болотах таились крокодилы, а её король выезжал во время праздников на белом слоне...
      Иван Савельевич, довольный, пробежался по судну, сообщил:
      - Порядок! Тайфунов не предвидится.
      Я взял матросский инструмент - швабру, ведро, - но тут хлестнул тёплый тропический ливень, смыл с судна всю пыль и грязь почище заправского боцмана, выровнял волны, и по воде во все стороны зачиркали хвостами стаи летучих рыб.
      На палубу выбралась вся команда.
      Радисты монтировали антенну. "Чудеса ботаники" высаживал в банку новую рассаду, а боцман - молодой, высокий - прохаживался рядом и насмешливо приговаривал:
      - Палуба - это железо, металл! Всё на ней должно быть железным! - И он показывал мозолистую ладонь, будто она тоже была из железа. - А тут на тебе! Чудеса ботаники, трав-ки-муравки.. .
      Но Валерий Иванович спокойно продолжал своё дело. В дверях появился Фёдор Михайлович:
      - Правильно, Валерий! Боцман ещё спасибо скажет! Боцман хотел что-то ответить, но посмотрел на помощника и воскликнул:
      - Вот это другое дело!
      Фёдор Михайлович, держа несколько крючков, спаянных вместе, обматывал их красными тряпицами,
      - Кальмарницу готовлю. Кальмаров ловить, - сказал он.
      - Эх и половим кальмарчиков! - обрадовался Ваня. - А потом их на сливочном масле, с лучком, а? - Глаза под очками сверкнули. - Всю команду накормим. Да ещё с жареной картошечкой.. . Объедение!
      Видеть кальмаров я видел, а вот чтобы тянуть на крючке, этого мне не приходилось. Так бы и я половил!
      "Чудеса ботаники" вдруг подпрыгнул, как мальчишка, схватил фотоаппарат и бросился к борту:
      - Дельфины! Какие дельфины! ..
      Что дельфины! Надо готовить крючки. Впереди - кальмары.
      ПОДПИСЬ КАЛЬМАРА
      Как-то под вечер по правому борту возникли и скоро исчезли голубые прозрачные острова. А впереди открылся странный берег. Прямо из воды торчали жёсткие кусты, кое-где они поднимались над водой на спутанных корнях, будто на лапах.
      Тут и там посреди залива одиноко стояли пальмы.
      Вот сверкнул впереди огонёк на каком-то судне. Мигнул одинокий маяк.
      Капитан дал на берег радиограмму, что мы подходим к Бангкоку. В ответ сообщили: "Ждите. В порт поведём утром". На баке загрохотала цепь. Плюхнулся в воду якорь. И всё стихло.
      В распоряжении у нас была целая ночь. И после ужина вся команда повалила на корму за Фёдором Михайловичем.
      Я притащил большую электролюстру, вывесил за борт и включил. В воду упал луч света, и сразу с трёх сторон вниз полетели кальмарницы.
      Лиловое небо стало совсем тёмным. Из прибрежных джунглей уже доносились неясные ночные звуки, цверенчали цикады. Над мачтой всплеснулась тень - порхнула, закружила летучая мышь.
      Фёдор Михайлович сказал:
      - Ничего, сейчас совсем стемнеет, пойдут кальмарчики. И вдруг кто-то крикнул:
      - Смотрите!
      Мы перегнулись через борт и увидели, как из глубины всплывает бурая вьющаяся лента. Она подняла над водой плоскую голову и ушла вглубь. У меня мороз побежал по коже.
      - Змея! - крикнул боцман. - Дёргай!
      - Я её сачком! - сказал Валерий Иванович. Но к борту подошёл капитан:
      - Не трогать, она ядовитая.
      Змеи выныривали одна за другой, а кальмаров всё не было.
      Фёдор Михайлович зевнул. Дёргать леску ему надоело, и он отдал её мне.
      Я налёг на борт и потянул крючок на себя. В воде блеснуло что-то прозрачное, как целлофан. А матросы вокруг меня закричали:
      - Да что же ты, дёргай, тяни! Осторожно...
      Я торопливо стал тянуть леску. Внизу за бортом кто-то затрепыхался. Но я подтянул добычу выше, и рядом со мной зафыркал живой прозрачный мешочек. На меня смотрел маленький злой глаз, дёргались короткие щупальца.
      Я сбросил мешок на палубу, нагнулся, чтобы рассмотреть, и вдруг он подскочил, хрюкнул и стрельнул в меня из острого хвоста чёрной жидкостью. Вся палуба вокруг стала чёрной, а но моему лицу и но рубахе поплыли чернильные пятна.
      - Что, есть? - раздался рядом радостный голос, и звякнуло ведро, которое Ваня принёс для кальмаров.
      - Есть! - крикнул я, бросая добычу в ведро, и показал на рубаху. - Не видишь?
      - Ишь, - рассмеялся Ваня, - это они дымовую завесу устраивают. Обманывают. Чтобы ловили чернильное пятно, а не их.
      Теперь маленькие моллюски шлёпались на палубу один за другим и выбрасывали струйки чернил. Ваня осторожно складывал кальмаров в ведро, отодвигаясь как можно дальше.
      Но вот джунгли осветила яркая зарница, над берегом поплыло мохнатое душное облако, дотянулось до нас. Небо треснуло от молнии на несколько гигантских кусков, и на весь залив рухнул гулкий тяжёлый ливень.
      Ваня подхватил ведро, нырнул в камбуз. За ним бросились другие. Громыхал гром, светились молнии, сверкали струи дождя. Я весь промок. Но кальмары носились в воде, как маленькие снаряды, и я всё дёргал леску.