Михаил Павлович КОРШУНОВ
      Двое в дороге
      Рассказ
      МЫ УПРЯМЫЕ
      Я понял, что сюда нельзя было ехать на машине. Кир тоже понял. Я видел это по его напряженному лицу.
      Не в первый раз он отправлялся со мной и уже хорошо знал, что такое автомобиль и дорога.
      Песок.
      Он начался, как только свернули с большака в лес. Вначале несильный, терпимый. Я думал, что вот-вот кончится. Но это "вот-вот" тянулось второй час.
      Никаких дорожных знаков. Кое-где на деревьях сделаны зарубки и краской помечены километры.
      Я ехал обследовать район падения метеорита. Надо было нанести на карту, оконтурить.
      Кир поглядывал на приборы - температура воды, давление масла, амперметр.
      По обе стороны дороги стоял лес. Где-то должны быть болота. За время пути нам никто не повстречался - ни пеший, ни конный, ни на автомобиле.
      Тишина. Безлюдье. Только шелест песка под колесами. Ехать сюда на машине нельзя было. Мы серьезно рисковали.
      - Девяносто пять, - сказал Кир.
      Я тоже видел, что температура воды уже девяносто пять. Надо делать передышку.
      Подыскал поляну и вырулил на нее. Заглушил мотор.
      На поляне росли высокие белые цветы. Они согнулись под машиной тугой волной.
      - Умоемся? - спросил Кир.
      - Умоемся.
      Он достал с заднего сиденья большую резиновую грелку, полотенце и мыло. В грелке мы возили воду. Это удобнее, чем в металлическом баке: вода не плескалась и можно было держать где угодно, хоть на сиденье.
      Кир открутил грелку и начал сливать мне. Я умылся. Сразу стало легче. Потом слил ему.
      Кир убрал мыло и полотенце. Грелку положил на переднее крыло: она ему еще пригодится. Над мотором дрожал горячий воздух, как над плитой.
      Я разложил на земле карту. Хотел проверить, сколько осталось до Лисьего носа, где упал метеорит.
      Кир вытащил из-под сиденья мои кожаные перчатки, надел их. Они были ему очень велики. Его тонкие руки с перчатками напоминали веточки, на концах которых висели кленовые листья.
      Кир взобрался на буфер и начал прокачивать в моторе масляный фильтр. Проверил натяжение ремня вентилятора, смахнул пыль с бензонасоса. Поглядел, не подтекает ли.
      Осторожно, чтобы не ожечь лицо паром, открутил пробку радиатора. Долил из грелки воды.
      Я наблюдал за ним. Мне нравилось, что он так много уже знал и умел.
      Кир спрыгнул с буфера, снял перчатки, убрал грелку и подошел ко мне:
      - Мы не сбились с пути, папа?
      - Нет. Все в порядке. Видишь, последняя развилка и хутор Ерик. Теперь должна быть часовня и хутор Медвежки. Потом Шарапова охота, и тогда Лисий нос.
      Я подобрал сосновую иголку, измерил ею расстояние по масштабу до Лисьего носа.
      - Двести двадцать километров.
      - Часов на восемь при такой дороге, да, папа?
      - Да. Часов на восемь. Может, и больше.
      - А почему на карте обозначены болота, а кругом песок?
      - Да. Странно. Я тоже думал.
      - Интересно, какой упал метеорит - большой или нет.
      - Это мы и должны выяснить.
      - А вдруг такой, как "Палласово железо" или "Богуславка"?
      - Вряд ли. Большие кристаллы-монолиты - редкость.
      - Ну и что же. Ты сам говорил - никто не думал, что Сихотэ-Алинский окажется таким огромным.
      - Да. Никто не думал. Ну, поехали.
      Я завел мотор и вырулил на дорогу.
      Волна белых цветов выпрямилась, будто никакой машины никогда не стояло на этой поляне.
      - Страшно, если в песке попадается камень, да, папа?
      - Да. Страшно.
      Я не хотел об этом говорить, но Кир сам догадался. Камень может повредить снизу мотор. Масло вытечет - и тогда машина мертвая. Буксируй тросом.
      Я следил за дорогой. Кир тоже следил. Зарубки на деревьях пропали. Песок густел. Колея становилась глубже. Скорость я не сбавлял. Останавливаться или сбавлять скорость нельзя: затянет в песок - и не тронешься с места.
      Машина шла хотя и не быстро, но с предельным напряжением. Ее трясло.
      - Восемьдесят, - сказал Кир.
      Лес сжимал дорогу. Иногда деревья справа и слева сплетали между собой вершины. Шелестел песок.
      Часовня оказалась у самой дороги. Построена была из бревен. Они полопались от старости.
      - И чего метеориты падают в таких неудобных местах! - Кир вздохнул. Люди раньше их боялись - думали, что плохо, да?
      - Думали, что плохо.
      - А правда, папа, что на Бородинском поле перед боем упал метеорит?
      - Правда.
      - А мы все равно Наполеона разбили. Не сразу, но потом.
      - Конечно.
      - Уже девяносто пять.
      Я начал приглядывать, куда выпрыгнуть из колеи, чтобы потом можно было тронуться с места.
      Выпрыгнул. Встал. Под машиной опять примялись белые цветы.
      - Умоемся?
      - Да.
      Я расстелил на земле карту. Подобрал сосновую иголку. Промерил расстояние, которое прошли до часовни, - тридцать четыре километра. Не много.
      Кира я спросил:
      - Ты есть хочешь?
      - Нет еще.
      - Тогда поедим в Медвежках.
      - Хорошо, папа.
      Подняли капот. Мотор остывал.
      Кир первый услышал шум грузовика. Потом услышал и я.
      Мы выбежали на дорогу. Навстречу ехал тяжелый самосвал.
      Я махнул рукой.
      Самосвал остановился прямо в колее. Песок ему не страшен.
      - Привет, - сказал шофер.
      - Привет, - сказали мы с Киром.
      - Туристы?
      - Нет. Не туристы.
      - А то наша дорога не для туризма.
      - Догадаться не трудно, - сказал я.
      - Почему здесь песок? - спросил Кир.
      - Привозной. Дорогу укрепили. Осенью ползла, болота.
      - Пожалуй, песка пересыпали, - сказал я.
      - Есть такое. Но, кроме нас, самосвалов, никто не ездит. А нам ничего.
      - Вам ничего, а нам плохо.
      - Куда путь держите?
      - В Лисий нос.
      - Я только вчера оттуда. В Никола-рожок еду.
      - Как дальше - пробьемся?
      - Трудно вам будет. А на что в Лисий нос?
      - Метеорит упал. Исследовать надо.
      - Упал, верно. Яму вырыл. Какие-то шарики дети находят.
      - Метеорная пыль, - сказал Кир. Он видел у меня в лаборатории такие шарики окисленного железа. Пыль сдувает с метеорита во время падения.
      - Не так вы к Лисьему носу едете. Надо было с другой стороны. С хутора Жерновец. Паровичок ходит. Узкоколейка. Погрузили бы вас на платформу и до самого Лисьего носа, вокруг болот.
      - Не знали мы про узкоколейку. Нет ее на карте.
      - Недавно построили. Ну ладно. Ночью я буду с обратным рейсом. Если где застрянете, вытащу. Привет! - Он дал газ.
      - Привет! - сказали мы. - Спасибо!
      Самосвал уехал.
      Мы сели в машину. Я завел мотор и вырулил на дорогу.
      Белые цветы выпрямились - никакой машины здесь не стояло.
      Мы пробиваемся к Лисьему носу.
      Песок.
      Он под капотом, в прокладках стекол, в дверных петлях. Истертые песком баллоны почернели.
      Появились болота. Налетели комары. Пришлось закрыть все стекла. Душно. Песок хрустит на зубах, в складках карты, под педалями управления.
      Проехали хутор Медвежки. Свернуть к нему не удалось - колея такая глубокая, что теперь не выскочишь. Ее прорыл самосвал, который мы встретили.
      Поесть и передохнуть тоже не удалось. И набрать в грелку воды.
      Мотор накален. Работает на пределе. Температура воды давно уже девяносто пять.
      Я спрашиваю Кира:
      - Ты есть не хочешь?
      - Нет.
      - А пить?
      - Нет.
      - Устал?
      - Нет.
      В дороге восьмой час.
      Духота. Стекла закрыты. По-прежнему комары и песок.
      Один раз ударил камень. Несильно. Но мы с Киром все равно глянули в заднее стекло; нет ли на песке пятен масла? Не поврежден ли мотор снизу?
      Пятен не было. Появился запах горячего чайника, запах пара и накипи. Это от радиатора.
      Песок слепил глаза. Солнце накалило руль, приборную доску, крышу машины. Хотелось пить. Или хотя бы пополоскать рот, умыться.
      Я подумал - Кир еще мальчик, совсем маленький мальчик. Чтобы прокачать фильтр или проверить натяжение ремня вентилятора, он влазит на буфер машины. И ему сейчас трудно. Гораздо труднее, чем мне. Но он молчит. Он смотрит на дорогу и на приборы.
      Можно, конечно, остановиться прямо в колее. Возле Шараповой охоты. Выпить воды, умыться, поесть, отдохнуть. И ждать самосвала, когда он пройдет ночью. Потому что сами с места не тронемся.
      Но мы с Киром не хотим этого делать. Мы с ним хотим пробиться своими силами. Мы упрямые.
      ГУБКА, ЗАМША И ВЕДРО
      Губка, замша и ведро воды - Кир моет машину.
      Начинает с крыши. Чтобы дотянуться губкой до середины, снимает ботинки, открывает дверцы и влазит с краю на сиденья. На каждое по очереди.
      Когда крыша готова и в ней отражается небо, Кир идет за свежей водой.
      Принимается за стекла. Моет осторожно. Долго споласкивает губку от грязи. Если поцарапаешь переднее стекло, свет встречных машин будет ночью дробиться на царапинах и утомлять глаза.
      Когда покончено и со стеклами и в каждом из них тоже отражается небо, Кир принимается за дверцы, крылья и багажник.
      Грязь сползает с машины все ниже к колесам. А неба все прибавляется.
      Оно уже не только на крыше и на стеклах - оно на крыльях, на дверцах, на багажнике и даже на квадрате номерного знака.
      Ходят по машине облака. Всегда приятно ехать и везти с собой небо!
      Капли воды Кир собирает замшей: не соберешь - высохнут и машина будет пятнистой.
      Кир неутомим. Его любимый наряд - клетчатая рубашка и комбинезон.
      Очень занятно мыть колпаки на колесах. Отойдешь, поглядишь в чистый колпак и увидишь себя, как в кривом зеркале, - на коротких ногах и с большой головой.
      Кира это веселит. Он обязательно посмотрится во все чистые колпаки.
      Однажды Кир мыл машину. Начал, как обычно, с крыши. Когда добрался до облицовки радиатора, увидел птицу. Ее убило на ходу, и она застряла между буфером и стойкой для заводной ручки.
      Кир вытащил птицу, показал мне.
      С тех пор мы с Киром всегда сигналим птицам, когда они сидят на дороге.
      ЧЕТЫРЕ САМОВАРА
      Я ехал без Кира, и мне было грустно одному. Кир остался в городе, заканчивал занятия в школе. А мне надо было ехать в Спасскую полесть, устанавливать магнитограф - прибор для записи колебаний в магнитном поле Земли.
      Смеркалось. Решил заночевать в ближайшей деревне. Такой деревней оказалась Раменка. Ехал медленно через Раменку, приглядывал место, где бы поудобнее пристроить машину. Прежде советовался с Киром, а теперь вынужден был делать это один.
      Спал я всегда в машине. Откидывал спинку переднего сиденья, и получалась кровать. Удобная, широкая. Кир очень любил спать в машине на такой кровати. Перед тем как уснуть, долго сидел в трусах, крутил, слушал радиоприемник или, опустив боковое стекло, разглядывал, что было вокруг. Ведь каждый раз мы спали на новом месте.
      Помню, однажды мы с ним проснулись от продолжительного сигнала. Ночевали одни в лесу далеко от дороги. Сигналить могла только наша машина. Долго ломали голову, что же произошло? Наконец догадались: Кир нажал пятками на сигнал. Случайно, во сне.
      Я остановился в Раменке, посреди площади. Меня окружили ребята. Они давно гнались за мной. Когда человек что-то ищет, это всегда заметно остальным. Тем более - ребятам.
      - Буду у вас ночевать. Здесь, в машине, - сказал я.
      - Здесь плохо, - ответил парень с большим кувшином в руках. Он так и бежал с этим кувшином. Я видел его в зеркальце, когда ехал. - Шумно здесь, беспокойно. Надо в Горчаковскую рощу.
      - Выдумал - в Горчаковскую рощу. Там грязь, - возразили ему.
      - Где Долгий мост, надо.
      - А там лягушки орут.
      - У сельмага.
      - Больно интересно у сельмага. Только что лампочка на столбе горит.
      - На покос податься надо, вот куда!
      - На покос не следует, - сказал я. - Машина помнет траву - косить трудно будет.
      - А трава уже в одонках стоит.
      - В одонках? - не понял я.
      - Ну, в скирдах.
      - Ну, если в скирдах.
      - И мельцо там.
      Что такое мельцо, я тоже не понял.
      - Озеро. Мелкое. Искупаться можно.
      - Купайтесь, где ольха, - сказал парень с кувшином. - Берег чистый.
      - И камней нет. Ноги не нарежете, - добавил кто-то.
      - Ехать вам по этому проулку. - Парень поставил на землю кувшин, чтобы удобнее показать, где проулок. - А потом налево и вниз, вокруг холма. Тут и покос.
      - А про жерди забыл? - напомнили ему. - Они заместо ворот. Растащить потребуется.
      - Да. Жерди растащить потребуется.
      - А где достать кипятку? - спросил я напоследок.
      - Кипяток будет, - сказал парень, поднимая с земли кувшин. - Это я устрою.
      - Мы тоже устроим! - закричали остальные ребята. - Почему ты?
      Я тронул машину. Направился по проулку налево вниз. Обогнул холм и уперся в забор из березовых жердей. Растащил жерди и легко проехал на покос.
      Вскоре увидел мельцо. Тихое луговое озеро. На берегу стояли одонки сена. Укреплены были жердями. Тоже березовыми. Я остановился. Хорошее место определили мне ребята. Кир бы лучшего не выбрал. Вода, тишина, и деревня рядом: можно попросить что нужно. Утром молока, например.
      После дороги очень хотелось окунуться, согнать усталость. Я разделся. Нашел ольху, где ребята велели входить в воду.
      Вода была теплой. Все мельцо пропахло сеном, покосом. Лежали на воде, срезанные косой, ромашки. Их принесло ветром с одонков. Покачивались маленькие зеленые шишки. Они нападали с ольхи.
      Я долго и не спеша плавал между ромашками и зелеными шишками. Отдыхал. Сгонял усталость.
      Потом выбрался на берег. Надел чистую рубашку и чистые полотняные брюки. Достал из багажника тряпки, которыми вытираю от пыли машину. Тряпки были грязными - следовало постирать. Да и резиновые коврики не мешало пополоскать.
      Прибежали ребята. Те же и с ними еще. Парень с кувшином был уже без кувшина.
      Каждый кричал, чтобы я шел к ним домой, где уже закипает самовар.
      Я поблагодарил ребят и сказал, чтобы принесли кипятку сюда. Совсем немного. Вот в эту кружку. А пойти я не могу. Надо до темноты побриться и сделать кое-что по машине.
      Ребята ушли. Кружку не взяли. Сказали, что обойдутся.
      Я постирал тряпки, помыл коврики. От влажных ковриков в машине стало свежо. Щеткой вычистил сиденья, прежде чем стелить на них простыню. Выгнал мух и жуков, которые попали в машину и приехали со мной в Раменку. Достал механическую бритву, завел пружину и побрился.
      К одонкам прилетели птицы. Тоже начали укладываться спать.
      Только я взял грелку, чтобы сходить на берег мельца пополнить запас воды на завтра на дорогу, как вдруг увидел - двое ребят тащат самовар. Осторожно, за ручки.
      Я испугался - выдумали чего!.. Но тут увидел еще один самовар. Потом еще - с правой стороны покоса. Потом еще один - он двигался вдоль берега мельца.
      Четыре самовара!
      И каждый самовар спешил раньше другого добраться до меня.
      "УЧЕБНАЯ"
      - Отпусти ручной тормоз.
      Кир отпускает ручной тормоз.
      - Выжми педаль сцепления и включи первую скорость.
      Кир выжимает педаль сцепления и включает первую скорость.
      - Теперь прибавляй газу. Еще, еще...
      Кир взволнован, раскраснелся. Прикусывает губы, затаивает дыхание. Чтобы доставал до педалей - сиденье придвинуто вперед. А чтобы видел дорогу - использованы книги. Толстые солидные справочники. Мы берем их из дому. Он на них сидит.
      - Ну, смелее. Ну!
      Машина дергается, мотор глохнет: не хватило газу. Кир украдкой глядит на меня. Он думал, что у него получится сразу. А сразу не получается.
      Дернемся - заглохнем. Дернемся - заглохнем.
      Я наблюдаю за Киром. Он не отступится, упорный. И я хочу, чтобы таким он оставался всегда.
      Опять заводим мотор. Кир опять выжимает педаль сцепления. Дает слишком много газу. Мотор ревет. Я молчу: Кир во всем должен убедиться сам, почувствовать, понять. Много газа, мало газа. Холостые обороты, нагрузка. Что и как.
      Мы прыгаем с места. Кир пугается и бросает педали. Оправившись от испуга, говорит:
      - Прыгнул.
      Он знает, что это безграмотно для водителя - прыгать. И педали бросать нельзя. Ни в коем случае! Это он тоже хорошо знает. Растерялся за рулем - авария, несчастье. Видел на дорогах.
      На следующий день продолжаем.
      - Газу! Еще! Не смотри на педали, на дорогу смотри. А ручной тормоз, забыл?
      Ревет мотор. Мы прыгаем, потом глохнем.
      Кир прикусывает губы. На глазах слезы: от обиды на самого себя. Я ласково хлопаю его по плечу.
      - Не огорчайся, Кир. Все прыгают.
      - И ты тоже прыгал?
      - Конечно.
      - А долго?
      - Долго.
      - А пугался? Бросал педали?
      - Случалось.
      Впереди и сзади стоят у нас на машине таблички - "учебная". Между табличками на толстых солидных справочниках сидит Кир.
      - Папа, я начну сначала, можно?
      - Конечно. Только давай пропустим тот встречный автобус.
      - Давай.
      ДОЛЖНЫ ЕХАТЬ ТРОЕ
      Руку поднимает дед, голосует. Он в сапогах, в ватной стеганке. Стоит, опирается на палку. Сгорбился, устал.
      Я останавливаю машину. Кир выскакивает и открывает заднюю дверцу. Помогает деду сесть.
      - Далеко вам? - спрашиваю я.
      - В деревню Хабаровку.
      Дед устраивает палку между колен. Складывает на ней ладони грибком одна на другую.
      Кир снова на месте. Мы трогаемся.
      Дед заводит разговор о нынешней весне, которая то теплом по земле ходит, то морозом возьмется. Долгая весна, истяжная. Но озимые поднимаются не плохо. Ишь зеленеют!
      Мы смотрим на озимые. Они зеленеют первой влажной зеленью. Кое-где в деревнях лежит снег. В снегу топчутся утки: ждут воду. Она появится в полдень, когда пригреет солнце.
      Дед уже не работает. По старости. Прежде, в далекие времена, был сухарником. Выпекал сухари, витушки, рогульки, именинные крендели. А начинал жизнь с того, что чистил в булочных мешки и хлебные формы. Скреб ножом-тупиком тесто. Пропаливал глиняные квашни.
      Кир слушает. Ему интересно. Дед рассказывает охотно: далекое становится для него близким. У Кира нет еще такого далекого. Да и у меня его нет: деду уже за восемьдесят.
      Когда приехали в Хабаровку, дед достал деньги.
      Мы сказали, что деньги с попутчиков не берем: если в машине едут двое, а поместиться могут трое, то должны ехать трое. И деньги тут ни при чем.
      Она села вскоре после деда. Была в гостях у матери в совхозе и возвращалась в город.
      Я спросил, что она делает в городе.
      - Учусь в вечерней школе. - Потом добавила: - И работаю.
      - А кем работаешь?
      Девушка смутилась.
      - Техничкой в интернате.
      Кир не понял, что такое техничка.
      - Ну, мою полы, убираю. Нянечка я, уборщица.
      Кир говорит:
      - Я тоже люблю убирать, мыть машину.
      Девушка смеется. Она больше не стесняется нас.
      - Еще я была поварихой. В детском саду.
      - А трудно быть поварихой? - спрашивает Кир.
      - Сначала было трудно. Нельзя опаздывать с обедом: дети уснут. Набегаются за день и с ног падают, спать хотят.
      - Я тоже, когда спать хочу, падаю с ног, - говорит Кир.
      Он сразу попросил:
      - Нельзя ли побыстрее!
      - А что случилось?
      Это был паренек рыжий и конопатый. Чуб его вспыхивал на солнце, точно факел.
      - Автолавка проехала. Догнать мне ее надо.
      - Догоним.
      Я подбавил скорости. Требовалось выручить человека: догнать магазин. И мы его догнали. Посигналили, чтобы остановился.
      Магазин остановился. Паренек был счастлив.
      Девочка в белом школьном переднике. Робко махнула рукой. Возле девочки на чемодане сидела пожилая женщина. Мы с Киром затормозили.
      Это оказались бабушка с внучкой. Бабушка провожала внучку в пионерский лагерь.
      - Вы ее до переезда через железную дорогу. Пожалуйста, не откажите. Там у них собрание назначено, - говорит бабушка.
      - Сбор, а не собрание, - поправляет внучка.
      Я помог поставить в машину чемодан. Кир сказал:
      - Хочешь, садись впереди.
      Бабушка попыталась сунуть мне в карман деньги.
      Кир поспешил удержать ее руку.
      Если в машине едут двое, а поместиться могут трое, то должны ехать трое. И деньги тут ни при чем.
      НА ОГОНЕК
      Он вышел к нам из леса - старый одинокий пес.
      Мы грели на спиртовке мясные консервы, поджаривали лук. Он стоял и смотрел: прогоним или нет.
      - Иди к нам, - сказал Кир. - Иди. Не бойся.
      Но он боялся.
      Мы кончили греть мясо, поджаривать лук. Поставили на спиртовку чайник.
      Мясо разделили на три части - себе и ему. Себе с луком, ему без лука. Положили в пустую консервную банку, пододвинули навстречу. Он испугался, отбежал. Не поверил.
      Мы начали есть.
      Он медленно обошел вокруг нас, все еще приглядываясь, что за люди хорошие или плохие. Наконец рискнул и остановился у мяса.
      - Не торопись, - сказал Кир. - Горячее.
      Так мы подружились с этим бродячим псом. И вскоре сидели рядом вокруг спиртовки, на которой закипал маленький походный чайник. Пес доверился: вытянул усталые лапы, положил под голову ухо и уснул.
      Чайник закипел. Мы погасили спиртовку. Разлили кипяток в чашки и бросили по щепотке чаю. Подождали, пока заварится, опустится на дно чашек.
      Пес во сне дергал лапами, вздрагивал, вздыхал.
      Мы попили чай. Потом я закурил, а Кир помыл посуду. Собрали мусор и отнесли в канаву. Крошки высыпали в траву муравьям. Начали укладывать вещи.
      Пес проснулся, с тревогой наблюдал за нами: он не хотел расставаться.
      Когда вещи были уложены, мы сели в машину. Помахали псу на прощание и поехали.
      Вдруг Кир сказал:
      - Он бежит за нами.
      Я сбавил скорость. Для чего - не знаю. Взять его с собой мы не могли.
      - Папа, он догоняет.
      Пес бежал изо всех сил.
      - Лучше скорее уедем, папа.
      Я прибавил газу. А пес все бежал и бежал.
      Мы с Киром привыкли к встречам и расставаниям. Но это расставание было тягостным.
      Долго мы потом ехали и молчали.
      СРЕДИ СВОИХ
      Есть море. Есть пляж. Но есть еще гараж с ремонтными цехами. Мы с Киром в пансионате для автотуристов.
      Я с утра на пляже, а Кир с утра в гараже, в ремонтных цехах.
      Каждый отдыхает, как ему хочется. Мы друг другу не мешаем.
      Отдыхать - значит не только купаться или лежать на солнце.
      Отдыхать - это еще заниматься любимым делом.
      А здесь для Кира любимого дела с избытком: триста машин! И такого не бывает, чтобы все сразу были исправными. Обязательно кто-то что-то ремонтирует, регулирует, отвинчивает, привинчивает.
      И вот это "что-то" интересует сейчас Кира больше, чем море с пляжем.
      И хорошо. Пусть.