Вера Николаевна с удовольствием прочитывала записки. Ребята спрашивали и требовали ответов - ясных, конкретных, полных.
      Были вопросы о "Песни песней Соломона" из библии, как примере романтической любви. Это Миша Воркутинский из десятого, выпускного. Он читает древние тексты. Разбирается в живописи. И гербы древних русских городов, наверное, знает. Грамотный мальчишка!
      А это, конечно, Эрик Харжиев: "Что можно узнать нового о резиновых надувных самолетах?"
      А были и прямые предложения по реконструкции школы. Отменить текущие оценки и выставлять только в конце четвертей, итоговые, как в институтах. Назначить "бытовой патруль". Он должен контролировать красоту быта в школе. Включить новые предметы - стандартизацию, например, или машиноведение. Следят ребята за дискуссиями!
      Какого цвета должна быть доска - черного, коричневого или зеленого? Какой должна быть форма для старшеклассников и, главное, для старшеклассниц? А прическа? А туфли?
      Вера Николаевна вложила записки в дневник школы - пускай ознакомятся учителя. Кстати, за последнее время в дневнике появились интересные записи. Василий Тихонович - за большую самостоятельность учеников. Татьяна Акимовна настаивает на изменении изучения химии в девятых классах: начинать предмет с современного строения атомов элементов. Ольга Борисовна пишет: "Надо создавать на уроках проблемные ситуации". Александра Викторовна Ракузина добавляет в записи Ольги Борисовны, что "знания должны приобретаться не памятью, а мыслью" и что надо навсегда покончить с "футлярной педагогикой".
      "Шевелитесь - не то вас заменят кнопкой!" Кто это - Юра или Миша Воркутинский? Мастера афоризмов.
      В дверь заглянула секретарь комитета комсомола Нина Гриценко.
      - Заходи. У тебя что - нет занятий?
      - Контрольная. Уже написала. Вера Николаевна, ребята просят устроить бал. Эскиз бала, новогоднего. Деньги есть - заработали на овощной базе и на почте.
      В дверь всунулась голова Артема, заведующего сектором культмассовой работы.
      - Входи. Тоже написал контрольную и свободен?
      Артем кивнул и сказал:
      - В плане записано: к каждому мероприятию должен быть составлен эскиз. Новогодний бал - мероприятие? Эскиз надо составить? Надо. Закон. Давайте и составим, чтобы достойный нашей школы!
      - Законники, - улыбнулась Вера Николаевна.
      - Чтим и выполняем, - парировал Артем.
      - Что предлагаешь?
      - Съезд гостей. "Кто там в малиновом берете с послом испанским говорит?.." Старинные фонари навесим. В подвале валяются. Цветов накупим живых. Лотерею устроим. Деньги есть, заработали!
      - Вам что, эти деньги руки жгут?
      - Жгут, Вера Николаевна.
      В кабинете директора за столом сидит вовсе не директор, а девчонка из 9-го "А". И сидит-то она не за столом, а на валике дивана. Постукивает о зубы тоненьким карандашиком. Директор боится этой девчонки, потому что девчонка согласится на этот гала-эскиз. Фонари старинные. Съезд гостей... "Кто там в малиновом берете..." Права Антонина Дмитриевна, что относится с осторожностью.
      В кабинет вошел Вадим Нестерович Лось.
      - Простите, - обратился он к Нине и Артему. - Мне надо поговорить с директором.
      Ребята вышли.
      - Хочу сообщить результаты моего дежурства по школе. Ученик Лекомцев ведет себя недопустимо. Грубит мне как преподавателю. Я прошу довести до сведения родителей. Мог бы не беспокоить вас, но в девятом "А" нет классного руководителя. Самоуправляются. Так сказать, бесклассовое общество...
      9
      Вера Николаевна стояла у окна, смотрела на школьный парк. Она любит свой кабинет в эти вечерние часы. Где-то раздается стук молотка: школьный плотник Романушкин подгоняет осевшую дверь или ремонтирует перила.
      Подъехал грузовик. Из кабины выпрыгнула Любовь Егоровна. И тут же ей навстречу выбежали ребята. Начали выгружать из грузовика новые парты.
      Директор спустилась вниз, вышла на крыльцо.
      - Всем одеться!
      - Нам не холодно!
      - Марш! Марш!
      - А вы сами без пальто!
      - Я директор. Мне можно.
      Она вернулась в школу. Пошла посмотреть, чем занят Романушкин. Он долбил в одном из младших классов стену.
      - Романушкин?
      Романушкин поднял голову. Перестал стучать.
      - Что вы делаете?
      - Выполняю заказ.
      - Чей заказ?
      - Паренька. Побежал на улицу.
      Вера Николаевна решила обождать - выяснить, что происходит.
      Вскоре явился Тыбик.
      - Понимаете, жалуются маленькие - утром плохо видно, что написано на доске. Не проснулись как следует. Я и придумал - укрепить лампу. Конструкторскую, на гармошке. Можно поворачивать, освещать доску.
      Вера Николаевна посмотрела на Тыбика. Улыбнулась. Вадим Нестерович говорит, что в наше время нет настоящих ребят. Что все они скептики, отрицатели...
      - Где лампу достанешь с гармошкой?
      - Есть уже. Я бы и пробки для нее сам забил. Шлямбура нет. Романушкина пришлось просить.
      - Готовы тебе пробки. - Романушкин собрал инструмент и ушел.
      Витя откуда-то из угла вытащил лампу с гармошкой. Приставил к пробкам.
      - Удобно? Шнур поверху натяну, где филенка.
      - Мы и в других классах сделаем. Отличное будет ДУ. Достижение Учащегося, - сказала Вера Николаевна.
      Витя смущенно улыбнулся:
      - ВВ. Весьма Вероятно...
      - Ты дружишь с Юрой Лекомцевым. Какие у него отношения с отчимом?
      - По-моему, нормальные.
      - А где сейчас отец?
      - На Севере. Далеко. Забыл, как называется место.
      - Пишет Юре?
      - Пишет. Редко. - Витя подумал и добавил: - По-моему, редко. Почта оттуда...
      - Узнай, пожалуйста, адрес и скажи мне. Хорошо? Узнай тактично. Не у самого Юры и не у мамы.
      - У бабушки Фроси спрошу. Мы у нее завтра собираемся. Редколлегия.
      Вернулся Романушкин.
      - В девятом "А" надо менять парты. Когда будем?
      - Во всех классах уже поменяли?
      - Во всех.
      Вера Николаевна медлила с 9-м "А". И каптерку надо переоборудовать, отдать Василию Тихоновичу под дополнительный кабинет физики.
      Однажды Лена застала в классе Веру Николаевну. Лена пришла со стопкой дневников и классным журналом.
      - Вы проверяете чистоту?
      - Нет, Леночка.
      - Свет зажечь?
      - Зажги.
      Лена положила на стол дневники и журнал. Зажгла свет.
      Доска была густо исписана иксами, зетами в кубе, в четвертой степени.
      - Саша Троицкий. Решает великую теорему Ферма.
      - В наше время тоже решали теорему Ферма. И на этой самой доске.
      - Как?
      - Я училась в этом классе.
      - Как? В нашем классе? Вы? Правда, Вера Николаевна?
      - В девятом "А". Перед войной.
      - Свет погасить? - вдруг спросила Лена.
      - Я на минутку. Ты садись, занимайся делами. И у меня дела. Я пойду.
      - Вера Николаевна, в классе все так же было, как сейчас?
      - Да.
      - Каптерка? Чучела стояли? Аквариум?
      - Все так же было.
      - А Григорий Петрович, он с вами учился? Витя его нашел со своим отрядом. Как героя войны. Совсем недавно. - Лена смутилась. - Мы к нему ходим - и не знали. Он тоже учился в нашей школе?
      - Учился.
      - А мама Юрина?
      - И она, - кивнула Вера Николаевна как-то поспешно.
      И Лена вдруг поняла, что не надо было задавать этот вопрос и вообще расспрашивать обо всем этом. Вера Николаевна сама могла бы рассказать Тыбику о Григории Петровиче и о других. Но ничего не рассказала. Может быть, поэтому и с Леной говорит о Юре так, как никто другой в школе?.. Есть причина? Лена это давно почувствовала и не ошиблась, значит.
      И ей вдруг показалось невежливым оставаться дольше в классе.
      - Я пойду. - И еще раз спросила: - Свет погасить?
      - Как тебе хочется.
      Лена свет погасила и тихонько вышла из старого 9-го "А", в котором осталась сейчас Вера Николаевна.
      10
      Только что закончилось классное собрание. Кричали, спорили. Лена боялась собрания, потому что будет разговор о Юре - правда, не об успеваемости, а о дисциплине. Поругался с Лосем. Наговорил ему такое, что Лось написал в дневник школы и еще куда-то. Требует решительных мер.
      Двоек у Юры нет. То наполучал двоек, то все исправил. Ольга Борисовна поставила ему недавно пять за ту же самую теорему об условном неравенстве и сказала: "Лекомцев, надеюсь, с вашим двоечным юмором покончено".
      Юра кивнул и ответил, что повторяться в шутках - это уже неинтересно, он понимает. Поэтому придумает что-нибудь новенькое, хотя бы с теми же пятерками. Этакий пятерочный юмор.
      Ольга Борисовна засмеялась и сказала в допетровском варианте, на "ты": "Лекомцев, ты прекрасен в своей дерзости!"
      И с Татьяной Акимовной у Юры состоялся разговор. Татьяна Акимовна человек другого плана. Редко шутит. "Прошу доказать, что в состав соляной кислоты входят ионы водорода, ионы хлора. Прошу отметить физические свойства галогенов". И все это без улыбки. И только однажды слегка улыбнулась, когда прочитала в сатирическом листке: "Вы не видели Натрий? Ушел с Хлором к Сере..." Юра сумел ответить Татьяне Акимовне на все "прошу". Татьяна Акимовна, удовлетворенная, кивнула и сказала: "Прошу учиться нормально".
      За столом президиума сидели Варя с Леной и секретарь комитета комсомола Нина Гриценко. Она пришла на собрание.
      - Лекомцев, что у тебя произошло с Вадимом Нестеровичем? - спросила Варя.
      - Частная беседа.
      - То в коридоре, то в буфете... А теперь еще в раздевалке.
      - А у вас с ним ничего не происходит?
      - Что ты имеешь в виду?
      - А все!
      Ребята зашумели: Лось не вызывал симпатии.
      - Но ты ведешь себя недостойно. Так не спорят и не доискиваются истины.
      - Шалевич сам водрузил чай на лоб, - вмешался Витя. - И потом, все это ерунда. Не серьезно.
      - А в раздевалке? - настаивала Варя. - Тоже ерунда, по-твоему, Беляев?
      - Я не знаю, что было в раздевалке.
      - Девочки, - вдруг сказала Майка, - чтобы иметь правильную осанку, надо положить на голову книгу и ходить.
      В классе засмеялись. Даже президиум засмеялся.
      - Майка! - спохватилась Варя. - Прекрати!
      - Я прекратила. - И Майка сделала невинные глаза. - Я в порядке ведения собрания.
      - Скурихина! Прекрати наконец!
      - Молчу, Варечка.
      - Хотите доискаться истины, пригласите Вадима Нестеровича, - сказала Нина Гриценко.
      - Истина, где ты?
      - Лекомцев, Беляев! Ефремова! Остановитесь!..
      - Логическое мышление... Инспектор Варнике.
      Жирафчик засмеялась.
      Варя поглядела на Нину: "Я же предупреждала, что с этим вопросом будет трудно". И Нина знала, что с этим вопросом будет трудно. Она говорила Вере Николаевне.
      А Вера Николаевна сказала, что Вадим Нестерович человек сложный и ей тоже бывает нелегко его понять, но она стремится это сделать. И они должны.
      Юру строго предупредили за некультурность поведения в общественном месте, а именно - в раздевалке. Юра выслушал предупреждение, потом встал и направился к выходу.
      - Привет, пескодоры!
      Ну что с ним делать? Он всегда так... А теперь еще при Нине Гриценко.
      Саша-ферматист закричал:
      - Вернись! Нехорошо, Юрка!
      Юра улыбнулся:
      - Ку-ку, Сашенька. Один бухгалтер приближается к премии.
      Тому, кто докажет или опровергнет теорему Ферма, будет вручена премия в сто тысяч марок. Ольга Борисовна рассказывала.
      Юра ушел.
      Варя взглянула теперь на Лену: "Выручай, что-нибудь придумай". Лена ничего придумать не могла. И Варя продолжала вести собрание.
      - Сережа, у тебя двойка по географии.
      - Я занимаюсь, но оно как-то все мимо.
      - Предупреждение было?
      - Было.
      - Надо исправлять двойку.
      - Обидно, когда плывешь, а берега не видно, - вздохнул Гена Хачатуров.
      - "О мать Нейт! Простри над нами свои крылья!.."
      - Дополнительный вопрос по географии: с какой полоски начинается зебра?
      - Комбинаторика!
      - Лена! Ефремова! Скажи ты им... - взмолилась Варя.
      - Ребята, перестаньте!
      - Хачатуров все. Тайм-аут.
      - Мне врач сказал, у меня соки в рост идут. Не могу нормально учиться. По некоторым предметам... - улыбнулся Борис.
      - Так я тоже расту! - закричал Сережа, подмигнув Борису. - И соки у меня тоже!
      Борис учится нормально по всем предметам. Сказал это для того, чтобы выручить друга. Обратить все в шутку.
      - Человек современного общества должен развиваться в комплексе, буркнул Сашка-ферматист. Он сидел, считал на логарифмической линейке.
      - Где достать царский трон? - вдруг спросил Витя.
      - Ты что?
      - Мои ребята ставят сказку.
      - Сходи в театр.
      - Верно. Из головы вылетело.
      - Опять отвлеклись от темы! - постучала рукой о стол Варя.
      - "Меж ими все рождало споры и к размышлению влекло..."
      - Борис!
      - Девятый "Б" пишет сочинение в стихах!
      - Врешь!
      - Честно! Ходят, рифмы ищут.
      - Мы первыми должны были писать. Александра Викторовна обещала.
      - Напишу пьесу, - заявил Борис - Действующие лица и исполнители: мать Гамлета - Вера Николаевна, Офелия - Майя Скурихина. - При этом Борис встал и поклонился в сторону Майки.
      Майка в ответ тоже встала, поклонилась и положила на голову книгу.
      Класс засмеялся.
      - Первый могильщик... - Боря не успел ничего сказать, как класс хором закричал:
      - Вадим Нестерович Лось!
      Дверь открылась, и на пороге появился Лось. Рядом с ним Юра. Это было настолько неожиданно, что все - кто где стоял и сидел - застыли на местах. Майка - с книгой на голове.
      Наступила тишина. Она повисла в воздухе живая. Ощутимая.
      Лось тоже молча повернулся и вышел. Когда дверь за ним закрылась, ребята накинулись на Юру:
      - Не предупредил! Ну надо же, а!.. Теперь - метеоритная обстановка! Борьба миров!
      - Я сам его привел... Вы же говорили...
      Витя, Юра и Лена шли вдоль Москвы-реки.
      Большой Каменный мост горел голубоватыми огнями. Над открытым плавательным бассейном клубился пар. Поблескивали в снежном сумраке купола кремлевских церквей. На углу высокого серого дома горела надпись из красных стеклянных трубок: "Театр эстрады".
      - Кто по барьеру до Большого Каменного?
      - Скользко, Юра, зимой, - сказал Витя.
      - Глохни.
      И Юра впрыгнул на парапет набережной. За Юрой вскочил Витя. Дал руку Лене. Она тоже поднялась на парапет. Отправились гуськом, балансируя портфелями. Вдруг кто-то кричит:
      - Лекомцев! Беляев! Ефремова! Остановитесь!..
      Ребята остановились. К ним подошла Вера Николаевна.
      - Что за выдумка? А у тебя, Лена, нога слабая. Забыла?
      Ребята спрыгнули с парапета.
      - У меня лучше нога.
      - Лена растянула связки. И серьезно. Мальчишки, безответственные вы!
      - Так она молчит.
      - Ленка, чего ты молчала?
      - Отправляйтесь, - кивнула Вера Николаевна. - По тротуару, как нормальные люди.
      - И они отправились в смущении.
      - Вас смутишь.
      - Нет, почему же... Иногда...
      - Не выдумывайте!
      Ребята засмеялись и отправились по тротуару, как нормальные люди.
      Около театра толпился народ: официальная премьера того самого спектакля - двое спорят...
      - Я пошел, - сказал Витя.
      - Куда?
      - За троном. Договориться надо.
      - Не пробьешься.
      - Пробьюсь.
      И Витя врезался в толпу.
      - Василий Тихонович говорит, что работают установки, которые уничтожают тучи, туман. Облака уничтожают. А мне жаль, - сказала Лена.
      - Облака?
      - И облака, и снег. Тогда его не будет. Я и дождь люблю.
      - Дождь не люблю, а снег люблю. - Юра положил на сугроб портфель и сел на него.
      Лена положила портфель рядом и тоже села.
      К театру подъехало такси, и из такси вышел известный артист.
      Народ узнал, захлопал.
      Его любили.
      - Мне он нравится, - сказала Лена.
      - И мне.
      - Как ты думаешь, кого будет играть?
      - Одного из тех двоих, конечно.
      И вдруг совершенно неожиданно Юра спросил:
      - Когда была жива твоя мама... ну, ты прости... она с тобой часто разговаривала?
      - Что? - не поняла Лена.
      - Разговаривала нормально, понимаешь?
      Лена помолчала, потом сказала:
      - Почему обижаешь Витю иногда?
      На вопрос Юры она не ответила.
      - Он всегда прав.
      - И меня поэтому обижаешь? - Последние слова Лена сказала совсем негромко.
      Юра вскочил:
      - Мать свою я не люблю! Ее никто не любит!..
      - Зачем ты так?
      - А что? Она и тебя не любит. Отца не любила. И Вано не любит. Она себя любит!
      - Юра! - Лена тоже встала с сугроба. - Ты не смеешь так о матери!
      - Смею!
      - Нет! - Лена взглянула ему в лицо. - Часто говоришь и делаешь такое, о чем потом жалеешь.
      Юра ничего не ответил.
      - Ждешь писем?
      Юра молчал.
      - Инна обижается, что не приходишь. И бабушка Фрося.
      - Странно. Мой отец учился в этой же школе, а я не знал. Странно. Верно, Леша?
      Она сняла перчатку, подула на пальцы.
      - И мать училась. В параллельном. И тоже молчала.
      Лена сказала:
      - Давно было. Как и война давно была.
      - Чего о войне заговорила?
      - Девятый "А" ищет девятый "А".
      - Сейчас придумала?
      - Да. Но так должно было быть. А то один Витя со своими следопытами.
      - Надень перчатку.
      Лена надела перчатку.
      - Замерзла?
      - Нет, что ты!
      - Великий ученый Шампольон еще мальчиком сказал: "Я прочту это, когда вырасту". И первый в мире прочел египетские письмена.
      Лена улыбнулась.
      - А мои письмена ты читаешь в своем дневнике?
      - Прочту, когда вырасту! - Юра схватил Лену и посадил в сугроб.
      - Ты с ума сошел! Юрка!
      - Ничего подобного! - Юра и сам повалился в сугроб. - А великий ученый Шлиман еще мальчиком сказал: "Я найду Трою". И нашел ее!
      Лена сидела, мотала головой, отряхиваясь от снега. Громко смеялась.
      - И вообще, Майка Скурихина перед тобой просто фанера Милосская! И ничего больше!
      - Юра, перестань. К нам, кажется, идет милиционер.
      - Не милиционер к нам идет, а Витька.
      К ним шел Тыбик.
      - Чего сидите в снегу и орете?
      - Диктую высказывания ученых. От формации к формации.
      11
      - Вано, можно к тебе?
      - Да, конечно.
      "Вано" - это была видимость дружеских отношений со стороны Юры, потому что сам Иван Никитович хотел быть с Юрой в настоящих дружеских отношениях. Но он понимал, что не имеет права добиваться этого. Этого должен был захотеть Юра.
      Вано в теплом замшевом пиджаке сидел за своим рабочим столом, читал информационный бюллетень по культурному обмену. Значит, будет очередная встреча: "Дамы и господа, мы собрались, чтобы..."
      - Вано, ты любишь мою мать?
      Некоторое время Вано продолжал сидеть неподвижно. Потом медленно закрыл бюллетень. Сейчас скажет: "Не понимаю тебя".
      Вано поднялся из-за стола.
      - Мне бы хотелось, чтобы наш первый серьезный разговор начался не с подобного вопроса, - наконец ответил он.
      И действительно, у Юры с Вано никогда не было серьезного разговора.
      - А с какого?
      Юра был несправедливо агрессивен.
      - Я знал, что ты спросишь у меня обо всем, что случилось. Вырастешь и спросишь. Вот ты и вырос, если спросил.
      - Но я спросил тебя не об этом?
      - Ты спросил меня об этом, Юра.
      Юра промолчал, потому что на самом деле спросил об этом. И Вано поступил честно и не сказал: "Я не понимаю тебя". Так бы ответила мать.
      Юра продолжал стоять посредине комнаты. Он ждал.
      На кухне совсем мирно разговаривала сама с собой тетя Галя. Мамы дома не было, она ушла.
      Вано подошел к Юре и положил ему на плечи руки. И вдруг Юра понял, что на честность Вано он должен ответить тоже мужской честностью. Он поставил Вано в затруднительное положение, и Вано не испугался, не начал отговариваться пустыми фразами.
      - Я знаю: ты не виноват, Вано.
      - Юра, здесь нет правых и неправых.
      - Есть.
      - Нет, Юра. Ты не ищи. Я вижу - ты ищешь. - Иван Никитович опустил руки, взглянул на Юру.
      - Мать виновата перед отцом.
      - Это ты так решил?
      - А перед кем она виновата?
      - Я повторяю тебе: здесь нет правых и неправых.
      - Скажи, Вано, а какое отношение имеет Вера Николаевна к моему отцу? Она училась в одном с ним классе? Перед войной?
      - Училась. Да.
      - Мать никогда не говорила. Почему? И она из этой школы, только из другого класса. Параллельного.
      - А отец? Говорил?
      - Нет.
      - И ты хочешь, чтобы я...
      - Ты сам сказал, что когда-нибудь спрошу у тебя, что случилось. Вот я и спрашиваю. А ты говоришь: здесь нет правых и неправых.
      - Юра... - позвала мать. Она стояла в дверях. Она вернулась из города.
      Юра поглядел на нее. Морщины стянули глаза. Снег растаял в волосах, и мокрые волосы прилипли к щекам. Лицо от этого сделалось особенно худым и бледным. Уголки губ дрожали. Недокрашенные помадой, они тоже были особенно бледными.
      Она слышала конец разговора между Юрой и Вано.
      - Если ты ищешь виноватых, то это я. Одна я! И не надо ни о чем спрашивать Ивана Никитовича.
      "Ты часто говоришь и делаешь такое, о чем потом жалеешь..." - И Юра выбежал из кабинета.
      Он не хотел больше ничего знать!..
      12
      Василий Тихонович дал программированные вопросы по инфразвуку и молекулярному движению. Кто закончил отвечать, мог заниматься чем хотел.
      Лена писала письмо Григорию Петровичу, отцу Юры. Как староста класса.
      "Мы все очень любим Юру и поэтому беспокоимся за него. Он такой..." Лена подумала и написала: "неровный", и прибавила: "сейчас". И потом дальше: "Мальчики, они неровные в эти годы. Оправдываются, что..."
      Лена остановилась, подумала и зачеркнула "оправдываются, что...".
      Вера Николаевна просила Лену написать письмо. Вначале хотела сама, а потом передумала. Вызвала Лену. О письме никто не должен знать. Ни в классе, ни вообще.
      Лена и Юре ничего не сказала. А зачем? Начнет кричать, что опять вмешиваются в его личную жизнь...
      Когда человек не может разобраться в близких ему людях, в их поступках и тем более когда эти близкие - собственные отец, мать и отчим, он мучается сам и мучает других близких, хотя бы друзей по школе.
      Лена достала из портфеля тетрадку, в которой собирала высказывания писателей, ученых и общественных деятелей. Нашла слова Хемингуэя и переписала их в письмо: "Каждый, кто ходит по земле, имеет свои обязанности в жизни". Она уважала Хемингуэя, и он должен был помочь ей. И еще она уважала Сент-Экзюпери. "Любить - это значит не смотреть друг на друга, а смотреть вместе в одном направлении". "В любви нет больше и меньше" (Л. Толстой). "Смейся, и я скажу, кто ты" (М. Ларни).
      Много хорошего в тетрадке.
      Юра не пришел в школу. Может быть, заболел, а может быть, не подготовился к вопросам по физике.
      Занятие Василий Тихонович проводил совместное - 9-й "А" и 9-й "Б". Неподалеку от Лены сидел Шалевич. Около него - Генка Хачатуров. Ответы на программированные вопросы они уже закончили и тихонько говорили о своем. Конечно, о баскетболе.
      - Надо сдублировать противника. Создать сборную из своих игроков, вроде это противник, и играть с ней.
      - У них в зале жесткие кольца. Мы не привыкли. И стартовая пятерка была не та.
      - Смотри, у меня таблица. Я сделал. Штрафные броски - сорок восемь процентов, броски со средних дистанций - двадцать пять процентов, подбор мячей на чужом щите - тридцать процентов.
      - Наша команда не дошла до пика спортивной формы.
      "Опять, проиграли, оправдывается", - подумала Лена.
      Василий Тихонович ушел из класса. Сказал: кто не закончил ответы пускай заканчивает и принесет в учительскую.
      В школе дискутировали, как лучше все делать по-новому, по-современному. А Василий Тихонович уже не дискутировал, а поступал так, как считал правильным. Ввел программирование. Собирал на свои занятия оба класса - 9-й "А" и 9-й "Б".
      "Настоящий современный ученик, - говорил Василий Тихонович, школьную программу-минимум должен пройти быстро и работать самостоятельно над внепрограммными темами. Учиться надо в будущем времени! Наши несовершенства - это испытание нашей жизнеспособности!"
      Он не запрещал Саше заниматься на своих уроках решением теоремы Ферма. И даже спорил с Сашей о теории чисел и о пифагоровых тройках. Саша не сдавался и выдвигал свою теорию чисел и пифагоровых троек. Говорили, что на педсоветах завуч Антонина Дмитриевна жаловалась на Василия Тихоновича - он объединенными занятиями путал ей расписание.
      И в дневнике школы он делал свои резолюции. Подменял директора этими резолюциями. Вера Николаевна только смеялась, постукивала о зубы тоненьким карандашиком. Ведь никто не знал, что это смеялась и девчонка из 9-го "А"...
      К Шалевичу и Хачатурову подошла Майя. Поглядела на их баскетбольные проценты:
      - Жалобы турка!
      - Знаешь что... - закричал Шалевич. - Знаешь что...
      - Ап! - засмеялась Майя и подошла к Лене: - Не кончила?
      - Кончила. Письмо пишу. Деловое.
      - Бал будет. Слыхала?
      Лена убрала письмо. Если подошла Майка, то уже не напишешь ничего.
      - Платье сошью. И туфли к нему золотые.
      - Как - золотые?
      - Покрашу бронзовым порошком. Продается в хозяйственных магазинах.
      - Ну Майка!..
      - Старенькие летние туфли покрашу, и все. Эскиз. Только ты молчи.
      - Лена, - толкнул Лену сзади Сережа, - электроновольты в эргах?
      - Соображай, ребенок! - засмеялась Майка.
      - У меня все соки в рост, Маечка.
      - Шалевич возьмет в команду. У них с процентами что-то.
      - Опять! - вскипел Шалевич. - Выкатывайся из класса и не мешай...
      - "На тебе сошелся клином белый свет..." - пропела Майка.
      Потом снова начала говорить Лене о платье и туфлях.
      - Летом у меня были сиреневые с полосатым каблуком. Это я сама. Акварельными красками.
      - О чем вы здесь, девочки? - подсела на край парты Жирафчик. Она тоже закончила работу.
      - О платье. Для бала.
      - Придумай для меня платье, Майя.
      Сзади спросил Сережа:
      - Поправочный коэффициент четыре в последнем вопросе?
      - Четыре, - быстро сказала Майка. - И как только тебе доверили в банк ходить?
      - А я там палец прикладываю.
      - Платье видела в журнале мод, - продолжала Майка. - Из темно-желтых кружев и белых. И бусы сделаны в тон: половина низки белая, половина темно-желтая. А пуловер видела - черный с красным по бокам. Руки опущены красного не видно. Поднимаешь руки - видно... И неожиданно получается. Майка развела руки, чтобы было понятно, где по бокам красное и как это видно.
      - Научусь вязать, - сказала Жирафчик. - Моя мечта.
      - Свитер еще, с рисунками с картин Пикассо.
      - Меня все это не волнует, - сказала Лена.
      - Что ты? - удивилась Жирафчик.
      - Какая-то равнодушная. Не знаю.
      - Может быть, и бал не волнует?
      - Бал волнует.
      - Тебя, Ленка, я одену - любишь или не любишь одеваться. И Жирафчику милому придумаю что-нибудь!
      - Работаете над внепрограммными темами? - сказал Сережа.
      - Молчи, коэффициент!
      Майка учится легко, и все у нее в жизни всегда легко - ап!..
      13
      Работали весело - выносили из класса старые парты и ставили вместо них новые. Это были уже не парты, а современные столы из светлого полированного дерева.
      Менялась мебель и в каптерке. Появились новые шкафы, скамеечки, которые вращаются, верстак, стеллаж для папок и чертежей. Приборы по термодинамике, скорости света, интенсивности излучения частиц. Завхоз Любовь Егоровна переживала: сколько потрачено денег!..
      - Деньги надо тратить, - утешали ее ребята. - Народнохозяйственный оборот!
      Старые парты складывали во дворе. Их скопилось много из всех классов. Они стояли высокой горой.
      В классе к каждому столу подводили электричество, чтобы можно было включать различные приборы. Руководил монтажом Витя. В этом он разбирался: недаром полностью электрифицировал класс своих малышей. Даже из роно приезжали и смотрели: дополнительное освещение доски, розетка для фильмоскопа, импульсная лампа, которая включалась на ночь и убивала микробы, дезинфицировала класс. Вите помогали тогда заниматься монтажом Юра, Боря и Сережа. Работали с "массами". А Гена Хачатуров попутно занялся преподаванием спорта: надо ведь растить смену. В баскетболе. Начал с того, что взвесил башмаки с ботами, в которых малыши ходили, и выяснил, что каждый ботинок с ботом весит килограмм. Разве вырастишь смену, когда на ногах у нее килограммы!
      В 9-м "А" постепенно так увлеклись переоборудованием, что вообще начали делать ремонт. Взяли у Любовь Егоровны кисти, банки с краской (как тот родитель в нейлоновой рубахе) и покрасили двери, подоконники, батареи. Линолеум настелили. Цветной, модный, с рисунками.
      Майка говорила: "Пикассо. Эстетика быта".
      Оставили только старую доску, хотя очень хотелось заменить на новую, зеленую. Пикассо так Пикассо!..
      Но Любовь Егоровна все-таки доказала, что зеленая доска - это лишние затраты, и ребята уступили.
      И в других классах начали ремонтировать, что-то перестраивать. В кабинете химии у Татьяны Акимовны "усовершенствовали" периодическую таблицу: сделали фотографии с портретами Берцелиуса, Глаубера, Деви, Фаворского, Ленца, Бора и приклеили около элементов в таблице. Очень здорово получилось - настоящее наглядное пособие.